Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"
Автор книги: Амурхан Янднев
Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
Из этой ситуации Муханкин выжал, наверное, все, что мог, но чем-то она на бессознательном уровне его не устраивала. Прежде всего душа не лежала к пьянице П. Конечно, и на мужике можно разрядиться, но П. никак не становился идеальным персонажем его эротических фантазий. К мужчинам Муханкина вообще никогда не тянуло, а то, что его самого «опетушили», что десятки (если не сотни) раз он сам становился объектом утоления чьей-то похоти и чьих-то садистских пристрастий в зоне, не способствовало длительной эротической фиксации на П. К тому же алкаш П. (думал, возможно, он, если его потаенные импульсы и устремления облекались в слова и принимали форму законченного и оформленного высказывания) – это слизняк, мерзкий урод, не представляющий не только эротического, но и вообще сколько-нибудь значительного практического интереса. Ну его на фиг. Насколько приятнее силой воображения превратить себя в крутого, мощного мужика и заставить всех этих грязных, вонючих «телок» плясать под свою дудку: обрести власть над их (нет, не душами, у этих мерзких шакалок нет и не может быть никаких душ) телами. Вот тогда они попляшут…
Женщин Муханкин, разумеется, презирал и ненавидел. Мы уже показали, обратившись к его раннему детству, что издевательства со стороны издерганной, неврастеничной, жестокой, скорой на расправу и, вероятно, физически неудовлетворенной матери не прошли даром, вызвав стойкое отвращение (пусть и не признаваемое на рациональном уровне) к ней и – по аналогии – ко всем прочим особям женского пола. Вряд ли, конечно, в момент нападения на П. Муханкин думал о матери, но трудно удержаться от искушения предположить, что, фантазируя в заключении на эту тему, он нет-нет, да не подставлял мысленно мать на место предполагаемой жертвы, и ему не хотелось рвать её на части, кромсать, истязать, наблюдая со стороны, как она корчится, извивается в муках, как страдает, истошно кричит, а он хладнокровно продолжает свои действия, с олимпийским спокойствием следит за её мучениями, по ходу дела корректируя отдельные процедурные детали.
О да, он никогда не скажет вслух об этом, не признает существование этих тайных дум, потому что, как бы ни была деформирована его психика, он вполне вменяем и отдает себе отчет в том, как оценил бы подобные признания окружающий мир. А ему хочется, чтобы его воспринимали как жертву социальных обстоятельств, а не как чудовищную персонификацию Зла. Но он жесток, безмерно жесток – и способен на все.
Впрочем, появление материнского лица перед объективом скрытой камеры фантазийного воображения не могло быть длительными. Муханкин, конечно же, должен был подавлять в себе всплески подспудных, бессознательных, садистских желаний подобного рода. Ведь на сознательном уровне он оставался если не примерным сыном, то все же неким подобием такового. Мы помним привычную логику его рассуждений: да, он оступился, совершил преступление, но что сделано, то сделано, однако жизнь не кончена, и он еще найдет себе в ней место. И в патетических тонах он, вероятно, и рассуждал об этом и о многом другом в письмах, адресованных матери.
Так или иначе, П. мог быть персонажем эротикосадистских фантазий Муханкина на протяжении только тех семи лет, которые тот провёл в колонии после первого судебного процесса. Второй процесс должен был внести свои коррективы, так как более свежие впечатления, связанные с нападением на мать и дочь К., окончательно и бесповоротно вытеснили образ незадачливого пьяницы. Главное место в его фантазийном мире шести лет второго срока заняла женщина, причем, по-видимому, чаще всего немолодая. Её возраст, возможно, менялся с годами, но первоначально, судя по всему, колебался в диапазоне от 45 до 55 лет. Она, наверное, никогда не смотрелась моложе своих лет и имела выраженные признаки старения, что придавало ей зримое сходство с «материнской фигурой». Грузная, слегка одутловатая, с большими, мягкими, свисающими под собственной тяжестью до талии, подрагивающими при ходьбе арбузными грудями, крупными жировыми складками на животе и боках, с неопределённой талией, массивными слоновьими ягодицами, крупными ляжками… Вот её основные внешние свойства.
Это, разумеется, «идеал», который реализовывался в фантазиях Муханкина и который нетрудно реконструировать, сопоставив отдельные характеристики из эротико-фантазийных эпизодов его «Мемуаров». Конечно, и в конкретных фантазиях, и в реальных жизненных обстоятельствах, угадывающихся в их литературной версии в «Мемуарах», отступления от данного идеала были неизбежны. И все же… вспомним: адвентистка Таня, Ольга М. … Наташа, торгующая на рынке, заявляет: «Но я не девчонка молоденькая да гибкая» (значит, понимай наоборот!), «вон уже седина в волосах, годы-то немолодые».
Иной раз в текстах Муханкина мелькнет упоминание о какой-то женщине, и при этом её сексуальная привлекательность соотносится именно с сединой и возрастом:
Был у Р-ых. Опять у них встретился с немолодой, но симпатичной женщиной – в голове седина, но она её украшает и к лицу. Правда, ментовская жена, но это не страшно. С ней, конечно, можно согрешить, но не сейчас, потом как-нибудь.
(Из «Дневника»)
Типологически сходна со многими упомянутыми женщинами и продавщица Тамара. Её отличает разве что акцентируемый высокий рост. О её возрасте не упоминается, но в тексте фигурируют трое детей, а также то, что старшая дочь уже работает в магазине, и это позволяет предположить, что и она попадает в ту же привычную для Муханкина категорию. В его описании эта «высокая темноволосая» женщина предстает с пятнами от копченостей на белом халате в области живота (значит, живот, скорее всего, выпуклый, круглый).
Таня с почты (по чьим «необычным, красивым, большим и нежнейшим грудям немолодой, но привлекательной женщины» скользнули губы рассказчика в эпизоде в парке) прямо именуется «старухой»:
Татьяна совсем ошалела со своей любовью. Пришлось пороть её на столе в их подсобке. Выходит, что где пьем, там и на том е…. Кто-то матери сказал, что я с ней якшаюсь, а она старуха, годами немного младше матери. Мать в недоумении…
(Из «Дневника»)
В «Дневнике» выводится и жительница Волгодонска Людмила Б. (судя по названной там фамилии, входящая в число реальных фигур в жизни рассказчика, связанные с ней факты относятся к последним неделям до начала кровавой серийной драмы). Пишет Муханкин о ней особо восторженно:
А сейчас пойду к Людмиле Б. Она, как и много лет назад, хороша. Ну так и притягивает к себе. Я как увидел её, так и все внутри что-то заговорило, загорелось, и теперь жду, когда пройдет этот час ожидания, покуда от неё уйдут коллеги, подруги. В 86-м году не получилось с ней ничего, ну теперь не отступлю. Дорогая моя, ты мне еще больше нравишься, я тебя покорю, ты будешь моя, я в этом уверен.
Я ночевал у неё. Она такая нежная, такая хорошая. Мы друг другу в радость. Она милее всех, такая чистая, приятная. Все тот же бесподобный голосок, те же глазки темные с блестками. Она такая эротичная, при мне энергичная.
За этими проникновенными рассуждениями следует, однако, такое:
Мать обалдела от того, что я ей сказал о нас с Людмилой Б. Опять, говорит, «маму» нашёл. Отчим говорит, что мне везет на многодетных и старух.
Итак, чистая, нежная, приятная, эротичная и энергичная «лажа»! Мы не можем утверждать, что Людмила Б. действительно такова, но такой она предстает в восприятии Муханкина и объективно противостоит и его родной матери, и её гротескному, карикатурному воплощению в фигуре тети Шуры. Правда, не следует обольщаться: речь здесь идёт только о внешнем слое восприятия, в глубине же клокочут дикие, замешанные на ненависти к Женщине страсти, и потому ни Людмила Б., ни какая-либо другая «мама» не удержит сформировавшегося маньяка-садиста и некрофила от удовлетворения его зверских страстей. Ведь нежность и ласки (если даже принять их за факт) не отражают его сущностных свойств и личностных пристрастий.
Вот почему после вдохновенно выписанных эротических эпизодов мы обнаруживаем в текстах нашего рассказчика немало жестких суждений о тех женщинах, с которыми до этого он общался то ли в реальной жизни, то ли в мире фантазийных видений. Все они – по тем или иным причинам – становятся ему отвратительны. Иногда не предлагаются никакие объяснения (например, о продавщице Тамаре и торговке Наташе рассказчик просто сухо сообщает, что перестал с ними встречаться), о Жене, которая иной раз обретала в его описаниях облик нежной, ласковой, домовитой «мамы», Муханкин вдруг начинает высказываться весьма недоброжелательно, а Таня с почты, чьими гигантскими грудями он сперва восхищался и чьи мощные формы великанши затем, как мы помним, нагнали на него ужас, начинает вызывать у него неприкрытое отвращение, от которого не спасают даже якобы делаемые ею денежные подарки.
Женьке дал по башке, и мы расстались. С Таней ездили в Шахты, забрали мои вещи от тети Зои и вернулись обратно в Волгодонск. Триста тысяч опять с неё имею. Нужно завязывать с ней отношения, а то уже все мозги через х… высосала и противно стало её е…. Отвращение какое-то к ней есть. Она же, наверное, замечает это и деньгами прикармливает. Что она во мне хорошего нашла? Все, она мне противна, и я с ней рву связь окончательно.
И «мама» Таня, и «мама» Женя, и «мама» (тетя) Шура, и все прочие «мамы» (включая и родную мать) в конечном счете вызывают одинаковое отвращение у рассказчика. Он стремится к ним, покоряет одну за другой, для того, чтобы всякий раз заново убедиться, сколь омерзительна ему Женщина и (хотя бы в теории представляемые) сексуальные отношения с ней. Выход один: если невозможно завоевать «материнскую фигуру» в постели, значит, её надлежит уничтожить. К тому времени, когда пошёл второй, 6-летний срок заключения Муханкина, основная тенденция определилась, и фантазийный объект его патологических устремлений имел именно женское лицо. Но, несмотря на пристрастие к «материнской фигуре», лицо это не было однозначным и тем более определённым. Свидетельство тому – столь не похожие друг на друга эпизоды с девочкой Олей Б., которой он совал свой член в парке и которой, по-видимому, тщетно, пытался овладеть, и с дочерью и матерью К., которые едва не поплатились жизнью за неудовлетворенные подспудные садистские и некрофильские желания маньяка.
Когда мы скрупулезно разглядываем эти эпизоды с позиций ретроспективного анализа, то понимаем, что Муханкин не определился по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, он еще не понял, что собственно более всего способно доставить ему наслаждение: сексуальное насилие как таковое, стимулирующее полноценный половой акт, дающий глубокую, упоительно-волнующую разрядку, или же деструктивно-некрофильские акции с телами, убийство, кровь, манипуляции с трупами. Муханкин экспериментировал, но его эксперименты не были удачными. В первом случае эпизод не развивался до своей логической развязки: девочка Оля не подчинялась ему в полной мере, с эрекцией возникли проблемы, а появление сборщика бутылок спугнуло преступника; во втором же случае он подкараулил потенциальную жертву и попытался проверить на ней второй вариант поведения, но неожиданно обнаружилась мать К., и слабый, маломощный и низкорослый Муханкин, чувствуя, что не справится с двумя женщинами, не получил ожидаемого удовлетворения, отказался от добивания жертв и по существу вынужден был спасаться бегством. Из-за того, что события развивались не по отработанному в фантазиях сценарию, он вёл себя истерично и быстро попался. Предстояло еще шесть лет тренироваться лишь в эротических фантазиях.
Но есть и второй аспект проблемы, говорящий о некоторой неясности установки у формирующегося ускоренными темпами серийного убийцы. Несмотря на преобладающую ориентацию на «материнскую фигуру», он в то же время испытывал явное тяготение к девочкам-подросткам, то есть к тому, что психологи и врачи именуют педофилией.
Забегая вперед, отметим, что эта двойственность и конфликтность установки не была преодолена и в дальнейшем. Хотя взрослые и в, особенности, немолодые женщины преобладают среди его жертв, мы обнаружим среди них и 13-летнюю Наталью Г., 8-летнюю Лену М., 13-летнюю Наталью В. и 14-летнюю Галину Ф. Но если в случае с Олей Б. Муханкин был явно ориентирован преимущественно на сексуальные действия с девочкой, включая орогенитальный секс и попытку полового акта, и неясно, посягнул ли бы он в конечном счете на её жизнь, то характер его действий по отношению к Наталье Г. (реальных) и Наталье В. (предполагаемых, так как этот эпизод не развивался по плану преступника) несколько иной, и здесь можно усматривать комбинацию очевидного сексуального и несексуального, чисто садистского и некрофильского насилия. В эпизодах же с Леной М. и Галей Ф. убийцей движет уже однозначная жажда крови, стремление истязать еще теплое девичье тело и глумиться над ним.
Можно, конечно же, было бы предположить, что любая слабая, беззащитная жертва женского пола привлекательна для маньяка, и чем она слабее, тем лучше, если учесть его ограниченные физические возможности. В конце концов на взрослых, сформировавшихся женщин ему приходилось бросаться из засады, чтобы одним мощным ударом обезвредить и затем иметь шанс распорядиться без помех добычей. С более слабыми девочками хлюпику-убийце было много проще. Но подобное объяснение едва ли окажется достаточным. Возможно также, что, обращая свою сексуальную агрессию против девочек, Муханкин мог бессознательно искать спасения от диктата «материнской фигуры». Это могло быть формой неосознанного сопротивления импульсу, подталкивавшему его к садистски-некрофильскому бунту против полногрудых, пышнотелых, увядших носительниц женского начала, отождествляемых с матерью. Хотя, конечно же, нельзя исключить и элемент своего рода «чистого искусства», эксперимента ради эксперимента, некоего извращенного варианта жажды познания, когда хочется проверить все мыслимое и немыслимое, пусть даже только ради того, чтобы с тем большим наслаждением вернуться на проторенную тропу. Ведь и среди людей с более или менее стандартной сексуальностью даже самые строгие последователи традиционных поз иной раз не прочь освоить что-нибудь этакое, чтобы затем со вздохом облегчения вернуться к канонической позиции.
Итак, мы видим, с какими настроениями и в каком расположении духа мог находиться Муханкин, когда на его пути оказалась Наталья Г. В данном случае ситуация имела еще одно необычное измерение. До сих пор не слишком удачливый насильник и убийца выходил на поиск своих жертв. Конечно, намечаемая жертва должна была соответствовать, хотя бы в общих чертах, его потенциальным запросам, которые мы уже определили (кстати, в криминалистике существует целое научное направление – виктимология, которое занято выявлением свойств потенциальных жертв того или иного убийцы, что призвано способствовать и профилактике преступлений, и поискам еще не пойманного преступника). Но на месте Л.Е., Е.С. или Л.Б. могла оказаться и любая другая женщина, волей обстоятельств привлекшая к себе внимание Муханкина во время его рейдов по улицам Шахт, Волгодонска и Цимлянска.
Наталья Г., однако, не была совершенно случайной жертвой. Как явствует из свидетельских показаний, Муханкин имел возможность присмотреть её за некоторое время до того, как преступление произошло. То есть в его действиях в данном случае присутствовал элемент целенаправленного выбора. Об этом, а также обо всем том, что непосредственно предшествовало убийству Натальи Г., известно из рассказа её подруги, 17-летней Марины Е.
У меня есть подруга Наташа Г. Я с ней познакомилась зимой 1994 года. Примерно в январе 1995 года ко мне в гости пришла Наташа Г., у меня дома находился мой брат Саша Е. Через некоторое время ко мне домой пришёл Роман Д., с которым я дружу, и пригласил нас к себе смотреть видеомагнитофон. Я, Рома, Наташа и мои брат Саша пошли к Роме… Мы все зашли в комнату к Роме и стали смотреть кино. В квартире, кроме нас, находились мама и папа Ромы. Через некоторое время в комнату пришёл брат Ромы Володя Муханкин. Когда Володя зашёл в комнату, Наташа лежала на кровати Ромы. Володя сказал, чтобы Наташа встала с кровати, и хотел ей руками помочь подняться, но Наташа укусила Володю за руку. После укуса Володя сказал Наташе, что если она его еще раз укусит, то он повыбивает ей все зубы. Затем Володя вышел из комнаты, поел на кухне и зашёл обратно к нам, немного посидел с нами, посмотрел кино и стал одеваться. Когда Вова оделся, сразу же ушёл. Куда, я не знаю.
15 февраля 1995 года в 9:00 ко мне пришла Наташа Г. Мы с ней стали смотреть телевизор. Примерно в 14:00 домой вернулся мои брат Саша, а за ним пришёл Рома Д. Рома предложил мне идти смотреть по видеомагнитофону кино, а также Рома пригласил и Наташу. Придя к Роме домой, мы стали смотреть кино. В квартире, кроме нас, был папа Ромы, а мама была на работе. Через некоторое время в квартиру пришёл Володя Муханкин, разделся и начал смотреть кино вместе с нами. Затем Володя Муханкин взял стул и вместе с ним пересел в другую половину комнаты и позвал к себе Наташу Г. Они сидели напротив нас и разговаривали. Наташа рассказывала ему о том, что её избивает мама, что она не хочет с ней жить. Когда Наташа все это говорила Володе, он спокойно сидел и слушал. Минут через 20 Володя сказал, что Наташе надо идти домой. Наташа встала, пошла в коридор одеваться. Когда она оделась, то позвала меня и попросила, чтобы я её немного проводила. Выйдя со мной на лестничную клетку, Наташа сказала, что Володя ей нравится, что он предложил ей деньги, сказал, чтобы она подождала внизу, пока он оденется. Володя пообещал, что они поедут за деньгами, а потом покупать Наташе одежду. Время было примерно 15:30. Я вернулась в квартиру и сказала, что я её проводила. Володя из шифоньера достал джинсы и рубашку, коричневую олимпийку и короткую куртку черного цвета, оделся и сразу же ушёл. А мы с Ромой продолжали смотреть кино. После этого я Наташу Г. не видела и не знаю, где она сейчас находится.
Сам Муханкин не склонен был подтверждать тот факт, что он заранеё наметил жертву и психологически готовился разделаться с ней. Напротив, он утверждал, что фактически Наталью Г. не знал и никаких отношений с ней у него не было. Небезынтересно, что его сообщение почти полностью совпадает с рассказом Марины Е., если не считать трактовки их совместного ухода из дома.
Я её один раз видел в комнате у брата с её подругой, где я пытался пошутить с ними, но подруга Марины меня укусила за плечо, и я ей дал кулаком в лоб и ушёл на кухню, где рассказал об этом матери, которая нам всем дала взбучку, поругала. И еще раз я её видел в комнате у брата с Мариной, где она отозвала меня в сторону, хвалила меня и что-то говорила, но я её не слушал, что-то поддакивал, но не помню, в чем дело и что к чему. А после мне нужно было ехать в Цимлянск, а она стояла около дома и увязалась за мной в Цимлянск на свою погибель.
Об образе жизни Наташи можно строить догадки, но многое самоочевидно: неблагополучная семья, достаточно вольный и провокационный стиль поведения (не всякая юная девица будет кусать за плечо малознакомого мужчину), готовность принимать денежные суммы и подарки от посторонних (и не за просто так, надо полагать). Каковы бы ни были моральные устои Наташи, она, безусловно, входила в группу риска. Ведь именно подобные, раскованные, сами себе предоставленные, шатающиеся по улицам и вступающие в шальные контакты девчонки чаще всего и нарываются на неприятности.
Что происходило реально в том злополучном овраге, где развернулась кровавая драма, можно только гадать. Наши знания о подлинных фактах в данном случае по воле обстоятельств более чем ограничены. Основным информантом является сам Муханкин, а у этого информанта, конечно же, свои цели, побуждающие его соответствующим образом препарировать информацию. Тем более, что не далее, как накануне убийства, 4 февраля, он, совершил нападения на Л.Б. и Р.С., не принесшие ему искомой разрядки. Эта осечка и предрешила, видимо, судьбу Натальи Г. Испытываемое напряжение становилось нестерпимым, а непутевая, разболтанная девчонка находилась в пределах досягаемости.
В протоколе допроса от 7 июля 1995 года Муханкин так охарактеризовал историю своего знакомства с Натальей Г. и обстоятельства, сопутствовавшие убийству:
У меня есть брат младший, от другого брака моей матери, по имени Роман Д. К Роману приходила его подруга по имени Марина. У матери я не жил, а только был прописан. Я иногда приезжал к ней и там видел эту Марину со своей подругой. Как её звали, я не помню, но опознать её смогу. Примерно в конце декабря 1994 года или в начале января 1995 года я находился дома, у своей матери. Когда в один из этих дней я выходил на улицу днем, то у подъезда встретил подругу Марины. Я собирался поехать в Цимлянск. Эта подруга Марины привязалась ко мне и поехала со мной туда. Я говорил ей, чтобы она отстала от меня. Я помню, что она просила у меня денег, признавалась мне в любви. На мои требования она не реагировала и продолжала следовать за мной.
Прибыв в Цимлянск, я вышел из автобуса на первой же остановке «Морская». Там, в ларьке я купил бутылку водки, пиво и решил где-нибудь это выпить. Девушка вышла из этого же автобуса и пошла за мной. По пути я присматривал себе какой-нибудь магазин или гараж, чтобы совершить оттуда кражу. Так мы прошли мимо каких-то организаций и вышли к железной дороге. К этой железной дороге подходил какой-то овраг, внизу поросший камышом. Там, у оврага мы вместе с этой девушкой распили водку и пиво. Она пила мало, в основном пил я. Здесь она продолжала объясняться мне в любви. Я попытался прогнать её от себя, но она укусила меня за правое плечо. Я не знаю, что со мной случилось после этого, у меня что-то «переклинило» в голове, и я стал наносить в различные части тела этой девушки удары имевшейся у меня тонкой отверткой. Что я делал дальше, не знаю, не соображал. С места этого я уехал, вернее, ушёл куда-то и там в какой-то организации переночевал. Проснулся я ночью и пошёл искать остановку. Я нашёл автобусную остановку и поехал в Волгодонск.
Ночью дома у матери мне снились какие-то кошмары. Утром я стал вспоминать все, что произошло в предшествующий день. И здесь я случайно вспомнил, что между мной и подругой Марины что-то произошло. Анализируя этот день, я вспомнил, что эта девушка ездила за мной в Цимлянск, что она выпила со мной немного спиртного, что объяснялась мне в любви и при этом укусила меня в плечо беспричинно. Кроме того, она просила у меня денег. Вспомнил я также, что ударил её несколько раз небольшой отверткой. Чтобы убедиться в том, что это случилось, я в этот день или на следующий поехал в Цимлянск на то место. Я подошёл к тому оврагу и посмотрел вниз, но ничего не увидел. Тогда я спустился вниз, где в камышах обнаружил одежду этой девушки и рядом с ней отвертку. Чуть в стороне, в камышах, я увидел труп девушки. Она была голой. Я увидел, что на месте, где лежал труп, камыш был подпален. Видимо, я пытался после случившегося поджечь её, но камыш оказался сырым. Увидев труп, я не стал рассматривать его, забрал её вещи, отвертку, поднялся наверх и там, на возвышенности сжег её одежду, а отвертку согнул и там недалеко выбросил. Состояние у меня было ужасное.
От этого места я пошёл к магазину, где купил водку, пиво и по пути выпил все это. Через некоторое время я купил еще бутылку водки и немного отпил из неё. Недалеко от автовокзала в Цимлянске я спрятал эту водку… Не допил я водку потому, что боялся, чтобы меня опять не «накрыло» и чтобы не совершить опять такое преступление. Я не помню, как я добрался из Цимлянска до Волгодонска, но помню, что еще в дневное время ходил по Волгодонску. Мне хотелось уехать, чтобы забыть о случившемся. Но я не уехал, а резко запил и таким образом решил забыться. Это обстоятельство, естественно, удивило мою мать и отчима. Они стали меня ругать за то, что я так запил, и спрашивали, почему я так взялся за спиртное. Я, естественно, причину своего запоя не сказал и старался меньше показываться им на глаза. Днём я разгуливал по городу, а на ночь приходил домой к матери, но это было не всегда. Бывало, я ночевал прямо в подъезде дома у батареи. Неоднократно я еще ночевал у своей знакомой Людмилы.
Другой вариант этой версии убийства Натальи Г., содержащийся в протоколе допроса Муханкина от 14 февраля 1996 года, то есть изложенный через полгода после предшествующего, позволяет лишний раз оценить его способность строго держаться избранной линии, дополняя её лишь мелкими, кажущимися выгодными для него деталями.
Несовершеннолетней она мне не казалась… Действительно, 15 февраля 1995 года Наталья Г. от самого моего дома увязалась за мной, мы прибыли в Цимлянск, где Г. по собственной инициативе и из непонятных побуждений следовала за мной, хотя я гнал её от себя и пытался скрыться, но она не отставала, и в Цимлянске у железной дороги я стал распивать спиртное и увидел, что Г. находится неподалеку. Она подошла ко мне, попросила выпить водки и пива, я ей это позволил, и в ходе возникшего конфликта из-за её преследования я имевшейся у меня отверткой нанес ей множество ударов в грудь и в другие различные части тела, и, как ушёл с места убийства, не помню, но на следующий день вернулся на место убийства, увидел труп Г., голый, накрытый пригорелым камышом. Вокруг валялись порванные вещи. Одежду я собрал вместе с сапогами, разбросал неподалеку, а куртку сжег. Виновным себя в убийстве Натальи Г. признаю, но первоначально никакого умысла на её убийство у меня не было. Но уточню, что во время конфликта с Г. я уже был сильно пьян и принял еще самодельное средство из смеси различных таблеток и не отдавал себе отчета в своих действиях именно в момент убийства.
Стремясь закрепить версию о непредумышленном характере убийства, о том, что именно Г. принадлежала инициатива, что она буквально навязалась ему на голову и по существу спровоцировала конфликт, вела себя непотребно, Муханкин в своем дневнике апеллирует к своему основному и самому важному читателю – Яндиеву. Имитируя запись, как бы синхронную событиям и сделанную по горячим следам, он разражается причудливой смесью скорбных причитаний и кощунственных, в контексте ситуации, проклятий в адрес погибшей, демонстрируя при этом свое специфичное писательское мастерство и удивительное для индивида с его уровнем образованности и в его положении чувство стиля. Он пишет:
Вот и все. П… мне, рука не поворачивается писать такое. Мне хана настала. Прощай, наверное, уже свобода, я не знаю, что со мной творится, что со мной происходит, почему жизнь меня так наказывает. Теперь живи и бойся каждого шороха. Как все же жить тяжело! Не лезешь ты ни к кому – к тебе лезут, гады. Ты не тронешь – так тебя тронут, твари, суки неугомонные. Теперь все, добили. Я убил, убил, убил её. Что ей надо было от меня? Какого хрена за мной увязалась? Ведь просил уйти, отстать от меня. Ну что за люди такие дурные, что за люди? Она там лежит, я видел, я не знаю, как быть, как успокоиться, я не могу. Дура, дура, ну зачем я тебе нужен был? Из-за тебя, крыса позорная, мне конец, и теперь ты там мертвая лежишь, а я не знаю, как мне дальше жить. Тебе уже ничего не надо, а я живой еще, но моя жизнь уже при жизни кончена, это уже все, конец. Я уже столько выпил и не хмелею. Ты стоишь у меня в глазах. Даже не ты, а твой оскал, и он меня вот-вот укусит. Как это ужасно и противно! Это жутко, страшно. Ты, тварь, добавила столько горя мне и боли. И все это я, шакал! И откуда ты взялась на мою голову, как спецом все и все беды на меня! Как все ужасно! Кто бы мог знать, что творится в душе моей и как мне больно! Я уже тоже труп – хотя и живой. Не пойму, почему Господь Бог не предотвратил эту беду. Я не пойму этого. Почему? Он, Всемогущий и Всесильный, допустил это. Почему допустил? Я же не хотел её смерти, и теперь я убийца. Один Ты знаешь это. Кто теперь меня простит?
Что же произошло тогда? Огромный, глубокий овраг, каких немало в тех краях. Не каждый день забредают сюда люди, тем более в холодные и короткие февральские дни. Могла ли прийти сюда Наташа Г. сама, по доброй воле? Или она была настолько пьяна, что ничего не понимала? Или убийца применил какую-то особо изощренную аргументацию, чтобы завлечь её сюда? А что дальше? Попытка силой добиться каких-либо сексуальных услуг, а потом смертельные удары отверткой? Или, наоборот, убийство, а затем, под влиянием испытанного подъема, некрофильские действия с трупом?
Наш информант Муханкин благоразумно умалчивает об этом. Его ведь, не забудем, «переклинило». Однако не настолько, чтобы не попытаться скрыть следы преступления. Обратим внимание на то, что, когда, если верить Муханкину, он вернулся сюда на следующий день, труп оказался голым.
Разумеется, наш повествователь не помнит, почему. Зная о его последующих «подвигах», можно строить весьма разнообразные предположения. Возможно, он пытался совершить или даже совершил некрофильский половой акт с трупом, возможно, расчленял его на части, рылся во внутренностях… Кто знает. Судьба распорядилась так, что мы не можем это проверить никаким доступным нам способом. Хотя попытка сжечь тело на сырых камышах не удалась, оно не сохранилось. 14 августа 1995 года, когда участники следственного действия, руководствуясь указаниями Муханкина, поднялись на гребень оврага и по пологой его стороне спустились ко дну, они приступили на указанном преступником месте к поискам трупа, то результаты этого поиска оказались весьма скромными. В камышах, в воде, удалось обнаружить лопаточную часть человеческого скелета с повреждениями и фрагменты колготок черного цвета из трикотажной ткани. Никаких других костных останков там больше найдено не было. Однако после того, как следствие изучило всю прилегающую территорию, нашлось еще несколько обглоданных грызунами человеческих косточек (в общей сложности фрагменты девяти человеческих костей) и светлые волосы. Вот и все, что сохранилось от Натальи Г. Остальное, видимо, сожрали оголодавшие грызуны и бродячие собаки. Если не считать черного сапога, найденного поблизости в карьере. Муханкин опознал его по черному цвету, а главное, потому, что подошвы её сапожек были оторваны, а потом грубо прошиты белыми нитками. Муханкин вспомнил, что когда он увидел её в доме матери в этих рваных сапожках, то спросил, откуда взялась эта бродяжка.
Итак, первый раз Муханкину удалось в полной мере эффективно и осознанно довести до конца свои намерения. Впервые без спешки и помех он мог делать, что угодно с беспомощным женским телом, оказавшимся в его распоряжении. То, что до сих пор реализовывалось лишь в воображении, стало явью.
