Текст книги "Фонтаны на горизонте"

Автор книги: Анатолий Вахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Девушку, окончившую семилетнюю школу и уже два года работавшую учетчицей в колхозе, взяли на «Приморье» метражисткой – измерять длину убитых китов.

Ольга, заметив, что помполит смотрит на нее, вскинула голову, нахмурилась и еще пристальней стала смотреть на Старцева, делая вид, что внимательно его слушает.

К Степанову подошел матрос и передал записку Северова об успешной охоте «Фронта». Надо было готовиться к его встрече. Помполит написал Старцеву записку: «Заканчивайте». Тот произнес еще две—три фразы и замолк.

Народ стал выходить из клуба. К Степанову подошел Данилов, который все время, пока шла лекция, просидел где-то в задних рядах.

– Был у нас до семнадцатого года дьячок в церкви, – заговорил он басом. – Гундосил так, что и слов нельзя было понять. Мужики его прогнали.

Степанов, едва сдерживая улыбку, укоризненно покачал головой:

– Нельзя же так, Данилов.

Донесся гудок. Это «Фронт» подходил к базе.

... Встречать китобойца вышли все. Люди с любопытством рассматривали кита. «Фронт» подвел добычу к слипу «Приморья». Гигантскую тушу вытащили на палубу.

Старцев стал осматривать кита, делая записи в блокноте.

– Приступай и ты к делу! – обратился Степанов к стоявшей рядом дочери Данилова.

Ольга вначале как будто оробела, почувствовала себя крошечной рядом с распластавшимся на палубе громадным животным, по потом резким движением головы перебросила косу на спину и, вытащив из кармана рулетку, оглянулась. Было видно, что она ищет кого бы позвать к себе в помощники. Степанов шагнул к ней.

– Давай, помогу.

Он взял конец ленты. Ольга пошла, потом побежала вдоль кита, стуча подкованными каблуками сапог по д ₀-шатому настилу разделочной площадки.

Кит был четырнадцати метров длиной. К нему подо-шли рабочие с остроотточенными ножами. Они остановились около кита, посматривая на своего бригадира – высокого и худощавого Мака Хардинга. Одетый во все кожаное, Хардинг, важно надув губы, обошел вокруг кита. В углу рта у него висел изжеванный окурок потухшей сигареты. Потом он повернулся, сделал обратный круг.

Что-то мешкает наш американец, – сказал Степанов.

Присматривается, решает, наверное, с какого бока

начать, – откликнулся Северов. – Такую тушу разделать не шутка.

Прошел час, а Хардинг все еще медлил с распоряжениями. Рабочие с ножами переминались с ноги на ногу. Вдруг Хардинг схватил у Данилова нож и полоснул им по коже кита недалеко от головы. Такой же надрез он сделал и у хвоста. От этих надрезов Хардинг провел несколько параллельных линий вдоль всего кашалота. Этим способом следовало вырезать из кита большие брусья жира.

Квикли! – крикнул он бригаде.

Быстро! – перевел кто-то из рабочих. – Ишь ты, скорый. Сам целый час кружил, а теперь подавай ему быстроту!

Поплевав на ладони, рабочие начали разделку. Толстый слой жира кита оказался крепким, упругим. Он пружинил под ножом. Когда же широкие ножи уходили вглубь, лезвия зажимало, и их было трудно двигать. Данилов с большим усилием сделал продольные надрезы и остановился, чтобы вытереть катившийся пот.

– Ну, а как же дальше? – подумал вслух Данилов и оглянулся на Степанова.

Помполит и капитан-директор стояли рядом. По их глазам было заметно, что они обеспокоены. Мак Хардинг, увидев сбившихся в кучу рабочих, закричал на них.

– Слышишь, Геннадий Алексеевич, – сказал Степанов. – Хардинг ругает наших рабочих. А почему Хардинг не использует механизмы – лебедки, шкентеля?

Американец, обзывая рабочих лентяями и скотами, требовал, чтобы они не останавливались. Степанов позвал Хардинга и сердито сказал ему:

Прекратите ругань. Счастье ваше, что вас никто не понимает, а то бы вам, пожалуй, не поздоровилось.

О'кэй! – небрежно кивнул Хардинг и вернулся к киту.

Прошел час, второй, а разделка почти не продвинулась вперед.

– Медлит американец, – сказал Северов. – Если такими темпами пойдет у нас разделка, то мы одного кита будем целую неделю мусолить.

Капитан-директор окликнул Хардинга.

Здесь нужны настоящие китобои, – оправдывался мастер по разделке.

Слушайте, Хардинг, – не утерпел Степанов, – покажите рабочим все как следует, и они отлично справятся с делом.

Американец пренебрежительно оглядел Степанова:

– На судне один капитан, и я слушаю его.

Он демонстративно повернулся к Степанову спиной. Помполит с любопытством посмотрел на Хардинга. Северов предупредил американца:

– Распоряжения товарища Степанова вам, Хардинг, надо выполнять так же, как и мои.

– О'кэй! – равнодушно пожал плечами Хардинг. Рабочие большими железными крючьями оттягивали

жир с туш, а другие его подрезали. Огромные пудовые куски жира беспорядочно загромождали палубу. Их резали на более мелкие и крюками сбрасывали в открытые на палубе люки жиротопных котлов.

Северов, следя за американцем, вспоминал представленные им рекомендации.

Хардинг прежде работал на американской китобойной флотилии «Калифорния». Она вела промысел вдоль западного побережья Северной Америки. Как специалиста по разделке китов, Хардинга и пригласили на советскую китобойную флотилию. Однако сейчас у него дело почему-то не ладилось. Разделка шла очень медленно. Измазанные китовым жиром и кровью, усталые рабочие уже резали кита всяк по-своему: каждый приспосабливался, как ему казалось, удобнее. Американец продолжал подавать команды, но его почти никто не слушал.

Наступила ночь. Густые сумерки охватили базу. Кто-то из рабочих швырнул на палубу нож, рядом зазвенел крюк.

Хватит на сегодня, умаялись! – послышались голоса.

Такого черта за день разве распотрошишь?

Стойте, други, – Данилов оперся на рукоятку своего ножа. Его, как и других рабочих, поташнивало от сладковатого запаха жира и мяса кашалота.

Ну что? – спросил маленький человек с давно не бритым лицом.

Как же так – работу недоделанную бросать? – неторопливо сказал Данилов.

А ты что за указчик? – накинулся на него маленький человек. – Мы свои часы с лихвой отработали, и хватит.

Верно! – поддержали его два—три голоса. – Аида, ребята, в баню да за стол – животы подтянуло. Весь день копошились!

– Постойте! – повысил голос Данилов. – Кто из вас рыбак или моряк? Разве вы не знаете, что рыба и морской зверь быстро портятся? – Данилов посмотрел на небо, замигавшее первыми звездами. – Завтра добрая погода будет. Солнышко пригреет кита, и после полудня он дух тяжелый даст.

– А нам какое дело? – маленький человек выскочил вперед и остановился перед Даниловым, размахивая руками. – Ты что за агитатор нашелся?

Данилов не ответил. Он словно не замечал крикуна.

Кто со мной останется на ночь? – спросил Данилов, смотря на рабочих.

Выслужиться хочешь? – ехидно рассмеялся кто– то. – Эх, борода, борода!

И вслед за этим послышалось категорическое:

– Идем, ребята!

С Даниловым из семнадцати рабочих осталось только семеро. Пантелей Никифорович прогудел:

– Маловато нас, конечно, ну, да ничего.

Но тут в круг света вступил еще один человек – в ватнике, в пушистой шапке и брюках, перевязанных у щиколотки.

– Капитана, – высоким гортанным голосом сказал он, обращаясь к Данилову, – моя хочу лаботай! Моя, – он сделал паузу, как видно подыскивая нужные слова, – шибко много солнца, лаботай далеко, далек... Чик-чик, и рыба – фангули![45]

Фангули – конец (китайск.).

Данилов, приглядевшись, увидел темное скуластое лицо китайца с блестящими глазами. В них было тревожное ожидание, Данилов обрадовался приходу нового товарища, но значения его словам не придал.

Ли Ти-сян! – назвал себя китаец.

Ну, давайте начнем! – сказал Данилов, подступая к туше.

Ли Ти-сян с волнением взялся за флейшерный нож. Вот когда пригодится то, что он узнал на чилийской китобойной флотилии. Ведь там он видел, как разделывали китов. Он сейчас поможет русским товарищам в их трудном положении.

Ли Ти-сян поднял нож и уверенно сделал надрез на темной коже туши...

Степанов и Северов тем временем беседовали в каюте с Хардингом.

Развязно откинувшись на спинку стула, американец покуривал сигарету и, щуря глаза от дыма, говорил:

Разделка кита – очень сложная операция. Навыки для этого приобретаются годами.

Сколько времени разделывается кит на базе «Калифорния»? – спросил Северов.

О, там другое дело, – Хардинг описал сигаретой круг в воздухе, – там специалисты...

Степанов спросил:

Почему не пущены в ход пилы, лебедки?

О, до них дойдет очередь, – махнул небрежно рукой американец. – У вас нет оснований для тревоги. С первым китом всегда так бывает. Надо, чтобы люди освоились с новой работой.

Говорил он уверенно. Помполит и капитан не стали спорить с американцем. Только перед уходом Северов спросил Хардинга:

– Вы завтра разделаете кашалота?

– О да! Я по-новому поведу дело, – важно закивал американец.

Оставшись наедине, капитан и помполит невесело посмотрели друг на друга. Северов сказал:

– Не верю я этому наглецу. Он ничего не умеет делать.

– Посмотрим еще завтра, – произнес Степанов.

– А потом? – спросил Северов.

– Бригадиром по разделке поставим Данилова. Он осилит! – В голосе помполита слышались теплые нотки.

3

С рассветом Курилов забрался в бочку на фок-мачте. Низкие дождевые тучи затянули небо. Серое море было покрыто рябью. Поеживаясь от холода, Леонтий осматривал водный простор.

Можура, взволнованный, стоял на палубе. «Шторм» шел полным ходом. Успех китобойца «Фронт» задел капитана, всю команду. Каждому хотелось, чтобы их судно прибуксировало на базу первого кита.

В это утро Курилов думал: «А не пропустил ли я кита? Мог просмотреть – принять фонтан за пенящийся бурун?» Леонтий не отрывал бинокля от глаз. В каждом гребешке волны ему чудился фонтан.

День прошел в напрасных ожиданиях. И только на следующее утро первый кит был обнаружен со «Шторма» неожиданно просто. Сумрачный рассвет сменился серым утром. Курилов, поеживаясь от холода, был на своем месте. Осматривая море, такое однообразное и в то же время непрерывно меняющееся, он задержал взгляд на небольшом, как ему вначале подумалось, рифе. Риф одиноко выступал из воды, отшлифованный волнами, темно-серый с синим оттенком. И в этот же момент Леонтии, скорее чутьем, чем сознанием, понял, что перед ним кит с маленьким плавником на спине.

– Кит! Кит! Слева по носу кит! – закричал он не своим голосом. В нем одновременно звучали и радость и растерянность.

В одно мгновение палуба ожила. Забегали люди. Животное лежало неподвижно, затем, вздрогнув от шума винта, стало уходить.

Слива побежал к гарпунной пушке. Можура окликнул его:

– Боцман! Зови Грауля, что он – оглох, что ли?

Капитан вел судно за китом, боясь потерять, выпустить его из виду. Грауль медлил. Можура сунул пустую трубку под усы, ругнул про себя гарпунера. Кит нырнул. Лишь тогда, наконец, вышел Грауль.

Неторопливо натягивая перчатки, он оглядел пустынное море, поднялся на капитанский мостик и пожал плечами, точно спрашивая: «Где кит?»

– Ушел в воду, – сердито буркнул Можура и, выхватив изо рта трубку, показал мундштуком в море.

Грауль, точно не замечая капитана, посмотрел на Курилова.

Можура хмурился, нервно подергивая ус.

– Кит! – послышался голос Леонтия.

С высоты мачты ему было хорошо видно, как кит поднимался к поверхности. Он был метрах в тридцати слева по борту от «Шторма». Леонтий сообщил и об этом.

Едва голова кита показалась в пене взбаламученной воды, как Грауль вскрикнул:

– Блювал! [46]

Блювал – редко встречающийся голубой кит, самый крупный по размерам. Эта порода китов в прошлом веке была основным объектом промысла и подверглась истреблению. – и ринулся по трапу к пушке.

Лицо гарпунера преобразилось, глаза смотрели молодо, в них появились хищные огоньки.

Кит всплыл, выпуская высокие, более десяти метров фонтаны, похожие на огромные колонны.

– Польный, самый польный! – кричал Грауль, – Гросс вал!

Лицо его исказилось. Он был охвачен страстным желанием убить голубого кита. А блювал, словно дразня его, все дальше уходил от судна. Началась погоня. Через несколько минут животное нырнуло опять и снова появилось далеко в стороне. «Шторм», стремясь настигнуть его, метался по морю. Проходил час, второй, а кит все еще не подпускал к себе охотников: он и под водой хорошо слышал шум винта. Можура начал нервничать, часто не разбирал, путал сигналы Грауля. Шли часы.

– Стоп, машина! – неожиданно приказал Можура, когда кит вновь ушел в глубину.

«Шторм» шел по инерции. Можура крикнул Курилову:

– Где кит?

Леонтий молчал. Томительно шли секунды. «Шторм» уже начинал терять ход, когда из бочки донеслось:

–Всплывает слева по корме!

– Полный вперед! – скомандовал Можура. – Право руля!

Машина заработала в момент всплытия животного, и судно смогло подойти к нему почти на двадцать метров.

Грауль, не отходивший от пушки, прицелился и выстрелил. Гарпун вошел глубоко в спину кита. Блювал рванулся с такой силой, что судно зарылось носом в воду и волна скинула Грауля с площадки на палубу.

В ту же секунду послышался треск: это рухнула фок-мачта. Леонтий выпал из бочки. Из носа у него хлынула кровь. К Леонтию бросились матросы.

Грауль, вскочив на ноги, кричал механику у лебедки:

– Травийт линь, травийт!

Блювал тащил за собой судно с такой скоростью, что вода то и дело обдавала палубу. Грауль дрожащими руками перезаряжал пушку.

От второго гарпуна кит застыл на месте. Только когда он был подтянут к борту, Можура заметил, что ветер давно разогнал тучи и море сверкало. День был на исходе.

Победа не была радостной. Не слышалось восторженных голосов, никто не поздравлял Грауля. Мачта с перепутанными вантами свесилась за борт. Гарпунер вынес фотоаппарат и, сделав несколько снимков кита, ушел в свою каюту, даже не поинтересовавшись состоянием Курилова. Оставшись один, он шумно вздохнул и довольно улыбнулся...

«Шторм» возвращался к базе. Курилов без сознания лежал в каюте Можуры. Около него хлопотал Слива. У Курилова оказалась сломанной левая рука и повреждено плечо.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Кончались вторые сутки с тех пор, как на базе был принят первый кашалот. Туша его все еще лежала на кормовой площадке, истерзанная, с неровно срезанным по бокам жиром. Как и предсказывал Данилов, кит начал портиться. Уставший, с красными от бессонницы глазами, Памтелей Никифоровым не бросал работу. Рядом с ним постоянно был Ли Ти-сян. Рабочие спали поочередно, не раздеваясь.

Во все помещения базы проник тяжелый сладковатый запах разлагающейся туши. Люди были мрачны.

– Американец не исполнил своего обещания – не смог ускорить разделку, – сказал Степанов, выходя с Северовым на площадку...

Хардинг по-прежнему толком не показывал, что и как нужно делать. Данилов, которого рабочие признали старшим, старался изо всех сил, но, видимо, делал что-то не так, как хотел Хардинг. Американец швырнул окурок сигареты, грубо оттолкнул Данилова. Тот удивленно на него посмотрел, а затем, прежде чем Хардинг успел отступить, взял американца рукой за ворот и скрутил так, что лицо у Хардинга побагровело. Он раскрыл рот, жадно глотая воздух.

– У, стерва! – презрительно проговорил резчик и толкнул Хардинга от себя.

Американец отлетел, упал на покрытую жиром площадку и проехал по ней «а своих кожаных брюках почти к самым ногам капитан-директора. Тот помог Хардингу подняться и, сдерживая клокотавшую в нем ярость, сказал:

– Зайдите ко мне.

Рабочие взглядами проводили Северова, Степанова и Хардинга. На площадке стало тихо. Ли Ти-сян прищелкнул языком.

– Его американ фангули![47]

Американцу конец! (жаргон).

Он так заразительно рассмеялся, что захохотали и другие рабочие.

– А ну, дружки! – поплевал Данилов на ладони и взялся за нож.

Все задвигались быстрее. Угнетающая обстановка на палубе разрядилась.

Разговор Северова с Хардингом в каюте был коротким. Капитан-директор спросил:

– Вы когда-нибудь видели разделку кита при помощи лебедок и паровых пил?

Хардинг по-прежнему держался развязно, на его лице явно было написано пренебрежение к людям, с которыми он разговаривал.

– О, – проговорил он, – на базе «Калифорния» только так и разделывают китов!

Хардинг улыбнулся, вспомнив наставления, полученные перед выездом из Америки в Советскую Россию. «Русские ничего не понимают. Делайте так, чтобы и впредь они ничего не понимали в разделке».

– Как именно? – быстро спросил Степанов. – При помощи механизмов или вот так, как разделываете вы?

– База «Калифорния» самая совершенная, – поднял свои подбритые брови Хардинг и воодушевленно продолжал: – Там лучшие механизмы, и кита там обрабатывают в полчаса.

– Вы лжец! – стукнул Степанов кулаком по столу. Лицо его побледнело, стало неузнаваемым. – Вы наглый лжец!

Северов еще никогда не видел помполита таким взволнованным. Михаил Михайлович взял себя в руки и ровным голосом, в котором еще слышались нотки негодования, сказал капитану:

– База «Калифорния» доживает свои последние годы. Там даже не ставят новое оборудование – невыгодно. Слип на этой базе сделан в носовой части – понимаете, какая это допотопная посудина?

Хардинг понял, что его обман раскрыт. С ним нянчиться больше не будут, сейчас решается его судьба. Глаза американца испуганно заметались. «Чего доброго, эти русские засадят еще в тюрьму. Зря я ввязался в это дело».

Степанов требовательно спросил Хардинга:

Вы сможете организовать разделку при помощи лебедок и пустить в ход пилы, которые имеются на разделочных площадках?

О, конечно! – кивнул Хардинг, все еще разыгрывая опытного специалиста. Сказал и похолодел.

Идемте! – Степанов встал.

Хардинг сделал движение, но задержался в кресле. Степанов поторопил:

– Ну что же, идемте.

Американец безвольно опустил голову и не поднялся с кресла.

– Фьють! – присвистнул Степанов. – Значит, вы плохо знаете дело?

Хардинг кивнул.

Я на китобойной флотилии работал матросом.

Та-ак! – протянул Степанов и тяжело вздохнул. По крайней мере, стало ясно, что на Хардинга нечего надеяться. И уже с особым любопытством спросил: – А зачем же вы приехали к нам?

Хардинг молчал.

Можете идти, мистер Хардинг, – сказал Северов. Американец встал:

Вы меня выгоняете?

– Да! С вас будет удержано по суду все, что вы успели у нас получить! Идите!

Хардинг ушел.

Как ты думаешь, случайно или не случайно Хардинг попал к нам в качестве незаменимого специалиста? – спросил Степанов.

Возможно, оплошность тех, кто приглашал Хардинга на работу, – ответил Северов. – Не хочу думать о худшем.

Уж что-то много у нас всяких неожиданностей, – проговорил Степанов.

– Наверное, тут не все чисто, – кивнул Северов. В дверь постучали. Вошла лаборантка Горева с двумя

мензурками и стремительно поставила их перед Северовым. В одной был светлый перетопленный жир, а в другой – темно-янтарный.

Прикажите, чтобы жир кашалота прекратили сбрасывать в котлы для перетопки. – Горева указала на мензурку со светлым жиром. – Это жир отличного качества. Он получен от первой партии кусков. А это, – она пододвинула к Северову вторую мензурку, – из сегодняшней партии. Низкий сорт, жир уже портится. Нам грозит опасность загрязнить таким жиром котлы, и тогда или завод останавливать или вся продукция будет низкосортной.

Час от часу не легче, – медленно поднялся из-за стола Северов. – Ты прав, Михаил Михайлович. Слишком много неожиданностей. Идем на палубу.

Сбросив за борт кашалота, база приняла только что доставленного «Штормом» огромного блювала, который едва уместился на палубе. Голова его лежала на слипе.

Данилов, увидев капитан-директора и помполита, крикнул рабочим площадки:

– Час на перекур, ребята! Садись в круг. Будем держать совет. Ты, Ли Ти-сян, садись рядом со мной. – Он протянул китайцу пачку папирос, и Ли Ти-сян, никогда не куривший, с благодарностью взял папиросу.

– Вот что, ребятки, – заговорил Данилов, – если будем так потрошить китов, то без портков вернемся во Владивосток. Протрем свои, а на новые... – Данилов показал всем кукиш, – вот что заработаем.

Что верно, то верно, – вздохнул кто-то.

Чего вздыхаешь, как корова в хлеву, – одернул Данилов. – Обмозговать дело надо.

Думай уж ты, – выкрикнул тот самый юркий человек, что вечером первым бросил работу. – А мы сальцем китовым сыты до этих пор. – Он провел пальцем по грязной заросшей шее.

Давно тебя заприметил, – сказал Данилов предупреждающе. – Чистая ты блоха – прыгаешь, кусаешь, а никакого проку нет от тебя.

Рабочие весело засмеялись. Данилов продолжал: "

– Одними этими механизмами, – он вытянул вперед свои широкие, сильные руки, – кита не обдерешь. Машины есть! Про них скажет нам товарищ Северов.

Капитан-директор еще в полдень беседовал с Даниловым, предвидя отставку Хардинга.

Есть у нас лебедки, вот они, – заговорил Северов, указывая на механизмы, закрытые чехлами. – Поставим их сюда, чтобы нам легче было кита обрабатывать. А как это делается – никто не знает. Хардинг липовым инструктором оказался.

Будь он неладен! – сплюнул Данилов.

Нам, товарищи, надо разобраться в этих лебедках и снастях. – Северов указал на паутину тросов над головой. – Разберемся – значит будем кита ворочать, как угодно...

Ворочать – это штука нехитрая, если лебедки силой возьмут, – сказал рабочий в бушлате. – Зацепить, положим, левой за хвост, из-под низу, а правой – у головы и сверху. Может, и пойдет дело.

Разворачивать-то можно, а вот как сало брать? – вступил в беседу резчик, знакомый с работой лебедки. – Ну, располосуем мы кита, а сало-то ведь на мясе...

– Моя хочу говорить, моя, – неожиданно звонко и быстро произнес Ли Тисян. – Можно, капитана?

– Давай! – кивнул Данилов.

Китаец вскочил на ноги, чуть нагнулся вперед, точно собираясь прыгнуть, и, оживленно жестикулируя, заговорил:

– Моя твоя слушай, слушай и думай, какой мой баш ка? Плохо совсем! – Ли Ти-сян шлепнул себя по лбу, отчего шапка свалилась, открыв черные, как смоль, волосы. – Моя повара, чифань мало-мало делай на такой парахода, его плавай шибко далеко... Чили... Его лови кита, его таскай сюда, – китаец постучал ногой о палубу, – потом чик-чик сало и верха таскай, машина работай, – китаец остановился, чтобы перевести дух.

Степанов слушал его с большим интересом. Маленький человек сказал:

Ну и оратор ты! Наговорил, наговорил, а никто ни черта не понял. Хоть ты-то не мешай. И без тебя запутались.

Моя мешай? – возмутился Ли Ти-сян. – Моя ни чолта не знай? Сама твоя чолта! Сиди болтай, болтай... Капитана, – обратился он к Данилову, – ходи сюда...

Ли Ти-сян побежал к киту. Данилов поднялся. За Даниловым пошли и остальные. Ли Ти-сян схватил нож, провел по туше кита две продольные линии и одну поперечную.

– Смотри, – сказал он. – Его рыба чик-чик ножика! Понимай? Потом крючок здеся цепляй, – он указал на то место, где пересекались надрезы, повернулся к ближайшей лебедке и закончил: – Машина работай... Шибко шанго!

Ли Ти-сян смотрел на китобоев с ожидающей улыбкой.

Молодец! – Данилов хлопнул китайца по плечу и обратился к рабочим: – Понятно, ребятки?

А чего здесь не понять? – заговорили рабочие. – Понятно, только как на деле-то будет?

Сейчас проверим, – Данилов поплевал на ладони, потер их. – Становиться к лебедкам! Кто тут в снастях толк понимает? Давай-ка ты, – он указал на рабочего в бушлате. – Посмотри, какой трос к какому относится? Где тут крючки, о которых Ли Ти-сян толковал? Резчики! Беритесь за ножи! Резать поглубже!

Данилов сделал поперечные надрезы у головы и у хвоста кита. Между этими двумя надрезами разместились рабочие с ножами.

– Откуда у тебя этот товарищ? – указывая на китайца, спросил Степанов у Данилова.

– Рабочий из камбуза. Сам попросился к нам. По внешности тонковат, а на работу двужильный. У меня и то в глазах уже все крутится, а он ничего. Смотри, как орудует.

Степанов увидел на палубе судового врача и с досадой вспомнил, что не выполнил его просьбы – не дал помощницы, чтобы дежурить возле больного Курилова.

– Виноват, виноват перед вами, – сказал Степанов врачу. – Сейчас все сделаем.

Помполит торопливо перебирал в уме, кого бы можно без особого ущерба отвлечь для дежурства.

– Пойдемте к комсомольцам, они нас выручат, – предложил он и тут же воскликнул: – Хотя, стоп! На шел! Пусть помощницей у вас будет Оленька Данилова...

Помполит произнес имя девушки так же, как ее отец в день прихода на базу.

Степанов поискал Оленьку глазами. Она стояла недалеко от отца и настойчиво повторяла:

Да идите же кушать, батя!

Не мешай, Оленька, – гудел Данилов. – Самое горячее время.

Степанов подошел к ней. Оленька сердито сказала:

С утра у бати маковой росинки во рту не было и не идет кушать.

Сейчас, Оленька, Пантелею Никифоровичу не до еды. а у меня к тебе дело...

Степанов рассказал о Курилове, и девушка откликнулась на просьбу.

Конечно, согласна, раз надо. Только какая из меня санитарка выйдет?

Преотличная, – Степанов пожал ее крепкую руку и улыбнулся. – Завтра приду посмотрю на тебя в новой роли, товарищ медицинский работник!

Курилов пришел в себя, когда его уже доставили на базу. С недоумением смотрел он на белые стены лазарета, шкафчик с пузырьками, пустые койки, на свою левую руку в гипсе.

Тогда он вспомнил все и долго лежал с закрытыми глазами, с горечью думая о случившемся. Ему захотелось пить. Здоровой рукой он взял со столика, стоявшего У изголовья, стакан. Ложка звякнула о его край. Вошел врач, отдернул с иллюминатора марлевую занавеску.

Как себя чувствуете?

Тело все побаливает, – с виноватым видом при знался Курилов, вспоминая все, что с ним произошло.

Серьезно пострадала только рука, – успокоил врач.

Долго я пролежу? – с тревогой спросил Леонтий.

Через два—три дня можно будет сказать точно.

Ясно, – удрученно произнес Курилов, понимая, что врач уклоняется от прямого ответа. – А не скажете, где сейчас «Шторм»?

Около базы, но о делах здесь запрещено говорить, – мягко, но настойчиво произнес врач, встряхивая градусник. – Лежите тихо и спокойно. Быстрее поправитесь.

Леонтий прислушался. База стояла на якоре. С палубы доносился приглушенный шум. Там шла работа. Это успокоило Курилова, и он уснул.

2

Грауль пришел к Северову в тот момент, когда у капитан-директора сидели Степанов и Можура. Они обсуждали, как быстрее восстановить мачту. Увидев Грауля, все замолчали, ожидая, что он скажет. Весь его вид говорил о том, что он расстроен.

– Несчастье с бочкарем произошло по моей вине, – заговорил Грауль по-немецки. – Я забыл предупредить, что при охоте на больших китов бочку необходимо покидать. Я слишком увлекся охотой. Голубой кит так редко встречается.

Степанов перевел слова Грауля. И всем, в том числе и Можуре, который был особенно зол на Грауля, показалось, что гарпунер говорит искренне, а Отто, словно пытаясь закрепить это мнение, продолжал уже по-русски:

– Я ошень, ошень виновайт перед господин Курилофф... Я ходит к нему прошит прощенья...

Грауль слегка поклонился и вышел. Северов с досадой воскликнул:

– Вот тебе и лучший гарпунер мира! А что же от

других ждать!

– Хорошо хоть, что он свою вину признал, – сказал Степанов.

– Извинением Курилова с койки не поднимешь. – Можура яростно набивал трубку табаком. – Так как же мне быть?

– Ремонтироваться будете в Петропавловске, – ответил Северов. – Туда уже сообщили. Обещают быстро установить мачту.

– Когда идти в Петропавловск?

– Завтра утром.

Китобоец «Труд» вернулся к базе без добычи. Киты в районе его плавания не попадались. На судне было тихо. Члены экипажа ходили сумрачные. Степанов послал к ним Гореву прочесть лекцию, подготовленную ею вместе со Старцевым.

Девушка охотно согласилась. Ей хотелось взглянуть на франта-капитана, как она называла про себя Орлова. За время стоянки во Владивостоке они почти не виделись.

– Заодно лучше познакомишься с экипажем. Там много молодежи. Работы для комсомольской организации – непочатый край, – напутствовал помполит.

Китобойные суда стояли у борта базы. Горева по трапу спускалась на «Труд». Ей оставалось сделать еще шаг, чтобы ступить на палубу, как раздался отчаянный крик:

– Фрау... вумен... ноу, ноу![48]

Фрау – женщина (немецк.); вумен – женщина (аиглийск.); ноу – нет (английск.)

Расталкивая матросов, стоявших около трапа, Андерсен загородил девушке дорогу, выставив вперед руки. Лицо его исказилось.

– Да ты что, рехнулся? – взял гарпунера за плечо Журба. – Это же наш работник, понимаешь? С базы.

Журба показал гарпунеру в сторону «Приморья», но тот ничего не хотел слушать. Он, как автомат, повторял:

– Ноу, ноу, ноу...

На шум вышел Орлов. Увидев Гореву, он неожиданно для себя обрадовался и строго спросил гарпунера:

– Почему вы не пускаете товарища на судне?

Андерсен не был пьян. Он только что проснулся и вышел на палубу поразмяться. Норвежец поднял на капитана глаза, и Орлов увидел в них испуг.

– Женщина хочет прийти на китобойное судно, – заговорил Андерсен. – Это принесет нам большое несчастье. Женщин на китобойные суда не пускают!

Вы говорите ерунду! – рассердился Орлов.

Я знаю, что большевики не верят в примету, – быстро проговорил Андерсен. – Это ваше дело – не верить. Но если женщина войдет на это судно, – я разрываю договор. Я не хочу быть несчастным.

Капитан перевел свой разговор с гарпунером экипажу. Послышались сердитые голоса:

– Нечего фокусы устраивать. Пусть комсорг поднимается на палубу.

Орлов задумался, не зная, как поступить. Горева насмешливо крикнула ему:

– До свидания, капитан!

Матросы взглядами проводили ее. Горева вернулась на «Приморье» и спустилась на стоящий у другого борта «Шторм».

Андерсен вытер вспотевший лоб и, не обращая внимания на недовольные возгласы моряков, подошел к борту, деловито плюнул в воду, затем перешел к другому борту и снова плюнул.

– Колдует, – сказал Журба. – Темнота заграничная!

Норвежец ушел в каюту.

Орлов был зол на Андерсена. В его ушах все еще звучал насмешливый голос Горевой: «До свидания, капитан!» К тому же ее приняли на «Шторм».

Действительно, Грауль к приходу девушки отнесся приветливо и вежливо поклонился. Моряки собрались в кают-компании. Увидев Гореву, Слива скатился в кубрик, сбросил рабочую блузу, надел зеленый свитер с вышитыми на нем белыми оленями, вылил на голову чуть ли не целый флакон одеколона и явился на лекцию.

Одеколоном от него несло так густо, что моряки весело посмеивались:

Душистая Слива! Скоро боцман прикажет духами скатывать[49]

Скатывать – обливать, мыть. палубу.

Товарищи! – начал Слива. – Данный лектор... извиняюсь! – Он повернулся к Горевой: – Ваше имя и отчество?

Просто Горева, – улыбнулась девушка.

– Очень приятно, – Слива прижал руку к сердцу. _ Слива Филипп Филиппович – боцман этого выдающегося китобойца. Будем знакомы.

Он пожал руку девушки и обратился к присутствующим:

– Товарищ Горева имеет до вас слово!

Она, взглянув с улыбкой на забавного боцмана, начала свой рассказ. Моряки узнали и о том, что собой представляют киты, и о том, как с древних времен развивалась охота на морских гигантов, и о том, как используется продукция китобойного промысла, и о многом другом.