Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Альма Либрем
Королева Златого Леса
Пролог
Огромный эльфийский дворец, чёрный, как ночь, нависал над столицей немым мемориалом, будто бы проливая через край свой бесконечный холод. Могила для ещё не мёртвых – шпили пронизывали небо насквозь, оставляя колотые острые раны, будто бы от мечей и шпаг, там, высоко-высоко, и кровь мелкими каплями падала на крышу, окрашивая бордово-алым улицы.
Он протянул руку.
Это был всего лишь дождь. Прозрачные капли падали на ладонь без единого алого пятна, расплывались холодной влагой на ладони и пропадали.
Замок пылал, будто бы в огне, ореолом собственных грехов. Невидимые языки пламени подожгли небеса, оставляя по себе только багровые облака, готовые ссыпаться пеплом на головы горожан.
Дорога под ногами пылала.
На сотни и сотни миль протянулось холодное, немое, мёртвое королевство.
Он помнил это место совсем другим.
Тут нельзя было верить глазам. Он видел сплошные туманы вокруг и знал, что тут даже небеса должны рыдать кровью. Всё это – и цветущие деревья, и дорога, загоревшаяся огнём, – обман зрения. Но он бывал здесь много сотен раз. Он знал, как оно должно было выглядеть.
Он ступил на первые камни вспыхнувшей под ногами мостовой, будто бы ничего не было вокруг – ни боли, ни крови, ни ужаса, тяжело дышавшего в спину, – и пошёл дальше, равнодушно и медленно.
Там, за спиной, раздался тихий вскрик, но оборачиваться было слишком поздно. Рыдающие небеса выплёскивали свою боль на них и умоляли избавить. Вились под стенами дворца чёрные туманы. Рычали подступающие Твари.
Заходило солнце.
* * *
Он видел их в своей жизни не раз и не два. Холодные, Далёкие Туманы в глубинах Долин спрятались тогда, когда ушла Сила, когда жизнь Златого Леса обернулась против него самого тюрьмой с открытыми дверьми. Бессмертие в обмен на вечность; их дом стал их же клеткой.
Далёкие Туманы расползались по стране и прятались в глубоких пустошах. Множились там, где пылал страх, заполняли собою каждый миг чужого пространства, убивая в эльфах жажду сопротивления и жизни. Везде. Всюду. Кровавые, болезненные, отступающие под кровавыми мечами воинов и силой древних магов, тех, кто родился до Перерождения, до того, как упал на землю первый листок с деревьев Златого Леса.
До того, как закончилась их вечность.
Ночь подступала медленно. Она кралась – будто б старалась застать незаметно, – и пряталась за домами, за огромным дворцом, выглядывала оттуда осторожно полосками тени, утягивала прячущееся за тучами Солнце в свою тюрьму.
Слишком рано. Слишком холодно. Слишком тепло.
Он помнил лето в Златом Лесу – то, старое, настоящее лето, когда вокруг летали тысячи птиц, а сладкое пение наполняло воздух. Когда повсюду тянулись к солнцу цветы, а на небесах не было ни единой тучки. Когда среди зелёных деревьев мирно, будто бы такие же, просто иного вида, возвышались золотые, и листья их сияли и днём, и ночью, разгоняя мрак эльфийского королевства. Когда не было ни зла, ни тварей.
Он помнил лето в Златом Лесу и после, когда упали первые листья, когда зелень чуть приугасла, и приходилось выезжать в Далёкие Туманы, чтобы загнать тварей обратно. Но он каждый раз возвращался домой, и это всё было так легко, так просто – игра. Но над Златым Лесом всё так же прекрасно светило солнце, их короли и королевы правили ими мудро и честно, и мёртвая вечность больше не имела значения.
Но теперь он не видел ни солнца, ни цветов – только любимые алые розы королевы, с ядовитыми шипами, чтобы ни один простой житель не смог сорвать цветок, осквернить его своими касаниями, чтобы никто не испортил её любимую аллею – Пылающий Путь.
Кто-то в стороне заплакал. Детский голосок – маленькая девочка, – и шипение будто бы змей.
Он повернул голову набок и посмотрел на мужчину с ребёнком с некоторым любопытством. Зелёные глаза Бессмертного вспыхнули интересом, будто бы столкнулись наконец-то с солнцем.
Она была совсем ещё крохотной – четыре или пять… Трудно было дать правильный ответ. Худенькая, маленькая, в ободранном платьице, напуганная.
И похожий больше на медведя – на человечишку, а не чистокровного эльфа, – обрюзгший, грязный мужчина.
Тем не менее, Пылающий Путь не сжёг их. Он не мог сказать, почему – Её Величество никогда не проявляла милосердия к детям, – но видел, как змеи, спрятавшиеся среди роз, тянутся к ногам ребёнка, и как с шипов на землю падают капельки яда, стремясь прожечь кожу малышки насквозь, причинить ей боль – лишь для того, чтобы королева насладилась её криком.
Он не собирался менять свой путь, предначертанный ранее. Но не смог себя остановить.
Враждебный взгляд отца стал испуганным. Бессмертный видел, как тот тянулся за ножом, прикреплённым к поясу – будто бы мясник, а не настоящий эльф, – но такие, как этот мужчина, никогда не были достаточным препятствием. Люди. Обыкновенные, низшие существа. Он провёл среди них много десятков лет, и теперь прекрасно знал, чего именно следует ожидать в следующее мгновение.
Он отстранил его одним коротким взмахом руки. Одарённым, да ещё и Вечным нельзя сопротивляться. Они не всесильны, и он не был бы самым могущественным среди эльфов древности, но их осталось всего несколько десятков.
И он знал, что не пройдёт и года, как будет последним.
Он опустился на колени перед ребёнком и улыбнулся, заглядывая в ясные светлые глаза. Тонкие черты лица, острые, будто бы иглами, уши – пройдёт десять, двадцать лет, и она будет самой прекрасной девушкой столицы.
И тогда Королева отыщет её и уничтожит.
Его взгляд был мягким и тёплым – почти добрым. Если б он мог вернуть время, когда его собственная дочь была нежным и милым ребёнком – отдал бы за это всю свою вечность. Но никто не дал ему этого шанса, и теперь все дети, с которыми ему удастся увидеться – чужие, испуганные, и родители – хорошие родители, – шипят, чтобы они не подходили к Вечному.
Быть уникальным – это точно то же, что и быть изгнанным, а он добровольно, вопреки Её воле, ушёл из Златого Леса, предпочёл человеческий мир. Достойная работа посла – это только прикрытие побега, красивые фразы, за которыми очень удобно прятать свою маленькую или не очень слабость.
Но эта девочка не убегала. Напротив, она стояла, будто бы совсем-совсем его не боялась, и смотрела в глаза. Улыбалась в ответ, словно была рада встретить – нездешняя или, может быть, ею просто никто не занимался.
Вечный протянул руку и коснулся маленькой ладошки, сжал тонкие, худые пальчики – голодная, замёрзшая.
Это не её отец. Ему было достаточно одного только взгляда, чтобы найти правильный ответ на все свои вопросы.
Жалкое, гадкое существо. Убийца? Нет, предатель; в воспоминаниях ребёнка всё выглядело до смешного простым, и королевские солдаты, и Её Величество, и взгляд настоящего – острые уши, тонкие, резкие скулы, длинные пальцы, сжимающие нож, – отца, и матери, спрятавшейся с ребёнком, такой же, как и она.
Он знал, что эльфа, увиденного в воспоминаниях, давно уже нет. Королева испила его до дна, отобрала его вечность, уничтожила свет в его душе. А теперь она очищала следы его силы и искала ребёнка. Ребёнка, которого волочил этот жалкий гибрид – не человек, не эльф, а нечто среднее, свидетельство чужого мезальянса.
– Ты знаешь, где твоя мать? – Вечный не говорил вот уже неделю, и теперь слова звучали хрипло, горло сжималось почти до боли, но он не обращал внимания на это. Потом. Он ведь бессмертен, у него есть время наверстать упущенное.
Слишком много времени.
– Да, – тихо шепнула малышка. В её глазах только сейчас, на мгновение, промчался страх; слова о матери заставили её вспомнить, к чему приводят незнакомые эльфы, ловящие на Пылающем Пути маленьких девочек.
Жаль, она не способна до конца осознать, насколько страшно сопротивление королеве. Но пройдёт время, и девочка осознает. Не так уж и долго. Всего несколько лет.
– Тебе нравятся розы? Хочешь цветок?
– Хочу, – голос звучал всё тише и тише, будто бы угасал. Под ногами разгорались камни, и он выпрямился, подхватывая ребёнка на руки – Королева неумолима, но и она не всем может руководить.
– Раб, – голос прозвучал с неожиданной холодностью и резкостью; круглоухий обернулся, задрожал, будто бы кто-то занёс над ним плеть. – Сорви цветок.
Он попятился. Глаза – мутные, болотистые, как и он сам, – наполнились слезами.
– Господин… Её Величество…
– Сорви цветок, – Вечный бросил на него равнодушный взгляд.
– Но ведь я умру, – прошептал он.
– У тебя есть выбор, – он чувствовал, как тонкие пальчики девочки сжали воротник рубашки – человеческая мода, – как несколько слезинок упало на шею. Она боялась. Она понимала, что должна бояться – сейчас, сегодня, всегда. Но не понимала, чего именно. – Ты можешь подать мне цветок немедленно, либо погибнуть от моей руки. Выбирай.
Его дрожащие пальцы против его воли потянулись к цветку. Он мог выполнить указ добровольно, но Вечный не хотел сжать – и рука сама коснулась шипа, срывая самую красивую розу.
Накалился Пылающий Путь. Вечный чувствовал, видел будто бы, как шипела от ненависти Королева, но ему не было больно – камни вспыхнули под круглоухим, и он только довольно усмехнулся, выдирая розу из слабых пальцев.
Шипы опали сами собой. Они не могли его ранить – не были настолько сильны, – и он смотрел, как постепенно страшная роза обращается в обыкновенный рубиновый цветок.
– Держи, – он протянул девочке цветок. – Где твоя мать?
Она слабо махнула рукой, прижимая розу к груди. Та вспыхнула – алым, – и застыла, будто бы такая же бессмертная, как и эльф.
Он быстро зашагал в том направлении, в котором показала девочка. За спиной раздался громкий крик – Пылающий Путь в очередной раз загорелся, превращая мужчину в пепел, и Вечный представил себе, как сейчас негодует Её Величество. Он в очередной раз нарушил её приказ и должен поплатиться за это, но даже у Королевы есть свои границы.
Бессмертный ссадил девочку на безопасный участок дороги и в последний раз сжал её тонкие пальчики.
– Не потеряй цветок, – улыбнулся он – настолько тепло, насколько ещё мог. – Пока ты будешь хранить его, никто не посмеет причинить тебе вред. И он будет цвести для тебя, пока я не погибну.
Она подняла на него несмелый взгляд, будто бы всё понимая. Была бы это её дочь – Королева не посмела бы и пальцем её тронуть, но он мог только подарить ей какую-то жалкую розу, словно убеждая в том, что алые лепестки могут сделать жизнь безопасной.
– А твари?
– И твари станут для тебя ручными. Найди маму и скажи ей, что теперь любая Тварь Туманная, что встретится на вашем пути – ваш друг. Не бойтесь темноты. Бойтесь Королеву.
Он знал, что она не запомнит. Знал, что её матушка ни за что не поверит.
Но Королева всё равно была в сотни раз хуже чем всё, что только можно встретить на ночных улицах.
Он кивнул ребёнку и выпрямился, повернулся лицом к чернильно-чёрному замку, будто бы уже представляя себе, как растворится в его стенах.
Пылающий Путь раскинулся перед ним, и мужчина вновь продолжил своё шествие. Камни вспыхивали под ногами, но он знал, что это ещё не кара Королевы. Она ещё ничего не знает, не понимает, что случилось; она даже не уверена, вернётся ли он к Ежегодной церемонии в последний раз.
Должен.
И она, разумеется, будет его ждать.
* * *
Он услышал рычание Твари издалека. Обычно она находилась в палатах Королевы, как единственное существо, которое Каена готова любить. Бессмертная. Вечная. Несчастная рядом со своей Королевой.
Но сейчас она была наказана, очевидно, и томилась в длинных коридорах без единой живой души.
Твари Туманные – самый страшный кошмар всего мира. Прячутся от эльфов во мраке, уничтожают их, растаскивают на мелкие кусочки – злобные, зловонные, отвратительные.
Каждый раз, когда Вечный слышал эту ёмкую характеристику, ему хотелось расхохотаться им в лицо.
Да, Твари Туманные прячутся во мраке, да, они питаются кровью, но если кто-то считает их самым страшным в этом жутком королевстве, то он явно не знаком с Её Величеством Каеной Первой, да и уж точно ничего не понимает в политике.
И в зоологии.
Он боролся с Тварями много лет. Вырезал их на своих вылазках.
Притащил одну домой, в качестве подарка, потому что только изверг – и Королева, – может уничтожить дитя, будь оно хоть юным эльфом, хоть Тварью.
– Выходи, – он закрыл за собой дверь и вскинул руку, зажигая факелы. – Я же знаю, ты ненавидишь мрак и любишь, когда тебя чешут за ухом.
Гортанное рычание послужило ему ответом. Твари обычно бесшумны, только перед нападением выдают подобные звуки – когда уже склоняются над жертвой, – но Вечный отлично знал, что иногда конкретный случай может выпадать из ряда вон. Если королевская ручная зверушка и доедала после Её Величества, это ещё отнюдь не означало, что она плохая.
– Равенна! – его голос стал чуть громче. – Иди ко мне скорее.
Он остановился посреди длинного узкого коридора – безоружный, с открытым горлом, прямо бери и ешь, – и протянул руки.
Тёмное пятно вырвалось откуда-то из тени и бросилось на него – огромная, с тёмной шерстью Тварь Туманная, отличный экземпляр, с лёгкостью уничтожит среднестатистический отряд эльфийской стражи.
Она уже почти врезалась в него, как вдруг резко осела на землю – остановилась на полпути, оборвала свой затяжной прыжок, – и бросилась к его ногам, протяжно урча.
– Равенна, – он присел на корточки рядом с нею. – Это она тебя так?
Через всю кошачью морду Твари тянулась длинная кровавая полоса. Обычно раны легко заживали, но королевские плети – Вечный имел удовольствие испытать их на собственной спине, – были пропитаны чем-то особенным и не позволяли так просто избавиться от шрамов.
Равенна почти не изменилась. Разве что шерсть её, в детстве и вовсе золотисто-песочная, стала почти чёрной, пусть и оставалась такой же мягкой, когти теперь уж точно не прятались, а длинные клыки стали ещё острее. Но в целом Вечный так и не смог понять, чем же так сильно Твари отличаются от обыкновенных огромных кошек – такие же пушистые хвосты, не считая выдвижного жала, и зачатки крыльев на спине – летать на них нельзя, они больше похожи на крылья летучей мыши, а ещё обладают неприятной особенностью – острые, способные вспороть живот своими концами.
Но Равенна ещё при своём рождении была неправильной. Охотники – что за дикость, – мало что убили её мать, так ещё и вырвали бедному детёнышу и шип на хвосте, и жуткие крылья, не тронули только клыки и когти, потому что у молодых особей они ещё не развиты. Вечный помнил, как пожалел её, как вылечил – и оставил себе.
Увы, но Равенна не могла стать больше, чем огромной домашней кошкой.
Она помнила его, вопреки тому, что принадлежала королеве. Вечный не помнил, сколько ей лет – но скоро уж точно будет сотня, а чёрный мех оставался всё таким же ухоженным и прекрасным.
Пальцы нащупали ошейник, и Вечный вздохнул.
– Она хотела тебя выгуливать, – вздохнул он. – Моя бедная Тварь Туманная, за что ж ты заслужила такую отвратительную хозяйку? Мало того, что она запирает тебя в тёмном коридоре и кормит мертвечиной, так ещё и пытается вытащить в туман, да, моя хорошая?
Прикосновение к мягкой шерсти успокаивало. Он поднялся, мягко вскочила на лапы и Равенна – красивая, высокая, пусть и неполноценная. Теперь её холка достигала его рёбер – Тварь стала просто огромной за то время, что он не видел её.
Он потянул её за ошейник по тёмному коридору. Каена и так ждала его достаточно долго, чтобы сейчас не разнести добрую половину дворца и отстраивать его заново, не стоит продолжать рисковать жизнью окружающих и несчастной кошки-переростка, названной по дикой ошибке Тварью Туманной.
* * *
Он знал, что следует ждать за дверью. Для нынешних эльфов будущее – загадка, но он ведь Вечный. Он ещё мог чувствовать. Он всё ещё помнил, как оно было тогда – до того, как время извернулось отвратительной, скользкой змеёй, окрутило их и разрушило всё, что смогло.
Но это не было смелостью – наставлять оружие на Её Величество. Это не было смелостью – пытаться убить её. Это даже не слепое безрассудство, смешанное с юношеским максимализмом – это просто глупость.
Они без магии. Они пусты, словно земли, над которыми уже сотни лет не шёл дождь. Любая капля магии над ними обращается в пар и жадно впитывается в потрескавшуюся почву; они податливы и нежны.
Они смертны.
И это их главный недостаток.
Они самонадеянны. Направляют на Её Величество оружие, будто бы не видно за испуганным взглядом коварной ухмылки, за кроткими жестами – нож в складках платья.
Она выпьет его кровь, как сотни тысяч раз до этого; она будет заставлять его мечтать о смерти – и ей, Её Величеству, абсолютно всё равно.
Когда она такой стала?
Вечный не помнил. Границы времени никогда не были важными для него – и для неё, с тех пор, как она вкусила чужую жизнь и позволила первой капельке крови коснуться её губ, тоже.
Но это он был Вечным. Она – застрявшей в вечной скорлупе королевой. Бессмертной – а не вечно живой.
И ему не хотелось верить, что это он её такой сделал.
* * *
Мальчишка смотрел на Её Величество с дикой уверенностью. В его дрожащих руках лук выглядел особенно жалко, особенно после того, что видел Вечный, и Каена могла сломить его в одно мгновение. Но ей нравились жалкие птенцы, что сами падали в хорошо расставленные сети; у них была свежая, полная жизни кровь, которой она наполняла свой кубок и пила до дна, вкушая чужую молодость и красоту.
Прекрасная. Идеальная. Ненавистная.
Всё это про неё – и не в его глазах.
Парень выпрямился – уверенность сверкнула в его глазах. Разве есть эльф, который поможет королеве? Разве есть эльф, который согласится дать ей билет в жизнь, сколько б она не умоляла? Пусть падает на колени. Пусть просит о помощи. Пусть жаждет свободы, которую она не получит никогда…
Отвратительная. Преисполненная изъянов.
Такой он видел её. Именно потому, наверное, жалел. Именно потому не мог её ненавидеть.
Или, может быть, его причины были чуточку существеннее, чем жалкие эмоции всех, кто окружал Её Величество. Ведь они просто эльфы, они смертны и меняются ежегодно, если не ежедневно. А он – Вечный, последний Вечный, от которого она не захочет избавиться, пока он не сдастся ей на милость.
Каена всё ещё верила, что этот день настанет. Он уже давно знал, к чему это приведёт. Давно знал – как надо от неё избавиться.
Сила вспыхнула на кончиках пальцев. Зарычала Тварь Туманная за его спиной, выгибаясь, будто бы в предвкушении прыжка.
Он резко вытянул руку, выбросил магию вперёд, и лук раскололся пополам – на мгновение раньше, чем колени мальчишки подкосились, и волшебство врезалось в его спину сплошным потоком. Вспыхнуло зелёным, цветом её – его, – глаз, и он не успел ни испугаться, ни издать предсмертный хрип, только пролетел к ногам королевы всё с тем же жутким торжеством во взгляде, которому уже никогда не угаснуть.
– Он падает к вашим ногам, моя королева, – Вечный выпрямился. – И в смертном поклоне выражает собственную признательность.
Нежная, идеальная Каена растворилась в одно мгновение, являя ему знакомо жестокую, холодную женщину, которой вот-вот исполнится сто лет; помрачнел взгляд её зелёных глаз, и она плотно сжала губы, ступая вперёд и ногой отталкивая от себя мертвеца. Без единой капли отвращения или страха – но если на руках Вечного и было больше крови, чем на её собственных, то только потому, что он слишком часто бывал среди людей.
Но их можно было и не считать.
Она была всё так же красива, как и тогда, когда он видел её в последний раз. Построенная на диких контрастах неожиданно бледной кожи, эльфийских острых ушей – таких, что Вечные позавидовали бы, признак чистокровия, – раскосых зелёных глаз и рыжих, осенних волос. Стройная до излишней худобы, состоящая из углов и резких линий – строгие черты лица, ни капли материнской мягкости или человечности.
Вся в отца – хотя не насчитать и трёх общих черт.
Больше всего на свете Вечный ненавидел именно эту фразу.
– А что же ты не поклонишься? – продолжила она. – Почему ты не падешь на колени, Вечный? Разве ты не желаешь выказать своё почтение королеве?
– Только звёзды властвуют надо мною, и вы – самая яркая звезда на этих небесах, – на его губах заиграла издевательская улыбка. – Но к ногам королевы надо бросать дары, а не своё бренное, отравленное человечеством тело, нет разве?
– Роларэн… – она покачала головой, почти растеряв остатки дипломатичности, и спустилась с помоста, даже не покосившись на покойника. – Ты неисправим. Или, может быть, – тонкие, длинные пальцы скользнули по его скуле, пробежались по тёмным волосам – и взгляды вновь столкнулись, будто бы взрывом зелени, – ты наконец-то изменил своё решение? Никому из мужчин не выпадала такая честь.
– Тысячам, моя госпожа, – усмехнулся он в ответ.
Она рассмеялась. Разумеется, сколько всего можно пережить за сотню лет! Сколько любовников может перебрать молодая, прекрасная вдова; сколько крови выпить на ночь?
Они все сдавались. Они все, рано или поздно, падали в её объятия и умирали, их кровь стекала в кровавую чашу, и она делала первый глоток, чтобы оценить вкус жизни, уходящей из эльфийских тел.
Но он был Вечным.
И он не сдавался.
Они все были достаточно самонадеянны. Достаточно глупы. Достаточно пусты. Но он, перебрав на своей шкуре множество грехов человеческих, давно уяснил – люди хуже даже самых гнусных эльфов. Но даже миллионы жалких человечишек не стоят одной королевы.
Он знал её до того, как она стала такой. Он читал её – легко или не очень. И он не умел сдаваться. Только не Каене.
– Почему же ты не позволил мальчишке убить меня? – хрипло прошептала она, почти дотянувшись до его губ.
– Разве Ваше Величество против? – Роларэн отступил на шаг, прерывая контакт. – Простите, Каена, но я не могу отказать себе в удовольствии убить вас собственноручно.
Она рассмеялась – звонко и почти по-детски, как самая прекрасная эльфийка на свете. Вечные верили этому смеху, как и остальные – простые, смертные эльфы. Они слышали это журчание ручейков в её голосе и шли, будто бы мотыльки на огонь. Они умирали от её руки, и он не раз и не два вонзал ножи в спины тех, с кем прежде воевал плечом к плечу.
Но ни разу он не был настолько глуп, чтобы оказаться на их месте.
* * *
Пока Каена не колдовала, она не была самой прекрасной женщиной на свете. Пока она не приплетала ко всему этому кошмару свою власть, она была обыкновенной эльфийской – не Вечной, не идеальной, смертной. Конечно, не нашлось бы кого-либо из людей краше, чем она.
Ведь они – не эльфы.
И, конечно же, где-то в этой стране жили эльфийки, которые могли сравниться с королевой. У кого-то черты казались мягче, взгляд – нежнее, волосы – ярче, чем её тусклая, осенняя рыжевизна. Разве что глаза – у неё такие зелёные, будто бы и сочная трава, с такими не сравнится ни одна морская синева, ни одно золото деревьев.
Но никто не мог ей отказать. Они все становились безвольными, жалкими – будто бы те тряпки, которыми вытерли кровь, – и падали перед нею на колени, стоило только посмотреть достаточно строго. Она умела находить этот правильный взгляд – слегка осуждающий, слегка соблазнительный, редкая смесь силы и подчинения.
Ровно на несколько минут. До тех пор, пока она не получит то, что хочет. До тех пор, пока не вонзит нож в сердце, и кровь не стечёт в чашу.
До тех пор, пока очередная жертва сама не перережет себе вены, дабы угодить королеве. Пока не предаст весь мир ради того, чтобы пасть к её ногам.
Каждый знал, что ночь с ней – смертный приговор.
Каждый был уверен в том, что он окажется тем самым, уникальным. Единственным. Тем, с кем она будет жить в своём "долго и счастливо", и "умрут они в один день".
Но они все умирали, а Каена продолжала править. Но они все не знали главного секрета.
Тот, кто мог бы – возможно, – пережить хотя бы одну ночь с Её Величеством, – никогда не перешагнёт через порог её спальни. Никогда не перечеркнёт последнее, что осталось в нём от порядочности, добродетели, верности хотя бы каким-то идеалам.
Никогда не позволит ей потерять последнюю причину не уничтожить этот мир.
Он знал, что не должен был возвращаться, и знал, что не мог больше оставаться в стороне. Слишком много крови. Слишком много боли. Слишком много она уже перешагнула, чтобы позволить ей прожить ещё хотя бы день.
Она не должна была приходить сегодня. Королевы приглашают в собственные покои, а не заглядывают в чужие; королевы не проведывают послов на ночь глядя.
Королевы – не Каена.
Он увидел её отражение в зеркале. Она больше походила на тень – бледная, в тонкой сорочке, казалось бы, готовой вот-вот соскользнуть с её плеч. Её зелёные глаза горели ярче, чем обычно, а губы казались алее, чем от красок – цвет крови давно уже так ярко не отражался на ней, как сегодня. Привычно худая, острая, холодная – и преисполненная собственной ненависти ко всему живому.
Рэн знал – он должен был бы повернуться и швырнуть в неё кинжалом. Он бы попал. Будь она хоть тысячу раз сильна, хоть миллион раз королева – она не Вечна. Она бы поддалась. Она бы, рано или поздно, умерла. Ему следовало выволочить её за границу Златого Леса, вытолкнуть под пылающее человеческое солнце, уничтожить – чем скорее, тем лучше.
И он не мог.
– Роларэн, – её голос звучал мягко и вкрадчиво. Она не подошла ближе, зная, что нет никакого смысла пересекать границы. – Может быть, очередное десятилетие среди людей чему-то тебя научило?
Он обернулся к ней – неохотно, медленно, оставляя все надежды на то, что в этом году окажется чуточку сильнее, чем прежде.
Может быть, позже. Может быть, через год, два, сто он всё-таки сможет её убить – если сам к тому времени ещё будет жив. Но не в этот раз.
Каена всегда чуточку дороже, чем должна. Каена всегда ещё более ненавистна, чем он мог бы себе представить.
– И чему же оно должно было научить меня? – он смотрел ей прямо в зелёные, травянистые глаза, даже не пытаясь предсказать, сколько могил спрятались за ними. Она просто была красивой, а остальное превратилось в дикое переплетение сумасшедших, лишних мыслей. Какая разница, что происходило прежде?
Она внушала эту мысль каждому. Вливала её в сознание всем, кого желала в ту или иную секунду. И в этот раз Рэн почти поверил – он оказался в нескольких сантиметрах от неё, и только потом наконец-то понял, что творит. Но он был достаточно силён – и достаточно долго прожил на этом свете. Он мог вовремя остановиться.
– Неужели я не прекраснее всех этих… Человеческих женщин? – хрипловато спросила она.
– Каена… Нет границ человеческой подлости, – он покачал головой. – Но ты хуже всех их, вместе взятых.
– Самые острые кинжалы бывают прекраснее прочего, – она провела кончиками пальцев по его скуле, убрала чёрную прядь за острое ухо, улыбнулась зелени его глаз. Коснулась того места, где должен был остаться шрам – маска его прошлой, человеческой жизни.
Ничего нет.
Ни шрамов – он умел исцелять своё тело, – ни небритости – у эльфов бороды не растут, – ни повиновения.
– Но никто не назовёт прекрасной ядовитую гадюку, – усмехнулся Роларэн. – Каена, я слишком сильно тебя ненавижу, чтобы всё это подействовало.
– Ты слишком сильно любишь меня, – это звучало, будто бы гипноз, но они прекрасно знали, что ничто не подействует. – Слишком сильно. Ты простил мне даже смерть собственной супруги, разве нет?
– Да, – Роларэну никогда не надо было отводить взгляд – он мог спокойно и смело смотреть в её глаза. – Но я никогда не прощу тебе смерть собственной дочери.
Она содрогнулась. На мгновение лицо её превратилось в восковую маску, а во взгляде отразилось что-то красное, кровавое. Она почти решилась распрощаться с собственной одержимостью. Она почти ушла гордо, хлопнув дверью за своей спиной.
– Помни, Роларэн, от церемонии завтра тебе никуда не деться, – выдохнула она наконец, поставив жирную запятую в разговоре – будто бы он не знал, что так и будет. Каена давно потерялась в своих реальностях. И ей нельзя было доверять что-то большее, чем пару секунд жизни. Но и этого оказалось слишком много.
* * *
Сияли костры. Церемония Возложения начиналась с первыми ударами в огромный набат – и тысячи эльфов падали на колени перед своей королевой, склоняясь перед её величием. Перед её жутким умением убивать.
Вечная Вдова была – как и каждый день своей жизни, – непередаваемо красива. Её чёрное платье струилось волнами по прекрасному телу, а зелёные глаза сияли, будто бы изумруды. И волосы – как последние листья Златого дерева, в честь которого она была названа.
Каениэль – первое дерево Златого Леса. Древо, давшее ей её имя. Древо, последний лист которого вспыхнул пламенем и сгорел в пламени её жестокости.
Она прижала палец к губам, призывая к тишине, запрокинула голову – и раскинула руки, призывая небеса к ответу. За то, что они позволили их Королю умереть. За то, что Нить оборвалась, а Вечные умерли – один за другим, от её руки или от руки тех, кого она очаровала.
Небо не заставило себя ждать. Молния разрезала тёмные, холодные облака одной сплошной белой линией, не дав им рассмотреть ни поворотов, ни изгибов. Одним коротким ударом она могла закончить страдания великого, но падшего народа; одним коротким ударом рухнула к ногам королевы, подчиняясь ей, как и сотню лет до этого.
Её Величество – сильна. Её Величество – всемогуща. Чары подтверждали это – и эльфы тихими, срывающимися голосами завели прекрасную песнь, открывавшую самый страшный день этого года.
– Подданные мои, – она смотрела на них – на всех одновременно и на каждого как-то иначе. – Мои верные эльфы… Сегодня кровь братьев и сестёр наших окропит земли Златого Леса. Сегодня мы поднесём воздаяние умершим Вечным и их бессмертному Королю.
Толпа поднялась – беззвучно, как умеют только эльфы. Среди всеобщего человеческого грома – будто бы глоток свежего воздуха, давно мёртвый, но всё ещё дарующий призрачную надежду…
Она стояла на помосте – лицом к Пылающему Пути. Дорога покаяния, дорога, по которой пройдёт первая жертва Златой Охоты.
Взяла в руки ритуальную чашу, провела ею по своему запястью – тонкая струйка крови потекла по золотым граням. Вскинула голову, всматриваясь в простирающуюся перед нею пустоту, пытаясь заглянуть в глаза тому, чьей крови желала испить.
Конечно, он. Если кто-либо и имеет право сопровождать королеву в этом ритуале, открывающим жертовную Златую Охоту, то только Вечный.
Он остановился рядом с нею – и она тоже предложила ему чашу, сверкающую оттенками упокоившихся листьев.
– Пусть твоя кровь смочит губы страждущим, – прошептала она.
– Пусть моя кровь, – Роларэн выпрямился, занося над запястьем кинжал, – смочит губы Вечным по ту сторону Огня.
Он резанул по запястью без жалости – и алые капли упали на угли, зашипели и превратились в пар. А после – то ли выхватил, то ли осторожно взял кубок из её рук, и её кровь тоже вспыхнула на Пылающем Пути, словно освещая чужую дорогу.
