Текст книги "Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ)"

Автор книги: Амурхан Янднев

Соавторы: Александр Люксембург
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Влияют ли наследственные данные на совершение убийств, изнасилований и т. д.? Если да, то что именно?

Какие условия жизни с момента рождения влияют на становление, на путь совершения убийств, изнасилований и т. д.?

Какие условия жизни влияют на совершение указанных выше преступлений с момента совершеннолетия и дальше?

Как можно распознать в толпе людей, склонных к совершению указанных выше преступлений?

Данный муханкинский текст мы уже цитировали выше, но наиболее значимые его части решили оставить для этой, завершающей части книги, так как размышления серийного убийцы о том, какие свойства присущи маньякам, какие признаки характеризуют их поведение в период «охоты» на жертву, а также после убийства, имеют исключительную ценность. Не потому, конечно же, что каждое слово нашего информанта заслуживает доверия. Многое из того, о чем он рассуждает, препарировано им в целях самосохранения. Что-то отражает его уровень восприятия и понимания ситуации. И все же взгляд на проблему изнутри, глазами самого преступника, анализ поведения серийного убийцы, исходящий от него самого, является бесценным документом, который, наверное, принесет еще немало пользы и криминалистам, и психологам, и работникам правоохранительных органов, которым порой еще так недостает всесторонней картины явления для создания адекватной системы средств борьбы с ним.

Чего стоит, например, такое утверждение:

Я считаю, что если человек – маньяк, насильник – в очередной раз имеет желание к новому, свежему деянию, он может к этому не готовиться, собирать какие-то вещи, как рыбак к рыбалке, – любой подходящий случай он не упустит, особенно, если он находится в благоприятном и безопасном для него месте для деяния, и пусть хоть вовсю жертва кричит и зовет кого-то на помощь – это только распалит его желания. Жертва, получается, как кролик перед удавом: небо вверху, земля под ногами, а вокруг никого – и тишина. Во всей этой церемонии самый неприятный момент – это захоронение трупа и три дня впечатлений.

(Из «Трактата о маньяках»)

Здесь обращает на себя внимание утверждение, что жаждущий убийства преступник так или иначе подыщет себе жертву. Психологической нацеленности на убийство достаточно для того, чтобы рано или поздно при благоприятных обстоятельствах оно произошло. Симптоматичен и намек на «три дня впечатлений», которые последуют за захоронением останков убитого.

А вот другое существенное наблюдение о непреодолимости тех потаенных извращенных желаний, которые движут серийными убийцами:

Все, о ком я сказал, не имеют контроля над своими чувствами. В расчувственности сексуальной нет чувств, есть дьявольское превосходство и господство над жертвой. Такие люди по тяге своей похожи нутром на наркоманов. В семье и обществе многие из них чуть ли не ангелы. На глазах ведут достойный образ жизни. Но порок есть порок, и они сами не желают от него избавиться, им это доставляет большее удовольствие, чем жизнь, как у всех. Если тяга есть, а это хуже наркотика, то это, можно сказать, неизлечимо.

(Из «Трактата о маньяках»)

Муханкин много и подробно размышляет о влиянии среды, окружения, родственников на формирование личности серийного убийцы и придает им решающее значение.

Все зависит от семейного очага, где от рождения дите начинает учиться ходить, разговаривать, копировать поведение родителей, познает, что такое хорошо и что такое плохо и т. д. Жестокость, невнимание, невоспитанно, самотек и т. д. к хорошему не ведут, зло породит только зло. Человек растет, формируется, но не впитывает в себя витаминов добра, любви и ласки, воспитанности, чистоты душевной и сердечной и т. д. В свое время ему этого в семье, на улице, в школе просто не дали, и вот наступает момент, когда этот человек или уже человечище взрослый совершил беду против другого человека, и все сразу начинают роптать и возмущаться и судить, казнить виновного за содеянное, а никому в ум не взбредет разобраться, почему все так получилось, а можно ли было страшного избежать, а не виновны ли мы, общество, в том, что выращивали для себя такого негодяя, чем помочь ему и другим таким же, вслед идущим за ним, чтобы и им было хорошо и они не сотворили бы беды над нами, над нашими детьми и имуществом нашим. Но такого нет, одни слюни да сопли.

Люди живут и не хотят знать, почему их соседи нищие, пьяные, а дети грязные и как побирушки, и матом кроют среди других детей, и забирают дети эти у других все к ряду – от денег до вещей. Не хотят знать люди, почему их соседи бьют ребенка и издеваются над ним. Обществу не надо и не хочется знать о пойманном пацаненке, шатающемся ночью в чужом городе по улицам. Его схватят, отдадут в детприемник, а дальше дело не общества. И так вся эта беспардонность идёт от наследства к наследству. Отсюда все преступления идут и, конечно же, и тяжкие – такие, как убийства…

Вот рождается на свет человек. Он был в утробе матери и впитывал в себя все, что происходило в процессе беременности матери – и плохое и хорошее, нужность его на этом свете, ненужность, желанность или нежеланность его рождения. Человек родился, но вместе с ним вышел на свет весь психоз, который в нем уже заложен. Нужно теперь смотреть на родителей, которые его породили, и на его развитие, воспитание и т. д. В детском саду или на улице посмотрим на всех детей и обратим внимание на затаенных, жестоких, вороватых и мстительных. Все истоки нужно искать у родителей, какие бы они на людях ни были и как бы с виду богато или бедно ни жили. Этот маленький человечек до шести или семи лет примерно – их лидо и они сами. Тут на бедность или богатство смотреть не надо, нужно смотреть на истинность. По закону природы хорошее от хорошего, плохое от плохого. Иногда люди слепо, от своего незнания жизни говорят: «Вот у него такие хорошие родители, и чего ему только не хватало? А он такое совершил, гад!» Вот тут-то нужно смотреть на тех, кто «гаду» жизнь дал, воспитание, на окружающую среду обитания его, а также путь от рождения, сам процесс жизни беременной мамы его, какие у неё срывы были в процессе беременности, её образ жизни, вспомнить, какие наклонности от шести лет имели сын их или дочь. Просто так дите до шести лет тоже ничего не сделает, не ударит, не убьет животное, не навредит, не напакостит, не укусит и плохими словами не обзовет.

До двенадцати лет все негативное и ужасное в человеке дополнят семья, улица, школа, переезды с места на место, безотцовщина или смена отцов. В этом возрасте могут с детскими шалостями быть и убийства, но когда такое происходит в этом возрасте, то этот человек больше таким преступником не будет. Каким бы он ни был ужасным, но в этом возрасте от содеянного происходит в психике потрясение и отрезвление на всю жизнь, и другого быть не может. Во всем мире и в России никто об этом не знает и духом не ведает, но я сказал то, что не каждому дано знать. А я это знаю и пишу об этом, чтобы вы для себя знали.

Условия жизни могут быть разными у всех преступников. Не надо уверять, что если были плохие условия жизни, то отсюда и преступность. Все зависит от личности преступника от 13–14 лет, от семьи его, от тех, кто его окружает, и какие они.

(Из «Трактата о маньяках»)

Обращает на себя внимание финальный вывод этого фрагмента, сводящий по существу на нет аргументацию самого Муханкина, опробованную неоднократно в его «Мемуарах» и «Дневнике». Он прямо и недвусмысленно признает, что плохие условия жизни относительно несущественны, что все зависит от того, с каким внутренним миром подойдет складывающийся преступник к той черте, за которой в подростковом возрасте сексуальность превращает мальчишку во взрослого мужчину. Он понимает определяющую роль семьи будущего преступника и тех, кто его окружает. Об одном только (и самом главном) он сознательно недосказывает – о роли матери.

Выделяется также место, в котором Муханкин обращается к связи между фантазиями и преступлениями, из них вырастающими.

…Этому человеку прежде нужен какой-то недостаток внутри себя, ущербность в чем-то, недовольство чем-то. Просто так ничего не бывает. Что-то должно произойти с ним, он начинает внутри себя фантазировать с переживанием каких-то сцен изнасилований, а убийства пока в его мечтах и мнимостях нет. Появляется желание к этому, влечение, непонятное ему самому, к тем, кто у него из мнимых жертв проскакивает в уме. Все происходит поэтапно, и вот благоприятный момент, случай, и он его не упускает, реализует, делает ошибки… Если жертва пригрозила, то может с первого случая быть убитой. Если все прошло безнаказанно, то через некоторое время всё повторяется, так как влечет острое ощущение, и этот человек невольно придёт к мысли, что нужно искать место удобное и нелюдное или каким-то образом жертву куда-то завести, затянуть для насилия.

(Из «Трактата о маньяках»)

Именно разгул фантазий дает, по мнению Муханкина, импульс последующим, ничем не сдерживаемым, жестокостям и убийствам. На это следует обратить внимание, ибо сам персонаж этой книги по сути одобрил примененный нами метод анализа:

Наследственные данные могут быть хорошими у некоторых насильников, и вроде бы все в жизни прекрасно выглядит, и достаток имеют во всем, но вдруг появляются желания, фантазии к острым ощущениям, и от своей зажранности и «ничего не боюсь», «все дозволено» становятся медленно, но уверенно на тропу насилия, а потом насилия с убийством, а если прошёл номер безнаказанно, то все будет совершенствоваться с каждым разом, фантазии – разыгрываться, и вот тебе хороший человек и обеспеченный – маньяк.

(Из «Трактата о маньяках»)

Наконец, наш повествователь и «аналитик» обращается к принципиально важному вопросу, как обнаружить, выявить сексуального убийцу.

Как распознать насильника, извращенца среди людей, на работе, в кругу семьи? А никак. Люди как люди. Зачем, допустим, парню или мужику без дела ходить в парки, у женских туалетов, лесонасаждений, в подвале, у стройки, на нелюдной дорожке где-то от пункта А до пункта Б? Зачем без дела появляться парню или мужику около детских учреждений или где женщины? Зачем человек находится без дела в другой части города ночью во дворах или подъездах? Где хочу, там и хожу или стою без дела – так не бывает. Если такого человека где-то заметили, то по его глазам или волнению можно определить, куда он смотрит, чего желает. Важны его движения, оглядки, перемещения, приседания, как в засаде. Интуиция должна подсказать вам, чего стоит этот человек, по одному только поведению. Нужно просто быть внимательным. Если он вас заметит, то сразу исчезнет с того места и покажется в другой части города и постарается свой план реализовать. Но на это место он все равно придёт обязательно. Как правило, у подобных людей десяток таких мест засад или засад-«начал», откуда он выходит за жертвой или выходит вперед жертвы. Иные, как правило, переодеваются в другую свою одежду, которая не ценна им, используя её как маскировку, а в повседневности в ней на людях не ходят. Как правило, у таких людей от самого дома учащается биение сердца и температура тела достигает 37° или на градус больше. Зрение, слух, интуиция такого человека заостряются. Если врасплох такого человека в засаде застать, он выдаст свое нездоровое намерение своим несвязным поведением, речью трусливой, дрожью внутренней, по глазам, мимике и т. д.

(Из «Трактата о маньяках»)

Как мы понимаем, сам серийный убийца полагает, что выявить ему подобных из общей массы практически невозможно. Он с ходу даже отметает такую возможность. Но если мы внимательно приглядимся к его рассуждениям, то заметим, что это не совсем так. Рисунок поведения «охотника», вышедшего на поиск жертвы, может выдавать его. В отличие от своих американских «собратьев» вроде Эда Кемпера, выезжающих на дело обычно на собственных автомобилях, отечественный «охотник», как правило, ходит пешком. Патруль, имеющий достаточный опыт работы и соответствующую психологическую подготовку, скорее всего, обратит на него внимание. Тут есть над чем подумать.

Хотя серийный убийца – это, конечно же, аномальная личность, грань, отделяющая его от всех нас, обычных граждан, не столь очевидна и нередко размыта. Ведь он, как правило, ведает, что творит, то есть и с точки зрения закона, и с точки зрения житейской вполне вменяем. То, что он совершает, необходимо для реализации доставляющих ему наслаждение желаний, и он не хочет считаться с тем фактом, что, потворствуя им, приносит в жертву жизни других людей. Впрочем, в метафорическом смысле, двигаясь по трупам, значительная часть наших вполне обычных современников и сограждан также успешно реализует свои жизненные планы.

Учтем, что те, кому приходится судить о вменяемости или невменяемости преступника, иной раз сами демонстрируют вполне очевидные отклонения от нашего условного идеала психической нормы. Когда Муханкин перед своим вторым процессом был отправлен в Краснодар на психиатрическую экспертизу, с ним произошёл довольно-таки странный случай. Его привели как-то на беседу с психиатром, и Владимир с удивлением обнаружил, что тот стоит на четвереньках посреди своего кабинета в собачьей позе, потявкивая и совершая необычные телодвижения. Вдруг человек-пес с заливистым лаем бросился на преступника, весьма убедительно имитируя намерение повалить и искусать его. Запаниковавший Муханкин в ужасе забился в угол, отбиваясь и истошно крича… Тогда психиатр поднялся на ноги и, улыбаясь, сказал: «Да, братец, реакция у тебя адекватная. Выходит, ты вполне вменяем».

Все это и многое другое наглядно свидетельствует о том, насколько актуальна и неоднозначна проблема серийных убийц, какие сложные, нерешенные до сих пор вопросы она ставит перед обществом. Ярко и точно формулирует некоторые из них в статье «Наследники Чикатило» обозреватель «Литературной газеты» И. Гамаюнов:

…Уже после нашумевшего судебного процесса над маньяком Чикатило, побившим все рекорды по количеству жертв, казалось: уж теперь-то в России откроют статистику подобных убийств. Ничего подобного! Видимо, российские компетентные органы не очень-то стремятся к тому, чтобы выявить тенденцию: сколько именно человек гибнет в России от рук маньяков. В США, например, не скрывают: от 4 до 5 тысяч ежегодно становятся жертвами маниакальных страстей. Только та кое цифровое обозначение проблемы может сосредоточить внимание и силы общества на её решении. Ведь до сих пор в России не разработаны методики раннего выявления маньяков и способы их лечения. До сих пор среди специалистов идут споры об их вменяемости, а значит – ответственности за свои деяния. Утверждают же врачи, что на докриминальной стадии это сложное психическое заболевание можно и нужно лечить. Причем принудительно. Потому что сам заболевший, в каком бы возрасте ни был, не в силах справиться с нарастающим смерчем страсти… [и] становится опасным для тысяч ни в чем не повинных людей…

(Литературная газета. 1997. 12 февр.)

* * *

Итак, мы выявили основные свойства серийного убийцы. Поняли, каковы основные психологические составляющие этого страшного и жестокого психопатологического типа; рассмотрели его конкретную реализацию на примере судьбы несчастного и одновременно страшного человека Владимира Муханкина, раскрывшегося отчасти в своих рукописях, а отчасти пытавшегося благодаря им представить миру заведомо ложную и искаженную картину собственной судьбы. Авторы книги переосмыслили эту картину и разложили её на мельчайшие составляющие, а затем вновь сложили заново, стараясь воспроизвести её истинный и неповторимый узор. В хитроумных декоративных элементах этого узора мы пытались, однако, обнаружить детали, которые выходят за рамки конкретной человеческой судьбы, пытались создать портрет индивида в интерьере, но получили, скорее, групповой портрет целой категории своеобразных и жестоких особей, воспринимаемых как одна из печальных примет нашей урбанистической цивилизации.

Но, подводя итоги нашим наблюдениям, не хотелось бы, чтобы последнее слово осталось за «аналитиком» Муханкиным. И поэтому мы передаем слово профессору Ю.М. Антоняну:

Думаю, что мужчина, накапливающий психотравмирующие переживания, представляет повышенную опасность. Высокий уровень эмоционального напряжения может толкнуть его на совершение насильственных действий. Это происходит в том случае, если у человека вообще нет возможности раскрыться, показать себя, если он не может компенсировать свои сексуальные неудачи в другой сфере – служебной деятельности, дружбе, в спорте… Вообще можно сказать, что сексуальные преступники – это сексуальные неудачники. В подавляющем большинстве.

(АиФ. 1996. № 50)

Эпилог

Завершились «литературно-следственные игры», и в декабре 1996 года в Ростове-на-Дону состоялся суд над убийцей. В зале заседаний Муханкин неожиданно сменил тактику. Он, еще недавно каявшийся и в поэзии и в прозе, именовавший себя «зверем» и вместе с тем клеймивший общество, неспособное понять душу серийного убийцы, неожиданно отказался от части своих показаний и выдвинул версию о том, что имелся будто бы некто третий – истинный убийца «Вася», в то время как сам он всего лишь заурядный вор.

Но этот слабый, «детский» ход, удивительный по-своему после тех изощренных текстов, которые написал он в свою защиту для Яндиева, не мог, однако, повлиять на его судьбу. Муханкин с поразительным спокойствием и невозмутимостью выслушал приговор и поблагодарил суд, который, разумеется, приговорил его к высшей мере наказания.

А дальше… Дальше начинается неизвестность. Россия, принятая в Совет Европы, обязалась отменить смертную казнь. Одни приветствуют это как акт гуманности, другие категорически протестуют, приводя свои контраргументы. Но так или иначе исполнение приговоров приостановлено и, по всей видимости, не возобновится в обозримом будущем. Скорее всего, Владимиру Муханкину предстоит провести немало лет в столь хорошо знакомом ему тюремном мире и вновь вкусить все прелести российской пенитенциарной действительности. Кто знает, какие настроения возникнут у него через несколько лет, как начнет тогда воспринимать он себя и драму собственной жизни. И сохранится ли у него та тяга к творческому самоанализу, которая сложилась за долгие месяцы следствия.

Постскриптум

Наша история была бы завершена, если бы не одно обстоятельство. Находящийся в Новочеркасской тюрьме Владимир Муханкин неожиданно написал заявление на имя Яндиева, в котором выразил желание сообщить о будто бы совершенных ранее убийствах и иных преступлениях.

Каковы мотивы, побудившие Муханкина вновь заговорить? Если верить ему, то причиной его словоохотливости является неудовлетворенность тем, что он один осужден, в то время как Левченко не осуждена, а другие лица находятся на свободе. Но верить Владимиру, конечно же, не приходится. Страх перед возможной надвигающейся смертью побуждает его изыскивать некие новые факты, которые могли бы стать формальным основанием для отмены вынесенного приговора и отправки его дела на доследование. К тому же в таком случае его перевели бы из тюрьмы с весьма жесткими правилами содержания в Ростовский следственный изолятор, где по контрасту обстановка показалась бы ему чуть ли не курортной.

В чем же конкретно готов сознаться Муханкин?

В сентябре 1994 года в городе Волгодонске он как-то вечером будто бы познакомился на вокзале с приезжей хорошо одетой женщиной лет 35 невысокого роста. С ней он якобы поехал на дачи около химзавода, где убил свою спутницу ударами арматурного металлического прута в спину и живот. Сняв с убитой золотое обручальное кольцо, цепочку с круглым брелоком и серьги, а также забрав около пятисот тысяч рублей, убийца будто бы закопал труп в малиннике на какой-то даче. Паспорт жертвы Муханкин якобы сжег, фамилии её не запомнил и указать место захоронения не может.

Второе убийство, как утверждает Муханкин, он также совершил в Волгодонске, вновь познакомившись с жертвой (на этот раз мужчиной) на железнодорожном вокзале. Этого мужчину, настаивает убийца, он напоил спиртным и завёл в район лесобазы, где то ли оглушил неожиданным ударом металлического арматурного прута, то ли заколол ножом. В конечном счете мужчину он будто бы утопил, прикрепив к шее трупа камень лентами, сделанными из его разорванной рубашки. Муханкин сознается в том, что снял с убитого золотое обручальное кольцо, перстень-печатку и забрал около пятисот тысяч денег. Никаких дополнительных деталей обоих убийств Муханкин не называет и обещает в случае, если вспомнит их, написать дополнительное признание.

Кроме того, Муханкин заявляет, что в сентябре-октябре (но, может быть, и ноябре) 1994 года он съездил на белой иномарке в Армавир с Василием из города Шахты (тем самым «Васей», которого уже называл на суде) и его знакомым Сергеем с Украины и, прихватив на рынке какого-то мужчину, они вывезли того за пределы города, где и убили у какого-то водоема, поблизости от лесополосы. Согласно Муханкину, в убийстве неизвестного участвовали он и Василий. В результате им достался портфель-«дипломат». Труп жертвы был якобы ими утоплен. Впрочем, Муханкин не сумел прояснить никаких фактов, касающихся личности Василия, Сергея или убитого. Он не мог описать также и водоем или хотя бы уточнить, идёт ли речь о реке, канале или озере. Любопытно, что Муханкин утверждает, что та же компания чуть позже совершила аналогичное убийство человека с «дипломатом» в Краснодаре, причем труп жертвы снова был утоплен в «водоеме».

Несколько расширяет географию событий упоминание о женщине, которую Муханкин, Василий и Сергей в октябре-ноябре 1994 года в городе Саратове якобы вывезли с железнодорожного вокзала за город, где ограбили и убили.

Наконец, фигурирует еще и неизвестная сорокалетняя женщина, будто бы убитая Муханкиным примерно тогда же в городе Шахты и закопанная под породой террикона шахты имени Красина.

19 марта 1997 года Яндиев вместе с коллегой из Ростовской областной прокуратуры С.Н. Богдановым посетил Муханкина в Новочеркасской тюрьме. Не без волнения поднимался он по гулкой пустынной лестнице на второй этаж старого, многое перевидавшего здания, где на расположенных по обе стороны от лестницы галереях находятся камеры смертников. Общение с убийцей и анализ его души, растянувшиеся на полтора года их жизни, казались целой эпохой. Неужели эта эпоха еще не завершена, и расследование начнется вновь?

Но такого просто не могло быть. Яндиев понимал, что не очень верящий в наступление полосы безудержного гуманизма преступник готов придумать, что угодно, лишь бы только продлить свое земное существование. Чувство меры изменило ему, он не понимал, что игра сыграна и что дальнейшее её искусственное затягивание противоречит здравому смыслу. Сидя в своего рода клетке из стальных прутьев, к одному из которых была пристегнута наручниками его рука, Муханкин быстро и временами почти нечленораздельно повторял откровенные бредни. Когда следователь указывал ему на явные нелепости и противоречия, он на мгновение замолкал, а затем, пренебрегая элементарной логикой, начинал сначала.

Было заметно, как он осунулся и сдал. Черты лица заострились, на висках появились залысины, глаза лихорадочно блестели. Муханкина-писателя уже не существовало. Осталась лишь его тень, судорожно и рефлекторно барахтавшаяся, жалкая и ничтожная.