355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альма Либрем » Королева Златого Леса (СИ) » Текст книги (страница 24)
Королева Златого Леса (СИ)
  • Текст добавлен: 9 декабря 2019, 13:00

Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"


Автор книги: Альма Либрем



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Но он не произнёс ни слова. В мёртвом лесу царствует мёртвая королева, королева, что забыла лечь в гроб… В мёртвом лесу мёртвая королева разлила широкой щедрой рукой бесконечные туманы, а значит, услышит она каждое слово, что посмеют произнести важные для неё эльфы. Иллюзии могут скрыть признания, но не чувства.

Шэрра могла не понять его слов. Каена поняла бы до последней буквы. Она знала его не так хорошо, как долго. Этого хватало. Осознания того, о чём даже не ведала его нынешняя спутница… Да, его было слишком много – Каена воскресила его имя и теперь не могла похоронить вновь. Каена сама подписала себе приговор; теперь он даже не чувствовал себя убийцей, скорее избавителем.

Кого и от чего?

Ответить на этот вопрос Роларэн не смог бы даже при громадном желании – а на самом деле и не хотел этого. Ответы – не всегда то, что нужно знать человеку.

Лошади покорно ждали их за ближайшей чертой. Роларэн не задавал себе глупые вопросы относительно того, были ли они настоящими – разумеется, да. Не те кони самых лучших пород, которых могли объездить одни лишь Вечные, но и не иллюзия – разве кто-то был в силах её сотворить? Владела волшебством нынче одна только королева Каена, а ежели кто и рождался с зачатками магии, то стоило королеве об этом узнать – а доносчиков хватало, – как ему тут же подписывали смертный приговор.

Казнь.

Златая Охота.

Мало ли вариантов?

– Вон та, – Роларэн указал на скакуна пониже, как раз предназначенного для столь хрупкой эльфийки, как Шэрра, а сам запрыгнул в седло самого высокого, статного коня с лоснящимися чёрными быками.

Тот словно почувствовал наконец-то силу в руках своего всадника – мигом присмирел.

Шэрра чувствовала себя в седле неуверенно – так, словно не сознавала до конца, что происходит. Почему ей, пленнице, предоставляют такую свободу? Почему у союзницы столько ограничений? Это с любой стороны казалось нелогичным.

Роларэн повернулся к ней. Воцарился мрак – теперь только Шэрра поняла, что освещение исходило лишь от фонарей, подвешенных над лошадьми – словно Твари Туманные интересовались зверьми.

Из густой тьмы, скопившейся за спиной, из туманов, клубами растянувшихся по лесу, слышалось глухое рычание. Чей-то крик утонул в мягких кошачьих шагах. Сегодня они выходили на охоту пусть беззвучно, но всё равно так прицельно, так метко, что никто не имел ни единого шанса выжить.

Шэрра зажмурилась. Ей хотелось нырнуть во тьму.

Вечные не предают.

Могла ли она верить хоть одному слову Роларэна?

– Не отставай, – тихо обратился он к ней. – Для твоего же, смертная, блага.

– Да, – послушно склонила она голову в кивке, бессмысленно жмурясь и чувствуя, как страх в очередной раз пытается разъедать изнутри и душить. Но ведь это был её Роларэн. Вечные не предают, Вечные… Не верить иносказаниям? Не верть ему?

Так чему же тогда верить?

И она тоже пришпорила коня, вслед за лошадью Рэна, надеясь, что действительно не отстанет.

В густых зарослях Златого Леса расползались в стороны тени. Они умножались, переливались чёрными шкурами Тварей Туманных. Клубами догоняла поволока мрака. Шэрра опасалась скосить взгляд в сторону – до такой степени страшно было ощутить даже это дикое, дивное приближение холода и ужаса.

Она помнила их зловонные пасти. Помнила Равенну.

Помнила, как давала ей доесть ошмётки с обеденного стола Каены Первой – то, что Её Величество отказалась выпить, поглотить, впитать в себя. Теперь ей было так дивно от одной мысли о том, что Тварь не мечтала о свободе…

Они мчались со скоростью иллюзии – и магия Вечного прорезала свет в бесконечно тёмном царстве покойного эльфийского королевства.

Глава двадцать шестая

Год 120 правления Каены Первой

Теперь столица казалась ещё мрачнее. Туманы сгущались, предвещая смерть королевству, но не его правительнице. Эльфов становилось всё меньше. И Каена не ждала, что он мог вернуться. Не ждала, что мог переступить порог её дома однажды… Не ждала, что он привезёт ей то, что она потребовала.

Лошади остановились у Пылающего Пути. Роларэн посмотрел на него с невысказанным презрением. Вечных ли он отмерял? Одарённых? Просто – чистых, способных привнести в Златой Лес хотя бы один свежий, взросший на деревьях листик, или, может быть, вообще – обыкновенных, не отличающихся жестокостью королевы Каены?

Рэн знал, что ищет Пылающий Путь. Он не пропускает тех, у кого нет души. Ни единого намёка на личное Златое Дерево; он пытается прощупать эльфов, у которых будет шанс на что-то. Эльфов, у которых есть возможность не волочиться по жизни, будто бы нечто лишнее и отторженное, а жить на самом деле, на полную, так, как полагается. Не так, как вещают древние, иссушившиеся письмена.

Королева Каена имела душу. Испорченную, изгаженную. У неё было высокое и прекрасное Златое Дерево, только она сама его сожгла. Она сама отрезала себе путь назад.

Эльфы шли по дорогам, что вели вокруг Пылающего Пути. Роларэн обернулся, провожая взглядом одного из них, и тот, по осанке и взгляду узнавая господина, почтительно поклонился.

– Пылающие Пути гневаются, господин, – прошептал стареющий, полумёртвый уже эльф, перешагнувший через отметку в семьдесят пять лет, такую далёкую для смертных планку…

Тогда, когда Роларэн только-только родился, смертные ещё долго жили – лет до ста. Он в семьдесят пять переступил наконец-то через порог собственной юности, только-только улыбался девушкам и плясал у костров с оставшимися Вечными-погодками, пел Златым деревьям неумелые песни.

Те, кто родились с ним почти одновременно, ведь для эльфа и десятилетие – не срок, для Вечного эльфа, уже лежали в могилах, и на их каменных плитах расцветали белые прекрасные цветы, так и не получившие в Златом Лесу достойного себе названия.

Люди называли их как-то грубо. Роларэн не знал, как, но был уверен, что даже эльфийской певучести, недостаточной для этих цветов памяти, они не сохранили, кривые, неотёсанные слова человека.

– Пусть сожгут, – отозвался он как-то мечтательно, посмотрел на старика – старика, что был младше его во много-много раз, – и сделал первый шаг. Лошади остались где-то за спиной; Роларэн был у себя дома. Его имя вернули. Его могли узнать те, кто остался – но разве был хотя бы кто-нибудь здесь из тех, кто мог бы его помнить? Каена сделала всё, чтобы памяти не осталось.

Она вернула его сущность в мир велением королевы, она вернула ему его статус только сейчас, после окончательного изгнания – зачем? Чтобы тешить себя тем, что получила, радоваться истине, когда она уже никому не нужна. Когда её никто не может вспомнить.

Каена не могла иначе. Не могла поступить правильно хотя бы раз в жизни, не могла закончить дело по праву и вовремя. Каена всегда опаздывала – или приходила слишком рано. Но на собственную смерть опоздать нельзя.

Роларэн знал, что её убийство – его проклятие и её счастье, – должно было однажды состояться. Каена мучилась. Каена собрала на себе слишком много грехов, чтобы можно было их тащить за собой.

…Он помнил, как умерла его жена. Не видел этого лично, но знал по рассказам, которые придворные передавали слово за словом тогда, когда ещё было в живых много Вечных.

Она ступила на Пылающий Путь – её вытолкнула королева. Не ударила палицей в спину, просто толкнула на эту странную поверку.

Шэрра не сгорела. Но её сердце, сердце, за которым не билось ничего, кроме алой мышцы, остановилось при первом же шаге. Она лежала в открытом гробу, такая хрупкая, такая тонкая, из тех эльфиек, что практически никогда не рожают детей. Из истинных – с острыми ушами, с карими глазами такого сочного, удивительного света, с каштановыми волосами, сияющими солнцем…

Она не была Вечной. Она своровала имя у той, что когда-то жила на этих землях, давным-давно, у одного из мертвейших Златых Деревьев. Наверное, покойная была ещё из тех, до кого своими грязными руками дотянулись люди…

Рэн обернулся на Шэрру. На новую, живую… Его подделка сгорела, сгорит ли ещё эта девушка? Она казалась чистой. Красивой. Невинной – она, проклятье, была таковой!

Она тоже была будто истинная. Точёная фигурка, тоненькая талия, большие, чуть раскосые карие глаза и это сияние в них, необычное и просто не свойственное остальным эльфийкам. Она тоже – подделка? Острые уши, родниковая, светлая магия… Есть ли у неё душа?

Роларэн сжал её запястье и буквально вытолкнул за собой на Пылающие Пути. Она ступила, почти свободно, словно не подозревая, что её там ждало.

Она ступила. Туда. На камни.

И он ждал пламени.

А пламени не было.

Роларэн ступил следом за нею, больше не задумываясь о том, какие кары должны были рухнуть на девушку, сколько внутренних смертей ей предстояло пережить. Она ступила на Пылающий Путь, туда, куда не могли шагнуть все эльфы современности – кроме него и Каены. Разве какие-то камни способны узнать о том, есть ли у эльфа добро в душе? Нет. Но вот проверить наличие той самой души они более чем способны. Это не так уж и трудно – и кровная магия скользила под ногами, взвивалась сполохами пламени вокруг него, но не умирала ни на секунду и не позволяла о себе позабыть.

Роларэн быстро зашагал вперёд, сжимая тонкое девичье запястье. Они направлялись ко дворцу Её Величества – имело ли это значение для Шэрры?

На Пылающем Пути, где нельзя солгать, где нельзя покривить душой, где нельзя отследить и увидить даже во все магические котлы королевтсва, которые только могла приволочить к себе Каена.

Вечные не предают.

Пылающий Путь отслеживал Вечных.

Рэн знал, как это выглядело. Прежде так эльфы заключали брачные союзы – проходили, взявшись за руки, по огненным камням.

Он не смог провести по этой дороге собственную жену, как его отец однажды провёл мать. И король не повёл Каену – не потому, что сгорела бы она, а потому, что это грозило ему смертью. Златое Дерево королевы росло бы ещё очень и очень долго, если б только она сама не сожгла его. Зачем? Каене нравилось притворяться этими углями, камнями, что не ведают собственной власти, убивая одного за другим безостановочно и бездумно. Каена могла бы с ними сравниться, Каена…

Роларэн остановился. Шэрра стояла совсем близко – он чувствовал, что это закончится её смертью. Души никогда не были признаком Вечности. Он мог ошибаться.

Он повернулся к девушке только тогда, когда конец Пути был уже совсем-совсем близко. Последняя мёртвая зона, последний шанс сказать правду – или окончательно растерзать все связывающие их нити. Теперь Шэрре уже не уйти, попросту некуда – Граница не отпустит никого, если ей не приказать, а приказывать, пожалуй, умели разве что он и Каена, да и то не с такого расстояния. Имело значение что-то совершенно другое – то, с какими мыслями она в очередной раз явится пред зелёные очи королевы.

– Стой, – он поймал девушку за руку, когда она собиралась переступить невидимую границу перехода между Пылающим Путём и обыкновенной мостовой.

Тут не рычали Твари Туманные, и тумана, впрочем, не было. Только сковывающий, вопреки жару камней, невообразимый холод и необратимые потери, в которые всем им так не хотелось верить.

Шэрра подняла голову и посмотрела ему в глаза. Роларэн долго молчал – немота затянулась, казалось, слишком.

А после снял кулон, в который превратилась палица Каены, со своей шеи, и опустил на её – поверх одежды.

Стянул тот, второй.

– Это будет моим залогом, – прошептал он.

Шэрра не проронила ни слова. Он забирал то, что осталось от его – их – нерождённой дочери, умершей давно вместе со своим Златым Деревом, а взамен оставлял оружие, которое не могло причинить никакого вреда королеве Каене. Как она могла это рассматривать? Как насмешку?

Или как знак?

Вечные не предают.

Шэрра подумала, что боль была совсем уж незначительной. Она практически не чувствовала её. А Роларэн оставался безоружным – только с собственной магией, колышущейся вокруг него в воздухе, будто бы невидимая, прозрачная колыбель.

– Береги его, – прошептал Роларэн ей на ухо, почти касаясь губами кожи. – Береги кулон, жена моя.

Она содрогнулась, будто бы от удара. Пылающие пути окружили их несметными огнями, такими яркими, такими страшными, и если б она могла хотя бы начать дышать… Наверное. Наверное, тогда было бы легче?

– Я тебе не жена, – ответила она полушёпотом. – Я тебе жертва и пленница. Подаяние для королевы Каены.

– Я слишком высоко стою, чтобы носить ей подаяния, – ответил Роларэн.

– Нет ничего выше Королевы, – голос Шэрра звучал хрипло, болезненно, словно каждое слово лезвиями прокручивалось в её горле. Она хотела умолкнуть и больше никогда не поднимать на Роларэна взгляд. Разве это всё имело смысл? Разве она…

– Есть.

– И что же?

Роларэн не ответил. Он вновь посуровел, хотя на какой-то миг Шэрра была уверена, что вот-вот проявится тот, что существовал за границами Златого Леса. Но нет – спокойный, уравновешенный эльф без тени усталости и раздражения, такой мнимо холодный, без ненависти к Её Величеству…

Кто может быть выше королевы?

Шэрра потянулась к кулону, который он опустил ей на шею. Сжала, вопреки тому, что каждое прикосновение причиняло жуткую боль. А потом сняла – и вложила в ладонь Роларэна.

– Это могло бы чем-то тебе помочь? – спросила она. – Могло бы? Тогда оставляй его себе. Мне не нужна чужая палица.

Роларэн хотел возразить, но принял обратно. Шэрра не потянулась ко второму кулону – он равнодушно повесил этот на шею, а тот, с маленькой вмятиной от пальцев Тони, которую девушка заметила только сейчас, швырнул на угли.

Пылающий Путь зашипел, принимая дар, окутал его огнём, словно что-то живое – и испепелил по одному только щелчку пальцев.

– После смерти не бывает ничего другого, – прошептал Роларэн. – Если только душа всё ещё не бьётся в дереве.

Шэрра закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на тот поток разочарования и боли, который пронзил её. Он растоптал тот шанс, что у него ещё был – ради чего? Ради достоверности? Или, может быть, ей надо было только догадаться…

Роларэн склонился к ней, прижимая свои тонкие, холодные пальцы к её вискам, и только молча смотрел в глаза, так, словно боялся оторваться. Шэрре казалось, что она вот-вот задохнётся, задохнётся от того, что он только что совершил, абсолютно не сожалея о содеянном. От убийства – убийства родной дочери…

– Вечные не предают, – уверенно повторил он, – какими б ни были обстоятельства. Иначе они уже не Вечные, и из Туманов на них смотрят Твари с их кошмарным рыком и дыханием, способным убить каждого.

Шэрра вспомнила о клыках. Вечные не предают только потому, что боятся быть растерзанными на мелкие кусочки? Нет, она прекрасно знала, что было что-то ещё. Что-то такое, что она не могла уловить, не могла нащупать в полумраке и в холоде безумных и безмерных теней.

Роларэн ступил с Пылающего Пути, утягивая её за собою. Он не оставил шанса задуматься, не дал остановиться ни на секунду, ни на один удар сердца. Шэрра этого и не просила – незачем было. Она давно знала, что отступать некуда.

Вечные не предают.

Она ведь не Вечная, правда?

Вот только от этого не становилось больше жажды отказаться ради себя самой ради данного обещания. Не хотелось просто так разрушить данную мужчине клятву и уйти в темноту, в холод, туда, где она никогда и никому не будет нужна. Она почувствовала себя пусть маленькой деталью чужого страшного плана, но важной; может быть, Роларэну не удастся это убеждение разрушить.

Верит ли он, что разбил ей сердце?

Столь ли он слеп, как она полагает, или, может быть, это она не может увидеть правды за громогласными словами?

Предатель?

Мститель?

Уставший отец, который давно уже отбросил в сторону все мечты о воскрешении единственного живого существа, которое он искренне любил.

Шэрра не думала больше. Она чувствовала, как смерть подбиралась совсем близко. Она видела, как бросались в стороны люди, подальше от непобедимого Вечного, что шагал на поклон к королеве. Кто может быть важнее Каены? Кто может быть выше неё по положению, силе, по магии, что бьётся в её сердце?

Кто обладал большим, чем она успела украсть? Кто это мог бы одолеть – кто мог бы заковать в кандалы не только то, что было в нём, но и то, чем обладала сама королева? Неужели мужчина, которого она любила?

Шэрра знала, что любовь не могла обладать такой силой. Знала, что сколько б Каена ни мечтала о его поцелуях, он всё равно не вёл бы себя, как хозяин. Выше короля. Выше королевы. Выше всего этого грязного мира.

Он не переступал порог дворца, как льстивый любовник. Не перешагивал через порог, будто бы мечтающий оказаться в её постели, зависимый от милости и жажды любви Каены. Не вышагивал, словно царствующий над женщиной в силу мелких манипуляций, порока и бессмысленных ласк.

Не ступал, будто бы всемогущий маг, который одним ударом мог бы смести королеву.

Он не был победителем. Не был хозяином.

Он так устал, и сил оставалось слишком мало, чтобы драться чарами. В его глазах не горела любовь к ней, как к женщине – скорее как к несмышлёному ребёнку.

Он не боялся её. Он не был её благодетелем; он был единственным пристанищем, не желавшем, впрочем, принимать королеву, залитую кровью. Он был тем самым её миром, который она пыталась затопить кровью, но так и не смогла. Он шёл к ней, будто бы проносил сквозь коридоры дворца молчаливую, бессмертную мораль о том, кто имеет право распоряжаться жизнями. Он не был слугой, он был, казалось, Златым Лесом – всепрощающим родителем, вернувшимся за своим заблудшим ребёнком.

Последний из Вечных.

Шэрра поняла. Только в этот миг, когда перед ним открылись двери во дворец, когда из темноты послышалось тихое приветственное рычание, а эльфы склонились в издевательском полупоклоне, казалось, она осознала, кем именно он был. Чьё имя воскресила Каена.

Последний Вечный Златого Леса. Последний. Других у этих полумёртвых деревьев уже не будет.

Теперь она знала – теперь она чётко сознавала причины каждого из его действий. Вечные не предают. Он не солгал ей. Он сказал чистую правду.

Теперь она сама пойдёт до конца. Даже если ради этого потребуется умереть. Теперь она знает.

Вечные не предают.

– Не положено! – рявкнул страж, стоявший у двери, вытянувшийся, сжимающий в руках своё жалкое оружие. Второй промолчал – он, возвышающийся у второй створки, как для эльфа, был слишком крупен, и просто угрожающе взвесил в руке копьё, которым планировал, если понадобится, нанести удар. Ни в одном из них не было ни капельки верности, они не собирались стоять насмерть ради благодати Каены Первой, но всё же – стояли тут. Потому что, вероятно, выбора у них как такового и не было.

Роларэн не проронил ни слова. Стоило только копьям скреститься у него перед глазами – лишь вскинул руку, и двери раскрылись сами по себе.

Силовой волной швырнуло на пол тронного зала эльфов. Остроухие – теперь Шэрра могла оценить всё презрение, пылавшее в словах людей по отношению к смертным – пусть они об этом и не ведали, – представителям эльфийского рода. Остроухие – не эльфы, а жалкая пародия на них, то, что надо вытравить, будто бы паразита, выжечь.

Выжечь.

Она чувствовала, как Роларэн уверенно сжимал её запястье, как чеканно звучал его шаг. Она чувствовала его уверенность и его потустороннюю и в тот же момент такую невообразимо близкую боль.

Королева, застывшая в объятиях очередной своей жертвы – алтарь ли, или, может быть, тронный зал – разве это имело значение, где она из ритуальной чаши сделает глоток его силы и крови, где до дна изопьёт очередного несчастного.

Роларэн вновь вскинул руку – и мужчина, захрипев, сполз к ногам королевы. Тело его рассыпалось хлопьями пепла – и только ветер развеял их по воздуху.

– Каена, – равнодушно промолвил Роларэн. – Я ожидал от тебя большего. Они смертны. Их кровь гнила на вкус. Неужели ты не смогла отыскать ничего другого?

– Ты не кажешься мне сломленным, – она ступила на шаг ближе к ним. – но ты привёл девчонку. Принимать ли это, как признак твоего подчинения моей власти, Роларэн?

– Как признак признания равенства, Каена.

Он отпустил руку Шэрры – она чувствовала, как странное тепло отхлынуло от неё к мужчине, и быстро склонил голову в странном, совершенно не преисполненным почтения поклоне. Он не должен был вести себя так с самой королевой, и Каена об этом отлично знала, но не проронила ни единого слова против.

Может быть, она не могла найти в себе силы возразить.

Вечный казался просто кошмарным. На его фоне все остальные – Шэрра знала, что эльфов было много, но поразилась, увидев слуг, набившихся в тронный зал, явившихся на шум, – казались сломанными тонконогими куклами.

У Вечных была сильная кровь. Красивые, статные мужчины, привлекавшие даже человеческих женщин, разве что – слишком острые, угловатые, с тонкими длинными пальцами, способными творить иллюзию, сражающиеся до самого мига собственного падения.

От той сильной крови ничего и не осталось. Только жалкие, хрупкие смертные. А эльфийки, напротив, грубели.

– Она – это замечательный сюрприз, Роларэн, – прошептала Каена. – И я вправду безумно рада, что ты одумался.

– Я не одумался, – покачал головой Роларэн. – Я вернулся в свой дом.

Дом, в котором он был хозяином.

Каена долго смотрела на него – молчала, потому что не могла подобрать слова. Рэн не дополнял своё высказывание ни единым словом – будто бы так всё и остановилось, не в праве меняться ни на миг.

Она наконец-то улыбнулась. Улыбнулась как-то слабо, словно пыталась выдавить это счастье, запутавшееся где-то в груди, из себя, будто бы надеялась на то, что у неё ещё есть какой-нибудь шанс всё исправить.

Она стояла в пепле, но не заметила этого. Мелкие пылинки разлетались по всему тронному залу, рассветное солнце даже не пыталось прорваться сквозь густые туманы у стёкол, рычали Твари Туманные.

– Каена, – протянул Роларэн, делая шаг навстречу. – Не разочарована ли ты, моя дорогая? Или, может быть, тебе мешают твои бессмысленные слуги? Неужели ты не чувствуешь, как мало дают они тебе силы? Как слабо в тебе нынче играет моя кровь?

Она содрогнулась и подняла голову.

– Ты воскресила моё имя, – отметил Роларэн. – Что ж, вероятно, ты должна была осознавать, что теперь во мне нет раскола.

– Я рада это слышать, – выдохнула Каена. – Но ты привёз мне замечательный подарок, за него можно простить любую грубость.

– Я не нуждаюсь в прощении.

В его тоне не было раздражения. Он отвечал до того сосредоточенно и равнодушно, что Шэрра чувствовала, как перехватывает дыхание.

Он был единственным, кто когда-либо сопротивлялся королеве. Единственным, кто что прилюдно, что наедине с нею мог заставить себя отступить не от страха, а просто по собственному желанию. Отойти от неё, отпрянуть в сторону, больше не позволить холоду, спокойствию, дикому равнодушию происходящего разрушить всё, что было…

Он мог позволить себе сражаться с нею. Она пыталась его поломать – а сама только убирала границы между двумя линиями личности.

Она сама виновата в своей смерти.

Вечные не предают.

– Сначала я должна казнить её, Роларэн. А тогда, может быть, и подумаю о том, чтобы простить тебе прежнее предательство, – прошептала она.

– Я Вечный, – покачал головой Рэн. – Но тебе этого не понять. Впрочем, Ваше Величество, – он повернулся к слугам, – что значат они?

– То же, что и эта дохлая кошка.

– Равенна?

Ни капли беспокойства в голосе. Ни единой нотки сожаления. Никакого содрогания при виде растерзанного трупа, прикрытого прежде иллюзией. Или, может быть, иллюзия была именно сейчас?

Растерзанный зверь, совершенно безобидный, такой бесконечно преданный… Он сам когда-то спас Равенну, ещё котёнком.

Он когда-то надеялся, что хотя бы маленький друг, пушистый и мягкий, даже если с клыками и смертельными наклонностями, может разделить одиночество. Она была одинока – Тварь Туманная, юная не-Вечная, которая родилась у мужчины, что умел бороться за своё.

Она однажды сделала глоток его крови. Она однажды вернула себе осколки бессмертия.

Сто двадцать лет правила Каена Первая. Сто двадцать лет – и даже больше, – его Вечная кровь билась в её жилах, не позволяя умереть.

Последний сын Златого Леса.

Роларэн смотрел на смертных с нескрываемым презрением. Каена играла. Играла в свою дикую, жуткую игру, разгадать правила которой было слишком трудно – или слишком просто.

– А если я прикажу вновь схватить тебя? Вновь отрубить тебе эти острые уши? Схватите!

Роларэн обернулся. Эльфы ринулись вперёд – всего несколько, тоже из стражи, явственно осознающие, что королева не позволит им отказаться от приказа.

Он не пошевелился. Первый, казалось, упал сам – схватился за сердце, обмяк, рухнул на пол. Второй – застыл, медленно превращаясь в стеклянное изваяние.

Остальные попятились – но Роларэн лишь равнодушно переводил взгляд на следующего, раз за разом выдыхая вместе с воздухом и волшебство.

Каена рассмеялась. Звонко, довольственно, и её зелёные глаза сверкнули, словно подмечая невообразимую радость.

Она толкнула стеклянную статую, и та разлетелась в дребезги – и только тогда повернулась к Роларэну. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на королеву, словно на безумицу, без осуждения, но с некоторой жалостью. Или, может быть, как на не наигравшегося доселе ребёнка, что вдруг ощутил, как быстро ускользает детство, и решил удержать его всеми силами?

Стекло под ногами, казалось, её совершенно не заботило. Роларэн смотрел долго на белую, полупрозрачную крупу, что-то неслышно прошептал – и она растеклась потоками крови под ногами Каены.

– Ваше Величество, – промолвил он, – это блюдо, наверное, окажется вам по вкусу. Жаль, что слуги отвратительно моют полы.

– Ты убиваешь только моих игрушек. А эту? – она кивнула на Шэрру. – Убьёшь ли ты её, если я скажу?

– Возможно, – Рэн скользнул заинтересованным взглядом по девушке, и она почувствовала, как морок иллюзии поднимается по стекленеющим ногам.

Но магия Вечного не была жуткой. Ей казалось, будто бы он специально подпитывает её собственной силой, вливает поток за потоком, заставляя задыхаться от этого незабвенного чувства невидимой, скрывшейся за линией горизонта победы.

Родниковая магия – вот что шептал каждый раз Громадина Тони. Он тоже почувствовал это, почувствовал необыкновенную эльфийскую силу, что так легко смешивалась с человеческой кровью.

Каена наблюдала, как лёд дополз до колен – а после перехватила руку Роларэна, сжала запястье.

Шэрра почувствовала, как в ней самой что-то всколыхнулось в ответ на это её прикосновение. Что-то противоестественное и дикое; словно она отчаянно пыталась остановить королеву и напомнить ей о том, что на самом деле происходит. Но девушка даже не сдвинулась с места – просто ошеломлённо смотрела на скованные иллюзией ноги.

– Не стоит, – промолвила Каена. – Ведь это моя игрушка?

Роларэн не кивнул, но и отрицать не стал. Шэрра понимала – да, он и не скажет своей королеве "нет", не имеет права и не пожелает этого делать. Разве это, впрочем, имело какое-то значение? Она – смертница, но смертная ли?

– Увести, – выдохнула королева. – В камеры.

От толпы отделились двое. Иллюзия Рэна схлынула, только оставила какой-то водоворот волшебства напоследок.

Шэрре хотелось сбежать, но она знала, что нельзя. Знала, что её удел – смерть. Она обещала ему отдать оба долга, а для этого сначала надо рассчитаться с первым и только тогда думать о втором. По крайней мере, в этом себя убедила Шэрра, предчувствуя ещё более мрачные подземелья и холод Туманов.

…Королева дождалась, пока захлопнется за пленницей дверь. Она повернулась к Роларэну и посмотрела на него с такой надеждой, что на мгновение ему показалось, словно всё вернулось вспять. Не было ни убийств, ни ненависти, была только испуганная маленькая девочка, которую её собственная мать силком отдала за ненавистного человека.

– Ты пришёл ко мне? – спросила она. – Или ты пришёл для того, чтобы продемонстрировать мне свою несломленность?

– К тебе.

Она долго смотрела на него, словно не могла поверить в сказанное, но Роларэн лишь молча подался вперёд и поцеловал её – в лоб, совсем уж по-отечески.

– К тебе, родная.

Каена содрогнулась.

– Я буду ждать тебя сегодня к ночи, – прошептала она. – Но мои руки будут в её крови. В прошлый раз ты не простил мне смерть жены.

– Я не простил тебе смерть дочери, Каена. И не прощу никогда.

– Она живая.

– Я знаю, – кивнул Роларэн. – Я знаю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю