Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"

Автор книги: Амурхан Янднев

Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 13
Феномен серийного убийцы

Познакомившись с историей Владимира Муханкина, читатель, несомненно, испытал весьма противоречивые чувства. Сегодня, конечно же, каждый знает, что серийные убийцы – Муханкин, Чикатило, Сливко, Михасевич, Цюман, Бурцев в России или, например, Кемпер, Банди, Рейси в США – постоянно выходят на свою своеобразную «охоту» и что, не успевают органы правосудия поймать очередного маньяка, как где-то поблизости непременно отыщется новый.

Никто в наши дни не считает серийных убийц редкостными и экзотическими существами, ибо их присутствие на периферии современной жизни – это, увы, одна из наиболее непривлекательных и трагических её составляющих. О серийных убийцах постоянно информирует читателей пресса, о них снимают телевизионные сериалы, ученые – психологи, психиатры и криминалисты пишут об их зверствах научные труды, а порой проводятся и представительные научные конференции, на которых своими соображениями о борьбе с этой особо актуальной формой зла обмениваются авторитетные специалисты из разных стран.

В этой книге мы не ставили, конечно же, задачи предложить какую-либо оригинальную и всеобъемлющую теорию, объясняющую суть серийного убийства как особого вида криминального поведения или психопатологической аномалии. Нам хотелось бы, чтобы, познакомившись с кровавой драмой, главным исполнителем и автором которой стал Владимир Муханкин, читатель, преодолев облегченные, бытующие среди непосвященной публики поверхностные представления, увидел в тех или иных конкретных поступках, действиях и почерке описанного и проанализированного здесь серийного убийцы некоторые общие свойства данного феномена, чтобы он четче осознавал скрытую мотивацию, обусловливающую его кровавые психопатологические пристрастия.

Мы полагаем, что каждый человек должен не только уметь с определённых нравственных позиций оценивать зло, но и понимать в какой-то мере его природу. Не все, наверное, согласятся с нами. Некоторые люди склонны шарахаться от всего ужасного, с чем сводит нас жизнь. Они даже скорбят иной раз по тем временам, когда цензурные запреты ограничивали публикации материалов на страшные темы. Им кажется, что, говоря о зле, рассказывая о нем, давая иной раз крупным планом ту или иную информацию, мы подыгрываем злу и творим отнюдь не благое дело.

Не стройте иллюзий! Даже если все мы уподобимся страусам и при каждом признаке надвигающейся беды станем прятать головы в песок, мир не станет лучше и опасности не отступят. Никогда еще правдивая информация не способствовала распространению зла. Только поняв суть проблемы серийных убийств, мы можем рассчитывать хоть в какой-то мере снизить опасность, которой подвергаемся мы сами и наши близкие.

В статье «Орудие преступления – половой член», опубликованной в одном из наиболее читаемых российских периодических изданий (АиФ. 1996. №№ 49–50), видный отечественный криминалист, доктор юридических наук Ю.М. Антонян четко определил специфику этого типа преступника, который он именует «охотником». Ученый предлагает такую его характеристику:

Такие [ «охотники»] обычно действуют в темное время суток, нападают на жертву неожиданно, оглушают, сбивают с ног, иногда наносят столь сильные удары, что жертва теряет сознание, в более редких случаях убивают. Такого рода преступления обычно продолжаются длительное время Их называют серийными, или эпизодическими, изнасилованиями. Они часто сопровождаются убийствами жертв, иногда с последующим расчленением и надругательством над телом – вспомним хотя бы Чикатило, Кузнецова, Кулакова. Чаще всего такое убийство совершается для того, чтобы в этот момент получить наибольшее сексуальное удовлетворение, в том числе и при виде агонии жертвы. Бывает, что насильник, расчленив жертву, тем самым получает удовлетворение от мести, которую он хотел осуществить в отношении всех женщин. Я встречал случаи, когда в нападениях реализовывалось бессознательное желание психологически компенсировать тот вред, который преступнику был причинен его матерью. Известны даже случаи людоедства на сексуальной почве. А вот грабят изнасилованных редко, хотя возможности для ограбления широкие.

Мы замечаем, что с небольшими поправками это определение достаточно хорошо подходит к случаю Владимира Муханкина. Правда, он имел привычку грабить своих жертв, но на то были свои причины. Воруя у жертв, Муханкин стремился убедить и окружающий мир, и себя самого в пристрастии скорее к естественным, чем противоестественным целям. А кроме того, многие украденные безделушки выполняли функции фетишей, обращаясь к которым убийца воскрешал в памяти былые удовольствия. Он никогда не совершал обычных для насильников сексуальных действий с жертвами, но находил свои способы стимулировать и испытывать сексуальное удовлетворение. Зато он, безусловно, стремился отомстить всем женщинам, и, как нам представляется, таким образом косвенно рассчитаться с собственной матерью.

Этот последний момент, важнейший для интерпретации поведения серийного убийцы, нуждается, по-видимому, в некотором прояснении. Можно спрогнозировать, что кое-кто с недоверием отнесется к предложенному нами анализу и скажет: «А почему, собственно, нельзя истолковать все по-простому, без выкрутасов, так, как это бывает в жизни?» Другие же, читавшие что-то о психоанализе или, по крайней мере, слышавшие какие-то вульгаризированные отзвуки идей Фрейда и его последователей, скептически скривят губы и, изобразив на лице выражение утомленного и пресыщенного всезнания, заявят: «Как это все безнадежно устарело!» Но всякий, кому всерьез приходилось знакомится с делами серийных убийц, знает, что «по-простому» в данном случае не получится и что профессор Антонян вполне точно обозначил контуры проблемы.

В свое время немало шума наделал кинофильм «Психоз» (1960) непревзойденного мастера психологических триллеров, американского кинорежиссера Альфреда Хичкока, в основу которого была положена психоаналитическая концепция серийных убийств на сексуальной почве. Маньяк, изображенный в этом фильме, живя в принадлежащем ему отдаленном мотеле, регулярно убивал ножом молодых женщин, которых судьба на их несчастье приводила туда. Специфика ситуации состояла в том, что у маньяка наблюдался синдром раздвоения личности и убийству предшествовал его диалог с воображаемой матерью, перед которой он стремился оправдать предстоящую очередную жертву, в то время как мать (то есть он сам, но уже в другом обличьи) категорически требовала её крови. К концу фильма выясняется предыстория этих событий и становится известно, что деспотическая мать с детства издевалась над своим слабым и униженным сыном, а когда он повзрослел, из ревности разрушала все его любовные увлечения, не желая делить ни с кем право распоряжаться им. Именно это послужило толчком к убийству матери, но власть её над психикой сына сохранилась и обусловила весь патологический рисунок его существования. Мертвая мать еще сильнее контролировала его, чем живая, и в угоду ей (и её чучелу, сохраняемому в чулане) он, лишенный способности к нормальным сексуальным отношениям, готов был снова и снова проливать кровь. Отомстив матери за вынесенные страдания, маньяк перенес свою месть на всех остальных женщин, косвенно виновных, в соответствии с его патологической логикой, в её убийстве.

Разрушительная роль матери (которая казалась многим преувеличенной Хичкоком, режиссером, склонным к детальному анализу скрытой мотивации психопатологического поведения) подтверждается, однако, конкретным случаем Эда Кемпера, арестованного в американском штате Калифорния 24 апреля 1973 года, о котором много писала в свое время американская пресса. Детство его прошло в неблагополучной семье. Его мать и отец развелись, когда Кемперу было 10 лет. Мать постоянно выпивала и обладала властным характером. Она изо дня в день издевалась над своим сыном и упрекала его в том, что именно он является причиной всех её неприятностей. Кроме того, она отдавала явное предпочтение двум его сестрам. Потрясением, вызвавшим сильнейшую психическую травму, стал эпизод, практически совпавший по времени с разводом: мать и сестры переселили мальчика в грязный, заброшенный подвал, потому что сестры боялись ночевать по соседству с ним на втором этаже дома, считая, что он их изнасилует.

Этот эпизод не только потряс Кемпера, но и привлек его внимание к сексуальным проблемам, и начиная с этого времени у него активизировались фантазии эротического свойства, персонажами которых были его мать и сестры. Фантазии обычно завершались убийством мучительниц.

В течение последующих 4 лет, когда Кемперу было от 10 до 14 лет, мать дважды выходила замуж и оба раза неудачно. Когда в браке намечался кризис, она отправляла ребенка к дедушке и бабушке на ферму, чтобы он не путался у неё под ногами, что вызывало у него возмущение и отвращение. У одного из своих отчимов Кемпер научился обращению с огнестрельным оружием.

В 1965 году мать Эда надумала выйти замуж в четвертый раз, и он был снова сослан на ферму. Мальчик находился в подавленном состоянии, ему казалось, что и бабушка, и одноклассники издеваются над ним. В один прекрасный день бабушка велела Эду оставаться дома и помогать ей по хозяйству, но ему хотелось пойти гулять с дедом, к которому он относился несколько лучше; он подкрался к бабушке сзади и ранил её выстрелом из ружья, а затем добил ножом. Тут Эду пришло в голову, что дед не должен увидеть такое неприятное зрелище, поэтому, когда тот вернулся домой, он его тоже застрелил. После этого Эд Кемпер позвонил матери по телефону и сказал, что ей придётся прервать свой медовый месяц, потому что он только что убил её родителей. По существу, именно желание отомстить матери лежало в основе совершенных им убийств.

Последующие четыре года Кемпер провёл в психиатрической клинике. Не менее десятка раз он проходил тестирование и всякий раз успешно. В 1969 году врачи сочли его излечившимся и не представляющим опасности для общества, и, несмотря на протест прокурора штата, его перевели в одно из детских исправительных заведений, а через год он был отпущен на свободу с условием, что будет находиться под опекой матери. Таким образом, была создана парадоксальная ситуация, при которой именно то лицо, которое вызывало ненависть и отвращение Кемпера – его мать, – было признано властями, дезинформированными явно неверными заключениями психиатров, ответственным за его поведение.

Кемпер жил с матерью и работал на консервном заводе, а та тем временем бомбардировала правоохранительные органы штата заявлениями, добиваясь снятия с него судимости за совершенное в несовершеннолетнем возрасте преступление. При этом она продолжала издеваться над сыном и разговаривала с ним в самой язвительной форме. Она могла, например, как ни в чем небывало сказать ему: «Из-за тебя, мой милый сыночек-убивец, вот уже пять лет ни один мужик не хочет со мной трахаться, потому что все они тебя боятся».

Учтем, что Эд Кемпер был огромным детиной ростом около двух метров пяти сантиметров и весом около ста сорока пяти килограммов, но при этом оставался девственником. В том возрасте, когда у юношей Пробуждается сексуальность и они приобретают первый сексуальный опыт, он находился в психиатрической лечебнице, и тогда у него усугубилась фиксация на патологических фантазиях. Он часами представлял себе, как будет совершать убийства, и до мельчайших деталей продумывал, каким образом можно лучше всего избавиться от трупов жертв.

Тем временем мать Кемпера стала администратором в университетском городке университета штата Калифорния в городе Санта-Крус. И студенты, и преподаватели воспринимали ее, как милую и любезную даму, но дома она превращалась в фурию и отыгрывалась на сыне за всю свою сексуальную неудовлетворенность. После очередного скандала, разразившегося весной 1972 года, Кемпер в злобе выбежал из дома, хлопнув дверью, и твердо решил про себя, что первая же привлекательная девчонка, оказавшаяся у него на пути, должна умереть. Можно не сомневаться, что всю свою ненависть к матери он выместил на ней. Впрочем, о первой жертве Кемпера мало что известно.

В начале мая он убил двух студенток, просигналивших ему на автотрассе. Когда девушки сели в его машину, он направил на них пистолет и сказал, что собирается их изнасиловать, после чего свернул на глухую дорогу в сторону от трассы. Пассажирки не оказали сопротивления, так как им, очевидно, казалось, что их жизни не угрожает опасность. Кемпер приказал одной из них залезть в багажник, запер её там, после чего на другую студентку надел наручники, нанес ей удары ножом и задушил. Он не стал пускать в ход пистолет, так как учитывал, что полиция может по результатам экспертизы определить владельца оружия. Потом он открыл багажник и заколол вторую студентку.

Их тела он привез в квартиру, которую снял незадолго до этого. Там он частично расчленил трупы, отрезав у них руки и головы. Позже, ночью, он снял с трупов одежду и совершил с ними половые акты. На следующий день, в соответствии с планами, продуманными в психиатрической лечебнице, он закопал руки в одном месте, головы – в другом, а все остальное – в третьем. Он исходил из того, что если тела без рук и ног будут найдены, то их не смогут опознать. Летом голова одной из убитых девушек была обнаружена, но полиция, естественно, не смогла установить, где и при каких обстоятельствах она была убита.

Небезынтересно отметить тот факт, что Кемпер всегда проявлял предельную осмотрительность при выборе жертвы. Так, выехав на «охоту» в начале сентября, он вызвался подвезти молодую привлекательную женщину с двенадцатилетним сыном, но, заметив, что её друг, не поехавший с ними, записал номер машины, довез её до места назначения. Хотя жажда убийства была почти непереносимой, он сумел сдержаться.

Но в тот же день он подыскал другую жертву, пятнадцатилетнюю девушку азиатского происхождения, которую завез за город, где начал её душить, затем в бессознательном состоянии изнасиловал, а после этого уже окончательно задушил её собственным шарфом и совершил половой акт с трупом.

Положив труп в багажник своего автомобиля, Кемпер поехал навестить мать. Ему доставило особое удовольствие то обстоятельство, что, пока он болтал с матерью о том-сем, всего в нескольких метрах от них находился труп убитой им девушки.

Исследования показали, что Кемпер действовал в соответствии с давно сформировавшейся у него фантазией и всякий раз старался усовершенствовать ее. Однако, как признался он сотруднику ФБР, расследовавшему его дело, реальность никогда не дотягивала до уровня фантазии и выглядела бледным её отражением.

Парадоксален тот факт, что основной темой разговора с матерью было психиатрическое обследование, которое Кемперу предстояло пройти на следующий день и от результата которого зависело снятие с него судимости. Мать не уставала повторять ему, что он вот-вот освободится от тяжкого наследия прошлого.

После этого разговора Кемпер уехал к себе. Он уложил труп убитой девушки в свою постель и вновь совокупился с ним. Утром он старательно и без спешки расчленил труп. Затем преступник выехал за город и закопал останки в различных местах. Голову же он оставил в багажнике, после чего отправился на прием к психиатру. Убийца испытывал особое наслаждение от того, что голова оставалась там в течение всей беседы с врачом.

Оба психиатра, обследовавшие Кемпера в сентябре 1972 года, пришли к выводу, что психическое состояние пациента стабилизировалось, и высказались за снятие с него судимости.

После этого в течение нескольких месяцев Кемпер подавлял в себе желание убивать, но накануне нового 1973 года оно вновь стало невыносимым. И все повторилось снова. Опять он выехал на промысел, опять подсадил потенциальную жертву – молоденькую девчонку с крупными формами, застрелил ее, после чего подкатил к дому матери, но той не оказалось на месте. Тогда Кемпер вытащил тело из машины и отнес в кладовую, примыкавшую к его спальне. Утром, когда мать уехала на работу, он расчленил тело. На этот раз у него был дополнительный мотив для отсечения головы, так как следовало извлечь из неё пулю. Большую часть останков он сбросил со скалы в море, а голову жертвы похоронил под окном материнской спальни.

В феврале 1973 года, после особенно сильной ссоры с матерью, он вызвался подвезти двух студенток, которые подсели в его машину на территории университетского городка, и застрелил обеих. Их тела он завернул в пледы, которые на всякий случай прихватил с собой. Девушки, однако, умерли не сразу и тихо стонали, но охранники на выезде из университета ничего не заметили.

Трупы своих жертв Кемпер нагло расчленил в непосредственной близости от матери. Он подогнал автомобиль к её дому, открыл багажник, где лежали тела, и отрезал головы жертв. Он занес головы в свою спальню, где мастурбировал на них. Утром он снова положил их в багажник, где останки жертв пролежали весь следующий день. Вечером он съездил на ужин к друзьям на том же автомобиле, а поздно ночью выбросил останки в разных местах за городом.

Как-то в конце апреля Кемпер вновь поехал к матери, которая, как обычно, поговорила с ним в насмешливой и пренебрежительной манере. В пять утра он взял молоток и, реализуя давнишние фантазии, подкрался к ней и нанес сильный удар по виску, после чего отрезал ей голову. Допрашивая Кемпера, следователь поинтересовался, совершал ли тот сексуальные действия с трупом матери, но убийца ответил уклончиво.

Весь день Кемпер вёл себя как ни в чем не бывало, расхаживал по городу, общался с людьми. Позже он, однако, подумал, что, поскольку это была суббота, кто-то из подруг матери может заглянуть к ней. Тогда он проявил инициативу и сам позвонил одной из них, пригласил её прийти, а затем убил.

Оставив в доме два трупа, он сбежал, но во вторник вечером сам сдался полиции. Можно предположить, что это произошло потому, что его мечта реализовалась и самый ненавистный ему человек – мать – уже не существовал. Стимул для дальнейшего сексуального насилия отсутствовал.

Читатель обратил внимание на то, что, анализируя историю становления серийного убийцы Владимира Муханкина, мы подчеркивали некрофильский характер его пристрастий. Этот вопрос также нуждается в некотором прояснении и комментировании. В уже упомянутой публикации «Орудие преступления – половой член», отвечая на вопрос журналиста: «Откуда в человеке зарождается стремление испытывать сексуальное удовольствие от агонии жертвы?» – профессор Ю.М. Антонян высказывает такое мнение:

Тут нужно разобраться в каждом особом случае. Есть люди, которые, являясь банкротами в сексуальной сфере, вообще получают удовольствие от уничтожения жизни, а момент агонии как раз является моментом угасания жизни. Может быть, в этом реализуются некрофильские тенденции, которые приносят преступнику удовлетворение. Некрофилия, как личностная черта, ничего плохого в себе не содержит и не представляет социальной опасности. Но проявление этого влечения к смерти в конечном счете зависит от прожитой жизни. Может быть, некрофильскими чертами обладают некоторые патологоанатомы, работники моргов, но они служат обществу. Что касается преступников-некрофилов, то это очень опасные люди. Их неодолимо тянет к убийству. Мне кажется, что люди типа Чикатило, Головкина (Фишера) – это чистые некрофилы, потому что они только в смерти видят решение своих проблем. Я думаю, что многие террористы являются некрофилами. Некрофилами могут быть люди, которые по своей инициативе стремятся участвовать в военных действиях, наемники, снайперы. Полагаю, что некрофилами являлись вожди тоталитарных режимов, в том числе Сталин и Гитлер.

(АиФ. 1996. № 50)

Ю.М. Антонян выступает в этой публикации явным сторонником идей видного философа и психоаналитика Эриха Фромма, изложенных им в знаменитой и ныне хрестоматийной книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973). Мы также разделяем основные принципы теории Э. Фромма, суть которой сводится к следующему.

Понятие «некрофилия», означающее «любовь к мертвому», как подчеркивает ученый, обычно распространяется на два типа явлений. Во-первых, это сексуальная некрофилия (то есть страсть к совокуплению или иному сексуальному контакту с трупом), во-вторых, несексуальная некрофилия, среди проявлений которой – желание находиться вблизи трупа, разглядывать его, прикасаться к нему и, наконец, специфическая страсть к расчленению мертвого тела.

Опираясь на труды ведущих криминологов, Э. Фромм отмечает пять наиболее ярких и легко различимых форм проявления некрофилии:

Различного рода сексуальные действия в отношении женского трупа (половые сношения, манипуляция половыми органами).

Половое возбуждение при виде тела мертвой женщины.

Острое влечение к предметам погребения (трупам, гробам, цветам и т. п.), то есть некрофильский фетишизм.

Акты расчленения трупов.

Желание потрогать что-то разложившееся, зловонное.

Принципиально новая идея Э. Фромма состоит в том, что помимо этих видимых некрофильских проявлений существует «глубинная подструктура личности», то есть «той страсти, которая коренится в самом характере» и определяет его специфику. Ученый полагает, что все люди делятся на преимущественно биофилов (тех, которым свойственна тяга к жизни и всему живому) и некрофилов (тех, у кого преобладает пристрастие к смерти, мертвечине).

Некрофилию в характерологическом смысле Э. Фромм определяет как «страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание превратить все живое в неживое, страсть к разрушению ради разрушения, а также исключительный интерес ко всему чисто механическому (небиологическому). Плюс к этому это страсть к насильственному разрыву основных биологических связей».

Комментируя конкретные виды некрофилии, исследователь отмечает, что её сексуальные формы не обязательно самоочевидны, как, скажем, непосредственные сексуальные действия с трупом, но часто могут быть и сглаженными, более или менее замаскированными. Так, относительно мягкие её проявления выражаются в сексуальном волнении, испытываемом человеком при виде трупа, иногда подталкивающем его к онанизму.

Вторая же, несексуальная форма некрофилии, по мнению Э. Фромма, не связана с сексом и находит выражение в чисто разрушительных порывах. Эта тяга к разрушению, считает он, может давать о себе знать уже в детстве, но довольно часто возникает только в глубокой старости. В книге «Анатомия человеческой деструктивности», в частности, утверждается:

Эта страсть наиболее ярко проявляется в стремлении к расчленению тел. Типичный случай такого рода описывается у Сперри. Речь идёт о человеке, который ночью отправлялся на кладбище, имея при себе все необходимые «инструменты», выкапывал гроб, вскрывал его и утаскивал труп в надежное скрытое место. Там он отрезал ему голову и ноги и вспарывал живот. Объектом расчленения не обязательно должен быть человек, это может быть и животное. Фон Гентиг сообщает о человеке, который заколол тридцать шесть коров и лошадей и разрезал их на куски. Но нам нет необходимости обращаться к литературе. Вполне достаточно газетных сообщений об убийствах, в которых жертвы оказываются зверски искалеченными или разрезанными на части. Такого рода случаи в криминальной хронике обычно квалифицируются как убийство, но субъектами таких деяний являются некрофилы; они отличаются от прочих убийц, убивающих из ревности, мести или наживы. У убийцы-некрофила истинным мотивом является не смерть жертвы (хотя это, конечно, необходимая предпосылка), а самый акт расчленения тела. Я сам в своей клинической практике собрал достаточно много данных, подтверждающих, что тяга к расчленению – это весьма характерная черта некрофильской личности. Я встречал, например, немало людей, у которых эта тяга проявляется в очень мягкой форме: они любили рисовать на бумаге фигурку обнаженной женщины, а потом отрывать у рисунка руки, ноги, голову и т. д. и играть с этими отдельными частями рисунка. Такая безобидная «игра» на самом деле выполняла очень серьезную функцию, утоляя страсть к расчленению.

(Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. С. 283)

Э. Фромм приводит и ряд конкретных примеров, демонстрирующих различные варианты и аспекты некрофилии. Так, некоторым индивидам могут сниться сны, в которых они видят определённые части расчлененного тела, лежащие, летающие или проплывающие мимо в потоках грязной воды, смешанной с кровью или нечистотами. Фигурирует случай девушки, на которую, если она оказывалась вблизи мертвеца, нападал своеобразный столбняк, и она безостановочно смотрела на него и не могла оторваться. Упоминается женщина, которая сама о себе говорила: «Я часто думаю о кладбище и о том, как происходит гниение тел в гробах». Подчеркивается этот особый интерес к гниению, который иной раз принимает вызывающе откровенные формы. Так, характеризуется случай тридцатидвухлетнего и почти совершенно слепого мужчины, который боялся громких звуков, но которому нравилось, когда ему доводилось слышать крик женщины, корчащейся от боли. Кроме того, он получал удовольствие от запаха гниющего мяса и мечтал о трупе грузной женщины, в котором можно покопаться. Помимо всего прочего, он спрашивал свою бабушку, не хочет ли она завещать ему свое тело после смерти, так как ему хотелось погрузиться в её разлагающиеся останки.

Воскресив в памяти уже известные нам обстоятельства жизни и дела Муханкина, вспомним его рассказ о том, какие противоречивые чувства владели им в тот момент, когда он еще ребенком раскапывал останки расчлененной им кошечки и вдыхал зловонные, но будоражившие его трупные ароматы. Не забудем и о других очень давних фактах расчленения им живых существ, свидетельствующих о том, что в еще очень юном возрасте сложились его основные свойства как некрофильской личности.

Мы также сознательно акцентировали очень давно определившийся и явно патологический интерес Муханкина к кладбищам. Насколько красноречива известная нам деталь: еще мальчишкой, чувствуя обиду на мать, он убегал на кладбище, где вырыл землянку, в которой проводил немало времени. О чем думал тогда он? О чем фантазировал и мечтал? Наш читатель уже способен примерно догадаться об этом.

Иной раз складывается впечатление, что кладбище – это некая точка на оси координат, вокруг которой вращается весь мир Владимира Муханкина. Что бы ни происходило с ним и какие бы повороты ни готовила ему судьба, он всякий раз оказывается с неумолимой закономерностью на кладбище, подобно тому, как персонаж готического романа Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» неизменно просыпается после очередного кошмара под виселицей.

Муханкин отмечает:

Очнулся на кладбище, пошёл куда-то и попал в болото, потом попал в какой-то лес – это, кажется, на бугре за Каменоломнями. Кого-то ударил швайкой, опять прут галюники: может быть, опять убил кого-то. Опять не разберу, кто это был – он или она. Думаю, труп какой-то: хотел голову оторвать, но, кажется, он меня толкнул, и я упал, испугался и куда-то бежал. Проснулся около Грушевки.

(Протокол допроса от 20 июня 1995 г.)

Чуть что, он отправляется в Шахты на могилу некоей Нади 3., адвентистки, будто бы полюбившей его еще тогда, когда представители адвентистской общины стали регулярно посещать колонию в Шахтах, где он отбывал свой срок, и будто бы готовой стать его спутницей жизни, чему помешала злая судьба. Глухие упоминания о посещениях могилы Нади 3. прослаивают все муханкинские рукописи, но только в тетради № 7, обращаясь к Яндиеву, он неожиданно характеризует этот будто бы имевший место эпизод:

Я Вам не описал многого из своей жизни. Это для Вас не представляет ценности, и Вам это неинтересно. Вам нужно то, о чем мы с Вами первого числа говорили. Я не написал самого начала о том, что… на встрече с верующими познакомился с Надей 3., и мы как-то сразу поняли, что созданы друг для друга и что полюбили друг друга. Мы переписывались и мечтали о моем освобождении. Она же меня убедила остаться в Шахтах после освобождения в церкви ихней. Она была замужем и разошлась бы с мужем после моего освобождения. Я верю, что она сделала бы все, чтобы я больше не попал в тюрьму. И прописка была бы, и жилье. Но в момент родов по вине врачей её не стало. Сын Ромка её остался жить и растет здоровым и хорошим мальчиком. А её нет. Она лежит на кладбище, и после освобождения я после первого собрания сходил на могилу к Наде. А ходили мы вместе с её сестрами, матерью, отцом и сыном ее. На другой день я из церкви с ведром воды, тряпкой и тяпкой пошёл на могилу к Наде. Привёл в порядок её могилку и их родственников, убрал траву, помыл плиты и памятники… До вечера посидел и поговорил с Надей. Никто о моих отношениях с Надей не знает, и о переписке тоже никто не знает…

(Из «Мемуаров»)

Учтём, что именно в окрестностях кладбища завершилась кровавая муханкинская одиссея, и, разгуливая по нему, среди могил совершенно неизвестных ему людей, вдыхая странные и своеобразные ароматы этого места последнего упокоения, неумолимо привлекавшие его к себе, он генерировал в себе тот взрыв некрофильской «злокачественной агрессии» (термин Э. Фромма), который привёл к жестокому и неспровоцированному нападению на мать и дочь Ф.

Лишь в одном относительно второстепенном своем аспекте эта история несколько не укладывается в ту систему подхода, которую обрисовал Э. Фромм. Ведь он, как уже отмечалось, отделяет несексуальную форму некрофилии от сексуальной. Даже в случае Эда Кемпера, как заметит читатель, это далеко не всегда очевидно. История же Муханкина тем более ставит вопросы. Этот серийный убийца действительно, не совершал видимых сексуальных действий с трупами жертв, и сам он постоянно настаивает на том, что на этом основании его будто бы неправомерно именовать маньяком. Но, как мы уже поясняли ранее (хотя нам, конечно же, могут не быть известны многие детали), убийства и последующие расчленения трупов оказывались для него сильнейшим психосексуальным стимулятором и обусловливали, в частности, его последующие успешные совокупления с женщинами. Сексуальная составляющая некрофильского поведения убийцы, следовательно, налицо.

И еще один момент, о котором следует помнить. Уже на финальной стадии следствия Муханкин написал еще одну тетрадь, представляющую собой по сути дела трактат о серийных убийствах. Формальным поводом для этого явились предложенные следователем 4 вопроса, на которые он предложил преступнику ответить письменно. Приведем их здесь полностью: