Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"

Автор книги: Амурхан Янднев

Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Почему же все-таки проявляется такая столь энергичная тяга к браку? Конечно, что-то можно списать на стереотипы сознания, но логично предположить, что, почувствовав еще в молодом возрасте свою необычность, Чикатило бессознательно пытался блокировать её развитие посредством мимикрии, ведя себя в соответствии с социальной нормой. Как, возможно, заметили читатели, некоторые авторы склонны представлять житье-бытье серийных убийц как некое полурастительное прозябание. Жизнь Чикатило, например, видится многим предельно скучной ж неприметной, и совершенные им 53 жестоких убийства выглядят странной и не слишком в психологическом плане понятной антитезой этой скуке.

По нашему глубокому убеждению, все гораздо сложнее. Скучна лишь внешняя оболочка бытия нарождающегося серийного убийцы, но сильные и незаметные для окружающих страсти кипят под ней. К сожалению, упущен шанс увидеть этот внутренний срез личности Чикатило, но можно предположить, что достаточно специфичные фантазии должны были проигрываться в его воображении. Мы не можем воссоздать их конкретные контуры, коль скоро отсутствуют их записи, но общая тенденция должна быть примерно такой же, как у Сливко или Муханкина. Об этом говорит и тема крови, и те конкретные садистские и некрофильские действия, которые он совершал с трупами жертв. Определённая роль отводилась в них, по-видимому, материнской фигуре. Чередование среди его жертв мальчиков, девочек и взрослых женщин свидетельствует об экспериментах маньяка, пытавшегося эмпирическим путем определить собственную ориентацию. Кстати, эти попытки, похоже, не выявили доминирующей тенденции, так как в практике убийцы прослеживается и педофильская, и гомосексуальная направленность, уживающаяся с интересом и к женским телам. Возможно, садистская и некрофильская составляющая его патологических влечений была сильнее остальных, хотя признаки по меньшей мере бисексуальности налицо. Так или иначе смена типа жертвы в какой-то степени должна была зависеть от поворотов фантазий Чикатило.

Как и у Сливко, брак Чикатило также со временем стал выполнять преимущественно защитную функцию, камуфлируя его истинные пристрастия.

Похоже, увы, брак не спасает от того импульса, который подталкивает индивидов с извращенными фантазиями к серийным убийствам. А спасают ли от него традиционные сексуальные отношения? Похоже, что тоже нет. Гадать об этом, конечно же, сложно, но все-таки позволим предположить, что, случись Андрею Чикатило жениться на Марии, по прошествии времени интимная близость с ней не выдержала бы конкурентной борьбы с фантазиями, хотя и могла временно затормозить их развитие. Тем более трудно ожидать многого от нарезвившихся отношений с Таней. Коль скоро секс с ней оказался совершенно неудовлетворительным, Чикатило вряд ли бы долго довольствовался этим союзом. Согласись даже его жена Груня на регулярные сеансы домашней эротики во время менструации, и это, вероятно, лишь потворствовало бы развитию фантазирования у её мужа, которого возбуждающее лицезрение крови лишь стимулировало бы к поискам более изощренных форм приближения к ней. Даже орально-генитальная интерлюдия с Олей Д. не должна переоцениваться, и не случайно ведь после обрыва её Чикатило не пытался найти себе партнера именно для такой формы сексуальных утех.

По-видимому, правы все-таки те психологи и следователи, которые полагают, что если у индивида появились извращенные садистско-некрофильские фантазии, завершающиеся проигрыванием в воображении жестоких, смертоносных действий против личности, в результате чего индивид испытывает ни с чем не сопоставимое чувственное наслаждение, то трагическое развитие событий неизбежно, и при такой психологической установке повод, который выступит в роли катализатора событий, рано или поздно неизбежно найдется.

Но вернемся к Муханкину, у которого после выхода на свободу явно преобладала бессознательная установка на поиск постоянной партнерши и брачного союза. В своих «Мемуарах» он так передает связанные с данной темой события.

Утром было 8 марта, мы ждали гостей и накрывали на стол, и, когда ко времени все было готово, в дверь позвонили, пришли гости. Среди них была одна девушка, знакомая матери по работе. Праздник отмечали допоздна, а потом мы с матерью решили проводить домой бывшую соседку родителей по старому месту жительства, и оказалось, что девушка, которая глаз с меня не сводила, живет на одной лестничной площадке с соседкой и в той самой однокомнатной квартире, где раньше жили мои родители.

Пока родители сидели у бабушки-соседки, я расположился напротив, в квартире у девушки Светланы. Домой я уже от Светланы не хотел идти, и мы с ней решили, что я остаюсь у неё. Так я остался жить со Светой. Но долго мы с ней не пожили, и в мае месяце я от неё ушёл. Сначала все было хорошо, а потом она стала поздно приходить от подруг каких-то, её не устраивало то обстоятельство, что я слишком сексуален, а ей много и не надо, ну и т. д. В общем, она в больницу сходила, там ей наговорили чего-то по-женски, и все. Я однажды собрал свои вещи и ушёл к матери.

Работал я в «Водоканале ВОС-2» слесарем. Вскоре у меня появилась Марина, которую я знал с 1977 года. Мне тогда было 16 лет, а Марине – 11 лет, её сестра пригласила меня на Новый год к себе домой, и там эта девочка влюбилась в меня и проходу не давала, море слез, истерика, и в общем пришлось вместо старшей младшей заниматься, ухаживать, внимание ей уделять, танцевать с ней. А у меня такие планы сексуальные были насчет старшей, и все рухнуло. Молодость есть молодость. Так вот, спустя 8 лет мы встретились с Мариной, а у неё уже двое детей, с мужем разошлась. И не успели мы с ней начать жить по-настоящему, как она легла в больницу. Я с работы еду домой, собираю ей сумку еды, кастрюли с горячим, прихожу в больницу, а люди надо мной смеются, как над дурачком. Марины нет, она с ребятами уехала отдыхать куда-то. Несколько раз вытерпел я, а потом разошлись наши дороги.

А через некоторое время в меня влюбляется двухметровая Наташа; я ей был по груди. Вроде бы задружили мы с ней, и дело дошло до секса. У этой свои причуды: так, вытащила меня из города на лоно природы ночью у залива на травке заниматься любовью. Ей хоть бы что, а я неделю от комариных укусов отходил, весь зад, спина прыщами покрылись, я был как чесоточный. На капоте машины во дворе захотелось ей трахаться. Ей ничего, а меня хозяин машины погонял с дубиной по двору. В парке среди елочек захотелось ей любви, я же, стоя на земле, не достаю, ну и привстал я на лавочку, как раз по размеру и по росту пришлось, а тут как из-под земли дружинники, женщины и мужчины, вышли, чуть в милицию не попал. В общем расстался я с Наташей.

Отчим и тот мне высказывал и подкалывал. Как только раздавался звонок, отчим шёл и начинал смеяться. «Иди, – говорил он, – твоя лошадь пришла».

Тем временем у меня на работе сложились хорошие отношения с женщинами из лаборатории, аппаратчицами, а главное, с начальницами, мастерами. Соблазняли меня на любовь, то в одном, то в другом месте, а когда дают – не грех и попользоваться для разнообразия. А в «Водоканале» все замужние, и половина мужей там же работает – кто бригадиром, кто мастером или начальником.

Как всегда, Муханкин оказывается не самым надежным повествователем. Его истории мы, конечно же, должны процеживать сквозь некое условное сито, где остаются некие заведомо балластные элементы его прозы. Вряд ли Светлану могла, например, не устраивать его «излишняя сексуальность»: скорее, можно предположить прямо противоположную причину её недовольства. Бегство и выходки Марины, если считать, что рассказ о ней не плод воспаленного воображения повествователя, не получают сколько-нибудь серьезного объяснения. А в истории о двухметровой Наташе настолько очевидны комические интонации, что невольно закрадывается сомнение: уж не для того ли создал этот образ Муханкин-писатель, чтобы рассмешить своего основного читателя Яндиева?

И все же, несмотря на весь наш скепсис, нельзя не признать одного безусловного факта: этот рассказ (при всех мыслимых допущениях, обусловленных различными возможными его интерпретациями) недвусмысленно говорит о том, что тема поиска женщины выдвинулась у Муханкина на первое место. Учтем, однако, что чем дальше мы будем двигаться вперед по муханкинскому тексту, тем меньше будет степень его достоверности и тем больше корректировки потребуется от нас, его интерпретаторов.

В общем, предложили мне по-хорошему уйти из этой организации. Устроился я мукосеем на хлебокомбинат, где с малолетства все знаю, как свои пять пальцев. Тем временем я случайно познакомился с одной женщиной, которая попросила меня помочь ей донести тяжелые сумки. Пока дошли до её дома, и познакомились, её звали Ольга. Она меня пригласила на работу в детсад вечером посидеть за чашкой чая, поговорить о том о сем. Я пришёл, мы допоздна говорили, и я остался там с ней до утра. Ольга еще раз меня пригласила, и я опять пришёл на ночь. Потом она познакомила меня со своей подругой, и пригласила всех вместе к себе домой. Я и её подруга пришли к ней домой, и мы вчетвером: я, Ольга, её муж и подруга – посидели, пообщались за чашкой чая. И мы с Ольгиной подругой ушли. У Томы появилось желание поближе со мной познакомиться, и она пригласила меня к себе домой, где мы знакомились до утра. Через некоторое время Ольга предложила мне руку и сердце, и Тома тоже. Томе я сказал: жить буду с Ольгой, а трахать готов вас обеих. С мужем Ольги я поговорил, и он на другой день исчез в неизвестном направлений. Я перешёл к Ольге и жил с ней некоторое время. Двое её детей были мне только в радость. Получку я ей отдавал полностью, на детей денег не жалел. И вот Ольгу потянуло на приключения. То ей нужно в детском саду на празднике быть – она же воспитатель. И что ни праздник, то на ночь гладя. Денег стало не хватать, и я занялся самогоноварением. Но и это не помогло: деньги исчезают, а я ничего не покупаю в семью. Я собрал свои вещи и ушёл к матери. Пока жил с Ольгой, успел совершить две кражи. Одну из детсада, ковер украл, а вторую из летнего кинотеатра, магнитофон украл.

А на работе вокруг меня начала накаляться обстановка. В смене на три цеха: кондитерский, булочный и хлебный – я один мужчина, а алкашей – слесаря, электрика, тестомеса – женщины во взимание не брали. В ночных сменах женщины работают в одних халатиках, а под ними – ничего. Соблазн велик. И началось: то одна глазки строит, ножки раздвигает, то другая, пятая, десятая и всем любви хочется и секса. Не сдержался я и трахал всех, кто хотел. Язык у женщин как помело, друг с другом делятся впечатлениями. Мне казалось, что в ночное время у всех женщин мозги повернуты на любовь и секс.

Через некоторое время мне предложили уйти с хлебокомбината, что я и сделал. Рассчитался и устроился на работу на бетонный завод. Взяли меня как хорошего электросварщика в бригаду комтруда, комсомольско-молодежную, где был авторитетный бригаду. Работал я как всегда от всей души, без брака, все с первого предъявления. В местной газете писали о нашей бригаде, и как передовики мы имели больше всех вымпелов и знамя было наше, мы были сфотографированы и выставлены на цеховой доске почета и все такое.

Как-то раз я ехал на городском автобусе из нового города в старый (в Волгодонске город на две части делят: в связи со строительством «Атоммаша» возводился параллельно и новый город). Вижу – на меня смотрит и улыбку дарит одинокая женщина. Час был ночной, и народа в автобусе почти не было. Я подумал, что на мне что-то не так, и осмотрелся, а она смотрит, улыбается и глазки строит. Не выдержал я и спросил, что за дела такие, улыбки, глазки. Она говорит, что просто так, знаю, говорит, я тебя. Начинаю спрашивать, откуда она меня знает, а она смеется. Потом попросила проводить её домой. Я отказаться не смог, и, пока мы шли до её дома, познакомились, её звали Таня. Но этого мало было ей для начала, и она меня пригласила к себе домой. У неё была двухкомнатная квартира, нормальная обстановка. Таня предложила мне починить телевизор и магнитофон и кое-что по электрической части в квартире. Я согласился. Она готовила на стол, была занята своим делом, а я своим, а когда телевизор стал показывать, магнитофон заработал, электрическая часть была налажена, то и стол был готов, и все, что полагается к нему.

Таня была от меня без ума: столько дел так быстро сделал, и не надо вызывать мастеров. Таня у меня спрашивала, кто я такой, о работе, о жизни, о колонии и т. д., а я ей все без утайки рассказывал, а она о себе рассказывала, и говорила, говорила, а сама глазами меня пожирает. Засиделись мы с ней допоздна, и она мне предложила остаться у неё на ночь. Я сначала не хотел, но Таня меня уговорила, и я остался. От проведенной со мной ночи она была в восторге, порхала, как юная дева, и во всем желала для меня чего-нибудь приятного и хорошего. Я был к этому внимателен, но много не говорил и благодарностями не раскидывался. Когда пришло время расстаться (мне же к восьми утра на работу), Таня предложила мне записать номер телефона с её данными. Ночью же, в порыве постельных страстей, Таня просила принять её руку и сердце, клялась любить так, как никто другой, всем телом и душой желала, чтобы я был только её. На все пойду, говорит, шепчет, плачет, но ты будешь мой.

Вот так (или почти так) и удалось Муханкину реализовать свое намерение. Но в отличие от Сливко и Чикатило, чьи думы в большей степени контролировались разумом и развивались несопоставимо медленнее, внутренний мир Муханкина пребывал в состоянии динамической неустойчивости. Не будем сбрасывать со счетов субъективный фактор: сколько индивидов – столько и внутренних миров, и нельзя всех привести к общему знаменателю. Но учтем и другое: развитие наклонностей Муханкина было искусственно приторможено сперва пребыванием в спецшколе, а затем семью годами в исправительно-трудовой колонии. И за этот срок он успел просмотреть не меньшее число захватывающих дух стереоскопических фантазий, чем иной киноман фильмов за всю свою жизнь, вот почему семейная жизнь с Таней составила ничтожно малый срок – около года – и не смогла стать тем щитом, которым другие серийные убийцы годами прикрывались от исходящих от органов правосудия опасностей.

Таня, действительно, добилась своего, и в 1987 году осенью мы поженились. Несмотря на то, что у неё уже были двое детей, шесть месяцев бегала за мной, разрушила все мои планы, влезла в душу родителям, в пол тетради слала письма о любви ко мне и о том, как ей плохо без меня и т. д. И вот мы поженились. Начало женитьбы и свадьба были с печальной оконцовкой. На свадьбе меня два раза накрывало совершенно трезвого, и после я понял, что у меня что-то не в порядке с головой. Семейная жизнь началась с диктата тещи, которая лезла в нашу семью, указывала и отрицательно влияла на жену, а я от её визитов бесился. И скоро я понял, что жена мне навязывает свою волю и то, что диктует ей мать. Пере убеждать жену в чем-то было бесполезно. Нужно было исполнять то, что хочет она, и все. Денег на карманные расходы не было, и часто приходилось на работе оставаться без обеда. Оправдание у жены было одно: все деньги уходят на питание, нас ведь четверо. Дочке в школу надо рубль на конфеты, обед и т. д., и за питание в детский сад сыну, за бытовые услуги: воду, газ, квартиру и все такое, – и как насчитает, так и не знаю, что и говорить. А жена у меня работала бухгалтером, образование высшее, а я дубовый многое не понимаю, только головой киваю, и сказать мне нечего, и виноватым остаюсь.

Нужно было искать работу денежную, и скоро я перевелся с БР3 в другую организацию, в СМУ треста 2 на КСМ-3, в отдел главного механика на оклад газозлектросварщика 4-го разряда. Оклад меня мало интересовал: главное было больше шабашных, левых денег заработать. Брал от рубля и выше. Вскоре жена носом закрутила, видя моё увлечение музыкой, начались упреки, что я кутил с получки пластинку, бобину магнитофонную или кассету.»Вот тебе музыка дороже семьи, дети тебе мол не нужны, уже мог бы давно записать их на себя, чтоб на одной фамилии семья была». Много проблем возникло в связи с беременностью жены. Мечта о четырехкомнатной квартире, о том, как её обставить, а главное, нужны были деньги, а те, что зарабатывались правдами и неправдами, куда то испарялись. Лично я мечтало хорошей радиоаппаратуре, хотел собрать много дисков, кассет, бобин и всего, что касается музыки. Жену и тещу это бесило. Но я тоже хоть в одном направлении не сдавался. Понял я, что мечта моя законным путем не осуществима так как все деньги пожирает семья с невиданной силой, и я однажды обокрал ДК «Октябрь», и у меня появилось много всякой радиоаппаратуры. На работе музыка, дома музыка. В принципе, я был доволен. Подруги жены с самого начала проявляли ко мне повышенный интерес, и это жене не нравилось. У жены они с блестящими глазами спрашивали, где она нашла такого мальчика, на что та нехотя отвечала, что в автобусе познакомились. В последствии я с некоторыми её подругами имел интимные отношения.

Честно говоря, я до сих пор представления не имею, как у женщины просить или уговаривать заниматься любовью, сексом. Я понимаю так: если женщина захочет, то сама скажет об этом или покажет своим поведением, что она желает сближения тел. Насильно тоже мил не будешь. Секрет и талант покорения женского сердца я имею не традиционный и унесу его с собой в вечность. Может быть, и недаром говорят, что дуракам везет, хотя я себя дурным не считаю.

У моей жены был самый большой недостаток – пристрастие к спиртному, а я этого терпеть не мог. С работы её встречаю или дома жду, а она, видите ли, то день рождение после работы отмечала, собрались по десятке, то квартиру в конце работы обмывали, то еще чего-нибудь, и чёрт его знает, что ей говорить – всё равно оправдается. Теща отругает её, а она как была, так и есть, не меняется.

И стал я жить так, как мне удобно, а моя жена, как ей удобно. На работе меня любила снабженка Света, и я стал жить на две семьи. У Светы была дочь Женя, которая хотела, чтобы я стал её папой. С родителями Светы познакомился, они ко мне хорошо относились, но не знали, что я женат. Света меня просила выбрать что-то одно: или здесь жить у неё в квартире или со своей семьей. Время шло, я не знал, как мне быть. Жена беременная плюс двое детей, которые от меня без ума. Хоть и не мои, но все же жалко и все такое. Света же обещает золотые горы, а для начала в удобном от моей работы месте купила дачу, на которой я часть своего труда вкладывал. Земля есть земля, на ней надо вкалывать. Мади обещала купить, трехкомнатная квартира по очереди подходила, и меня обещала Светлана продвинуть для начала в маленькое, но денежное начальство и диплом что-то значащий достать, чтобы выше по лестнице пойти. Связи у неё были среди «лохматых рук», это я знал.

Но время шло. И в июле жена родила сына, нас в семье стало 5 членов, и перед тем, как забрать жену из роддома, я сказал Светлане, что остаюсь с семьей, а дальше видно будет. Числа десятого августа я привез жену из роддома домой, купил коляску и все полагающееся белье для дитя. В квартире полная дезинфекция наведена, ни пылинки, ни соринки, дети стали тише, все внимание к новому члену семьи. Жена имела полную власть надо мной, теща не знала, к чему придраться и за что куснуть, ужалить.

Повод пилить меня был. Я рассчитался с работы, и уже два месяца подрабатывал на элеваторе грузчиком, деньги имел неплохие и параллельно искал новое место. Повод для расчета с работы был, а виновницей была Светлана. За ней пытались ухаживать механики другие начальники, а она полюбила меня, а этих начальников злоба задавила, и по работе начали они меня преследовать: то не так, и это не эдак. Управляющий более умным оказался, а с механиком мы поругались из-за его тупорылия, и мне пришлось тихо рассчитаться, чтоб об этом Светлана не знала. Не хотел я её втягивать в мужские разборы, да и ни к чему это было. Хотя Света могла бы, где надо, слово замолвить, и я перешёл бы с участка в управление.

Работу я нашёл на АЭС за Волгодонском, начал устраиваться газоэлектросварщиком в спецбригаду к первому реактору. После выходных нужно было быть со всеми бумагами там в отделе кадров, а там медкомиссия, допуск, высотные и т. д, а я в ночь с 17 на 18 августа был доставлен в милицию в сильной степени опьянения по подозрению в совершении преступления по ст.108, 1.ч. А дело было так. 17 августа 1988 года с утра я купил на базаре громадный букет цветов и подарил прямо в постели проснувшейся жене и попросил прощения за вчерашнюю драку. Я её чуть не зарезал. Они со своей матерью довели меня до предела. Я ей оказал, что если она еще раз потянется к рюмке, то я её разорву на части и будь что будет. А она мне грубить стала: тут и обидные словечки, и намеки, чтоб я шёл на все четыре стороны. И меня накрыло, и я пробил только халат на ней, так как она успела увернуться, но это успокоило меня, и я ушёл в город.

Мы же имеем возможности проверить степень истинности или ложности повествования нашего рассказчика, но в этом, по существу, и нет особой необходимости, так как невольно он выдает многое из того, что по зрелому размышлению предпочел бы, конечно же, скрыть. Уже его свадьба ознаменовалась грандиозным скандалом: как он выражается, его «два раза накрывало». Лицемерные рассуждения о любви к детям не скрывают того факта, что деньги, зарабатываемые на случайных работах, уходили неведомо куда, а сексуальная энергия, не реализуемая вблизи от домашнего очага, подталкивала к поиску других партнерш, о чем свидетельствует рассказ о Свете, вне зависимости от того, будем ли мы усматривать в нем подлинный факт или фантастический домысел. К тому же мгновенно опрометчиво забеременевшая Таня волею обстоятельств, скорее всего, уже не могла разобраться в специфике интимных отношений с мужем.

И главное: финал этого эпизода, как бы мимоходом сообщающий нам о бурном семейном скандале, который чуть не завершился убийством, говорит о том, что жена Муханкина могла стать первой жертвой в запрограммированной обстоятельствами серии. Ведь, несмотря на предлагаемую морализаторскую мотивировку (якобы испытанное возмущение её пьянством), Муханкин пообещал ей то, что обещал не раз и до и после разорвать её на части; а мы уже знаем, что для него это отнюдь не красное словцо. И он пробил на ней халат (отверткой? заточкой? ножом?), однако промахнулся и во взвинченном состоянии удрал из дома. Результаты его бегства оказались отнюдь не невинными, и можно представить себе, что творилось в этот момент в его голове.

Так что не будем преувеличивать фактор семьи. Она распадалась, не успев возникнуть, а само её существование в течение этого года можно объяснить только низким уровнем сознания Татьяны, неспособной адекватно оценить то, что разворачивалось у неё на глазах.

В начале 1996 года Муханкин написал в камере письмо, адресованное бывшей жене Тане. Цели его были, наверное, неоднозначными. В это письмо он постарался вложить немало соображений, которые, как ему представлялось, должны были благотворно повлиять на следствие. Читатель обнаружит здесь и нарочитые упоминания о якобы принимавшихся наркотиках, приводивших его в невменяемое состояние, о психических странностях, наблюдавшихся с давних времен, об отцовских чувствах, будто бы связанных с сыном Димой (как тут не растрогаться!), об успехах у женщин (что позволяет Муханкину вопреки фактам настаивать на наличии у него значительного и вполне нормального сексуального потенциала). И чего, собственно, удивляться: загнанный в угол индивид всегда хватается за соломинку, пусть даже и нет реальной возможности выплыть. Хотя формально письмо адресовано Тане, но по существу его читателем, по замыслу автора, должен стать именно Яндиев. А писать самой Тане у Муханкина никакой насущной необходимости не было: их недолгая и явно не слишком привлекательная совместная жизнь в браке давно уже отодвинулась, подернувшись дымкой, в прошлое.

Как никакой другой доступный нам документ, это письмо приоткрывает глубинные слои муханкинского бытия, высвечивая в полной мере опасность, которая нависала когда-то над женой Муханкина. Читая этот текст сегодня, мы видим, что лишь чудом Таня не стала первой жертвой маньяка-убийцы.

Здравствуй, Танечка!

Вот и решил написать тебе последнее, может быть, свое письмо. Как бы там ни было и что бы там ни было, но у меня была жена – ты, – и других жен я категорически в своей жизни иметь не захотел. Где я нахожусь и что меня ожидает, ты, конечно, знаешь давно. Теперь я могу откровенно кое-что тебе сказать.

Прошу понять меня правильно. Что-то скрывать и не договаривать уже нет смысла. Вспомни, как много лет назад мы с тобой познакомились, встречи, общение, поведение мое, отношение к тебе, Леночке, Сереже. Какой я был человек, ты знаешь. Была роспись регистрация, была вроде бы и радость на лицах. Была дальше семейная наша жизнь. Рождение 31 июля Димочки. С 18 августа я на шесть лет был изолирован от своей семьи и общества. У меня шесть лет шла жизнь арестантская, а ты тем временем жила вольной и неодинокой жизнью. Ты прекрасно знала, что психика моя была нарушена еще до судимости, а в колонии бывали моменты не у меня одного, когда психовзрыв такой происходит ни с того ни с сего, что и сам диву даешься своей выбитой из колеи натуре. Что только она может наделать непредсказуемого и ненормального!

В общем, да, ты развелась со мной, а это еще сильнее меня убило и вышибло изо всех норм нормальностей и ненормальностей. Когда я узнал о твоих приключениях и о появляющихся мужчинах в квартире у тебя, все равно моей жены и матери моего сына, то мне казалось, что они меня унижают и насилуют и вы все смеетесь над этим происходящим ужасом. Я мечтал после освобождения медленно тебя казнить, мне даже часто снилось, как я тебя убиваю. Когда я просыпался по подъему, то из-за суеты и повседневного по часам расписанного распорядка дня, режима это как-то стиралось.

Приближался день моего освобождения, и мне было страшно выходить на свободу и из-за страшного бреда своего, и из-за того, что я не знал, как жить на свободе, после выхода на свободу и с кем. А мне ведь было уже 34 года, а из них я 16 лет провёл в неволе, и это должно о многом говорить.

И вот я вышел на волю. Меня встретили чужие люди не жена, не дети, не родные, а просто чужие люди. О слезах и сердечной боли, о переживаниях и т. д. не буду говорить. Я вышел в незнакомый мне мир, где опять все так изменилось, что мне страшно стало, я людей и ярких одежд испугался, новых денег, распущенности и наглости, всего пестрого и крика, шума, глаз и т. д. Просто какая-то беспредельная цивилизация, и я никого и ничего не знаю. Описать невозможно то свое состояние, сжаты были и душа и сердце.

И вот я в Волгодонске и попадаю не к ожидающему меня столу, а просто было у родителей очередное застолье, брат отца с женой своей Таней и соседи их, друзья сидели, гуляли, и им было весело, я был неожиданностью. До освобождения я им писал, что останусь жить в Шахтах, и тебе о том же писал. А у меня не было никого и ничего. Но это уже не имеет никакого значения.

Я был всеми выброшенный на улицу пес. Обществу я не был нужен тоже. Вспомни, когда и как мы с тобой встретились после моего освобождения. Я тогда, в тот день, стоял и ждал мать: она ведь затем поднялась к тебе в квартиру, чтобы узнать о Димочке, но, видимо, из каких-то побуждений проболталась о том, что я стою внизу у подъезда, ну и вы все вышли в нетрезвом виде (кроме Леночки, конечно) неизвестно зачем ко мне. Все так было не приятно и холодно. Когда вышла Леночка, вы все видели, как я со всей душой и сердцем обнял её, поцеловал и этим всем стоящим и тебе показал и дал понять, что чувства, сердечность к детям, к тебе лично значат более, как бы плохо все ни было у меня в жизни. Наша близость в тот день была безрадостна. Я не знал, как все можно оживить, что нужно было сделать. Ты же видела, что я снова начинал делать, как дитя, первые шаги в новом мире, в новой жизни. Я ведь так мало в своей жизни жил на воле, и никто этого не хотел понимать. Да и кому это надо было?

Шёл день за днем, а я мог со стороны смотреть, как ты с работы или на работу идешь, выходишь на балкон, идешь в торговый центр, на рынок, в магазины, к матери едешь и т. д. Я мог бы много раз в разных местах подойти и остановить тебя и все что угодно сделать над тобой живой, столько мне доставившей страданий, но не смог. Я взглядом целовал тебя с ног до головы, а в толпе я сзади подходил к тебе вплотную и улавливал запах твоих волос, и ком к горлу подходил, и глаза были полны слез, и я разворачивался и уходил куда-то, и сам не знаю, куда ноги несли, а в голове от сердца стучало: она моя, моя, моя, и я ничего не хочу знать, я не хочу знать, что мы разведены, я не хочу знать, что с ней кто-то был, я не хочу знать, что все, происходящее в этой жизни со мной реальность; это сон, кошмарный сон, только сон, он должен пройти, и я проснусь, а рядом она, моя жена, и это 88-й год, и не будет неприятностей, будет все прекрасно, завтра я отдаю все справки в отдел кадров и буду работать на АЭС, а дома с работы меня будут ждать моя жена и дети, они все мои, и у тещи не будет ключей от нашей квартиры, но с ней все же надо будет помириться. Пусть все будет хорошо, пусть все будет прекрасно.

Потом я отходил, и меня начинала давить злоба непонятная, всякое ужасное лезло в голову, и какой-то страх одолевал. Я ведь мог незаметно пронзить тебя заточкой и потом наблюдать со стороны, как собирается толпа вокруг упавшей, людские охи, вздохи, непонятки, как приедет «скорая», милиция. И тут же ужасался от мыслей ужасных своих. А как же дети без матери? А мой сын маленький как же без матери? А как же я без нее? Я ведь никого так сердцем в жизни не воспринял, как свою жену, она лучше всех, она роднее всех, я же по запаху с закрытыми глазами её из тысячи найду. Только у моей жены неповторимая женственная походка. У неё все особенное, все лучше всех. Как я мог винить её ев чем-то? Я же во всем сам виноват, только я сам всему вина!

И я каялся, каялся, каялся за мысли кошмарные свои и за то, что в жизни все так произошло плохо из-за меня. Я раскаивался за те встречи неслучайные, и за свой псих, за дурные слова, за то, что при встречах опять не знаю, как поговорить с тобой так, как подобает раскаявшемуся, и все рассказать, что есть внутри меня, и как-то решить наш вопрос. Да, наш вопрос, который остался висеть между нами, – громадный и так сильно давящий на меня.