Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"

Автор книги: Амурхан Янднев

Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Приехав в Шахты, я пришёл к брату Василию. Мы поговорили о Боге, о вероисповеданиях, о церкви Божией, о молитвах в течение всех суток, когда и как нужно молиться и что можно в молитвах просить у Господа. В день субботний вся его семья и я с утра поехали в их адвентистский дом молитвы. Там уже было много народа. Все были набожными, простенькими, сверхспокойные голоса, у всех в руках Библии и песенники. Женщины без каких-либо украшений, не накрашены, все естественные. Обращение родственное – брат такой-то или сестра такая-то. Брат брату должен давать целование и также сестра сестре, но брат с сестрой целованием не приветствуются, разве что устно или рукопожатием. Все сестры в платках или косынках, чтобы ангелы могли отличать мужчин от женщин. Мужчины и женщины в собрании занимают места отдельно друг от друга дети отдельно. Много в общине молодежи. Некоторых верующих я знал, и они меня знали по собраниям в колонии. Слышно было, как рядом говорили обо мне, что вот еще одна овца пришла в дом, стадо свое, была потеряна и нашлась, и хвалили в молитве краткой Господа Бога за находку.

Потом началось служение первой части и потом второй – после небольшого перерыва. Много рассказывалось и об Иисусе Христе, огрехе, апостолах и силе Дьявола, Сатаны, Люцифера – эти три одно и тоже. По завершении служения все запели один из псалмов, и корзина пожертвований для церковных нужд ходила по рукам, в которую каждый прихожанин добровольные пожертвования денежные клал. Как мне заранее объяснили, это пожертвование Богу, и каждый должен дать, сколько совесть позволяет, но желательно больше, и Господь воздаст тебе щедростью своей.

Деньги у меня были, достал не глядя несколько бумажек – не знаю, на какую сумму, – и положил в корзину на кучу других денег. После собрания члены церкви (братья) решали отдельно какие-то вопросы, приближенные к церкви, а новенькие входа в братский совет не имели. Нужно было быть членом церкви. Со мной отдельно беседовали разные братья по их должностям и обязанностям. Я открыто им рассказывало себе и о своей жизни. Все советовали больше молиться и просить Господа, чтобы он избавлял меня от сетей дьявола и его силы зла и тьмы. «Дьявол ходит, как рыкающий зверь, ища, кого поглотить, убить, обмануть, опутать своими сетями. А ты еще слабая овца, и сила тьмы и зла сатанинская теперь будет тебя как никогда преследовать, ходить по пятам и при удобных случаях, ошибках, нужде и т. д. будет тебя направлять на дорогу тьмы, неверия. Но Люцифер – это падший ангел, второй был после Бога, и может принимать вид ангела света, и тогда будет трудно тебе разобраться в истине. Нои сам Господь Бог может испытывать страданиями, муками, лишениями всевозможными, бедствиями свою овцу. Но он этим лишь испытывает, но не искушает. Как можно меньше общайся с мирскими вдень субботний, и не делай в этот день никаких дел, ешь чистую пищу, как сказано в Библии, и не ешь нечистую, например, сало, ну и т. д., не пей даже «пепси-колы», чай, кофе и прочее. Запомни, что врагами твоими могут быть домашние твои. Великий за тобой грех, что ты был женат и теперь разведен. Это от дьявола. Среди наших сестер, даже если станешь членом церкви, жену не ищи, это бесполезно. Ищи по себе из бывших грешниц, и если они тоже станут членами церкви. Вот ты смотришь на женщин, и если с вожделением, то это страшный грех, это сатана в тебе сидит и толкает тебя на прелюбодеяние. Ты еще не вырвался из рабства греха, это дьявол в тебе говорит и тобой руководит, поэтому неустанно молись, и читай Библию, и опять молись, и он отойдет.

Ты всю жизнь был на службе у дьявола, и просто так он тебя не отпустит. Власть и сила сатаны велика, он тебя будет мучить, бросит в лишения и страдания, будет строить тебе разные козни и будет тебе открывать широкую дорогу к легкой жизни, даст тебе все прелести мирской жизни, только бы удержать тебя злом греха сладостного в своей власти, но это дорога в ад, в преисподнюю, огненную геенну. А Божья дорога узка и терниста, она ведет к Господу в рай. И выбирать тебе одну из двух дорог нужно сейчас, не откладывая назавтра. Завтра может уже и не быть. В любой момент может быть второе пришествие Иисуса Христа, который придёт судить мир, и мы, верующие, верим и ждем второго пришествия и всегда к нему готовы. Если нет у тебя Библии, а у нас сейчас в продаже тоже нет Библий, то покупай Новый Завет с псалтырем и другую нашу литературу, читай и вникай в наше учение, заучивай наизусть многие стихи из «Благой вести», учи наши духовные песни, стихи, молись и проси Господа, чтобы открывал тебе смысл Писания, и с каждым разом ты будешь больше и больше познавать Бога. Но главное – это то, что у тебя должна быть вера в Священное Писание и наше учение. В миру день седьмой воскресенье, у нас день седьмой Суббота, и четвертая заповедь из «Десятизакония» это подтверждает и утверждает. Не пропускай собраний, молись, вникай, учись и не будь многословны. Знай, что ты великий и наипервейший грешник, потому что Библия говорит о тебе и всех: все согрешили и лишены слова божьего, и нет ни одного праведного, все до одного негодны»

«А как же, – говорю, – мне жить начинать, если прописываться надо идти к мирским, работу у мирских просить, жилье тоже где-то в Шахтах искать надо». «Если веришь в нашего Господа и будешь молиться и просить его о своих нуждах, то Господь все усмотрит и все приведет в порядок. Господь всех нас любит, но дает каждому свое и то, что ему угодно, а не нам. Не ищи себе богатства на земле, а ищи на небе. И благ здесь и правды не ищи: правды не найдешь нигде на земле, правда у Бога на небесах». «Ну вот, – говорю, – а ваши направили сюда служителем нового пастыря молодого, ему купили шикарный дом с подворьем и все в доме и хозяйстве необходимое, автомашину заграничную, зарплату хорошую от пожертвований; мне сейчас тоже помощь необходима, чтобы на ноги твердо стать, и поддержка от церкви нужна. Я же и остался здесь, чтобы быть и жить среди вас, креститься и стать полноправным членом церкви, служить Господу доброй совестью и навсегда позабыть свое прошлое». «На все, брат, воля Господа, и не нам о том говорить, кому и что Господь дает или позволяет, и судить о делах Всевышнего мы не можем, не судите и не судимы будете – этом твоему вопросу, так как высоко ты взял. Это зависть, корысть, это от дьявола, он толкает тебя на пагубные мысли, желания, чувства, На вопрос о пастыре нашем отвечать негоже, это грех, через тебя говорит дьявол, расставляя свои сети, и я могу в них попасть. Ты молись, брат, верь, молись и читай, и дано тебе будет, и уразумит тебя Господь и все даст тебе, если тебе веры будет хоть с горчичное зерно».

Трудно сказать, было ли в Муханкине это «горчичное зерно» веры. Быть может, только опытный богослов сумеет объяснить, можно ли допускать существование веры у серийного убийцы и маньяка и насколько она, вера эта, совместима с его страшными деяниями. С точки зрения рационального сознания, такое совместить вроде бы невозможно. Но в причудливом восприятии Муханкина вера, апелляция к Богу и немыслимая, извращенная жестокость действительно весьма причудливым образом сочетаются. Отвлечемся на мгновение от «Мемуаров» и обратимся к его стихотворению с вызывающее странным названием «Я не отомстил своим врагам». Акому же тогда мстил он, убивая и мучая своих жертв? В этом стихотворении позиция автора заведомо противоречива, но, как и страницы, посвященные идеям адвентистов, оно примечательно серьезностью трактовки темы ответственности перед Творцом:

 
Я не отомстил своим врагам,
Потому что Бог сказал: «Воздам».
И во мне есть и порок, и блуд,
Все пойдем на Страшный Божий суд.
Все пойдем: убийцы, подлецы,
И вожди, продажные певцы,
Даже те, кто в муках на крестах
Умирает с верой во Христа.
Я не отомстил своим врагам,
Потому что Бог сказал: «Не дам.
Мне отмщенье, я воздам
И огнем очищу весь ваш срам».
Господи, зачем Ты допустил,
Чтобы людей невинных я убил.
Не хотел и все же убивал —
Ты же видел, как я потом страдал.
Да, скорее, Господи, прийди.
Сбился я с тернистого пути,
Стал убийцей, Господи, прости,
И меня Ты первого суди.
Я не отомстил своим врагам,
Потому что Ты сказал: «Воздам».
Но убийства все же допустил,
И убитых Ты не воскресил.
 

Адвентисты, в изображении Муханкина, предстают, однако, менее строгими и критичными к себе, чем он сам.

О многом говорил я в первый день посещения церкви адвентистов. До следующего дня меня пригласила к себе дочь бывшего пастыря. Дома я познакомился с её мужем и сыном. Окинул взглядом их усадьбу, строения и внутри дома обстановку. Я понял, что живут они во все времена в полном достатке. Стол был накрыт шикарно, правда, сала не было, но чай, кофе и другие напитки, пожалуйста. Я спросил у Татьяны, а как же это понимать: ведь мне говорили о чистой и нечистой пище и напитках и книжку показывали, которая тому же учит, а тут – на тебе: ешь и пей, сколько хочешь. «Ты знаешь, Володя, я сильно верующая женщина, но я раскрепощенная, ты еще увидишь».

Так богоискательский роман начинает неожиданно перерастать и трансформироваться в роман любовный, вопреки, казалось бы, законам избранного жанра. Муханкин как тенденциозный писатель решает при этом несколько различных задач. Во-первых, он резко снижает возможные наши оценки российских протестантов, у которых, как свидетельствует предлагаемый им текст, слова расходятся с делом. Благонамеренные и добропорядочные на словах, они склонны к блуду и ничем не ограниченной сексуальности. Именно это расхождение между реальностью и идеалом станет в конечном счете причиной его разочарования в них. Во-вторых, он предлагает нам оценить его в роли неутомимого и не знающего поражений любовника. В-третьих, некая особая сила, исходящая будто бы от нашего героя, свидетельствует о том, что он породнен с Сатаной.»Нет, ты не дьявол, ты хуже», – вырывается из уст попадающей под его влияние жены одного из братьев во Христе, и мы остаемся заинтригованные тем, что кто-то, оказывается, может быть даже хуже дьявола. Наконец, Муханкин решает здесь и некоторые чисто литературные задачи. Но об этом чуть позже.

Вечером у сестры Татьяны собралось несколько человек верующих для домашнего служения, в основном женщины. Допоздна читали Библию, молились, пели духовные песни, читали стихи. Когда все разошлись, мы еще раз с сестрой Таней помолились, поели и опять помолились, и пошли смотреть телевизор, её сын и муж Жора легли спать, а мы заговорили о медучилище, где учился её сын, о массаже. А я ей говорю, что я массажист тоже неплохой, хоть и не учился, но кое-что могу, в зоне не одного на ноги поднял. Таня загорелась желанием, чтобы я ей показал, на что способен, а я говорю: «Но по вере я ведь не могу видеть раздетую женщину, а на одетой я ничего, показать не смогу, да и муж в спальне спит. А вдруг он неправильно поймет?» – «Ты не знаешь моего мужа, у меня муж золото». – «Ну тогда раздевайся и ложись, и желательно полностью. Я делаю нетрадиционно, с головы до ног, мне нужно видеть, на чем я работаю».

Через полчаса массажа Таня почувствовала себя юной девицей, перышком в воздухе, а женщина она не худая. «Да, – говорит, силен, не каждому дано, рука легкая, ты бесподобен и слишком сдержан, это настораживает, ты опасен, но все равно прелесть».

На другой день после проповеди меня забрал к себе домой дьякон, брат Яша; я его знал тоже давно, еще когда он приходил проповедовать в колонию. С Яшей мы допоздна разговаривали о жизни и праведности Иисуса Христа, о его безгрешной земной жизни, данной примером нам, людям, о смерти Христа и Его Воскресении из мертвых в третий день. Своими словами Яша на мои вопросы многочисленные не отвечал, говорил стихами из Библии, цитируя или вычитывая оттуда. Яша обещал мне помочь с работой, пропиской, если найду где-нибудь жилье.

Семья у Яши была большая: он, жена и четверо детей. Жизнь у него тоже была безбедная. Земля, парники зимние, летние, постройки, куры, громадный дом, и все что надо имелось в доме по последнему крику моды. Его жена Тоня была русская красавица, чистюля, отличная хозяйка, мать для своих детей, жена для мужа, кулинар и повар отменный, повремени одета со вкусом, не очень высокого роста, как раз пара Яше.

На другой день меня из церкви забрала к себе Нина, еще одна дочь старого пастыря, и мы допоздна в родительском доме, где жили её отец, брат Леонид, и мать, проговорили на набожные темы. Меня учили, давали советы, приводили примеры разные из Нового и Ветхого Заветов, молились, пели, читали о Боге, Сыне и Духе Святом. А когда родители Нины уже спали, она рассказала мне о своей семейной жизни, о муже, который дома с сыном остался, а она сегодня у родителей, с больной мамой. Попросила меня о себе рассказать. Я рассказал о себе и своей жизни. Нина была потрясена, как можно было так ужасно строить жизнь, ей не верилось, что я половину её провёл за высоким забором арестантом. Она удивлялась, как хорошо я сохранился, моему вниманию и глазам, взгляд которых излучает нечто притягивающее и не отпускает, даже озноб по всему телу, организму идёт и как-то странно себя чувствуешь. «Саша не знает, почему я с тобой за руку взялась и не могла оторваться от самой церкви до дома. Такого никогда со мной не было, все как-то странно. Давай я тебе здесь постелю, а ты иди, прими ванну, там найдешь все сам».

Приняв ванну с хвоей, я вернулся в комнату и лег в свежую постель. В пастырском старинном доме было просторно и уютно. Я себя чувствовал свободно и хорошо. Нина, приняв ванну, погасила везде свет и зашла в комнату, где я блаженствовал в постели, и спросила:»Выключить свет или ты почитаешь?» А я смотрел на неё и думал: и несимпатичная, и некрасивая, сквозь ночной халат вижу её насквозь, под ним ничего нет из нижнего белья, груди как-то подрагивают, набухшие кончики их выдавливаются через халат, дыхание не ровное, в голосе дрожь, и глаза непонятно что говорят, но вижу, что рассматривают, изучают моё тело с множеством татуировок. Я посмотрел на неё снизу вверх, подчеркивая взглядом все части её тела. «Тебя смущают мои росписи?» – спросил я Нину, на что она ответила: «Нет, но тебе не было больно?» «Больно, – говорю я, – но это было много лет назад. Теперь жалею, что стал уродлив, но в этом я сам виноват. Да ты выключай свети не обращай на меня внимания, а то ночью кошмары сниться будут». – «Не думаю, что это будет так. Я хочу понять, о чем ты думаешь и что говорят твои глаза. Они сейчас говорили, я это видела». – «Милая Нина, туши свет и ложись спокойно спать».

Свет погас, но с улицы от фонарей комната освещалась неплохо, и глаза быстро привыкали к полумраку. Нина подошла и присела на край кровати, придвинулась ближе, склонилась надо мной, шепотом спросила: «Вова, кто ты есть на самом деле? Ты ведь не тот человек, за которого себя выдаешь. Я никому ничего не скажу. Ты ведь неверующий, правда? Тебе, наверное, плохо жить? Что тебе нужно? Зачем ты среди нас? Я же видела, что сестры, когда обмолвились с тобой одним-двумя предложениями, как под гипнозом были и в лице менялись. И я чувствую, что-то исходит от тебя. Ну скажи что-нибудь. Не молчи». – «Я, Нина, не человек, убили меня давно в детстве. Я полная чаша или сосуд смертоносного яда, зла и ненависти. По Библии, я порождение дьявола, я слуга его всю жизнь и раб его. Я никому из вас не причиню зла, так что живите спокойно и дышите глубже. Мне все равно, скажешь ты кому об этом разговоре или нет. И если меня начнут допекать тем, что мне вдалбливают: грешник, ад, сатана, муки в аду, – то я, действительно, могу перевоплотиться в дьявола и зарычать. Но, скорей всего, я уйду к баптистам, может там меньше лицемерия и всяких устрашений преисподней. Из-за каких-то тварей, которые до меня что-то натворили, в вашей церкви на меня смотрят с подозрением, вроде бы я у вас что-то украсть хочу».

Нина закрыла мне рот рукой и шептала: «Это не так, так нельзя говорить, ты неплохой, ты хороший, только много пострадал в жизни, но это пройдет, ты, главное, не нервничай, успокойся, все у «тебя будет хорошо, вот увидишь». Я почувствовал на своей груди прикосновение её горячих грудей через тонкий халат и левой рукой незаметно развязал стягивающий его бантик пояса. «Тебе не кажется, что уже час поздний?» – спросил я у Нины. Она спохватилась хотела встать, но я её удержал. «Скажи мне «да»». – «Зачем?» – «Потому что я не скажу тебе «прошу»». – «Странно, Володя, ты говоришь. Ну ладно, да».

Я поднял и откинул с себя одеяло и подвинулся дальше от края постели. Нина вскочила, и в это мгновение разошелся в две стороны не халат и обнажилась её нагота. Один край халата я держал в своей руке. Она опять села на кровать ко мне спиной и громким шепотом говорила, что она не может этого сделать, и закрыв лицо руками, опустив голову, шептала: «Нет, Вова, я не могу, ты меня прости. Я не могу… Этого не должно быть…. Ой, какая я дура, я не думала, что так будет, так получится. Как стыдно. Отпусти меня, Володя». – «А я тебя и не держу. Кто я такой, я тебе сказал, а теперь иди в свою комнату».

Нина быстро встала, запахнула халат и ушла в свою комнату. Я вскочил, оделся, вышел в коридор, нашёл выключатель, и когда зажег свет, то увидел перед собой Нину; смотря мне прямо в глаза, она сказала, что никуда меня до утра не отпустит, взяла меня за руку и завела обратно в комнату. Я согласился: это было уже интересней. «Хорошо, дорогая, если так, то бери и сними с меня эти вещи, и уложи меня в постель, и слово «да» остается в силе, инициатива за тобой. А теперь действуй, дщерь, гаси свет и приступай». И опять полумрак образовался в комнате. Нина меня раздевала умело, а я исполнял её команды. «Ну все, ложись, Володя, и спокойной ночи. – «Нет, дорогая, Нинэль, только после вас, тем более, что на мне и на вас еще есть одежда» – «А почему я это должна делать? Ведь ты же мужчина, а я женщина, и получается, что я сама к тебе. Ну, сам понимаешь… И как-то все нелепо, ужасно низко» – «Ты ошибаешься, Нина, это ужасно высоко и даже выше, чем ты думаешь. Я всю жизнь живу не как все, и последнее, что я тебе скажу, так это то, что я больше люблю и предпочитаю молчать и слушать и молча делать любое дело. Человек научился разговаривать, чтобы наговорить много лишнего». – «Ну ладно, я согласна. Ну а вдруг мама или папа встанут? Ты не представляешь, что будет! Я этого позора не переживу. Ау меня муж, дети, церковь. Господь же все видит. Володя, это ужасное прелюбодеяние, ты же не знаешь, как я после этого мучиться буду». – «Нина, ты меня искать будешь и радоваться любой встрече со мной». – «Это какой-то кошмар… Ты так уверен в себе. Такты можешь ошибиться и погибнуть»., – «Ну и пусть. Мне в этой жизни терять нечего, я живой труп, а не человек». – «Зачем ты так на себя наговариваешь? У тебя еще вся жизнь впереди, Володя. Опомнись! Очнись! Зачем тебе я нужна? Просто удовлетвориться и посмеяться надомной? Какой позор. Мне трудно говорить. Прости, мне страшно, Володя…» – Но я тебя не принуждаю, Нина, даже не прикасаюсь к тебе. Мы стоим друг против друга, и я тебе больше слова не скажу. На все есть твоя воля и твое желание, так что решай сама, а я посмотрю».

Я стоял, смотрел на неё и молчал.

Господи, прости меня, прости меня, но я не могу от него отойти и уйти! Я не знаю, что со мной происходит! Он притягивает меня к себе. Что мне делать, Господи? Мне так страшно! Помоги мне, Господи! Я преступница, нарушающая закон твой. Ну хоть слово скажи мне, и я уйду от него, вырвусь из сетей… Помоги мне, Господи, помоги…» – шептала в молитве Нина. Она опустилась на колени, встала, посмотрела на меня помутненными глазами, глубоко вздохнула и сказала: «Это первый и последний раз», – затем сняла с себя халат и небрежно бросила его на кресло.

А я стоял и смотрел на её обнаженное тело, и мне показалось, что Нина очень даже симпатичная женщина: и фигура ничего, груди стоят, как у молодой девицы, вот-вот прикоснется ими ко мне, и можно о соски уколоться. Она коснулась руками резинки последнего моего белья и тихо опустила его на пол. «Ложись, Володя», – прошептала она. Я лег, а сам смотрю за её действиями. Она легла рядом и начала меня ласкать своими нежными, мягкими, теплыми руками. «Мы что, таки будем лежать? Ведь у тебя же все в порядке. Не молчи, я прошу тебя. Бери меня! Я твоя! Ты же этого хотел. Не мучь меня! Делай что-нибудь. Ведь у тебя же все в порядке уже давно». «Ну ладно, – говорю я, – если женщина хочет, как тут отказаться! Но это плоть говорит, а вера и Дух Святой не позволяют мне нарушить заповедь Божью «не прелюбодействуй». Это равносильно убийству и, значит, грех ко смерти. Каждый человек есть храм Божий, а Господь говорит: «Храм божий не оскверни». Как мне быть, Нина, и где выход из положения? Молчишь? А плакать-то зачем, дорогая? Слезы ни к чему. А вот головой думать надо. На то она, голова, нам и дана. Но ты не думай обо мне плохо. Я не святой и не лицемер, я простой прах родившийся и в прах превращусь в свое время. Я грешен, живой, но труп. Я есть, и меня уже нет. Я не хочу быть как все и не буду. Я есть порождение дьявола, и я возьму и воспользуюсь твоим телом, пылающим жаром, и удовлетворю свою похоть»

И мы сплелись воедино и стали одной плотью временного совокупления. Она трепетала подо мной и всеми силами сдерживала себя, чтобы не закричать, она просила еще и еще, приплывала и тут же возбуждалась, и улетала в небеса белой птицей вечного блаженства, и опять опускалась на грешную землю. Вот и я опускаюсь со стремительной силой с громадой высоты Вселенной, и все ближе, ближе земли, я лечу, огненной кометой пробиваю панцирь земли и расплавляюсь в её сердце. «Ну, радость моя, теперь в души по комнатам потихоньку разойдемся. Как ты на это смотришь? А то, действительно, не дай Бог, то ли мама, то ли папа застукают нас на месте греха». Нина молча встала, схватила халат и неслышно убежала в душ. Через несколько минут она так же неслышно появилась в комнате и уже от своих дверей прошептала: «Нет, ты не дьявол, ты хуже», – улыбнулась виновато и пожелала спокойной ночи.

То, что мы сейчас прочитали, – это, по существу, первый развернутый эротический эпизод в муханкинском повествовании, и он демонстрирует значительный качественный рост Муханкина-писателя. До сих пор встречи с женщинами (неважно, реальными или сконструированными его воображением) воспроизводились схематично и конспективно. Вспомним: сперва появилась соседка Светлана. И что мы, в конце концов, о ней узнали? Да ничего. Только то, что сначала ей было хорошо, а потом о настала поздно приходить от подруг. И ни портрета, ни психологической характеристики, ни каких-либо деталей. Потом возникла Марина-«разведенка» с двумя детьми, которая якобы влюбилась в «мемуариста» еще маленькой девочкой. Но потом она загуляла – и все. Появление «великанши» Наташи привнесло в повествование новые ноты: во-первых, оно обрело комический характер, а во-вторых, начали фигурировать сексуальные пристрастия этой героини: тут и любовь на лоне природы во мраке ночи на берегу залива (с последующими страданиями героя-любовника от комариных укусов), и половой акт на капоте машины посреди двора, вследствие которого повествователь чуть не угодил в руки милиции.

Затем наш рассказчик начинает экспериментировать с ситуацией «любовного треугольника». О наводит знакомство с воспитательницей из детского сада Ольгой, чей муж (после разговора с ним) удобно исчезает в неизвестном направлении, к которой быстро присоединяется её подруга Тома. О Томе мы не узнаем вообще ничего, а об Ольге на самую малость больше – что у неё двое детей, на которых «не жалели денег», и что потом её «потянуло на приключения». В пользу того, что Ольга не совсем фантастический персонаж, говорит тот факт, что она фигурирует в одном из протоколов допроса Муханкина, где, в частности, говорится:

После освобождения из мест лишения свободы я стал сожительствовать с Олей. Она татарка по национальности, фамилии её не помню. Вот тогда я совершил первое свое преступление после зоны.

(Из протокола допроса от 26 августа 1988 г).

Второй «треугольник» – жена Таня и любовница-«снабженка» Света. Особой детализации, как помнит читатель, при этом нет. Известно только, что от первой проведенной с повествователем ночи Таня «была в восторге» и «порхала, как юная дева», сам же Муханкин был «к этому внимателен и благодарностями не раскидывался»; про Свету мы узнаем и того меньше – что ова будто бы машину обещала купить, диплом, достать и по службе продвинуть. Автор «Мемуаров», акцентируя борьбу, которая развернулась между женщинами из-за него, подводит читателей к мысли о собственной неотразимости и привлекательности. Но он пока избегает особо откровенных деталей.

Однако в процессе работы над текстом его установка начинает меняться прямо у нас на глазах. И причин здесь несколько. Прежде всего автор «Мемуаров» втянулся в литературное творчество и получает от него несомненное удовлетворение. Мы и так уже уловили, что Муханкин обладает природными литературными способностями, и, как всякий писатель, он наслаждается самим процессом конструирования текста. Ему хочется, чтобы текст этот становился все совершеннее и совершеннее, и упивается каждым полученным результатом. Он уже не удовлетворяется фактографическим описанием. Эпизод разрастается, становится детализированным и многоплановым. Повествователь впервые включает в него подробно разработанный диалог, и в нем, возможно, самым наглядным образом проявляется его природное художественное мастерство. Реплики звучат естественно, и обмен ими становится своего рода поединком между изверившимся, одиноким Мужчиной и чувственной, распутной и всегда готовой к совокуплению Женщиной. Воплощение мужского начала – Муханкин отстранен, спокоен и всегда ироничен, воплощение женского начала – Нина нервически возбуждена и взвинчена; Мужчина пассивен и податлив – ведь «если женщина хочет и просит, как тут отказаться», Женщина же активна и настойчива, она никогда не отпустит до утра того, с кем вознамерилась удовлетворить свою страсть. Автор не злоупотребляет образностью, но иной раз решительно вводит её, удивляя то смелым сравнением, то дерзкой метафорой. Возбудившаяся Нина «улетала в небеса белой птицей вечного блаженства», нашему же повествователю чудится, что он опускается «со стремительной силой с громадной высоты Вселенной» и «огненной кометой» пробивает «панцирь земли» и расплавляется в её сердце.

Небезынтересно, что, создавая откровенный образчик эротического текста, Муханкин интуитивно демонстрирует знание законов жанра, которое далеко не всегда встретишь у авторов-профессионалов. Так, здесь практически отсутствуют конкретные описания эротики, и повествователь ограничивается (за исключением последнего абзаца) лишь глухими намеками на неё, но диалог буквально вибрирует от распирающего его сексуально-эротического подтекста.

Пассивность Мужчины в отношениях с Женщиной, впрочем, должна восприниматься не только в контексте специфичного для повествователя мировосприятия, но и, в соответствии с его замыслом, должна работать на другую, теперь уже активно заметную в тексте задачу необходимость представить его жертвой неблагоприятных обстоятельств. Кто может винить его, пытавшегося освоить заповеди Божьи и искать дорогу к храму, что заповеди эти не соблюдаются даже сестрами во Христе, а дорога к Храму ведет прямо в болото.

Наконец, повествователь стремится из тактических соображений усилить ощущение своей сатанинской исключительности, связанное с тем, что он – «полная чаша или сосуд смертоносного яда, зла и ненависти». Муханкин настойчиво именует себя «порождением дьявола» «слугой его на всю жизнь» и «рабом его». Нине же чудится, что не только она, но и остальные «сестры»., общаясь с ним, даже в лице меняются и ведут себя так, словно они «под гипнозом». «Я есть порождение дьявола», – выкрикивает наш герой в момент начинающегося соития, и мы обязаны объективно простить его, ибо какой может быть спрос с порождения дьявола?

Впереди нас ждет еще немало изощренных эпизодов, но ни один из них, возможно, не написан с таким очевидным для избранной стилистики и жанра блеском, как любовная сцена с Ниной.

На другой день я уже был в Васином доме. Дети гуляли за двором, я слушал духовные песни, просматривал субботнее чтение на каждый день. Потом выключил магнитофон и вышел во двор. Вася где-то ездил по своим делам, а его жена Наташа занималась хозяйством и хлопотала по дому, где вечно всех дел не переделаешь. В доме брата Васи тоже пахло хорошим достатком. Дом в шесть комнат, обстановка со вкусом, в зале старинный рояль и заграничная телеаппаратура, ну и все такое. Во дворе сушилось свеже, выстиранное белье, рой пчел, ос и мух кружились над битыми плодами под грушевым деревом. Я ходил и осматривал Васино владение, огород, сад, где росли груши, яблоки, орехи, вишни и сливы. Около сливы я остановился и, сорвав несколько ягод, услышал плеск воды. Я оглянулся в сторону гаража и увидел через открытую дверь летнего душа ополаскивающуюся Наташу. Она стояла, подняв лицо вверх под распылитель воды, и масса мельчайших брызг, ударяясь о её лицо, тело, плечи, руки, груди, падала на траву, которая мелким ковром стелилась от душа до подземного водоема.

Я подошёл к душу и постучал в дверь. Наташа отпрянула в угол, закрывая груди руками, вскрикнула и за причитала что-то неразборчивое. Её трясло, как в лихорадке, на лице – выражение мольбы и ужаса. «Слушай, ты чего испугалась? Я подошёл спросить велосипед, хочу по городу поездить, работу поискать. Под лежачий камень вода не течет». – «Возьми». – «Вот и все. А ты боялась. Вечером приеду».

Всю вторую половину дня я колесил по Шахтам в поисках работы, знакомился с городом, подъезжал к колонии, где долгие годы отбывал наказание. Многие офицеры и прапорщики спрашивали, как я поживаю, скоро ждать назад или нет. В магазин к девчатам заходил, купил и дал им шоколадку. Через бесконвойников передал привет кое-кому в зону. Встретился со своей тайной женщиной, которая меня любила в зоне, носила кое-что по мелочам мне, и, конечно, была близость половых отношений в течение всего срока наказания, хотя риск был велик; но она была у меня в колонии не единственной.

Вечером я приехал к Васе и попал к ужину. После ужина дети занимались играми в своей комнате. Вася вышел во двор запереть ворота, калитку, курятник, сарай, отвязал на ночь собак. Я смотрел телевизор. Ко мне подошла Наташа и сказала, что нам нужно поговорить. – «Говори, если нужно». – «Я ничего о сегодняшнем Васе не сказала, но ты видел меня голую, ты смотрел на меня и разговаривал, как будто ничего не происходит. Когда мы приходили к вам в зону, там ты был совсем другой человек, и Вася первый обратил внимание на тебя и твои глаза. Я думала, ты верующий. Теперь я поняла, кто ты. Чтобы я ни говорила мужу, он все равно за тебя будет. Я тебя прошу, оставь наш дом в покое и Васю. А покаты здесь, то постарайся утром уходить куда-нибудь, а вечером приходить, когда Вася будет дома». – «Слушай, Наташа, ваша церковь, ты и Вася мне мозги забивали верой, своей пропагандой. Убедили остаться в вашей церкви. Мне же разобраться надо, кто чему учит, я еще не отличаю, где правильная церковь, а где нет. Вы, протестанты, разделились на тысячу христианских течении. Это же не шутка, надо же разобраться. Что вы меня все адом, сатаной, смертью пугаете? Я и сам без вас знаю, что я грешник, и кое в чем разбираюсь. Я бы сейчас ушёл из вашего дома. А куда мне пойти? Мне же некуда идти. Но я постараюсь что-нибудь придумать и у вас не задержусь».