Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Гроссмейстер (рассказ)

Стрелки шахматных часов гэдээровской фирмы «Гардэ» сближались, но я не делал очевидного хода. Мерный тик времени цейтнота, мчащегося со скоростью экспресса, не волновал меня. Краем глаза я смотрел на красный, изогнутый крестик пульсирующего секундомера, на медленно поднимающийся роковой флажок и не мог разжать скрещенные до боли пальцы рук, опущенные на колени.

Я смотрел на свои застывшие в причудливом орнаменте шахматного боя черные фигуры, и вспоминал… Передо мною сидела Она, и я прекрасно знал, чувствовал ее недоуменный немой вопрос: «Ну что ты медлишь? Почему?? Стоит тебе протянуть руку, сделать этот последний, 40-й ход перед контролем времени, как партия, самая важная в жизни – будет решена в твою пользу… Ну же… ну!! Что ты застыл? Я же пошутила, быть может, только что, не понял разве?»

Пятью минутами раньше она «пошутила». Придвинувшись животом вплотную к кожаному прямоугольнику шахматного столика, на который обычно игроки кладут локти, она, сбросив с легким стуком маленькую туфельку, неожиданно тронула меня своей ступней между широко расставленных ног.

Я вздрогнул и поднял голову.

Ее глаза призывно искрились миллионами веселых, таких знакомых чертиков. Никто в зале не заметил происшедшего между нами, – низ стола с обеих сторон был закрытым.

Мурашки пробежали по моему телу.

Неожиданно, как будто вырвавшись из небытия ушедших лет, нахлынули воспоминания забытых ощущений, прорывая, как плотину, – огромным потоком воды, мою, когда-то данную себе клятву – забыть Ее во что бы то ни стало. Забыть, не вспоминать, не ждать, не звать…

Но Судьба все же свела с Ней, помимо всех желаний и клятв.

Я слышал нарастающий шум недоуменного шепота болельщиков и участников турнира, сопение тучного судьи рядом с моим ухом. Он держал в руке белый конверт, ожидая, когда я сделаю этот контрольный ход, с тем, чтобы тут же положить его перед Ней, и потом, согласно правилам, забрать бланки с записью партии, Ее секретным ходом, сверить положение на доске и объявить время доигрывания.

Но я медлил и вспоминал…

Рита мне понравилась с первого взгляда.

Мы сидели в небольшой аудитории, дожидаясь появления «папы», – нашего заведующего кафедрой, когда она вошла туда со своей застенчивой улыбкой, и, поискав взглядом свободный стул, присела в углу рядом со мною.

Тонкий запах духов и еще какой-то неуловимый аромат донесся до меня в эту секунду. Не знаю почему, но тотчас я почувствовал прилив крови к вискам и неосознанное желание понравиться незнакомке.

Я немного поерзал на стуле, поворачивая голову в сторону двери, через которую один за другим входили студенты нашей группы и незнакомое пополнение младшего курса. Каникулы закончились, все весело обменивались впечатлениями от прошедшего лета.

Краешком глаза я украдкой разглядывал незнакомку.

Густые, темные, немного вьющиеся волосы, большие голубые глаза, изящный вздернутый носик, придававший ей милое очарование и губы, чуть полноватые, красивыми линиями раздвигались в чарующей улыбке, обнажая ровные зубки с заметной щербинкой вверху, отчего я, мысленно засмеявшись, сразу дал ей прозвище – «зайчишка».

В проеме двери появилась внушительная фигура заведующего кафедрой шахмат, и все студенты разом поднялись. Мы уважали, любили и немного побаивались Леонида Абрамовича, известного игрока и тренера одного из советских чемпионов мира. Между собой, кроме как «папа», мы его не называли. Он действительно был как отец для многих из нас, в 17–18 лет оторванных от дома на время учебы.

– Садитесь! – после некоторой паузы, оглядев собравшихся, произнес «папа». Мы брякнулись на стулья, с любопытством ожидая начала вступительной речи.

Леонид Абрамович был словоохотлив.

Иногда он очень далеко отступал от темы очередной лекции, вдаваясь в воспоминания о своей насыщенной событиями жизни. Помню, как раз, начав нам показывать тонкости разменного варианта испанской партии, он закончил выступление громкими восклицаниями о ходе воздушного боя между его самолетом и двумя немецкими «фоккерами» в небе Украины. «Папа» был штурманом бомбардировщика, получил несколько ранений, и однажды, когда их самолет сбили немцы, семье была послана похоронка в Ленинград.

Потом, вернувшись с войны, он положил этот листок к себе в паспорт и носил его там до конца жизни.

– Так. Второй курс вроде весь собрался, – Абрамыч прошелся взглядом по головам, – и первый почти в полном составе. Правильно, Рита? – взгляд «папы» потеплел, устремившись в мою сторону.

– Да, почти все здесь, только трое еще на турнире задержались, – мягкий голос незнакомки оттеняло грассирующее, звонкое «с».

«Ага. Значит, ее зовут Рита. Маргарита… маргаритка…» – улыбался я про себя.

– Хорошо, я в курсе, – «папа» по прежнему смотрел в нашу сторону, – вот, к нам поступила очень способная студентка, знаете, наверное, все ее, а?

– Да нет, не все знаем, – послышался чей-то голос сзади меня.

– Как? Прессу не читаете, что ли? Это Маргарита Мальцева, только что выполнила норму мастера спорта на турнире в Ленинграде. Слышали?

Я невольно вздрогнул.

«Как? Это – она? Интересно…»

Я читал хвалебные отзывы двухнедельной давности об игре какой-то талантливой Мальцевой из Свердловска. Но в газете не было фотографий, и поэтому мы не знали ее в лицо.

– Да… слышали… – раздался голос сзади, и вся аудитория обернулась на «зайчишку».

Девушка смущенно покраснела и, опустив руки вниз, поправила короткую юбку.

Ее ноги волнующе близко находились рядом с моим стулом, входящий народ вынудил многих потесниться, и теперь я почти касался незнакомки плечом.

– Вот какие кадры приходят к нам! – довольно пробасил «папа», затем, достав журнал посещений, начал перекличку.

Я напряженно думал, чем бы привлечь к себе внимание новенькой, и мучительно искал тему для разговора с нею. Наконец, не выдержав, полушепотом брякнул:

– А о Вас хорошие отзывы в прессе читал я на днях…

Она повернула ко мне голову и, посмотрев в глаза, улыбнулась:

– Спасибо, – тихо прошелестел ее голос.

– Да не за что, – продолжал я, – значок мастера уже получили? – задал вопрос, на который ответ знал заранее.

– Нет, – по-прежнему улыбаясь, ответила она, – документы на рассмотрении еще находятся…это Вас вызывают? – она легонько толкнула меня локтем.

Я, очнувшись, повернул голову.

«Папа» заинтересованно смотрел в мою сторону.

– Что? Понравилась уже? – под смешок аудитории вопросил Абрамыч. – Фамилию его называю, а он – ноль внимания!

Я немного сконфузился, но внешне не выдал своего состояния. Краем глаза я видел, что щека соседки заметно порозовела после слов заведующего кафедрой.

Занятия шли своим чередом.

Я встречался с Ритой лишь случайно, в коридорах института, и при этом вежливо кивал ей головой, как какой-то знакомой. Она улыбалась в ответ и проходила мимо. Останавливать и заговаривать с нею я не решался. Помог случай.

Переполненный автобус уже отходил от станции метро, когда я, спеша в институт, на бегу запрыгнул в закрывающуюся дверь. С трудом протиснувшись на середину задней площадки, я перевел дух. Со всех сторон давила людская масса, и полезть в карман за мелочью не было никакой возможности. Так я проехал две остановки, когда чуть сзади и слева раздался шелестящий смешок

– А кто билет брать будет сегодня?

Я резко обернулся.

Рита стояла, улыбаясь, обнажая свою «зайчишкину» щербинку, веселые искорки мелькали в ее красивых глазах.

– А., привет, я Вас и не заметил, – обрадовался я («она первая заговорила со мной!), – так я «зайцем» проеду.

– Ты лучше передай денежку, – сказала она, неожиданно перейдя на «ты», – а то вон контролер, по-моему, уже проверяет автобус.

Я порылся в кармане и протянул тяжело пыхтящему справа от меня здоровяку медный пятак

– Передайте, пожалуйста.

Тут автобус распахнул двери, и в него влетела новая волна студентов, опаздывающих на занятия. Меня сильно толкнули сзади и понесли на Риту. Изо всех сил упираясь, я старался не прижиматься к ней, но все равно людской вал был мощнее, и через несколько секунд я почувствовал, как ее небольшая мягкая грудь прижалась к моей, а щека была совсем рядом с моим подбородком. Ее кожаный портфель сильно врезался мне в ноги, и я заметил, что и ей было неудобно при этом.

– Дай мне его, я подержу, – шепнул я Рите на ухо.

Она улыбнулась и отдала мне портфель. Наши глаза были близко-близко, и Рита, то поднимая, то опуская длинные ресницы, как будто заглядывала в душу, и, хотя женская интуиция ее уже безошибочно определила все, она раз за разом, пронзала меня профессиональным взглядом игрока, словно хотела прочесть все мои мысли.

Сзади снова толкнули, я еще сильнее прижался к ней, коленями дотронулся до ее ног, и мне стало невыносимо жарко. Я чувствовал, как пылают кончики ушей, и покрылся испариной лоб. Мы стояли так близко, как бывает только при объятиях влюбленных, лишь наши руки были опущены вниз. Это была самая замечательная поездка в моей жизни, и, хотя она продолжалась всего пятнадцать минут, все мельчайшие подробности ее я помнил много лет спустя…

Вьющиеся волосы девушки приятно щекотали мою щеку и я, внезапно для себя, прошептал ей на ухо:

– Ты очень красивая, Рита…

Она удивленно-радостно взметнула вверх большие ресницы:

– И давно ты это заметил? – ее щербинка сводила меня с ума.

– Как только увидел тебя в первый раз… тогда, 1-го сентября.

– Аааа… – тихо протянула она и, озорно блеснув синими лучами глаз, поставила меня в небольшой тупик:

– С первого взгляда, значит?

– Нет, с третьего только, – нашелся я, наконец, после некоторой паузы.

– С третьего? – ее брови изогнулись удивленной дугой. – А почему только с третьего?

– Потому что два первых взгляда были направлены не в твои прекрасные глаза…

Она тихо засмеялась и спросила:

– А куда же были направлены?

– Ну… сама понимаешь, на что обычно бывает направлен мужской взгляд…

– Ну и на что же?

– А на то, на что я сейчас никак не могу посмотреть.

Она покраснела и чуть опустила голову.

Я вдыхал изумительный аромат ее волос, и все мое существо было наполнено немыслимым блаженством.

«Так близко она… так рядом… вот если бы… – и сердце мое замирало от смелых мыслей, молниеносно пронесшихся в голове, – …если бы она стала моей, наверное, – не было бы человека в мире, счастливее меня…»

Внезапно я ощутил, как спрессованная людская масса ослабила свое давление, и можно уже свободно шагнуть назад. Но мне так не хотелось делать этого, однако по взгляду, брошенному Ритой через плечо, я увидел, что она заметила вакуум за моей спиной.

– Подъезжаем уже… – рука девушки легла на мою грудь и слегка нажала на сердце. Я поднял правую ладонь и положил сверху на тонкие пальцы Риты.

– Пусти… – она отодвинулась немного назад и отняла свою руку, – дай мне портфель, пожалуйста.

– На, держи… – я вложил кожаную ручку в ее правую кисть и, сделав шаг назад, повернулся к Рите боком.

– Спасибо, – прошелестело рядом, – уже приехали – вздохнула она, и мне показалось, что я услышал нотки сожаления в ее голосе.

Я помог ей сойти со ступенек автобуса, и мы быстро зашагали к входу в институт.

Когда до двери оставалось несколько метров, я, холодея от собственной смелости, спросил:

– Рита, давай сегодня вечером пойдем с тобой в кино?

Она улыбнулась, и, немного помолчав, ответила:

– Хорошо, во сколько встретимся?

Я, ошалев от радости, выпалил:

– Во сколько тебе удобнее, во столько и встретимся…

– Даже, если это будет не совсем удобно тебе? – она испытующе посмотрела мне в глаза.

– Да, даже и в таком случае, – опрометчиво ответил я.

– Хорошо, тогда давай без десяти восемь вечера у входа в «Октябрь»…

– Договорились! – радостно воскликнул я.

Она, изящно повернувшись на тонких каблучках маленьких туфель, заспешила в сторону легкоатлетического манежа, где по расписанию проходила первая пара занятий ее курса.

Я влюбился.

Все мое существо было занято мыслями только о Ней. Мой друг несколько раз толкал меня локтем в бок, когда я на лекции по истории КПСС, с мечтательно-глупой улыбкой вспоминал утреннюю дорогу в институт.

– Ты что? – с некоторым изумлением громким шепотом спрашивал меня Игорь. – Что с тобой сегодня? Ты сам на себя не похож! Тебя преподаватель спрашивает, а ты как будто его не слышишь, ноль внимания.

– Да так, задумался, – отвечал я, улыбаясь.

– Ну, ты даешь! О чем, интересно?

– Да ладно… может потом узнаешь, – отшутился я.

Через несколько дней за моей спиной шушукался весь курс. Я каждое утро ждал ее на остановке около метро, и друзья сразу заметили это.

– Поехали, Ромео, а то опоздаешь! – шутливо кричали они из дверей, когда очередной номер 239 отчаливал от Преображенской площади.

Мы встречались намного реже, чем мне хотелось того. Рита часто уезжала на соревнования, и были периоды, когда я больше месяца не виделся с возлюбленной.

Во время наших встреч она строго держала меня на «пионерском» расстоянии. Я чувствовал, что интересен ей, но не настолько сильно, как мне мечталось.

Первый раз Рита позволила поцеловать себя на своем дне рождения, когда мы танцевали в полумраке, и ее глаза блестели тем очаровательным светом, что бывает у женщин после пары выпитых фужеров шампанского.

Я слушал веселую болтовню ни о чем и терпеливо выжидал момент, когда ее сестра с другом удалятся в другую комнату. Наконец он настал, и я внезапно для Риты остановил поток слов, прижавшись губами к уголку ее рта.

Она замерла и остановила свой танец…

– Ты что? – прошептала Рита.

– Я тебя люблю… – от этих собственных слов меня пронзил озноб.

– Так быстро? – с некоторой иронией произнесла она. – Ты же меня совсем не знаешь…

– Почему? – глуповато ответил я. – Знаю…

– Я не такая, какой ты меня нарисовал в своем воображении, – ее глаза были расширены и отдельные слова быстрого шепота летели мимо меня, не задерживаясь в сознании, которое болью кричало внутри: «Она безразлична ко мне! Она нисколько не влюблена!»

– Ты такая! Ты самая лучшая в мире… ты самая нежная… самая родная и милая… ты самая красивая… – с каждой паузой между словами я целовал ее мягкие губы и чувствовал, как они отвечают взаимностью…

Ее губы… такие желанные в моих ночных мечтаниях, и рука моя обнимала тонкую талию Риты, все сильнее прижимая к себе. Дыхание девушки участилось и я снова, как когда-то в автобусе, ощутил бугорки ее груди.

– Не надо… сейчас они вернутся в комнату, я не хочу, чтобы сестра видела, – тихо проговорила Рита, убирая мою руку и отстраняясь.

– Тогда еще потанцуем? Мне так нравится это делать с тобой, – ничуть не обидевшись, проговорил я весело.

– Хорошо, – согласилась она, и мы снова медленно задвигались в такт популярной в те годы итальянской мелодии.

…Домой, в общежитие я вернулся вне себя от счастья.

Я поцеловал ее! Риту!

К ней со всех сторон «подбивали клинья» симпатичные парни нашего института. Она тоже отвечала мне поцелуями… Ее губы… Ах, какие сладкие! А фигура, красивая и мягкая – мое воображение уже рисовало возбуждающие картинки предстоящих свиданий наедине с нею.

Игореха, сосед по комнате, спросонья поднял свою голову и пробурчал:

– Что это с тобой сегодня? Какой-то ты нервный и шумный.

– Так, настроение очень хорошее! – отозвался я, в сотый раз ворочаясь с боку на бок на пружинящем матрасе железной кровати.

– А… – протянул друг, – понятно.

Через несколько дней Рита опять уехала. Я с нетерпением ждал ее возвращения в Москву. Но турнирные гастроли затягивались, и лишь полтора месяца спустя она вернулась в институт. За день до этого меня остановил в перерыве мевду лекциями Вовка Глузман со старшего курса и, дружески хлопнув по плечу, выпалил:

– Ты знаешь новость про Ритку твою?

– Нет. А с чего ты взял, что она моя?

– Да ладно, не скромничай. Она в Германии выполнила норму гроссмейстера среди женщин. Так что возвращается на Родину, так сказать, в новом звании.

– Неужели? Откуда ты знаешь?

– Сеструхе звонила из Дортмунда. Вся такая радостная… Так что смотри.

– Что смотреть-то? – я почувствовал, что сейчас Глузман скажет что-то неприятное.

– Как бы не загордилась совсем наша красавица. За ней-то знаешь, кто уже ухлестывает?

– Ну и кто? – как можно небрежнее спросил я, а между тем внутри разливался неприятный холодок.

– Так этот – бородатый Глеб, – знаешь? Он тоже недавно гросса выполнил в Лондоне. И в Дортмунде играл в главном турнире.

– И это тоже сеструха сказала? – побледнел я.

– Слухом земля полнится, – загадочно ответил Глузман, и тронул меня за рукав, – ну, бывай, не расстраивайся только. Все они, бабы, – одинаковые…

Мрачные мысли одолевали меня весь день. Я задумчиво уносился в мыслях в далекий, неведомый мне Дортмунд, и воображение ревниво рисовало облик бородатого Глеба, молодого, но уже известного всем шахматистам страны игрока. Ночью долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок с одной мыслью: «Скорее бы… скорее бы она приехала… скорее…»

…Рита вошла в аудиторию вместе с «папой», сияющее-красивая, с незабываемой улыбкой на губах, в новом элегантном костюме, облегающем ее фигуру. Оба курса разом встали и разразились аплодисментами. Довольный Леонид Абрамович прошагал к своему месту, привычно прижимая пухлую коричневую папку к бедру.

– Ну вот – молодцы! Правильно похлопали нашей героине… Все бы так играли, как Рита! – довольно басил «папа», усаживаясь на стул.

– Тогда бы Вам некого было окликать на лекциях! – сострил наш известный хохмач Колян из Ялты.

Аудитория дружно грохнула.

«Папа» сначала строго посмотрел на остряка, но потом не выдержал и сам рассмеялся:

– Я тебя и так редко вижу в последнее время, где пропадаешь? Опять на скачках, небось, на Беговой? И что, много заработал на лошадках?

– Если бы много, Леонид Абрамович, – здесь бы не сидел…

– Ну-ну, – беззлобно посмеивался зав кафедрой, открывая журнал, – еще заработаешь.

Я отодвинул стоящий у стенки заранее приготовленный стул и поставил его рядом с собой. Но Рита… она, даже не взглянув в мою сторону, быстро присела на свободное место рядом с двумя девушками своего курса. Холодок недоброго предчувствия пробежал у меня по спине. Я повернулся и посмотрел на любимую. Она тихим шепотом что-то оживленно обсуждала с подругами. Я знал, что Рита боковым зрением чувствует мой взгляд…

Наконец, спустя минуту, которая длилась как вечность, она повернулась и посмотрела на меня. Ее губы раздвинулись в знакомой улыбке с «зайчишкиной» щербинкой, глаза излучали тепло; она была удивительно красива в этот момент, и спустя пару секунд Рита едва заметно кивнула мне, здороваясь.

Я с облегчением улыбнулся и хотел, было ответить ей, как Игорь, сидевший слева, толкнул локтем в бок…

– Так, опять он меня не слышит, а? – пробурчал «папа», глядя на меня по-отечески ласково. – Засмотрелся на свою красавицу!

Я почувствовал, как кровь резко бросилась в лицо, все повернулись в мою сторону.

– А ты отстаешь, брат, от нее уже сильно. Так и будешь до конца учебы в кандидатах в мастера ходить? А?

Я молчал, рассматривая на столе чей-то замысловатый узор, вычерченный шариковой ручкой.

– А пора бы, пора мастером то становиться, способности у тебя есть, только характера немного не хватает, – продолжал «папа», – ну ничего, может самолюбие проснется, и догонишь со временем нашу Риту!

Вокруг тихонько посмеивались. Я бросил взгляд вправо, – Рита тоже склонилась над столом и задумчиво водила ручкой в раскрытой толстой тетради по специализации.

Я ничего не слышал, что говорил наш шеф дальше, он озвучил в присутствии всех то, о чем я думал в последнюю ночь и в чем боялся себе признаться.

Рита изменилась.

Внешне она оставалось прежней, но что-то неуловимое появилось в ее глазах. Я чувствовал это после каждой нашей встречи вне стен института. Мы ходили в кино, гуляли в парках, сидели в кафе, разговаривая обо всем и ни о чем одновременно, но и только. Редкие поцелуи в подъезде ее дома были единственной наградой моему стонущему в нетерпении молодому организму.

Мой друг посмеивался надо мной, когда я, заметно расстроенный, приходил со свиданий.

– Ну что? Так и будешь с ней евнухом прозябать? – вопрошал он, довольно потягиваясь после тесного общения с какой-нибудь разбитной девахой из соседнего крыла общежития.

– Тебе то, какое дело? – огрызался я.

– Как какое? Я, что, не друг тебе? Вижу же, как грустишь и маешься. С этой Риткой у тебя вряд ли выйдет что серьезное.

– Почему это?

– Она очень непроста… очень. И чувствует себя птицей высокого полета. Так что сделай, как я тебе сейчас посоветую…

– Ну и что мне сделать?

– А заведи себе какую-нибудь подругу другую. Вон Лизка с факультета соседнего неровно по тебе дышит. Точно говорю! – заверил меня друг, увидев, как я недоуменно уставился на него.

– С какого факультета?

– С такого. Не знаешь что ли?

И Игорь продекламировал расхожее в институте название отделения технических видов спорта:

– Авто-мото, вело-фото, гребля, е…ля и охота! Вспомнил ее?

– Ну… что-то не припоминаю, – неуверенно ответил я.

– Я тебя с ней познакомлю! Классная девка! Мне о ней одна подруга рассказывала.

– Это та, которая приходит сюда, пока меня нет? – улыбнулся я.

– Ну да… – Игорь как-то смешно хрюкнул и продолжил, – а Ритка узнает, – заревнует, точно тебе говорю! Бабы – они такие! Когда за ними носишься, задирают нос, а как только меняешь их, как перчатки, тогда начинают ревновать и тебя уважать…

– Да нет, не хочу я так. Мне нужна только она…

Игорь засмеялся над моей наивностью:

– Ну и лох тогда ты! Так и будешь страдать? Если бы она тебя хотела, – давно бы у вас все случилось…

Я молча лег в кровать и отвернулся к стене.

Прошел год.

Ничего не менялось в наших отношениях с Ритой. Только все реже и реже появлялась она в институте, кривая ее спортивных успехов резко шла в гору.

Я же никак не мог сосредоточиться только на шахматах, и попутно увлекся вместе с другим приятелем Володей Соколовым и двумя его друзьями игрой на гитаре. Вечерами вчетвером собирались в пустующей институтской аудитории и разучивали популярные хиты того времени, раскатисто гремя по коридорам звуками электроаппаратуры. Примерно два – три раза в месяц по субботам в институте устраивались танцы, и мы с удовольствием обрушивали из колонок децибелы на головы отдыхающих девушек и парней.

Рита никогда не приходила туда, хотя я несколько раз приглашал ее оценить наши музыкальные успехи. Она весело отшучивалась:

– Да мне с детства медведь наступил на ухо, точнее, на все уши сразу!

И с некоторой ехидцей спрашивала:

– Наверное, там у тебя куча поклонниц завелась, а?

– Завелась, – вначале правильно реагировал я, и тут же делал «тактическую», как упорно доказывал мне Игорь, ошибку:

– Ты же знаешь, что кроме тебя, мне никто не нужен…

Рита улыбалась и загадочно молчала.

Развязка наступила неожиданно.

Во время очередных субботних танцев, когда я, разгоряченный шумным успехом у молодежной аудитории, потягивал за кулисами в перерыве холодное «Жигулевское», ко мне вихляющей походкой подскочил Вовка Глузман:

– Слышь, Маккартни (так с некоторых пор звали меня ребята из-за пристрастия к четырехструнному музыкальному инструменту), отойдем – разговор есть…

Я вышел с ним в коридор.

– Ну?

– Ты только не думай, что я хочу специально тебя расстроить, но…

– Что? Рита?

– Да. Я вчера видел, как она выходила из клуба на Гоголевском с Глебом под руку.

Я посмотрел однокурснику в глаза. Он не выдержал взгляда и опустил голову.

– Ладно. Спасибо за информацию, Вов…

…Рита нервно ходила по комнате и гневно сверкала глазами:

– Ну и что? Мы с тобой разве муж и жена? Я встречаюсь с кем хочу, и когда хочу!

– Я тебя люблю! Понимаешь ты?? Очень люблю! И мне больно в последнее время от этого…

Рита остановилась и подошла близко ко мне. Что-то дрогнуло в ее лице, когда она спросила:

– Почему тебе больно? Я в чем-то виновата?

– Нет, ты не виновата. Это я придумал себе, что и ты испытываешь какие-то чувства ко мне… А это все – мираж…

Она молчала.

Я собрал всю волю в кулак и обнял ее за талию, легонько притянув к себе:

– Не надо, – еле слышно прошептала она.

– Рита… я давно тебе хотел сказать… Я люблю тебя… выходи за меня замуж..

– Ты серьезно? – глаза любимой прищурились, как бы по-новому взглянув на меня.

– Вполне.

И вдруг она засмеялась. Но не тем смехом, веселым, заливистым, к которому я привык, а едким, с нотками сарказма:

– Ну и где мы жить после свадьбы будем, а? – пытливо заглянула она мне в глаза.

– Снимем квартиру для начала или комнату.

– Да? И на какие деньги? На наши стипендии?

– Нет… я же скоро закончу учиться, пойду работать.

– Ага. Понимаю. Только знаешь, я привыкла к хорошим условиям.

– Я постараюсь создать их для тебя…

Рита зло хмыкнула:

– На что? На зарплату тренера? Это мило… Ты даже не сумел вырасти как игрок за эти годы… хотя нет… на гитаре, говорят, здорово тренькаешь!

– А если я стану сильным шахматистом?

Она помолчала, и потом, как будто собравшись с духом, выпалила:

– А вот тебе мое условие! Я буду ТВОЕЙ только тогда, когда ты станешь гроссмейстером, – последнее слово Рита произнесла медленно, по слогам, как будто издеваясь.

– Для тебя это так важно? – насупился я.

– Да. Важно. Будь хотя бы, как я. Ведь часто же произносят: муж и жена – одна сатана.

– Или как Глеб? – не выдержал я.

Глаза ее потемнели:

– Да! Да!! Хотя бы как Глеб! Он – молодец! Из-за кордона не вылезает, играет один турнир за турниром, приличные деньги привозит, и квартиру уже себе купил.

– Хорошо. Условие принято, – отчеканил я, – надеюсь, ты свое слово сдержишь обязательно?

– Сдержу, не беспокойся. Только я сомневаюсь что-то в твоем успехе…

– Время покажет. А пока – прощай! – последние слова дались мне с огромным трудом.

Я вышел на улицу.

Неведомая ранее волна металась по моей груди. Она то наваливалась на сердце жестокой болью, то уходила куда-то ввысь, к звездам, недосягаемо мерцавшими над моей головой, и снова, как будто отразившись от них, возвращалась в сердце. Горло сжимала странная судорога, душа моя плакала. Я медленно шел по вечерней Москве, глядя себе под ноги и поминутно прижимая ладонь к левой стороне груди. Я многим позже понял, что в эти минуты умирала моя первая, НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ, рвалась из груди, растворяясь в небытие.

Но какое-то шестое чувство подсказывало: мы еще встретимся с Ритой. Прошло время.

Спустя год после разлуки с любимой я впервые пожал плоды моей сумасшедшей (иного слова не подобрать!) работы над своим совершенствованием, став мастером. В шахматных газетах и журналах стала мелькать моя фамилия, иногда даже на одной странице с именем бывшей возлюбленной. Спустя еще год я, открыв очередной номер журнала «64», увидел фотографию цветущей гроссмейстерши, вместе с Глебом.

Они поженились.

Однако это обстоятельство, как ни странно, нисколько не повлияло на мой настрой. Я с упорством отчаянного альпиниста лез наверх по нелегкой дороге профессионала, выигрывая турнир за турниром.

И вот мой час настал…

…Телефонный звонок в уютном номере подмосковной гостиницы прервал мои сны.

Я снял трубку и сонно произнес:

– Алле… слушаю…

– Маккартни, спишь? – радостно заверещал знакомый голос.

– Ну… а кто? Вовка, ты, что ли? – начал просыпаться я.

– Молодец, узнал, дрыхнуть меньше надо… ага. У меня к тебе сразу несколько новостей. С какой начинать? – это голос Вовки Соколова, который стал спортивным функционером, сотрясал телефонную мембрану.

– С плохой.

– Заметано. В турнир, где ты завтра будешь играть, в последний момент включили женщину, так что норма гроссмейстера на пол-очка повысилась.

– Тьфу ты! Теперь 12 из 15 надо набирать, – расстроился я.

– Вот, а сейчас одни хорошие новости для тебя.

– Говори, не томи!

Володя немного помолчал, как будто желая придать своим словам больший эффект и выпалил:

– Женщина эта – чемпионка Москвы. И знаешь кто?

– Кто? – задал я вопрос, уже предвидя на него ответ. Внутри все всколыхнулось, умом я понимал, что это должно быть безразлично мне, но душа… она отказывалась верить…

– Кто-кто… Рита наша, что – забыл уже?

– Нет, хорошо помню. Спасибо за новость.

– А это еще не все! – заорал Вован в трубку.

– Ну что еще?

– Она по слухам, развелась недавно с Глебом своим… Что-то у них не сложилось там. Поговаривают нехорошее… – голос друга приобрел оттенок таинственности.

Я чертыхнулся.

– Меня не интересуют сплетни. Когда завтра жеребьевка?

– В пять вечера начало. Одежда парадная. Договорились?

– А что так торжественно?

– Там будет высокое начальство из спорткомитета. Не подведи, а?

– Не подведу.

Я положил телефонную трубку на аппарат и подошел к окну. Вот мы и встретились. Завтра увидимся, интересно, как она сейчас выглядит?

И помнит ли наше условие? Ведь здесь у меня есть шанс выполнить его… и тогда…

Что-то похожее на волнение сдавило грудь. Однако, господин бывший гитарист, – бросить сомнительные сантименты прочь! Тебя ждет тяжелая двухнедельная работа! И если разные сентиментальные волнения будут отвлекать твой мозг, ничего хорошего не жди. Завтра… завтра… да.

Я уверенной походкой вошел в турнирный зал, по привычке опоздав на несколько минут. Это бьиа моя давняя примета – чуть задержаться к открытию, игроки, знаете ли, – люди суеверные.

Окинув глазами собравшихся людей, быстро прошел к отдельному от зрителей ряду стульев на сцене, предназначенных для участников.

Риты там не было.

«Может, пошутил Вовка или что-то переиграли?», – я почувствовал, что если бы это случилось, острое разочарование было бы главным впечатлением первого дня турнира.

На сцену к микрофону взгромоздился какой-то партийно-спортивный деятель и затянул скучную речь о торжественности данного момента.

Я не слушал оратора, искоса поглядывая на вход в турнирное помещение….

«И, благодаря неустанной заботе нашей родной Коммунистической партии и советского пра…»

Она вошла, и зрительный зал разразился аплодисментами.

Оратор прервал свою речь и недовольно покосился на Риту. Чемпионка Москвы была великолепна. Она изменилась, превратившись из девушки в красивую молодую женщину. Неторопливо пройдя мимо кресел зрительного зала, она поднялась на залитую ярким светом сцену. Великолепный костюм оранжевого цвета, как всегда, прекрасно сидел на ее фигуре. Я старался сохранять невозмутимое выражение лица, но, как потом поведал мне Володя, внимательно наблюдавший за моими вазомоторными реакциями, – лицом заметно побледнел.

– Ну, женщине простительно опаздывать, тем более, – такой привлекательной! – повернул к ней свое упитанное рыло партийный деятель. – Садитесь, мы Вас заждались чуть.

На сцене был лишь один свободный стул в самом конце ряда, и она прошла к нему, обдав по пути игроков ароматом французских духов. Все, словно по команде, поворачивали головы ей вслед, лишь я один, как констатировал потом мой дружок, внимательно изучал контуры последнего ряда зрительного зала.