Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Естественно! – засуетился служащий. – Платить будете чеком или наличными?

– Наличными.

– Очень хорошо! Тогда, месье, будьте любезны Ваш паспорт, я должен переписать точные данные.

Виктор протянул паспорт, француз открыл в окне компьютера нужную страницу и проворно заработал пальцами.

– Готово! – воскликнул он. – С Вас три с половиной тысячи франков! Одинцов выложил деньги, забрал документ и поднялся.

– Когда приходить за билетами?

– Через месяц, за две недели до турнира все будет готово! – улыбнулся собеседник.

– Спасибо, до свидания…

– Удачи, до встречи!

Победив в матче за клуб с командой Лиона, довольный Одинцов, не дожидаясь окончания партий коллег, помчался в агентство «Аэрофлота», что расположилось на Елисейских полях.

– Ты куда? – недоуменно спросил Жорж, когда Виктор надел черную куртку. – Через час едем все в ресторан на ужин!

– Я успею, не ждите меня. Приеду прямо туда. Хочу поменять дату вылета в Москву.

– Почему?

– Завтра бы мне улететь. Соскучился сильно по дочери. А так – что мне делать еще четыре дня?

– Как что? – улыбнулся Жорж. – Изучай Францию, французский «… – сделал паузу, потом, лукаво подмигнув, закончил, – и француженок!

– Успею еще, – засмеялся Виктор, – тем более, что они мне не очень то и нравятся.

– Это почему? – удивился президент клуба.

– Не в моем вкусе. Какие-то холодные, слишком худые, как сушеные воблы.

– Тихо, тихо… – стоявший рядом Евгеньич опасливо покосился на Матильду, которая, сидя за шахматным столиком, внимательно смотрела на Одинцова.

– А что такое?

– Здесь есть люди, которые немного по-русски понимают.

– Ну и что? О вкусах, как говориться, не спорят!

– Я знаю: у тебя губа не дура! – шутливо погрозил пальцем Жорж. – Пропадаешь иногда по ночам. И на турнире, говорят, тебя видели с красавицей. A3

– Ну, я поехал на Елисейские! – и, чтобы избежать дальнейших расспросов, Одинцов стремительно вышел из помещения шахматного клуба.

– Вам на завтра? Что так? Париж надоел? – игриво спросила полненькая блондинка из агентства «Аэрофлота».

– Да, если можно на 12:45, что аэробусом летает.

– Сейчас посмотрим.

Блондинка, быстро постучав наманикюренными пальчиками по клавиатуре, набрала нужную дату и рейс.

Компьютер, тихо заурчав, выдал информацию на экран.

– Есть. Вам повезло, сейчас переоформлю.

Через минуту Виктор держал в руке билет на завтрашний день.

– Спасибо… эээ…

– Люда! – кокетливо наклонила голову блондинка.

– Людочка, это Вам! – и Одинцов просунул в окошко красивую коробку конфет.

– Эх… – вздохнула работница «Аэрофлота», – везде остаются наши советские привычки. Спасибо.

– До встречи, я еще не раз к вам приду, – многозначительно проговорил «совок».

– Приходите обязательно! – в глазах соотечественницы вспыхнул неподдельный интерес. – И всегда будете переоформлять день вылета?

– Как карта ляжет, – туманно ответил Одинцов, за секунды превратившись для девушки из обычного, надоедливого клиента в привлекательную мужскую особь.

И вышел на Елисейские поля, заполненные гуляющими туристами со всех концов планеты.

Симона не пришла посмотреть матч с Лионом, и Виктор колебался – стоит ли ей звонить перед отъездом в Москву?

Но, когда ужин команды в ресторане Le Komarov подходил к концу, не выдержал и вышел на улицу к телефону-автомату.

Длинные гудки. Один, два, три, четыре… семь… – на этой цифре Одинцов всегда давал отбой.

«Осталось набрать сотовый. И что сказать ей? Банальное: как дела? А, впрочем…тебя не съедят!»

– Алло? – мягкий голос. И небольшой шумовой фон.

– Здравствуй, Симона!

– Здравствуй.

– Я соскучился по тебе…

– Так быстро? – она звонко рассмеялась, и это придало Одинцову уверенности.

– Еще вчера.

– О! – протянула девушка. – Неужели мой подарок уже надоел?

– А ты язва, однако! – продолжил в тон Виктор. – Нет, ничуть не надоел. Только сейчас я очень хочу тебя видеть.

– Лишь сейчас? – продолжала подтрунивать красавица.

– Нет, далеко не все время. Всего навсего 24 часа в сутки.

– Это интересно… – она помолчала и спросила, – где ты находишься?

– У Комарова, как обычно после игры.

– Хорошо, жди меня там, я как раз недалеко от Saint Lazare еду на машине.

– Отлично, я жду! – почти выкрикнул радостный Одинцов.

Девушка отсоединилась.

Когда шахматист вернулся в ресторан, члены команды уже пили «на посошок».

– Хорошая весть у тебя? – подмигнул Евгеньич.

– Да, а что – заметно? – удивился Виктор.

– Конечно. Вон как глаза то блестят, а то сидел, нахохлившись, словно воробей на холоде!

Жорж перевел, и команда дружно рассмеялась.

Через минуту Гиршманн толкнул локтем старичка:

– Ждет её, наверное. Видишь, как часто на вход смотрит.

– Ну, дело молодое! И мы такими когда-то были, – улыбнулся Евгеньич в ответ.

Наконец на входе в ресторан мелодично зазвенел колокольчик, и войта Симона.

Все обернулись.

Красное платье украшало ее фигуру. Она немного изменилась: волосы стали чуть темнее, практически в тон с ее вишневыми глазами (видимо, состоялся поход к хорошему парикмахеру), высокую шею несколько раз опутывали тонкие бусы, завершающиеся каким-то восточным иероглифом; она прошла, обдав посетителей изысканным ароматам духов, и от всего ее облика веяло той женской уверенностью, которая встречается только у настоящих красавиц.

– Всем добрый вечер! – девушка мило улыбнулась и села рядом с Виктором на заранее приготовленный стул.

Атмосфера за столом оживилась.

Французы, еще десять минут назад собиравшиеся разъехаться по домам, теперь весело болтали с Симоной. Матильда чуть погрустнела: она уже не была единственной женщиной в компании, и почти всё внимание переключилось на новую гостью.

– Ты завтра уезжаешь? – спросила француженка Виктора.

– Да, я поменял билет на самолет.

– Жаль, если бы знала, захватила сюда для тебя подарок – улыбнулась шахматистка.

– Для меня? – удивился Виктор и краем глаза заметил, как Симона бросила быстрый взгляд на Матильду.

– Да, я уже его приготовила, но он остался у меня дома…

«Только сейчас не хватало, чтобы она попросила проводить её …»

– Спасибо, когда я вернусь из Москвы, то тогда и подаришь. И я хочу тебе русский сувенир какой-нибудь привезти. Договорились?

– Конечно! – Матильда осушила до дна бокал с красным вином, и, достав сигарету, закурила. Она мешала французские слова с русскими, которые произносила с сильнейшим акцентом, но Одинцов понимал смысл сказанного.

Одноклубница внимательно посмотрела на блондина большими глазами, слегка затуманенными винной дымкой:

– Значит, Виктор, думаешь, что француженки слишком холодные женщины? Все на воблу похожи?

И, словно играя, выпустила струйку синеватого дыма в лицо Одинцову. Тот немного смешался:

– Ээээ… ну, я бы так не сказал…

– Конечно бы не сказал. Если бы узнал по-настоящему француженок.

– В каком смысле? – Виктор заметил, что Симона прислушивается к диалогу.

– В прямом. Меня, например…

Матильда, улыбаясь, наблюдала за реакцией сидевших напротив нее Одинцова и Симоны.

– Гмм… – Одинцов, чуть подумав, решил побыстрее поставить все точки над «i», – звучит заманчиво, но я морально не готов.

– Вот как? А что мешает?

– Мне просто очень нравится другая женщина.

Симона чуть вздрогнула и повернула голову в сторону Жоржа. Тот увлеченно беседовал с ней о новейших компьютерных технологиях, и в этом диалоге был практически единственным оратором.

Матильда замолчала, потянулась к новому бокалу вина.

Евгеньич, внимательно следивший за происходящим, чуть толкнул локтем Патрика, потом что-то сказал тому на ухо. Адвокат встал и, обойдя столик, наклонился к Матильде.

Та допила вино, чуть качнувшись, поднялась:

– Аревуар месье, мадам, и… – она лукаво посмотрела на Симону, – мадмуазель! Мы уезжаем!

Спустя пятнадцать минут за столом остались только Виктор, Симона, Жорж и Евгеньич.

Программист фирмы Sagem, захмелев, упорно спорил с Симоной:

– А вот нет у вас таких специальных чипов, которые увеличивают глубину скоростных операций расчета! Я не верю, что в ближайшие десять лет они будут сделаны на необходимом уровне, чтобы компьютер производил расчет в количестве миллиард веток в секунду…

– Пока нет, номой друзья активно работают над этой проблемой. – Да? – Жорж посмотрел на девушку и лукаво рассмеялся:

– Хитрые вы, англичане и американцы! Кормите нас всегда устаревшими новинками, и сами знаете это. Нет, чтобы сразу продать последние разработки!

Виктор сначала слушал, потом вступил в разговор:

– А что, неужели программа «Мефисто» – совсем устаревшая модель?

– Конечно! – воскликнул Жорж, цепляя из тарелки кусочек десерта. – Вот они (он кивнул в сторону Симоны), уже давно переработали программу, взяли самое ценное, и на ее базе добавили свои разработки. Алгоритмы выработки плана, генерировали многие известные эндшпильные позиции, после чего робот уже не ошибается в окончаниях…

Не знаю только, сумели ли они заставить машину не всегда стремиться как можно быстрее получить материальный перевес, именно это часто её губит в партиях с гроссмейстерами. Она молчит, как партизан! – Жорж кивнул головой в сторону смеющейся Симоны. – Не раскрывает секретов! Хотя уже вместе практически работаем на Sagem.

Виктор встретился глазами с девушкой и по их выражению понял: президент клуба говорит правду.

– И, ты знаешь, только между нами… тссс… – Жорж приложил указательный палец ко рту, оглянулся по сторонам и наклонился к уху Одинцова, – все эти разные программы, они как бы сплетаются по принципам… ну, ты не понимаешь, как бы попроще объяснить… эээ… по принципам работы с новейшими достижениями в области технологий… секретных военных… ведь наша компания не только телефоны делает, а системы наведения в современных истребителях… вот так. И она – король в этом, деле, ас, я даже не понимаю, откуда в такой красивой женщине столько ума?

– Так у нее что? Эта новейшая программа шахматная есть?

– Конечно… Она может быть в виде простого диска и работать на обыкновенном ноутбуке. Но… тссс… я тебе этого не говорил. Ты лучше на «Мефисто» пока тренируйся, старик! Выпьем по последней!

И Жорж, поднявшись, провозгласил:

– За нашу очаровательную гостью! Самую красивую из всех программисток мира и самую лучшую программистку среди красавиц!

Вечер закончился.

– Ты с нами едешь? – спросил Жорж, когда Одинцов отошел на десяток метров от двери ресторана к машине Симоны.

– Сейчас! – ответил Виктор и повернулся к девушке.

Та, играя брелком сигнализации, молча смотрела на проезжающие мимо машины.

– Симона, я улетаю завтра…

– Надолго?

– На две недели.

– Хорошо. Скучаешь по дому?

– Не очень. Мне здесь интереснее. Я тебе позвоню.

– Как хочешь.

Одинцов мучительно подбирал нужные слова.

«Вот угораздило мне заиграться с этим «Мефисто»… Неужели она так сильно обижена?»

И он, чтобы что-то сказать еще, ляпнул:

– А кроме той программы, что ты мне подарила, у тебя дома есть еще, более совершенная?

Симона, улыбнувшись, приподняла брови:

– Есть, конечно. В моем ноутбуке.

– Да? – заинтересованно проговорил Виктор. – А почему ты мне ее не показала?

– Ну, во-первых, она не выглядит, как подарок. Во-вторых, это не только моя разработка, и она пока… не должна выходить за пределы…

– Симона сделала тузу, подбирая нужное слово, – за пределы моего дома.

– Это – секрет?

Девушка кивнула и продолжила:

– И еще – тебе трудно будет бороться с ней, она играет на два порядка выше «Мефисто».

– Это мы еще посмотрим! – эмоционально возразил Одинцов.

Все без исключения шахматисты оценивают уровень своей игры выше адекватного. Иначе они – не настоящие игроки.

– А ты самолюбив и амбициозен! – Симона посмотрела в глаза мужчине. – Наверное, так и надо.

– Виктор! – Жорж, стоящий поодаль, нетерпеливо взглянул на часы.

– Ладно, тебя ждут! Счастливого полета, спасибо за вечер! – и девушка, чуть приподнявшись на носочки, слегка коснулась губами щеки Одинцова.

Тот, ошалело заморгав ресницами, хотел что-то сказать, но красавица быстро скользнула в салон своей машины.

– Пока, до встречи… – Виктор поднял ладонь верх, провожая взглядом отъезжающий автомобиль.

* * *

– Станция «Люберцы один!» – хрипло прозвучало в динамике, и Одинцов отвлекся от воспоминаний.

Он поежился, в вагоне было прохладно, днем еще чуть пригревало низкое солнце, а к вечеру лужицы покрывала тонкая корочка льда. За окном на платформе суетились люди, торопясь побыстрее войти в вагон. Машинист электрички время от времени включал обогрев, и откуда-то снизу противно тарахтел старый мотор. Пассажиры быстро заполнили почти все сиденья, напротив Виктора сели две молоденькие девушки.

Они переглядывались, бросали на мужчину мимолетные взгляды, иногда что-то шептали друг другу на ухо.

Одинцов по-прежнему задумчиво смотрел в окно, погруженный в свои мысли, и ничего не замечал вокруг.

Вокруг слышались обыденные разговоры о житье-бытье, быстро растущих ценах, инфляции, за спиной кто-то зло и отчаянно ругал демократов во главе с Ельциным.

Несколько раз вдоль прохода пробирались «несуны», предлагающие разнообразный товар, в основном китайского производства.

В углу веселилась компания молодых парней и девчонок, возвращавшихся, видимо, с чьего то дня рождения. Из небольшого транзисторного магнитофона, стоявшего на полу у их ног, звучало горластое:

 
– Отпустите меня в Гималаи
Там раздеться смогу при луне!
Там раздеться смогу догола я
И никто не пристанет ко мне!
 

– Вишь, какие песни сейчас крутят, ни стыда, ни совести у людей не осталось! – раздался сбоку резкий скрипучий голос, и Одинцов вздрогнул. Он повернул голову.

Мужичонка в засаленной темной куртке ненавидяще смотрел на молодежь. В руках он держал газету «Завтра», раскрытую на первой странице.

– Эх, было время! – со злобным сожалением проговорил пенсионер. – Тогда таких сразу к ногтю, и в оборот! А сейчас…

Видя, что Одинцов не поддерживает его благородное негодование, попутчик безнадежно махнул рукой и уткнулся в газету.

Время от времени он прекращал жевать губами при чтении и восклицал:

– Как правильно! Вот так их! Так!

Девчонки, удивленно поглядывая на закоренелого «совка», тихо похихикивали.

Если бы люди умели читать мысли, и услышали то, что быстро проносилось в голове Одинцова в эти минуты, то вагон электрички наверняка впал бы в удивленный столбняк.

Виктор снова прокручивал в памяти моменты возвращения в Москву из Парижа, минуты горечи и разочарования, радости и надежды, и ту секунду внезапного Озарения.

Секунду, после которой его жизнь теперь могла круто измениться…

* * *

…В Шереметьево-2 Одинцов уже не ожидал, что его будут встречать. Поэтому быстро, не вглядываясь в лица людей, прошел мимо толпы, миновал частных извозчиков, катя за собой модный чемодан на колесиках.

На большом, тяжело переваливающимся своим длинным телом автобусе Виктор доехал до «Планерной», и оттуда на метро по прямой ветке до «Таганки».

Он поднялся на лифте на свой десятый этаж, и, достав ключи, начал открывать дверь.

– Что за черт! – Одинцов недоуменно посмотрел на замочную скважину.

Ключ, которым он пользовался столько лет, никак не входил в отверстие.

«Ага. Ясно. Поменяла замки на двери. Ну что ж, это интересно…»

Он нажал на кнопку звонка и прислушался.

Тишина.

Никаких шагов или шевелений за дверью. Снова звонок. Тот же результат.

Виктор чертыхнулся и беспомощно покрутил головой.

«Не ломать же дверь? Куда она с ребенком делась?»

Он подошел к соседней двери и позвонил.

– Кто там? – раздался знакомый голос минутой спустя.

– Это я, Елена Ивановна, ваш сосед. Одинцов.

– Минуту!

Соседка, одетая в махровый халат, с повязанным на мокрые волосы полотенцем, вышла на лестничную площадку.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Не знаете, Лиза с Наташей, где могут быть?

– Они вроде бы собирались на дачу к ее родителям. Вы только сейчас приехали из-за границы?

– Да. Разрешите позвонить?

– Конечно, конечно, проходите.

Из квартиры соседей Одинцов набрал номер Элеоноры Владимировны.

Длинные гудки. Никого дома.

«Да, наверное, на даче. Куда теперь? Не ехать же с чемоданом в садовое товарищество…»

Виктор набрал знакомые цифры:

– Костя? Привет! Это я, Одинцов… Ты один? Тогда можно я к тебе приду сейчас? Спасибо.

Спустя десять минут Виктор подошел к дому возле Таганской церкви. Костя уже ждал его у подъезда.

– Здорово, шахматист! – заорал школьный товарищ, и они обнялись, как в старые добрые времена, похлопывая ладонями по спинам друг друга. – Ну, как ты??

– В порядке, только домой попасть вот не смог.

Выслушав одноклассника, Костян помрачнел и, разливая подаренный Одинцовым коньяк, проговорил:

– Она, стерва, я думаю, тебя хочет лишить права на эту жилплощадь. Мне кое-кто говорил, что собирала подписи соседей – ты якобы месяцами отсутствуешь, не заботишься о ребенке, ну и все такое прочее…

– И что теперь посоветуешь делать?

– Что, что? – задумчиво пожевал корочку лимона старый друг. – Надо обмозговать это, посоветоваться со знающими людьми…

– Так я не могу ждать, в квартиру попасть нельзя.

– А поживи пока у меня, она приедет с ребенком, там и разберетесь. Не ломать же дверь! Но какие-то контраргументы ты должен предъявить, иначе, чувствую, Лизка своего добьется! Она далеко не ангел, ох далеко!

И видя, что Одинцов нахмурился, хозяин квартиры поспешил переменить тему разговора:

– Расскажи лучше мне про эту Францию, старик! – Костя дружелюбно хлопнул Виктора по плечу.

За разговорами незаметно прошло несколько часов. Глаза Одинцова уже почти закрывались от усталости, он машинально смотрел через стоп на мерцающий экран телевизора, где показывали документальный фильм криминального содержания.

– Ничего себе! – воскликнул Костя, когда замелькали уникальные кадры: погибший пошел на встречу со своим будущим убийцей, вмонтировав в пуговицу куртки скрытую мини камеру. И она засняла лицо убийцы, за которым уже полгода безуспешно гонялся оперативный отдел местной милиции.

Виктор выпрямился в кресле и внимательно смотрел продолжение фильма.

Костя продолжал восхищаться:

– Вот мужик догадался, а? Хоть и погиб, но этого упыря раскрыл! Небось, у такого, как Пантелеич, камеру то заказал…

– Что за Пантелеич? – заинтересованно спросил Одинцов.

– Да сосед мой по даче. Он бывший кагэбэшник, работал там в технической части. И вот такие игрушечки шпионские мастрякал. Золотые руки! Мы недавно с ним заловили воров в садовом товариществе. Вот история была!

И Костя с увлечением, подробно принялся описывать перипетии захвата работников охранного агентства.

Внезапно Виктор словно почувствовал невидимый толчок. Последние слова друга звучали как из подземелья.

– Послушай, Костя. У меня появилась идея.

– Какая? – заинтересованно спросил школьный товарищ.

– Если жена собирает компромат на меня, то почему бы мне в ответ не сделать то же самое?

– Как это? – разинул рот Костяк

– А установить пару таких мини камер и уличить ее в супружеской измене. До суда, конечно, не доводить. Просто сказать ей об этом, чтобы прекратила свои поползновения.

– Точно! – воскликнул друг. – Эврика!! Ты молодец! Поедем к Пантелеичу на дачу, он тебе какие хочешь камеры сделает, можешь мне поверить! Давай по этому поводу еще выпьем!

– Давай! – в первый раз за вечер улыбнулся Виктор и разлил янтарную жидкость в тонкие рюмки.

Шахматист заночевал у друга на старом кухонном топчане.

Спустя два дня на очередной звонок Одинцова к себе домой трубку наконец-то сняли:

– Слушаю! – голос Лизы.

– Здравствуй, я приехал.

Жена помолчала, потом произнесла:

– Сегодня?

– Нет, гораздо раньше. И не могу попасть домой.

– Твой дом не здесь, а во Франции! – жесткие, незнакомые нотки в голосе.

– Рановато ты так решила, – ответил Виктор, – я сейчас приду, никуда не уходи!

– Папочка! – Наташа стремглав промчалась по коридору и остановилась в метре от отца, как будто вспомнив что-то неприятное.

– Здравствуй, моя девочка! – Виктор протянул руки к дочери.

Та опустила голову, потом исподлобья посмотрела на Одинцова:

– А ты уже не хочешь жить с нами? – наивный детский вопрос прозвучал по-особенному больно.

– Почему? Хочу. Только я должен уезжать часто за границу, работать там.

– А мама сказала, что ты собираешься туда насовсем… – дочь, надув пухлые губки, бросала недоверчивые взгляды.

– Ерунда это! Иди, смотри – какие подарки я тебе привез!

Остальные полдня прошли под аккомпанемент восторженных восклицаний Наташи. Виктор сидел на кухне и неторопливо беседовал с женой.

Опасения Кости насчет квартиры подтверждались.

С каждой минутой Одинцов все более убеждался, как они сильно отдалились друг от друга.

Наконец, девочка, вдоволь наигравшись подарками отца, влетела на кухню:

– Папочка, пойдем, я тебе покажу наш новый видеомагнитофон! И фильм смешной, который мама мне недавно купила!

– Хорошо, сейчас!

– «Операция Ы и другие приключения Шурика»! – похвасталась девочка, вынимая кассету из яркой упаковки.

Виктор рассеянно наблюдал злоключения Феди – алкоголика, попавшего на пятнадцать суток. Эту замечательную ленту он смотрел с десяток раз. В первый, наиболее памятный, – будучи младшим школьником, сбежав с двух уроков вместе с девочкой из параллельного класса. Наташа заразительно смеялась, когда главные герои гонялись друг за другом, словно папуасы в джунглях.

И притихла, лишь началась вторая часть – «Наваждение», где воспевалась любовь с первого взгляда.

Одинцов было, уже задремал в кресле, когда дочка толкнула его рукой и с любопытством спросила:

– А почему у этого дяди так сильно забинтовано ухо?

Виктор перевел взгляд на экран.

Актер Павлов в качестве незадачливого, но хитроумного студента пришел на экзамен с микрофоном в ухе и антенной в виде цветка в нагрудном кармане пиджака.

– Там у него спрятаны наушники от рации, – пояснил отец дочери, – поэтому и…

Вдруг Одинцов прервал свое предложение. Словно подброшенный невидимой пружиной, он вскочил с кресла и уставился на экран, как будто видел этот фильм в первый раз.

– Что с тобой, папочка? – вопрошала дочка, но Виктор слышал ее голос, как будто в отдалении, через берег большого озера.

– Наушники, наушники у него там! – словно завороженный повторил Одинцов.

– И что? – капризно поджала губы дочка.

– И его друг помогает сдавать ему экзамен! – воскликнул отец. – Смотри внимательно дальше!

«Эврика! Эврика! Я придумал! Я теперь знаю, что сделаю с ними! Эврика! Только бы она… только бы согласилась! Никакой слежки за женой… это – пустое! Только легендарный Пантелеич не подвел бы! Все это можно сделать! Я отомщу французам! Я просто раскатаю их! Эврика! Даже, если это и незаконно, рискованно, я сделаю это! Обязательно! И будут деньги на все! Первым делом – Лёху похоро…»

Одинцов чуть не вскрикнул, вспомнив тот самый сон в тюремной камере, когда он кладет ноутбук на белую груду, завалившую его друга, и весь лед тает, освобождая тело…

Мозг Одинцова, уже целую неделю подспудно работавший над удивительным явлением под названием «Мефисто», сделав невообразимый вираж, выдал нечто неординарное. Он противопоставит нечестности французов, их «консилиумам», судейскому произволу свою игру. Пусть она будет даже аморальной.

Такой же игрой без правил. Но он отомстит и за Торси, и за Клиши, где его лишили денег, заработанных потом и нервами.

Он взломает этот французский барьер, их круговую поруку, как мощное течение взламывает весной ледяные глыбы.

Только бы Симона согласилась!

Итак, план Одинцова состоял из нескольких составляющих.

Первое: получить шахматную программу, играющую, как он понял, не хуже любого гроссмейстера.

Второе: помощник Одинцова, сидя в машине с тонированными стеклами, снимает информацию на экран своего ноутбука через мини камеры, установленные в очках и авторучке Виктора.

Третье: воспроизводит ходы именно в этой мощной программе, заставляя ту быстро находить сильнейшее продолжение.

Четвертое – передает через маленький микрофон рации ход компьютера в наушники, спрятанные в ушной раковине Одинцова. Виктор отрастит чуть более длинные волосы, закрывающие уши.

Одинцов делает ход. Соперник отвечает. Помощник видит положение на доске на экране своего ноутбука. Переключает окно на программу, воспроизводит изменение позиции.

Снова ход компьютера. Передача этого продолжения по рации. Одинцов знает, что любой шахматист, включая самых сильных гроссмейстеров, ошибается в цейтноте, при нехватке времени. Шахматный робот ведет себя в такой ситуации так же бесстрастно, как и в начале партии. Перебирая миллионы вариантов в секунду и выдавая сильнейший ход.

Человек против компьютера при игре в быстрые шахматы (от 30 минут до часа на всю партию) – практически обречен!

При обычном контроле времени (2 часа на сорок ходов) игроки имеют больше шансов, но нередко ошибаются из-за спешки в конце.

И поэтому Одинцов знал, что будет с соперниками, согласись Симона помочь в его задумке.

Войти вместе с ним в эту ИГРУ.

Игру без жалости.

Игру без правил.

Рискованную, заманчивую, многообещающую.

Поэтому Виктор, в сильнейшем возбуждении выйдя на улицу, долго ходил по ночной Москве, перебирая в голове все нюансы задуманного.

И не сомкнул глаз в эту необычную ночь…

* * *

– …Станция «Выхино»! – прозвучало в динамиках, и Виктор поднялся со своего места. Выйдя из вагона электрички на платформу, спустился вниз. В подземном переходе рядами стояли пенсионеры, предлагая пассажирам свой незатейливый товар: сигареты, газеты, свежеиспеченные пирожки, ватрушки, вязаные носочки, рукавички, салфетки, мелкие предметы домашнего обихода.

Реформы безжалостным катком прошлись по судьбам людей, строивших послевоенный социализм.

Несколько поколений обманутых.

Они стояли в этом грязном туннеле, вдыхая легкими пыль от тысяч шаркающих ног. И одинаковое выражение полной безысходности в глазах объединяло их.

Завидев милицейский патруль, старики и старушки поспешно собирали свой скарб в мешки тележек и старались смешаться с толпой пассажиров, чтобы в очередной раз не попасть в отделение милиции. Где дежурный с безразличным выражением лица выпишет им административный протокол, предусматривающий штраф за нарушение правил торговли.

Они заплатят этот штраф, так же аккуратно, как привыкли вносить деньги за квартиру, суммы – часто превышающие их пенсии, издевательски мизерные, вызывающие чувство обреченности.

Государство под именем Россия не любило своих стариков в конце 20 века. Быть может за то, что они поверили его бредовым коммунистическим идеям. И строили призрачный замок из песка обещаний: завтра, завтра, завтра.

В девяностых годах песочные миражи рухнули, погребая под собой их строителей.

Расплата.

Но теоретики, архитекторы и прорабы не пострадали.

Волчий закон силы.

..Виктор поднялся на платформу метро и вошел в один из вагонов голубого состава, подкатившего по открытой линии.

Через минуту поезд погрузился в подземное чрево.

Одинцов присел на мягкое сиденье и закрыл глаза.

Он вспоминал реакцию Симоны на его предложение…

…Возбуждение, казалось, ни на секунду не отпускало Виктора. Он заснул на рассвете следующего дня после необыкновенной вспышки сознания во время просмотра фильма «Наваждение».

Это действительно стало наваждением для шахматиста. Его аналитический ум постоянно разрабатывал нюансы фантастической затеи, и чем больше Одинцов погружался в них, тем более убеждался, что все это – не сон, не голубые несбыточные мечты, а дело, которое реально может быть выполнено.

Два «Я» внутри Виктора постоянно спорили между собой. Это касалось только морально-этической стороны вопроса.

Первое «Я» честно вопрошало: «Неужели тебе не будет стыдно обманным способом зарабатывать эти деньги?»

Тут же его оппонент цинично возражал: «А что, ты разве не знаешь, что большинство состояний наживаются не совсем честным путем? Оглянись вокруг! Посмотри, что творится в России? Многие воруют, ничуть не стесняясь! Используют свое служебное положение, губят страну! И нередко не гнушаются ничем, даже заказными убийствами! А я же не собираюсь никого грабить, просто использую технические средства и всё…»

Первое «Я» наивно спрашивает: «Как же тогда твои принципы? А если все раскроется? И как ты тогда сможешь смотреть людям в глаза? Жоржу, Евгеньичу? Симоне, дочери своей Наташе?»

Второе «Я» гневно отвечает: «А вот так! Почему лежит мертвый Лёха в тюремном морге, и никто палец о палец не ударит, чтобы похоронить его на Родине? Почему они меня могут обманывать, а я их – нет? A?»

И Одинцов понимал, что в этот момент голос второго «Я» звучал намного сильнее и убедительнее.

Виктор с трудом дождался дня вылета на очередной матч команды.

В аэропорту его встречал Жорж. Уже по пути домой президент клуба заметил необычное состояние русского игрока

– Хорошее настроение у тебя! – улыбнулся Риршманн, бросив в очередной раз быстрый взгляд вправо. – Ты в каком-то необычно бодром тонусе!

– Ну, вроде того, – ответил Виктор, – душа как будто поет, к друзьям все-таки приехал!

– Как дома?

Виктор чуть помрачнел.

– По-прежнему. Личной жизни нет, только одна дочь меня радует там.

– Понятно.

Возбуждение, бурлящее внутри шахматиста, выросло в несколько раз, когда после двух часов игры с командой из Канн, Одинцов поднял голову от доски и увидел, что пришла Симона.

«Сегодня, именно сегодня все может решиться! Я должен ее уговорить!

Только спокойствие, соберись… не отвлекайся…»

Несмотря на внутренние призывы, Виктор с трудом сдерживал рвущееся наружу волнение.

Он, сделав ход, встал и подошел к девушке:

– Привет, Симона!

– Здравствуй… – глаза ее заметно потеплели.

– Я рад, что ты сегодня пришла.

– Спасибо. Как твои дела?

– Замечательно! Ведь ты здесь…

– Тебе так мало надо? – улыбнулась гостья.

– Это очень много уже.

Пауза.

Виктор помолчал, потом с волнением произнес:

– Я должен сегодня серьёзно поговорить с тобою… Ты, надеюсь, поужинаешь с командой?

Щеки девушки заметно порозовели. Что бы там не говорили о женской эмансипации, феминизме и прочей ерунде, каждая представительница прекрасного пала втайне мечтает об этой минуте.

– Хорошо, я сегодня как раз свободна.

– Спасибо! – и Одинцов, увидев, что соперник сделал очередной ход, заспешил к столику.

…Известный гроссмейстер, живущий на юге Франции, давил на позицию русского. Он стратегически переиграл менее опытного шахматиста, и уже сумел запастись лишней пешкой.

Однако в дело вмешался цейтнот.

Одинцов на каком-то необыкновенном кураже отлично провел отрезок с тридцатого по сороковой ход, и, воспользовавшись неточностью «гросса», перехватил инициативу.

Опять вокруг столика сгрудились все участники матча и зрители. Капли пота стекали по седеющим вискам ветерана. Команда Канн проигрывала одно очко, и, чтобы сравнять счет, он должен был победить Одинцова.

Однако русский действовал безукоризненно.

Гроссмейстер понял: сегодня не выиграть, хорошо бы «унести ноги».