Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
Глава двенадцатая
Год 120 правления Каены Первой
Его иллюзия не рассыпалась стеклянным песком так, как это сделала её. Не рухнула в одночасье под шум бегущих со всех сторон учеников Академии и её преподавателей. Казалось, вновь расширились стены тренировочного зала, пропали те самые тени окон – и маска медленно, клочьями шрамов отрывалась от его тела. Яркими пятнами крутились вокруг забытые обрывки магии, прижившейся, приклеевшейся уже к его лицу.
Теперь ничего не осталось. И эльф, высокий, статный, как для своего рода, но, возможно, излишне худощавый на человеческий манер, выпрямился, сжимая чужую палицу в руках. По её поверхности текла кровь с его ладоней, но мужчина так и не ослабил хватки. Боль – Шэрра могла себе это представить, – становилась невероятной, и всё же не имела значения. Он научился отталкивать в сторону все ощущения. Или, может быть, этим чужим ритуальным оружием наказывал сем себя – и сам себя превозносил выше, чем все нынешние эльфы. Будто бы того, что есть, ему казалось слишком мало.
Вечный. И Шэрре не пришлось присматриваться, чтобы за первым же отпавшим куском волшебной тени узнать его. Хотя она считала его мёртвым, знала, что никого другого здесь просто не может быть. И иллюзия его была слишком хороша для того, чтобы её творцом стал человек или эльф, не одарённый бессмертием.
Он прокрутил в руке своё гадкое оружие – в тот же миг слишком сильное для того, чтобы знающий человек или эльф посмел на него напасть, – и шагнул вперёд. Миро вынул из ножен свой неизменный меч, который носил, казалось, повсюду, и угрожающе покачал головой, словно предупреждая – просто так обойти его не удастся.
– Значит, всё-таки эльф, – скривился наставник. – Предатель. Коварство, проникнувшее в глубину самой Академии. Ну что же, ты не слишком-то вовремя раскрыл своё истинное обличие. Не стоит быть настолько самонадеянным и верить, что сумеешь остановить каждого из многочисленных учеников.
– О, количество не значит, что на вашей стороне преимущество, – покачал головой Вечный. Палица в его руке замерцала, казалось, и он вновь прокрутил её в руке, чувствуя, как липкими каплями застывала на израненной коже кровь. Мужчина не умер; для Вечного, бессмертного ритуальное эльфийское смертельное оружие обращалось орудием для пыток, но, тем не менее, не могло принести ему, пожалуй, столь желанную погибель. Шэрра наверняка знала, что это не его палица.
Роларэн никогда не растерзал бы собственное Златое Дерево только для того, чтобы пойти с ним сражаться. Да ему и не дали бы. В его руке сейчас ядом билось чужое сердце – оно пыталось его уничтожить и отравить, но не могло проникнуть в кожу. Только руки. Только это вечное мучение.
Миро тихо зарычал, словно готовился обратиться диким тигром, и ступил вперёд. В самой только позе чувствовалась бесконечная угроза, и на губах у Роларэна застыла неизменная улыбка. Он, казалось, был само благодушие и счастье – стоял, просто расправив плечи, и внимательно смотрел – даже с лёгким спокойствием и довольством, – на дрожащего от гнева вечного соперника. Теперь, когда ему самому уже точно было понятно, кто из них двоих много сильнее, не следовало задаваться вопросом, за кем именно останется победа. Разве это вопрос, когда речь идёт о самом Вечном? Нет. Просто глупость, вот и всё.
Шаги становились всё ближе. Можно было почувствовать беспокойную, быструю магию Фирхана, наполнившую коридоры страхом не перед неизвестностью, но за каждого из своих учеников. Даже за до нелепости самоуверенного Миро, что уже сам передавал свою глупость тем, кто заслуживал немного большего, пожалуй.
Фирхан из них всех был единственным, кто видел в своей жизни эльфов. Единственным, кто на самом деле мог оценить их коварство и прочее. И Роларэн ждал с нетерпением того, кого помнил и пересекающим границу мальчишкой, и почти стариком – мужчиной, что готовил воинов, что заведомо умрут.
Он растолкал учеников в стороны – те попятились, а после, стоило только Фирхану переступить порог, ринулись в тренировочный зал следом за ним. И в коридоре их набилось великое множество. Огромные, толстенные каменные стены всё расширялись и расширялись в мыслях – а на деле оставались такими же, как и прежде. А потолки и вовсе будто бы стали ниже – можно было почувствовать, как давит на сознание удивительная безысходность этого пространства, ограниченного до ужаса.
Эльф способен быть грациозным и быстрым не только в лесу. А вот им, людям, нужно пространство – и чем больше, тем лучше. Человека не загнать, будто бы крысу, в дыру – он свободолюбив и так же поразительно глуп…
– Фирхан, – усмехнувшись, попривествовал его Роларэн. Миро попытался заступить учителя, но тот лишь устало положил ему руку на плечо и отрицательно покачал головой.
– Ты умер, – выдохнул он.
– Учитель, – Миро раздражённо втянул воздух, а в ответ издал тихое шипение. – Мы должны его остановить. Эльф…
Фирхан отмахнулся от него и ступил вперёд. Посмотрел на Шэрру, уже отошедшую от стены, а после вновь перевёл взгляд на Вечного. Тот усмехнулся и вновь вскинул собственную боевую палицу, будто показывая – он не уйдёт без боя, если на него нападут.
– Лучше бы вам всем просто расступиться.
Шэрра только сейчас заметила, что и у него были шрамы. На шее – тонкие полосы прятались под рубахой, но на сероватой руне на его плече ещё можно было заметить две борозды, на которое не хватило даже исцеления самого Вечного. На руке, всего один, зато длинный. Казалось, тянулся даже выше, чем от локтя – и было нетрудно сказать, что его породило.
Это яд палицы стекал по его руке и оставлял болезненную рану.
Они его не остановят. Даже если навалятся все вместе. Шэрра всё смотрела и на ожог, и на острые эльфийские уши с двумя тонкими полосками шрамов – словно кто-то пытался сделать их круглыми, но не смог, потому что рана затянулась быстрее, чем плоть успела упасть. Роларэн был не просто кошмарен в своём нынешнем состоянии – он, измученный и уставший от вечного притворства, оставался самым могущественным эльфом Златого Леса. И в руках он держал то, что должно было его убить в первую очередь.
Самую большую эльфийскую слабость он превратил в собственную карательную миссию. И сколько б молитв не спело человечество, сколько б заклинаний не вплели они в ковку собственных мечей, Роларэн будет всё равно сильнее. Шэрра видела, как он смотрел на Королеву Каену. Видела, как сопротивлялся ей – без видимой боли. Он выжил, когда остался там, у границы, он перенёс все эти долгие и страшные дни после того, как его, охотника, упустившего собственную жертву, поймали. Шэрра сомневалась, что в эльфийском государстве при нынешних раскладах можно было отыскать геройство больше, чем это.
– Вечный, – повторил, будто бы не услышал ничего, Фирхан. – Я ведь помню. Я пересёк границу. Ты остался там. С ними. Ты не мог выжить.
Шэрра могла повторить точно то же. Только это не отменяло факты – он выжил. Он дышал. Он смотрел на них всех одинаково и по-разному. На Миро – с презрением, на учеников – с жалостью… На Фирхана с практически отцовским сочувствием, застывшей на тонких губах мягкой улыбкой, нежной и почти приятной. Выражение лица его не изменялось – но взгляд выдавал. Шэрра не знала, трактовала ли правильно, или, может быть, это Роларэн жаждал от неё подобного умозаключения, но чувствовала, что знакомство с руководителем Академии у Вечного было слишком давним. Не она одна задолжала ему жизнь. Может быть, не единственная – такое их количество.
– Учитель…
– Молчать! – зло обернулся к нему Фирхан. – Отойди, Миро!
– Это эльф, – возразил мечник. – И нет ни единой причины, по крайней мере, здравой, чтобы сохранить ему жизнь!
– Это единственный эльф, из-за которого доселе стоит наша Академия. Это тот эльф, из-за которого я решил бороться и получил такой шанс, – возразил Фирхан. – И я не собираюсь позволять вам творить глупости. Но всё же, – он перевёл взгляд на Роларэна, такой преданный и растерянный одновременно, – королева Каена должна была убить тебя.
Миро так яро замотал головой, что могло показаться – не услышал и слова из того, что сказал только что его учитель. Но нельзя сказать, чтобы это так уж сильно волновало самого руководителя Академии.
– Всю жизнь, – он подступил совсем близко, – я считал тебя единственным достойным представителем эльфов. Мёртвым. И то, что ты жив, для меня скорее праздник, чем горе. Два с половиной года ты обучал наших учеников и ни разу не причинил им вреда большего, чем того требовали уроки. Почему я должен называть тебя предателем, Вечный? Иди. Иди с миром, – он перевёл взгляд на Шэрру. – Но больше нет эльфов, к которым бы я пытал хоть что-то тёплое. Нет эльфов, которых готов оправдать. Увы, но этой девушке придётся остаться с нами. Она – кем бы ни была под иллюзией и как бы сюда ни проникла, – нарушила порядок. Я понимаю, ты – эльф не из тех, что нынче принадлежит Златому Лесу. Я должен тебе и возвращаю долг. Но она – за неё разве я могу поручиться?
– Я могу, – холодно ответил Роларэн. – Я могу уйти с нею мирно. Могу – остаться, и тогда мирно придётся уходить вам. А могу уйти с боем, что и сделаю, стоит вам не расступиться. Почему бы не обойтись малой кровью?
– Академия – таинство человеческого рода. И эльфам меньше всего стоит о нём знать, – покачал головой Фирхан. – Нарушить собственные заветы я не могу. Меня связывают обязательства, сам понимаешь.
– Обязательства… Вас всё время что-то связывает. Вы люди, – хмыкнул раздражённо Роларэн. – Я встречал лишь раз – очень давно и далеко отсюда, – человека, который отказывался вешать на себя груз больший, чем у него на самом деле был. Человека, что вольно ходил по свету и делал то, что было лучше для него, а не что вещали ему дурные и бессмысленные правила. И что вы сделали? Вы взяли с него пример? Попытались научиться свободе? Вы обозвали его беззаконником и затолкали в тюрьму. Вы не приемлите ничего сильнее себя самих, – он обернулся к ученикам. – Вы пусты и слепы. Идёте за блеском меча, не замечая солнца, ныряете в кровь, игнорируя море, – Роларэн усмехнулся. – И эльфы слепы. Но у них есть на то причина. Или они сами её себе придумали, – эльф сделал шаг вперёд, и Фирхан отступил от него. – Дитя моё… Я помню тебя мальчишкой чуть старше десяти. Я знаю – ты сделал всё возможное, чтобы твой опыт никто не повторил. Но ты достаточно слеп для того, чтобы не видеть у себя под носом беды. Беды с мечом или с магией; всей этой своры не хватит для того, чтобы остановить меня одного. Какая уж речь о громадном эльфийском государстве? Вы не воспринимаете слова. Я помню, говорил с ним всего один раз, и он сказал мне, что нет никакой магии и провидения, есть только собственные силы и умение ими пользоваться. А вы шепчете молитву, ожидая грома и молний над головой?
Фирхан нахмурился. Ему хотелось возразить – он понятия не имел, о ком говорил Роларэн, что за человека повстречал на бесконечном пути Вечного. Он лишь знал условия собственной реальности и трепетно хватался за них, пытался держаться за то, что было, даже если в руках у него сосредоточилось слишком много болезненного. Он хотел научить своих учеников защищаться, а не толкать их в бой, но чего добился?
Мужчина обернулся на Миро, на дышущих злобой учеников. Он мог прочитать желание убивать у них в глазах, и в их кривых улыбках тоже буквально светилась жажда и ненависть. Может быть, все они и мечтали о том, чтобы эльфы не отравляли мир своим ядом, но не были ли этим ядом они сами?
Фирхан вновь посмотрел на Роларэна. Такого же спокойного, такого же равнодушного, как и обычно. Он помнил, как на голые плечи за него, за совсем ещё мальчишку эльф принимал бесконечные удары плетью. Он помнил, как мужчина шагал по углям, как не содрогнулся ни разу, пока свист не утих и не обратился благоговейным молчанием.
– Кто она? – спросил наконец-то руководитель Академии так тихо, как только мог, чтобы за его спиной любопытные уши не уловили совершенно ненужные им слова.
– Она – ключ к свободе, – ответил Роларэн. – К моей и к вашей.
Фирхан зажмурился. Смерть девушки обменять на смерть… Кого? Он не знал, какие двери собирался подобным ключом отпирать Роларэн, он не мог до конца ему верить, но с уверенностью много раз бы повторил – никогда не встречал никого злее эльфов. Никогда не видел никого страшнее Вечного. Никогда не встречал никого благороднее Рэна.
– Я полагал, что ты умер, – выдохнул наконец-то он, – много-много лет. Это почти что убило меня тоже – вина за твою смерть уничтожала меня изнутри.
– Вина за мою смерть изменила пути твоей судьбы, – возразил Роларэн. – Магия в человеческих руках оружие такое же опасное, как и в эльфийских. Но тебе удалось направить её. Смогут ли они?
Фирхан посторонился. Он отошёл к стене, покорно склонив голову, будто бы очарованный мальчишка. В Роларэне за долгие годы ничего не изменилось. Он помнил его, будучи совсем-совсем ребёнком, помнил красивого эльфа – даже по человеческим меркам, – продавшего свою жизнь, наверное, дорого. Описать словами мощь, сконцентрированную в его руках, было трудно даже по прошествию стольких лет. Но остроухий ни капли не изменился. Сколько б лет ни прошло, он оставался точно таким же. Молодым, сильным, полным магии. А Фирхан с мальца обращался постепенно в дряхлого старика и отсчитывал дни до того момента, когда перестанет быть и подтянутым, и мало-мальски сильным в волшебстве. Он знал, что постепенно будет превращаться в пыль, а Вечный, ускользающий от смерти – или это она от него уходит? – не изменится ни на миг. И эльфы все умрут, а Вечный останется. Последний из бессмертных. Последний из тех, кто мог оказать сопротивление их королеве.
Только теперь наконец-то Фирхан действительно понял, к чему именно подбирался ключ. Он посмотрел на остроухую уже без того презрения и ненависти, что прежде, и послушно кивнул, словно больше не мог перечить Роларэну. Впрочем, он и прежде был слишком слаб – слишком даже для того, чтобы сказать одно короткое "нет". А теперь – и того боле. Зачем сопротивляться и искать себе оправдания?
Вечный мог убить их всех. Он не стремился к добру, и всё светлое в нём, наверное, Фирхан придумал себе сам. Жил, как не живут другие – вечно и страшно. И теперь, когда у бессмертия эльфа наконец-то появилась определённая цель, никто, и особенно их школа, не имел права вставать у него на пути.
– Уходите, – промолвил он, – и никогда не возвращайтесь обратно. Я выпускаю вас из Академии не для того, чтобы пустить вновь.
Роларэн кивнул. Он жестом приказал Шэрре следовать за ним – и девушка плавными, быстрыми шагами направилась за мужчиной. Ученики замерли – они словно доселе были очарованы эльфийкой. Никогда не видевшие прежде настоящих остроухих, да и давно позабывшие о женской красоте, они смотрели на девушку, будто бы на невиданную предстаивтельницу тёмных сил, такую грациозную, такую… С каждым шагом от неё в их глазах в стороны разлеталась тьма. Ничто не было реальностью, виденье их – тем более, но имело ли это значение в глазах всех этих людей? В конце концов, быть просто человеком – совсем не то, что оставаться до последнего эльфом. Быть человеком проще. И даже не потому, что у эльфа сила, вечность, королева… Хватает и одного только Златого Леса, чтобы душа оказалась другой. Хотя бы у Шэрры, по крайней мере. Даже если своего Златого Древа у неё и нет.
Никто не заступил им дорогу. Миро стоял, опустив меч, бросал быстрые взгляды на Фирхана, дожидаясь приказа выстрелить в спину, но тот так ничего и не сказал. Его жесты можно было расценить исключительно как сдерживающие, призванные успокоить, заставить застыть на месте, а не нападать с разбегу, не бросаться в омут с головой – в спасительный омут убийства. До чего же просто было нарушить учительский завет! И почему они всё ещё не решились этого сделать? Почему просто стояли и смотрели, пока уходил тот, кого они знали, как Мастера?
– Значит, – промолвил кто-то из толпы. – Это было правдой? Только эльф может поймать эльфа в лесу?
– Кто верит, тот проигрывает, – отозвался Роларэн, склонив голову набок. – Только Вечный может поймать Вечного в лесу.
Теперь это звучало иначе. Эльфы Златого Леса и Вечные – это разные существа. У первых ещё осталось время, чтобы наглотаться прогнившего от Туманов воздуха. Для Вечных всё закончилось куда раньше, в зыбком маленьком мирке, окружённом кольцом грехов и громадных Златых Деревьев, теряющих с каждым годом лист за листом.
Шэрра содрогнулась. Какая же ложь! Она ни на минуту не была вечной – но сумела тогда схватить его за руку. Прорвалась сквозь настил его иллюзии, пусть только на миг, коснулась настоящей руки, а не покрытой шрамами тени.
Но она всё ещё не могла назвать Мастера нереальным. Будь Роларэн человеком – он оказался бы именно таким. Изжитым, избитым этим существованием, покрытым шрамами и цельным в своей бесконечной сломленности. Он не знал бы полутонов и сражался с эльфами до победного конца. Да, родись Рэн человеком, тело бы его покрывали эти бесконечные шрамы.
Губы всё ещё горели от того самого дикого поцелуя. Она прекрасно знала – Рэн её не любит и любить не может. В нём слишком много чувств к своему прошлому, чтобы уделить настоящему хотя бы миг. И она, наверное, испытывала к нему больше долга и благодарности, чем любви. Она восторгалась образом; реальный Роларэн был в разы страшнее и прекраснее одновременно. Она жила все эти годы мыслью, что он умер за неё – а он выжил. Выжил и нашёл. И Шэрре не хотелось спрашивать, что будет дальше. Бесцельное существование вне Златого Леса сменилось Академией, Академия могла смениться смертью, и она не хотела даже предполагать, ч то именно случится дальше. Это не её дело – не её загадка, смотреть в будущее и с точностью выдавать рецепт выживания. Она только марионетка в чужих излишне умелых руках, вот и всё.
Девушка не смогла сдержать дрожь, когда кто-то рывком преградил им дорогу. Она узнала того самого третьекурсника, единственного из чужих, кто бросился тогда на беззащитного худосочного Рэ. Он бил больнее всего; да, Шэрра пряталась за иллюзией, а все они наносили удары по тому, чего нет, но у этого парня получалось пробить аж до самой кости. Вот его результат – её рассечённая бровь. Шрамы затянутся, одарённые магией эльфы не тратят время на излечение – оно само всё исправляется, – но всё равно в нём было столько дикости и ненависти… Он догадался. Шэрра знала ещё вчера, когда сжимала зубы под градом ударов, старалась удержать иллюзию на месте, что он был единственным, кто подозревал в Рэ настоящего эльфа, а не просто любимчика Мастера. И за оскорбительными ударами в спину он искал острые уши, а не чужую слабость.
Роларэн не остановился. Он не воспользовался собственной палицей даже – это было бы слишком жестоко и рискованно для какого-то жалкого человечишки, для наказания того, кто, возможно, и примерно не осознавал, что имено делает. Он только вскинул руку, и вспышка серебра отбросила парня к стене.
Он сполз по острым камням, тихо прохрипев что-то зло себе под нос, и только тогда вскинул голову и посмотрел злобно на самого Роларэна.
– Не думай, Вечный, – прошипел он, – что всё закончится так просто. Мы придём. Эльфу не спрятаться на человеческой территории.
Наверное, Роларэн мог сказать, что эльфу – даже двоим, – уже удалось прятаться. Одному – больше двух лет, второму – полгода. Но он не проронил ни слова. Он даже не добил его. Просто прошёл мимо, даже не повернувшись в сторону несчастного, и Шэрре оставалось только следовать за ним.
Они все высыпали толпою во двор Академии. Провожали эльфа и эльфийку такими взглядами, словно уже готовились броситься в погоню. Вновь выбежал на улицу со своим мечом Миро, опять возглавил процессию, но все они до сих пор не решились нарушить завет Фирхана.
Шэрра знала – нарушат. И понимала – никто из ослушавшихся не выживет. Ей бы самой… Но это уже не имело значения. Если Роларэн нашёл своему существованию смысл, может быть, поделится и с нею способом не просто тянуть дни бессмертия эльфов в одиночестве.
Глава тринадцатая
Год 120 правления Каены Первой
Академия осталась за спиной. Роларэн шагал по лесу уверенным, быстрым шагом – пока наконец-то не стало смеркаться, а громадный замок не растворился в надвигающейся вьюге. В Златом Лесу таких не бывало; с того мига, как пришли Туманы, а вместе с ними и Твари, ни солнце не светило по-человечески, ни тепла не было, ни холода, что мог бы воистину захватить прекрасные золотящиеся листья в свои сезонные сонные оковы.
Когда вьюга наконец-то добралась к ним, Рэн вдруг вспомнил о холоде, о боли и об усталости. Вокруг лежали снега – он повернулся к Шэрре, молча следовавшей за ним, и только теперь заметил, что на ней – великоватая мужская одежда, и та совсем лёгкая, да и он не сподобился ни на что большее, чем обыкновенная тонкая рубаха да брюки. Сапоги – да, тёплые, а вот на девушку её пара явно была велика. В иллюзии всё держалось отлично, а теперь, когда та рассыпалась клочками, стало намного труднее и передвигаться, и даже дышать. И без привычного расхода магии стало как-то тесно в девичьем теле.
Роларэн отшвырнул палицу в снег – та так и застыла на серебристой поверхности, не проваливаясь внутрь, – и сгрёб в руку немного, словно ледяные кристаллы могли немного ослабить невообразимую боль. Оттирал кровь и, вероятно, впитавшийся в ладонь яд, отчаянно, раздражённо, всё так же не проронив ни слова.
– Это не твоя, – медленно протянула Шэрра. – А почему? Ведь каждый эльф может сотворить свою палицу – и должен умереть, прикоснувшись к чужой. Равно как и любой человек, всё, имеющее сознание. Яд смертелен.
Роларэн только покачал головой. Он опустился на колени, прижимая ладони к снегу, повернул к ней голову и слабо улыбнулся, словно ждал от девушки хотя бы несколько слов более добрых, чем он привычно слышал в собственной жизни.
– Это всё неважно, – наконец-то хрипловато выдохнул он. – Палица способна убить Вечного только тогда, когда принадлежит другому бессмертному эльфу. Моя же – моё наказание за всё то, чего я не совершил, и благодарность за всё содеянное. Не могу расстаться – боль отрезвляет.
Шэрра опустилась на колени рядом с ним – не потому, что ей было плохо, скорее уж от того, что связь между ними натянулась слишком уж прочной нитью. Ей хотелось прикоснуться к его щеке, обнять – убедиться в том, что мужчина всё-таки жив. Разумеется, она уже совершила оплошность, когда согласилась с ним пойти, могла замёрзгнуть теперь здесь насмерть, но всё равно слишком уж сильно хваталась за него, за это крохотное местечко, одновременно и страшное, и такое прекрасное – за осколок их общего прошлого.
Нет, она его ни капельки не любила. Она боялась Вечного до дрожи в ногах – и не могла именно поэтому его просто так отпустить. Шэрра столько времени не видела ни одного эльфа! И теперь, прикладывая снег к его израненным ладоням, чувствовала себя будто бы дома. В её прошлом осталась, закованная в кандалы, её бедная, несчастная мама – привязанная к Златым Деревьям. Осталась королева Каена, остался отвратительный дворец, нависавший серой тенью над столицей. А Роларэн из того самого прошлого вырвался – он стоял перед нею, совершенно живой, разве что только с дурацкими ранами, в которых был сам виноват.
– Зачем я тебе? – прошептала она. – Зачем всё это? – нежные женские пальцы сжали комок снега, и тот водой стекла по её запястью. – Поцелуй тот зачем?
Она не спросила, как он выжил. Вечный всё равно ни за что не сказал бы. Но он только рассмеялся в ответ на её вопросы – и опустился прямо на снег, словно не боялся ни заболеть, ни умереть от холода.
– Королева Каена отобрала всё, что могла. Я колдую теперь, словно сквозь пелену – куда сильнее любого из ныне живущих, но как же слаб в сравнении с тем, что я мог прежде. У меня от прошлого только и осталось, что эта палица, будто бы моя казнь, – он улыбнулся. – И я хочу вернуться туда и всё исправить. Я знал, что рано или поздно ты сюда придёшь, если жива. И я ждал. У меня времени много. Целое бессмертие.
– Зачем мне приходить туда, где не место ни женщине, ни уж тем более эльфу? – Шэрра опустилась рядом с ним на снег, чувствуя, как медленно в землю уходит дрожь её рук, как утекает по капле страх. Она до того устала, что даже сбежать сейчас никуда не могла. Да и уходить – последнее дело. Жизни в ней почти не осталось.
– Потому что тут никто не станет искать, – хмыкнул Роларэн. – Разве можно придумать место для эльфа хуже? Сейчас выход за границу дарует вечность, не магию… Люди любят эльфов, мы их очаровываем. Кому под силу иллюзия, когда чары больше не стелятся по Златому Лесу?
Она почувствовала, как проникает под кожу холод. Как медленно осколками впивается он в кожу, уничтожая в Шэрре все намёки на жизнь. Ей навилось, впрочем, чувствовать себя убирающей. Умирают ведь только живые, а она была мёртвой столько времени, что уже позабыла обо всём. В иллюзии себя чувствуешь, словно в неснимаемой обёртке. В ней душно, отвратительно, после неё сам себя теряешь. Роларэн в своей проходил больше двух лет – и она смутно могла себе представить, как мужчина вообще столько выдержал.
Всё перед глазами плыло. У неё теперь не было своей реальности. Отысать этот клочок снега на побелевшей карте… И утонуть в нём на века. Но эльфы не умирают, эльфы растворяются в пустоте. И после вечности у них нет второй жизни – благодать. И после короткого отрезка тоже её нет – что за проклятье?
Давным-давно эльфы были Вечными повсюду. Но вот уж сколько лет только за границами Златого Леса они могли вкусить бесконечность и бессмертие. И никто почти за последние годы не мог сюда вырваться. И только Роларэн, последний, обладал даром прошлого в полной мере. Шэрре даже как-то приятно было от мысли, что умирать она будет рядом с ним. В конце концов, смириться, когда рядом Вечный. а не Королева Каена, в разы проще.
Деревья закрутились в бесконечном круговороте. Она смотрела, как мелькали белые верхушки, вспоминала, как практически превратилась в того самого Рэ. Теперь, рядом с Роларэном, она была дома больше, чем когда-либо ещё. Диво-дивное – даже не подозревала прежде, что так сильно скучала по кому-то с острыми ухами.
– Как ты выжил?
– Каена думала, что у неё получится, – хрипло рассмеялся он. – Что я подчинюсь и пойду играть по её правилам. Но пытки – это не то, чем можно испугать эльфа, прожившего все годы её правления в Златом Лесу. Я не первый раз отправлялся к людям; она не смогла даже толком отрубить мне кончики ушей – остались одни лишь шрамы.
Холод оживлял. Она чувствовала, что из неё вытекали посление капельки жизни – но разве не в том была всего этого прелесть? Если есть чему вытекать, значит, она всё ещё жива. И Шэрра не могла надышаться свободой и собственным удивительным счастьем. В ней, оказывается, было ещё столько силы поддерживать всё это.
Роларэн на снегу как-то отыскал её ладонь – пальцы против их воли переплелись, и они теперь тяжело дышали, будто бы пытаясь всё-таки уцепиться за тот самый кусочек прошлого, потерянный давным-давно в пустоте. В Шэрре было что-то для него родное; он думал, что отыскал это в своей покойной жене, но ведь она просто воровала чужое имя.
Не было в Златом Лесу никакого Шэрриэля. И не будет, если не вернуться.
– Она полагала, что теперь-то проявит волю. Она сама открыла мне границу, когда исчерпалась фантазия. Сказала, чтобы я не возвращался, пока не приведу тебя. Что без тебя мне закрыты все входы и выходы. И я хочу вернуться, – его пальцы сильнее сжали её ладонь, но Шэрра просто молча слушала. Она знала, что побег ничего не даст. Роларэн поймает её в любом уголке вселенной – благо, на то у него сил хватит. И времени. Не спрятаться от Вечного и не скрыться – эльфы бессмертны за границей Златого Леса. Он бессмертен всюду.
– Хочешь вернуться, чтобы сдаться ей? Она ведь об этом мечтает, – прошептала Шэрра. Она замерзала – она оживала от этого бесконечного снега. И знала, что не может умереть. Эльфы холодны, эльфы давно уже мертвы изнутри – и она сама тоже была мертва давным-давно. А теперь, увидев его, почувствовав жар чужих губ, на миг – хотя и не стоило, – подумала о большем. О том, что могло бы быть, родись она в другое время.
– Я хочу вернуться, – рассмеялся Роларэн, и его смех звоном перерезал метель, – только потому, чтобы вновь ступить в Златой Лес. Я должен отправиться к Каене. Теперь у меня есть силы. Теперь я знаю…
– Силы для чего? – спросила как-то очарованно Шэрра. – Согласиться на то, что она просит? Простить ей смерть своей дочери?
– Простить… – прошептал Роларэн. – Вернуть её, может быть, – он повернул голову набок. – Если ты вернёшься со мной, возможно, не выживешь. Если откажешься – я не стану тебя ловить. Но тогда вряд ли меня пропустит Златой Лес.
– Если ты вернёшься – что будет? Кроме моей предполагаемой смерти? – Шэрра приподнялась на локтях. Она устала от человеческого мёртвого мира. Она почти что не могла за него хвататься. Словно овца на заклание, она пришла в эту Академию в чужом обличии, чтобы прижиться – и не смогла. И за Роларэном пойдёт на смерть, если найдёт достойную причину. Не желание покориться Каене и прислужиться ей в этой жизни.
– Однажды я видел в ней двоих. Милое испуганное дитя из прошлого и тирана из этой жизни. Я не боялся и страшился её одновременно. Теперь та часть, которая её ненавидит, больше её не боится. А та, которая любила, хочет её спасти. Но ты ведь знаешь. Каену может спасти только одно от дальнейшего её падения, – Рэн провёл второй, свободной рукой по снегу. – Её собственная смерть. Я хочу закончить всё это. Замкнуть круг. Она заслуживает на что-то большее, чем просто трон. И срок её жизни давно уже закончился.
– Каену? Убить? – рассмеялась Шэрра. – Разве это возможно?
– А разве возможно – держать в руках чужую палицу? – тихо спросил Роларэн.
– Это её, верно?
– Да, – кивнул Роларэн. – Часть Каениэля. То, что осталось от неё… настоящего. Истинного. А всё остальное – просто фальшь и подделка.
– Подлинник убивает фальшь, – голос Шэрры прозвучал хрипло. – Это её убьёт? Что же. Я согласна.
Она повернулась к нему – волосы рассыпались вихрем по снегу. Роларэн смотрел куда-то в небеса, в пустоту, а она всё ещё чувствовала жар его дыхания, мёртвого – и такого в тот же момент живого. Она тогда не знала, что он прячется за ликом Мастера. А он – знал о том, кто она такая. И ответа на вопрос, зачем вообще был нужен этот поцелуй, она тоже не ведала – боялась, что никогда и не услышит в своей жизни. Ответ ускользнул от неё в пустоту давным-давно, оставив по себе одну только боль.
