Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Виктор сел, положив руки на колени.

Пожилой гроссмейстер поднес ко рту кружку с пивом, сделал несколько глотков, и, поставив ее на место, вытер указательным пальцем правой руки мокрые губы.

Взгляд Виктора непроизвольно упал на старенький пиджак Бурея.

– Да. да…, не удивляйся, потрепала меня жизнь! – с усмешкой произнес бывший чемпион Москвы. – Не сумел я ухватить птицу Счастья за хвост! Одинцов молчал.

Он знал, что большинство игроков, занимающихся в жизни только шахматами, на склоне лет испытывают большие материальные трудности. Бурей принадлежал к их числу.

– Перейду сразу к сути, – начал Яков, – скажи мне, пожалуйста, разве нормально, что у претендента на звание чемпиона мира – нет помощников?

Виктор поморщился, вспомнив похожие вопросы на пресс-конференции в Москве. Он уже подумывал пригласить для виду какого-нибудь знакомого игрока, того же Патрика Фиве, например, но как-то забывал об этом.

– Да, я считаю это не совсем нормальным, – ответил Одинцов, уже догадываясь, куда клонит Яша.

– Конечно! Ты один не способен вынести такую нагрузку! Многие удивляются, как ты дошел до главного матча, по сути, в одиночку?

Молодой гроссмейстер усмехнулся:

– Мне почему-то никто не предлагал свою помощь. А я не привык навязываться…

Бурей продолжал:

– Короче, Виктор! Ты знаешь мою биографию, надеюсь. Я уже помогал претенденту на звание чемпиона мира. Помнишь Аргентину, и тот сумасшедший матч?

Одинцов кивнул.

Яша считался ходячей шахматной энциклопедией, обладал потрясающей памятью, глубокими знаниями дебютов, и не раз приглашался в команды помощников.

– Я предлагаю тебе свою поддержку! – торжественно произнес Бурей и, подняв кружку, снова сделал несколько глотков. – Уверен, ты останешься доволен моей работой!

Виктор размышлял.

С одной стороны, Яша мог многое рассказать ему о противнике в главном матче. Бурей даже написал на французском языке небольшую книжку о чемпионе мира, и, судя по отзывам, очень неплохую.

С другой, – присутствие постороннего могло сковывать. Он и Симона должны были вести себя крайне осторожно, чтобы ни единым словом, а тем более – действием не выдать свою тайну.

– В чем она будет заключаться, – твоя помощь? – спросил Виктор.

Яков удивленно пожал плечами.

– Неужели не в курсе? Подготовка дебютного репертуара – это главное! И анализ отложенных позиций.

– На каких условиях?

Бурей хитро прищурился и ответил вопросом на вопрос:

– А ты разве не знаешь?

Одинцов задумчиво посмотрел поверх головы пожилого гроссмейстера, словно там кто-то подсказывал ему ответ.

Яша с недоумением обернулся.

За последним столиком сидели две молодые девушки и о чем-то увлеченно спорили.

Бурей прислушался.

– Так ты подай на него в суд! – возмущалась Ирка. – Где это видано, чтобы при живой жене муж приводил в дом любовниц! Здесь по закону можно добиться развода в таком случае! И раздела имущества!

– Да как я подам? – кипятилась Любка. – У меня же денег – ни копья! Кредитную карточку не дает, где я их возьму?

– Да заведи любовника! Ты что, себя на помойке нашла? Сколько раз видела, как на тебя мужики пялятся! И заговаривают с тобой! А ты как всегда – в кусты!

– Не могу я так, – с горечью произнесла русская, – я все ж замужняя…

– Ну и дура! Вот, смотри! – блондинка кивнула в сторону шумного столика красноярцев. – Какие парни гуляют! Подошла, попросила прикурить, и познакомилась!

– Да ну их! С такими сразу в постель в первую же ночь надо… Не могу я так, – повторила Любка.

По лицу Яши разлилась ухмылка:

– Наши… Сколько я видел их здесь! И у всех почти одна и та же история.

– Какая история? – переспросил Одинцов.

– Выскочат замуж за первого попавшего французика, думают, счастье ухватили большое. А потом плачут, страдают и жалуются друг другу, что ошиблись. Как правило, не знают законов страны, своих прав, и становятся просто бесплатной домашней прислугой. С дополнительными секс-услугами…

И Бурей тихо засмеялся, обнажив прокуренные зубы.

– Так. Что я должен знать, на каких условиях? – вернулся к начатой теме Одинцов.

– Общепринятая норма такая: секунданты получают определенный процент от приза по окончании матча. Обычно десять. Но я готов с тобой работать и за пять.

– Почему?

– Уж больно ты мне нравишься, Одинцов! – хитро прищурился Яков. – Твоя манера игры и вообще… – засаленный рукав сделал в воздухе замысловатое движение, – мы же с тобой земляки, как никак!

Виктор чуть поморщился.

Он не любил эмигрантов, которые вспоминают свою Родину добрым словом только тогда, когда им это выгодно.

– Я подумаю, хорошо? И потом позвоню.

– Конечно! Вот мои координаты! – Бурей проворно сунул руку во внутренний карман и достал визитку. – Когда ждать ответа?

– На этой неделе. До свидания! – и Одинцов вернулся к своему столику в глубине ресторана Le Komarov.

– Если ты считаешь, что это необходимо, то надо соглашаться! – Симона, подперев ладонью подбородок, задумчиво смотрела на Виктора. Они только что вернулись с вечеринки домой, и Одинцов рассказал ей про предложение Бурея.

– Понимаешь, присутствие квалифицированных помощников всегда являлось нормой. А если игрок в одиночку сражается против целого штаба противника по матчу на первенство мира, – это выглядит очень подозрительно…

– Я понимаю. Но ты хорошо знаешь этого Яшу? – спросила девушка.

– Да я, в принципе, ни с кем хорошо не знаком из игроков. Так… обычно перебрасываемся несколькими словами на турнирах и всё. Шахматисты, как правило, – очень эгоистичный народ, одни индивидуальности кругом. Почти каждый считает себя лучше других… Уж такова наша планида, так сказать.

– Понятно, – тихо засмеялась Симона, – и ты тоже ведь эгоист еще тот!

– Почему это? – удивленно посмотрел на нее Виктор.

– А потому! – кокетливый наклон головы в сторону.

– Не понял… – растерянно произнес мужчина.

– А ты подумай!

Одинцов молча смотрел в смеющиеся глаза подруги.

– Ну, подумал. Не вижу себя эгоистом. Теперь твоя очередь рассказывать, в чем дело?

– А вот скажи ты, мой милый, когда в последний раз признавался мне в любви? – озорные искорки прыгали в глазах красавицы.

Виктор ошеломленно провел пятерней по волосам, откидывая белокурые пряди назад.

– Ну… недели две назад, – неуверенно произнес он, – а что?

– А то, что женщина любит, когда это ей говорят ежедневно! – Симона резко встала из-за кухонного стола и, ловко увернувшись от рук мужчины, быстро прошла в гостиную.

– Понятно! – рассмеялся Виктор. – Прости, дорогая, я с этим матчем совсем выбился из колеи. Про всё забыл. Ну, куда же ты!? Постой, я буду объясняться с тобой!

Смех. Тихий шепот. Шелест одежды. Приглушенные восклицания счастливой Симоны.

– А ты, видимо, на самом деле очень неплох в постели… – задумчиво прошептала Женевьева, снимая наушники, – ничего, скоро будешь признаваться и мне в любви. Как миленький! Иначе…

Спустя два дня Виктор набрал номер Якова Бурея.

– Алло! Это Одинцов. Я согласен. Приезжайте в ресторан на Saint Lazare во вторник вечером. К десяти. Там и обговорим все условия.

Владимир Быстрицкий уже вторую неделю ежедневно навещал ресторан Комарова. К подобным посетителям здесь давно привыкли. Люди, обнаружив в Париже маленький островок, чем-то напоминавший им Россию, часто приходили сюда. Просто посидеть, почитать газету за чашкой кофе или бокалом пива, поговорить на родном языке, послушать других. Мужчина был мрачен.

Он ни на йоту не продвинулся в своем тайном задании. Подслушивающие жучки, которые он прилепил к столам, где обычно располагалась команда Жоржа Гиршманна, не дали результатов. Слушая записи в своем гостиничном номере, бывший кагэбист тихо матерился: многие слова заглушал визгливый цыганский оркестр.

Обычная праздная болтовня, ничего существенного. Владимир понимал, что шансов найти какой либо компромат на претендента ничтожно мал. Задушевная беседа с бывшей женой шахматиста – Лизой, которую он организовал в Москве перед вылетом в Париж, – также закончилась «пшиком». Та лишь злобно бубнила, какой Одинцов негодяй, что бросил ее с дочкой в тот момент, как стал хорошо играть и зарабатывать большие деньги.

Между тем чемпион мира названивал раз в три дня, требуя краткого отчета. Майор отделывался общими фразами, что приводило его шефа в дикую ярость.

– Кто на него работает! Узнай и проследи! Не может быть, чтобы из этой захудалой команды Гиршманна могли оказывать ему существенную помощь!! Наверняка в матче с Леконтом какая то сволочь натаскивала его в дебютном отношении! Слишком грамотно и быстро он разыгрывал схемы! Понял??

– Понял, – хмуро отвечал Быстрицкий. – Постараюсь выяснить.

Он сам когда то увлекался игрой, дошел до кандидата в мастера, но служба в контрразведке отнимала все время, и он забросил шахматы.

Потом приятель случайно познакомил его с одним из помощников чемпиона, а тот, в свою очередь, порекомендовал Быстрицкого в качестве опытного во всех отношениях «бойца невидимого фронта».

Так Владимир попал в команду лучшего гроссмейстера планеты.

– Не угостите сигареткой? – раздался сзади знакомый баритон. Быстрицкий обернулся.

На него вопрошающе-подобострастно взирал цыган Миша, чуть наклонившись вперед. Красная в белый горошек рубаха была расстегнута на три верхние пуговицы, обнажая волосатую грудь.

Черные блестящие сапоги резко пахли гуталином. Широкие брюки не первой свежести были подпоясаны кожаным ремнем.

Майор поморщился, достал пачку сигарет и встряхнул ее.

Миша ловко выхватил за фильтр одну из них и воскликнул:

– Премного благодарен!

Чиркнул зажигалкой, закурил.

– Давно здесь пиликаешь? – спросил бывший кагэбист, глядя в угол ресторана на двух разбитных девиц, потягивающих коктейли из длинных бокалов.

– Давненько! – услужливо кивнул цыган. – А Вы, гляжу, новичок в наших краях. Верно?

– Допустим, – ответил Быстрицкий и тоже закурил, – присаживайся! Взглянув на официантку, приказал:

– Два пива сюда!

Та кивнула и направилась к бару.

– Тереза! Мне «Хольстен»! – крикнул вдогонку Миша.

Спустя минуту полька аккуратно поставила перед мужчинами две длинные кружки с янтарной жидкостью.

– Ну, давай, земляк! За знакомство! – Быстрицкий приподнял пиво и подмигнул музыканту. Миша, опасливо покосившись на служебный выход, быстро опустошил свою долю.

Заговорили о пустяках.

В ресторане был «мертвый час», когда обеденное время закончилось, и посетителей практически не было.

Потом Быстрицкий заказал еще пива, закуски, и цыган с каждой минутой становился все словоохотливее.

Незаметно разговор перешел к местной знаменитости, посещающей ресторан.

– А с кем он здесь общается, в основном? – спросил бывший кагэбист.

– Со своими, как правило. Из команды, – ответил Миша, с причмокиванием посасывая хвост вяленой рыбы.

– И всё?

– Да нет… Вот недавно он беседовал тет-а-тет с каким-то мужиком пожилым. Вон за тем столиком! – Миша кивнул в сторону девчонок. – И разговор, по-моему, серьезный был…

– Почему ты так считаешь? – напрягся Быстрицкий.

– Одинцов все время задумывался, прежде чем ответить. Обычно он быстро говорит, а с тем мужиком словно воды в рот набрал… И в конце встречи взял у него визитку.

– Понятно. Ты здесь все время работаешь?

– Конечно! Каждый день! Без продыху! – пожаловался цыган.

– Бывает, – улыбнулся майор, – ты мне, добрый человек, позвони, если увидишь в ресторане этого старпера. Хорошо? Не в службу, а в дружбу!

И Быстрицкий быстрым движением придвинул банкноту к краю стола, в который упирался живот музыканта.

– Хорошо… – Миша опасливо повертел головой по сторонам, – а Ваш телефон…

– Запиши на свой мобильный! Имеется у тебя?

– Конечно.

Цыган выудил из широкого кармана аппарат, записал продиктованные цифры и вопросительно взглянул на благодетеля.

– Меня Володя звать! – протянул ему руку майор.

– Миша! – цыган ответно растопырил блестевшие от вяленой рыбы пальцы.

– На, вытри руку! – брезгливо поморщился Быстрицкий, протягивая собеседнику белую салфетку.

«С поганой овцы хоть шерсти клок, – подумал бывший кагэбист, – может, накопаю что-то, заслуживающее внимания».

Он не ошибся.

Очередная вечеринка по случаю успешного окончания матча команды Гиршманна была в самом разгаре, когда в ресторан вошел Яков Бурей. Он сел за свободный столик и огляделся по сторонам.

Никто, кроме солиста на эстрадных подмостках, не обращал внимания на потрепанного жизнью игрока.

Когда смолкла музыка, Миша пулей влетел в гримерную комнатку и торопливо набрал номер нового знакомого.

Спустя двадцать минут Быстрицкий сидел за стойкой бара, неспешно потягивая пиво и внимательно наблюдая за пожилым шахматистом.

Яша подозвал к себе Терезу.

– Мне еще пятьдесят грамм водки. И позовите, пожалуйста, Одинцова. Знаете его?

Полька кивнула и удалилась.

Через минуту Виктор сел напротив Бурея и посмотрел на часы.

– Здравствуй. Минута в минуту пришел.

– Да нет, чуть пораньше… – усмехнулся Яша, – просто никто из вашей компании на меня внимания не обращает.

– Так в десять же договаривались!

– Верно, но могли бы и… Ой!

Ветеран вскрикнул.

На него неловко навалился плечом подвыпивший посетитель, проходя рядом со столиком. Пиво из кружки при этом расплескалось, и несколько капель попали на рукав пиджака Бурея.

– Пардон! Пардон! – с легким акцентом произнес незнакомец. И, выхватив из пластмассовой вазочки пару бумажных салфеток, принялся вытирать разлившееся по столу пиво.

Потом опустился на колено и просушил маленькую лужу у ножки стола.

– Да ладно Вам, месье! – воскликнул Яша. – Официантки уберут!

– Пардон, пардон! – откланялся Быстрицкий, пятясь к стойке бара.

Там он быстро допил пиво, оставил деньги и вышел на улицу.

Цыганский оркестр ушел на перерыв, поэтому жучок работал отменно. Весь деловой разговор Одинцова с Буреем, от первого слова до последнего, был записан и позже дважды прослушан майором в гостиничном номере.

* * *

– А я завтра должна улетать в Лондон! – карие глаза Симоны с легкой грустью смотрели на Виктора. – Шеф вызывает, говорит, что есть срочная работа!

– И надолго?

– Не знаю. Но по голосу чувствую, что он чем-то недоволен. Наверное, раздражают его мои частые поездки с тобой.

– Откуда ему известно о них? – спросил Одинцов.

– Наверное, мои коллеги уже доложили, – чуть нахмурила брови красавица, – не живется им спокойно, вечная людская зависть!

– Это верно… – усмехнулся Виктор, вспомнив вчерашний разговор с Буреем. Как только он согласился взять его в помощники, так Яша стал выдвигать одно условие за другим. Обговаривал всё до мелочей, вплоть – в каком номере отеля должен жить во время матча и сколько иметь карманных денег в день на расходы.

Они, обнявшись, лежали в спальне. Испытывая необыкновенное ощущение тепла, которое излучает тело самого родного, дорогого человека. Эти невидимые потоки любви трудно спутать с чем-либо иным.

Со временем они, конечно, слабеют, становятся другими, но вот такие минуты навсегда врезаются в память.

– Ты так дорог мне… – Симона положила голову на грудь Виктору, – даже не хочется расставаться с тобой ни на минуту.

Мужчина погладил рукой пышные каштановые волосы возлюбленной. Та закрыла глаза, улыбаясь своим мыслям.

– У меня есть странное ощущение, – задумчиво проговорил Одинцов. Симона подняла голову:

– Какое?

– Я чувствую, как будто кто-то постоянно следит за нами… У тебя такого нет?

Девушка задумалась.

– Нет, вряд ли. Хотя мне позавчера приснился странный сон.

– Опять сон? Как в Италии? О чем?

Симона кивнула головой и тихо произнесла:

– Как будто мы с тобой плывем на яхте в большом море, по-моему, рядом с Ниццей. И я вижу под водой огромную серую тень… Словно подводная лодка преследует нас.

Виктор заглянул в глаза Симоне.

– И что?

– Потом эта лодка будто взорвалась. Мы чуть не упали за борт, а вокруг всплыло много рыбы, и почему-то зеленые бумажки, похожие на доллары.

– Надо же, как у тебя работает подсознание! – засмеялся Одинцов и крепче прижал ладонью плечо девушки. – Значит, мы с тобой взорвем весь шахматный мир и потом уедем в кругосветное путешествие!

– Ты фантазер! – улыбнулась Симона. Потом взглянула на часы и воскликнула:

– Мне пора на встречу в фирму Sagem! Не дай Бог, пробка будет по дороге, заболталась я с тобой!

На следующий день Одинцов, проводив в аэропорт Симону, поехал в клуб мадам Шодэ. Там они договорились провести первую встречу с Яковом Буреем, чтобы обсудить круг вопросов, которые интересуют претендента.

– Ты играешь дебюты, досконально им изученные! – с ходу заявил Яша.

– Что, если нам попытаться изменить репертуар? Хотя бы частично?

– Например? – Виктор внимательно посмотрел на своего помощника.

– Вот смотри… Ты черными играешь «сицилианку». И он – тоже. Всю жизнь. Познания чемпиона в ней, я думаю, гораздо больше твоих…

– Ты уверен? – усмехнулся Одинцов.

«Знал бы он, сколько миллионов вариантов хранятся в электронной памяти «СиМы», – весело подумал Виктор.

– Уверен! – вытаращив и без того выпуклые глаза, выпалил Бурей. – Он не одну уже книгу выпустил по этому дебюту!

– Ну и что? Игра не заканчивается в самом начале, – возразил Одинцов.

– Вот с ним как раз и заканчивается! – эмоционально воскликнул Яша. – Если прихватит какой-нибудь новинкой-разработкой, – пиши пропало! До эндшпиля не дотянешь, заклюёт в миттеле[41]41
  миттель (жаргон.) – миттельшпиль, середина игры


[Закрыть]!

– Ну, это мы еще посмотрим! – снова засмеялся претендент. – Просто с ним нужно играть так, словно это не чемпион, которого все боятся, а один из равных тебе. Вот и всё.

– Легко сказать, – пробурчал Яша, – трудно сделать. Я сколько видел, как перед ним пасовали самые закаленные турнирные бойцы! Матч на первенство мира – это совсем другая штука! Испытание нервов, прежде всего! У кого они крепче, тот и выигрывает!

– Я думаю, у меня они будут покрепче! – Одинцов развеселился, вспомнив, какие «нервы» имеются у железной электронной машины.

– Посмотрим… посмотрим… – недовольно пробурчал Бурей. Ему не нравилась самоуверенность русского игрока. Ему вообще не нравился Одинцов. В некоторые моменты Яша признавался себе, что люто ненавидит этого выскочку. Но жажда срубить приличный куш пересиливала все эти эмоции, и он умело гасил их, прятал вовнутрь.

– Итак. Что ты предлагаешь? – Виктор внимательно посмотрел на секунданта.

– Предлагаю черными на е четыре – французскую защиту. Ты иногда играл ее, я видел.

– Да, было дело. Но не слишком пассивно будет выглядеть этот дебют?

– Ничего. В самый раз. Тебе главное – лишить его основного козыря. А именно: умения разыгрывать динамичные позиции. Которых в «сицилианской» – тьма. А здесь, во «французской», гораздо больше статики. Понимаешь?

– Возможно… – задумчиво проговорил Одинцов, – а белыми что?

– Белыми? Начинать иногда не только с е4. А попробовать закрытые дебюты. На дэ четыре он играет староиндийскую. А я уж там собаку съел, должен знать по моим партиям! – хохотнул Яша. – Там тебе столько новинок могу показать! Ждут, не дождутся своего часа!

– Интересное предложение. Надо подумать…

– И нечего думать! Он от тебя ожидает только е четыре! А ты ему – раз! И систему Авербаха в староиндийской! Вот поскрежещет зубами чемпион, точно говорю! – Яша развеселился не на шутку, отчетливо представляя, как в шахматной прессе замелькает его имя, когда комментаторы будут подробно разбирать ход поединка, припоминая роль секундантов при выборе дебютных схем.

В этот момент мимо столика прошел человек в черных очках. Его фигура показалась Бурею знакомой, он мельком взглянул на нового посетителя клуба мадам Шодэ и снова продолжил разговор с претендентом. Владимир Быстрицкий неторопливо присел рядом с шахматным столиком, за которым в задумчивости сидели два седовласых француза, и стал наблюдать за игрой.

Одинцов договорился со словоохотливым помощником, что готовиться к матчу они будут на нейтральной территории.

– Я сниму на месяц номер в отеле, здесь рядом. И мы будем встречаться в полдень по понедельникам, средам и пятницам. Я позвоню, в каком именно месте. Устраивает?

– Конечно! – Яша был доволен неплотным графиком новой работы. Помнится, перед Аргентиной претендент буквально «заездил» Бурея, заставляя того работать над репертуаром ежедневно, часов по 5–7, без всяких выходных.

– Тогда до встречи!

Они обменялись рукопожатиями, и Одинцов покинул клуб под комплименты нестареющей мадам Шодэ. Яков остался поиграть в блицтурнире. На радостях он выиграл первый приз, всего тысячу франков, но и это в данный момент были для него весомые деньги.

Бурей выходил из клуба, улыбаясь своим мыслям.

«Эх, получу гонорар от Одинцова, сниму хорошую квартиру, и, быть может, даже женюсь! Будет тот выигрывать по ходу, попрошу не пять, а все десять процентов! Это целых триста тысяч баксов! Вот разойдусь тогда!» Он, естественно, не замечал, как мужчина в темных очках и сером плаще, засунув руки в карманы, не спеша, шагал за ним по тротуарам Монтмартра.

* * *

Виктор читал подаренную Василием Петровичем книгу о биографии барона Врангеля, как в прихожей раздался звонок.

«Кто это может быть? – с недоумением подумал шахматист. – Почта? Слишком поздно… Кто-то из команды? Вряд ли, только что виделись в клубе на Левалуа – Перетг».

Он поднялся с дивана и, отложив книгу, направился к двери.

– Кто? – спросил он по давней московской привычке, прежде чем щелкнуть замком.

Молчание.

Виктор пожал плечами и направился, было в гостиную, как снова раздалась трель.

Он быстро вернулся и распахнул дверь.

На пороге стояла Женевьева.

По одному ее взгляду Одинцов понял, что женщина выпила. В нем как будто был виден блеск глаз хищницы, приготовившейся к прыжку на жертву.

Они молча смотрели друг на друга.

– Что? Не ожидал? – первой заговорила француженка. – Долго я буду стоять на площадке?

– Проходи! – Виктор сделал шаг назад, посторонился, пропуская незваную гостью. В этот миг, почему-то нелепо вспомнился старый анекдот: в Москве из Татарстана получили жалобу-требование отменить поговорку: «Нежданный гость хуже татарина». Долго думали в Кремле и постановили: впредь говорить – «Нежданный гость лучше татарина!»

На улице только что прошел дождь, и по чистому паркету гостиной четко отпечатались следы женских туфель из крокодиловой кожи. Французы не снимают обувь, даже заходя в чужой дом.

Женевьева дошла до дивана и мягко опустилась на его кожаную поверхность. На ней была надета короткая черная юбка, тонкий модный свитер и, как всегда, черные, эротичные чулки от Cascharel.

– Ну-с, здравствуй, дорогой Виктор! – с иронией и привычным ударением на последней гласной имени Одинцова, произнесла гостья. – Я вижу, ты не очень рад моему визиту?

Одинцов молчал, разглядывая француженку.

«Как она узнала, что сегодня утром Симона улетела в Лондон? Иначе она вряд ли пришла сюда…»

Он взял стул, поставил его напротив дивана. Сел, раздвинув ноги и облокотившись локтями на спинку.

– Здравствуй, Женевьева! Признаюсь, не ожидал, что ты придешь прямо сюда… Ведь знаешь, что я живу не один.

– И я от себя не ожидала… – усмехнулась француженка, – но уж сильно соскучилась по тебе. Ведь ты так и не выполнил своего обещания…

– В последний день заключения? – уточнил Одинцов.

– Именно.

Женевьева внимательно разглядывала свой маникюр.

– Мы об этом уже говорили. К чему возвращаться, если я решил…

– Что ты решил? – перебила француженка. – Обычно решаю я! Это – мой жизненный принцип!

В темных оливках глаз собеседницы замелькали гневные искорки.

«Не хватало мне еще здесь скандала… – подумал мужчина, – но она, я чувствую, пришла не просто так..».

Женщина словно прочла его мысли.

– Да, я пришла сюда не только для того, чтобы посмотреть на тебя. Я знаю, что твоя подруга в Лондоне. Кстати, ты не боишься снова отпускать её одну?

Искры вылетали из глаз отвергнутой женщины, превращаясь в невидимые лезвия; они резали душу Виктора, кололи незаметными льдинками страха, боязни за Симону. Одновременно откуда-то снизу поднималась волна неприязни, и даже агрессии, кулаки мужчины непроизвольно сжались, на лице заходили желваки.

Он вспомнил ту историю, когда Симона после встречи с Леней Гельфандом оказалась в лондонском госпитале.

– Не боюсь. Она не маленькая девочка. И вот о чем я хотел спросить тебя давно. Но все случая не было.

– Спрашивай. Я отвечу на все твои вопросы.

– Это имеет смысл делать только в одном случае.

– В каком?

– Если ты честно ответишь на них.

– Естественно, я буду честна перед тобой. Принеси мне, пожалуйста, виски со льдом!

– А тебе не много ли будет алкоголя сегодня?

– В самый раз! Ты думаешь, я пьяная? – усмехнулась француженка. – Вовсе нет! И, кстати, приехала к тебе на своей машине…

– Ну, хорошо…

Виктор ушел на кухню, достал из бара «Чивас Регал», плеснул виски в бокал и добавил кусочек льда.

– Ну-с, о чем ты меня хотел спросить? – глаза Женевьевы уменьшились в ироничном прищуре. Она высоко закинула правую ногу на левое колено, обнажив ажурную вязь верха чулок. – Давай, выпьем за нашу неожиданную встречу! Что у тебя в бокале? Бордо?

– Да, ты угадала… – мужчина сделал пару глотков, встал со стула и подошел к гостье, почти касаясь коленями ее ног.

Пауза.

– Скажи мне, Женевьева, история с моими фотографиями в прессе накануне матча с Леконтом – твоя работа?

– Не совсем… – усмехнулась француженка.

– Как это понимать?

– Просто я честно ответила на этот вопрос.

– Так кто же меня…

– Люди из спецслужб. Они явно перестарались. К тому же, это не повлияло на твое настроение в матче с Патриком.

– И ты знала об этом?

– Конечно.

– Из каких источников?

– Из разных. В том числе из прессы. Ведь такие фокусы не делают кло-шары? Только спецслужбы и никто другой.

– Логично. Тогда ответь – с Симоной в Лондоне, – кто?

Женевьева молча допила виски, достала сигарету и выжидающе посмотрела на Виктора.

Тот, не двигаясь, стоял перед ней.

«Ждет, что сейчас побегу искать зажигалку… Перебьется!»

Женщина опустила руку в свою сумочку, и, пошарив там, достала дамский пистолет.

По лицу Одинцова пробежала тень.

Четко очерченные темно-бордовой помадой губы француженки скривились в пьяной ухмылке. Она медленно подняла руку с оружием, почти уперев ствол в живот Виктора, и тихо сказала:

– А вот эту твою Симону я бы лично…

И нажала на курок.

Раздался негромкий щелчок. Пламя вылетело из дула пистолета и коснулось кончиком светлой рубашки мужчины.

Одинцов инстинктивно отпрянул.

Женевьева наклонила голову и прикурила от своей зажигалки-обмана.

В голове мужчины мелькнула шальная мысль: «Выбить бы ей мозги…!?» Женщина вскинула голову и произнесла:

– Что? Неужели испугался? Храбрый рыцарь, претендент на мировую шахматную корону?… Пчм…

– Я тебя спросил. Ты не ответила! – жестко проговорил Одинцов.

– О Симоне то? Да, в Лондоне этот идиот Лёня Гельфанд чуть не отправил её к праотцам. Перестарался, однако! Видишь, к чему приводит неразделенная любовь? Он страстно желает её, она отвергает его ухаживания. Месть! Ты, Виктор, когда-нибудь в жизни чувствовал, как отвергают твою любовь?? Страстную, всепоглощающую!! Нет??

Одинцов молчал.

Француженка переменила положение ног и продолжила, глядя мимо Виктора:

– Тогда ты – счастливый человек, если не чувствовал такой боли! Такого унижения! Когда ты хочешь подарить весь свой мир лишь одному человеку на Земле, а – не можешь! Он отвергает твой бесценный подарок! Выбрасывает его, как ненужную вещь! Как старую куклу! Как обмусоленную тряпку! Твою любовь! Почему?? И ты задаешь себе миллион раз этот вопрос. Ты не можешь заснуть до утра, думая об этом! И тогда другая страсть постепенно захлестывает душу отвергнутого человека.

Месть!!

Только она способна залить пожар ненависти, который рано или поздно вспыхивает внутри! Если только человек сам – не как тряпка! А имеет в жизни почти все. Почти…

Она замолчала, поискала взглядом пепельницу. Виктор допил вино и поставил на пол у ног Женевьевы свой стакан. Та бросила окурок и подняла голову.

Ее глаза были затуманены дымкой слез.

Виктор почувствовал, как что-то, похожее на жалость, шевельнулось у него в груди. Он снова боролся с собой. Извечная мужская тяга к запретному плоду давала о себе знать. Вот она – красивая женщина, одна с тобой в большой квартире, ждущая твоей любви… Почему бы не воспользоваться таким моментом? Одинцов поймал себя на мысли, что, возникни эта ситуация сразу после его выхода из тюрьмы, – он наверняка бы уложил Женевьеву в свою постель. Но, узнав близко Симону, он уже даже и не помышлял об измене. Нет ничего прекраснее чувства, когда ты ласкаешь любимого человека. И секс с таким человеком божественен. Повторение его с нелюбимой женщиной – лишь имитация этих ощущений, лишь что-то больше похожее на случку животных. Природа мудро распорядилась так, что человек не может испытывать любовь одновременно к двум людям.

В гостиной наступила гнетущая тишина.

Каждый думал о своем. Одинцов боролся с желанием немедленно позвонить Симоне в Лондон, услышать ее голос, успокоиться, – что с ней все в порядке.

Женевьеву одолевало другое желание. Здесь, прямо сейчас, бросить ему в лицо всю информацию, которую она знает о секрете его стремительного взлета. И насладиться неизбежной растерянностью на лице мужчины, явным замешательством.

Но они оба перебороли свои желания.

Виктор не хотел, чтобы француженка слышала его разговор с любимой. Не догадываясь, что та уже слышала многие их диалоги.

Женевьева чувствовала, что еще рано выкладывать свой главный козырь. Она должна сделать это в самый важный, самый решающий момент в жизни Одинцова. Когда ему ничего не останется делать, как принять все условия, которые уже давно были обдуманы и не раз проиграны в воображении отвергнутой женщины.

Наконец, Виктор нарушил молчание.

– Как ты узнала этот адрес? И то, что я буду сегодня один дома?

– Просто!

– Не понимаю. Ты обещала быть искренней со мною.

– Я сдержала обещание!

– Не совсем…

– Ерунда! Неужели ты не понял, что я знаю о любом твоем шаге!? Тебе ничего не сказали мои слова на закрытии матча с Леконтом?

– О том, с кем впереди мой главный поединок? Не с чемпионом мира, а с тобой?

– Именно.

– И что? В этой игре не может быть ничьей? Мне кажется, – нам стоит разойтись с миром! Оставив друг о друге только хорошие воспоминания. Или ты хочешь победить? И как будет выглядеть твой выигрыш?

– Мне неважно – как. Важно, что я выиграю…

– Все равно, даже в этом случае твоя победа будет неполной. Ведь мое сердце принадлежит другой.

– Ну и что? Полной стопроцентной победы не бывает. Мне интересен сам процесс.

– Ты следишь за мной? И это доставляет тебе удовольствие?

– Конечно. В жизни так много скуки. Все мужчины – предсказуемы. По крайней мере, те, которых я знала. А ты – иной.

– Представь себе, Женевьева, что я тоже – обыкновенный. Ничуть не лучше и интереснее других. И тебе тут же станет легче.