Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Но нет.

Он открывал для себя все новое и новое. И теперь будто бы заново, после разлуки, показавшейся вечностью, он смотрел другими глазами на любимую.

– Говори, говори еще… – шептали припухшие губы Симоны, – я улетаю в блаженство, когда слышу такие слова.

И он придумывал новые нежности, ласково называл её смешными прозвищами, говорил о том, как безумно счастлив, что нашел её в этом огромном мире.

Она замирала от восторга. Она была на седьмом небе. Она готова была кричать на весь мир о любви.

Но утром, развернув газетную полосу, почти физически ощутила, как тяжелым небоскребом рушиться на ее счастье фотография в полполосы с кричащим заголовком:

«Русский претендент расслабляется после игры».

И на фото: обнаженный Виктор с голой женщиной, по виду напоминающую проститутку, – на большой постели. Интимные места закрыты черными квадратами. Рядом с мужчиной сверкает обложкой свежий номер ежемесячного шахматного журнала. Что вышел в свет две недели назад. Симона видела его на столе рядом со своим ноутбуком.

Она закрыла глаза и машинально потянулась рукой к стене, чтобы не упасть…

Маршалл медленно вошла в свою квартиру. Окинула взглядом ее. Детали и предметы, такие знакомые, показались чужими.

Ненужными, бессмысленными.

Часы показывали девять утра. Симона физически чувствовала тяжесть нового времени. То, что было до девяти – ушло. А теперь настало новое измерение.

Она боялась войти в спальню и увидеть точно такое же спящее тело, что на фото в газете. Только в одиночестве…

– Поверь мне!! Поверь, моя единственная!! – Виктор тряс девушку за руки, глядя в ее заполненные слезами глаза. – Это все сделано специально!! Неужели ты не понимаешь???

– Но почему… почему…? – всхлипывали дрожащие губы.

– Я ничего не помню! Клянусь тебе всем на свете!! Чем угодно!! Своей дочерью Наташей! Хотя знаю, что этого делать нельзя!! Я очнулся на остановке утром!! А что было за эти несколько часов – я не помню.

– И ты думал, что тебя только ударили и обокрали?

– Конечно!! Я даже не подозревал, что на такое они способны! Это было именно той ночью! И журнал они специально положили рядом, чтобы все видели – это не в далеком прошлом, а именно сейчас!!

– Но зачем, зачем??

– Это для того, чтобы мы расстались! Для того, чтобы выбить меня из равновесия!! Как ты не понимаешь???

– И кто мог сделать такое??

– Не знаю!! Но могу предположить…

– Кто??

– Милая, хорошая моя! Это нельзя ничем доказать, можно только догадываться! Успокойся, прошу тебя, успокойся!

Симона дрожала всем телом.

Ее словно током било от прикосновения рук Виктора. Девушке казалось, что они хранят еще тепло незнакомой женщины, которая там, в той реальной постели касалась его своими пальцами и коленями.

Женевьева задумчиво слушала запись.

Внешне нельзя было сказать, что она испытывает какие-то эмоции.

Но внутри…

Иногда ей казалось, что воля и желание мстить ослабевают настолько, что она готова позвонить Виктору и попросить прощения у него. И тут же ужасной волной накатывала ненависть. В эти секунды в голове женщины порой мелькали мысли криминального характера: убрать Симону. Физически.

«Ну и что я этим добьюсь?» – тут же включалась логика. Потом мелькала мысль, связанная с наставлениями ее родителей – те были набожны и с детства внушали девочке христианские заповеди.

Женевьева ежилась.

Порой она ловила себя на мысли, что стала душевной мазохистской, слушая записи из квартиры удачливой соперницы. Она живо представляла себя на ее месте, и дошло до того, что несколько раз под звуки любви занималась мастурбацией.

– Не сходи с ума! – кричала себе Женевьева спустя полчаса после оргазма и била первое, что попадется под руку: посуду, бутылку вина, или красивую вазу в своей квартире.

После этих вспышек ярости она стала замечать, что соседи как-то по-другому смотрят на нее.

Иногда она плакала по ночам, уткнувшись лицом в подушку.

В эти секунды чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Виктор Одинцов был первым мужчиной в ее жизни, которого она хотела, но не добилась.

Диапазон настроений, мыслей, ощущений Женевьевы был огромен. И даже ее любовник, темпераментный итальянец Антонио, удивлялся этому разнообразию. Но как только кончался секс, душа женщины погружалась во мрак. Она требовала, желала, надеялась получить одно: Любовь. Но раз за разом не находила нужного отклика, желанного импульса.

И поэтому ожесточалась, черствела, наполнялась отрицательными частицами зла.

– Как как? – вздрогнула Женевьева, услышав реплику Симоны из Лондона. «Делай, как я сказала! Будь готов к встрече со мной».

– Что значит – «будь готов к встрече со мной?» – вслух задумчиво проговорила француженка.

«Странная интонация… С такой не говорят о том, чтобы накрыть на стол, ожидая гостей…Что она означает? Как он должен быть готов к встрече с ней??»

Потом прослушала момент их прихода домой после партии.

«А, кстати, почему я не вижу ее в зрительном зале? Она же не сидит в это время дома или на работе… Но где тогда? В кафе или ресторане каком? Надо спросить у Фите».

И она набрала номер частного детектива.

Через полчаса сыщик был в кабинете Женевьевы.

– Расскажи, чем занималась эта Симона, когда прилетела из Лондона?

– Как обычно, была дома, потом видно, встречала его после игры, – пробормотал Паскаль.

– А почему она отсутствует на партиях? Как думаешь?

– Мне сказал этот… Леня, что шахматисты часто верят в приметы, и нередко оставляют жен дома. Вроде как женщина на корабле у моряков.

– А о чем они говорят по дороге домой? После партий?

– Не знаю, они едут в машине, мы не можем это слышать… – пробормотал Фите, чувствуя, что сейчас последует взрыв ярости со стороны заказчицы.

– А почему? – зловеще проговорила Женевьева. – Почему вы не установили жучки в ее машине?

– Я думал, что будет достаточно той информации, что идет с бульвара Пого, – оправдательным тоном произнес детектив.

– Пока что недостаточно!! – засверкала глазами женщина. – И ваш трюк с проституткой, похоже, стал холостым выстрелом!

– Ну а как же, сейчас такой шум в прессе… скандал…

– Да мне плевать на этот скандал!! – закричала начальник тюрьмы. – Цель, которая поставлена перед вами, недостигнута! Они снова вместе!! Фите злобно подумал: «Против такой любви бессильны все скандалы…», но смолчал, хмуро глядя на вздрагивающие руки француженки.

– Я спрашиваю, что еще вы можете сделать вообще!!

– Поставим и в машину… – ответил сыщик, – только вряд ли что узнаем нового.

– Так надо узнать! Хотя бы информацию о подготовке к игре! Почему я не слышу в записях обсуждения планов на предстоящую партию? Паскаль пожал плечами и промолчал.

«Она совсем свихнулась на этом русском… Пора, чувствую, выходить из дела.»

«Кстати, если удастся добыть сведения о дебютных заготовках Одинцова, то можно сорвать приличный куш с Леконта. Там наверняка будут рады получать такую информацию… Странно, что до сих пор я не слышу обсуждения игры… хотя… тренера, в принципе, у него и нет».

Матч стремительно катился к завершению.

С каждой партией публики в зале было все меньше и меньше: Леконт проигрывал. Газетная шумиха вокруг скандальной фотографии поутихла и в прессе все чаще стали раздаваться нотки восхищения самообладанием русского игрока.

Наконец, наступила последняя партия противостояния. Одинцову достаточно было сделать ничью, чтобы выйти на главный матч – с чемпионом мира.

В зале собрались все друзья Одинцова, игроки команды, незнакомые русские эмигранты. Пришли и самые верные болельщики француза.

Патрик Леконт, сделав двадцать дебютных ходов, вялым голосом произнес:

– Remis?

Одинцов услышал в наушниках возбужденный голос Симоны:

– Можешь согласиться, а можешь двадцать первым – на король аш восемь продолжить конь бэ пять! У тебя решающее преимущество спустя пять ходов!

– Согласен! – Одинцов протянул французу руку, и в зале раздались аплодисменты.

На следующий день состоялось закрытие матча и банкет. Опять были речи, тосты, но не такие торжественные, как в начале его. Победитель терпеливо ждал, когда все это закончится, чтобы получить конверт с чеком и официальное подтверждение о результатах финала претендентов.

Уже перед самым окончанием банкета случился эпизод, на который никто не обратил внимания.

– Мои поздравления! – услышал Виктор знакомый голос.

Он повернул голову.

Женевьева улыбалась бывшему заключенному.

– Спасибо! – кивнул Виктор. – Мне приятно…

– И мне тоже. Тем более, что у тебя остался всего лишь один, главный поединок…

– С чемпионом мира, ты имеешь в виду? – рассеянно спросил русский шахматист. – Я не ошибся?

– Ошибся, – ответила француженка и пошла на выход.

«Что она хотела этим сказать? – недоуменно спросил себя Одинцов. – Так странно смотрела на меня!»

Если бы он знал…

Утром Женевьева сидела за столом в кабинете, перелистывая бумаги, читая свежие газеты. Тихим фоном шелестели магнитофонные записи, принесенные поздно вечером Паскалем Фите. Она почти не обращала внимания на звуки, доносившиеся из маленьких динамиков.

Отдельные реплики, шум движущейся машины, какой-то неясный шепот. Начальник Seine Saint Denis собралась было выйти к заключенным, завтракающим в столовой, как ее внимание привлек вскрик Симоны. Женевьева прислушалась.

Тишина.

«Может, показалось?»

Она встала, потянулась к магнитофону и остановила пленку. Отмотала чуть назад.

Женский, хорошо знакомый голос:

«Можешь согласиться, а можешь двадцать первым – на король аш восемь продолжить конь бэ пять! У тебя решающее преимущество спустя пять ходов!»

Женевьева, как подброшенная катапультой, дернулась, резко вздрогнув, и отошла назад.

Буквально за пять минут перед этим прочла похожий комментарий к последней партии матча Одинцов – Леконт. Сотрудник спортивного отдела, мастер Гийон написал:

«Белые могли на последний ход Леконта королем на аш восемь продолжить давление ходом коня на в5. Но русскому было достаточно ничьей, и он принял её».

Француженка замерла.

Она снова открутила пленку назад, потом еще и еще.

Раз за разом вслушиваясь в голос подруги Одинцова, она лихорадочно метала взгляд на страницу спортивной хроники.

Догадка молнией пронзила ее ум!

Женевьева откинулась в кресле и вытерла платком пот со лба.

«Это… это… фантастика!! Вот почему она никогда не была в зрительном зале!! Она помогает ему играть!! Но как? Неужели???

Точно!!!

Она великолепная программистка, как сказал однажды Гельфанд. И… и…?? Шахматный компьютер?? Или секретная супер-программа?? Скорее второе!! Значит?? Боже, как гениально! И как просто!! Вот почему у него изменилась прическа!! Он стал похож на битла в последний год! И это она говорила из своей машины! Наверняка припаркованной недалеко от места игры! Тааак…

А Фите слушал?? Это важно!! Сейчас узнаю».

И женщина дрожащими руками набрала номер телефона частного детектива.

– Аллё-о! – мужской, сонный голос.

– Паскаль, это я, – стараясь скрыть возбуждение, проговорила Женевьева, – как самочувствие?

– Мерси, хорошо, – пораженный Фите мгновенно проснулся.

«Она спрашивает о моем здоровье?? Это что-то небывалое!»

– Ты записи прослушивал вчерашние? – деланное безразличие в голосе.

– Пардон, мадмуазель, не успел, к сожалению, – нотки оправдания прозвучали для начальницы тюрьмы необыкновенно-желанной музыкой. Как свадебный марш Мендельсона для невесты. Как гимн страны для коронующейся особы.

– Ладно, я уже сама слушаю и снова ничего интересного! – пробурчала женщина. – Аревуар, приятных утренних снов!

– Мерси! – ответил Паскаль и упал головой на подушку.

Он даже близко не мог предположить, что вчера подарил своей заказчице долгожданную жемчужину удачи.

Женевьева стремительно перебирала в голове варианты действий. «Прийти на закрытие матча и в качестве доказательства нечестной игры русского предъявить эту запись?

Нет, вряд ли сработает… Почему? Шум, конечно, поднимется… Но, что я добьюсь этим? Максимум – признают победителем Леконта, Виктора дисквалифицируют. И что? Он разве будет моим? Месть, и ничего больше? И еще неясно – можно ли считать доказательством несколько слов на пленке. Скажут, что повторяла слова комментатора в пресс-центре. И главное – мы незаконно прослушиваем машину и квартиру! Так и самим можно угодить под суд…

Нет… я так не хочу… А как?? Как??»

И она, расхаживая взад-вперед по кабинету, искала выгодный для нее вариант использования козыря, который Провидение вложило в ее руки. Пару раз секретарша пыталась обратиться к ней по поводу посетителей, но начальница рявкала:

– Меня нет!! И не будет!!

Наконец, Женевьева пулей вылетела из кабинета. Блондинка проводила ее взглядом, полным изумления: она никогда не видела «эту мегеру» в таком возбужденно-радостном состоянии.

«Я придумала!! Я нашла безукоризненный вариант! Он наверняка примет мои условия. Потому что деваться ему – некуда!»

* * *

Виктора Одинцова не покидало ощущение тревоги.

Зная Женевьеву, он понимал, что та никогда не говорит ничего не значащие слова.

Он, словно пленку на видео, прокручивал раз за разом их последнюю, короткую встречу. В глазах француженки промелькнуло нечто такое, что заставляло Виктора насторожиться.

Что она задумала на этот раз?

Есть категория женщин, от которых можно ожидать все, что угодно. Женевьева как раз была из этой породы людей.

Но прошла неделя после окончания матча с Леконтом, все было тихо, и Виктор успокоился. Как ни странно, теперь главной проблемой становилось навязчивое внимание к его персоне.

Со всех сторон сыпались предложения дать интервью, телефон Жоржа обрывали президенты клубов, рекламные агенты, деятели культуры, зазывавшие претендента на мировое первенство выступить с лекцией, дать сеансы одновременной игры.

Репортерам шахматных хроник не давали покоя некоторые странности в поведении русского игрока.

Во-первых, он почти никогда не анализировал свои партии вместе с соперником по окончании игры. Просто подписывал бланки, благодарил за игру, вставал и уходил.

Во-вторых, Одинцов никогда не играл в блицтурнирах, когда каждому сопернику отводится всего по пять минут на всю партию.

В третьих, – он не дал ни одного сеанса одновременной игры за последние полтора года. Простые любители шахмат жаждали сразиться с ним за длинным рядом столов, но Виктор с ходу отвергал многочисленные предложения организаторов таких мероприятий.

Одинцов знал, что он может легко дать такие сеансы. Но прекрасно понимал, что к слабеньким игрокам, как правило, незаметно подсаживаются сильные шахматисты. И в спешке, когда он вынужден молниеносно делать ходы, чтобы успеть закончить эти 20–30 партий, он рискует что-то «зевнуть» и, поигрывая, поставить свое «реноме» под сомнение.

– Милая, я хочу поехать вместе с тобой в Италию! – это были первые слова Виктора, когда он, проснувшись, увидел, что Симона уже не спит. Девушка задумчиво-ласково смотрела на его тело, обнаженное до пояса сползшим одеялом.

– В Италию? – улыбнулась девушка. – Куда именно?

– А поедем на машине! Возьмем карту, и по ходу сами будем выбирать маршрут. Например, начнем с Венеции!

– Замечательно… туристами-дикарями как будто, да?

– Да. Будем только вдвоем. И никто не сможет донимать нас звонками, разными предложениями, никто не станет дежурить у подъезда, ожидая, когда мы выйдем из дому. Кстати, что там на улице?

И Виктор, свесив ноги на пол, выскользнул из-под одеяла.

Медленно подошел к окну. Симона смотрела ему вслед, любуясь обнаженной мужской фигурой.

– Так. Сегодня вроде никого нет, замечательно!

И неожиданно для себя напел куплет из песни Высоцкого:

 
– Только прилетели, сразу сели
«Фишки» все заранее стоят
Фоторепортеры налетели
Все слепят и с толку сбить хотят!
 

Девушка удивленно приподняла брови:

– Откуда это? Что за песня?

– Эх! Молодо зелено! Это ж Высоцкий! Про шахматный матч на первенство мира. Хочешь послушать дальше?

– Конечно!

И Виктор, знавший наизусть множество вещей гениального барда, продолжил.

Симона, с каждым куплетом посмеивавшаяся все сильнее и сильнее, в конце уже просто хохотала: Виктор прекрасно подражал интонациям автора.

 
– Выпало ходить ему, задире
Говорят, он белыми мастак
Сделал ход с е два на е четыре
Что-то мне знакомое, так так…
 

Когда Одинцов закончил, девушка, отсмеявшись, задумчиво произнесла:

– А ведь мы чем-то похожи на главного героя этой песни…

– Ну, допустим, я все же умею играть, – возразил Виктор.

– Да, но программа сильнее тебя…

– Конечно. Она, я уверен, сильнее и чемпиона мира.

– И что потом? – они посмотрели друг другу в глаза.

– Не знаю. Давай, не будем пока об этом. Мы же договаривались, милая…

Симона отчаянно визжала, когда они вместе падали вниз, сидя на огромном резиновом круге в итальянском аквапарке под названием «Аквафан». Водяные брызги били в лицо, залетая в ноздри, где-то внутри поднималась незримая волна, а душа, казалось, улетала вниз, в пятки.

– Да, высоковато! – смеялся Виктор, оглядываясь на гладкую, почти отвесную стену высотой с пятиэтажный дом, с которой скользили вниз посетители парка.

Аквапарк находится недалеко от курортного местечка под названием «Римини», что на берегу Адриатического моря.

А за несколько дней до этого путешественники пересекли Италию с запада на восток, объехали стороной Милан и к вечеру прибыли в Венецию.

– Ура! – захлопала в ладоши девушка, когда их машина, мчась по изгибающемуся вправо большому повороту с основной трассы, миновала указатель с волшебным названием старинного города.

– Никогда не думал, что этот мост такой большой! – воскликнул Виктор, глядя на приближающиеся очертания Венеции: справа и слева была вода, когда-то давно залившая сушу.

Три дня они гуляли по узким улочкам, наслаждаясь одиночеством вдвоем. Лишь несколько раз Одинцова узнали русские туристы, попросив автограф.

Гондольер с понимающей улыбкой смотрел на красивую пару, целующуюся в его в лодке. Он повидал много на своем веку. Именно они, гондольеры Венеции, больше всех в мире смотрят на чужое счастье. Ежедневно, почти ежечасно.

Виктор отрывался от губ Симоны, смотрел на загрубевшее от ветра лицо итальянца, который невозмутимо греб веслом.

«Что он думает о нас? Быть может – ничего. Он привык. Сколько здесь пар, приехавших посмотреть на этот чудо город! В следующий раз обязательно будем в Венеции на знаменитом февральском карнавале…»

– Ну, ты, штурман тоже мне! – смеялся Виктор, когда Симона озадаченно смотрела на дорожную карту. – Завела, понимаешь меня, как Иван Сусанин!

Они сбились с намеченного маршрута, проскочив, видимо, нужный поворот. Девушка водила пальчиком по атласу, потом поднимала голову, смотрела на дорожные указатели и снова углублялась в карту.

– Ничего, все пути ведут в Рим! – подбадривал ее Одинцов. – Мы пойдем другим путем!

– Издеваешься, да? – надула губки спутница. – Это ты виноват, что промчался мимо поворота на автобан!

– Конечно я! У женщин всегда виновен мужчина! – хохотал Одинцов. – Нам нужно извиниться, если знаешь, что прав в споре с ними!

– Естественно, именно так! – с вызовом ответила красавица.

Дорога петляла между невысоких гор, то поднималась, то опускалась, путешественники час назад «ушли» вглубь Италии, уезжая все дальше от Адриатического моря.

– Как красиво! – восхищалась Симона и щелкала затвором фотоаппарата. – Просто прелесть эти маленькие деревушки!

В Рим они прибыли поздно вечером.

Чуть покружившись по центру Вечного города, нашли небольшую, уютную гостиницу.

– Где-то я вас видел? – произнес пожилой итальянец, выдавая Одинцову ключи от номера. – Вы не играете во втором дивизионе в футбол?

– Играет, играет! – засмеялась Симона. – На воротах стоит!

– О! Я не ошибся! У меня, знаете ли, профессиональная память болельщика! – горделиво поднял голову портье. – Но почему вы так плохо говорите на итальянском?

Вопрос был адресован девушке.

– Мы, знаете ли, русские – улыбнулась она.

У итальянца удивленно приподнялись брови.

– Русские? И как фамилия вашего спутника?

– Одинцов.

– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу болельщик, – Но он не играет в футбол… а в эти… шахматы… да?

– Точно! – засмеялась красавица. – Но в перерывах между матчами любит стоять в воротах!

И влюбленная пара, подхватив чемодан и дорожную сумку, поднялась на лифте в свой номер.

– Что-то мы сегодня слишком веселые, не к добру, есть такая примета! – задумчиво произнес Виктор, когда он, усталый, не раздеваясь, прилег на широкую кровать.

– Ерунда! Не верь во всякие дурацкие приметы! – воскликнула девушка. – А иди ты лучше прими ванную с дороги!

Они не знали, что в этот момент Женевьева внимательно изучив условия, регламент и правила предстоящего матча Одинцова с чемпионом мира, опубликованные в спортивной хронике, радостно закружилась по своей квартире.

Она окончательно усовершенствовала свой план, и теперь отчетливо понимала – ему никуда не деться! Он примет ее ультиматум! Он будет ее мужчиной!!

Рим предстал перед ними во всем великолепии.

Золотистое, нежаркое сентябрьское солнце нежно грело кожу с голубого итальянского неба, небольшой ветерок разгонял обычный смог над огромным городом.

Они бродили по всем известным местам, фотографировались вместе с «гладиаторами» – хитрющими мужичками, одетыми в форму римских легионеров, с мечами в руках, любовались величием собора Святого Петра, Пантеона, бесценными картинами в музее Ватикана.

– Ой! Какая острая эта «пеперонни»! – засмеялась Симона, отведав настоящей итальянской пиццы в гостиничном ресторане. – Все горит во рту!

– За тебя! – Виктор поднял бокал с красным вином.

– И за тебя тоже, – ответили карие глаза, – я иногда боюсь…

– Что боишься? – удивился мужчина.

– Я боюсь, что это счастье может внезапно закончиться. У меня появилось предчувствие.

– Какое предчувствие? Я тебя люблю, вот и все! Мне больше ничего не надо! – встревожено произнес Одинцов. – Почему тебе пришли в голову такие мысли?

– Я сегодня видела странный сон, – задумчиво произнесла Симона.

– Какой сон?

– Будто передо мной закрывают ворота в город. А там, я знаю, живешь ты.

– И что?

– Город огромный, богатый, шумный. Я пытаюсь пройти через эти ворота, но меня не пускают…они закрываются, и я ничего не могу поделать. Не могу попасть к тебе.

– И чем заканчивается сон?

– Тем, что ты почему-то весь ободранный, грязный, выползаешь из-под этих ворот, и я плачу, глядя на тебя.

– Вот почему ты такая была сегодня утром! И глаза, я заметил, чуть покрасневшие…

Девушка молчала, водя пальцем по скатерти стола.

– Брось думать о плохом! Это все предрассудки! – убежденно заговорил мужчина. – Я тебя люблю! Понимаешь?

– Да… – тихо ответила Симона, – понимаю. Но вдруг ты выиграешь звание чемпиона мира и…

– И что? – расширились глаза у Виктора.

– А часто бывает. Человек доходит до какой-то вершины и меняется. Забываются старые друзья, изменяются привычки, вокруг столько людей разных, красавиц богемных, гламурных, светское общество. Вот уже тебя узнают на улицах даже в чужой стране. А что будет потом? Ты уже не сможешь принадлежать ни себе, ни, тем более, – мне…

Виктор взял в руку кисть девушки:

– Забудь про сон. Мы будем вместе. В любом случае. Ты меня не собираешься бросать?

– Нет.

– Ты поверила мне, что на фото в газете я был без сознания?

– Да.

– Вот и все. Мы доверяем друг другу, это главное.

– Но она…

– Кто?

– Эта Женевьева. Ты мне говорил, она добивается тебя…

– Ну и что? Тебя тоже Гельфанд добивался, и что же?

– Большая разница.

– В чем?

– Ты мужчина, а она красивая женщина…

– А в твоем случае?

– Не сравнивай. Тот просто ничтожество в сравнении с этой француженкой. Я видела ее лицо, глаза, она очень властная, волевая и…

– И что?

– Не знаю. Но мне становится тревожно, когда я вспоминаю ее. Я помню, как она смотрела на тебя во время закрытия матча. И что-то сказала в конце, ты чуть изменился в лице.

– Разве?

– Да. И до сих пор не рассказал мне об этом разговоре.

– Ах ты, ревнивая моя! – засмеялся Виктор и обнял девушку. – Она просто поздравила меня с победой…

– Не может быть, что только это!

– Почему ты так думаешь? – мужчина вплотную придвинул лицо к каштановым волосам: в темных вишнях глаз Симоны еле заметной дымкой застыла обида.

– Интуиция подсказывает…

– Ох уж – эта женская интуиция! – рассмеялся Одинцов, откинувшись назад. – Ревнивая, подозрительная и мнительная! Всё! Идем смотреть Колизей!

– С удовольствием! – воскликнула девушка.

И они пошли на выход, сопровождаемые оценивающими взглядами знойных итальянских мужчин и женщин.

* * *

Переговоры об условиях игры с чемпионом мира, вначале зашедшие в тупик из-за высоких финансовых требований к организаторам со стороны противника Одинцова, успешно разрешились. Как только Виктор приехал в Москву и согласился с тем, что в случае поражения участник получает полтора миллиона долларов, а победитель три миллиона. Первая половина матч должна проходить в центре российской столицы, в концертном зале Чайковского. Вторая, по договоренности с главным спонсором поединка, крупной немецкой фирмой, – в Берлине… Будущий соперник Одинцова сидел по правую руку от председателя шахматной федерации России, бросая из под густых бровей испепеляющие взгляды. Он привык подавлять волю противника перед игрой. Его тяжелого характера боялись организаторы, судьи, и сами шахматисты. Противники по очереди отвечали на вопросы журналистов.

– Как вы оцениваете свои шансы?

– Однозначно, как всегда, – уверенно ответил чемпион мира.

Зал застыл в ожидании ответа претендента.

– Оцениваю оптимистично.

Чемпион едва заметно хмыкнул.

– Чем вы можете объяснить невероятный взлет малоизвестного шахматиста, вашего соперника?

– Я думаю, он знает это лучше меня, – кивнул в сторону Виктора чемпион.

– Хорошей игрой в шахматы.

– Вы сыграли всего одну партию между собой. Она закончилась вничью по вашему предложению. Будет ли в матче длинная ничейная серия?

– Не будет. Игра пойдет до последней пешки! – ответил чемпион.

– Вы женаты?

– Да.

– А Вы? – спросили претендента.

– Нет, – ответил Виктор, – но у меня есть любимая женщина.

Женевьева закусила губу:

«Будет другая!»

– Почему Вы никогда не играете «блиц» и не даете сеансы одновременной игры? – задал вопрос Алик Сношаль.

– У меня нет пока на это времени…

– Нехорошо, на женщину время есть, а на любителей древней игры – нет! – злорадно заключил журналист.

– Каждому свое.

– Выходит, Вы большой любитель женщин? – не унимался Алик.

– Да, любитель. Приятно слышать такое от профессионала!

Зал грохнул.

Чемпион тоже не удержался и загоготал своим баритоном. Он недолюбливал журналистов-хамелеонов, меняющих свои симпатии по ходу изменения соотношений сил на шахматном Олимпе.

Обстановка разрядилась.

Ответив еще на два десятка вопросов, противники покинули конференц-зал.

Чемпион мира тяжелым взглядом проводил великолепно выглядевшую Симону, которая, взяв Виктора под руку, мило улыбалась вспышкам фоторепортеров.

Они медленно пошли по тротуару, девушка хотела прогуляться по вечерней Москве.

– Хороша Маша… – процедил сквозь зубы помощник чемпиона, – перед матчем с Леконтом французы создали ему некоторые проблемы. Ходят самые разные слухи об этом…

– Заткнись, я и так выиграю у него! – злобно проговорил тот. – Мне она понравилась! Жаль, что отменили древний обычай: победитель получает всё!

– Так еще не вечер! – подобострастно улыбнулся помощник.

– Конечно! – ответил лучший игрок планеты и сел на заднее сидение черного шестисотого «Мерседеса». – Поехали!

Когда машина поравнялась с гуляющей парочкой, чемпион вновь внимательно посмотрел на стройную фигуру девушки и что-то тихо пробормотал сквозь зубы.

– Что? – вскинулся его помощник-телохранитель.

– Ничего, – ответил гроссмейстер и прикрыл глаза.

Ему не давали покоя две мысли.

Первая: подруга Одинцова намного привлекательнее его жены.

Вторая: почему у этого выскочки нет профессиональной команды помощников?

Когда «Мерседес» подрулил к дому, чемпион молча сидел в машине целых две минуты. Потом негромко произнес, обращаясь к бывшему сотруднику госбезопасности:

– Проверишь по своим каналам информацию об этой парочке. Проследи за ними. Полетишь в Париж. Ты хорошо знаешь этот город, не так ли? Помощник кивнул. Он в свое время работал в столице Франции под прикрытием дипломатического статуса.

Лучший игрок мира продолжил:

– Контакты, общение, помощники, пристрастия. Особое внимание удели его бабе. И, главное, – операция «Троян». В общем, – сам понимаешь. О расходах не беспокойся. Всё.

Владимир Быстрицкий, бывший майор контрразведки, снова кивнул. По многозначительным паузам между предложениями шефа он понял: надо «рыть землю», но добыть сведения о претенденте. И желательно – компрометирующие.

Но это лишь небольшая часть поставленной перед ним задачи.

До начала матча оставалось два месяца.

Виктор с Симоной прилетели в Париж. Несмотря на свой статус, Одинцов продолжал играть за клуб Жоржа Гиршманна. Его каждый приезд на матчи команда встречала аплодисментами. И, как обычно, после игры все ехали в Le Komarov на встречу с полюбившейся русской кухней. Хозяин ресторана, обалдевший от счастья (какая реклама!), вместе с Терезой ухаживал за желанными гостями.

Парижане, прослышавшие о пристрастии претендента, охотно посещали заведение, и дела Комарова резко пошли в гору.

Цыган Миша хвастался друзьям, что пьет вместе с «самим» Одинцовым, и тот щедро платит за заказанные ему мелодии.

Юрок, Колян и их компания орали от восторга, встречая «кореша». Матильда завистливо поглядывала на счастливую Симону, вздыхала и каждый раз напивалась. После чего Патрик Фиве, второй номер команды, с трудом дотаскивал ее до дому.

Стол команды Одинцова ломился от вин: красноярцы щедро слали им подарки.

В один момент шумного, веселого застолья к Виктору подошел официант, и, наклонившись, что-то прошептал ему на ухо.

– Сейчас, я на минуту, – улыбнулся Одинцов, – позвали меня, наверное, хотят автограф.

Он подошел к выходу из ресторана и, словно натолкнувшись на внезапное препятствие, резко остановился.

На него смотрело знакомое лицо, но в первую секунду Виктор не смог вспомнить, где видел его в последний раз.

– Привет, претендент! – усталые глаза улыбнулись, и в голове Одинцова всплыл удивленный вопрос, заданный этим человеком в шахматном клубе мадам Шодэ: «Ты принял чек у араба?»

– Здравствуй, Яша! Как поживаешь?

– Нормально.

Бывший чемпион Москвы Яков Бурей внимательно рассматривал молодого гроссмейстера. Он, как и все местные игроки, был потрясен стремительным взлетом малоизвестного шахматиста. То, к чему другие безуспешно стремятся десятилетиями, у Одинцова получилось невероятно быстро. Такие вещи неизбежно накладывают отпечаток на психику неудачников.

– Присаживайся! – Яша кивнул на свободный стул. – Есть небольшой, но важный разговор.