Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Анатолий Арамисов
Французская защита

Иллюстрации:

Мария Губарь (1-ая обложка), Соня Карамелькина (4-ая обложка), Отто Шмидт, Наталья Мотуз, Кетка, Илья Комаров

Середина – конец 90-х годов 20-го века.

Русский шахматный мастер Виктор Одинцов играет на турнире в пригороде Парижа. Но вместо честно заработанного приза он волею обстоятельств попадает во французскую тюрьму… Выйдя на свободу, снова сталкивается с труднопреодолимым барьером – своеобразной «Французской защитой», связанной с нечестной игрой противников, произволом судей.

У Виктора появляется любимая девушка, Симона, которая помогает ему. Однако русского игрока преследует одна неудача за другой.

Одинцов, доведенный до отчаяния, изобретает хитроумный способ, свое «ноу-хау», с помощью которого он начинает громить всех соперников.

Вместе с Симоной Виктор преодолевает многочисленные препятствия, воздвигаемые их недоброжелателями.

Он доходит до главного матча с чемпионом мира. И уверенно лидирует в этом поединке, где команда противника применяет грязные методы игры.

За шаг до победы Одинцова в события вмешивается французская красавица Женевьева, которая мстит за свою отвергнутую любовь.

И Виктору наноситься, казалось бы, сокрушительный удар в спину…

В романе рассказывается о нелегких судьбах русских эмигрантов, живущих во Франции.

В этой книге нет привычного разделения строк – на обычные и красные.

Для автора все строчки одинаково звенят своеобразной натянутой нитью алого цвета. Как капельки крови души, выплеснувшей на страницы свои чувства, переживания и эмоции.

Анатолий Арамисов.

Многократно публиковался в шахматных изданиях страны в 80—90-х годах

Работал редактором в журнале «64 – Шахматное обозрение».

Шахматный профессионал, играл в первенстве Франции за клуб.

Его рассказы «Попутчик», «Жизнь в трех словах» и другие неоднократно выигрывали литературные конкурсы в Интернете.

Отзывы, пожелания и предложения автору направлять по адресу: [email protected]

А, в общем, мы с тобой в Париже

Нужны, как в русской бане лыжи

(В.Высоцкий)

ФРАНЦУЗСКАЯ ЗАЩИТА (роман)

ЧАСТЬ I. DISQUALIFIE[1]1
  Дисквалификация (фр.)


[Закрыть]

Сходство с реальными людьми и событиями считать случайным совпадением.

Виктор вошел в турнирный зал и не поверил своим глазам. Его законное место лидера было занято другим шахматистом. Он поискал взглядом табличку со своей фамилией, но уже перед этим, за несколько метров до привычного ряда столов его зрение выдало безошибочный диагноз: трехцветный флажок России на них отсутствовал.

Организаторы турнира, французы, – дисквалифицировали нашего игрока.

Перед самым последним туром, когда победа была у него в кармане. Виктор беспомощно повертел головой по сторонам.

Он по привычке немного опаздывал на начало партии, – это была у него своего рода «хорошая» примета, и уже весь огромный зал был заполнен игроками, начинающими свои последние в этом соревновании поединки.

Отчетливые звуки щелчков от переключения кнопок часов, характерное поскрипывание стульев, тихое покашливание, шелест шагов поднимающихся со своих мест шахматистов. Все это сливалось в один привычный для Виктора негромкий шум турнирной атмосферы. Той самой, что так нравилась ему с давней поры, когда он пионером приехал из глубинки в областной центр на первые в его жизни большие соревнования.

– Что за ерунда!? – вслух произнес Виктор, и в тот же момент почувствовал спиной чей-то пристальный взгляд.

Обернувшись, он успел заметить довольно ухмыляющуюся физиономию того самого француза по фамилии Моллимард, который устроил форменный скандал после партии с ним в четвертом туре.

«Если бы я только знал… – пронеслось в голове Виктора, – эх!»

Он еще раз, словно не веря случившемуся, обошел вокруг ряда столиков лидеров, и только после этого внимание привлек большой белый листок, красующийся на доске объявлений рядом с привычной взгляду турнирной таблице.

Виктор подошел вплотную к этому зеленоватому щиту и после первых строчек понял все.

Хотя практически совсем не знал французского.

На листке с помощью лазерного принтера было выведено:

SANCTION dans le tiumoi GENERAL

Suite a’ une réclamation posee par des joueurs du tournoi GENERAL concernant le ELO du jouerur.

Victor ODINCOV, il a e'te' demande a' ce joueur de prouver son ELO de 1974 indique a' T’inscription. Une enqueste a e'te' mene'e pour essayer de de'ter-miner sa valeur.

L’enque`e indique que Victor Odincov a re'alise une performance de:

– 2400 a ISSY – les – MOULINEAUX

– 2440 a' ROUEN

– 2390 a' CAPELLE-la-GRANDE

La de'cision prise par le Comiete d'Organisation s’appuie sur les 2 points:

– que ce joueur a un nivea supérieur a' celui auotrise dans le General;

– qu'il a pleinement conscience de son niveau.

La de'cision a ete prise apres consultation de joueurs du tournoi Principal, des Arbitres, et des instances Fédérales Françaises.

VICTOR ODINCOV est disqualifie'

Ses parties sont prises apre's en compte pour le tournoi et comptent pour le Classement fédéral.

Le Comité' d’organisation e'tudie un syste'me de re'partion du ler prix.

Le COMITE D'ORGANISATION

Виктор почувствовал, как кровь прихлынула к лицу, и вспотели ладони. Он оглянулся.

Минимум три десятка пар глаз, оторвавшись от своих досок, внимательно наблюдали за реакцией российского шахматиста. Решение организационного комитета стало сенсацией сегодняшнего дня, и все обсуждали его перед началом тура.

Еще бы!

Первый приз, уплывающий к неизвестному русскому, теперь не достанется ему!

И в тишине, воцарившейся в зале, отчетливо прозвучал голос Виктора Одинцова:

– Ну не сволочи, а? Какой Исси ле Моллино? Какой Руан? Я же там вообще никогда не играл!

Это была чистой воды фальшивка!

Под предлогом того, что Виктор при регистрации написал в анкете свой рейтинг ФИДЕ – (международной шахматной организации) слишком «низкие цифры», чем следовало бы, поиздержавшиеся организаторы опен – турнира в пригороде Парижа решили за счет русского сэкономить деньги на первый приз.

10 тысяч франков.

Все игроки отвлеклись от партий и одновременно повернули головы в сторону зеленоватого щита.

– Пресс! – приложив палец к губам, к Виктору направлялся главный судья, тучный, потный француз с вечными пятнами пота у подмышек на его рубашках.

– Comment le traduire?[2]2
  Comment le traduire? – Как это перевести? (фр.)


[Закрыть] – тыкая пальцем в листок, гневно спросил Одинцов.

– Je ne parle pas russe…[3]3
  Je ne parle pas russe – Я не говорю по-русски (фр.)


[Закрыть] – разводя руками в стороны и обдавая Виктора специфическим запахом, проговорил судья…

– Же не парль, же не парль! – передразнил его наш игрок. – Еще скажи: моя же не па сис жур, – не ела семь дней, на тебя это очень похоже! – Виктор вспомнил в эту секунду образ Ипполита Матвеича из бессмертных «12 стульев».

Толстяк пыхтел, молча смотря на русского. В его глазах было снисходительно-презрительное удовлетворение. Он был один из тех, кто накануне вечером проголосовал за исключение Одинцова из турнира.

Который выиграл семь первых партий подряд, в восьмой сделал быструю ничью, обеспечив тем самым себе победу в соревновании.

– Что за рейтинг вы мне здесь приписали?! – нервно произнес Виктор. – Какие 2440? Вы что, обалдели? У меня вообще нет его! И будет лишь через 4 месяца! После того, первого моего турнира на севере Франции его только посчитают!

– Je ne parle pas russe! – опять пожал плечами судья, и, повернувшись, пошел на свое место за длинным столом.

Это была катастрофа.

Виктор вышел на свежий весенний воздух и, обхватив голову руками, присел прямо на узкий каменный бордюр, возвышающийся вдоль тротуара. Он, с невероятным трудом собравший деньги по родственникам и знакомым на эту поездку, и так надеявшийся на успех, бьи в отчаянии.

Одинцову хотелось плакать.

Лишившись работы в разорившемся НИИ, которые пачками провалились в небытие в начале 90-х, он надеялся поправить свои денежные дела с помощью своей давней и горячей страсти – шахматной игры.

С детства Виктор серьезно увлекался ими, и если бы не его поступление в аспирантуру, то в обойме шахматных профи была бы еще одна сильная боевая единица.

Время все расставило по своим местам.

Семья влачила полуголодное существование, и Одинцов решил рискнуть.

Первый же выезд в страну «загнивающего» капитализма принес неожиданный успех. В довольно сильном соревновании Виктор попал в первую двадцатку. И, хотя получил совсем небольшие деньги по обычным западным меркам, домой возвращался окрыленный.

На радостях целую неделю отмечали успех с друзьями, родственниками и соседями.

– Ну, ты, Витюха – давай и дальше так! Развивай победу! – хлопнул Одинцова по плечу подвыпивший приятель Костя. – Дави всех этих французиков и немчуру, как Кутузов в 812-м и Жуков в 45-м!

– Постараемся! – улыбался Одинцов.

Природа наделила его стройной фигурой под метр восемьдесят пять, копной жестких волос льняного цвета и большими, доверчивыми сероголубыми глазами.

– Когда еще за кордон рванешь? – жуя соленый огурец, поинтересовался сосед по лестничной клетке Гога, большой любитель шахмат, домино и женщин.

– А вот, скоро! – улыбнулся Виктор и достал купленный им в первой поездке французский журнал “Europe Echecs” – Смотрите, какой турнир с большими призами начнется через месяц в Париже! – он ткнул пальцем в одну из строчек.

Все с любопытством склонились над красивыми глянцевыми страницами.

– А почему там написано какое-то «Торси»? А не Париж? – с удивлением подняла голову Лиза, жена Виктора, изучавшая в школе французский язык.

– Так это пригород их столицы, – пояснил Одинцов, – там и будет играть народ.

– И много? – с уважением посмотрел на соседа Гога.

– Человек триста, не меньше, зато первый, видите, приз десять тысяч франков! – пояснил Виктор.

– А сколько это на наши деньги? – полюбопытствовал Костик Бывший ученый назвал цифру, и приятель присвистнул:

– Вот это я понимаю! Не то, что наши жалкие зарплаты. И всего девять дней работы, да?

– Девять, но очень нервных, – улыбнулся Одинцов.

– Папа! А ты нам еще что-нибудь привезешь из-за границы? – подскочила к Виктору пятилетняя дочь.

Он ласково потрепал ее по белокурым кудряшкам:

– Конечно, Наташа, зайка моя! Если папа твой выиграет там денежку…

– А ты постарайся уж, папуль! – детские глаза серьезно, по-взрослому заглянули Виктору в душу. – А то опять нам будет нечего кушать…

* * *

Одинцов достал из кармана рубашки пачку сигарет и, чиркнув слегка дрожащими пальцами по колесику зажигалки, закурил.

Потом вытащил из джинсов смятые купюры, какую то мелочь и, не спеша, пересчитал.

Денег оставалось в обрез. Только на то, чтобы доехать в сидячем вагоне до Берлина, а там получить место в поезде до Москвы.

Все средства съела дешевенькая гостиница с двумя синими звездочками и громким названием «Hôtel de France», которую Виктор нашел после долгих блужданий по Монмартру на rue Richer.

Сто франков в сутки – это по-божески…

Одинцов отчаянно экономил на еде, ограничивая себя утренней чашкой кофе с круассаном, и вечерним походом в кафешки типа Макдональдса или Burger King.

Иногда во время партии Виктор не выдерживал жуткой пустоты в желудке и в турнирном буфете покупал себе стаканчик кофе с сэндвичем.

Все надежды были только на первый приз.

И они – рухнули.

Виктор горестно дымил сигаретой, блуждая рассеянным взглядом по ухоженному зеленому газону, который окружал большой спортивный комплекс, где сейчас три сотни игроков боролись за денежные призы.

– Как дела, молодой человек? – знакомый голос вывел Одинцова из состояния ступора. – Вы уже снова сегодня победили?

Виктор резко поднялся и обернулся.

Доброжелательно улыбаясь, на него смотрел пожилой господин, с которым он успел познакомиться в шахматном клубе на Монмартре, принадлежащем известной всем игрокам мадам Шодэ.

– А… Василий Петрович! Добрый день! – как можно непринужденнее ответил Виктор.

Ему сразу понравился этот русский эмигрант лет семидесяти, который почти всю жизнь прожил во Франции, но при этом прекрасно разговаривавший на родном языке. Он каждый день приезжал сюда посмотреть за игрой, к которой в свои преклонные годы питал несомненный интерес.

– Что случилось, Витя? – Василий Петрович с тревогой заглянул в грустные глаза Одинцова.

Тот помолчал, потом махнул рукой в направлении зала:

– Там увидите объявление, сняли меня с последнего тура.

– Как это??

– А вот так.. – с тоскливой безнадежностью в голосе произнес Виктор.

– Ничего не понимаю, пойдем со мной, узнаем, в чем дело! – воскликнул новый знакомый, и, взяв Одинцова под локоть, увлек за собой внутрь здания.

Игра заканчивалась.

Шум в зале заметно усиливался. То тут, то там вспыхивали цейтнотные перестрелки, и вокруг таких столиков быстро собиралась толпа любопытствующих зрителей.

Виктор увидел, как его главный недоброжелатель Моллимард, пыхтя и ежесекундно откидывая назад всей пятерней свои кудлатые волосы, явно играет «на флажок» в ничейной позиции с молодым парнишкой лет шестнадцати.

– Remis? (Ничья?) – резонно предложил разойтись с миром юноша.

– Non! – нагло выкрикнул Моллимард, наклонив голову к часам.

Виктор видел, что флажок на часах парня вот-вот рухнет.

«Что же он не зовет арбитра? Тот по правилам должен зафиксировать ничью!»

Однако неопытный юноша судорожно продолжал делать короткие движения своей ладьей.

Одинцов оглянулся.

Василий Петрович стоял около щита, и что-то горячо доказывал собравшейся вокруг него толпе из судей, организаторов и игроков.

Внезапно сзади раздался торжествующий крик Моллимарда, и с десяток человек поспешили к его столику глянуть на развязку.

Бледный юноша недоуменно смотрел на часы. Красный флажок на его циферблате безжизненно висел острием вниз.

Поражение.

«Ну, надо же… повезло этому козлу…» – с горечью подумал Одинцов.

Его резкая неприязнь к кудлатому, с выпуклыми глазами, французу не была необоснованной.

* * *

Именно в четвертом туре жребий свел их, как лидеров турнира. Противник напористо вел партию, стремясь только к атаке на неприятельского короля. Однако Виктор мастерски защищался и перед контролем времени перехватил инициативу. Моллимард попал в цейтнот и не успел сделать последний, 40-й ход.

…Виктор спокойно оформлял свой бланк, как внезапно француз истошно заверещал.

Из его быстрых слов, выпаливаемых, словно пулеметные очереди, Виктор понял всего несколько фраз.

Моллимард орал:

– Эти русские!! Заполонили все турниры и не дают нам получить хорошие призы!! Вас давно пора всех гнать из Франции!! А ты, – Одинцов, нечестно вел сегодня партию! Ускорял ход часов сильным нажатием на кнопку! Это меня нервировало!!

Вокруг их столика стремительно росла толпа зрителей, и через минуту человек сто пятьдесят молчаливым кольцом окружали Одинцова, наблюдая за его реакцией.

Виктор поставил свою подпись на бланке, положил его в центр доски, и, нагнувшись вперед, произнес по-русски:

– Слышь ты, Дуремар! Подписывай бланки, коли проиграл, истеричка кудлатая!

И без того выпуклые глаза француза выкатились вперед. Он замолк и нервно облизал пересохшие губы.

Виктор встал, отодвинул стул и вышел из зала, сопровождаемый недоброжелательными взглядами собравшейся толпы.

…Теперь Моллимард обвел торжествующим взором собравшихся зрителей и с важным видом стал поучать растерявшегося юношу, как тому надо было правильно играть партию.

Сзади кто-то сжал локоть Одинцова.

– Плохо дело, – Василий Петрович с сочувствием смотрел в глаза своему соотечественнику, – они решили первый приз не давать никому, поэтому к тебе и придрались…

– Так на этой бумаге одна ложь! – запальчиво выкрикнул Виктор.

– Ничего на них не действует, – развел руками Василий Петрович, – никакие аргументы! А всю кашу заварил вот этот друг, – кивок в сторону «Дуремара», – так что ты ему обязан во многом своим несчастьем. Виктор скрипнул зубами.

Организаторы спешно убирали комплекты шахмат, выставляя на столы дешевое вино, фрукты – готовилось закрытие.

Через полчаса счастливчики получали из рук пузатого арбитра заветные белые конверты с призовыми деньгами.

Виктор понуро сидел на стуле рядом с русским эмигрантом и пил из большого бокала Cote du Rone.

– Не огорчайся, – подбодрил его Василий Петрович, – в следующий раз осторожнее будешь…

– Как осторожнее? – не понял Одинцов.

– Ну, не все подряд партии станешь выигрывать, им очень не нравятся такие вещи, поэтому тебе и отомстили за это.

Желваки заходили на лице Виктора, он резко встал:

– Спасибо Вам, теперь буду ученый, – и направился к выходу из зала.

– Подожди меня, на машине подвезу! – бросил вслед ему Василий Петрович.

– Хорошо, я на улицу выйду, здесь душно! – ответил Виктор.

Через несколько минут игроки маленькими группами стали покидать место прошедшего соревнования.

Они проходили мимо нервно курящего Одинцова, со злорадством смотрели в его сторону и удалялись, что-то обсуждая между собой.

Наконец показался Моллимард со свитой друзей.

Виктор выпрямился.

Француз поравнялся с Одинцовым и торжествующе посмотрел на русского.

– Ну что, доволен? – не выдержал Виктор.

– Ce n est pas la peine![4]4
  Ce n'est pas la peine – Не стоит благодарности (фр.)


[Закрыть] – с невыносимо гадкой улыбкой выкрикнул француз и сделал опрометчивую, не шахматную ошибку.

Он слегка ударил своим белым конвертом с деньгами Одинцова по носу.

В следующую секунду кулак русского, описав незамысловатую дугу, обрушился на челюсть Дуремара. Тот нелепо клацнул зубами и протаранил спиной свое окружение.

Француз по-заячьи закричал.

Следующий удар пришелся в солнечное сплетение.

Моллимард согнулся, словно циркуль и схватился за живот.

Его окружение оцепенело смотрело на происходящее, потом вдруг все разом закричали:

– N'ose pas! Au secours![5]5
  N'ose pas! Au secours! – Не смей! На помощь! (фр.)


[Закрыть] – голоса французов слились с воем сирены. На беду Одинцова в эту минуту как раз мимо здания проезжала патрульная машина белого цвета с сине-красной полосой на борту.

Спустя несколько секунд чьи то сильные руки схватили Виктора сзади за локти.

– Arrêtes![6]6
  Arrêtes! – Прекратите! (фр.)


[Закрыть] – раздался властный голос. Одинцов попытался вырваться, но его держали крепко, словно клещами…

Все мелькало вокруг: зеленая трава, небо, кричащие лица французов, растерянное лицо Василия Петровича, болезненная гримаса Моллимарда, светящийся маячок белой машины.

И внезапно, через этот сплошной поток видений в лицо Виктора словно заглянули голубые глаза Наташи:

«Ты уж постарайся, папочка…»

Одинцов стиснул зубы и сделал резкий рывок в сторону.

Полицейский отлетел в толпу шахматистов, уронив на траву сразу несколько человек.

В следующее мгновение боль пронзила голову Виктора.

Падая назад, он видел, как беззвучно затряслись губы Василия Петровича.

Сознание померкло.

Когда Одинцов открыл глаза, его взгляду упал на бетонный потолок зеленоватого цвета. Он приподнял голову и увидел свет, падающий из зарешеченного толстыми прутьями небольшого окна тюремной камеры.

* * *

Виктор Одинцов медленно двигал поднос по двум металлическим желобам, выбирая еду, стоящую перед ним на отливающих серебром стальных полочках.

Время обеда во французской тюрьме.

Вкусные куски мяса, которые бы считались деликатесом в далекой Москве, не лезли в горло. Виктор машинально жевал их, глядя в одну точку. Все вокруг было чужое.

Эти люди, одетые в одинаковые комбинезоны синего цвета, весело гомонящие за столами, молчаливые, ухоженные охранники с постоянным выражением невозмутимости на лицах, запахи, которые Виктор никогда в жизни не ощущал, эти чистые полы, стены, потолки и столы – все было чужое, непривычное, тягостное.

По-прежнему ныл затылок…

…После свидания с Василием Петровичем, который не уезжал из этой тюрьмы в пригороде Парижа, пока Виктор не очнулся, стало немного легче.

Виктора привели в комнату для встреч почти сразу, как он, приподнявшись с тонкого матраца, зашевелился, изучая свое новое место обитания.

В замке камеры что-то щелкнуло, дверь отворилась, и охранник – негр молча показал рукой на выход.

– Спасибо, Петрович! – впервые за день улыбнулся Виктор. – Извини, что так получилось, не сдержался я.

– Я тебя понимаю, Витя, – глаза старика чуть повлажнели, – сам бы в молодости на твоем месте врезал!

– Мне на все наплевать, кроме моих родных, – задумчиво опустил голову Одинцов, – ведь они так меня ждут назад… эх!

– Я им позвоню и постараюсь успокоить! Ты оставь телефон, – и Василий Петрович вытащил из кармана пиджака небольшую ручку.

Виктор назвал цифры, а потом тихо попросил:

– В моем номере «Hôtel France», остались вещи, хорошие книги, шахматы. Они для меня дороги. Пусть администрация их отдаст вам или сохранит где.

– Хорошо, сделаю!

– Скажите, а надолго вся эта волынка может растянуться? – с надеждой заглянул собеседнику в глаза Одинцов.

Василий Петрович опустил взгляд

– Будем надеяться на лучшее! Только бы они тебе драку с полицейскими не стали вменять в вину!

Одинцов горько усмехнулся:

– Посмотрим, что они тут будут мне шить…

– Что? – вопросительно вскинул густые брови Василий Петрович.

– Да есть такое выражение у нас, Вы, наверное, и забыли. В смысле, – какие статьи уголовного кодекса мне предъявят к обвинению.

– А… – протянул русский эмигрант, – не знал, не знал.

Он бросил взгляд за плечо Виктора и выпрямился: подходил полицейский, всем видом давая понять – разговор окончен.

Василий Петрович выглядел импозантно. В свои семьдесят с лишним лет он сохранил стройную фигуру, был высок ростом, худощав. Одетый несколько старомодно – в классическую тройку светло-сероватого цвета, с серебряной цепочкой часов, дугой свисающей с нижнего кармана жилетки, он как будто бы вплывал в современный мир из начала двадцатого века.

Грива седых волос делала его похожим на этакого светского льва, голубые глаза не утратили живости выражения, и лишь складки кожи на шее и руках выдавали его возраст.

– Rendez-vous est fini![7]7
  Rendez-vous est fini! – Конец свидания! (фр.)


[Закрыть] – буркнул негр за спиной Виктора.

– Monsieuer!..Dix minutes![8]8
  Monsieuer!..Dix minutes – Господин!..Десять минут! (фр.)


[Закрыть]

– Bon![9]9
  Bon!– Хорошо! (фр.)


[Закрыть] – согласился охранник и отошел.

Виктор оглянулся на него:

– Что он хотел?

– Сказал, что пора мне уходить, – поправил галстук Василий Петрович.

– Я так и думал, вроде того… Здесь хоть немного начну понимать по-французски, – криво улыбнулся Одинцов, – правда, вот пока не с кем разговаривать.

– А что, тебя в одиночную камеру определили?

– Да, когда очнулся, никого нет, одна моя койка только. Вы попросите их, если есть кто из наших, русских здесь, чтобы меня с ним вместе посадили.

– Хорошо, я сейчас зайду к начальнику, поговорю… – задумчиво произнес Василий Петрович.

– А куда это меня привезли? – оглянулся на окна Виктор. – Вроде не в Торси мы.

– Это городок Vert Galant, – слабо улыбнулся эмигрант, – веселое название, между прочим.

– Веселое?

– Переводится, как волокита или повеса.

– Вот угодил! А как называется это заведение?

– Тюрьма Seine Saint-Denis…

– Похоже на название улицы проституток в Париже?

– Не совсем…

Виктор с полминуты помолчал, потом посмотрел собеседнику в глаза:

– А Вы как во Францию попали, Василий Петрович? Расскажите хотя бы вкратце!

– Вкратце? – эмигрант задумался, достал из кармана чистый носовой платок, протер глаза и потом произнес:

– В 1917-м мои родители, которые владели небольшим заводом под Воронежем, уехали в Аргентину. Потом, в 25-м вернулись в Россию, большевики всех звали обратно, когда стали проводить НЭП. Мне как раз только год исполнился.

– И что, отдали им завод?

– Как бы не так, – горько усмехнулся Василий Петрович, – пришлось начинать с нуля. Но ничего, трудолюбия и терпения им было не занимать, снова свое дело подняли. Эх, если знать бы заранее… – старик поморщился и потряс головой, словно отгоняя от себя эту мысль.

– А что случилось? – придвинулся ближе Одинцов.

– В 37-м расстреляли и отца моего и мать. Остался с маленькой сестрой на руках. Двинулись мы к тетке в Ростов-на-Дону. А когда началась война, сразу пошел добровольцем на фронт, хотя мог бы и не делать этого.

– Почему?

– Я еще имел статус гражданина Аргентины тогда. Но плюнул на все и пошел воевать, время было такое…

Василий Петрович помолчал и продолжил:

– Потом окружение под Харьковом, плен, концлагерь. Удалось бежать и пробраться во Францию, там партизанил.

После войны пожил немного в Париже, затем решил уехать по работе в Бразилию.

– А кто Вы по профессии были?

– Инженер. Мосты строил. В Южной Америке отработал 10 лет, вернулся. Теперь доживаю здесь.

Одинцов ошеломленно протянул:

– Даааа… Вот это биография, я понимаю! А в Россию к нам приезжали?

– Нет, так с войны и ни разу. Сестра навещала меня несколько лет назад.

– Fin rendez-vous! – снова раздалось за спиной.

Василий Петрович встал, и, прощаясь, достал из кармана визитную карточку:

– Вот здесь мои координаты, звони Витя, если что. Я еще приеду сюда. Тебе должны адвоката дать, а насчет переводчика я позабочусь. Сейчас зайду к начальнику, поговорю с ним…

Виктор неторопливо допивал горячий чай, ощущая на себе заинтересованные взгляды узников Seine Saint – Denis. Весть о новичке молниеносно распространилась по коридорам тюрьмы. Напротив Одинцова за столом сидел мулат со странной прической на голове. Его короткие, жесткие волосы были покрашены в какой-то синевато-фиолетовый цвет, тонкие длинные пальцы пестрели наколками, и время о времени вздрагивали.

Когда Виктор бросил взгляд на руки соседа, тот усмехнулся и произнес:

– Je me sens mal…[10]10
  Je me sens mal – Мне плохо (фр.)


[Закрыть]

– Чего? – неожиданно по-русски ответил Одинцов.

– Je narcomane, – улыбнулся мулат и протянул пальцы русскому – Jan Templer!

– Виктор, – машинально пожав их, ответил Одинцов.

– Très bien,[11]11
  Très bien – Очень хорошо (фр.)


[Закрыть] – расплылся в улыбке Жан. Он еще что-то стал быстро говорить Виктору, но раздался громкий звонок – обед закончился. Заключенные встали, и, переговариваясь, медленно побрели в камеры.

– Attends![12]12
  Attends! – Подожди! (фр.)


[Закрыть] – чья то рука легла сзади на плечо Виктора.

Он обернулся.

Молодая женщина в форме, отличающейся от одежды охранников, смотрела ему в глаза. Смугловатая кожа, черные волосы кудрявой копной рассыпались по плечам, нос с чуть заметной горбинкой и глаза цвета спелых оливок придавали бы ее лицу приятное выражение.

Если бы не взгляд, холодный, словно у змеи. И тонкие губы.

Лицо властной женщины, привыкшей к повиновению.

Она с интересом рассматривала новичка. Взгляд скользнул по фигуре Виктора, быстро пробежав от колен до его подбородка, потом неподвижно застыл, вонзившись, словно двумя копьями в глаза заключенного.

– Es-tu joueur d'échecs?[13]13
  Es-tu joueur d’échecs?? – Ты шахматист? (фр.)


[Закрыть] – мягко, с грассирующим «р», прозвучал ее голос.

Одинцов кивнул. Небольших познаний, приобретенных в школе на уроках французского, ему хватало на простое общение. Однако быструю речь в этой стране он не понимал.

– Bon.

Она помолчала, по-прежнему разглядывая Виктора. Потом медленно прошлась вдоль стола, у которого он стоял, ее палец заскользил по гладкой поверхности.

«Что ей надо от меня? – подумал Одинцов. – Кто она такая?»

– De la Gard![14]14
  De la Gard! – Охранник! (фр.)


[Закрыть] – вдруг выкрикнула в пустынный коридор женщина. Спустя полминуты послышались быстрые шаги, и в столовой возник охранник

Она что-то сказала ему, тот кивнул и удалился. Вскоре вернулся вместе с заключенным.

Виктор перевел взгляд на лицо узника и подумал: «Похоже – наш».

Он не ошибся.

Невысокий худощавый парень лет двадцати пяти, выслушав несколько слов женщины, повернулся к Виктору:

– В общем, так, братан… Она здесь – начальник тюрьмы, знает, что ты шахматист и попал сюда по глупости.

Парень повернулся к начальнице, та снова выдала несколько предложений.

– Она хочет, чтобы ты провел для местных зэков…этот…ну, в общем, сеанс одновременной игры. Понял?

– Понял, – кивнул Одинцов.

– А еще, выслушав просьбу твоего пожилого друга, переводит тебя ко мне в камеру, – улыбнулся земляк, – теперь повеселее нам будет! – добавил новоявленный переводчик.

– Я согласен, – Виктор посмотрел в темные оливки глаз начальницы, потом повернул голову и спросил, – а как тебя звать и ее?

– Меня – Лёха, ее – Женевьева, запомнил?

– Конечно…

– Да не смотри на нее так, – снизив голос, добавил Леха.

– А почему?

– В камере объясню… Потом! – он слегка коснулся пальцами локтя Виктора. Женевьева повернулась на каблуках и, покачивая бедрами, пошла на выход.

Мужчины проводили ее взглядами: черная юбка, плотно обтягивающая стройные ноги, вверху принимала привлекательные, округлые формы. Охранник выразительно посмотрел на товарищей по несчастью.

– Айда и мы! – по-простецки воскликнул Лёха. Через две минуты Виктор увидел свое новое жилище.

‘Rendez-vous est fini! – Конец свидания! (фр.)

"Monsieuer!..Dix minutes – Господин!..Десять минут! (фр.)

***Bon!– Хорошо! (фр.)

 ""Je me sens mal – Мне плохо (фр.)

““Très bien – Очень хорошо (фр.)

""“Attends! – Подожди! (фр.)

“*""Es-tu joueur d’échecs?? – Ты шахматист? (фр.)

"""“De la Gard! – Охранник! (фр.)

* * *

Оно было попросторнее камеры, в которую поместили Одинцова. Вдоль боковых стен стояли две приличные кровати, в углу на тумбочке красовался небольшой телевизор.

– Ого! – присвистнул Одинцов. – Почти все удобства!

– Да уж, это тебе не наши тюрьмы! – засмеялся Лёха.

– А ты что, и у нас бывал там? – повернулся к нему Виктор.

– Да приходилось… – уклончиво протянул соотечественник, и Одинцов понял, что расспрашивать дальше не стоит.

Он немного повеселел, встретив земляка, и только ноющая боль в сердце, одной нотой, но очень болезненной и нетерпеливой – заставляла Виктора морщиться: «Как там мои? Ждут ведь…»

– Располагайся! – Алексей жестом показал новичку на кровать справа от окна. – В тумбочке твое постельное белье и кой какие вещи для гигиены. Виктор сел на кровать и посмотрел на соседа:

– Давно здесь?

– Давно… – Лёха помолчал и добавил – год уже.

– Привык?

– Нет, конечно. Воля дороже всего, ты знаешь.

Они разговорились.

Лёха был уже в курсе дела Одинцова.

– Не дрейфь, тебе много не дадут! – обнажил он прокуренные зубы. – Максимум месяца 3–4 попаришься, и будешь свободен, как птица!

– А ты? – Одинцов внимательно посмотрел сокамернику в глаза.

Тот вздохнул и, сложив руки на груди, с тоской посмотрел в окно:

– Мне еще долго здесь, – глухо сказал он, – скачок мы с корешем сделали на ювелирный магазин…

– Скачок? – приподнял брови Виктор.

– Ну да. Полгода с другом мыкались во Франции, перебивались случайными заработками. Виза давно истекла, попадали пару раз из-за этого в полицию.

– А почему назад не уехали? – наклонился вперед Одинцов.

– А что там делать? Работы нет, денег тоже, никаких перспектив. Хотели получить здесь гражданство, наладить какой-нибудь бизнес, зажить как люди. Не получилось…

– И что?

– А! – Лёха махнул рукой с выражением безнадежности на лице. – Выпили с корешем, а были голодные при этом…ну и решили: или пан, или пропал!

– И грабанули ювелира?

– Точно так. В полночь подобрались к витрине, саданули по ней что есть мочи булыжником, впопыхах собрали рыжевьё с брюликами и, – ходу!

– А как попали то?

– Попал я один. Сигнализация заверещала, а недалеко патруль их разъезжал. Мы машину увидели и решили – драпаем в разные стороны! Мне не повезло – полицаи за мной погнались. А кореш в метро нырнул и ушел. Теперь, по слухам, магазин большой открыл в Москве…