Текст книги "Фонтаны на горизонте"

Автор книги: Анатолий Вахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Что вы скажете о рукописи, которую я вам передал? – спросил Степанов, неприятно задетый последними словами ученого, которые прозвучали оскорбительно.

Старцев помолчал, потом осторожно проговорил:

Рукопись Северовых интересна, я бы сказал, даже весьма интересна. Но практически ее использовать я не нахожу пока возможным.

Почему? – почти разом спросили капитан-директор и помполит.

Автор или авторы ее не являются подлинными учеными, то есть я хочу сказать, не имели необходимой подготовки, и это должно нас насторожить. Они... простите, Геннадий Алексеевич, – обратился Старцев к капитан-директору: – Но истина такова. Они не исследователи, а лишь собиратели материала, который не проверялся строго. Это не дает права полностью доверять всему тому, о ,чем говорится в рукописи.

Что же нам предпринять? – обратился Геннадий Алексеевич к Степанову, давая понять, что разговор со Старцевым окончен.

Он не мог скрыть обиды за отца и брата. Старцев поднялся с кресла:

Во всяком случае нам сейчас следует держаться подальше от. Командорских островов. Это единственное, в чем я согласен пока с выводами Северовых. Там помехой будут котики.

Старцев откланялся и вышел.

Пользы от него мало, – сердито сказал капитан-директор. – Однако его совет дельный. У Командор я не раз видел большие стада китов. Но на островах – лежбища котиков. Охотясь на китов, мы можем их распугать, а мясо, выброшенное за борт, может быть прибито к берегу и вызвать среди котиков мор. Мы, конечно, пойдем к Командорам, но после осенней откочевки котиков. А что будем делать сейчас?

Надо посоветоваться с гарпунерами, с капитанами, – ответил Степанов. – Но не будем собирать всех вместе, а поговорим с каждым отдельно.

Северов одобрил предложение помполита. Степанов отправился на «Труд». Андерсен, выслушав Михаила Михайловича, яростно сжал кулаки и почти прокричал:

Нильсен виноват, что нет китов! Он на нас несчастье навлек. Теперь от наших судов киты бегут, как от чумы!

Больше от него ничего не удалось добиться. Северов побывал у Нильсена. Тот, расстроенный, только руками развел:

– Я в этих водах не плавал, не знаю. Капитаны называли разные заливы и севернее и южнее Кроноцкого, где им приходилось видеть китов раньше, но определенно сказать, где именно может быть промысловое скопление китов, никто из них не мог.

На «Шторм» Северов пришел с помполитом. В каюту Можуры они пригласили Грауля. Его чисто выбритое лицо было бесстрастным. Подумав, он сказал:

Я думайт, что сейчас надо ходить подальше в море. Наступайт шаркий дни, кит ищет прохлад и пищу далеко от берег.

Куда именно идти? Уточните, – сказал Северов.

О! – улыбнулся Грауль. – Тихий океан ошень велик. Там охотились китобой весь мир.

Значит, идти на юг? – спросил Степанов.

Юго-восток, – поправил Грауль.

Как же так, господин Грауль? – удивился Степанов. – Вы говорите, что киты ушли от берегов в более прохладные воды, потому что здесь повысилась температура, а сами советуете идти на юг.

Юго-восток, – холодно повторил Грауль. – В океан для кит не шарк.

Степанов, внимательно слушавший Грауля, торопливо достал из кармана блокнот с выписками из рукописи и, полистав, сказал:

Киты исчезли. Ушли в поисках пищи. Куда? В океан или в какую другую сторону? Ответы на эти вопросы дать пока затруднительно. Но вот факт: гарпун, который мы обнаружили на убитом ките, принадлежит южно-американским китобоям. Можно сделать вывод, что кит шел из тропиков на север. Почему он должен дойти только до Кроноцкого залива и вернуться в океан, к югу, в самые знойные месяцы, а не продолжать миграцию на север?

Этот кит мошет быть слушанный, – сказал Грауль.

Возможно, – согласился Северов.

Тогда отбросим этот факт и возьмем другой, – продолжал Степанов. – У нас имеются сведения о том, что в августе киты кочуют на север, – помполит имел в виду рукопись Северовых. – Этому находится подтверждение. Люди, приезжающие с севера, а также и моряки рассказывают о замеченных там китовых стадах в августе и сентябре. Допустим, что и эти сведения неверны. Но вот третий факт: норвежская флотилия «Вега»...

При упоминании норвежской флотилии Грауль бросил быстрый взгляд на Степанова, насторожился. Помполит продолжал:

– ...«Вега» в это время собиралась уйти на север, но была вынуждена покинуть наши воды по ряду причин, не имеющих отношения к промыслу. Таким образом, вывод напрашивается сам собой: идти вдоль побережья на север. И есть еще одно говорящее за себя обстоятельство. Где сейчас в основном изобилие планктона – главной пищи китов? – задал вопрос Степанов и сам же на него ответил: – Здесь у нас уже лето. Весна уходит на север, и там, куда она движется, бурно развивается планктон. Киты идут на более богатые пастбища. И мы должны идти за китами.

Ваш выводы проблематишн, – покачал головой Грауль и с настойчивостью, которой в нем еще не замечали моряки, сказал: – Я повторяйт свой предлошений – идти юго-восток. – Грауль повернулся к Северову. – Господин Дукин просил меня давайт вам совет, как шеловеку, неопытный в китобойный деле. Вот я и давайт вам совет.

Может быть, мы совершим рейс в океан? – неожиданно вступил в разговор молчавший до сих пор Можура. – И если там не окажется китов, то пойдем на север?

Господин капитан правильн понимайт меня, – тотчас же отозвался Грауль. Он был доволен, что его неосторожно поддержал капитан «Шторма».

Северов поблагодарил Грауля.

Моряки остались втроем. Северов после раздумья решительно сказал:

Я приказываю готовиться к выходу на север. Если там китов не обнаружим – пойдем в океан. Снимаемся на рассвете.

3

Степанов задумчиво держал в руках рукопись Северовых, только что возвращенную ему Старцевым: «Ее авторы работали для будущего, в которое верили, работали для нас. Нет, мы не дадим зачеркнуть этот труд! Пусть Северовы не были учеными, но они знали жизнь. А это нам и надо. Жизнь!»

Помполит прошелся по каюте, с хрустом развернул плечи. Затем надел фуражку, взял рукопись и пошел к Нине Горевой.

В лаборатории все сверкало чистотой. Нина склонилась над микроскопом. Увидев Степанова, она сказала:

Взгляните, Михаил Михайлович! Это капля забортной воды!

Степанов прильнул глазом к окуляру. Нина, подкручивая винт регулировки, спрашивала:

Хорошо видно? Резко?

Стоп! – остановил ее руку Степанов. – Да тут целый мир! А что это за паучки с черными точками вместо глаз?

Это рачки-одноглазки – планктон, которым питаются усатые киты. – Лицо девушки было оживленно, глаза блестели. – Хочу изучить этих рачков, их образ жизни...

Степанов встал из-за микроскопа.

Желаю успеха. Это очень важно для нас – знать, где и когда их больше бывает. Не будем гадать, где искать китов. – Он положил перед Горевой рукопись. – Прочти. Это записи весьма ценных наблюдений. Их следует проверить и умножить. Твоя задача – наносить на карту, где и какие будут обнаружены киты, куда они пойдут. Все эти сведения помогут нам в развитии китобойного промысла. Понятно?

Ну, конечно! – кивнула Нина, польщенная доверием помполита.

Курилов использовал переход флотилии на север для учебы. Однажды утром он поздоровался с Граулем по-немецки. Тот сделал удивленное лицо.

О!

Курилов произнес еще две—три фразы. Гарпунер поправил его ошибки в произношении, а потом сказал:

Давайт заключим, как это по-русски, договор! Я вас немецкому языку буду учит, а вы меня – русскому. Теперь буду разговаривайт с вами на своем языке.

Можура только посмеивался.

Смотрите, активистом станет наш Грауль. Мы тут всех перевоспитаем. А?

Гарпунер стал еще более общительным, много беседовал с членами экипажа, щедро угощал моряков сигарами. Курилову он подарил автоматическую ручку.

Этим пером была написана книга о гарпунерском деле. Хороший сувенир!

Отто Грауль оказался умелым учителем, а Леонтий – способным учеником. Как-то раз Грауль показал Курилову золотую медаль, на которой был выбит силуэт кита с гарпуном на спине. На лицевой стороне медали имелась надпись: «Лучшему гарпунеру мира», а на оборотной – цифра «97».

Столько китов я убил однажды, – с гордостью сказал Грауль. – Меня никто не сможет обогнать.

Грауль не сказал о том, что в это число вошло и одиннадцать детенышей. Курилову цифра показалась баснословной. Взять столько китов – может, для этого нужно быть действительно мастером, знать какой-то секрет гар-пунерского дела? Ведь недаром Грауль до сих пор никого не допускает к пушке. Когда же Леонтий, видя расположение к себе гарпунера, заговорил о желании познакомиться с пушкой, с приемами стрельбы, Грауль сухо сказал:

– По договору русские обязались не подходить к пушке. Договор надо соблюдать. Такова воля наших хозяев.

Больше на эту тему Леонтий с гарпунером не разговаривал.

Плавучая база шла по кратчайшему курсу, а китобойные суда отходили от нее в сторону – на разведку китов. Во время одной такой отлучки «Шторм» наткнулся на двух кашалотов, которые долго не подпускали к себе судно. Однако, выбрав удобный момент, Грауль выстрелил. Гарпун упал в воду. Его выбрали. Второй выстрел был удачнее. В глубину кашалот ушел с гарпуном в спине. Визжали блоки, отпуская линь. Грауль, следя за линем, приказал застопорить машину. Показавшийся на поверхности кит рванулся от судна.

Началось вываживание кашалота. Прошел час, второй, третий. Вдруг кит закружился на месте, потом снова ринулся вперед зигзагами, ведя судно на буксире. Так «Шторм», рыская следом за китом, прошел еще пять миль. Затем скорость резко упала, и Грауль закричал:

Линь!

Лебедка выбрала трос. Он был цел, а гарпун оказался переломленным надвое. Половина его осталась в ките. Грауль потребовал продолжать погоню. Можура отдал приказ. Уже в сумерках, давно потеряв из виду флотилию, «Шторм» настиг кашалота.

Обезумевшее от боли животное удалялось на север. Кит терял силы. Грауль снова выстрелил в него. И тут повторилась та же история. Кашалот глубоко нырнул и пошел под судно. Можура увел «Шторм» в сторону. Лебедка вновь выбрала линь с обломком гарпуна.

Курилов с другими моряками рассматривали обломки. Железо толщиной в молодое деревцо было переломлено, как хворостинка. У линии перелома Курилов увидел марку норвежской фирмы. Грауль, охваченный азартом, подбежал к Курилову, ударил ногой в обломок.

– Это позор! – взбешенно крикнул он по-немецки. – Кто такие гарпуны делает?

Вот фабричное клеймо, – указал Курилов. Грауль взглянул на него и пробормотал:

Позор тем, кто продает брак! Но в голосе его уже не было прежнего возмущения.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Китов все не было. Капитаны редких встречных пароходов давали путаные сообщения. Там, где они замечали китов, при подходе флотилии их не оказывалось.

Воспользовавшись невольным бездельем, рабочие разделочных площадок отсыпались. Впервые после выхода из Петропавловска они побрились, ходили в чистой одежде.

Дни становились длиннее, а ночи короче, незаметнее. Чувствовался север.

На «Приморье» кончилась пресная вода. Северов привел флотилию в удобную бухту, хорошо закрытую от ветров.

– Эх, благодать-то какая! – проговорил Журба, оглядывая спокойное, как в озере, гладкое темно-голубое зеркало воды, крутые скалистые берега. Изрезанные, они раскрывались перед моряками, показывая у подножия узкие полоски золотистого песка, быстрые ручьи, впадавшие в заливчики и бухточки. В воду падали тени от зубчатых скал, и не одному посмотревшему за борт моряку казалось, что судно не плывет, а летит над каким-то другим, сказочным, опрокинутым миром. Чистый воздух, тишина и прохлада охватили флотилию.

Было как-то непривычно, что под ногами не качается палуба, что в борт не бьет волна, не свистит в ушах ветер.

Но вот послышался какой-то отдаленный, нарастающий гул. Вскоре за отвесным мысом из серого камня показался водопад. Он низвергался с большой высоты широкой лентой, взвихривая водяную пыль.

Вокруг на серых скалах, в расщелинах и на уступах виднелись карликовые деревца, терновник и кусты рябины. Растения стелились по холодному камню, прикрывая его своей яркой зеленью, крепко впиваясь длинными корнями в каждую щелку, углубление, куда занесена ветром земля.

«Приморье» подошло к водопаду. Зеркальную гладь бухты рассекли падающие якоря. Цепляясь за уступы скал, матросы протянули шланги с кормы базы.

Свободные от вахты китобои спешили на берег. Каждому хотелось ощутить под ногами землю, посидеть на траве с бархатными пятнами мха и чешуйчатого лишайника.

Оленька и Курилов, отделившись от китобоев, пошли в сторону по узкому берегу, загроможденному гранитными обломками. Они были рады встрече. Как им много хотелось сказать друг другу!

Давай заберемся на самый верх! – Оленька не скрывала, что соскучилась по Леонтию, что ей сейчас радостно, весело.

И они лезли по крутым гранитным уступам все выше, выше. Не беда, что руки в ссадинах и колени горели от ударов об острые камни, зато как приятно было -вдыхать свежий горный воздух.

И вот они на вершине скалы. Задыхающиеся, с сильно бьющимися сердцами, с горящими лицами, они уселись на траву.

Леонтий рассматривал бухту. Она как бы раздвинула свои берега. Сверху было видно, как сжатая отрогами гор бежит извилистой лентой река и, достигнув обрыва, прыгает сверкающей дугой в залив. Но шум водопада сюда уже не доносился, и вообще не было слышно никаких звуков снизу.

Как в сказке, – проговорила Оленька, хотя ей хотелось сказать совсем о другом, а с чего начать – она не знала.

Она вопросительно посматривала на Леонтия: хоть бы скорее заговорил он о самом главном.

Леонтий почувствовал на себе взгляд Ольги. Он обернулся и встретился с се зовущими главами. Невольно потянулся к ней, но девушка вскочила и увлекла его за собой к небольшой полянке, где блестели в траве крупные синие ягоды голубицы и черные, круглые – ползунихи, а дальше, в изумрудной зелени листвы, были рассыпаны янтарные капли морошки.

Быстрым и в то же время мягким девичьим движением Оленька набрала полные пригоршни голубицы и протянула Леонтию:

На, возьми!

Он взял ее руки вместе с ягодами и тихо, осторожно привлек девушку к себе... Моряк хотел поцеловать Оленьку, но она вырвалась и побежала вниз, к морю.

Оля, Оленька, куда ты, постой! – крикнул Курилов. – Оборвешься!

Девушка исчезла за скалами. Расстроенный, он медленно возвращался на базу. «Неужели я обидел Оленьку? Может, она навсегда на меня обиделась?»

В этот день Леонтий нигде не смог встретить Ольгу.

... Андерсен топтался на берегу, не зная, куда направиться. Его окликнул Грауль. Немец был, как всегда, в спортивном костюме и с фотоаппаратом. Андерсен опытным глазом определил, что карманы Грауля пусты. Значит, придется делить пополам взятую с собой бутылку коньяку. Норвежцу вовсе не хотелось этого делать, и он вяло откликнулся. Лучше распил бы эту бутылку с кем-нибудь из русских.

Немец предложил Андерсену прогуляться и повел его к скалам, ловко находя удобную дорогу. Он шел так быстро и уверенно, как будто уже бывал здесь. Норвежец едва поспевал за ним и в душе проклинал Грауля. С трудом добравшись до вершины, задыхающийся Андерсен свалился на траву.

Какого черта было забираться сюда! – ворчал он, загребая ладонями голубицу и ползуниху. – А впрочем здесь неплохая закуска. – Андерсен улыбнулся, затем ловким ударом выбил из бутылки пробку и протянул вино Граулю: – Прошу!

Грауль несколько раз щелкнул фотоаппаратом.

Отсюда открывается такая чудесная панорама, – сказал он, приближаясь к Андерсену. – Итак, за нашу дружбу!

«Ого! – Андерсен посмотрел на Грауля. – Это неспроста. Я ведь неровня ему. Грауль – птица высокого полета. Какая дружба может быть между мною и этим сынком заводчика и судовладельца, который избрал профессию гарпунера ради спорта или, черт знает, еще ради чего!».

Выпив коньяку, Грауль неторопливо бросил в рот несколько ягод и спросил:

Довольны работой, Андерсен?

Обижаться не на что, – пробормотал норвежец, а сам подумал: «Рассказал бы ты лучше что-нибудь о той мулаточке, которую я видел с тобой в Гонолулу».

А я на вас обижен, – сказал Грауль. Андерсен насторожился. Немец продолжал:

Зачем вы бьете так много китов? «Странный вопрос! Я выполняю договор так же, как

и ты. Вечно суешь свое рыло в чужие дела. Недаром о тебе кое-что поговаривали китобои в Антарктиде». Так думал Андерсен, «о вслух он не проговорил ни слова.

Понимаю, – кивнул Грауль, – по договору. А за то, что сделаете сверх плана, получите двойное вознаграждение.

– Да, так, —недовольно прохрипел норвежец. – Ну и что?

Большевики вовлекли вас в политическое дело с этим соревнованием! – многозначительно сказал немец.

Политика! – усмехнулся Андерсен. – Согласен! Я должен побить Нильсена, черт возьми, чтобы он знал свое место, выскочка! А русские, убей меня гром, деловые парни. Уговорили меня дать семьдесят китов, и я дам. Им жир нужен, а мне деньги, – вот и вся политика!

После такой длинной речи Андерсен промочил горло парой лишних глотков и подумал: «Отвязался бы Грауль с этими разговорчиками».

– Сколько вам надо денег? – спросил Грауль.

На тысячу фунтов больше, чем я получу по договору, – назвал первую пришедшую ему на ум цифру Андерсен, зная, что и тех денег, что он зарабатывает у русских, ему хватит на год жизни со всеми удобствами. Да он и никуда не поедет. К черту Гавайи. Он не мальчишка, чтобы бегать за юбками, а водка и коньяк есть и во Владивостоке.

Вы получите полторы тысячи, – сказал Грауль и пристально посмотрел на Андерсена.

За что? – удивился норвежец и опустил бутылку, забыв выпить.

Если убьете до конца промысла не больше двадцати пяти—тридцати китов.

Вы хотите, чтобы я не выполнил договор?

Да!

А зачем вам это нужно? – спросил озадаченный Андерсен.

Я так хочу. – Грауль протянул руку к бутылке. – Согласны? Полторы тысячи в любой валюте.

Андерсен не дал Граулю бутылки.

Это нечестное дело, Отто! Зачем подводить русских?

Они большевики.

А мне на это наплевать! Русские – хорошие парни. Они пригласили меня, чтобы я им помог, и за это мне платят золотом.

Вы получите золотом... – начал Грауль.

Нет, Грауль, я честный человек. – Андерсен сжал бутылку так, что побелела рука. – В ваши грязные дела я не хочу вмешиваться.

Он встал и, не оборачиваясь, пошел вниз. На берегу Андерсен с яростью ударил о скалу бутылку с остатками коньяку. Он удивленно посмотрел на мокрый камень и покачал головой: «Нет! Такого со мной еще никогда не было. Пойду к Журбе. Он уже, наверное, освободился от вахты. Разопьем с ним бутылочку. Честный моряк, этот русский. А Грауль, хоть и знаменитость, – мошенник!».

... Нина сидела на валуне, покрытом пушистым, как шкура медведя, мхом, и покусывала ровными зубами крепкий стебелек травы. Она смотрела вдаль, туда, где кончался залив и лежал морской простор.

Краем лукавых глаз Нина следила за Орловым. Вот уже час он рассказывал ей о своих плаваниях, и ей было интересно слушать, но требовалось быть все время настороже. Он уже дважды сводил разговор к тому, что впервые встретил такую девушку, как она, Нина Горева...

Кто полюбит, тот не спешит признаваться в своих чувствах, говорила сама себе Нина. А Орлов сразу же готов объясниться в любви. Нина на минуту задумалась: а что если он вправду полюбил? Капитан ей нравится, и она напрасно к нему придирается.

Тени гор становились все длиннее и медленно ползли по воде бухты, которая от них казалась черной. Было слышно, как по воде ударяют крыльями утки. Черными стрелами мелькали бакланы.

Нина упрямо встряхнула головой и поднялась: пора идти на базу. Орлов хотел помочь ей, взял за руку, но она насмешливо отрезала:

Я здорова и не боюсь ходить сама! Перепрыгивая с камня на камень, Нина спускалась

к берегу. Орлов шел следом, удрученный холодным отношением девушки. Из-под ног у них сыпались мелкие камешки и с бульканьем падали в воду. От воды и скал тянуло прохладой. Нина вдруг остановилась.

Какая интересная! – Девушка нагнулась, подняла с песка маленькую, загнутую рожком раковину и повернулась к Орлову. На ее лице уже не было насмешки. Она с дружеской простотой показывала Орлову ракушку, из которой выглядывала голова рачка.

Выбрал себе жилье, как наш Старцев, – засмеялась Нина. – Сидит в своей каюте и не выходит. Ну, не обижайся на меня, рачок! – сказала Нина и, размахнувшись, бросила раковину в воду. – Пора на судно.

Ей предстояло закончить чтение рукописи Северова и перенести необходимые сведения на карту. Выслушав ее, Орлов сказал:

Возьмите меня с собой. Я вам помогу!

Как-нибудь сама справлюсь, – лукаво улыбнулась Горева.

Они присоединились к морякам, которые шли с ведрами, наполненными ягодой.

Будем пироги печь и кисель варить, приходите в гости, – пригласил девушку дядя Митя.

Нет, Нина Пантелеевна не забывает старых друзей, – выступил вперед Слива. – У вас что – голубица да ползуниха, а у нас морошка да приятная беседа с музыкой. Во!

Он достал из кармана губную гармошку и, проиграв бойкий мотивчик, запел:

Высоко над мачтой

Пьяно пляшут звезды,

И рычит свирепо

на палубе волна.

Затейника поддержало несколько голосов:

Мне не надо тропиков,

Пестренькой экзотики,

Чужд мне Южный Крест

и сказочный Багдад.

Я хочу в холодной,

Но родной сторонке

Под березой с милой

провожать закат...

Стуча моторами, подходили боты. Слива крикнул:

– «Шторм» ждет вас, Нина Пантелеевна!

2

Прошло три недели. Флотилия бороздила морские просторы, а китов все не было. Неустанно несли вахты в своих «вороньих гнездах» бочкари. Нет-нет да кто-нибудь и вздохнет:

– Ну хотя бы один Биток!

Нина Горева аккуратно заносила на карту пометки, делала записи в дневнике:

«Усть-Камчатск – китов нет. Остров Карагинский – китов нет. Залив Корфа – один кит. Мыс Олюторский – китов нет. Мыс Наварин – китов нет. Анадырский залив – китов нет». На базе кое-кто начал поговаривать, что зря немца не послушались, что человек он опытный – дело предлагал. Можура также подумывал о том, что он был, пожалуй, прав, поддерживая в свое время Грауля.

Флотилия подходила к бухте Провидения, «Шторм», шедший впереди базы миль на пятьдесят, натолкнулся на кита. Одиночка-кит оказался беспокойным и чутким. Гонялись за ним полдня. Грауль не уходил с мостика.

Можура, подергивая ус, думал: «И до чего этот немец непонятный. Когда китов много – бьет как-то неохотно, меньше, чем остальные. А увидит одного – готов гоняться без передышки!»

Грауль выстрелил по киту только в сумерках, порвал линь и потерял гарпун. Животное было убито лишь с третьего выстрела.

Добыче обрадовались все. Даже Старцев который в последнее время стал больше интересоваться делами флотилии, долго осматривал тушу. Ли Ти-сян поторапливал Оленьку, измерявшую кита вместе с Ниной Горевой. Ему не терпелось приняться за разделку, «о девушки не спешили. Они, по указанию Старцева, тщательно записывали в специальную карточку данные об убитом ките: он был сравнительно небольшой с высоким "треугольным плавником на темно-серой спине. На плавнике виднелись широкие белые полосы, а в раскрытой пасти – густые желтовато-белые пластины усов со светлой бахромой.

Переодевшись, Грауль поднялся на базу. Его пригласил к себе капитан-директор. Встревоженный частыми обрывами линей, Северов хотел посоветоваться с лучшим гарпунером.

Они встретились на палубе, где собрались почти все рабочие базы.

Поздравляю вас с первым китом в северных водах, – приветливо сказал Геннадий Алексеевич. – Эта добыча – доброе предзнаменование.

Слушай кит, – небрежно махнул рукой с зажатой в пальцах сигарой Грауль.

Эта скромность понравилась Северову. Ли Ти-сян стоял к Граулю спиной, отдавая распоряжения резчикам и лебедчикам. Но, услышав голос гарпунера, он быстро обернулся и застыл в изумлении, потом одним прыжком очутился подле немца и высоким, звенящим от напряжения голосом закричал:

Шима[53]

Шима – что, почему (китайск.). твоя здеся?

Китаец вскинул руки, точно собирался ударить гарпунера. Быстро, обращаясь то к Северову, то к подошедшим на крик рабочим, Ли Ти-сян, мешая русские, английские и китайские слова, выкрикивал:

Его ю очень плохой мэн!

Грауль вначале смешался, но затем быстро оправился и брезгливо сказал Северову:

Что за китаец? Я его не знай.

Гарпунер пытался уйти, но Ли Ти-сян схватил его за рукав.

Стоп, моя хочу спик, сейлор [54]

Стоп, спик, сейлор – стойте, говорить, моряк (ан-глийск.)., какой твоя плохой люди! Куда твоя борода, усы девал?

Северов хотел остановить китайца, но помполит сделал знак не мешать Ли Ти-сяну.

Китобои с возрастающим негодованием слушали рассказ Ли Ти-сяна. Он говорил быстро, размахивая руками, путая слова, но все это придавало еще больше достоверности его рассказу.

Его син хуа ла! [55]

Синхуала – человек, потерявший лицо, – чисто китайское выражение, соответствует понятию – плохой человек! ^{– говорил Ли Ти-сян.}

Он как бы снова переживал испуг, как и тогда, когда Бромсет-Грауль сбросил его за борт «Веги»...

«Норвежец здесь, на советской флотилии, – думал Ли Ти-сян. – Он хочет сделать вред русским товарищам. Нет, Ли Ти-сян этого не допустит».

Это какой-то недорасумений, – пожимая плечами, говорил Грауль, спокойно выдерживая взгляд Северова. – Ошевидно, он путайт меня с кем-нибудь другой. Я никогда не имейт бороды и усов.

Мы вам верим, – наклонил голову капитан-директор, – Ли Ти-сян, возможно, ошибся.

Но гарпунер чувствовал, что ему не верят. Северов перевел разговор на участившиеся случаи разрывов линя. Грауль снова пожал плечами:

Кит сильно дергайт: часто не выдерживайт никакой трос.

У Грауля не было оснований опасаться, что русские смогут докопаться до истинной причины. Обнаружить умышленное повреждение манильского троса, закупленного на Филиппинах, было почти невозможно.

В этот же день китаец побывал у Журбы, рассказал ему о встрече с гарпунером. Журба очень сожалел о том, что ему не довелось разглядеть Бромсета в лицо на «Веге». Но он хорошо знал, кто такой Бромсет. Вместе с Ли Ти-сяном Журба рассказал Северову и Степанову все, что им было известно о Бромсете. Было решено тщательно наблюдать за Граулем.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Седьмые сутки база «Приморье» стояла в бухте Провидения. На палубе было тихо. С палубных механизмов уже давно не снимали брезентовых чехлов.

Китобойцы уходили в далекие поиски и возвращались без добычи. Китов не было.

Андерсен снова запил. Ему не давала покоя мысль: а что, если он свалял дурака? Сделают его большевики посмешищем перед гарпунерами всего мира: старый болтун обещал добыть семьдесят китов, а добыл меньше половины. Может быть, прав Грауль. Полторы тысячи фунтов – солидные деньги... Андерсен беспокойно ворочался на койке, прислушиваясь к вою ветра. Он звучал в ушах гарпунера, как заунывное, похоронное пение.

На «Фронте» тоже было невесело, но здесь неудачу переживали все вместе, а это всегда легче. Нильсен с утра сам забирался в бочку и сидел там до вечера. Шубин не раз предлагал сменить его, но гарпунер отказывался.

– Я больше видел китов и скорее их узнаю. Кок дядя Митя одобрил, как он выразился, «трудовой

почин» гарпунера и все время держал для него горячий кофе с коньяком. После многих часов на качающейся мачте, на пронизывающем ветру кружка кофе хорошо согревает и восстанавливает силы.

Плохо. Пропал кит. Мое слово – как ветер. Нехорошо. – Нильсен вздыхал.

Киты будут! – уверенно говорил кок. – А гарпунеру стыдно быть маловером. Это временное затруднение. Готовьтесь бить китов!

О, Нильсен готов, – кивал головой гарпунер. – Я хочу верить. Ваши слова всегда правда.

Норвежец возвращался в «воронье гнездо». После разговора с коком к нему пришла уверенность в том, что киты все-таки будут найдены, надо только хорошо искать. И «Фронт» уходил все дальше в море.

Грауль в первые дни после встречи с Ли Ти-сяном находился в тревоге. Он ожидал неприятностей, но его никто не беспокоил, и к нему вернулась обычная самоуверенность и даже некоторая наглость.

Однажды после очередного безрезультатного поиска китов Грауль явился к Северову:

Я хочу повторяйт мой совет: китобойный промысел в этих водах не будет.

– Мы помним ваш совет, – ответил капитан-директор. На базе проходил шахматно-шашечный турнир, чуть

ли не ежедневно занимались музыкальный, драматический и хоровой кружки. Степанов организовал группы по изучению политграмоты. В клубе без конца крутили надоевшую всем кинокартину «Два друга, модель и подруга». Все было как-то вяло, неинтересно. Тревога за исход промысла охватила всех. Где киты? Будут ли они?

Степанов переживал трудные дни. На людях он держался спокойно, подбадривал моряков, но, оставшись один, погружался в невеселые думы. Как быть, что делать дальше? Он больше, чем кто-либо, несет ответственность за судьбу промысла. Его послала сюда партия. А что получается?

Ночью часы тянулись особенно медленно. Степанов выходил на палубу, долго простаивал под ветром, вслушиваясь в шум моря. Приходили разные решения. Но какое лучше, вернее?

Помполит собрал коммунистов и комсомольцев:

– Наши разведки пока безуспешны. Местное население дает путаные сведения. Нам советуют идти еще дальше на север, – говоря это, Степанов имел в виду записи Ивана Северова. – Китобойцы уже подходили к Берингову проливу, но и там китов не обнаружили... Мы должны определить наш дальнейший рейс. Хотелось бы знать ваше мнение. Помните, товарищи, что за флотилией следят миллионы людей – советские люди уверены в нашем успехе, враги ждут нашего провала.

В клубе, где собрались моряки, наступила тишина. У всех были озабоченные лица.

Наши надежды не оправдались, – заговорила Горева. – Китов нет. Идти ли флотилии дальше на север? Мое мнение – идти. Надо до конца выяснить – бывают ли киты на севере в это время года. Плавание предстоит трудное, но всякое новое дело требует риска.

Кто был в полярке, тот знает, что это такое, – поднялся Журба. – Товарищ Горева не была. Это и видно, если она предлагает гнать базу прямо во льды. Загубить судно – пустяки, а как оно нам досталось? – Журба вытянул вперед свои руки. – Мозоли вот до сих пор не сходят!

Но не возвращаться же во Владивосток с пустыми цистернами! – крикнула Горева.

А если возвратимся без базы? – Журба сердито покосился на Гореву. – Не дело это. Я советую послать в полярку одних китобойцев. Пусть порыскают там и сообщат по радио. Если киты окажутся, можно будет и базу подослать поближе.

Курилов не сразу решился выступить. Он несколько раз встретился взглядом с Оленькой. Она смотрела на него с надеждой. Ее смуглое лицо залил румянец, Оленька улыбнулась, точно подбадривая Леонтия. С того дня, когда девушка убежала от него со слезами на глазах, они не встречались. Курилов все время находился в море. Только теперь Леонтий убедился, что Оленька на него не сердится.

Все суда гнать незачем, тем более, что мы сомневаемся, есть ли киты на севере, – заговорил он таким тоном и с таким выражением лица, что Степанов невольно подумал: «И чему он радуется?» – Надо всегда готовиться к худшему, – продолжал Курилов. – Нет китов – значит, напрасно сгоняем суда, поизносим механизмы, сожжем лишнее топливо. Значит, послать нужно одно судно, но укомплектовать его лучшими людьми. Поход будет тяжелый.