Текст книги "Фонтаны на горизонте"

Автор книги: Анатолий Вахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Да! – кивнул Степанов. – Но не надолго! Зимой ты будешь учиться, а летом плавать с нами. Тут хорошая практика. После учебы будешь работать в научно-исследовательском институте.

Девушка неуверенно улыбнулась. Предложение Степанова было для нее неожиданным, но заманчивым. Прежде чем на него ответить, надо серьезно подумать.

Но Степанов и не ожидал от нее сейчас ответа. Он снова смотрел в море и продолжал:

– Будь у нас свои специалисты по китам, мы не искали бы их вслепую!

2

На флотилии объявили неделю ударника. И в первый день чествовали Нильсена. Он выполнил свое обязательство, обогнав на двух китов Андерсена.

База встретила «Фронт» еще более торжественно, чем неделю назад встречала «Труд». Состоялся митинг. Когда Нильсен поднялся на «Приморье», его подхватили на руки, и он, как мяч, взлетел в воздух. А через неделю китобои сверх годового плана добыли еще шестнадцать китов. Впереди вновь оказался Андерсен.

Флотилия взяла курс на юг. Разделка последнего кита была закончена. На чисто вымытых площадках никого не было. Холодный северный ветер загнал всех вниз, в теплые каюты. Только на задней площадке повара всех трех китобойцев опаливали огромного кабана, которого откармливали в течение всего рейса.

Ворочай медленно. Смотри, чтобы кожа не потрескалась, – командовал дядя Митя.

Горьковатый дымок паленого щекотал ноздри. Степанов засмеялся:

Слюнки бегут.

На базе чувствовалось праздничное оживление. Хлопали двери кают, женщины пробегали с утюгами. Около Ли Ти-сяна собралась большая группа рабочих. Он ловко щелкал ножницами, подстригая каждого по его вкусу и, как заправский парикмахер, занимал клиента разговорами.

Рабочие посмеивались:

Наш Ли Ти-сян стрижет и бреет китов и китобоев.

А нерпу ты можешь побрить? – спрашивал китайца белобрысый парень, заранее улыбаясь в ожидании, что тот скажет что-нибудь смешное.

Но бригадир презрительно прищурился:

– Нерпа брить моя могу, – дурака брить не могу. Раздался взрыв хохота. Не мог удержаться от смеха

и Степанов. В хорошем настроении он пошел к себе в каюту: дело завершено, план выполнен, все люди наслаждаются заслуженным отдыхом. Помполит вдруг почувствовал, как сильно он устал.

Гудок «Приморья» напомнил Михаилу Михайловичу, что нужно идти на торжественный вечер. Когда помполит пришел в клуб, там собрались уже почти все команды китобоев. Над сценой ярко горел лозунг: «Ударникам китобойной флотилии – пламенный привет!»

С праздником! – поздравляли Степанова с разных сторон.

Под аплодисменты в президиум избрали Данилова, Ли Ти-сяна, Орлова, Нильсена, Гореву, Журбу. Потом все очень внимательно слушали доклад Северова. И каждый чувствовал что в общих итогах первого промысла первой советской китобойной флотилии – сто девяносто шесть добытых китов – есть частица его труда. Только один Грауль не разделял общего мнения. Он сидел на передней скамейке и холодным, равнодушным взглядом посматривал на президиум.

Капитан-директор сказал, заканчивая речь:

Сегодня мы чествуем советских китобоев, осваивающих новое для них дело. Своей ударной работой они привели флотилию к крупной трудовой победе. Но это, товарищи, только начало, первый шаг. Впереди большая работа. Наша флотилия должна стать лучшей в мире!

Станет! – прогудел Данилов.

Северов вручал билеты ударников лучшим людям флотилии. Андерсен молча принял красную книжечку и, неловко держа ее в своих больших руках, вернулся на место, такой же пунцовый, как книжка. Аплодисменты, которыми наградили его собравшиеся, разволновали старика. Его глаза застилал туман. Впервые в жизни Андерсену аплодировали, и не за какой-нибудь выдающийся подвиг, а за работу, за ту работу, за которую он получает деньги.

Дошла очередь и до Нильсена. Степанов, зачитывавший список, назвал его имя:

Мистер Нильсен!

Раздались еще более громкие аплодисменты. Гарпунер подошел к столу и, повернувшись к затихшему залу, с трудом, но внятно произнес:

Вы сделали меня настоящим китобоем и счастливым человеком. Спасибо! Я теперь есть советский гарпунер!

Ура Нильсену! – раздалось из зала.

– Ура! —.подхватили многие десятки голосов. Андерсен недоумевал: «Я ведь убил больше китов, чем Нильсен, а мне не кричали «ура». Почему?»

Журба, оглушительно хлопая в ладони, наклонился к Андерсену и прокричал:

– Вот видишь, как Нильсена возносят! Он первый соревнование начал.

Андерсен уловил только одно слово «соревнование» – и сказал себе, что на следующий сезон он не опоздает начать это дело раньше всех.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Китобойная флотилия проходила мимо мелких островков. На них желтоватыми точками блестели редкие огни деревушек японских рыбаков, у берегов ходили рыболовные суда – кавасаки, сейнера... Было мирно и тихо.

«Шторм» шел в кильватере, замыкая колонну. Несмотря на то, что впереди были видны гакобортные огни флотилии, Можура часто сверялся по карте. Он вел «Шторм» с такой точностью и аккуратностью, словно сдавал экзамен по судовождению.

Не доверял Можура, как и все китобои, ни мирному виду островков, ни тишине. Можура был уверен, что за флотилией сейчас следит не одна пара глаз, сверкая линзами биноклей. Недаром с наступлением темноты все ближе подходят рыболовные суда – одни отстают, другие идут навстречу.

Теплый ветерок приятно обдувал лицо. Чувствовалось теплое течение. Море было точно усыпано миллионами блесток – голубоватых, серебристых, зеленых.

Можура ходил по мостику, заложив руки за спину, с биноклем на груди. Временами с грохотом полз в роликах штуртрос. Из открытого светового люка машинного отделения упругой струей шел теплый воздух с запахом масла. Доносились тяжелые вздохи машины. Как большая оса, жужжала турбодинамка.

Неожиданно из темноты наперерез «Шторму» вырвался кавасаки.

– Лево руля! – дал команду Можура.

Китобоец, зарываясь в воду, круто взял влево. Столкновение с японским судном было предотвращено. Слива погрозил кулаками в темноту.

За эти штуки у нас в Одессе фотографию портят! – крикнул он.

Вот черти, – возмущался Можура. – Ну, куда, дьяволы, лезут! Прямо под форштевень. Перережем пополам» как бритвой!

Китобоец разрезал темноту ходовыми огнями.

Это политика, – сказал Курилов. – Вот стукни мы такую галошу – она на дно, команда на шлюпки. У них они наготове! И на берег! А завтра на весь мир затрубят: «Караул! Советское судно таранило мирных рыбаков». Или еще хуже – не успеешь оглянуться, как их миноносцы подлетят.

Слева вырисовывались контуры небольшого островка. За кормой от вспененной винтом воды стелилась горящая беловатыми огоньками лента... Вдруг китобоец замедлил ход, точно его задержала невидимая рука.

Дрынь! Дрынь! – зазвонил телеграф. – Стоп машина!

Судно остановилось.

На палубу выбежали свободные от вахты моряки.

Что случилось?

– Погасить палубные огни! – скомандовал Можура. На судно навалился густой мрак. Капитану было ясно:

японцы поставили перед китобойцем крепкие сети, и судно намотало их себе на винт. Можура приказал:

Соблюдать полную тишину. Кавасаки недаром шел нам навстречу. Он заставил нас отвернуть в сторону нарочно расставленных сетей.

А если по радио сообщить на базу? – шепчет кто-то в темноте.

Ходовые огни базы и китобойцев растаяли в темноте. На судне установилась напряженная _vтишина. Можура позвал:

Коммунисты, комсомольцы, стармех, боцман и старпом, ко мне!

Положение наше тяжелое, – сказал капитан, когда все собрались. – По радио на базу сообщать о себе мы не можем. Прежде чем она окажет нам помощь, нас арестуют японцы. Для этого они и поставили ловушку. Нам остается одно: молчать. Но молчать хорошо сейчас, когда вокруг темнота, ночь. А если к сетям придут японцы, – мы будем уведены в ближайший японский порт! Надо как-то сбросить с винта сеть.

Он обвел глазами собравшихся:

Придется резать сеть! Это – единственный выход.

Разрешите начать? – вставая, проговорил Курилов. Можура кивнул ему. Да, именно от Курилова ждал он

этого. Все вышли на палубу.

Леонтий попробовал на пальце острый нож. Можура указал стармеху:

Позаботьтесь насчет освещения, но только так, чтобы свет лампы падал прямо на воду и не был виден со стороны.

На корме спустили штормтрап, у самой воды повесили лампу. Высоко над головой горели крупные звезды. Леонтий разделся, густо обмазал тело машинным маслом, обвязал вокруг талии тонкий трос и, переступив через поручни, спустился по трапу в воду.

На яркий электрический свет в воде собрались рыбы. Мелькали их серебристые тела. Плавала студенистая с красноватой бахромой медуза.

Может, комбинезон наденешь? – заботливо спросил Можура.

– Нет, так лучше, свободнее, ^:– откликнулся Леонтий.

Решительно войдя в воду и набрав полную грудь воздуха, он скрылся в воде. Медленно потянулись секунды, минуты...

Как он там? Сможет ли сделать? – шепотом переговаривались столпившиеся на корме китобои.

Сделает! А не успеет – мы закончим! – бросил Слива. Лицо его обострилось, глаза, не отрываясь, смотрели в воду.

Веревка в цепких руках Сливы задергалась, он начал быстро тянуть ее вверх. Двое моряков перегнулись через поручни, чтобы подхватить всплывающего Курилова. Он вынырнул шумно, с плеском, и, захватив широко открытым ртом воздух, ухватился рукой за штормтрап.

Ух! – Тяжело переводя дыхание, Леонтий поднялся на палубу. В руках у него были обрезки сети.

Ну что? Как там? – посыпалось со всех сторон.

– Метров пятнадцать намотало на винт. Сеть новая. Осталось еще половину срезать.

Как водица, холодная? – как бы беззаботно, ради любопытства, поинтересовался Слива.

Водица холодноватая. Но если душа теплая, то в самый раз.

Сейчас у нас будет полный морской порядок, – сказал Слива, стаскивая с себя робу. – Ну-ка, детки, привяжите меня знаменитым бим-брам-шкотовым узлом. Нож давайте! – И Слива, сложив над головой руки, смаху бросился в воду...

Вот чертяка! – проговорил кто-то. Снова медленно тянулись секунды...

Слива не подавал никаких сигналов. Сверху было видно, как шарахались рыбы. Временами подхватывались течением смутные белые лоскутья отрезанной сети.

На палубу вышел Грауль:

О! Маленький аварий! Нехорошо, нехорошо. Мы испортили чужой сети. Ай! Ай! Это ошень плохо. Надо давай радио!

Идите отдыхайте, – едва сдерживая гнев, сказал Можура.

О! Затем отдыхать? Надо звать на помощь! Грауль был уверен, что советский китобоец оказался в безвыходном положении.

Ты слыхал, что он предлагает? – сквозь зубы переговаривались матросы. – Вот сволочь!

Как там Слива? Что-то, не подает сигналов.

А ты подергай, может задохнуться, ведь сколько времени прошло.

Наверно, минута прошла...

Матрос натянул конец, но в ответ веревка начала часто дрожать в его руке. Боцман, как видно, злился и дергал за конец, чтобы ему не мешали.

Жив наш боцман!

Подымая бурун воды, Слива всплыл и тут же закричал:

Ух, давай, выбирай. Я вот тебе дерну! – накинулся он на матроса. – Только примостился резать, а он дерг да дерг... Что я тебе – бычок на крючке?

Ну, а дела, дела-то как там?

Прочтете в докладной, а сейчас срочно полстакана спирту, надо промыть внутренности, а то совсем просолились!

Залпом выпив, Слива сказал:

Пока, хлопцы, бувайте здоровы!

Шумно вздохнув, он снова нырнул в воду.

Вдали за островками затарахтел мотор. Его частая дробь ясно доносилась по тихой спокойной воде. Моряки всматривались в темноту.

Несет черта!

Можура насторожился. Что делать, если подойдут японцы? Успел бы Слива.

Звук мотора становился громче. Японцы шли к сетям.

Неужели не успеем? – спросил кто-то тревожно.

Спокойствие! – раздался голос Можуры. Капитан впился руками в поручни. Слива вынырнул

и, ухватившись за конец, прохрипел:

Тяни быстрей, тяни, хлопцы... За мной теща прет... Сливу выхватили из воды. На том месте, где он только

что был, извивались серые, словно змеи, плети – щупальца осьминога, но, попав в яркий свет лампы, они исчезли в глубине.

– Вот гад, чуть не сцапал, – возмущался Слива. – Капитан, все готово, можно работать!

Слива убежал греться в машинное отделение. Японское судно было совсем рядом. Ходовые огни быстро приближались к китобойцу.

Жах! Жах! Ух-х-х! – винт сделал первый оборот.

С японского катера визгливо кричали и сигналили. Китобоец, включив освещение, вспенил воду и дал полный ход...

2

В день прихода во Владивосток Грауль направился в немецкое консульство.

Глубоко спрятав руки в карманы мехового пальто, гарпунер неторопливо шел по вечерней, ярко освещенной главной улице имени Ленина. На зданиях пылала иллюминация. Развевались красные флаги. Густым потоком двигались по тротуарам люди. На рейде выстроились корабли. Их силуэты были очерчены нитью огней. Во всем чувствовалось праздничное оживление. Был канун годовщины Великой Октябрьской социалистической революции! На всю улицу гремели репродукторы. Диктор сообщал: «Фашистская Германия вышла из Лиги наций; по всем ее городам и селам идут погромы и убийства коммунистов: Ван-дер-Люббе все еще пытается обвинить Димитрова; узникам Скотсборо[56]

В 1931 году на судебном процессе в Скотсборо (США) была приговорена к смертной казни по ложному обвинению группа негритянских юношей. грозит электрический стул; в Англии четыре миллиона безработных; японские войска расстреливают невинных китайских жителей. В это время в Советском Союзе на Челябинском тракторном заводе пущен гигантский литейный цех – лучший в мире; началось регулярное движение судов по Беломорско-Балтийскому каналу; в Ленинграде завод «Электросила» изготовил первый в мире мощный высокочастотный генератор. Шестнадцатую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции советская страна встречает новыми грандиозными успехами на фронте мирного строительства».

... Грауль глубоко затянулся дымом сигары. Он не спешил к консулу, предчувствуя, что разговор будет не из приятных. Что ж, он сделал все, что было в его силах, и если они прозевали флотилию, когда она еще рождалась, а потом .шла вокруг света, то это уж не его вина.

Грауль свернул с улицы Ленина на боковую Пушкинскую, круто взбегавшую вверх, и стал подниматься по ней, мимо темной громады собора. Уныло гудел ветер в голых ветвях деревьев. Собор стоял, как темный островок, среди ярко освещенного города.

Отто крепче сжал зубами сигару, направляясь к деревянным решетчатым воротам между каменными столбами. За ними стоял двухэтажный, с освещенными окнами деревянный дом. На флагштоке развевалось алое полотнище с белым кругом в центре и извивающейся в нем черной свастикой.

Грауль толкнул калитку, пересек маленький мощеный дворик и вошел в консульство. Служащий проводил его в кабинет консула.

Из-за стола поднялся человек в штатском костюме.

Консул, здороваясь, не подал гарпунеру руки. Пристально глядя в его глаза, он сказал холодным тоном:

Вы не справились с заданием, Грауль.

Обстоятельства сложились так, что...

Я вас вызвал сюда не для того, чтобы выслушивать ваши объяснения. – Консул шагнул к окну и указал на бухту. – Там стоит китобойная флотилия. Она добыла двести четыре кита!

Восемь китов были добыты Андерсеном и Нильсеном во время перехода во Владивосток, – начал было Грауль.

Знаю! – резко прервал его консул. Он стоял, заложив руки за спину. – Можно договориться с гарпунерами?

Безнадежно. Нильсен перешел к ним, – кивнул Грауль в сторону окна, через которое были видны часть бухты и освещенные огнями улицы. – Андерсен категорически отказался от денег.

Нильсена убрать через Гонолулу, ну, а Андерсен ведь когда-то пробовал опиум. Слушайте, что надо сделать...

... В номере Грауля, который он снял в лучшей гостинице города – «Версаль», было шумно. В углу, на подставке трюмо, завывала виктрола. За столом, уставленным бутылками и закусками, развалились в креслах гарпунеры. Сизый табачный дым стоял в воздухе слоями. Андерсен в расстегнутой рубашке и воротничке, державшемся на запонке (галстук и пиджак валялись «а полу), пытался размахивать руками в такт музыке. Из стакана расплескивался коньяк, и Андерсен смеялся. Потом он подошел к зеркальному шкафу и долго смотрел в него, пытаясь сосредоточиться.

Нильсен пил мало. Сколько Грауль ни настаивал, Олаф не хотел быть пьяным. Он обещал дяде Мите, что будет у него в гостях. Было уже девять часов вечера. Ну что ж, к десяти он придет. Хороший гость не должен рано приходить. Сегодня вдвойне приятный день. Грауль пригласил его и Андерсена к себе на обед. На угощения немец не скупился. Значит, Грауль и Андерсен признали его. Теперь он настоящий гарпунер.

Я очень огорчен, – прошептал, наклонившись к Нильсену, Грауль, – что ошибся в вас. Вы прирожденный гарпунер. Я рад, что в нашем Союзе прибавился еще один достойный член.

Меня примут в Союз? – спросил Нильсен.

Несомненно, – кивнул Грауль и предложил Олафу сигару. – Остается теперь сделать немногое: побывать в Гонолулу, встретиться с членами совета Союза гарпунеров, и вам будет всегда обеспечено место на любой китобойной флотилии мира

О! —улыбнулся Нильсен. Правда, он не собирался скоро уезжать из России, здесь очень хорошо работать, но об этом Нильсен предпочел умолчать.

Я думаю месяц – другой провести на Гавайях, – как бы между прочим сказал Грауль. – Было бы хорошо, если бы и вы со мной поехали. Я бы там рекомендовал вас, мой друг...

Нильсен был польщен предложением Грауля. Правда, на Гавайи его не тянет, но раз Грауль предлагает, то он об этом подумает. Норвежец бросил взгляд на часы: о, ему пора идти!

Грауль не задерживал Нильсена. Они чокнулись, выпили на прощанье, и Грауль вновь повторил свое предложение. Норвежец кивнул: он согласен.

Они обменялись крепким рукопожатием и расстались, оба довольные друг другом. В этот момент раздался звон стекла. Грауль быстро обернулся. Ах. вон что! Андерсен разбил бутылкой из-под шампанского зеркало! Серебристые осколки лежали у его ног. Отто схватил гарпунера за плечо и усадил в кресло.

Что там за морда на меня смотрела? – спросил Андерсен, не узнавший себя в зеркале.

Грауль не успел ответить. В номер вошла дежурная, и Андерсен, с трудом засунув в карман руку, вытащил пригоршню денег:

– Плачу!

Деньги посыпались на залитый, затоптанный ковер... Потом Грауль что-то шепнул на ухо Андерсену. Тот сначала не понял, но Грауль терпеливо повторил еще несколько раз одно и то же, и Андерсен, наконец, хлопнул его по плечу:

– А ты, черт возьми, парень стоящий! Они вышли из гостиницы и по крутой улице спустились к базару. С Амурского залива тянул ледяной ветер. Базар был погружен в темноту.

Грауль подвел Андерсена к воротам какого-то темного двора. В глубине его тускло желтели огоньки. Тянуло прогорклым маслом, гнилью, слышались крики. Из тьмы к гарпунерам бесшумно прибежал человек. Качавшийся на ветру фонарь осветил на мгновение желтое дряблое лицо с черными бегающими глазами.

Грауль бросил человеку несколько слов, и тот, подхватив Андерсена под руку, потащил его в темноту...

Через неделю после похорон Андерсена, найденного в канаве замерзшим, уезжал Нильсен.

Пароход «Сибирия-мару» отходил в полдень. Провожать Нильсена пришли дядя Митя и Петя Турмин. Кок, пожимая руку гарпунеру, говорил:

Возвращайтесь скорее, товарищ!

Мы будем вас ждать, – сказал Петя.

Лучше бы не уезжали! – дядя Митя недовольно посматривал на стоявшего у сходней Грауля. – Господин Грауль – этот привык к курортам Гавайи, а вы же рабочий, простой человек.

Вы меня сделали гарпунером, – взволнованно говорил Нильсен. – Теперь все признают меня гарпунером. Я приеду и буду бить китов еще больше. Сто китов за сезон!

Ну, счастливого пути!

Завыл гудок. Поднялись сходни. «Сибирия-мару» отчалила от пристани и, развернувшись, направилась к выходу из бухты. Долго махал рукой Нильсен, долго стояли на пристани дядя Митя и Петя Турмин.

3

Горева уезжала на учебу в Московский рыбный институт утренним поездом. Провожающие окружили Нину у вагона. Широкая стрелка вокзальных часов приближалась к девяти.

Ой, товарищи, трудно мне будет! – воскликнула девушка. – Опоздала я к началу учебного года.

Ты морячка-китобой! – смеялся Северов. – Китов догоняла в море, в науке тем более догонишь.

Орлов пытался быть веселым, как и все, но ему это не удавалось. Расставаясь с девушкой, капитан загрустил. Так он и не узнал, любит ли его Нина. Покалывало сердце и у Нины, но она скрывала это за смехом и шутками.

Курилов уже в который раз просил:

Не забудь, Нина Пантелеевна, пришли побольше книг о китах, все, что найдешь в Москве. Особенно если удастся, книги Грауля: Очень хочется почитать, что он написал..

Нина лукаво посмотрела на Курилова:

Уж не хочешь ли ты тоже стать гарпунером?

– А что же, – ответил Леонтий. – Познакомиться с тем, что этот знаток пишет, не мешает.

Все заказы будут выполнены, – пообещала Горева и повернулась к Оленьке. – Ну, а ты, подружка моя, что молчишь, ничего не заказываешь?

Оленька обняла Нину, и ее черные глаза повлажнели.

Поедем вместе учиться, – засмеялась Нина.

Прошу молодую семью не разбивать, – шутливо-грозно потребовал Степанов. – Что тут Курилов будет один делать?

Жаль, что я на вашей свадьбе не погуляю, – сказала Нина и шепнула ей на ухо: – Чтобы к моему приезду была дочка!

Оленька зарделась:

Ну, уж и скажешь.

Нина прощалась, пожимая товарищам руки. Обняла Оленьку, поцеловала ее. Поезд двинулся, Горева торопливо, не смотря на Орлова, протянула ему руку:

– Счастливого плавания, капитан! Она вскочила на подножку вагона.

– Вам скорее вернуться... – начал Орлов. Он волновался и не знал, что сказать дальше. Улыбка его была растерянной.

Поезд набирал скорость. Вот уже, громыхая на стыках рельсов, прошел мимо последний вагон.

Уехала! – грустно сказала Оленька.

Приедет. Еще один год будем вместе плавать, – успокоил ее Степанов.

В вокзальном книжном киоске продавались свежие газеты. Степанов взял одну из них.

Ого! Да тут о нас целая страница! «Победа советских китобоев», – прочитал он.

А вот и другая газета, и в этой тоже страница, – сообщил Северов. – Интересная статья «Два показателя». Слушайте, я прочту: «Японская китобойная флотилия в северных водах добыла на одно китобойное судно тридцать с половиной китов, американская плавучая база «Калифорния» – пятьдесят китов, норвежская китобойная флотилия – пятьдесят семь китов, а советская китобойная . флотилия «Приморье» – шестьдесят восемь китов!»

Значит, всех обставили! – воскликнул Курилов. – Вот это здорово!

– Обогнали на первом же промысле иностранцев, восхищенно произнес Орлов. – Это я понимаю! Да мы же можем еще лучше охотиться. Дайте только срок – набьем руку.

Северов, раскрывший еще одну газету, стоял мрачный. Степанов спросил:

Ну, а ты что хмуришься? Да нам бы сейчас только радоваться.

Послушайте, что в другой газете пишут. – И Северов прочитал: – «Победа советских китобоев в водах Тихого океана является выдающимся событием в деле социалистического освоения Дальневосточного края... Силами советских моряков за один год освоена техника боя китов, освоена их обработка, освоена прекрасная и сложная техника базы «Приморье».

Совершенно верно, – подтвердил Степанов. – Не понимаю, чем же ты недоволен?

Слушайте дальше: «Экипаж флотилии благодаря помощи иностранных специалистов в совершенстве овладел техникой добычи и обработки китов».

Северов посмотрел на товарищей:

Это пишет директор нашего треста Дукин.

По его выходит, что мировые нормы добычи китов перекрыли не мы, а иностранцы, – глухо сказал Курилов. – Что же это получается?

– Ну да! – возмутился Орлов. – Мы только добросовестные ученики.

Теперь послушайте еще одну новость. – Степанов перегнул газетный лист, чтобы удобнее было читать. – То, что мы ученики, это утверждает Дукин, а вот что пишет Грауль.

Как? И Грауля статья? – потянулся к газете Курилов.

Да, – ответил Степанов. – Называется она «Сделаем все, чтобы советские китобои были лучшими в мире». Вот портрет Грауля, и под ним подпись: «Отто Грауль широко известен в европейской и американской технической литературе как видный теоретик китобойного дела. Тем большую ценность и интерес имеют его заметки для первых советских китобоев, которые должны сделать из них практические выводы».

Интересно, послушаем! – проговорил Геннадий Алексеевич.

Степанов читал: «Первая советская китобойная флотилия будет, несомненно, играть все более крупную роль. Но это придет еще не скоро. Я должен сказать, что для овладения китобойным делом советским морякам нужно как можно больше использовать многолетний опыт других стран. Я приехал в Советский Союз как друг, чтобы помочь наладить здесь китобойное дело. Такое же исключительно дружеское отношение я встретил и по отношению к себе. В этот срок первая советская китобойная флотилия могла бы выполнить план намного больше, но мы не знали районов скопления китов и, таким образом, полтора лучших месяца потеряли попусту».

Трудно понять этого Грауля! – проговорил Курилов.

«В будущем году эту ошибку ни в коем случае повторять нельзя, – читал дальше Степанов. – Надо идти немедленно к мысу Дежнева. По количеству и качеству китовых стад этот район один из лучших».

Степанов кончил читать.

Ну, а дальше идут мелочи. Впрочем, вот и еще немаловажные строки: «Трюмы для китового жира на «Приморье» сейчас очень велики. Это – недостаток. Следует немедленно поставить вопрос о реконструкции».

Вон как! – усмехнулся Орлов. – Вместо того чтобы наполнять трюмы жиром, мы их будем сокращать! Но как Грауль успел с этой статьей?

Кто-то, очевидно, в этом заинтересован, – задумчиво сказал Степанов. Смутное беспокойство не покидало помполита. Он направился к выходу, и все двинулись за ним.

Что же теперь делать? – спросила молчавшая до сих пор Оленька. – Получается, что только Грауль и выручил флотилию.

Этому, – Степанов щелкнул пальцем по газете, – народ не поверит. Стыдно, что у нас напечатано такое...

Редакцию, очевидно, ввели в заблуждение, сказал Орлов.

Во всем разберемся, – помполит распахнул тяжелую дубовую дверь вокзала.

Моряки вышли на площадь. В сквере на высоком постаменте стоял памятник Ленину – гранитная скульптура вождя с выброшенной в энергичном жесте рукой.

Курилов долго смотрел на памятник, потом крепче прижал к себе локоть Оленьки и сказал:

Мне хочется быть скорее в море!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Солнце поднялось над океаном. Барашки волн, точно белые кудри, шевелились, рассыпаясь под легким ветерком.

«Труд» шел полным ходом, переваливаясь с борта на борт, то и дело зарываясь носом в волну. На палубе, у дымовой трубы, сидел Журба и тянул самокрутку, в которую вошла добрая половина пачки махорки.

Изрытое оспинами, медно-красноватое, точно дубленое, лицо боцмана было мрачно. Облокотившись о колено, он сосредоточенно смотрел на палубу. От нее, нагретой солнцем, поднималась легким туманом испарина, пахнущая машинным маслом. .

Боцман не слышал, как его окликнул вахтенный матрос:

Товарищ боцман! Помполит требует к себе! Мысли у Журбы невеселые. К концу подходит второй

месяц промысла, а «Труд» не добыл еще и десятка китов. Правда, и у других китобойцев тоже невелики успехи, но у «Труда» – хуже всех.

А что поделаешь, когда гарпунер, как говорится, ни богу свечка, ни черту кочерга? Помполит флотилии Степанов о гарпунере не лучшего, чем Журба, мнения, а все же говорит боцману: «Ты недостаточный контакт с гарпунером установил, поэтому мало китов набили».

«Может, и впрямь я виноват?..» – думал Журба. Вахтенный тронул боцмана за плечо:

Помполит требует!

Журба неторопливо поднялся, погасил недокуренную цигарку, одернул китель. Он заранее знал, что разговор предстоит неприятный. Вот уже вторые сутки Степанов находится на судне.

Постучав, боцман вошел в каюту Орлова. Капитан держал в пуках какие-то бумаги и с яростью говорил:

– Все характеристики на Трайдера, блестящие рекомендации, отзывы – все это сплошной обман!

Тонкое, худощавое лицо Орлова покраснело от негодования. Губы крепко сжались. Орлов в упор смотрел на помполита.

Нет, – сказал Степанов. – Нет! В этих характеристиках все правильно. Нам не лгали, когда предлагали Трайдера как опытного гарпунера. Он действительно умелый китобой.

Так в чем же дело? – с недоумением воскликнул Орлов.

А в том, что... – Степанов сделал паузу, – ему, возможно, выгоднее не бить китов у нас и для нас... А? Может так быть?

Он вспомнил, как в Приморском обкоме партии высказывал свои подозрения о намерениях Грауля и люден, пригласивших его на флотилию. Были наведены по всем каналам справки. Однако проверка пока ничего не дала. Дукин, беседуя со Степановым и капитан-директором, сказал:

Пожалуй, мы каждому неприятному случаю придаем слишком большое значение. А ведь в новом деле без ошибок, промахов, неудач, просчетов не бывает! Жизнь есть жизнь! К тому же работаем с иностранцами, которые отнюдь не пылают к нам любовью. Надо быть бдительнее, настойчивее.

С директором треста нельзя было не согласиться, но чувство беспокойства, тревоги не покидало Степанова. Оно особенно возросло после внезапной смерти Андерсена и невозвращения с Гавайских островов Нильсена. Не мог он там остаться по своей воле. В этом Степанов был почти уверен, хотя Грауль доказывал обратное.

Взашей тогда этого Трайдера! – вскипел Журба.– Ох, дозволили бы мне, Михаил Михайлович, взять его за грудки, я бы так тряхнул, что он навек бы закаялся пакостить. – Боцман сжал толстые, сильные пальцы и тише добавил: – Эх, Андерсен, коньячная твоя душа. Загубил ты себя!

В его голосе прозвучали нотки грусти, жалости. Андерсен пришелся боцману по душе.

Неважные наши дела, товарищи, – просто сказал Степанов.

Куда уж хуже, – прогудел Журба и кашлянул в кулак.

Помполит тем же тоном продолжал:

Иностранцы хотят нас в дугу согнуть. Не выйдет, господа хорошие! Мы не из гнущегося бамбука, а из русского дуба! Не отступим от своего!

Верно, Михаил Михайлович, – подхватил Журба, ожидая, что сейчас помполит разрешит все вопросы.

А раз так, – Степанов улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой, от которой словно стало светлее и просторнее в каюте, – то давайте решать, что делать дальше?

Что делать?—переспросил боцман и, взглянув на капитана, загнул крепкий палец на левой руке. – Во-первых...

Фонтаны на горизонте! Киты! – раздались возбужденные, радостные голоса.

Журба, оборвав речь, метнулся из каюты, за ним бросились Орлов и Степанов. Они бегом поднялись на мостик, где вахтенный помощник уже командовал:

Лево руля!

Матрос переложил штурвал. Маленький китобоец накренился так, что корма окунулась в кипящий бурун воды. Развернувшись, «Труд» понесся навстречу белым фонтанам.

Сколько их! – кричал бочкарь и считал: – Три... семь... одиннадцать!

«Труд» быстро приближался к китовому стаду. Орлов взглянул на гарпунерскую площадку. Там никого не было. Он приказал:

Вызвать гарпунера.