Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– Ты был достаточно талантлив, я помню отбор.

Парень промолчал. Он не знал, что мог ответить своему учителю – что они неправильно о нём думали? Или что он ничего не делал для того, чтобы оставаться на уровне? А может, следовало жаловаться, что ему просто не давали шанса развиваться? Но ведь всё это было просто глупым нытьём, таким противным, таким гадким, что Рэ не мог заставить себя до этого опуститься. Он хотел сражаться, мечтал показать Мастеру, что и вправду достоин, даже если сейчас все думают иначе.

– Так вышло, – наконец-то промолвил он. – Я не в силах влиять на всё.

– Надо же, – скривился Мастер. – А мне кажется, что ты шёл по зову в лесу. И поймал меня за руку не только потому, что в этот миг надеялся сжать в пальцах какую-то мошку. Не стоит лениться, парень, – улыбка, застывшая ещё одним шрамом на его лице, казалась мёртвой и злой. – Если ты сам не выстроишь собственную судьбу и не подаришь себе спасение, никто за тебя этого не сделает.

– Я защищаюсь, – прошептал Рэ.

– А надо нападать, – Мастер шагнул к ряду мечей и шпаг. – Миро учит вас, что это – центр защиты. Умеешь ли ты колдовать?

– Немного.

– Насколько – немного?

– Боевая магия – не мой конёк, – вздохнул наконец-то парень. – Я больше… Ну, как сказать – моя магия, она…

– Мирная? Обманчивая? Способная окрутить вокруг пальца, но ни на минуту не защищающая в бою? Ты глуп, мальчик, – Мастер протянул руку, касаясь эфесов шпаг. – Что может металл? Ты думаешь, если не ударишь огненным потоком, если умеешь скорее менять сущность лиц и предметов, то тебе неподвластны боевые чары?

Мужчина дотянулся до метательного кинжала, а после, не глядя, швырнул его в Рэ.

Парень невольно вскинул руку – и железо лужей растеклось у него под ногами, зашипело, заискрилось. Мастер только равнодушно пожал плечами, щёлкнул пальцами – и кинжал воссоздался из хлопьев пепла и капель раскалённого металла.

– Ты можешь растворить человека. Ты можешь превратить шпагу в обыкновенные листья. Ты слышишь деревья. Что может быть лучше в борьбе с эльфами?

– Какое мне дело до того, что я могу отыскать эльфа в лесу?

– Ты чувствуешь, где он. Значит – ты можешь от него убежать, – пожал плечами Мастер. – Клинок не поможет, если ты сам – не остроухий.

– Вам ведь помог.

– Мне? – Мастер фыркнул. – Мне помог не клинок. Но, раз уж ты желаешь учиться, а Миро решил, что это тебе не понадобится… – он повернулся к оружию и выбрал среднего размера меч, – бери то, на чём ты будешь сражаться. Может быть, когда-нибудь ты совершенно случайно отрубишь голову своему драгоценному преподавателю боевых искусств, я хотя бы порадуюсь.

– Вы никогда не были столь разговорчивы.

– Никогда прежде не общался со своими.

– А я для вас – свой? – удивился Рэ. Он дотянулся до клинка, что был ближе всего, взвесил его в руке и коротко кивнул, подтверждая, что это оружие ему подойдёт. Мастер в ответ ничего не сказал, он только сделал первый уверенный, быстрый выпад, и оставалось только защищаться, отступая по кругу, или нападать.

Только отбивая удар, парень понял, что, в отличие от Миро, что учил их драться на двуручниках, Мастер столь массивное оружие проигнорировал.

Разве что не понял – почему.

До той поры, пока не полыхнула магия.

Глава седьмая

Год 117 правления Каены Первой

Придворные дамы явились в назначенный день. Каена вдохнула тонкий аромат, сопровождавший их повсюду. Аромат их жизни. Удивительно, как остальные легко отказывались от него. Особенно в человеческом мире – они окутывали себя шлейфом духов, чтобы прикрыть вонь нечистот…

Но у эльфов не было такого. Они всё же выше человечества, у них другая кровь, у них не растут эти отвратительные бороды, и запах жизни они не прячут.

Не прятали.

Пока она не оказалась на троне.

Сегодня, впрочем, придворным дамам не подарить ей несколько мгновений в бесконечность. Каена брезговала женской силой, ей казалось, что от неё она сможет стать слабее. Сможет слишком уж много думать о том, о чём не должна. В женщинах не было принципов, равно как и в мужчинах, зато в них была гибкость настоящей кошки. Лучшей, чем Равенна, лучшей, чем те человеческие пушистые существа.

Коты – единственное хорошее, что вообще есть у людей. Но даже ради них Каена не была готова выйти за границы Златого Леса.

Сейчас, вероятно, уже и не смогла бы.

Она оторвала взгляд от книги, на страницы которой смотрела вот уж несколько часов, и недовольно фыркнула. Траурные цвета. Сегодня она открывает портал для Златой Охоты, сегодня она передаёт сигнал их границе, чтобы та в назначенный день и час открылась и пропустила одного эльфа, если такой найдётся.

Однажды Рэн уже умудрился пройти вторым. Но у него больше не удастся этот трюк, даже если очень захочется. Сколько тогда погибло сильных Охотников под влиянием его волшебства, чтобы выпустить Высшего на свободу? Он протаранил их силой насквозь границу, он переступил её так уверенно и так легко…

Он сможет. Он умеет делать это тайно и тихо. Но не во время Охоты. Не сейчас. Каена много раз отпускала его, и ещё чаще он уходил сам, но на сей раз ничего не получится. Она твёрдо решила – не отпустит. Не позволит переступить ту черту, через которую ему до такой степени сильно хотелось бы нынче перебраться.

Она тяжело вздохнула воздух и улыбнулась своей пустоте. А после посмотрела на девушек, почувствовала, как сильно бились их сердца. Когда-то давно она была чем-то похожим, только магия в ней всё-таки теплилась.

Их было двое. Она помнила Шэрру только потому, что это было имя покойной жены Роларэна. Вторая оставалась незнакомой.

Безымянной.

В её перечне имён было много и женских тоже. Только они все умирали иначе. Мужчины, в которых она пыталась увидеть тень Рэна, все как один, выстраивались в отдельный список. Она скользила по нему взглядом тогда, когда пыталась испытать некоторое удовлетворение, вдохнуть запах их крови, вытащить его из воспоминаний.

Конечно, ещё были Вечные. Они отдавали всё сами, отдавали по кусочкам, а дальше она впивалась в них и не отпускала, пока не отбирала всё до самой последней капли. Они говорили – возьми половину, нет, даже большую часть.

Они не против, они готовы поделиться, только пусть она позволит им подступить на несколько шажочков ближе и прикоснуться к её руке, сжать её тонкие пальцы, поцеловать в нежные мягкие губы.

Вот только они не знали о главном. Не знали, что жадности в Каене достаточно много, чтобы ничего не осталось. Она достаточно легко сыпала деньгами, сыпала златом родного Леса, чтобы беречь магию. Да, она легко многим отдавала средства, но с такой же лёгкостью отбирала у них в расплату жизни.

За всё всегда надо вносить что-то своё. И если она ставит условия, то отберёт больше, чем должна. В конце концов, на то она и королева.

Короли у людей тоже подобным образом поступали. Просто у них всё было скучнее – налоги, сборы… Она не опускалась до такой низости. Она выпивала у эльфийского государства жизнь – и сама царствовала до той поры, пока не останется в её царстве лишь один только мужчина.

И ещё она. Она, вечная королева вечного Златого Леса.

Девушки зажгли свечи. Траурные наряды подчёркивали белизну их кожи, подчёркивали холод, что царил во всём дворце, и Каена наслаждалась тем, что она одна была в белом. Она одна могла позволить себе впитывать эту невероятную силу чужого недоступного счастья. Они все умирали только потому, что были к ней раньше такими злыми.

Папочка… Папочка её не обижал. Она вспоминала об отце, вспоминала о его мягкой улыбке. Он первый дал ей свою кровь. Он не ждал, что она что-то оставит. Он проливал свою жизнь на алтарь, лишь бы его дочь смогла дышать, смогла прожить ещё несколько дней. Лишь бы она наконец-то полной грудью вдохнула…

Лишь бы!

И она не отбирала всё до последней капли. Она его любила. Любила сильно, любила без памяти. Она делилась с ним тем, что у неё было, даже если оказалось слишком мало. Она надеялась, что он никогда не предаст её и никогда не оставит.

Отец был единственным, кто в неё верил.

И он сейчас не мог чувствовать полноценное счастье. Ему что-то мешало. И тогда она тоже чувствовала себя несчастной. Если её отцу было так плохо – зачем она сама должна была продолжать жить? Какова цель всего этого, если он не сможет отыскать своё место в этой жуткой и гадкой жизни? Больно ведь.

Больно и страшно.

Каена расправила плечи. Она чувствовала, как темнеет белая ткань её облегающего платья, чувствовала, как пятна крови растекаются по подолу. Это всё её грехи; так открывается Златая Охота. Ещё одно Златое Дерево умирает – они отдают честь прошлому и Вечным, которых потеряли. Достойным Вечным.

Ни один достойный Вечный не разделил бы с нею ложе.

Значит, достойным оказался только один.

Она мысленно улыбнулась Роларэну. Он казался таким… Таким настоящим. Таким праведником среди всего этого грешного кодла. Таким грешником на фоне её страшных убийств. Даже она не натворила столько зла, сколько он. Не остановить чудище, подумать только… Она легко перекладывала собственные деяния на его плечи, и он всё ещё не согнулся под невообразимой тяжестью, которой так охотно делилась Каена.

Он словно ничего не почувствовал.

Женщина встала. Взмахнула руками, будто бы крыльями, и свечи зажглись по углам комнаты. Мрачный свет окутал помещение без окон – без дверей. Дамы только опустились на колени по велению её жеста. Так надо. Так они молятся, чтобы граница действовала верно и никого не выпустила на свободу, за исключением победителя.

Одно только – Златая Охота не допускает победителей.

Каена медленно двинулась по комнате. Одна за другой, угасали свечи.

Комната мрачнела. Холод и боль собирались в центре, выбираясь из каждого угла, окутывали цепями её руки и её ноги и пытались задержать. Она чувствовала, как вспыхивает пламенем подол платья, как алые капли невидимой крови гасят его.

Она бормотала заклинание. Эльфийки стояли на коленях и молились – молились по тому тексту, который она вручила, самолично дала им в руки и приказала выучить наизусть, чтобы не ошибиться ни в едином слове.

Свеча за свечой.

Душа за душой.

Златая Охота на этот раз будет успешной. Не так, как тогда, когда мальчишка посмел покинуть территорию Златого Леса. Больше не будет ошибки.

Больше не будет шанса выйти не одному, а двоим.

Каена бормотала слова всё быстрее и быстрее. Она рукою касалась пламени и втягивала его в себя, и голос звучал громче и громче. Она не срывалась на крик, она только пела дивную песню, слова которой никто не знал, кроме неё самой.

На фоне её голоса прорывались тихие шепотки. Молитва дымом растекалась от девушек. Вырывались колечка тёмного смога с уст эльфиек.

Каена замерла за их спиной. Она положила руки на плечи, заканчивая песню. Последняя свеча горела прямо перед ними – и королева не сводила с неё взгляда. Песнь шла всё выше и выше – и на последнем слове огонь, трепыхнувшись в бесплотной попытке выжить, угас. Только и вспыхнул в последний раз, чтобы превратиться в жалкий огарок.

Воск растёкся лужей по полу. Обжигал колени эльфиек, обжигал босые стопы Каены. Она наслаждалась болью собственного маленького жертвоприношения.

Её ладони легли на плечи одной из дам.

Она провела пальцами по тонкой коже. Представила её белизну. Представила, как кровь течёт по её телу. Послала один только пробный импульс, и алая жидкость вспенилась под её руками.

Участился пульс.

Кровь грохотала в голове. Каене казалось, что она слышит этот мерный стук, слышит, как смерть подходит совсем близко. У смерти нет тела, у смерти нет ничего, что могло бы её раскрыть. И шаги её не звонки. Шаги её совсем тихи.

Она – смерть.

Пальцы нежно пробежались по горлу. Сжали тонкую, словно тростинка шею. Острым и длинным ногтем Каена провела по щеке девушки, поймала капельку крови и слизнула её с пальца.

Какая гадость.

Пальцы сдавили плечи сильнее.

Легли на горло.

Сжали.

Она чувствовала тихий хрип. Чувствовала сопротивление и биение тела в собственных руках. То извивалось, пыталось вырваться на свободу. Вторая всё ещё бормотала молитву, пусть песни и не было, и Каена впитывала чужую жизнь и вливала её в границу.

Только кого-то одного. Только кого-то, кто будет среди жертв.

Эта Златая Охота будет успешной. Много жертв впитает в себя Лес. Они загубят ещё несколько деревьев. И только праведность спасёт на пути к Границе – и только праведность поможет её переступить. А разве есть в Златом Лесу хотя бы один праведный эльф? Охотники сильны.

Каена рассмеялась. Шея сломалась под силой её тонких и нежных пальцев, как раньше легко поддавалась кинжалу кожа. Она отступила на шаг, чувствуя, как на коже всё ещё пульсирует чужая жизнь, как тепло эльфийки перетекает в её собственное тело.

Крови ей не понадобилось. Она и так чувствовала, как дух эльфийки бьётся, вырывается из её тела, а после ещё одним кирпичиком становится в громадной Границе. Ещё одним защитным камнем, тем самым фортом, который не позволит Рэну вновь уйти без её ведома.

Все эльфы должна уведомлять свою госпожу о том, что планируют уйти. У него теперь не будет никаких привилегий.

Каена раскинула руки – и свет зажегся. Вспыхнул по одному только щелчку всюду, где только мог. Загорелись свечи, и пламя рванулось к потолку. Всё загорелось. Она чувствовала, как полыхает невидимым огнём край её платья, как мелкие пепелинки взмывают в воздух.

У её ног лежала эльфийка. Каштановые волосы, карие, наверное, глаза.

Она повернула голову набок.

– Что ж, – прошептала она, перешагивая через покойницу и подходя к Шэрре. – Ты меньше сбивалась. Ритуал не позволил мне убить тебя. Ритуал указал мне на ту, что менее достойна жить. Но обычно, знаешь, умирают обе.

Каена положила руки и на её плечи – но это было так просто… Рэн привёл её. Рэн рассказывал ей то, что нико, кроме него самого и Каены, не должен был знать. Он шептал эти глупые слова, выдыхал их в воздух, а ещё – так звали его жену.

Но Шэрра не сорвалась. Она знала, что должна читать молитву до самого конца. Каена ждала, пока она прервётся, но плетение слов обвивало её защитной пеленой. Не остановиться. Не умолкнуть вместе с королевой.

До конца ритуала.

Но ритуал ещё не окончился.

– Умница, – прошептала Каена. – Моя дорогая… Ритуал долг, очень долог, – она рассмеялась ещё громче, но смех утонул в каменных стенах. – Не стоит совершать глупостей. Не стоит останавливаться.

Погасла вновь свеча.

– Когда не останется ни одной, – сообщила Каена, – ты сможешь умолкнуть. Когда все они истекут воском, ты наконец-то будешь свободна. Но не от своего тела.

Она попыталась сжать девичье горло, но тут же ослабила хватку. Это было неинтересно. Нарушать собственные правила? Каена не для этого их создавала. Она не ждала, что внезапно умолкнет и заставит эту девочку прерваться.

Ей хотелось, чтобы она сбилась. Но свечи уже догорали, а жертва была принесена. Граница не ждала никого – и она плавила тёплый воск и превращала его в лёд, чтобы вода скорее прорвалась сквозь щели в камнях.

– О, – прошептала Каена. – Я должна даровать тебе что-то. Твой голос не срывается, ты не пытаешься остановиться и отдышаться. Ты так ровно читаешь эту молитву, что даже я, может быть, уже давно сорвалась бы. Это столь прекрасно, что я не могу описать никакими словами… но ведь я должна. Я должна сообщить тебе своё решение.

Молитва. Молитва? Молитва.

Каена сама придумала эти слова. Сама придумала этот ритуал. Сама лишила его крови и заставила Границу принимать другую жертву, не ту, которую хотелось бы испить самой королеве. Вторая жизнь уже билась у неё на пальцах, но слишком скучно вот так взять и выпить её до дна.

– Я знаю, что больше всего на свете каждая эльфийка, каждый эльф Златого Леса мечтает о вечности. Она когда-то была у нас, но сейчас, увы, её отобрали. Нельзя ответить, кто именно это сделал – ведь для этого мне бы пришлось признаться, что я знаю… а это, моя дорогая, не так. Мне лишь хочется делать вид, что знаю.

Каена умолкла на миг. Златая Охота… Она любила это словосочетание, она баловала его, ласкала кончиком языка, прежде чем вытолкнуть на свободу.

– И ты тоже хочешь переступить черту. Ты знаешь, что в человеческом мире ты сможешь обрести свободу. Ты сможешь наконец-то получить собственное бессмертие. Там ты воспользуешься чарами – если они у тебя есть, – и изменишь свой лик. Есть ли у тебя чары?

Молитва. Она не прервалась. Не поддалась. Не посмела пошевелиться, чтобы отрицать.

– Ты не молчишь. Молчание – знак согласия, но ты слишком занята, чтобы кивнуть или отрицательно покачать головой, – нежно прошептала Каена. – Я понимаю. Всё будет куда проще, – королева царапнула её плечи, дёрнула ткань, обнажая кожу и сжимая сильнее. Оставляя отметины, на память о ритуале.

Чтобы утром она не посмела открыть глаза и сделать вид, что всё забыла.

– А ещё ты знаешь, что есть только один шанс оказаться за Границей. Это получить моё личное разрешение. Но я не склонна отпускать такую хорошую придворную даму. Они все себя убивают, рыдают, нарушают мой завет. А ты не хочешь этого делать. Ты столь послушна… Поэтому я бы вечно держала тебя в плену, но появился шанс. Шанс сыграть с судьбой в игру.

Молитва.

– Я знала, что ты согласишься, поэтому не стала спрашивать у тебя твоё согласие. Я знала, как всё это закончится, – голос Каены звучал зловеще. Осталось всего четыре свечи, и она знала, что должна договорить до того, как закончится ритуал. – Ты знаешь, что есть ещё один шанс. Стать одной из Златой Охоты. Стать той, кому завяжут глаза и руки, кто пройдёт по пути из углей с гордо расправленными плечами или с низко опущенной головой. И шагнуть в Златой Лес, гонимая охотой, гонимая болью и страхом за плечами… Вот что ты должна сделать, чтобы наконец-то получить свою свободу.

Шэрра принялась петь молитву громче. Она уже переходила на почти что истеричные нотки, но осталось всего три свечи, и Каена знала, что сегодня не задушит её. Не зарежет. Не отберёт её жизнь.

– Именно потому ты станешь в один ряд с другими жертвами. С другими избранными, которым я дарую свободу. Тебе за спиной завяжут руки, тебе закроют глаза. Это сделает тот, кто будет твоим Охотником. А потом ты побежишь, и он рванётся следом за тобою.

Каена рассмеялась.

Две свечи.

Она уже успевала, разумеется. Она знала, что осталось сказать совсем немного. Совсем чуть-чуть. Она знала, что девушка не посмеет её прервать, что нет ни единого разумного человека, который оборвал бы Её Величество Каену. Человека? Нет. Эльфа.

Людей тут попросту не бывает.

– И тогда, когда ты победишь, ты получишь шанс. Ты первой ударишься о Границу, и она тебя выпустит. Она даст тебе выбраться в человеческий мир. Ты сможешь вдохнуть полной грудью воздух, в котором нет и никогда не будет Туманов. Ты наконец-то сможешь свободно ходить по ночам, потому что человек эльфийке не соперник, а Тварей Туманных там нет. Все они, даже Равенна, останутся тут. За границей. А ты будешь там.

Одна свеча.

– И я уже выбрала тебе Охотника. Наверное, так тебе будет легче – знать, что у тебя двойная честь? Он давно уже не принимал участия в Златой Охоте, но я выбрала лучшего из лучших.

Огонь почти погас.

– Роларэна.

Пламя и молитва утихли одновременно. Молчание и мрак сплелись в безумном танце, и Каена горько рассмеялась, чувствуя, как тонкая струйка крови стекает по прокушенной каким-то образом губе. Она слизнула солоноватую капельку и сжала плечи девушки сильнее.

Но не добралась до горла.

Её ждала Охота.

* * *

Год 120 правления Каены Первой

Сегодня вечером обещали первый снег. Рэ ждал его почти с нетерпением – ему всё казалось, что как только снежинки посыплются с неба, станет светлей. Хмурая осень, за которой он наблюдал из окна практически каждый вечер, давно уже вымучила, выпила всё, что только могла – почему не мечтать теперь о свете и о далёком, таком нереальном счастье? Почему..

Или, может быть, реальность могла подарить ему больше, чем дурные грёзы?

– Подвинься, – прогундел где-то в стороне Громадина Тони. – Тут Мастера нет, нечего раскладываться на половину лавки. Или для тебя это привычно?

– Я могу уступить тебе место на один вечер, – отрезал Рэ. – Хочешь?

Тони сделал вид, что не расслышал грубого ответа. Он рассмеялся чужой и совершенно несмешной шутке, но на Рэ то и дело бросал раздражённый, но при этом ещё и настороженный взгляд. Словно пытался выведать, что на душе у сокурсника.

– Мастер ни с кем никогда лично не занимался, – промолвил один из старшекурсников, Хажэф. Слова Громадины Тони он игнорировал с таким же поразительным спокойствием, как это сделал бы сам преподаватель, но сейчас в замечании чувствовался лёгкий оттенок беспокойства. – Поэтому ты должен понимать, что обрекаешь себя на дурные подозрения.

– Дурные подозрения – это последствия попыток думать у неумных людей, – резко ответил Рэ. – И если кто-то смеет предположить подобное о Мастере, то, наверное, следовало бы высказать ему сие лично в лицо.

– Возможно, – не стал спорить Хажэф. – И я не стану одобрять чужого хамства, Тони. Но в тот же момент, Рэ, если бы ты разъяснил ситуацию, всем нам стало бы легче. Каковы причины?

– Непарное количество, – пожал плечами парень. – Разве может быть другая более разумная причина, чем непарное количество учащихся в группе?

Вопросов больше не было.

Слухи давно уже ему надоели. Но Мастеру, казалось, было всё равно, а значит, и Рэ оставался практически бессильным в этом маленьком сражении. Без поддержки преподавателя, без его настояния он ничего не мог сделать, даже если бы и очень захотел. А всё потому, что сам был бы виноват, и некому заступиться, некому встать на стражу молодого, да шибко глупого ученика Академии.

Но парень в последнее время и не думал о тех, кто его окружал. Не так уж это было и важно – что они говорили и как смотрели, как дышали в его сторону. Важным оставалось единственное – он чувствовал несостыковки вокруг себя. Он сам таковой был; неизвестной на поле глупых чисел. Может быть, если бы говорил правду и только правду, то и ответы пришли бы легче. По крайней мере, их точно стало бы проще получать.

Рэ мотнул головой. Соскочил с подоконника – уже окончательно стемнело, снега всё ещё не было, но его ждали.

Громадина Тони попытался его окликнуть, одёрнуть, даже опустил свою громадную руку на плечо, но он не обратил никакого внимания на него, ускользнул, почувствовав спиной, что было не так.

Их магии учил не только Мастер – но получалось исключительно у него. Рэ был уверен – не предложи мужчина тогда ему занятия, он так ничему бы и не научился. А сейчас – и вовсе погиб бы на очередном испытании.

Сражаться в парах. Тренироваться в парах.

Показывать, что ты умеешь, лично. Без тренировок, без попыток, без шансов исправиться.

Каждый, кто переступает порог Академии, соглашается умереть. Во время обучения или после него, от руки преподавателя или от коварного нападения эльфа. Эльфы… Хоть бы кто кроме Мастера о них говорил!

– И тебе самому не противно? – не удержался Тони, останавливаясь уже в длинном каменном коридоре. Рэ тоже замер – ему показалось, что по всему телу прошёлся разряд, болезненный, словно его ударило молнией. Но громы не прорываются сквозь метель, а метель уже совсем-совсем близко.

– И что должно быть мне противно? – повернувшись, спросил он. – То, что обо мне болтают? Так я ведь знаю, что это неправда, а если остальным неохота в это верить, то их проблемы – не мои. Или, может быть, то, что у меня есть шанс узнать что-то без Миро?

– О тебе болтают ерунду в коридорах, – отметил Тони. – Но по вечерам, когда тебя нет, шепчут совсем другое. Узкие плечи, острые уши. Всё это стоит, однако, на одной линии, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Рэ. – Но ничем не могу помешать злоязычничать. Или, может быть, вырвать мне язык из их глоток?

– Ты-то сможешь?

Рэ не ответил. Только резко повёл плечами и вновь зашагал по коридору. Но Тони не отставал, и его похожие на грохот, на землетрясение шаги приближались и приближались. Подумать только, Громадину Тони волнуют не пустые, бестолковые слухи, основанные на сплошной выдумке. Нет, Громадина Тони желает услышать правду о чём-то другом, о настоящем вопросе.

Ещё несколько месяцев назад, может быть, в голосе Рэ было бы иронии немного меньше. Или вовсе не встречалось. А сейчас он словно тренировался на Тони – отбивать моральные удары. Как учил Мастер – на всех наплевать, пусть хоть умрут, хоть превратятся в прах. Но важно одно – быть цельным. И, наметив цель, провести тонкую, едва заметную линию к ней и идти. Ступать уверенными, быстрыми шагами, а не размениваться на всякую ерунду и…

И. Вот это "и" останавливало Рэ. С каждым днём он всё больше и больше чувствовал себя настоящим.

Тем, от чего бежал.

Мастер напоминал о прошлом. Мастер выдёргивал руками безо всякой осторожности из его сознания воспоминания и терзал их на кусочки, а потом швырял под ногу. Рэ подсовывал ему сталь вместо бумаги – Мастер ни разу не поранил руки. Он подталкивал к нему фальшивые, выдуманные нити, а Мастер, будь он проклят, каждый раз видел больше, чем упоминал.

Но он не был тем, кто сразу побежит выдавать ученика Академии. Плевал на мнение Фирхана, каким бы авторитетным оно ни казалось остальным, отталкивал от себя каждого. Рэ знал, что он слишком близок. Но верил в то, что сомнения будут иными.

Вот только вот она, беда. Сомнения были правильными. Даже Громадина Тони задавался единоправильным вопросом, тем самым, от которого отойти хотелось до ужаса. Он спрашивал – кто таков ученик и его учитель?

– Рэ! – позвал он в последний раз.

– Что?

Громадина Тони всегда его ненавидел. Рэ об этом отлично знал, отрицать – не пытался. Он считал эту ненависть к себе правильной, но не потому, что сам был таким плохим, отнюдь. Он просто принимал любое отношение к себе как данность, будь она приятной или не очень.

Но сейчас во взгляде сокурсника было что-то другое. И Рэ показалось, словно даже он пытается забраться глубже.

На коже – ни следа от шрамов.

Рэ содрогнулся. Что-то было не так в самом Мастере – он никак не мог забыть то странное прикосновение чужой такой тёплой, такой мягкой, без единого дурного следа коже… Он не мог избавиться от ощущения, что его обманывают.

– Они говорят тебе это не потому, что так думают, а потому, что ты можешь наконец-то сорваться и рассказать о том, что происходит на самом деле, – выпалил Тони. – И Миро обещал, что ты не преодолеешь рубеж его экзамена. Даже в первом полугодии.

– Миро не знает о занятиях.

– Не знает, – кивнул Громадина. – И ему никто не скажет.

– Ведь вы его любите. Почему бы не сказать?

– Подлость – удел эльфов, – ответил Тони.

Хотелось рассмеяться ему в лицо. Рэ-то отлично знал, что это не так. Подлость – исключительно человеческое качество.

Самое яркое, самое противное.

Самое распространённое.