Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
– Ты убьёшь меня когда-нибудь или нет? – прошипел он. – Или, эльф, будешь ждать, пока подохнешь сам?
Роларэн покачал головой. И за его спиной что-то зашипело – сталь стекала по чужим покорным рукам.
– Убью, Миро, – он перехватил палицу и кончиком её провёл по щеке Миро тонкую полосу. Тот закричал – словно сам не ожидал такой боли – и схватился за клеймлённую кожу. Сполз по стволу дерева, чувствуя, как по щекам стекают всё те же кровавые слёзы.
И обернулся наконец-то.
За спиной стояла Шэрра. Никого из учеников Академии больше не было, одни только покойники. Роларэн мог оставить живыми и их – но эльфы зло, и всем, даже Фирхану, не следует об этом забывать. Могущественное зло, то, которое не остановить, просто взмахнув рукой и пожелав себе свободы от оков страшных неволящих жителей Златого Леса. Сколько лет рабства в руках Каены Первой их до конца не разрушило! А что случилось бы с простыми людьми за это время? Что от них осталось уже через несколько лет после правления Её Величества?
– Он не мёртв, – указала она на Миро, словно тот не слышал – хотя он всё ещё пребывал в сознании. – У тебя не хватит милости убить его?
– Не хватит, – покачал головой Роларэн. – Он заслужил не смерть, а муку – и я дарую ему её, по правде дарую. Разве что задержал? Он прислал сюда кучу молодых ребят, прямо мне навстречу, на верную смерть, чтобы нанести своим мечом последний удар и с довольством посмотреть на то, какого цвета эльфийская кровь. Красная! Только его – гаже. И сворачивается иначе.
Шэрра содрогнулась. Верно, эльфийская кровь, алая, бежала, будто вода. Эльфы прошлого умели быстро заживлять ранения, и кожа у Вечных была прочна. Но нынешние… Кровь останавливалась плохо, свёртываемость уж больнр плохая.
Девушка имела с этим дело, пока чужой алой жидкостью разрисовывала волшебный алтарь Каены Первой, даруя ей в жертву силу, молодость, могущество.
Она отвернулась от Миро. Тот, казалось, на какое-то время ослеп и оглох, только хватался за лицо и тихо постанывал. У него не стало сил кричать громче, иначе позабыл бы давным-давно обо всём, что могло только его остановить. О чести, о том, что настоящие мужчины не плачут.
Эльфы – отвратительные существа. Но есть то единственное, чему им стоит поучиться у человечества. Это подлость, та самая дикая, бесконечная подлость, что толкает их на гадкие преступления и не позволяет отступать. Подлости в человеке столько, что хватило бы и на целый десяток остроухих. Да что они могут? Ударить ножом в спину, предать товарища! Эльфы если уж и злы, то откровенно. Они любят, страдают, они терзают ненавистных на мелкие кусочки. Но люди ушли дальше. Они просто выталкивают их из собственной жизни одним только предательским тычком и делают вид, что больше не желают ни видеть, ни слышать. Прощаются, просто молча помахав рукой тем. в кого мгновение назад стреляли.
Роларэн по-своему людей ненавидел. Они для него были слишком пошлы – сменялись в постелях мужчины и женщины, рождались десятками дети. Почему им, этим жалким грязным существам, не способным оценить радость отцовства или материнства, позволялось иметь и дочерей, и сыновей в неограниченном практически количестве? Почему они вышвыривали их, как расходный материал, почему заставляли трудиться, почему вынуждали горбатить спины, торговали их телами прозорливее, чем своими, а у него, мечтающего всю жизнь о детях, о заботе, о счастье, у него, способного подарить им вечное счастье, могла родиться всего лишь одна дочь? Почему Златой Лес выделил ему всего лишь один росток – и тот теперь мёртвый? Его дочь – покойница изнутри, с умершей, прогнившей душой – стараниями Каены, – а эти… Эти такими и рождаются. Рождаются – и рожают, рожают десятками!
Он вновь посмотрел на Шэрру. Та опустилась на колени у какого-то из пострадавших, того самого, в руках которого оплавилась сталь, ещё живого, и Роларэн узнал в нём с трудом Громадину Тони. Тому, казалось, не хотелось нападать, не хотелось стрелять в спину, но он всё равно это сделал. Зачем? Да потому что надо было. Потому что о каких границах и пределах может и вовсе идти речь, когда весь мир покорен одному жуткому желанию – воевать за материальное, за куски земли?
Эльфы были богаты другим. И Роларэн, в жизни не копивший ни золота, ни серебра, считался самым большим богачом среди своих, потому что доселе мог приходить к живому своему Златому Дереву и касаться бьющейся у него внутри души. Потому что был вечен – а этого не купить ни за какие деньги. Да что там! Каена – и та была лишена в своей отчаянной любви подлости. Она наносила удары открыто, они все – просто покорялись, от страха, от глупости, от собственного поразительного невежества, но покорялись, а причины волновали её меньше всего на свете. А тут что? Тупость, пустота в глазах…
И дети.
– Зачем ты его исцеляешь? – прошептал Роларэн, видя, ка кнепривычные немного для эльфийской магии серебристые искры срываются с её пальцев. У Вечных прошлого магия была золотая, его собственная – тоже сверкала серебром, словно вдруг постарела. У Каены – привычная, такая, как у тех, что были раньше, а у прочих… У прочих её, считай, и не было – королева выпила всё, что только могла, вытребовала столько волшебства, что ей отдавали всё до последней капли, лишь бы только больше не явилась на порог. Ужас? Нет. Они все к этому давным-давно привыкли.
– Потому что его ещё можно спасти, – повела плечами Шэрра. Она прижала ладони к груди Громадины Тони, вливая в него осколки собственной эльфийской силы. Она ранила его изнутри разбитым стеклом – но снаружи затягивала раны, исцеляла руки. Миро хрипел где-то рядом – его было спасти полегче, пожалуй, Роларэн клеймил его, а не убивал, но девушка даже не посмотрела в сторону псевдонаставника, что повёл несчастных, бедных учеников на верную смерть. Она только пыаталась раскрыть глаза очередному глупцу…
К тому же, Тони заступился тогда за ненавистного и раздражающего его Рэ. Для него неприемлемым было просто так взять и позволить человеку умереть от бесчестных ударов, и варианта "десятеро на одного" он не желал ни знать, ни слышать. Вот только сейчас вошёл в этот отряд, и нападал даже, пусть вяло и неохотно.
Роларэн не стал возражать, когда Шэрра заживила парню раны. Даже подождал её, хотя и вправду мог уйти, прекрасно зная, что девушка бросится его догонять. И когда она отвернулась от Тони и посмотрела на мужчину, лишь коротко кивнул – да, не уйдёт, пока она не справится, но помогать спасать человека он тоже не станет.
Девушка выпрямилась минут через десять. Он всё ещё не сдвинулся с места – Вечный стоял, будто бы превратившись в камень, и смотрел вперёд, в пустоту.
– Я закончила, – мрачно сообщила она. – Мы будем идти?
– Там, южнее, закончатся снега. По лесу легче бежать – мы не будем проваливаться и меньше устанем, чем от ходьбы, – покачал головой Рэн.
– Хорошо, – не стала противиться Шэрра. – Веди.
Она бежала за ним, не отставая ни на шаг, на собственную казнь – лишь бы только заглушить тихими эльфийскими шагами крики Миро и тихое дыхание Тони, преследовавшие её на этом нелёгком пути. Вот только, увы, ничего не помогало.
Глава пятнадцатая
Год 120 правления Каены Первой
Эльфы не знают усталости. Вечные – будто бы те существа, настроенные на одно только убийство. Эльфы могут мчаться много часов кряду, могут наносить смертельные удары один за другим и никогда не задумываться над тем, что это даст. Эльфы всесильны.
Глупости. Шэрра знала, что у эльфов есть лимит. И много раз чувствовала его – как же близка была тонкая грань мыслей и сил. Ей периодами казалось, что ещё один шаг выпьет из неё всё то, что осталось в теле, выкрутит наизнанку.
Эльфов нельзя было так превозносить над обыкновенными людьми. Да, они одарены, да, они могущественны – те некоторые из них, кто пережил бесконечность в исполнении королевы. Но сколько их таких осталось? Сколько всего на свете способных сражаться с Каеной Первой сейчас?
Она знала. Вот оно – поле боя. Один Вечный с бессменной грустью в глазах. Одна глупая девчонка в качестве жертвы Королеве, способная только осторожно ступать к собственной смерти. Ей надо было, наверное, радоваться. Что она на самом деле не желала выжить. Что ей не для чего было вырываться из невидимого плена. Что теперь, когда Роларэн прямо говорил, будто ведёт её умирать, она послушно вставала рядом.
Они бежали долго. Без перерыва – хотя бы на минуту, хотя бы на несколько секунд. Они мчались по снегу такими лёгкими, бессменными скачками, что тот даже не проваливался под ногами. Почти.
Снега со временем становилось всё меньше и меньше. Или Шэрре так казалось. Она не знала, сколько они бежали, она не оборачивалась на Роларэна, словно доселе не была уверена в том, что он посмеет остановиться. Они бежали в ногу и нельзя сказать, что без усталости – но без холода и без сомнения. Навстречу тому, что человечество с готовностью назвало бы судьбой, но что так не желала признавать Шэрра.
Это не судьба. Это выбор. И девушке было приятно сознавать, что она сделала его сама, а не кто-то, да тот же Роларэн, вытребовал под страхом умереть немедленно. Он мог уточнить, добровольно ли она идёт за ним, и Шэрра с готовностью бы это подтвердила. Почему нет? Зачем отказываться от того, что предоставляет собственная жизнь?
Снег усилился к вечеру. Белые хлопья, способные прикрыть даже человеческую грязь, сыпались белой дымкой. Перед глазами всё сверкало – они видели в темноте лучше обыкновенных людей и эльфов, но Шэрра списывала это на временную вечность. В конце концов, остановиться в лесу – не так уж и трудно. Трудно будет побежать потом, не разбирая дороги.
Стоило только замереть, как снег тут же начал осыпаться под ногами. Казалось, они стояли на какой-то хрупкой вершине скалы, и медленно вниз ссыпались камешки. Только эти камешки ещё и таяли по дороге, а над ними возвышалось ещё что-то, откуда летели новые. Там тоже кто-то стоял и сбивал снег ногой.
– Мы заночуем здесь? – тихо, но не потому, что боялась, а потому, что осипло горло, промолвила Шэрра. – На снегу?
– Ты считаешь, я наколдовал эти плащи? – спросил вдруг Роларэн. – Или ты решила, что я украл их у кого-то из простолюдинов?
– Я считаю, – ответила девушка, – что это не имеет никакого значения.
Он усмехнулся. Да, это и вправду было неважно – важен был один только её ответ. То, чего он ждал с таким нетерпением и жутким, неугасимым интересом. Теперь мужчина смотрел на неё с некоторым интересом, словно заметил что-то новое.
– Я теперь думаю, что, может быть, следовало подождать, – наконец-то промолвил он. – И не жениться на ней тогда. Тогда и всего этого не было бы. Может, я уже погиб бы в Туманах. А может, Златой Лес всё ещё дышал бы жизнью.
– Твоя женитьба – не причина дикости и зверств Каены Первой. Неужто ты думаешь, что, будь мысленно свободен, её бы что-то остановило?
Роларэн запрокинул голову – даже слишком, Шэрре показалось, что он может случайно свернуть себе шею, – и посмотрел куда-то вверх. Там простирались безграничные небеса. Вдыхать ледяной воздух было приятно – снег оседал хлопьями на его щёки, застывал на тонких шрамах иллюзии. Снег не таял у него на лице, он так и оставался ледяными кусочками, маленькими снежинками, словно в Рэне не осталось столько тепла, чтобы можно было заставить его растаять.
– Здесь рядом, – прошептал он совсем тихо, – есть деревня. Там постоялый двор, она на проездной дороге. Пойдём туда.
Он поднял на неё взгляд, и Шэрра даже рассмеялась от неожиданности – и почти упала на снег, хотя, впрочем, нет, заставила себя удержаться на ногах. Снег всё ещё оставался белоснежной маской вокруг его глаз, хотя по щекам уже стекли капельки воды.
– Два остроухих среди северных человеческих деревушек, – хмыкнула она. – Я не уверена, что нам будут до такой степени рады…
– Попытаюсь вернуть тебе уверенность, – покачал головой мужчина. – Почему нет? Люди – славные игрушки, им нравится прислуживать тем, кто сильнее.
– Мы сильнее? Разве?
– Да.
Роларэн ответил безапелляционно. В его голосе больше не было боли, и он смотрел на Шэрру с некоторыми оттенком того самого немного забытого уже ею Мастера.
– Я хорошо играл человека, – промолвил он наконец-то. – Так хорошо, что меня не отгадали не только те, кто ненавидит эльфов, а даже те, кто их любит. Однако, не стоит полагаться на удачу. Иллюзии – то лишнее. Нас догонят, не будем утруждать Академии дорогу.
– Ты хочешь умереть, не дойдя до Каены?
– Возможно, так мне было бы легче. Но ты мне не позволишь. Ты не позволишь погибнуть прежде, чем умрёт она, верно?
Шэрра ничего не ответила. Она обернулась, пытаясь определить, в какой именно стороне находилась упомянутая им гостиница.
Рэн указал рукой куда-то в сторону громадных сосен. Они и вправду росли чуть реже, чем прочие деревья. Мужчина двинулся туда, по колено утопая в выпавшем мягком снегу, теперь не срывался на бег. Он выровнял спину, на руках его сверкали перчатки то ли из кожи, то ли напрочь сотканные из волшебства – то ли снег на них искрился, то ли какая-то дивная нить? С плеч теперь спадал тонкий плащ – из эльфийского сукна. Шэрра и тут не могла ответить, не был ли он иллюзией. Наверное, что нет – она сама, поправляя меховое творение человеческих рук, зашагала за Рэном следом.
Под таким углом, ещё и ступая у него за спиной, было хорошо видно шрамы на острых ушах. Самое высшее наказание – сделать эльфа круглоухим, лишить его, как полагают люди, главной отличительной черты. Но люди, впрочем, ещё и считают эльфов самыми красивыми на свете существами, до того мига, как видят в живую.
В эльфах на деле оказалось слишком много острого, не только уши. Взгляды, слова, ножи. И эти бессменные палицы, к которым они и сами-то не могли прикоснуться.
– Ты не можешь явиться к ним вот так, – покачала головой Шэрра. – Со снегом на глазах, словно с маской. Люди не всегда боятся эльфов, но, возможно, это их уж точно напугает.
Роларэн рассеянно провёл рукой по глазам, ошеломлённо посмотрел на оставшиеся на пальцах следы воды. Кожа тут же будто бы стала теплее – теперь по его щекам чужими слезами стекали растаявшие снежинки. Девушка вновь подошла к нему ближе, убирая мелкие капли – и вода показалась ей красной, словно на его коже было ещё что-то, невидимое даже для эльфийского глаза. Но на вопросительный взгляд он ответил только быстрым кивком, и Шэрра не могла принимать его за согласный.
– Могу, – пожал плечами Роларэн. – Нет ничего невозможного.
– Так может сказать только Вечный.
– Тот, кто говорил это, был не Вечным, а смертным человеком, – Рэн хмыкнул. – Но, может быть, от остальных я хочу слишком многого. Зачем ты идёшь со мной, Шэрра? Ради эльфийской благодати? Я уже много лет как потерял остатки наивности.
– Нет, – возразила она. – Не много лет, а совсем недавно. Ведь до этого ты всё ещё верил в то, что в Каене есть что-то хорошее, верно?
– Тут сложнее.
– Или слишком просто для тебя.
Он не стал спорить. И ладони его, сжавшие её пальцы, казались такими жаркими, будто бы никогда и не касались снега. Шэрре показалось, словно и зимы вокруг них вообще больше не существовало. Да, она шла туда не для того, чтобы эльфам было хорошо. Она искала что-то забытое и потерянное там, в далёкой пустоте человеческих королевств, потерянное в собственном побеге.
– Я не хотела тогда оставаться. А теперь понимаю, что не должна была уходить, – выдохнула она наконец-то. – Но я не хочу умирать. Никто не хочет. Даже в геройстве должна быть доля самозащиты – во мне же геройства нет.
– Пойдём.
Шэрра чувствовала себя ребёнком, которого тащат вопреки его воле родители куда-то. Или, может быть, он сам покорно идёт следом за ними, потому что оставаться в чернеющей неизвестности больше не может.
– Я просто хочу туда, где мой дом. Даже ценой встречи с Каеной, – она так и не сдвинулась с места. – Даже если для того, чтобы посмотреть на Златые деревья, мне придётся умереть. Но если можно попытаться выжить…
– Пойдём, – повторил Роларэн.
Шэрра знала, что он не будет ничего обещать. Она не судила его за это, как не судила себя саму за слабость и трусость. Или за бездумную смелость, что вела разве что к смерти. Она смирно шагнула вслед за ним, будто бы в этом видела единственный правильный выход.
Дорога оказалась верной. Они вышли к селению уже минут через десять, правда, пришлось ещё обходить его, чтобы пройти сквозь главные ворота, а не перелезать через частокол. То ли деревня защищалась от леса, то ли от каких-то других врагов – вряд ли проникновение для эльфа было делом таким уж трудным, да и для ушлого человека – тоже, но они сегодня пришли не грабить и не нападать, потому – каков смысл перебираться через высокие ограждения?
Внутри она оказалась даже довольно богатой – красивые ухоженные дома, огороды. Поля, наверное, были снаружи – рассмотреть под снегом, как далеко тянулась деревня и где что располагалось, было невозможно. Это могло быть одно из тех селений разнообразных человеческих гильдий, что и не зависит от взращивания растений. Шэрра, добираясь до Академии, заходила в несколько таких. Все друг другу там были не конкуренты в обычной жизни – на местные рынки часто привозили товары и заказы, приходили мастера, разбирали их – и расходились по домам. Держали разве что небольшие клочки земли для собственного пропитания, всё остальное – покупали. Ремесел было два, три, может, чуть больше, но выбор всё равно оставался ограниченным. Сами себя они прокормить не могли, но попробуй только отрезать эту деревушку от всего света! В соседних городах умельцев подобного рода не было.
Шэрра не знала, такая ли это деревня, или, может быть, их основное дело просто скрылось под снегом. Она не задавалась этим вопросом и тогда, когда они с Роларэном остановились у трёхэтажного здания – постоялый двор с яркой, сияющей магией даже среди темноты и снегов вывеской привлекал взгляды и местных. Вероятно, через селение проезжали часто, да и сейчас людей хватало. Совсем рядом красовалась конюшня – ещё одно строение, уже далеко не такое высокое, но длинное-длинное. Бегал вокруг и какой-то мальчишка, хватал незнакомцев за руки и предлагал им лошадей.
Он бросился было и к эльфам со своим предложением, но замер, не выдавил из себя ни единого слова, только смотрел благоговейно на острые уши, не прикрытые иллюзией. Роларэн не скрыл и шрамы – зато добродушная улыбка, появившаяся у него на лице, могла обмануть кого угодно.
– Эльфы… – пробормотал ошеломлённо мальчишка, а после, повернувшись к ним спиной, помчался в постоялый двор. Оттуда донёсся шум – его сначала ругали, потом – как-то уж более ласково позвали и приказали привести господ. Даже если говорили тихо, слышно было каждое слово. Острые эльфийские уши славятся не только своей формой.
Роларэн почему-то вновь напрягся. В его плечах Шэрра чувствовала страшное напряжение – она коснулась его, но мужчина не обернулся. Он всё прожигал злым взглядом дом, словно ждал, как тот воспламенится и станет пеплом прямо у них на глазах.
Только потом девушка поняла, что взгляд был направлен не на само здание. Какой-то отец, откровенно пьяный и разбитной мужик, из местных, деревенских, волочил свою дочь – они были чем-то неуловимо похожи, – за волосы. Кричал. Лицо её было разбито в кровь, по щекам стекали слёзы, и он всё что-то повторял раз за разом. Хозяин? Возможно, но вряд ли, может, просто проходили мимо, может, отец работал на конюшне и жил здесь, рядом.
Девушка уже и не сопротивлялась. Подчинилась домашнему тирану – тот пьяно выкрикивал оскорбления, без конца повторял одно и то же, пока она не вырвалась – и не побежала прочь.
Роларэн дёрнулся было, но Шэрра успела его поймать.
– Не надо, – выдохнула она совсем тихо, отлично зная, если догонит мужика – тот уже не останется жить.
– Он забьёт её насмерть, – прошипел Роларэн.
– Это человеческое дитя. Ведь ты ненавидишь людей, разве нет? Разве тебе, по крайней мере, не всё равно, что с ними случится?
Но мужчина всё ещё не успокоился. Ярость кипела в его крови, перекатывалась под кожей невидимыми волнами. Казалось, вот-вот – и все шрамы разорвутся и прольются, только не алым, а тем самым серебряным, что Шэрра видела в его магии.
– Он забьёт насмерть собственную дочь, – повторил он. – И потом пойдёт к десятку таких же. А моя единственная, мой единственный шанс, погибла. Почему?
– Рэн, – Шэрра потянула его за руку. – Тебе не стоит об этом думать. Ты Вечный. У тебя ещё могут быть дети.
– Для моих детей только одно Златое Дерево взросло в лесу, – прошептал он как-то ошеломлённо. – А им этого не надо. Они рождают одного, другого, десятерых. Моя дочь не спаслась, как бы я её ни любил. А он свою забивает насмерть.
– Да ведь жива она, Рэн. Пойдём…
Он наконец-то поддался, но всё ещё не отводил взгляда от мужика. Тот поднял голову, пьяно рассмеялся, глядя на эльфов, и побрёл куда-то прочь. Роларэн ничего ему не сказал, лишь молча сжал руки в кулаки, будто бы мысленно проклинал, но не мог решиться повторить это же вслух.
…В постоялом дворе их повстречали радостно. Мило улыбалась женщина, согласилась предоставить свободные комнаты.
– Вам две? – спросила она, ласково глядя на Шэрру – эльфийка-девушка оказалась для неё дивом большим, чем эльф-мужчина. Всё-таки, стройные и хрупкие остроухие в женском обличии людям казались привлекательнее. Или, может быть, она подумала, что девушка всё же будет добрее, мягче, не станет ругать или предъявлять претензии.
– Одну, – покачал головой Роларэн, не дав той вставить и слова.
Хозяйка отвела взгляд. Покраснела – она была пухлая бледная женщина, поэтому румянец особенно ярко проявлялся на лице.
– Простите, – возразила она, – но одну у нас положено только для супругов или родни. У нас, людей, законы, может, и строже, чем у эльфов…
– Это моя жена, – ответил Роларэн. – Но у эльфов вместо венчальных колец или браслетов используется волшебный знак.
Он одёрнул воротник собственного плаща, за ним – рубахи, обнажая след на коже, и Шэрре хотелось бы поверить в то, что прежде он был таким же. Может быть, Рэн скрывал его за иллюзией, потому она и не заметила? Мало ли… Но сейчас её имя, клеймившее его жизнью с другой женщиной, красовалось на плече чернее, чем обычно.
Шэрра могла показать и свой знак. Не венчальный, а со Златой Охоты – она не была уверена, впрочем, и в происхождении руны, красовавшейся на плече Роларэна. Но это оказалось лишним – узрев среди раскрытого цветка шрамов магический след, хозяйка только кивнула.
– Ужин, если можно, принесёте в комнату, – Роларэн взял из её руки ключ с деревянным номерком – свидетельством того, какое помещение принадлежит им, – сколько?
– Если господа эльфы согласятся отдать не деньгами… – она запнулась и отвела взгляд. – Я была бы очень благодарна.
– Кто? – Роларэн смотрел на неё безо всякого заговора во взгляде, спокойно и прямо, и дожидался такого же откровенного ответа.
– Да племянница моя… Посмотрите?
Он долго молчал, словно пытался принять решение, а после провёл пальцами по воздуху, вырисовывая странную руну, и на стойку к женщине упал тонкий золотистый лист.
– В чай добавьте, – ответил он. – И этого хватит.
– Господин эльф…
– Этого хватит, – сухо ответил он. Во взгляде женщины пылала ещё одна просьба, но озвучить её она так и не осмелилась, явно боялась, пыталась скрыться за собственным страхом от той боли, что одолевала при каждой мысли о бедном ребёнке.
– Господин эльф, – начала она вновь. – Лекари уж тоже давали… Это точно поможет?
– Такого вам лекари дать не могли, – покачал головой Роларэн. – Это точно поможет, – он коснулся листа, и тот зазолотился у него под пальцами. – Можете дать прямо так. Ужин – в комнату.
Он зашагал вверх по лестнице, не оборачиваясь. Шэрра последовала за ним, тоже не удостоив хозяйку сочувственного взгляда – почему-то сочувствовать у неё совершенно не получалось. Ведь, в конце концов, каждый в своих бедах виноват сам, кто больше, кто меньше, и Шэрре не хотелось задумываться, где ж согрешила эта самая племянница, чтобы лежать с неведомой болезнью. Но в Роларэне не было жалости к чужой дочери, не было желания ей помочь, пусть он и сказал правду – листья Златого Дерева, его собственного, судя по всему, целебны, особенно если дерево всё ещё живое.
Он не проронил больше ни единого слова. Вошёл в комнату первым, отшвырнул в сторону плащ. Тут было тепло – Шэрра невольно последовала его примеру, отводя отчего-то взгляд.
Мужчина избавился и от сапогов и растянулся на широкой кровати – уж точно на семейную пару.
– Почему не в разных комнатах? – спросила она. – Я б не убежала, ты должен был давно уже это понять. Не понимал бы – не дожил бы до сегодняшнего дня ни за что. Вечные умеют видеть правду.
– Вечные умеют видеть правду, – завороженно прошептал мужчина. – Как же мудро это звучит…
Шэрра присела рядом. Вот-вот должны были принести ужин, и она почему-то опасалась того, как посмотрят на них люди. Хотя для эльфа – особенно бессмертного, – это не должно иметь никакого значения. А в человеческом мире все эльфы бессмертны, даже самые ничтожные.
…Что им даст свобода? Шэрре было страшно об этом даже подумать. Ей хотелось задать Роларэну множество вопросов – а она даже боялась коснуться его сейчас. Ей казалось, что эта проклятая руна так и будет змеиться на его плече, темнеть, если она не отступит.
– Ты так мечтаешь о детях…
– Я мог бы дать своему ребёнку – своим детям, – и любовь, и достаток, и счастье. Но единственное дитя, что у меня есть – калека, которой пришлось дать то, что помогало выжить и разрушало её одновременно. На мой век выросло только одно Златое Дерево, – покачал головой Роларэн. – Только дерева этого больше нет. Мне не суждено иметь Вечного ребёнка – и обычного, думаю, тоже.
– Мне казалось, что многих не останавливает отсутствие деревьев.
– Посмотри на Каену. У неё есть дерево, но оно её не до конца. Она, имея дерево, не смогла стать Вечной. Что же будет с детьми, у которых его нет вообще? – он и не заметил, когда Шэрра оказалась так близко. – У меня остался только его росток. Душа её покойного дерева, дерева моей дочери, – он зажмурился. – Душа, которая может прорасти. Но только она, рождённая от одних родителей, никогда уже не взрастёт с другими.
– Ты можешь взрастить с теми же, – ответила девушка.
– Моя жена, если ты позабыла, мертва.
– Я помню.
Он посмотрел на неё, словно пытался разгадать загадку, спрятавшуюся в карих раскосых эльфийских глазах, но она отвернулась. Хлопнула дверь – хозяйка принесла ужин, поставила его на невысокий комод и, поклонившись, безмолвно ушла. Шэрра не смотрела ей вслед – хотя почему-то казалось, что женщина не может дождаться мига, когда отнесёт листик Златого Дерева своей племяннице.
– А ты не пробовал заменить? – прошептала она, не оборачиваясь и глядя на тарелку с едой. – Знаешь, какую б розу ты не взял, чтобы заменить ту, что была в увядшем букете, у тебя есть шанс.
– Мне не нужна такая же, – ответил Роларэн. – Мне нужна лучше. Но в мире с живой Каеной нет и речи об этом. А в мире с мёртвой, – он посмотрел на неё особенно испытывающе, – может быть, не будет больше ни одной нужной мне розы.
– Я всё равно пойду.
– Иди, Шэрра, – кивнул он. – Но выживи.
– Выжить – зачем?
– Затем, – прошептал он, – чтобы у моей девочки появился шанс.
Его дочь. Разумеется, его дочь. Не слишком ли он многого хотел от Шэрры?
Но он отдал за неё жизнь. Дважды отдал. И она дважды должна вернуть ему долги. Если сможет, конечно же. Первый отдаёт сейчас, ступая за ним. Второй вернёт тогда, когда выживет. Если выживет. Разумеется, если.
