Текст книги "Фонтаны на горизонте"
Автор книги: Анатолий Вахов
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)
С тех пор прошло почти три месяца, а положение оставалось прежним – гарпунеров не было. Над флотилией нависла угроза срыва промысла...
Можура подошел к зданию треста, выбил трубку и спрятал ее в карман кителя.
– Что хмуришься, Илья Петрович? – услышал он голос подошедшего Степанова.
Помполит был, как всегда, бодр. Можура обтер платком усы и тихо произнес:
Радоваться нечему.
Голову не вешать! – Степанов взял капитана под руку. – Может быть, сегодня товарищ Дукин сообщит нам что-нибудь приятное.
Хорошо бы!
Они вошли в приемную.
– Проходите в кабинет, – любезно предложила секретарша.
У Дукина уже сидели Северов, Шубин и Орлов. Директор треста поднялся, энергично пожал Степанову и Можуре руки и начал совещание.
– Итак, наша флотилия имеет задание: сто восемьдесят китов. Это очень много. В Москве, как видно, не учли, что мы впервые начинаем промысел. Сейчас средняя норма – шестьдесят китов на одно охотничье судно. Но за границей богатые традиции промысла, опытные китобои, богатейшая китобойная техника.
«Эх, не надо было бы этого говорить! – подумал помполит. – Расхолаживает людей».
Степанов незаметно взглянул на лица капитанов: какое впечатление произвели на них слова Дукина. Моряки внимательно слушали его: много или мало сто восемьдесят китов – толком они не знали.
Орлов, как всегда франтовато одетый, сидел прямо, стараясь сохранить на своем худощавом лице бесстрастность, но глаза в пушистых ресницах невольно метнулись и вопросительно остановились на сидящем против него Шубине. Капитан «Фронта» в это время, казалось, дремал. Когда Дукин назвал цифры, он вдруг поднял на него глаза: «В море узнаем, проверим на практике реальность этого задания».
Северов выглядел усталым, под глазами у него залегли тени Он сидел, облокотившись на ручку кресла, обхватив подбородок. Видно было, что на душе у него неспокойно.
Дукин с озабоченным видом продолжал:
– У нас нет никаких документов об охоте на китов в наших водах. Мы не знаем точно мест скопления китовых стад, вообще мы ничего не знаем...
Северов резко поднял голову. Глаза его загорелись. Громко, не скрывая своего недовольства, Геннадий Алексеевич перебил Дукина:
– Все эти вопросы, несомненно, мы тем быстрее решим, чем быстрее выйдем в море. Вы не правы, что мы ничего не знаем. Мы знаем, что нет китов у берегов Приморья, нет их в Охотском море. Они выбиты американцами. Но мы знаем, что киты есть в Беринговом и Чукотском морях. У Камчатки охотилась «Вега».
– У вас есть точные карты? – Дукин был недоволен, что его перебили.
– Карт нет! Карты первых русских китобоев Лигова и Клементьева исчезли или, может быть, оказались в руках иностранцев! – в голосе Северова была горечь.
Вот видите, – кивнул Дукин. – У нас же ничего нет.
Хотелось бы знать, когда к нам прибудут гарпунеры? – обратился Степанов к Дукину.
Помполиту что-то не нравилось в директоре треста, но что, он еще не мог сказать. Не нравилось, например, как он передернул плечами, точно вопрос Степанова был ему неприятен.
Могу заверить, что этот вопрос в скором времени разрешится положительно, – быстро говорил Дукин. – Один гарпунер уже находится на пути во Владивосток.
Кто? – спросили разом капитаны.
Дукин взял со стола телеграмму и, оглядев всех, громко сказал:
– Из наркомата сообщают: «Гарпунер Отто Грауль выехал из Москвы курьерским поездом». Грауль будет гарпунером на «Шторме».
– Наконец-то! – шумно, с облегчением вздохнул Можура и с неподдельным чувством благодарности добавил: – Порадовали вы меня, товарищ директор.
Вам просто повезло, – улыбнулся Дукин, хотя глаза его оставались холодными. – Отто Грауль – лучший гарпунер мира и виднейший теоретик китобойного дела. Он написал ряд трудов, опубликованных в Америке и в Европе.
Ого, мировая знаменитость, значит! – усмехнулся Можура.
Да, именно знаменитость, – подчеркнул Дукин и, сделав паузу, наставительно сказал: – Я вас должен предупредить, чтобы вы прислушивались к иностранным спецам, учились у них, помня, что перед вами весьма знающие мастера добычи китов. Мы им платим золотом и должны перенять у них все, что нам необходимо. Об одном прошу вас, – Дукин поднял руки и выставил перед собой ладони, голос его зазвучал требовательно, – ни в коем случае не допускать никаких осложнений с гарпунерами, не вступать в пререкания с ними, чтобы не вызывать у них недовольства, не давать повода для разрыва договоров. Ваша обязанность – создавать им необходимые условия для выполнения их обязательств!
Можура сердито пыхнул трубкой, обволакивая себя клубами дыма. Орлов неожиданно расхохотался. Все с недоумением посмотрели на него. Тогда он, едва сдерживая смех, сказал:
– Мой Андерсен так хлещет ром, что если бы я и хо тел его обидеть, – ничего не получится. Видел многих пьяниц, но такого еще не встречал.
Дукин, недовольный тем, что его снова перебили, заметил:
Ваш смех неуместен, товарищ Орлов. Итак, я продолжаю: помните, что гарпунер на судне – хозяин во время охоты, ему подчиняются все.
Будет морока с этими спецами, – произнес Можура. – Вся работа от этих гарпунеров будет зависеть.
Терпи, казак, атаманом будешь! – невесело пошутил Северов и вспомнил рассказы своего отца о Лигове, Клементьеве. Как все это давно было, но многое повторяется.
Судьба нашего китобойного промысла будет зависеть от нас самих, – поправил Можуру Степанов.
Дукин улыбнулся:
– Кто может сомневаться, что и у нас появятся в будущем свои гарпунеры? – И уже по-деловому добавил: – Но пока нам не хватает одного гарпунера для «Фронта».
– Может, выйдем на промысел с двумя китобойными судами, как только приедет Грауль? – обратился Северов к Дукину.
Тот не успел ответить. Заговорил Степанов:
– Есть другой выход.
– Какой? – с непонятной для помполита настороженностью спросил Дукин.
– Помощник сбежавшего Харсена – Олаф Нильсен!
Он отказался от возвращения в Норвегию и остался у нас.
– Правильно, совершенно правильно, – оживленно одобрили капитаны.
– Во всяком случае это уже выход из положения, – вяло согласился Дукин, и трудно было понять, доволен он или нет предложением помполита.
После совещания у директора треста Геннадий Алексеевич решил в одиночестве побродить по Владивостоку. Так и не довелось ему больше увидеть брата Ивана.
Геннадий Алексеевич стоял в Одессе, когда от Сони пришло письмо, в котором ока сообщала о смерти Ивана в Петропавловске-на-Камчатке. Геннадий Алексеевич написал Соне большое ответное письмо, успокоил ее, как мог, но письмо вернулось «из-за отсутствия адресата», Соня куда-то выехала из Владивостока, и все попытки Геннадия Алексеевича разыскать ее были безрезультатными.
Геннадий Алексеевич продолжал плавать на Черном море, затем на Балтике, пока не был послан на первую советскую китобойную флотилию.
И вот он снова в родном Владивостоке. Картины прошлого проходили перед глазами, вызывая грусть. Особенно сильно он почувствовал ее, когда подходил к дому Лигова. Когда-то он был самый большой и красивый на улице, а теперь его окружали высокие кирпичные здания, и от этого дом Лигова казался очень приземистым, маленьким и старым.
Чужие, незнакомые люди живут в этом доме. По приходе во Владивосток Геннадий Алексеевич сразу же пришел сюда. На все его расспросы жильцы ничего не могли сообщить о Соне. В старом доме слишком часто менялись квартиранты.
Геннадий Алексеевич бросил последний взгляд во двор, где когда-то он так любил играть с братом, Соней, Джо, на крыльцо, на котором часами просиживала слепая Анастасия... У Северова невольно вырвался вздох: он больше никогда не придет к этому старому дому. Зачем будить воспоминания, которые несут только печаль...
Геннадий Алексеевич шире расправил плечи, точно сбрасывая с них невидимый, но тяжелый груз, и быстрым шагом спустился по деревянному тротуару на улицу Ленина, по которой бесконечным потоком двигались люди. Улица была полна шуму, гудков автомобилей, голосов, звонков трамваев.
Капитана подхватил поток пешеходов. Северов уже не чувствовал грусти. Он спешил в порт, на свою флотилию. Он весь погрузился в заботы подготовки к выходу в море на промысел. На первый промысел...
...Экспресс «Столбцы—Владивосток» с гулом мчался мимо пригородных станций Владивостока. Ветви деревьев, покрытые ярко-зеленой молодой листвой, изредка хлестали по широким зеркальным окнам международного вагона.
Пышная растительность берега Амурского залива, его голубые воды, белые треугольники парусов на проплывающих вдали яхтах, золотой песок и легкие пестрые строения купален, казалось, приворожили к себе пожилого пассажира из третьего купе.
Два больших из желтой кожи чемодана уже давно были затянуты ремнями. На крышке каждого чемодана в маленькой рамке за целлофановой пластинкой была вставлена карточка с именем его владельца: «Отто Грауль. Гамбург». Сам Грауль стоял в коридоре вагона, засунув руки в карманы широких брюк-гольф, и, не отрываясь, смотрел на залитую майским солнцем широкую гладь залива.
Трудно было догадаться, что этот немец со светло-серыми глазами, выдающимся вперед тяжелым подбородком, когда-то сходил за норвежца Юрта Бромсета. Лишь крепко сжатые тонкие губы напоминали гарпунера китобойной флотилии «Вега». Седина покрыла его коротко остриженные волосы.
Проводник прошел по вагону, предупреждая, что через три станции будет Владивосток. Отто Грауль-точно не слышал его. Когда цель путешествия стала такой близкой, он снова вспомнил, как оно началось...
...Китобойная база «Дейчланд» пришвартовалась к 117-му причалу у Гамбургского порта. На палубу поднялся человек в темном пальто, но с явной военной выправкой. Не здороваясь, он подошел к техническому директору базы гарпунеру-наставнику Граулю и тоном приказа предложил:
– Через час – на Фридрихштрассе, девятнадцать.
...Отто Грауль подходил к мрачному особняку на одной из старых улиц Гамбурга. Дом казался необитаемым. Все его окна, несмотря на то, что наступили уже сумерки, были темны.
Грауль вошел. За дверями оказались двое в полувоенной форме. Отто назвал себя. Один из часовых повел его по полутемной лестнице и коридорам. Все окна изнутри были тщательно закрыты темными шторами.
Часовой ввел гарпунера в полутемную комнату и плотно затворил за собой дверь.
– Подойдите сюда, – послышался голос из-за стола в глубине комнаты, освещенной низкой лампой с темно– зеленым абажуром.
Глаза Отто Грауля не сразу привыкли к полумраку. Оглядевшись, он увидел за столом офицера, лицо которого оставалось в тени. В кресле справа от офицера сидел, покуривая сигару, человек в штатском. Грауль узнал Гжеймса, но не подал вида. Офицер повернул лампу так, что свет от нее упал на лицо Грауля.
Пригласив Грауля присесть, офицер проговорил:
– Материалы о южных островах – ценные. Теперь вам дается новое поручение...
Грауль обрадовался: значит, снимки французских островов пригодились. Что ж, он рад и дальше служить.
– Вы поедете в Россию, – сказал офицер.
Грауль невольно сделал протестующее движение. Офицер это заметил и еще больше повысил голос:
– Да-да. Вы поедете во Владивосток, на китобойную флотилию большевиков...
Гжеймс вступил в разговор:
– Будете помогать большевикам бить китов... – Он рассмеялся.
Офицер за столом продолжал:
– Нам удалось отозвать двух гарпунеров. Но вместо одного большевики назначили... – офицер посмотрел в лежавший перед ним листок, помедлил, – назначили этого Олафа Нильсена, черт бы его побрал! За то, что этому норвежцу позволят стрелять из гарпунной пушки, он будет во всем слушаться русских. Второй гарпунер – Андерсен – вам знаком. Пьяница. За лишнюю сотню долларов будет бить китов без промаху.
Мы ему дадим две сотни, год дэм! – выругался Гжеймс.
Да, две сотни против каждой сотни, что ему дадут большевики, только бы он мазал!
Вы, Грауль, будете главным гарпунером, – продолжал офицер, переждав, когда кончит американец. – Вам предстоит практически убедить русских в том, что китобойный промысел – занятие невыгодное, нерентабельное и что китобойная флотилия – дорогая, не оправдывающая себя затея.
Русские упрямы, – сказал американец.
Они могут не послушаться моих советов, – заметил Грауль.
Вы там будете не один, – возразил на это офицер. – У нас есть свои люди и среди большевиков. Вам поручается понизить эффективность охоты, договориться с гарпунерами и сделать так, чтобы каждый добытый русскими кит обходился им намного дороже, чем тот жир, который они до сих пор покупали у норвежских и английских китобойных компаний.
А если русские поставят к пушкам своих людей? – спросил Грауль.
Это предупреждено договором. Никто из русских не имеет права приближаться к пушкам, пока около них наши гарпунеры.
Вам должно быть известно, что я выполнял на китобойной флотилии «Вега» некоторые поручения, – напомнил Грауль.
Не имеет значения, – сказал офицер. – Вас уже забыли. К тому же вы тогда носили усы и бороду, имели другое имя. Теперь слушайте, что надо сделать...
Если удастся ваш замысел, – сказал Гжеймс, – вы недурно заработаете.
Грауль наклонил голову в знак того, что ему все ясно.
Советник вытащил из кармана портсигар и протянул офицеру и Граулю:
– Курите. Да берите по две. У вас же не сигары, а капустный лист. Ха-ха-ха! А это же настоящая гаванна...
А теперь, слушайте...
Грауль оторвался от воспоминаний. Поезд, прогромыхав под виадуком, через который проходит главная улица Владивостока, замедляя ход, подходил к перрону вокзала. Как ни гордился Отто Грауль своими нервами, все же сейчас он волновался. Семь лет – большой срок, да и внешность тогда у Грауля была иная. Но всякое в жизни бывает. Кто может узнать его? Грауль перебирал в памяти тех русских, с которыми встречался на «Веге». Только врач Захматова, кажется, осталась в живых. Грауль вспомнил сцену на берегу, когда он обнял Елену Васильевну и получил пощечину. Но она же знает его как Юрта Бромсета. Да и едва ли эта женщина будет на китобойной флотилии. Северова нет. Грауль усмехнулся: правильно говорят, что курение приносит вред. Капитан-директор большевистской флотилии – брат комиссара Северова. Ну что ж, посмотрим на второго брата, да и померяемся силами...
3
В конце апреля 1933 года советская китобойная флотилия вышла из владивостокской бухты Золотой Рог на промысел.
Когда Владивосток исчез за сопками, Можура начал обход своего судна. Настроение у него было приподнятое, но в то же время тревожное, как и всегда, когда он выходил в рейс по новому, еще не хоженному курсу. «Как-то будем бить китов? Дело новое, неизвестное, – бежали беспокойные мысли. – Не довелось бы на старости лет опозориться!»
Подкрутив ус и набив трубку табаком, Можура полез в карман за спичками. Их не оказалось. Он похлопал по другим карманам. Пусто! Но тут рядом у его плеча кто-то чиркнул спичкой, а вслед за этим раздался голос Курилова:
Прикуривайте, товарищ капитан!
Ох, чертяка! – воскликнул Можура. – Напугал меня. Что ты бродишь по кораблю?
Да кто же сейчас может отсиживаться в каюте? Сегодня особый день.
Вышли на промысел, – задумчиво добавил капитан. – А как по-твоему, дело пойдет?
Научимся! – твердо сказал Курилов.
Сжав в ладонях трубку, Можура несколько раз глубоко затянулся. Ему понравился спокойный, уверенный тон матроса.
Видал китов? – спросил Можура. – Разницу между ними замечал?
Видал, много видал, – ответил Курилов и несколько смущенно признался: – А вот насчет разницы – не примечал. Не думал, что мне это понадобится.
Ну, ничего, не унывай! Глаз у тебя молодой, память крепкая. Да и трон твой высокий, – пошутил капитан, кивком указывая на фок-мачту.
Там, над вантами, у реи, виднелась «бочка», или, как ее зовут моряки, «воронье гнездо».
– Пойдем ко мне в каюту, – пригласил Можура, выбив трубку.
Курилов последовал за капитаном.
– На судне только я и ты – коммунисты, – заговорил в каюте Илья Петрович. – Значит, нам с тобой и нести полную ответственность за все, что здесь делается. Многое будет от тебя зависеть. Твоя обязанность – сидеть з бочке наверху и зорко смотреть вокруг. Как только покажутся киты, сразу сообщать!
Курилов в знак согласия кивнул головой. Можура встал с кресла, снял с переборки висевший в футляре бинокль, протянул Курилову:
– Лучшего бинокля на флотилии нет. Береги его! Леонтий осторожно, но уверенно взял бинокль в руки.
На вторые сутки база «Приморье» зашла в бухту Птичью, чтобы высадить партию рыбаков и выгрузить материалы для рыбокомбината, взятые по пути из Владивостока.
Степанов пригласил к себе коммунистов флотилии и беспартийных капитанов Шубина и Орлова.
Курилов и Можура поднялись на базу последними. Огромное судно с большим количеством лебедок, укрытых чехлами, не было похоже на обычный пароход. Палубу покрывали дощатые настилы. По ним ходили люди, по-разному одетые, не похожие на моряков. По тому, как они осматривались вокруг, по доносившимся обрывкам разговоров Леонтий понял, что рабочие базы в большинстве впервые в море.
На базу поднялся и Журба. Едва он ступил на палубу, как его обхватили чьи-то цепкие руки.
Жулба... товалиса...
Лешка, – обрадовался боцман. – Ну, отпусти, леший. Вот уцепился, как краб.
Журба притворно ворчал, но был доволен встречей. Взяв Ли Ти-сяна за руку, он пошел с ним по базе.
Как живешь, Лешка?
Шибко шанго! – лицо китайца озарилось улыбкой. – Холосо.
Вот наконец-то мы и на своей флотилии, – задумчиво произнес Журба и взглянул на мостик.
Китаец перехватил взгляд боцмана и догадался, о чем думает Журба. Глаза его погрустнели:
Капитана нету...
Нет Ивана Алексеевича, – кивнул Журба. – Нет его, а флотилия, о которой он нам говорил, есть!
Ли Ти-сян молчал, Журба окликнул его:
Не грусти, Лешка. Ну, я пошел. Опоздаю на собрание!
Потома твоя ходи моя. Мало-мало чифань буду.
В клубе базы, в уютно обставленной большой каюте с шахматными столиками, вокруг которых стояли стулья, с портретами и плакатами, висевшими на всех четырех стенах, собрались коммунисты флотилии. Их было немного – около двадцати человек.
Степанов и Северов прошли за стол, покрытый кумачом. Курилов чувствовал себя всегда как-то неловко среди людей из-за своего высокого роста и широких плеч. Но рядом со Степановым это ощущение исчезло.
Михаил Михайлович, расстегнув крючок воротничка отлично выглаженного форменного кителя, смотрел спокойными темными глазами на моряков и рабочих.
– Мы собрались с вами, – сказал он ровным голосом, – чтобы обсудить важные вопросы. – Помполит тихо о чем-то переговорил с Северовым.
«Начальство у нас бравое», – подумал Курилов, с интересом рассматривая капитан-директора. Л тот, пригладив седые волосы, кивнул головой.
Степанов предоставил ему слово. Северов помолчал, точно собираясь с мыслями, потом заговорил:
– Мы идем на север. Там начнем поиски китовых стад и охоту.
Капитан-директор говорил о новизне дела, требующего приобретения навыков в очень короткий срок.
Это будет трудно, – Северов сделал паузу, глянул в зал. Лицо его было решительное, а глаза под нависшими бровями в упор смотрели на китобоев. Каждый невольно подтянулся, словно именно на него смотрел капитан-директор. – С начала прошлого века в Охотском и Беринговом морях стали появляться иностранные китобои и беззастенчиво грабить богатства наших вод. Теперь этому положен конец. Мы взяли эти богатства в свои руки и обязаны стать умелыми китобоями...
Правильно! – сказал Шубин, когда Северов кончил.
С ним согласился и Можура.
– А ваше мнение? – обратился Степанов к Орлову. Помполит внимательно следил за молодым капитаном
со времени встреч:! в Ленинграде. Орлов как-то обронил в разговоре: «Китобои – не настоящие моряки». – «Почему же?» – поинтересовался Степанов, не зная, что Ор-лоз мечтает быть капитаном океанского лайнера. Молодой капитан пожал плечами и почти насмешливо, но с оттенком горечи, сказал: «Настоящие моряки жир заготовлять не будут».
Давно состоялся этот разговор, но помполит хорошо его помнил и дал себе слово сделать из Орлова настоящего китобоя. Вот почему Михаил Михайлович улыбнулся только одними глазами., когда молодой капитан сухо ответил:
– Поддерживаю!
Было понятно, что Орлов ответил не совсем искренне, что ка такой ответ его вынудила обстановка.
Я хочу продолжить мысль товарища Северова, – сказал помполит тоном человека, беседующего с кем-то наедине об очень важных делах. У помполита жесты были скупые, но выразительные. Они помогали понимать говорившего с полуслова.
Нам, коммунистам, нужно проявлять как можно больше инициативы, смелости в порученном деле, показывать личный пример, – продолжал Степанов. – Мы – пионеры в советском китобойном промысле. Но нам пока нельзя обойтись без иностранных специалистов. С ними должен быть установлен деловой контакт.
Сидевший рядом с Леонтием Журба шевельнулся, хотел, как видно, что-то сказать, но сдержался. Он провел ладонью по щетине коротко остриженных волос, посмотрел на Курилова и почему-то сокрушенно покачал головой.
Журба вспомнил «Бегу», норвежских китобоев. Те были убийцы, грабители, враги. Какими окажутся эти? Семь лет прошло, а Журба не мог спокойно вспоминать о том, что было на «Веге». Давно он поправился, зарубцевались раны на теле, но в сердце всегда была рана. Он ненавидел людей, отравивших Северова. Об этом старый моряк узнал в тот же день, когда к нему в больницу прибежал Ли Ти-сян со страшной вестью об Иване Алексеевиче. Того Северова больше нет. После его смерти Журба не расставался с Ли Ти-сяном. Вместе плавали на угольщике, работали в порту, потом матросами на пассажирском...
А когда на Дальнем Востоке среди моряков объявили, что на советскую флотилию «Приморье» требуются люди, знающие китобойный промысел, Журба вместе с Ли Ти-сяном немедленно подали заявления и были направлены в Ленинград. Но здесь их разлучили. Ли Ти-сяна направили на базу, а Журбу боцманом на китобоец «Труд»,
Журба вздохнул и, оторвавшись от воспоминаний, стал слушать помполита.
– Надо добиваться, чтобы все указания гарпунеров полностью и быстро исполнялись, – говорил Степанов. – Иностранным специалистам мы платим золотом. Вам должно быть понятно, как это дорого обходится нашей стране, занятой выполнением второго пятилетнего плана. Давайте внимательно присмотримся к работе иностранцев, действительно ли они знают какие-то особые секреты. Проверим, так ли это на самом деле. А может быть – и секретов никаких нет?
Курилов заметил, что Степанов сдержанно улыбнулся. И даже этой едва уловимой улыбкой он подтверждал правильность своих слов.
Мы идем охотиться в районы, о которых знаем лишь понаслышке. Карт миграции китовых стад у нас нет, точными данными о местах скопления китов мы не располагаем. На самых важных постах у нас иностранные специалисты. А ответственность за судьбу промысла несем мы! Помните, что за нами сейчас следит вся страна. И не забывайте, с какой издевкой, с какой злобой пишут о нашей флотилии за границей. – Степанов взял одну из лежавших на столе газет. – Вот послушайте, что пишет «Нью-Йорк тайме»: «Советскую китобойную флотилию ждет гибель!» – Отложив газету, Степанов взял другую. – Лондонский «Тайме» утверждает: «Русские по своей природе не могут стать китобоями. Китобойный промысел – дело смелых, мужественных людей». А вот французская газета «Пари суар». – Степанов развернул листы большой многостраничной газеты и прочитал: – «Большевики потерпят неудачу в китобойном промысле. Китовая продукция для них обойдется дороже, чем закупка ее у иностранных китобойных компаний». Глаза пом полит а загорелись гневом:
Ошибаются, господа! Очень уж им хочется, чтобы у нас ничего не вышло. А я верю, что выйдет! – голос Степанова зазвучал еще громче. – Сколько трезвонили они по поводу первого пятилетнего плана, на всех перекрестках кричали, что пятилетка – мыльный пузырь, что Советская Россия не сумеет преодолеть свою техническую отсталость. На деле оказалось, что по плану первой пятилетки на берегу реки Томь, около города Кузнецка, там, где когда-то были владения татарских ханов, третий год идет строительство металлургического завода-гиганта; Днепрогэс имени Ленина дает промышленный ток. А сколько таких фактов можно привести еще?
Верно, помполит! – громыхнул Журба. – Можно мне слово?
Боцману не терпелось высказать что-то свое, важное, наболевшее. Неторопливо подошел он к столу и, положив на него большие узловатые руки, сказал:
– Тут помполит призывал иметь деловой контакт с иностранцами. Но что из этого получается? Когда на нашу коробку пришел Андерсен, капитан мне сказал: «Ты, боцман Журба, по положению будешь ему помогать во время охоты, а раз ты коммунист, то возьми его под свое влияние и найди с ним обилий язык, чтобы этот норвежец набил нам китов больше всех». Отвечаю капитану: «Есть!» – и швартуюсь к Андерсену. Оказался ничего человек, даже по своему почину кита в тропиках добыл. Моих лет, стало быть, сорок шесть – сорок семь. Солидный. По палубе с малолетства ходит. Разговорились с ним...
– На каком языке? – спросил кто-то. – На норвежском или на английском?
– На морском! – отрезал Журба. Его изрытое оспой
лицо покраснело, а глаза сузились от гнева. – Закрой люк, а то плюнет кто по ошибке...
Боцман спохватился, но было уже поздно. Каюта наполнилась смехом. Степанов, прикусив губу, укоризненно произнес:
– Товарищ Журба!
– Понятно! – мрачно согласился боцман и после паузы продолжал: – Так вот, поговорили мы с ним по душам. Он, значит, для знакомства откупоривает бутылочку коньяку, потом вторую, третью... – Боцман вздохнул. – Ну, нарезались мы с ним по первое число, едва-едва я на койку влез. Нехорошо получилось, сам знаю. Но, думаю, проступок небольшой, глядишь, польза будет. Потом убедился – гусь свинье не товарищ. Хлещет Андерсен коньяк! В каюте не продохнешь! Мимо идешь – хмельным духом с ног сшибает. И образумиться человек не хочет! Вот я и спрашиваю: кит покажется, куда Андерсен будет палить, если он образ человеческий потерял?
Запретить ему пить! – сказал кто-то.
У него в каюте горилки на два года припасено, – закончил Журба. – Если ж я буду устанавливать с ним контакт, то в дальнейшем сгорю от белой горячки. Конечно, можно поговорить с ним по-своему, да подданства он иностранного, конфликт может быть... – Журба, провожаемый взглядами и улыбками моряков, вернулся на свое место.
Степанов сказал:
Волнение товарища Журбы понятно. Но он рисует слишком мрачную картину. Гарпунер Андерсен, я думаю, нуждается в нашем влиянии...
Факт, – прогудел Журба.
После собрания Степанов и Северов задержали Можуру и Курилова.
Ты владеешь немецким языком? – спросил Степанов Курилова.
Нет! – удивился вопросу Леонтий.
Ваш гарпунер Отто Грауль не говорит по-английски, – сказал Степанов. – А сработаться с ним особенно необходимо. Он рекомендован нам как крупнейший специалист, теоретик гарпунерского дела. Если это так, он может во многом помочь нам.
Кто у нас еще владеет иностранным языком? – поинтересовался Северов.
Орлов знает немного норвежский и английский, Шубин – английский. А вот Илья Петрович подкачал, – улыбнулся Степанов.
Подкачал? – рассердился Можура. – Нет, я так считаю: кому надо со мной говорить, пусть по-русски разговаривает.
Я вот сел за учебники, – сказал Северов. – Немецкий подзубрю, глядишь, и Маркса в подлиннике прочту.
Можура покрутил ус.
Не буду я иностранный язык учить. Вот он за меня еще один выучит, – и Можура кивнул в сторону Курилова.
А ты согласен? – живо повернувшись к Леонтию, спросил Степанов.
Матрос должен всегда выручать своего капитана, – пошутил Леонтий, не придавая большого значения этому разговору.
Так и запишем. – сказал Степанов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Журба потерял покой: после партийного собрания прошло два дня. а Степанов ничем еще не помог ему. Андерсен пил в одиночку, не вылезая из каюты. Когда Журба входил к нему, Андерсен, стараясь его разглядеть, долго мигал белесыми ресницами, таращил голубые выцветшие глаза и, наконец, узнавал боцмана. Хрипло, мало понятно говорил:
Май дарлннг... плиз дринк шнапс. Гуд бай!
Эх. гарпунер, гарпунер! – качал головой Журба. – Нет у меня над тобой власти. – шелковым бы ты стал у меня. Смотри, как опухла твоя морда. Тьфу! Чистый
бульдог...
Андерсен протягивал ему наполненный стакан. Журба гневно отвергал. Гарпунер не обижался, выпивал сам, показывая жестом, что он пьет за здоровье боцмана.
– Золото получаешь, а сам... – Журба в сердцах хлопал дверью и уходил.
...«Труд», на котором Журба служил боцманом, сверкал чистотой. Все матросы ходили опрятные, в чистой одежде. Эта страсть к порядку была и у Орлова. Пожалуй, на других судах не было такого крепкого единства боцмана и капитана, как на этом маленьком китобойце.
И вот впервые Орлов рассердился на боцмана: он был недоволен выступлением Журбы на совещании в клубе базы. Орлову казалось, что боцман слишком разоткровенничался. Но поскольку Орлов не был коммунистом, он не считал себя вправе в этом случае делать замечания боцману.
На третий день утром на китобоец поднялся Степанов.
– Познакомь меня с Андерсеном, – попросил он Журбу.
Боцман, обрадовавшись приходу помполита, охотно повел его в каюту гарпунера. Михаил Михайлович остановился на пороге каюты, посмотрел на пьяного Андерсена и сказал Журбе:
Прикажи двум, нет – четырем матросам вытащить его отсюда, поставить на палубе под холодный душ, а затем напоить черным кофе.
Есть! – ухмыльнулся Журба, довольный, что может отвести душу.
Степанов ушел к Орлову. К удивлению моряков, Андерсен без сопротивления дал себя раздеть. Так же покорно принял он и окатывание забортной водой. Как видно, к подобным процедурам гарпунер привык. Пока его протрезвляли, Степанов разговаривал с Орловым.
– Почему вы не побеседовали с Андерсеном?
– В таком состоянии он ничего не способен понимать, – ответил Орлов. Лицо у капитана было холодное, говорил он сдержанно.
– Вы хозяин судна, – наступал на него Степанов.
– По договору гарпунер мне не подчиняется, – напомнил Орлов. – Я очень хорошо помню то, что говорил товарищ Дукин в тресте.
Формально Орлов был прав, но в голосе его почему-то прозвучали нотки неуверенности. Это понравилось Степанову. «Значит, Орлов понимает нелепость положения», – подумал помполит, которого все больше интересовал этот молодой капитан. Помполиту уже было известно, что Орлов зарекомендовал себя умелым моряком и хорошим начальником, но все еще был недоволен своей судьбой, забросившей его на какой-то китобоец.
– Однако в договоре ничего не сказано, что гарпунер может вести себя так, как ведет себя этот пьяница Андерсен, – в тон Орлову ответил Степанов.
Открылась дверь. Вошел довольный Журба. Он весело доложил:
– Господин Андерсен сейчас явится!
