Текст книги "Фонтаны на горизонте"
Автор книги: Анатолий Вахов
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)
Голос итальянца становился все громче. Он встал на колени и, подняв к звездному небу руки, всхлипнул. Оскар, боясь, что со стариком начинается истерика, потряс его и грубо приказал:
– Не вой! Марш в камбуз!
Старик с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь, побежал по палубе, чтобы скорее забиться в свой угол. Орацио никто не заметил. Он скрылся в камбузе раньше, чем из матросского кубрика вышли Скруп и вахтенный.
Оскар, стоявший в тени, выждал, пока они уйдут, быстро скользнул в кубрик. Здесь все было по-прежнему, только койка Скрупа стояла пустой. Датчанин тихонько
разбудил Джо:
– На вахту, Мэйл, на вахту пора!
Крепко спавший негр открыл большие навыкате глаза, несколько секунд они смотрели бессмысленно. Потом он повернул голову к Оскару, улыбнулся:
Хороший сон видел, – глаза Джо засветились. – Видел мать и отца. Как будто он пришел из рейса и берет меня на руки...
Тихо, Джо, тихо, – остановил его Оскар, приблизив свое лицо к лицу Мэйла. – Поднимайся тихо на палубу... Скорее!
Мэйл разом изменился. В голосе Оскара была такая тревога, что он быстро оделся и через несколько минут сидел на кранцах рядом с Оскаром, слушая его...
...Тебе надо сейчас же покинуть судно, – закончил датчанин. – Не теряй времени. Я помогу тебе спустить шлюпку.
Не надо, – Джо удержал Оскара, который хотел встать. – Спасибо!
Джо говорил ровно и, как показалось Оскару, слишком спокойно. «Неужели он не понимает, что ему грозит смерть, – мелькнуло у датчанина. – Может, я плохо ему рассказал».
– Тебя хотят убить, – начал опять Оскар. Джо перебил его:
Понял тебя, Оскар. Я только не знаю, зачем это им надо?
Я тоже не знаю, – несколько виновато произнес Оскар. – Я передал то, что мне сказал итальянец старик. Он не слышал больше ничего...
«Убить меня? За что? – думал Мэйл. – Просто так, что я советский человек? Нет. После нападения на Журбу этого они делать не будут. Значит, я им мешаю. В чем?»
Перед внутренним взором Мэйла, как на вспыхнувшем экране кинематографа, одно за другим прошли события-кадры, которые до сих пор были оторваны друг от друга, не вызывали особого интереса и внимания, а сейчас как бы неожиданно стали звеньями одной цепи. Вспомнил Джо и странное, неожиданное появление на судне второго гарпунера после того, как на китобоец не пришел Северов, и неожиданную перемену курса на север, и вот эту стоянку у берега... «Да, все очень странно. Обо всем этом должен знать Иван Алексеевич...»
– Беги, Джо, – прервал мысли негра Оскар. – Не то будет поздно.
И как бы в подтверждение его слов на палубе послышались шаги. Оскар выглянул из-за укрытия и увидел низкорослую фигуру. «Скруп! – датчанин прикусил губу. – Вот оказывается для чего взяли этого психа на китобоец!»
Скруп прошел по тускло поблескивающей металлической палубе и спустился в кубрик. На палубе стало тихо и пустынно. «Нет и вахтенного, – отметил Оскар. – Держит его капитан».
Датчанин обернулся к Джо:
Давай быстрее шлюпку спустим.
Не надо. Услышат. – Джо начал снимать ботинки. – Вплавь до берега доберусь.
Вода холодная... – Оскар не договорил. Из кубрика выбежал Скруп, потоптался на месте, потом что-то выхватил из кармана. Послышалось сухое щелканье, и в руке матроса оказался открытый нож.
Скруп говорил сам с собой, и моряки не могли разобрать слов. Джо, успевший снять только один ботинок, следил за Скрупом и был готов встретить его. Нож в руках матроса не пугал Мэйла. Он бы справился со Скрупом, ко шум или крик могли привлечь внимание китобоев, и тогда, кто знает, как все обернется. Нет, выдавать себя нельзя. Надо как можно быстрее покинуть судно, выбраться на берег и идти к Северову. Джо не пугало, что ему придется много и долго идти пешком по берегу. Главное – скорее с судна.
Скруп побежал по палубе и скрылся в тени надстроек. Хлопнула железная дверь... «Ищет Джо... Сейчас он войдет в гальюн и в камбуз», – подумал Оскар и поторопил Мэйла. Негр снял второй ботинок, связал обувь и прикрепил ее к поясу. Потом встал по весь свой огромный рост и сказал Оскару:
– Спасибо, камрад!
Их руки встретились в крепком пожатии.
– Счастливо доплыть., кхе-а-а, кхе-е, – Оскар неожиданно закашлялся, схватившись за грудь, весь вздрагивая и тяжело дыша.
Мэйл стоял босым на холодной палубе и с жалостью смотрел на больного матроса. Тот, не в силах из-за кашля произнести ни слова, махал рукой за борт, в сторону берега, показывая жестом, что Мэйлу надо покидать судно.
Мэйл все медлил. Ему хотелось на прощанье сказать еще несколько слов Оскару, как перед ним вырос Скруп. Он точно поднялся из палубы.
Ты тут, Джо? – Голос у Скрупа был ровный, без выражения. Руку с ножом он держал за спиной.
Беги, Джо! – крикнул Оскар и бросился на Скрупа, но тот ловко от него увернулся и оказался перед Мэйлом.
Перед глазами Джо сверкнул нож, направленный ему з грудь. Мэйл сделал шаг в сторону, и его большой кулак тяжело опустился на голову Скрупа. Матрос упал на спину, коротко, по-кроличьи, крикнул. Из откинутой руки по палубе покатился нож. Оскар ударом сапога вышвырнул его за борт, и он упал в воду, булькнув. Скруп лежал и не двигался.
– Прыгай! – прошептал Оскар Мэйлу. – Пока он не очнулся.
Мэйл не стал больше медлить. Он ловко перешагнул через леер[28]
Леер – стильной трос, натянутый по борту корабля и служащий поручнем. и спрыгнул в воду. От всплеска у Оскара сжалось сердце: не услышал ли его кто? Но на палубе по-прежнему было тихо и безлюдно. Оскар следил за Мэйлом. Несколько секунд он видел голову Джо, а затем она исчезла в темноте. Не было слышно и как Джо плывет. Оскар смотрел в темноту. Где-то там, в холодной воде, плыл человек. Плыл от смерти. Скоро ли и благополучно ли он доберется до берега, а затем к своим, к комиссару, чтобы рассказать ему о приходе гарпунера, об Орацио и о нем, Оскаре, о Скрупе, который...
Датчанин толкнул лежавшего Скрупа в бок:
– Вставай, акулья святоша...
Тело матроса покорно и тяжело подалось под сапогом, и Оскара, как молния, пронзила догадка. Он нагнулся над Скрупом, взглянул ему в лицо. Стеклянные глаза матроса отражали звездный свет. Около головы, ударившейся при падении о двойной кнехт[29]
Кнехт – железная тумба, на которую набрасывается трос для швартовки корабля., темнела лужица. «Кровь!» – понял Оскар и увидел, что Скруп не дышит. Датчанин испуганно попятился, крестясь. Так он дошел до трапа в кубрик, не сводя глаз с неподвижного тела, а затем, оглянувшись, быстро спустился и бросился на койку.
Вновь начался приступ кашля. Он рвал горло, легкие. Оскар весь вспотел, а на глазах выступили слезы. Были ли они только от кашля и боли или же тут были и слезы от только что пережитого там, на палубе, – Оскар не смог бы и сам сказать...
Его кашель разбудил матросов. Они, зевая и сплевывая, сонно переговаривались:
Скоро Оскар все свои легкие за борт выхаркает.
Сидел бы на берегу! Мог в Сингапуре остаться!
Один дьявол, где матросу погибать, – в тепле или холоде!
Лучше в тепле, а в холоде кости успеют належаться.
Заткните поддувало, – зарычал кочегар, перевесившись через борт верхней койки. – Завели панихиду!
Он соскочил с койки и, налив из чайника в кружку тепловатой воды, протянул ее Оскару.
– Выпей. Легче станет!
«Легче станет!» – эти слова, как молот, ударили з уши Оскару. Разве ему может стать легче. Нет, ему никогда не станет легче, пока он не расскажет о том, что происходит на их судне. Но сделать этого Оскар не мог. Кто знает, может быть, среди матросов есть еще скрупы. Нет, он должен молчать, пока молчать. И молиться за Мэйла, за его спасение!
3
Капитан Барроу не спустился с мостика, когда к его транспорту «Юкон» водоизмещением в пять тысяч тонн подошла «Вега-1». Только большой оклад держал Барроу у Дайльтона. А вот когда выпадали такие рейсы, как этот, то они не только приносили хорошую награду от президента компании, но и приятно щекотали нервы. Правда, Барроу всегда это скрывал, и по его лицу трудно было прочитать, что творилось на сердце и в душе капитана.
Вот и сейчас, попыхивая голубым дымком, он стоял на открытом крыле мостика, положив руки на планшир. На черном сукне кителя золотом горели нашивки капитана дальнего плавания.
Барроу следил, как к борту дрейфующего «Юкона» пришвартовалось китобойное судно, и должен был отметить, что маленький капитан с лохматой, точно лошадиная грива, головой, умело это проделал. На палубе «Веги-1» толпились люди, очень похожие на бродяг. На них были изорванные шинели – русские, английские, японские, засаленные полушубки, кухлянки, гражданские пальто. Но у каждого за спиной висела винтовка, а у пояса – ножи, гранаты, пистолеты. Они смотрели на «Юкон», подняв заросшие лица с лихорадочно поблескивающими глазами, что-то кричали, размахивали руками. Когда с «Юкона» на «Вегу-1» был сброшен штормтрап, то вооруженные люди все ринулись к нему.
«Дикари», – подумал Барроу и поднес мегафон к губам. Его густой бас был хорошо слышен на обоих судах:
– На «Юкон» поднимаются только мистеры Бромсет, Комберг и Блюмгардт. Старпому проследить!
Он опустил мегафон. На «Веге-1» все заволновались. Оттуда доносились возмущенные крики. Они нарастали. Кое-кто на китобойце уже размахивал оружием. Барроу отвернулся и скользнул взглядом по морю. Серое, туманное утро изменило и цвет моря, сделало его тускло-синеватым. Невысокие, но размашистые волны раскачивались в какой-то монотонной пляске, то образуя водяные чаши с пенящимися рваными краями, то выстраиваясь частыми гребнями, вскинутыми к затянутому туманом небу.
«Юкон» почти не ощущал слабого волнения моря, но зато «Вега-1» плясала на нем, как шлюпчонка. Волны скользили по борту транспорта вверх, и тогда треть штормтрапа уходила под китобоец. Этим и воспользовался Бромсет. Он подтолкнул полковника Блюмгардта, и тот вцепился в жесткие колючие канаты штормтрапа. Он медленно пополз вверх, прижавшись к трапу всем телом, мелко и судорожно перебирая руками, как это делают люди, впервые попавшие на зыбкий штормтрап.
Наконец изношенная папаха полковника показалась над бортом судна, а за ней – лицо Блюмгардта, красное от натуги. Американские матросы подхватили старого полковника и вытащили его на палубу. По дряблым щекам Блюмгардта бежали струйки пота, а ноги и руки противно дрожали. Но это не мешало ему внимательно следить за тем, как с «Веги» в стропах было поднято несколько тюков. Затем на «Юкон» друг за другом поднялись Ком-берг и Бромсет. Старпом пригласил их к капитану.
Барроу встретил гостей у трапа на мостике и, обменявшись приветствием, привел в свою каюту.
Он сразу узнал в Бромсете Коннорса. «Бывший хозяин шхуны «Кэмал» – и гарпунер? Неспроста...»
Взгляды их встретились, они поняли друг друга и сделали вид, что встречаются впервые.
Блюмгардт вошел первым, с тем видом и выражением лица, которое бывает у людей, уверенных в том, что их ждут и им должны отдавать предпочтение. Зеленоватые, точно вылинявшие, глазки полковника обежали просторную каюту с диваном, мягкими креслами, ковром на полу и большим столом, уже накрытым к приему гостей. Лицо Блюмгардта расплылось в улыбке, а взгляд его стал жадным:
О господа, как великолепно! Вы должны понять меня. После стольких лет мучений, почти звериной жизни оказаться среди комфорта. – Он не смог дальше говорить и только покачал головой.
Теперь вы навсегда вернулись к цивилизации, – сказал Комбсрг. – И мы с вами. Так ведь, мистер Бромсет?
Гарпунер только молчаливо кивнул. Барроу пригласил всех к столу и, наполнив рюмки коньяком, сдержанно, чуть небрежно, поздравил гостей с благополучным приходом и пожелал успеха в проведении операции «Котик».
Блюмгардт залпом выпил коньяк, что вызвало у капитана неприкрытое презрение, и шумно поставил рюмку на стол:
– Отличный коньяк. – Глаза Блюмгардта обшаривали блюда, и он, не обращая внимания на моряков, хватал закуски и торопливо, с жадностью, набивал себе рот, ел, чавкая и давясь.
Барроу брезгливо поморщился, а гарпунер забавлялся. Ожидая, пока полковник насытится, Бромсет обратился к Барроу:
– У нас крайне ограниченное время, а операцию
«Котик» надо начать немедленно.
Через три часа мы будем у острова Беринга, – ответил Барроу, смакуя коньяк. – А на рассвете вы свободны.
Большевики очень подозрительны, и нам нельзя
давать им повод для размышлений своим долгим отсутствием, да еще возвращением без китовой туши, – проговорил Бромсет.
– Но мы вернемся с другой тушей, – засмеялся Комберг, – которая их больше обрадует.
Барроу вопросительно поднял брови. Гарпунер пояснил:
У нас на китобойце произошло маленькое событие. Механик негр, единственный большевик, попавший на наше судно, ночью убил одного матроса, а сам бежал!
Бежал? – насторожился Барроу.
Ничего опасного, – небрежно успокоил его гарпунер. – Он недалеко ушел. Едва выбрался на берег, как наткнулся на парней полковника.
Они у меня бьют без промаху, – вмешался Блюмгардт; сытно рыгнув, он развалился в кресле и расхохотался. – Штабс-капитан Цесарский принял вашего негра за морского черта и струхнул вначале: черный человек вылезает из моря. Тут, батенька мой, кто угодно в страховицкого сыграет. Но потом окликнул его. Ваш матрос хотел дать стрекача. Но разве, господа, кто-нибудь уходил ,от пули Цесарского? Никто! – Последнее слово полковник произнес врастяжку и снова потянулся к рюмке. – Надо бы моим ребятам для поднятия духа!
Хорошо, – ответил Бромсет.
Меткость стрельбы ваших парней сейчас очень при годится, – заговорил Барроу. – Операцию «Котик» про ведем так...
...Далеко на востоке среди бурных вод Тихого океана лежат Командорские острова, скалистые, невысокие. Кругом голые утесы, и только в лощинах рек, укрываясь от постоянных океанских свирепых ветров, тесными рощицами жмутся тальник, рябина, каменная береза...
Покрытые мхами скалы таят в себе следы далекого геологического прошлого. Никто – ни алеут, ни айн с Курил не видел последнего извержения вулканов на островах, не следил за тем, как океан выгрызал в их берегах гроты, вымывал бухточки и заливы, полировал и разрушал скалы, а ветер нес на острова и земляную пыль и семена растений. Никто не видел и не знает, как и когда к этим островам нашли свои вечные пути птицы, устроившие здесь базары; рыбы, нерестующие в реках островов; морские звери, облюбовавшие побережье для своих лежбищ...
Наконец пришел сюда посланец Петра I командор Витус Беринг. Он навсегда остался здесь, и благодарные потомки назвали его именем один, самый большой, остров, а всему архипелагу дали его воинское звание – Командорские острова. С тех пор -потянулись русские люди на новые земли среди океана. Шли не на гибель, не на временное житье, а навсегда, шли как рачительные хозяева, шли для создания большой жизни на далеких пустынных островах. Они не только охотились за зверем, но и разводили его. Уже в 1750 году российский мореплаватель Андриан Толстых, обнаружив на островах песцов, стал заводить здесь культурное звероводческое хозяйство, и на многие старинные карты легло новое название: «Острова голубых песцов».
Проходили годы, десятилетия, века, и все печальнее становилась судьба островов. В нужде и болезнях жили русские и алеуты – потомки первых жителей и переселенцы из Русской Америки. Были забыты славные дела Андриана Толстых, как и традиции правителя Русской Америки Баранова. Безжалостно эксплуатировались простые беринговцы, еще безжалостнее истреблялись когда-то большие стада нерпы и сивуча, морского котика и песца. Исчезла морская корова, и никогда уже на» земле не будет этого неповоротливого, но прекрасного животного, одного из самых крупных, так привлекавших своим мясом и шкурой алчных охотников. Начал исчезать калан – морской бобр...
Направо и налево торговали восточной землей России, ее богатствами царские чиновники, разрушая то, что было создано патриотами. Давно уже Русская Америка перестала быть русской, давно над островами Прибылова, Алеутскими, как и многими другими, полоскался звездный флаг. И под этим флагом потянулись к Беринговым островам суда зверобоев и китобоев, купцов и авантюристов. Они спаивали коренных жителей, выменивая на водку и безделушки китовый ус, моржовый клык» пушнину... Они выбивали стада китов, уничтожали лежбища моржа, сивуча, морского котика... В годы гражданской войны они открыто подходили к Командорским островам, ко всему побережью русских северо-восточных морей и били морского и пушного зверя, били торопливо, бессмысленно, не заботясь о завтрашнем дне промысла.
Когда же народ стал хозяином огромной страны и взял под свою охрану далекие земли, любители легкой наживы пошли на самое подлое, что могло родиться в их воспаленном алчностью мозгу...
Издавна славится своим красивым, прочным мехом морской котик. Миллионные, огромные стада этого зверя когда-то бороздили северные воды Тихого океана, кочуя с летних лежбищ на зимние. Стада катастрофически сокращались: их безжалостно истребляли иностранные браконьеры, пока их не взял под защиту истинный хозяин – народ. Богатые котиковые лежбища на Командорах были заманчиво близки, но наступили иные времена. Уже несколько лет новая власть делом доказывала, что браконьерам благоразумнее всего не подходить к советским берегам.
Тогда браконьеры и диверсанты решили нанести коварный удар в спину. Одним из звеньев в цепи вредительских действий и была операция «Котик».
...«Юкон» и «Вега-1» в сплошном тумане медленно подходили к острову Беринга. Китобойное судно шло впереди, как разведчик, готовое в любую минуту остановиться, повернуть назад или дать сигнал об опасности транспорту, громада которого темнела в тумане.
Ханнаен и Бромсет вместе с Комбергом и Цесарским стояли на мостике. Полковник остался на «Юконе», поручив командование отрядом штабс-капитану. Белогвардейцы сидели и лежали на палубе с раскрасневшимися лицами. Плотно поев и основательно выпив, они лениво переговаривались, но как только речь заходила о предстоящем деле, руки сильнее сжимали винтовки, голоса повышались.
– Ничего большевикам не оставлять!
– Я жалею, что мы так мало расстреливали и вешали это хамье!
– Отдохнем в Америке, соберем силы и – тогда держись, Совдепия!
– Мы еще вернемся, и комиссары захлебнутся в крови.
– Клянусь, господа, что я буду носить портянки из шкуры комиссара. Ха-ха-ха! Комберг сказал Цесарскому:
– Успокойте своих парней. Надо соблюдать осторожность.
Окрик штабс-капитана на время утихомирил подвыпившую компанию, но вскоре все началось снова. Так было несколько раз, до того момента, когда из-за тумана навстречу китобойцу донеслось приглушенное расстоянием не то гудение, не то глухой, протяжный, похожий на лай звук.
Котики! – сказал Комберг.
Будьте осторожнее, – обратился Бром-сет к Ханнаену, на волосах которого туман осел водяной пылью. – Тут много рифов!
Норвежец лишь кивнул. Он был сумрачен и едва сдерживал кипевшее в нем раздражение. Этот сброд на палубе превратил его китобоец в какое-то пиратское судно. Китобои, тоже вооружившиеся по приказу Бромсета, сейчас ничем не отличались от бандитов. Как Ханнаену хотелось повернуть свое судно назад, уйти от берега и охотиться за китами, а не рисковать ни собой, ни судном, ни заработком, ни свободой. Кто знает, может быть, на берегу их ждет большевистская засада. Почему можно доверяться во всем этому Комбергу?
Ханнаен покосился на Комберга. Тот, подняв винчестер, проверял, полон ли магазин патронов. Бромсет обратил внимание на состояние Ханнаена и подумал: «Трусит», – но тут же сам себе признался, что и он чувствует себя не совсем спокойно. Ведь то, что они задумали сделать, в случае провала обеспечит им многолетнюю каторгу, если они не уйдут вовремя или не получат пулю в голову.
«Впрочем, нам должно повезти», – усмехнулся про себя Бромсет, вспомнив старинную примету: когда на борту китобойного судна есть мертвец, то плавание будет спокойным, а охота – удачной. А мертвец лежал в брезентовом мешке на корме. Бромсет не разрешил выбросить за борт тело Скрупа. Он привезет его к комиссару Северову. «Посмотрим, что скажет господин большевик, когда я ему сообщу, что Джо из мести убил Скрупа, а сам бежал», _ размышлял Бромсет. О том, что негра пристрелили русские белогвардейцы, никто на судне не знает, а если бы кто и знал, то не полез бы к большевикам с доносом. Вряд ли найдутся желающие познакомиться со свинцовым кулаком гарпунера.
Стена тумана внезапно отступила, и перед моряками открылся берег. Ханнаен приказал застопорить ход и передал Бромсету бинокль:
– Там ждут вас!
В окуляры можно было рассмотреть неширокую песчаную полосу берега, за которой поднимался довольно крутой скалистый обрыв. Песчаная полоса была забита ластоногими животными, очень похожими на ушастых тюленей. Их тут было несколько тысяч – метра в два длиной, одетых в серо-коричневые шубы; у детенышей мех был серебристо-серый, а новорожденные выделялись черным блестящим мехом.
Вся эта масса двигалась, гудела; то в одном, то в другом, то сразу в нескольких местах вспыхивали потасовки. В воде у берега, среди выступающих рифов, плавали, кувыркались, ныряли и всплывали сотни животных. Во г котик вынырнул совсем недалеко от китобойца. В его пасти билась серебристая рыбешка. Посмотрев на судно неподвижными глазами, он скрылся в воде. Комберг выругался и сказал Цесарскому:
– Прикажите хранить молчание, пока мы не подойдем к берегу. Животные очень пугливы. При шуме все удерут в воду раньше, чем мы подойдем к берегу.
Цесарскому не без труда удалось водворить тишину. Ханнаен приказал:
– Все шлюпки на воду!
Четыре больших шлюпки закачались у обоих бортов «Веги-1». Бромсет взглянул на «Юкон». Он остановился вблизи «Веги-1», и с него тоже спускали шлюпки.
Идете на берег? – спросил Бромсет Комберга.
Несколько шкурок мне пригодятся в Штатах,
засмеялся Комберг. – Какая красавица откажет в любви из-за котикового манто? Советую и вам позаботиться.
– Тогда вместе. – Бромсет взял один из карабинов, стоявших в рубке, набил карман патронами.
Белогвардейцы и китобои садились в шлюпки. Туда же грузились банки с керосином. Когда посадка была закончена, подождали шлюпки, шедшие от «Юкона». Они тоже были наполнены вооруженными людьми. Бромсет насчитал около ста человек. Охваченные охотничьим азартом, они рвались к берегу. Бромсет и Цесарский с трудом удерживали их. Наконец, когда все шлюпки оказались рядом, гарпунер приказал:
– Всем держаться в одной линии. При подходе к берегу высаживаться разом и сплошной стеной идти на зверя. Бить прикладами по голове. Стрелять в крайнем случае...
Цесарский перевел слова гарпунера тем русским, которые не знали ни английского, ни норвежского языков.
Гребцы навалились на весла. Шлюпки пошли к берегу. Все с жадностью смотрели на лежбище. Брызги летели из-под весел и форштевней, волны захлестывали шлюпки, но никто не обращал на это внимания. Глаза лихорадочно горели. Все молчали. Каждый предвкушал добычу, богатство.
Берег приближался. Теперь гул лежбища был настолько сильным, что Бромсет должен был прокричать Комбергу:
Держитесь рядом!
О'кэй! – оскалил зубы Комберг.
Котики плохо видят, но слух у них тонкий. Однако они пока не замечали надвигающейся опасности. Ветер дул с берега. Только те животные, которые оказывались у шлюпки, испуганно уходили в воду, но на лежбище было все по-прежнему. Там ползали, дрались, кричали звери. Маленькие, похожие на щенят, детеныши забирались на обломки скал и тут же сваливались на песок...
На скале, возвышавшейся над лежбищем, сидело несколько больших самцов-секачей. Широко расставив передние ласты и вытянув вверх головы, они оглядывались по сторонам., как стражи, но ничего опасного не замечали.
Бромсет увидел сквозь толщу воды дно, поросшее водорослями. Между ними проплывал серебристый котик. Глубина была уже небольшая – полтора—два метра.
«Еще два—три взмаха веслами, и можно высаживаться», – подумал Бромсет, но он ошибся. Люди уже больше не могли себя сдерживать. Они прыгали со шлюпок, толкая друг друга, чуть не захлебываясь, и выпрыгивали на берег. Еще находясь по пояс в воде, они уже размахивали винтовками, как дубинками, целясь в ближайших животных.
Не прошло и двух минут, как все люди были на берегу. Паника охватила все стадо. Тысячи котиков кричали, метались, давили друг друга и детенышей, рвались к воде.
Бромсет ударил по голове молодого котика, и он распластался. Кровь побежала на светло-желтый песок, перемешанный с обломками раковин... Новый удар – новая туша. Мимо Бромсета пыталась проскользнуть самка. Около нее метался детеныш. Гарпунер оскалил зубы и, выдохнув воздух, как лесоруб, размозжил голову матке. Она упала, придавив своей тушей детеныша, который высунул голову из-под тела матери, моргая глазенками. Бромсет тут же прикладом сплющил голову зверька, вогнав ее в песок.
На лежбище шло побоище. Двуногие звери били котиков подряд, не разбирая, не останавливаясь, с налитыми кровью глазами, с оскаленными зубами, с искаженными гримасами лицами.
Мелькали в воздухе приклады, кричали животные. Рванувшийся к воде секач сбил одного матроса, а другой котик укусил за ногу белогвардейца. Раздался выстрел. Это послужило сигналом к новому взрыву ярости.
Перехватив винтовки, карабины, винчестеры, люди в упор стреляли в зверей. Когда в магазинах кончались патроны, ружья летели на землю, а в ход пускались пистолеты.
Стрельбу могут услышать в Никольском! – закричал Комберг.
Теперь людей не остановишь, – отмахнулся Бромсет и ударом разбил голову котику.
Хорошо бьете, – оценил удар гарпунера Комберг и, чуть обогнав Бромсета, сам убил матку.
Юрт, не останавливаясь, увидел лицо Комберга. Оно было совсем иное, чем до сих пор его видел Бромсет, – с каким-то бессмысленно-животным выражением, из уголка губ тянулась слюна. Комберг часто дышал, работая винчестером, как дубинкой.
Гарпунер вновь занес свой приклад, но ему вдруг показалось, что морда котика чем-то напоминает лицо Комберга. Острая, заставившая Бромсета вздрогнуть мысль мелькнула, но не исчезла. Гарпунер воровато оглянулся. Ни на него, ни на Комберга никто не обращал внимания. Все были в таком состоянии, что не замечали происходящего вокруг. Кровавая истерия владела ими. Трешали выстрелы, ревели звери...
Бромсет облизал сухие горячие губы и повернулся к Комбергу. Тот бежал за большим котиком, но нога его подвернулась на обломке камня, и Комберг упал на песок. Его винчестер отлетел в сторону. Он уперся в песок руками и хотел было приподняться, но на его голову опустился тяжелый приклад. Гарпунер вложил в удар всю свою силу. Тело Комберга вытянулось среди туш котиков.
Бромсет отбежал в сторону, продолжая наносить удар за ударом. Лицо его было страшным, как и у всех, кто вместе с ним участвовал в этой кровавой оргии. Побоище прекратилось только тогда, когда уцелевшие звери прорвались и ушли в море. Теперь были видны только их головы. Звери уплывали от берега. Азарт людей остывал. Кое-кто лениво, не целясь, стрелял вслед спасшимся животным. Другие же медленно бродили по устланному сотнями туш лежбищу и добивали раненых котиков. Навстречу Бромсету бежал Цесарский. Вид у него был встревоженный.
Господин Комберг погиб. Его кто-то убил.
Убил? – как-то вяло, почти безучастно переспросил Юрт. У него не было сил даже притвориться удивленным.
Вон его тело. – Цесарский подвел Бромсета к трупу Комберга. – Будем искать убийцу?
Потом разберемся. – Гарпунер обыскал платье Комберга, взял у него документы, пачку денег и часы. —Труп надо стащить в воду!.. Впрочем, тащите-ка лучше туда, подальше от берега.
Цесарский с испугом взглянул на гарпунера и покорно поволок тело Комберга к скалистым утесам, которые мрачно возвышались вдали, как немые свидетели злодеяния.
До глубокой ночи люди снимали с туш зверей шкуры. Туши бросали тут же на лежбище.
Когда на «Юкон» отправилась шлюпка с последними шкурами, были вскрыты банки с керосином, доставленным с «Юкона». Керосином обливалось все лежбище – и песчаный пляж, и скалы. Резкий запах волнами шел по всему берегу. У людей кружилась голова, у многих началась рвота. Двое упали без сознания, и их отнесли в
шлюпку.
Только к утру все было кончено. Шлюпки отошли от берега. Измазанные кровью, пропахшие керосином, усталые, одурманенные, люди тупо молчали.
На «Вегу-1» вернулись лишь члены команды, а белогвардейцы с Бромсетом поднялись на «Юкон». Гарпунер прошел к Барроу и попросил лист бумаги. Не обращая внимания на то, что его костюм покрыт запекшейся кровью и пропитан керосином, он уселся в бархатное кресло и быстро начал писать: «Господин президент! Операция «Котик» проведена блестяще. Выполнены все пункты...»
Закончив докладную и поставив свою подпись, он протянул листок Барроу:
Прошу вас лично передать в руки мистера Дайльтона. В случае опасности – уничтожьте.
О'кэй! – спокойно произнес Барроу, и в его голосе послышались нотки уважения. – Вы отлично поработали, мистер Бромсет.
Спасибо, – усмехнулся Юрт и откланялся.
Через полчаса «Вега-1» и «Юкон» расстались, не обменявшись даже гудками. «Юкон» взял курс на восток, к Алеутским островам, «Вега-1» – к Камчатке.
Ханнаен, проводив взглядом «Юкон», спросил Бромсета:
Кто же убил Комберга?
А дьявол его знает, – Бромсет длинно выругался. – Подставил кому-то свою дурацкую башку. В такой охоте это неудивительно.
Ханнаен несколько секунд молча следил за тем, как матросы драют палубу, моют шлюпки, чтобы уничтожить все следы побоища. Потом сказал:
Душ ждет вас!
После него я прошу вашего кофе. – Бромсет спустился с мостика и осмотрел море.
Оно было такое же неприветливое, серое, как и накануне. Ветерок заметно посвежел. «Как бы не было шторма, – подумал Бромсет, и по его губам скользнула улыбка. – Впрочем, никакой шторм нам не страшен. У нас же на борту мертвец. Действительно, они приносят удачу. Скруп помог операции «Котик», а Комберг... Ну, он поможет мне получить его долю за вывоз группы Блюмгардта».
Бромсет зашагал по палубе и тут же остановился. Он увидел в море несколько голов котиков. Они плыли куда-то в океан. «Кажется, операция «Котик» дает дополнительные результаты. Эти зверушки в дорогих шубках, наверное, держат курс на острова Прибылова, на новое жительство во владениях мистера Дайльтона. Счастливого пути!»
Бромсет задумался. Правилен ли был расчет на то, что котики, лишенные своего родного лежбища, покинут его и, повинуясь инстинкту, двинутся к своим собратьям на острова Прибылова? Стоит им туда прийти, и они уже навсегда вольются в прибыловское стадо, а большевики лишатся котиков. И керосин, и гниющие туши не позволят котикам вновь обосноваться на старом лежбище, если они даже вернутся к нему.
