Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"
Автор книги: Амурхан Янднев
Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Люксембург А.М., Янднев А.X
Серийный убийца: портрет в интерьере
Предуведомление авторов
Эта книга о жестоком серийном убийце Владимире Муханкине, от руки которого погибло 8 человек. Жертв могло бы быть и намного больше, если бы не случайное стечение обстоятельств. История жизни и преступлений маньяка поучительна и сама по себе, но к тому же, как нам кажется, проливает свет на многие стороны самого феномена серийного убийцы, ставшего одним из бичей нашей урбанистической цивилизации. Что приводит к столь страшным и необъяснимым на первый взгляд аномалиям: психические травмы, нанесенные формирующейся личности в раннем детстве, господствующая в обществе жестокость, биологические импульсы, изначально присущие человеческой природе и рвущиеся на свободу, как только для этого появляются благоприятные обстоятельства, а может быть, сочетание этих и многих других факторов? Если мы научимся когда-нибудь ориентироваться в этом и распознавать формирующегося человекоподобного монстра еще до того, как он, почувствовав потребность в крови, начнет охотиться, в соответствии со своими патологическими пристрастиями, на девочек или мальчиков, женщин или мужчин на улицах наших городов, сколько человеческих жизней не прервется иногда в самом расцвете – и сколько ненужных трагедий удастся предотвратить. О многом из того, что описано в нашей книге, читать неприятно, но зло надо знать, коль скоро мы ставим перед собой цель хоть в какой-то степени обуздать его.
К чему это предисловие, можете спросить вы, раскрыв эту книгу? Быть может, авторы не уверены в действенности своего сочинения, в его способности передать свое видение проблемы и потому чувствуют себя обязанными подробно, авансом разъяснять свои намерения и мотивы? Нет, уважаемый читатель, дело не в этом. Необходимость в данном предисловии возникла потому, что мы имеем дело с совершенно особенным случаем, потому, что Владимир Муханкин, в некотором смысле, еще более необыкновенный феномен, чем всем известный сегодня серийный убийца Андрей Чикатило, чье имя стало уже нарицательным. Психологи и психиатры немало уже написали о «феномене Чикатило», но мы не удивимся, если в самом скором времени его затмит «феномен Муханкина».
О некоторых его аспектах вы вскоре сможете судить сами, прочитав нашу книгу. Но есть момент, о котором мы должны прямо и недвусмысленно сказать сами, настолько он необычен и беспрецедентен. Дело в том, что у предлагаемого вашему вниманию текста в некотором смысле не два, а три автора. Один из них, Амурхан Яндиев, лично провёл следствие и в ходе его выявил многие глубоко упрятанные обстоятельства совершенных страшных преступных деяний против личности. Другой, Александр Люксембург, попытался реализовать в процессе работы над текстом давно сформировавшийся интерес к бессознательной мотивации человеческого поведения и проявлениям зла в нашей жизни. Но есть у книги и третий автор, и им явился сам Владимир Муханкин.
Человек малограмотный, с семиклассным образованием, преступник и патологический тип, он, как это ни парадоксально, проявил совершенно неожиданные для находящегося в его положении индивида творческие способности. Начав, как это иной раз бывает, вести, по совету Яндиева, свои заметки, цель которых мыслилась первоначально как чисто прагматическая – объяснить мотивы своего поведения и припомнить все обстоятельства, имеющие отношение к совершенным им преступлениям, Муханкин, безусловно, втянулся, с головой ушёл в сочинительство, и в результате в наших руках оказался целый ворох материалов, являющихся не только в высшей степени удивительным, уникальным человеческим документом, но и имеющих порой – и это-то особенно необычно – определённое литературное значение.
Что же написал Муханкин?
Прежде всего, это его «Мемуары», представленные двумя сериями тетрадей. В первой серии, включающей две тетрадки (А и Б), он описывает обстоятельства своего раннего детства, годы, проведенные в спецшколе для несовершеннолетних правонарушителей, молодость, прошедшую в криминальной среде города Волгодонска, и первый суд, по приговору которого он провёл 7 лет в исправительно-трудовой колонии. Во второй серии, состоящей из семи 18-страничных тетрадей, повествуется о том, что произошло в жизни «мемуариста» после его выхода на свободу, о его браке, взаимоотношениях с женщинами, второй судимости, религиозных исканиях и многом-многом другом.
Однако «Мемуары» Муханкина не столько документ, сколько литературный текст. Чем дальше писал он, тем сильнее уходил в сторону от изначально поставленной следователем задачи, ибо как автор преследовал сразу несколько, друг друга дополняющих, а иногда и вступающих в противоречие целей. Несколько основных мотивов, лежащих в основе избранной им писательской установки, обнаруживаются в процессе знакомства с «Мемуарами».
Первая из целей связана с попытками убедить следствие в необходимости снисхождения к автору. Тут и акцентирование на жестокости со стороны матери, проявленной по отношению к нему в раннем детстве, и безотцовщина, и, условно говоря, социальный аспект. Усвоив принятую в советское время социологическую манеру интерпретации поведения личности, Муханкин вновь и вновь бросает обвинения в жестокости социуму, не оставляющему будто бы таким, как он, шанса на нормальное человеческое существование. Его рассуждения подобного рода выглядят злой пародией на еще до сих пор окончательно не искорененную тенденцию объяснения преступности с вульгарно-социологических позиций, хотя, вопреки сознательной установке автора, дают немалый материал для понимания образа жизни и стиля поведения люмпенизированных, деклассированных городских низов и социальных процессов в городах типа Волгодонска с их, мягко говоря, своеобразной демографической ситуацией, обусловленной во многом целенаправленной политикой отечественных властей. Критически оценивая муханкинскую риторику, мы можем, однако, извлечь из его текста немало деталей, действительно повлиявших на формирование его личности.
Вторая цель автора – косвенно опровергнуть интерпретацию его деяний как сексуальной патологии. Муханкин действует сразу по нескольким направлениям. Во-первых, он всячески подчеркивает свои воровские наклонности, стремится выдать себя за неисправимого мелкого воришку. Подробнейшим образом он перечисляет, что, где и при каких обстоятельствах он похитил, демонстрируя при этом немалую ловкость и изобретательность. Во-вторых, он стремится посеять сомнения в своей вменяемости. Вот почему он последовательно вводит сообщения о своем беспробудном пьянстве, о медицинских препаратах, которые будто бы начал бесконтрольно принимать, о загадочных провалах в памяти, вследствие которых многие ключевые моменты якобы совершенно не фиксируются ею, а некоторые предстают в какой-то загадочной полупризрачной дымке. Не хуже, чем иной профессиональный литератор, Муханкин начинает внедрять эти мотивы малыми дозами буквально с первых страниц своих воспоминаний, но резко активизирует их начиная с тетради № 1 второй серии.
Особенно существенный аспект этой второй цели – внушить читателю «Мемуаров» представление о том, что ему, Муханкину, отнюдь не чужды нормальные сексуальные взаимоотношения с женщинами. Зачем ему нужно было бы убивать женщин ради получения сексуального удовлетворения, если у него были многие десятки женщин, с которыми он опробовал почти все мыслимые варианты сексуальных действий? Учтем, что в тетрадях № 3–6 второй серии, где сосредоточено большинство эпизодов эротического характера, наш повествователь резко меняет стилистику текста, и читатель этой книги, добравшись до них, сразу же заметит, как умело он репродуцирует стереотипы эротического романа. Трудно сказать, приходилось ли самому Муханкину читать когда-либо подобные книги. В целом это маловероятно, потому что активным читателем он, по-видимому, никогда не был. Но его текст временами кажется не менее профессионально выполненным, чем, скажем, нашумевший эротический бестселлер американского писателя Генри Саттона «Эксгибиционистка».
Конечно же, вошедший в состав «Мемуаров» эротический романный пласт не является в полной мере человеческим документом. Бурная фантазия Муханкина активно трансформирует и преображает реальную действительность, наделяя одних женщин свойствами, которыми они, очевидно, никогда не обладали, и, похоже, конструируя других, которых, наверное, никогда не существовало. Но помимо того, что эротические эпизоды «Мемуаров» являются иной раз весьма занимательными, они, вопреки изначальным намерениям автора, косвенно передают те или иные психологические установки, характерные для его личностного склада, и дают ключ к выявлению мотивации его поведения и тех или иных особенностей его предпочтений.
В частности, в них угадывается и третья цель автора – реализовать в данных эпизодах свои эротические фантазии, разгоревшиеся, вероятно, еще в годы заключения и распалившиеся до последнего мыслимого предела по ходу разворачивания инициированной им смертоносной серии. Можно легко представить себя, какие чувственные ощущения испытывал Муханкин, дописывая тот или иной эпизод интимно-сексуального характера.
Впрочем – и это, возможно, главное, – прагматические установки не помешали Муханкину-литератору вжиться в свой своеобразный творческий процесс. Каждый, кто прочтет включенные в текст данной книги про странные фрагменты его «Мемуаров», почувствует, что он достаточно серьезно относится к своему творчеству и, несомненно, получает от него немалое удовлетворение. В этом убеждают, например, обращения к читателю, которые мы не раз и не два обнаруживаем в муханкинском тексте. Например, такое:
Описывая свою жизнь, я не делаю каких-либо открытий. Есть биография – значит есть, о чем писать, какой бы она ни была. Возможно, что в моей писанине есть свое своеобразие описания неудавшейся жизни. Писать о себе и тех людях, которые попали в эти записи, нелегко. Но, раз душа наклонила опыт и я взялся вкратце за описания, значит, можно отсюда извлечь какие-то истины. Хотя художник я никудышний, но на что-то читателю стоит обратить внимание. Для кого-то моё творчество может представлять определённый интерес. И как бы то ни было, я все же не уверен, что мои записи, каракули имеют цену для кого-то. Судьба есть судьба. Каждый проживает свою жизнь, не похожую ни на чью другую. Жизнь меня не ласкала, и я прошёл её по жестоким, колючим и больным дорогам отвергнутых, выброшенных на помойку.
Не станем воспринимать буквально самоуничижительные характеристики нашего писателя. Очевидно, что он высоко оценивает свое сочинительство. И, думается, не зря. Ведь, читая написанные им страницы, замечаешь, что он обладает интуитивно сложившимся чувством стиля, особенно наглядно заметным в диалогах, что он резко меняет стилистику последних в зависимости от того, кто является его собеседником, и от романтически окрашенной беседы с той или иной женщиной в полумраке спальни легко переходит к изобилующему жаргонизмами диалогу с дружками по колонии. Муханкин-автор широко использует прием монтажа, умело ведет изображаемые им эпизоды к кульминации, свободно перемещается во времени и в пространстве, то отодвигая действие назад по шкале времени, то забегая вперед и апеллируя Не станем воспринимать буквально самоуничижительные характеристики нашего писателя. Очевидно, что он высоко оценивает свое сочинительство. И, думается, не зря. Ведь, читая написанные им страницы, замечаешь, что он обладает интуитивно сложившимся чувством стиля, особенно наглядно заметным в диалогах, что он резко меняет стилистику последних в зависимости от того, кто является его собеседником, и от романтически окрашенной беседы с той или иной женщиной в полумраке спальни легко переходит к изобилующему жаргонизмами диалогу с дружками по колонии. Муханкин-автор широко использует прием монтажа, умело ведет изображаемые им эпизоды к кульминации, свободно перемещается во времени и в пространстве, то отодвигая действие назад по шкале времени, то забегая вперед и апеллируя к еще не описанным событиям. Профессиональный литератор не без удивления, наверное, заметит квалифицированное использование им приема ретроспекции.
Но в наших руках оказались не только «Мемуары» Муханкина, но и его псевдодневник. Собственно говоря, сам Муханкин выдает этот текст, занимающий две с половиной 18-страничных тетради, за подлинный дневник и начинает его с середины 1994 года, то есть с момента, когда, освободившись из колонии, он, стремительно эволюционируя, стал серийным убийцей. Однако принимать данный текст за настоящий дневник нет никаких оснований, хотя автор настойчиво подчеркивает, что все записи делались тут же, по свежим следам событий, и неоднократно упоминает, как взял одну из тетрадей с собой, собираясь совершить тот или иной поступок.
Но не будем наивны: перед нами опять-таки литературный текст, но написанный в данном случае в традициях другого жанра. Автор, конечно же, сочинял его в тюрьме и писал в тетрадях, полученных от следователя. Отсутствие же помарок и аккуратность оформления текста говорят о том, что сперва он набрасывал его вчерне на каких-то других листах, а потом уже переписывал в тетради. Псевдодневник, по-видимому, писался синхронно со второй серией «Мемуаров» и должен был очень четко согласовываться с представленной там версией событий, хотя Муханкин передал его Яндиеву позднее и эти тетради имеют номера 8-10.
В «Дневнике» Муханкин выбрал сниженную, арготическую стилистику. Если в «Мемуарах» он держится преимущественно рамок литературного языка, то в «Дневнике» постоянно оперирует арготизмами, жаргонными словечками с таким расчетом, чтобы читатель мог слышать как бы его собственный голос, не пропущенный сквозь фильтр стилистической самоцензуры. Многие события, описанные в «Дневнике», уже знакомы нам по «Мемуарам», но здесь они обрисованы жестче, циничнее и нарочито прямолинейнее. Автор стремится убедить нас в том, что в настоящем тексте дан срез страдающей, больной души, мучающейся от того непрерывного психологического напряжения, которое она не способна стоически выдерживать. Однако здесь прибавляется и целый пласт событий, отсутствующих в «Мемуарах», где Муханкин заведомо сознательно воздержался от описания убийств. В «Дневнике» же для них, по замыслу нашего писателя, находится естественное и «гармоничное» место.
Помимо «Мемуаров» и «Дневника», мы оперируем и рядом других муханкинских материалов. Это его письма и заявления, протоколы его допросов (пусть и записанные другой рукой, они, как заметит читатель, демонстрируют стилистическое сходство с авторизованными текстами), а также стихи, среди которых и социально-окрашенная поэзия, и, как это ни парадоксально, любовная лирика. Поэт Муханкин гораздо менее оригинальней, чем прозаик, но его стихотворения иной раз содержат важные ключи, необходимые для адекватного понимания этой странной, болезненной личности. Муханкин написал также и два трактата, один из которых направлен против видного ростовского психиатра, а другой посвящен проблеме серийных убийц.
Наша правка муханкинских сочинений была минимальной и имела преимущественно косметический характер. Были выправлены орфография и пунктуация, убраны ошибки и отдельные повторы, кое-где сокращены длинноты. Но при этом всякий раз учитывалась сверхзадача – сохранение того индивидуального стиля, который характерен для рукописей нашего автора-персонажа. Мы не ставим перед собой цель воспроизвести рукописи Муханкина в полном виде и в той последовательности, в какой они были созданы, так как их следовало приспособить к задачам данной книги и сделать её органичной частью, но большая часть им написанного в конечном счете попала в неё.
Мы надеемся, что, благодаря описанным выше особым обстоятельствам, «феномен Муханкина» предстанет гораздо более зримым, так как мы располагали возможностью взглянуть на него и извне, и изнутри.
Пролог
В день, который еще совсем недавно был одним из самых чтимых советских праздников, 1 мая 1995 года, около половины второго 27-летний Олег Ч. возвращался вместе с родителями с кладбища в городе Сальске. Когда еще навещать могилы близких, как не в праздники, считает подавляющее большинство граждан России, чьи будни, как правило, посвящены вещам куда более обыденным и прозаическим. Человек, по-видимому, довольно энергичный, он не мог держаться неторопливого прогулочного шага и, постепенно отрываясь от приуставших отца и матери, все дальше и дальше уходил вперед. Пройдя через территорию асфальтового завода, Олег вышел к железной дороге и вдоль неё решительно зашагал по направлению к Нижнему Сальску. Возможно, он думал о чем-то своем, хотя, конечно же, не совсем отрешился от замершей в честь праздничного дня, но все же не совсем остановившейся окружающей жизни.
Вдруг Ч. услышал душераздирающий женский крик, выведший его из состояния расслабленности и благодушия. Как тут не разволноваться? В наш век, когда вокруг кишит всякая нечисть, всегда стоит оставаться настороже. Обернувшись, он только сейчас неожиданно понял, насколько оторвался от родителей: их нигде не было видно. Рефлекторно, еще не поняв ничего на сознательном уровне, Ч. быстрым шагом, почти переходя на бег, устремился назад. Завернув за угол какого-то придорожного строения, он увидел странную и страшную картину: прямо на железнодорожном полотне, между рельсами, на шпалах какой-то мужчина сидел на распростертой под ним, почти уже не сопротивлявшейся женщине и в остервенении, замахиваясь, наносил удары ножом.
Не каждый день доводится нам собственными глазами видеть такое, и поди знай, как поступать в подобных ситуациях. Растерявшийся Ч. крикнул во весь голос: «Ты что делаешь, гад!». К его удивлению нападавший стремительно вскочил и, мгновенно перемахнув через забор находившегося рядом элеватора, скрылся где-то на его территории.
О дальнейшем известно от сотрудника милиции, прибывшего на место происшествия, осмотревшего его и опросившего изрядно растерянного свидетеля. Как следует из рапорта, неожиданно неподалеку послышался звон битого стекла. Подбегая, они увидели какого-то парня, затаившегося за металлическими бочками, который не стал дожидаться, пока его задержат, и побежал. На крик «Стой!» он не отреагировал и не остановился. Бежал парень быстро, но бестолково, и за территорией его удалось догнать. Почувствовав, что ему не уйти, беглец обернулся, срывающимся голосом закричал: «Это не я!», – и, поскользнувшись на краю какой-то лужи, упал лицом в грязь.
Так закончилась эта непродолжительная погоня. В кармане убийцы были обнаружены золотые изделия, часы и ключи, принадлежавшие работавшей на железнодорожной станции Сальск Елене Ш., которую не могли найти с 10 часов утра. Но сотрудников правоохранительных органов вскоре ждал удивительный сюрприз. На первом же допросе пойманный с поличным преступник неожиданно заговорил. И не просто заговорил, а хвастливо заявил, что они услышат нечто такое, чего им никогда в жизни слышать не приходилось. «По сравнению со мной дело Чикатило покажется вам примитивным и неинтересным», – утверждал он.
Самое удивительное в том, что Владимир Муханкин, по-видимому, был прав. «Феномен Муханкин» действительно в ряде отношений превосходит «феномен Чикатило».
Глава 1
Портрет преступника в юности
Каковы истоки преступления? Почему и откуда появляются ни перед чем не останавливающиеся жестокие убийцы-садисты? Кто ответственен в большей мере за формирование аномальной личности – наследственность или среда, семья или общество, индивидуальное или социальное? Эти взаимоисключающие предположения давно уже дебатируются учеными-психологами, криминалистами, писателями, религиозными мыслителями, а то и просто весьма ординарными людьми, пытающимися понять то, что еще в XVIII веке осознал знаменитый французский философ Жан-Жак Руссо, который уверенно заявлял, что прогресс материальной цивилизации отнюдь не ведет автоматически к прогрессу в сфере нравственности.
Если бы мы сами были однозначно уверены в истоках «феномена Муханкина», то сразу же сформулировали бы свой тезис, обратившись то ли к аксиомам психоаналитической доктрины, то ли к азам социологии. Но нам не хочется торопиться. Тем более, что наш «соавтор», пусть его информация и не всегда надежна и достоверна, снабдил нас огромным фактическим материалом, неспешное и критическое осмысление которого поможет, наверное, постепенно разобраться в тех обстоятельствах, что на самых ранних этапах развития личности ребенка привело к её деформации. Попытаемся же создать портрет преступника в юности, опираясь на его собственные суждения и наблюдения.
Для меня было бы лучше, если бы я совсем ничего не помнил о своей жизни, но, к сожалению, я помню очень многие моменты лет с трех…
С чего начать и откуда, даже не знаю. У меня тем более нет таланта, личного восприятия художника, нет собственного выработанного метода писания, творчества и чистой литературной техники. Соответственно, бороться здесь за чистое звучание каждого слова я не буду – ума не хватит для этого. Хочу сразу сказать, что разжалобить и расчувствовать я никого не собираюсь, так как я уже давно утонул. Если взглянуть на содеянное мною, то и без того ясно, что прощения мне нет. Людей, убитых мною, не воскресить, а следовательно, и мне на этом свете не место. Хочется, чтобы скорее прошёл процесс, суд и окончательный приговор.
Итак, мы видим по этим фрагментам, как в самом начале своей рукописи Муханкин, пусть и отрицая наличие «метода писания», по-литературному точно расставляет акценты. Он приступает к рассказу о потрясениях детства, не придерживаясь строгой хронологической последовательности событий, прерывает время от времени изложение фактов своими истолкованиями, забегает вперед или возвращается в более ранний пласт прошлого, пытаясь увязать между собой прихотливые факты, соединяющие воедино узор человеческой жизни. Не зная, кем станет наш «соавтор», мы, наверное, в отдельных пассажах обнаружили бы явные свидетельства природного писательского дара, позволяющего незнакомому с изящной словесностью автору повторно открывать весьма изощренные повествовательные приемы, усиливающие эстетическое воздействие текста и его читательский потенциал.
Родился я 22 апреля 1960 года в Ростовской области, в Зерноградском районе, в сотне километров от райцентра, в колхозе «Красноармейском». И день тот был знаменателен тем, что совпал с днём рождения великого Ленина. Долго мамочка не думала, как меня назвать. Пусть сын будет назван в честь вождя пролетариата Владимиром. Наверное, и мысль промелькнула в голове молодой матери, а вдруг её сын тоже хоть не очень великим, но станет.
Удивительный и впечатляющий штрих. И не столь уж важно, реален он или является последующей находкой Муханкина-автора. Не парадоксально ли, что серийный убийца походя соотносит себя с Лениным, которого, выросши в Богом забытой глубинке гигантского коммунистического государства, воспринимает как эталон величия, достижимого смертными мира сего?
В 1959 году моей матери было 19 лет, отец её симпатичность увидел и стал ухаживать за ней. В июле отец добился успеха, и моя мать забеременела. Далее нужно было что-то решать, и решили жить у его матери на другой улице в том же колхозе. Время шло, и мать, и отец работали, мать не очень здорово переносила беременность, а свекрови это не нравилось. Она издевалась психически над моей матерью, высказывая, что та свинарка и что есть для отца достойные жены, например девчонки из конторы, магазина и т. д.
Свекровь всю еду прятала под замок в погреб, и мать худела с каждым днем, ей было очень плохо, и утром, голодная, она уходила на работу в свинарник, но отцу об этом не говорила, боялась. Бывало, отец допоздна где-то погуляет и с холода придёт домой в зимнее время, мать его накормит и уложит в нагретую другую постель спать отдельно от матери. Она все время гадости всякие про мою мать говорила ему и т. д.
Моя бабушка от людей узнала, что матери моей очень плохо. Все думали, что мать доходит и может скоро умереть. Когда бабушка поговорила с матерью, та во всем призналась. Бабушка забрала мать от отца и свекрови и долго отхаживала её. И в 1960 году 22 апреля моя мама родила меня. А отец тем временем гулял свадьбу с девушкой, которая работала в магазине; с ней он до сих пор живет. И родился я незаконнорожденным и во всем всегда виноватым.
Можно легко представить себе, каким могло быть настроение не очень уравновешенной женщины, бывшей в течение нескольких месяцев объектом издевательств, а затем брошенной с совершенно ненужным ей ребенком на руках.
Внутри мамы была злоба на неудавшуюся жизнь с моим родным отцом, который в те дни женился на другой девушке, а может быть, и раньше, – отец, узнав о моем рождении, бросил все дела и прибежал в больницу посмотреть на сына. Конечно, ему стоило больших трудов прорваться в палату, где лежал я – живой комочек – и спал. Отец стоял, смотрел на меня и на мать и плакал. Мать, конечно, ядом дышала на отца, дерзила и прогнала его из палаты.
Няньки тоже бросали в сторону отца змеиные взгляды и шипели, выражали свое недовольство.
И вот: шестидесятые годы, колхоз глухой, забитый, и вдруг из больницы выходит мать-одиночка с дитём на руках, а колхоз есть колхоз – палец людям в рот не клади, откусят руку по самый локоть. И пошли кривотолки, посмеивания, покусывания.
Мама была психичная и загоралась от всякой мелочи, как спичка. Были доброжелатели, и гадалки, и всякие твари-советчицы. Мама по своей молодости мозгов, по-видимому, не имела и начала маяться дурью. Насоветуют чёрт знает что ей подруги, она хватает меня и бежит на другую улицу в конец колхоза к моему отцу, бросает меня там на лавку около забора, то ли на крыльцо и орет: «Забери своего сына!» Опомнится и давай забирать назад.
Нервотрепка продолжалась долго. И вот однажды отец не выдержал, пошёл в сельсовет, объяснил председателю колхоза ситуацию и сказал: или пусть нам дите отдаст, или пусть угомонится. Вскоре все прекратилось. Однако отцу запретила мать приходить к сыну и от всех услуг отказалась.
Из этого сообщения мы можем без труда извлечь представление об удивительной по накалу чувств драматической ситуации. И действительно, представим себе, как в небольшой деревне, где все на виду и каждый знает все о каждом, к дому молодоженов чуть ли не каждый второй день устремляется в неистовстве потерявшая контроль над собой молодая женщина и подбрасывает ребенка, и снова подбрасывает, и с одной подспудной сверхзадачей: добиться того, чтобы разыгрался как можно более громкий скандал. Быть может, ей кажется, что отец ребенка вернется к ней, но едва ли сама она искренне верит, что подобными методами сумеет добиться какого-либо ощутимого результата. Скорее, ею движет мстительность, надежда разрушить отношения молодоженов, скомпрометировать отца ребенка в глазах окружающих.
Какие чувства способна она испытывать к своему первенцу? Любовь? Нежность? Едва ли. Какая любящая мать бросит орущего младенца на скамейке и уйдет восвояси? Нет, этот ребенок для неё не просто помеха, обуза, он бессознательно воспринимается как воплощение зла, символ несчастья, постоянное напоминание о том, что она брошена, покинута. Его истошные вопли, пусть она и сама того не понимает, становятся своеобразной компенсацией: не одной ей плохо, могла бы подумать она, если бы была в состоянии анализировать собственные поступки, ребенку еще хуже. Конечно, наш рассказчик повествует обо всем этом с чужих слов. Взрослый человек никогда, как правило, не может воспроизвести по памяти того, что приходится на три первых и, возможно, решающих года его жизни. Тут, наверное, использовано то, что слышал он от самой матери, о чем рассказывала бабушка, а что-то, возможно, дошло до него впоследствии в пересказах деревенских сплетников. Не забудем, что он, помимо всего прочего, хочет растрогать своего главного, основного предполагаемого читателя следователя Яндиева. И все же мы чувствуем искренние нотки в этом рассказе. Ведь, в сознании Муханкина прочно отложился тот факт, что в наш мир он пришёл непрошеным и никому не нужным, что само его тело стало разменной монетой во взаимоотношениях между матерью и отцом. Страшнейшая травма, перенесенная уже в первые недели жизни, налицо. Образ матери начинает связываться в восприятии ребенка с мучениями, истерическими криками, холодом, чувством заброшенности. Этот холод окружает его, обволакивает со всех сторон. Женщина, давшая ему жизнь, делает все для того, чтобы превратить его жизнь в непрекращающуюся муку. Так каким же должно стать со временем отношение к этой женщине? Или женщине вообще? А что, если от этого импульса идёт потребность отомстить обидчице за перенесенные муки?
Реконструируя историю Муханкина, у нас есть возможность многое сравнить и сопоставить. В частности, мы имеем, как уже стало понятно, различные тексты нашего героя-«соавтора», которые отчасти дополняют, а отчасти противоречат друг другу. Втянувшись в литературные взаимоотношения с Яндиевым, наш герой выступает в разных жанрах и ролях. И не только мемуариста, но и комментатора-теоретика. Среди многочисленных текстов мы обнаруживаем тетрадку, в которой содержатся развернутые комментарии к четырем проблемам, затронутым в беседе со следователем. И в связи с первой из них: «Влияют ли наследственные данные на совершение убийств, изнасилований и т. д., если да, то что именно?» – Муханкин пишет:
Лично я считаю, что влияют. Говорю откровенно о том, что нужно Вам знать.
Моя мать, когда родилась, то все думали, что она умрет, такое у неё было от рождения состояние здоровья. От здоровья родителей очень многое зависит. Жизнь у неё была трудная с периодическими болезнями… Родилась мать в 1940 году 12 февраля.
О родном отце знаю немного. Он лет на десять старше моей матери. Я слышал, что он психичный, гулящий, если наступал у него момент расстройства, то его трясло, он бледнел, и неизвестно, чего можно было от него ожидать. И от людей слышал, что мой родной отец не пропускал в колхозе своем и рядом находившихся колхозах ни одной девушки, женщины, ни одной юбки, как говорится, не пропускал и таскался за женским полом. От женщин слышал, что он был хороший парень из обеспеченной и богатой семьи, не знающий ни в чем нужды.
Девушки в те далекие 50-е и т. д. годы им были довольны как самцом, мужчиной. Мой отец тогда работал в колхозе, возил на автомобиле председателя. Всю жизнь начальство отцом как работягой было довольно, имеет он массу поощрений. До сих пор работает, в данный момент возит в колхозе или агронома или еще какого-то начальника. Скоро пойдет на пенсию. Держится как мужчина хорошо и выглядит моложе своих лет. Имеет двух сыновей. Жизнь отца и его детей обеспеченная и прекрасно сложенная. Полный у всех достаток.
