Текст книги "Фонтаны на горизонте"

Автор книги: Анатолий Вахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

Моментально был переложен руль. Судно описало полукруг, шаркнуло килем по дну и вышло на глубину, избежав опасности сесть на мель. А кит вылетел на мелководье и остался там. Он не мог сползти назад, бился, поднимая хвостом огромные волны, и потом стал задыхаться. Огромное тело кита, облегченное в воде, давило теперь всей тяжестью на легкие. Животное постепенно замирало. Время от времени кит яростно бил по воде хвостом, но удары слабели.

Нильсен знал, что этот финвал от него не уйдет, и продолжал охоту за другим китом. Ему удалось загарпунить второго финвала.

В тот день Нильсен убил еще одного кита. Это был успех, которому могли бы позавидовать и другие гарпунеры! Правда, Граулю не везет, он все еще стоит в Петропавловске, а Андерсен промышляет. Интересно, сможет ли он, Нильсен, набить столько же, сколько и Андерсен? Ведь здесь так много китов!

После охоты «Фронт» вернулся к финвалу-самоубийце. Кит был уже мертв. По спине животного расхаживали птицы. Китобоец взял его на буксир и, стащив четырнаднатиметровую тушу с мели, доставил вместе с другими тушами к базе.

Дядя Митя лично пригласил Нильсена к ужину. Олаф был польщен. Кок на советском судне – это не просто кок. А здешний кок – дядя Митя – и вовсе особенный человек: его очень уважает капитан; Нильсен видел однажды, как дядя Митя что-то говорил капитану, а тог слушал его с видом человека, которому советуют что-то хорошее, нужное.

Вот и сейчас за столом, на котором были расставлены вкусно приготовленные блюда и даже стоял графинчик с русской водкой, дядя Митя сидел по правую руку от

капитана.

Все подняли рюмки за успех «Фронта», за успех Нильсена и выпили. Капитан отрезал от пирога кусок и положил Нильсену на тарелку. Гарпунер растерялся: такой чести он не ожидал. Старый, бывалый моряк, он почувствовал, как у него в горле что-то защекотало и запершило.

– Как вы смотрите, мистер Нильсен, – обратился к нему Шубин на английском языке, – если мы вызовем на соревнование команду «Труда»?

Нильсен сначала не понял, о каком соревновании идет речь. Да, он много слышал, что в России соревнуются, но как это делается, что это означает – он понимал плохо.

В разговор вмешался дядя Митя и так просто и понятно разъяснил Нильсену сущность соревнования, что гарпунер даже удивился: почему он сам об этом не догадался? Это очень заманчиво – быстрее всех выполнить план! А если удастся еще сверх плана добыть китов? Конечно, сколько удастся. Нет, не так! Нужно дать слово, что, кроме положенного количества он, Нильсен, убьет еще, допустим, пять китов, и во что бы то ни стало это надо сделать. За это ему будет почет и уважение. Судно получит красный вымпел, а Нильсена назовут ударником, – так называют лучших.

Да, все это очень заманчиво, но Нильсен должен подумать: шестьдесят китов – мировая норма гарпунера, а он не знает, сумеет ли добыть столько китов, не говоря уже о дополнительных.

Ночью Нильсен проснулся с тревожным чувством: кажется, он совершил какую-то оплошность. Сон исчез. Нильсен вспомнил, что в конце ужина он сказал русским:

«Вы вызываете на соревнование «Труд»? Хорошо, вызывайте, но я, Нильсен, не буду в этом участвовать».

Да, да. Он так и сказал, а русские посмотрели друг на друга и виду не подали, что он их обидел. Нет, Нильсен, ты неблагодарный человек. Русские тебе столько добра делают, к гарпунной пушке тебя поставили, а ты не согласился на их предложение. И уж раз они это говорят, значит, уверены, что ты можешь добыть шестьдесят пять китов, как были уверены в том, что ты способен стать гарпунером.

Нильсен покрутил в темноте головой. Нет, он поступил не как моряк. Выходит, что он пренебрег товарищами по судну. А что если русские на него рассердятся? Откажут ему в гарпунерстве? Тогда опять безработица! Да и Союз гарпунеров может не простить, что Нильсен без разрешения встал за пушку.

Забыв зажечь свет, Нильсен торопливо натянул на себя одежду и вышел «а палубу. Судно стояло около ярко освещенной базы. На разделке китов работали круглые сутки; у борта базы качались огромные темные туши.

Шубина на судне не оказалось. Нильсен направился к дяде Мите.

Дядя Митя, к удивлению Нильсена, не спал и не возился у плиты. Он сидел за столом перед раскрытой книгой в красном переплете и что-то выписывал из нее в ученическую тетрадь.

«Поварская книга», – решил Нильсен.

Увидев гарпунера, кок неторопливо снял очки и заложил ими раскрытую книгу. Нильсен, волнуясь и приглаживая ладонью волосы, говорил:

– Я тогда поторопился с ответом. Я хочу, как это... соревноваться с Андерсеном. Я убью шестьдесят пять китов и хочу, чтобы русские не думали, что Нильсен неблагодарный человек, что он не хочет дружно жить с русскими товарищами, – последние слова он произнес не совсем

уверенно.

– Вы очень хорошо решили, Нильсен, – сказал дядя

Митя, протягивая ему руку. – Очень хорошо!

– Я не один буду соревноваться? – спросил с плохо скрываемой тревогой Нильсен. – Меня поддержит команда «Фронта»? Так?

– Да с вами будет вся команда, – кивнул кок. – Садитесь. Вы спать не хотите?

– О, какой сон! – махнул рукой Нильсен.

Он широко раскрытыми глазами смотрел на книгу. На ее темно-красном коленкоровом переплете было вытиснено одно слово. И хотя оно, это слово, было написано по-русски, гарпунер прочитал его: «Ленин».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

На базе все еще не успевали с разделкой китов. Сбросили за борт и взорвали тушу одного горбача, а за ним – протухшую голову кашалота. Северов и Степанов подошли к Данилову, который никак не мог «обжить», как он говорил, носовую площадку.

Видел, что полетело за борт? – спросил Степанов.

Глаза у меня хорошие, – нахмурился Данилов.

Хорошие, говоришь? А как же ты не заметил, что в воду мешок денег бросили, – вмешался Северов. – Надежда на тебя, Никифорыч.

Голову кашалота за борт, а у самого голова трещит, что делать-то? – обратился Данилов к капитан– директору. – У нас есть две пилы, одна большая, другая поменьше – для распилки мяса и костей. Ребятки мои приспособились их пускать.

Так чего же жалуешься? – удивился Степанов. – Начинай!

Начать дело нехитрое, да как кончишь? – вздохнул Данилов. – Как такую махину, – он указал рукой в сторону борта, куда сбросили голову кашалота, – приладишь к пиле, когда в ее хайло вся моя бригада входит? А с ножами тоже не подступишься – кости прямо железные. Вон у того кита, что Ли Ти-сян разделывает, башка такая, каких я не видывал.

Придется сегодня технический совет собрать, – сказал Северов,

Суды-пересуды ничего не дадут, – безапелляционно заявил Данилов– – Надо практикой до всего доходить.

У Ли Ти-сяна работа шла хорошо. Он оказался умелым бригадиром: по-своему переставил людей, и теперь четыре лебедки одновременно снимали полосы жира. Пока их у люков секли ножами на куски, тушу переворачивали.

Разделка шла непрерывно, точно на конвейере. За сутки бригада «обдирала», как говорили рабочие, двух китов.

Ли Ти-сян весь превратился в действие. Он поспевал всюду, за всеми следил и только изредка возмущался, выражая недовольство на своем родном языке. Он сердился на Данилова. Несмотря на то, что бригада носовой площадки была полностью укомплектована, тот все же увел с собой лучшего лебедчика. Ли Ти-сян вначале спорил, горячился, но потом сказал:

Это твоя обмани меня есть... Твоя его бери, моя работай плохо... Так моя работай нету... Моя буду работай шибко шанго.., а твоя пропала совсем...

Ты что же это надо мной издеваешься, Ли Ти– сян? – почти крикнул Данилов. – Думаешь, я у тебя в хвосте буду плестись? Подожди, мы с тобой соревноваться будем!

Солев... солев... – Ли Ти-сян не смог выговорить новое слово и крикнул вслед уходившему Данилову: – Давай, давай!

Мясо первого финвала было сдано консервному цеху. Заработал новый цех на флотилии, но разделка китов шла по-прежнему плохо.

«Труд» и «Фронт» каждый день подводили новые туши. Подошел из Петропавловска с новой мачтой «Шторм». Ли Ти-сян довел разделку китов до трех штук в день, но этого ему было мало.

Бригада Данилова распиливала туши на части: мясо _;кости, внутреннее сало. Она полностью загружала цех переработки. Здесь день и ночь вытапливался жир в десяти котлах. Отсюда его перекачивали в отстойники для дальнейшей обработки. Все, что оставалось в котлах, шло в сушильные печи, а из них – в туковый цех на выработку мясного и костного тука.

К концу первого месяца заработали все цехи плавучего завода, но головы китов по-прежнему летели за борт.

Степанов предложил пригласить гарпунеров.

– Может быть, они что-нибудь подскажут. Ведь у каждого из них за спиной десятки лет работы на китобойном промысле.

Гарпунеры явились в точно назначенное время. Первым пришел Грауль, за ним Андерсен. Обменявшись рукопожатием, они молчаливо закурили. Вошел Нильсен. Еще в дверях он снял свою шапочку, пожал руку Северову, Степанову и подошел к Граулю. Немец сидел с таким видом, как будто перед ним никого не было.

– Добрый день, мистер Грауль, – сказал дрогнувшим голосом Нильсен, все еще держа протянутую руку.

Грауль медленно поднял на Нильсена глаза и, не выпуская из зубов сигары, едва заметно, пренебрежительно кивнул. Нильсен, пунцовый, неловко подошел к Андерсену. Тот крепко пожал ему руку и, хлопнув по дивану рядом с собой, пригласил сесть. Нильсен ответил благодарным взглядом.

Капитан-директор и Степанов начали совещание. Грауль, а за ним и Андерсен только отвечали на вопросы, которые им задавал Северов. Нильсен все время молчал.

Узнав, зачем их позвали, Андерсен прохрипел:

– На других базах китов разделывают так же, как и на «Приморье». А вот почему быстрее, – не могу сказать, не знаю. Думаю, что все дело в способностях.

Андерсен несколько недоумевал, что с ним советуются.

Спасибо, мистер Андерсен, – скрывая досаду, прервал его Северов и обратился к Граулю. – Вы имеете свои труды по китобойному промыслу. Очевидно, сможете нам помочь?

Мне очень неприятно, но я должен вас огорчить, – развел руками Грауль, отвечая по-немецки. – Я ведь только гарпунер. Вы читали мои книги?

Нет, к сожалению, – сказал Геннадий Алексеевич.

Я писал только о гарпунерском деле, – сообщил Грауль, – а разделка туш меня никогда не интересовала.

– А вы господин Нильсен? – спросил Северов. Выходка Грауля расстроила Олафа и напомнила ему,

что его не считают настоящим гарпунером, а видят в нем самозванца, нарушившего законы Союза гарпунеров. Поэтому Нильсен только отрицательно покачал головой. Когда гарпунеры ушли, Степанов сказал:

Видел, как Грауль с Нильсеном поздоровался? Вот тебе живая политграмота.

А мы не ошиблись в Нильсене, – сказал Северов. – Посмотри сводку охоты на сегодня. У Андерсена – восемь китов, у Нильсена – пять, а у Грауля – четыре. Если такими темпами пойдет дело, план будет выполнен. Эх, только разделка у нас отстает!

Степанов ушел к себе.

Он сидел в каюте, читая переданную ему Геннадием Алексеевичем рукопись Северовых, когда к нему пришел дядя Митя.

Парторг редко бывал у помполита. Все мелкие вопросы он старался решать сам и приходил к Степанову только по большим и важным делам.

Сегодня было совещание, – спокойно сказал он, – и гарпунеры отказались нам помочь. Правильно?

Степанов утвердительно кивнул.

Ко мне заходил Нильсен, – продолжал дядя Митя. – Трусоватый человек, но честный. Он сказал, что гарпунеры говорили неправду и, под большим секретом от Андерсена и Грауля, просил меня передать Северову, что головы китов разрывают лебедками – кости в одну сторону, мясо в другую, а затем распиливают. Если не будет ничего выходить, Нильсен согласен поздно ночью прийти показать, как это делается, «о только так, чтобы его никто не видел.

Степанов отложил рукопись и воскликнул:

Вот это здорово! Приведи его после полуночи на «Приморье».

Теперь второй вопрос, – дядя Митя вытащил из кармана листок, развернул его. – Мы вызываем на социалистическое соревнование команду «Труда».

Ну и молодцы! – воскликнул Степанов. Он быстро прочитал текст вызова и с изумлением проговорил: – Нильсен вызывает Андерсена! Интересно, очень интересно! Очень хорошо. Только вот насчет цифр надо поговорить с Северовым. Когда думаете посылать делегатов на

«Труд»?

Завтра, – сказал парторг.

2

Степанов с интересом дочитывал рукопись Ивана Алек-(еевича Северова.

«...В начале шестидесятых годов русский китобой Линдгольм[51]

Линдгольм – в романе выведен под именем Лигова. организовал промысел в Тугурской губе. Но через несколько лет ему пришлось закрыть дело, так как он не мог конкурировать с американцами, а со стороны правительства ничего не было сделано, чтобы оградить восточные воды от иностранных браконьеров.

В 1887 году отставной капитан Дыдымов[52]

Дыдымов– в романе выведен под именем Клементьева. приобрел быстроходное, лучшее в мире китобойное судно «Геннадий Невельской». Аким Григорьевич Дыдымов не получил поддержки у царского правительства и вынужден был занять деньги, предложив страховой полис на собственную жизнь на сумму в шесть тысяч рублей. Экипаж китобойного судна «Геннадий Невельской» был полностью укомплектован русскими моряками. Дыдымов, лично командуя судном, успешно начал охоту. В 1888 году он за четыре месяца добыл двадцать восемь китов, а в следующем году – пятьдесят. Корейский император разрешил ему – единственному из китобоев – вести промысел у берегов Кореи. Но вот, выйдя в море в 1890 году, Дыдымов таинственно исчез вместе со своим кораблем.

Затем русский подданный Кайзерлинг приобрел оставшееся после Дыдымова имущество и возобновил китобойный промысел на Дальнем Востоке. У него насчитывалось девять китобойных судов.

Когда вспыхнула русско-японская война, вся флотилия была уведена в Японию.

Американские, японские, английские китобои продолжали охотиться в водах русского Дальнего Востока и неустанно на весь мир трубили о «неспособности русских создать китобойный промысел», об «отсутствии у русских китобойных традиций, которые создаются веками».

В 1923 году норвежская китобойная фирма обратилась к Советскому правительству с просьбой дать ей концессию на советском Дальнем Востоке. Но с самого начала иноземные китобои хищнически повели промысел.

Вскрылось, что норвежские охотники интересовались не только китами, а проявляли слишком пристальный интерес к русскому побережью, оказывались у лежбищ морского зверя. Советское правительство предложило «китобоям» немедленно покинуть наши дальневосточные воды...»

Степанов отложил рукопись и задумался. Печальная судьба у русского китобойного промысла! Но теперь ничего подобного не повторится.

Степанов снова склонился над рукописью. После краткого исторического обзора шли подробные записи многих лет о времени появления и нахождения китов различных пород у южных берегов Камчатки. Не прерывая чтения, Степанов подвинул к себе блокнот, нашел ощупью карандаш и стал делать выписки.

Над морем уже занялся рассвет. Круглый иллюминатор побелел, потом порозовел, зазолотился, точно накаляясь, и в каюту хлынули лучи солнца. Степанов перевернул последний лист рукописи и долго сидел над ней, думая о прочитанном. Потом вновь прочел имя автора.

«Спасибо тебе, Иван Алексеевич, от советских китобоев! – мысленно произнес Степанов и закрыл рукопись. – Надо дать ее почитать Старцеву». Он вышел из каюты.

Залитая утренним солнцем, китобойная база «Приморье» стояла на спокойной голубой воде. На обеих площадках разделывались киты. К базе шли «Труд» и «Шторм» с добычей. Легкий бриз развевал на мачтах вымпелы.

3

Экипаж китобойца «Труд» принял вызов команды «Фронта». Услыхав об этом от Журбы, Андерсен грубо заявил:

Двадцать пять лет я охочусь за китами без соревнования. Соревнование – это политика. А политикой я заниматься не хочу!

Орлов пригласил к себе Андерсена. Капитан был несколько уязвлен тем, что его вызвали на соревнование, а не он первый об этом догадался.

Нильсен обещает убить шестьдесят пять китов, – сказал Орлов гарпунеру, решив во что бы то ни стало привлечь его к соревнованию.

Что? – закричал Андерсен. – Нильсен, этот мальчишка, хочет взять больше китов, чем я, настоящий гарпунер!

Да! —подтвердил Орлов. – Вот здесь, в договоре, написано, что Нильсен дал слово добыть именно столько китов.

Андерсен затрясся от негодования. Он посмотрел маленькими глазами на Журбу, на Орлова и прохрипел:

Я проучу этого хвастуна! Я убью семьдесят китов и ни одним меньше!

Но, сказав так, он осекся и растерянно, почти испуганно посмотрел на капитана и боцмана. Трудно, очень трудно добыть за сезон больше шестидесяти ^{восьми китов. А тут он сболтнул, старый дурак!}

Журба дружески хлопнул Андерсена по плечу:

Молодец, поддержал команду!

Может, господин Андерсен передумает? – спросил Орлов, видя, что гарпунер смешался.

Нет, я сказал свое слово! – хрипло бросил Андерсен.

Он вошел в свою каюту, налил стакан рому и залпом выпил. Как только добытые киты были переданы базе, Андерсен потребовал у капитана:

В море!

С этого дня начались какие-то сумасшедшие по напряжению вахты. Подобного не случалось с Андерсеном еще никогда в жизни. Судно уходило на поиски китов на рассвете и возвращалось только поздним вечером. Нередки были случаи, когда и ночью китобоец дрейфовал в море.

Вот это работа! – посмеивался Журба. – Крепко задел Нильсен нашего гарпунера. Смотрите, Андерсен и с лица спал.

Действительно, норвежец похудел, у него был усталый вид, но он чувствовал себя прекрасно. Даже к бутылке стал реже прикладываться.

Каждый вечер к Андерсену, приходил Журба и показывал два, а иногда три пальца – столько, сколько добывал китов Нильсен.

Если у Андерсена было меньше, гарпунер злился, клялся всеми святыми, что завтра у него будет больше и что он нащелкает по носу этого Нильсена, а русские увидят, какой он, Андерсен, гарпунер.

Андерсен постепенно выдвигался вперед, и у него быстрее, чем у Нильсена и Грауля, росло число добытых китов.

... На базе разделка туш шла успешнее. Нильсен сдержал свое слово и помог рабочим.

На кормовой разделочной площадке только что закончили обрабатывать кашалота. Отделенную от туши голову кита зацепили тросом с носовой площадки и медленно потащили по широкому коридору, который шел вдоль правого борта судна. Палубные надстройки в средней части судна были отнесены к левому борту.

Курилов и Ольга поднялись по трапу и, жмурясь от ослепительного света, вышли на залитую солнцем палубу.

Пойдем к бате, – сказала Ольга. Незаметно они перешли на «ты». – Посмотришь, как он работает.

Щеки девушки порозовели. Ей очень хотелось показать Курилова отцу. Ольга была уверена, что Леонтий ему понравится, но все-таки волновалась.

Они миновали коридор и вышли на носовую площадку. Данилов стоял в центре ее, выделяясь своей могучей фигурой. Он то и дело зычным голосом отдавал приказания. Каждое движение его рук заставляло вступать в дело или останавливало тот или иной механизму

Вот он взмахнул рукой и крикнул:

Давай на разрыв!

Тросы крепко обхватили доставленную сюда голову кашалота. Данилов дал знак. Зашипел, вырываясь из лебедок, пар, зарокотали шестерни, и с головы кашалота слезло мясо.

Стоп!

Новое движение, громкий треск. Это разрывались связки костей головы.

На пилы! – приказал Данилов.

Стальные зубья паровой пилы вгрызались в сильно пропитанные жиром кости нижней челюсти. А верхняя часть головы была подтянута к горловине котла, стоявшего под палубой. Сюда сливали маслянистую жидкость – спермацет. Около двух тонн оказалось его в голове кашалота. Верхняя часть головы тоже пошла под пилу.

Все! – удовлетворенно сказал Данилов, когда разделка кита была закончена. – Ну, ребятки, сегодня мы рекорд поставили – меньше часу возились с китом!

Он подошел к дочери. Оленька познакомила отца с Леонтием.

Нехорошо с тобой вышло, – сказал Данилов – Но ты человек молодой, до свадьбы заживет.

Заживет, – улыбнулся Леонтий.

– Вот и сватай мою дочку, – пошутил Данилов. Увидев, как вспыхнула Оленька, как смутился, не найдя что ответить, Курилов, старый рыбак подумал: «Кажется, я в самую точку попал».

Тебе... вам, – запуталась Оленька, обращаясь к Леонтию – вам надо ложиться, много сегодня ходили...

Они ушли. Данилов задумчиво погладил бороду: «Ну что же, в час добрый. Парень с виду представительный. Да и говорят о нем неплохо».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

На рассвете Орлов привел «Труд» к китовому стаду. В серой мгле был виден один фонтан, а чуть левее другой... Холодок забирался под полушубок, бежал мурашками по спине, плечам. Рваными клочьями цеплялся за воду туман. Капитан приказал разбудить Андерсена. Через минуту вахтенный возвратился.

Гарпунер отказывается вставать. Все время тычет пальцем в календарь.

– Опять коники выкидывает, – заворчал Журба. Боцман сам отправился к гарпунеру, но быстро вернулся обескураженный, пожимая плечами.

Наш гарпунер вроде как поминки справляет. Показывает на календарь и мотает головой – дескать, не пойду к пушке.

Киты были рядом. Журба с досадой крякнул:

Эх, какие добрые! Парочку можно было бы сейчас взять!

Орлов, кипя негодованием, вошел в каюту Андерсена. Тот, полураздетый, взлохмаченный, небритый сидел за столом и потягивал коньяк. Увидев капитана, он приветливо обратился к нему:

Стаканчик, кэп!

Нет! – резко ответил Орлов, отстраняя наполненный стакан. – Почему вы не выходите на охоту? Киты у борта!

Взгляните, кэп, – гарпунер, не оборачиваясь, большим пальцем через плечо показал на календарь, висевший над койкой. – Сегодня опасный день. В этот день не охотятся.

Орлов посмотрел на календарь. На листке стояло: «Тринадцать. Понедельник».

Ни один китобой, – объяснил Андерсен, – тринадцатого числа не охотится. А когда тринадцатое число к тому же приходится на понедельник, то уж в этот день охота обязательно кончится большой бедой.

Но вы же соревнуетесь с Нильсеном! – напомнил Орлов.

Будет несчастье, если я выпущу хотя бы один гарпун, – приложив руку к груди, сказал Андерсен, – или даже подумаю о том, что надо убить кита. Нет, я сегодня и на палубу не выйду.

Андерсен выпил коньяк и налил еще. Орлов понял, что спорить с гарпунером бесполезно, и вышел.

В этот день отказался охотиться и Грауль. А Нильсен, захваченный соревнованием, забыл о временя и утром, как обыкновенно, подготовив с Петей Турминым пушку, стал на мостике рядом с Шубиным.

Китов обнаружили быстро, и судно полным ходом двинулось к видневшимся на горизонте фонтанам. Как оказалось, там было много серых китов. Небольшие, десятиметровые, без спинного плавника, со множеством белых пятен на бурой коже, они выбрасывали двойные широкие фонтаны, сливавшиеся своими пушистыми вершинами. Это было стадо, которое пропустил китобоец «Труд».

Нильсен подготовился к стрельбе. Шубин подводил судно к стаду. Вдруг он заметил, что к стаду, вспенивая воду, точно торпеды, несутся большие, высокие косовидные плавники. Это были косатки. Ниже спинного плавника и над глазами хищников виднелись белые полосы.

Серые киты, как по команде, повернули к берегу и начали стремительно уходить от своих острозубых врагов.

Нильсен безнадежно махнул рукой – гнаться сейчас за китами было бесполезно. Напуганные опасностью, они развили большую скорость. Косатки устремились в поганю.

Петя Турмин, с интересом наблюдавший за происходившим, вдруг крикнул:

Смотрите, смотрите!

Он указывал на одного из серых китов, который начал отставать от стада, плыл все медленнее.

Плохо, – проговорил Нильсен по-русски – он заучил от Пети десятка три слов.

Косатки были совсем близко от своей жертвы, когда животное внезапно перевернулось на спину и показало свое светлое брюхо. Кит словно одеревенел – закачался на волнах. как бревно. Моряки ждали, что косатки набросятся на него, разорвут на части, но они, обойдя его, точно скалу, продолжали погоню за уходившим стадом.

Наверно, от испуга у него разрыв сердца произошел, – пошутил Шубин.

Он вел судно к неподвижно лежавшему киту. Когда судно было в трех десятках метров от цели, животное ожило и, перевернувшись, начало уходить от «Фронта».

Ишь ты, какой хитрец! – воскликнул удивленный Шубин и приказал: – Полный ход!

Кит был настигнут. Прозвучал выстрел. Зверь ушел в воду на большую глубину, потом выскочил далеко слева. Шубин развернул судно.

Через три часа, когда кита прибуксировали к борту, моряки увидели, что вместо левого грудного плавника у него торчала одна культяпка.

Хромой кит, – пошутил Турмин, – теперь понятно, почему он притворялся мертвым. Не было сил уходить от косаток.

В тот день Нильсен охотился удачно – привел на базу двух китов. Он очень удивился, когда узнал, что Грауль и Андерсен не загарпунили ни одного кита.

«Фронт» победителем подходил к базе. У борта «Приморья» стоял «Шторм». Грауль, покуривая, прохаживался по палубе. Когда «Фронт» оказался рядом со «Штормом», Грауль, увидев Нильсена, сложил ладони рупором и крикнул по-английски:

Хэлло, Нильсен! Вы смелый парень. Бьете китов тринадцатого числа, да еще в понедельник. Смотрите, как бы не пришлось кормить собою крабов!

Выпалив это, Грауль расхохотался. Нильсен побледнел, руки его судорожно сжали поручни мостика. Он как-то весь обмяк и, с трудом передвигая ноги, подошел к капитану, дрожащими губами прошептал:

Капитан, которое сегодня число и какой день?

Тринадцатое, понедельник.

Нильсен, закрыл лицо руками, побрел в свою каюту. Там, упав на койку, он пролежал в одежде до полуночи, а потом, точно что-то вспомнив, вскочил, выдвинул чемодан и, перерыв все свои вещи, достал маленький молитвенник. Над ним Нильсен просидел всю ночь.

Утром, когда китобои выходили на промысел, Грауль, прогуливаясь по палубе, ядовито хихикнул в лицо растерянному Нильсену:

Счастливой охоты, гарпунер! Вчера вы славно постреляли.

Нильсен стоял бледный, с лихорадочно поблескивающими глазами. Петя Турмин несколько раз пытался заговорить с Гарпунером, однако Нильсен молчал. Показались киты. Нильсен неуверенно подошел к пушке и, нервничая, выстрелил. Гарпун поразил цель, но не смертельно. Животное потянуло за собой судно. Нильсен стрелял раз за разом, и все мимо. Один гарпун был потерян. Только шестым гарпуном Нильсен прикончил кита. Это его приободрило, но больше охотиться он не смог, и «Фронт» вечером вернулся к базе с одной тушей. Кэтому времени двух китов уже подвел Андерсен и одного – финвала – Грауль.

Когда финвала подтащили к– борту базы, Слива звонко закричал:

Ну что вы скажете, ребята! Гарпуны на этой туше, как грибы, растут. Гляньте! Грауль вогнал три гарпуна, а торчит почему-то четыре.

Действительно, из спины кита торчала пятка гарпуна, изъеденная ржавчиной. Видно,гарпун этот попал в животное давно. Бывает, что киты, оборвав линь, уходят с гарпунами в теле и, если они ранены не смертельно, то и живут так, с металлической занозой.

На базе бригада Ли Ти-сяна вырезала из кита все гарпуны. На четвертом было клеймо: «Дурбан, 1908 г.».

Степанов забрал гарпун к себе в каюту.

... Курилов поправился. Ему позволили вернуться на «Шторм».

Смотри, больше с мачты не падай, – пошутил Степанов. – Немецкий язык изучай основательно, – продолжал он серьезно. – Буду проверять.

Ясно, – улыбнулся Курилов и по-немецки попросил разрешения идти на свое судио.

Иди, – засмеялся помполит.

Оленька загрустила. Возвращение Курилова на китобоец казалось ей расставанием чуть ли ие навеки, хотя она знала, что сможет видеть Леонтия каждый день.

Ты не забывай нас, – сказала она, провожая Леонтия к трапу, и протянула ему руку.

Несколько минут они стояли, не разнимая рук, оба взволнованные. Ольга с тревожным ожиданием смотрела на Курилова. Ей неудержимо захотелось обнять его, прижаться к его широкой груди. Но, испугавшись нахлынувших чувств, она почти грубо сказала:

– Иди!

Они расстались. И все на базе стало для девушки скучным. Ходила она невеселая, и уже не так бойко стучали ее каблучки, когда она тянула ленту рулетки, чтобы замерить новогофкита. Данилов видел перемену в дочери, но ни о чем ее не спрашивал.

Можура, обрадованный возвращением Курилова, сказал:

Наконец-то, явился. Заждались!

Крепко пожал руку Леонтию и Грауль. Он снова извинялся за свою ошибку и пообещал, что подобное никогда не произойдет.

Я понимаю, что вы сделали это не умышленно, – сказал Курилов.

О! – только и произнес гарпунер и еще раз пожал ему руку.

Курилов сразу же занял свой наблюдательный пост на мачте. После охоты он доставал тетрадь и аккуратно записывал, при каких обстоятельствах замечал китов, какие у них были фонтаны.

2

Наступил август, а вместе с ним настали для флотилии тревожные дни. Китов становилось все меньше; однажды все три судна вернулись к базе без добычи. То же произошло и на второй и на третий день. В течение недели только Андерсену удалось взять двух китов.

Разделочные бригады на базе простаивали. Капитан-директор советовался со Степановым:

Куда идти? Где искать китовые стада? Во г «Шторм» уходил на полтораста миль вперед и не встретил ни одного кита!

Пригласили Старцева. Он по-прежнему держался как-то в стороне от всего коллектива, наблюдения проводил вяло. Быть может, это происходило из-за того, что он впервые оказался вдали от своего привычного кабинета в институте, или же эта апатия была вызвана тем, что Старцеву по существу до сих пор не приходилось заниматься китами. Среди китобоев, моряков, рабочих он чувствовал себя чужим и даже со своей лаборанткой держался натянуто.

Вопрос руководителей флотилии застал его врасплох. Никаких предложений он не мог дать.

Я думаю, что киты ушли из этого района в другой...

Вот как! – со скрытой насмешкой воскликнул Геннадий Алексеевич.

Старцев этого не заметил и продолжал:

В какой район ушли киты – мне неизвестно. Ни один научный работник здесь не бывал, и никто не занимался вопросом миграции китов в этих водах. Поэтому сейчас сообщить вам что-нибудь определенное не могу.

Так, – вздохнул Северов. – Ну, а ваши личные предположения?

Мне нужно еще три—четыре года, чтобы составить хотя бы общую картину. А для подробной разработки вопроса о миграции китов потребуется, может быть, десяток лет. Если учесть к тому же условия нашей работы...

То есть? – заинтересовался Степанов. – Что вы имеете в виду?

Что я имею в виду? – переспросил Старцев, подняв брови, точно удивляясь наивности вопроса. – Да хотя бы то, что для научных исследований нужна специальная экспедиция, специально оборудованное судно!

У нас пока нет специальных судов, – сдержанно сказал Геннадий Алексеевич, испытывая все большее раздражение против Старцева. – Но почему бы вам не воспользоваться для начала нашими китобойцами и не сделать на них несколько рейсов?

Я это имею в виду. Правда, для научных экспедиций эти суда не приспособлены, но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба. – Старцев снисходительно улыбнулся.