Текст книги "Королева Златого Леса (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

– Зачем всё то было? Этот глупый поцелуй? – прошептала она. – Это потому, что я напоминаю тебе твою жену?

– Если бы ты была моей женой, – прошептал он, – и родила бы ребёнка слишком больного, чтобы спасти его можно было только вечной кровью, что бы ты сделала?

– Нашла бы для ребёнка эту вечную кровь, – прошептала она. – Сделала бы всё, что могу. Что ещё мать может сделать ради своего ребёнка, кроме спасти его?

– Убить. Презирать. Сломать, – хмыкнул Роларэн. – Ты можешь остаться. Быть счастливой. В конце концов, жить, пока живётся.

– Могу, – согласилась Шэрра. – Но только с кем? Это не любовь, Рэн. Это долг. Но лучше долг перед Вечным, чем любовь со смертным, – смех её звучал горько и перешёл в тихий плач. А после она притихла – и умолкла, засыпая на снегу.

Глава четырнадцатая

Год 120 правления Каены Первой

Холод отступил ещё во сне. Перед глазами было белым-бело – а после внезапно вспыхнуло жаром, словно кто-то вспомнил о ней и об обещанной заботе – впрочем, кто? Шэрра так и не заставила себя проснуться; может быть, она просто отдала земле уже последние капельки своего тепла и в награду получила-таки быструю смерть? Всяко лучше, чем Каена, к которой она по собственной глупости согласилась идти и не в силах теперь сменить решение и отказаться.

Сны были наполнены снегом и кровью. Девушка будто бы видела кровавые зёрна, рассыпанные щедрой рукой по белой пелене, укрывшей мир. Она чувствовала, как капельки воды стекали по щекам невидимых эльфов, как кровавые слёзы стекали по их скулам, по подбородкам. Становилось то теплее, то почти жарко, то и вовсе холодно, и пальцы скользили по тающей под нею воде. Было то влажно, то поразительно сухо, и мороз подкрадывался незаметно, вместе с мирной смертью – замёрзнуть… Разве не простое решение всех проблем?

Когда же Шэрра заставила себя всё-таки вернуться в реальность, то поняла – нет, умереть ей не удалось. Вечность сковала её цепями вместе с Роларэном; теперь она почти осознавала, до какой же степени одиноко мужчине было с его бессмертием. Сколько лет и кого подпитывал он чарами, чтобы не дать умереть? Жена его была смертной, мужчина сам говорил об этом. И дочь… Обеих убила королева Каена. От первой осталась хотя бы могила.

От матери Шэрры – девушка сейчас едва-едва помнила очертания её лица, но зато осознавала и ласку да нежность рук, и мягкость взгляда, и силу едва-едва бьющейся в сердце магии, – ничего не осталось. Разве что дочка. В ней самой волшебства оказалось больше. Знать бы только, откуда, увидать, может быть, раз в жизни родного отца. Только она не была уверена в том, что сама этого хотела. Эльфов в этом мире слишком мало достойных.

Когда-то, когда она была совсем-совсем маленькой и вспоминала высокого, статного эльфа с глазами, будто бы зелень невиданных в Златом Лесу деревьев, она представляла себе, что его мать не могла выбрать мужчину хуже. А может, это был и он сам – ведь они знакомы, разве нет? Он дал ей тот цветок, даровавший матери ещё годы и годы… Не позволил умереть от руки Каены. Разве это не мог быть он?

Но когда ей исполнилось восемнадцать, от былой мечты не осталось и следа. А потом, повстречав того самого эльфа, она подумала – нет. И хорошо, что нет. Она ни за что не хотела бы быть его дочерью.

Шэрра усмехнулась. Она носила имя его жены, она была похожа на неё, как говорил Роларэн, как две капли воды. И она почти – почти – его любила. Так, как и он её. В ней – и в нём, – была магия. Колотилась в сердце с той силой, на которую только могла быть спокойна. Их разделяли века, она – смертная эльфийка, он – вечный. А ещё, Шэрра знала, что между ними не будет чувств больше долга. Ни с его, ни с её стороны. Он вряд ли сможет, она – тоже. Поррой Шэрре думалось, что где-то за пределами её смертности таится какое-то знание, просто она не может до него добраться. Может быть, тогда, когда достигнет, и поймёт, что именно в Роларэне приковывало её, пробуждало сумасшедшую верность.

Он был безумен. И девушка прекрасно об этом знала. Ничего больше, чем подарить ему свободу в этом безумии – исполнение его желания, – дать она не могла. И он тоже не отдал бы ей и капли жизни, только погибель. Но разве не этого Шэрра ждала?

Девушка открыла глаза. Впереди простирался всё тот же белый снег – она лежала на каком-то плаще, расстелённом прямо на белой пелене, и укрывалась вторым его концом. Наверное, обыкновенный человек бы умер, но не эльф, ступивший за границы Златого Леса. Здесь все они – от королевы Каены и до самого простого слуги – Вечные. Только вот бездарные, бессильные, опустошённые. Ни один эльф добровольно не откажется от Златого Леса. Там растёт его душа, там – его суть.

Шэрра протянула руку, сгребая снег и сжимая ладонь в кулак. Льдинки водой стекали по запястью, пока она не разжала пальцы и не попыталась привстать. Её не интересовало ничего. кроме того, не ушёл ли Роларэн – не подумал ли, что, может быть, потребовал с неё слишком страшное обещение. Если уж она решилась умирать ради смерти королевы Каены, то пусть играет до конца – Шэрра не признавала полутонов. И Роларэн, как ей казалось, тоже не должен был бы на них соглашаться.

Но он не ушёл. Мужчина стоял на снегу чуть поодаль, набросил на плечи такой же плащ, как тот, на котором она спала. Шэрра не могла сказать, была ли это магия до последней нитки или, может быть, он просто отобрал их у кого-то. Люди для эльфа – такой же мусор, как и всё живое для королевы Каены. Впрочем, девушка не бралась судить Вечного; они всегда были куда выше обыкновенных эльфов. С той поры, разумеется, как стали рождаться смертные…

Она заставила себя подняться, хотя с радостью осталась бы замерзать в снегу. Потянулась за плащом, стряхнула с него снег – благо, не вода, не промок насквозь, – и натянула на плечи. Не то чтобы эльфийке было так уж холодно да зябко, но всё равно – неприятно. Она с удовольствием сейчас зашла бы куда-то в тёплое здание, но только кто их туда пустит и кому они там нужны?

Роларэн обернулся. Он казался даже не грустным, а скорее задумчивым и умиротворённым. Тихим, может быть, даже слишком для того, чтобы она смогла вытащить из волнующего образа хотя бы несколько ниточек понимания.

– Проснулась, – уверенно кивнул он, констатируя и без того понятный факт. – Идёшь?

– Ведь я согласилась вчера.

– Вчера много чего случилось из того, о чём, возможно, завтра захочется забыть, – возразил он, криво улыбаясь. Девушка только коротко хмыкнула – наверное, ей хотелось ухватиться за его слова, но не до такой степени, чтобы саму себя предать. Она всё ещё не собиралась отказываться от произнесённого, отталкивать от себя прочь любые границы понимания и разумного принятия решений. А умирать – это было и вправду разумно. По крайней мере, так и за ту цель, как он предлагал.

– Я хочу вернуться в Златой Лес, – покачала головой Шэрра. – Хочу вдохнуть наконец-то эту вечную золотистую осень и почувствовать, как меня окутывают туманы. Ведь вечность здесь я проведу одна… Верно?

Он долго смотрел на неё.

– Каена давно уже завоевала себе право на смерть, – наконец-то медленно произнёс мужчина. – И вряд ли я действительно спокойно смогу быть здесь, пока она там. А Златой Лес не примет меня без тебя. Правила охоты священны. Даже моей магии не хватит, пожалуй, чтобы их победить.

– Каена добралась до глубин леса?

– До правил изгнания, скорее, – возразил Роларэн. – Я однажды нарушил завет. До этого – переходил путь как тот, кому эта местность Вечность не подарит. Для меня что Златой Лес, что человеческий мир были одинаковы с точки зрения бессмертия. Она не могла нарушить этот переход, отобрав то, что подарено мне свыше, но могла заклясть границу, как Королева – эльфы всегда покорны пред ликом своих правителей. Да и даже если моя магия позволит мне оказаться по ту сторону, будет ли этого достаточно? Каену убить не так просто, она-то сама своровала много жизней. И если я хочу, чтобы это было окончательно – должен привести тебя туда.

– Хорошо, – кивнула Шэрра. – Я ведь говорила – я не против. Я пойду туда. Не хочу проводить вечность здесь. И дело не в том, что и для моей жизни целью стала смерть Каены, это ведь не так. Но есть и что-то ещё – что-то большее. Что-то страшнее, чем я привыкла.

Он согласно улыбнулся ей в ответ. Шэрру тянула к себе память – тот тяжёлый груз воспоминаний, которые не могли накопить люди, не познавшие бессмертия, да и эльфы, у которых нет своего Дерева. У них и души нет, а именно она дарует вечность. Они пробовали воровать чужие…

У Каены была душа. Заключённая в громадном дереве, а потом – в этой жалкой палице, но была. Прогнившая, ядовитая, страшная… Роларэн знал, что она была рождена для этого мнимого бессмертия, знал, что следовало помешать ещё раньше, но не мог. Слишком уж тот, кто не боялся Каены, её жалел. Слишком тот, кто ненавидел, страшился.

Но сейчас времени на пустые страхи больше не осталось. Он в последний раз посмотрел на Шэрру, а девушка – вновь уверенно и гордо кивнула. Она не казалась отрешённой и той, что идёт на смерть, сккорее уж упрямой в собственном предназначении. Как будто бы львица, защищающая тени своих детей.

Роларэн вздохнул. А потом, хотя сам не желал того говорить, прошептал:

– Но это не вердикт.

– Значит, можно выжить?

– Ведь однажды ты уже выживала, – пожал плечами он, словно на что-то намекая, и Шэрра, поняв его, кивнула. Главное – попытаться, и она ещё доживёт до того дня, когда из-под земли пробьётся росток её собственного дерева. Может быть, оно не будет Златым, но будет точно – а остальное не имело такого уж большого значения. Главное лишь то, что хотелось жить там, в лесу. Рядом с теми, кто её понимает. Не прятаться за вековой лепниной иллюзий.

Роларэн поправил её плащ почти что с нежностью, пальцы на мгновение зарылись в меховый воротник. Девушка не улыбнулась ему в ответ, хотя, по правде, хотелось, и не заплакала – всё так же сдержанная, как и должна быть настоящая эльфийка, тяжело вздохнула и – отвела на несколько мгновений взгляд.

– Нас скоро догонят, – отметил наконец-то мужчина. – Я думаю, их будет довольно много.

– Охотно верю, – согласно кивнула Шэрра. – Но что мы сделаем, когда они придут? Неужто побежим без оглядки.

Мужчина рассмеялся, так весело, что у любой другой пробежал бы мороз по коже. Да, убегут, вне всяких сомнений – им навстречу. Что могут люди против эльфа?

…Они так ничего и не ели. Шэрра знала, что однажды всё-таки должна будет прийти определённая слабость, но сейчас не смогла бы и кусочка еды в рот взять. Почему-то при каждой мысли об этом к горлу подкатывал комок тошноты. Она вспоминала о прошлом слишком явственно для того, чтобы заедать чем-то горе. И сейчас, вероятно, могла только хвататься за прошедшие дни – минуты или года? – чтобы удержаться на плаву. Сознание не хотело оставаться всё таким же незамутнённым – и то и дело в мысли проникала жажда сбежать, скрыться… Она подавляла её. Подавляла так же уверенно, как шагала следом за Роларэном по невидимым человеческому глазу тропам.

– Ты давно знаешь Фирхана? – спросила она где-то через полчаса надоевшего уже молчания. Мужчина только хмыкнул себе под нос.

– Достаточно, – кивнул он. – Мы с Фирханом, по правде, не так уж и хорошо знакомы были до моего преподавательства здесь. Виделись… Однажды. Он был жалким мальчишкой – лет двенадцать… Или ему было больше? Меньше? Прошло много лет, и я не помню подробностей. Случайно забрёл в Златой Лес, наслушался сказок о добрых и замечательных эльфах. Тогда как раз близилась Златая Охота – и королева Каена швырнула его в самую пучину. Обозвала первой жертвой. А в те времена Первая Жертва должна была подтвердить своё достоинство, пройдя по Пылающему Пути – под ударами эльфийских жгущих плечи кнутов.

– И он прошёл? Выжил? – удивлённо прошептала Шэрра. – Ведь никто, за исключением Вечных, не может ходить по Пылающему Пути!

Она могла. Пусть и не была Вечной на самом деле, но могла – помнила, как приятно теплились под ногами угли. Но это не считалось. По меньшей мере, Шэрра обладала магией, а это уже поднимало её на уровень выше, чем всех остальных эльфов, бездарных – просто так, осколков былой эльфийской славы.

Роларэн отрицательно покачал головой.

– Это было столько лет назад… Уж точно больше сорока, сдаётся мне, – промолвил он. – И я как раз совсем недавно вернулся из человеческого мира. Тогда это называлось не изгнанием, а представительством при королевском дворе. Мне нравилось быть далеко от эльфов. Не суть… Я вызвался вместо него – жертвой Златой Охоты. Мальчишку Каена швырнула следом за мною – тогда он перешёл границы.

Шэрра скосила взгляд на его шею. Там действительно была дивной формы руна, но в ней девушка не могла уже узнать ничьё имя. В конце концов, за столько лет клеймо – тогда накладывала его Граница, а не магия королевы Каены, – практически слилось с кожей. Теперь оно было таким светлым, бежево-серым, и так удачно пряталось за одеждой, что она не могла его различить – только слабые очертания.

– Это не оттуда, – покачал головой Роларэн. Я был Вечным, Граница таких принимает легче, чем просто эльфов… Обычно в Златой Охоте никто не побеждает. Но мы добежали первыми, и я заставил его перейти черту. По правде, он до сих пор полагал, будто бы я мёртв – отдал жизнь, эльф за человека. Вернулся куда-то к себе, потом попал в Академию, старательно продвигал среди людей идею злобы и ненависти, поселившейся в эльфах. У него неплохо получилось – между прочим, сие место практически процветает. Но не о том речь. Конечно же, я выжил. Разумеется, они все – и даже эти глупые путы на руках, – не могли меня остановить. Тогда я надолго ушёл; следующий раз вернулся уже на год, Каена рвала и метала. Когда уезжал, по пути попались ты и твоя мать.

– А потом опять – приехал. И опять за кого-то якобы умер.

– На этот раз я был Охотник. Это серьёзнее, чем жертва. Тут ты страдаешь за доброе дело больше. Убивают не быстро, а с мукой. Но разве можно убить Вечного? Что за глупость, – Роларэн хмыкнул. – Фирхан был уверен в том, что больше никогда меня не увидит. Так лучше и для него, и для меня, пожалуй, тоже. Но теперь его идея о честном эльфе, последнем в системе, отчасти пошатнулась. Он не пошлёт за нами людей. Миро бросится сам, потащит за собой всех, кого только сможет увлечь. Не думаю, что многие согласятся нарушить слово Фирхана, но мечники, те, кто особо верен этому глупку, обязательно сорвутся…

Шэрра расхохоталась. Звучало крайне неуместно и звоном отбивалось от обледевших деревьев, но она не смогла себя сдержать. Они бросятся сражаться против Вечного! Академия сама по себе была просто глупым фарсом, бессмыслицей, в которую она прибыла только потому, что там рядом уж точно не может быть ни одного эльфа.

– Да ведь они все умрут! – выдохнула она. – Все до единого… Нет никаких сомнений. Идиоты! Миро может вытаскивать свой меч сколько угодно. Ты переломишь его, как спичку!

Она посмотрела на палицу в его руках. Роларэн добыл себе и перчатки – только одну, точнее, на ту руку, которой держал оружие. Он опирался о палицу, как о какой-то посох, будто бы был дряхлым старичком, и впервые Шэрра подумала о том, сколько ему лет – и что, может быть, мужчина устал. Он шагал быстро и бодро, но вечность, затерявшаяся в свежей зелени глаз, накладывала отпечаток не на тело – на душу…

– Переломлю, – кивнул уверенно Роларэн. – Мне всегда хотелось это сделать. Но пусть творят всё, что вздумают, если это не будет касаться меня напрямую.

Он бросил быстрый взгляд на Шэрру, словно хотел в чём-то удостовериться, а потом кивнул сам себе. Может быть, ещё и пробормотал что-то совсем тихо под нос, да только она не расслышала.

Пройти весь путь от Академии до Златого Леса – да безумие! Это сейчас было единственное, о чём могла думать Шэрра – но, бросая взгляды на Роларэна, внезапно поймала себя на мысли, что он мог и не спешить никуда. Приятно быть, в конце концов, Вечным – из жизни окончательно пропадает спешка. В ней тогда нет никакого смысла. Зачем бежать, если впереди ещё долгие годы, даже столетия бессмертной великолепной жизни?

Она остановилась. Прямо посреди леса – Рэн ещё несколько шагов сделал, прежде чем услышал, что рядом с ним никто не идёт, и обернулся. Посох оставлял кровавые раны на снегу – вокруг него кристаллики, снежинки плавились, растекались лужицей, но не водянистой, а кроваво-алой.

Слёзы жертв королевы. Шэрра обернулась, посмотрев на эту кровавую цепочку, и только хмыкнула себе под нос. Так вот почему у них в Златом Лесу снег едва ли не под запретом, и зима заодно! Королева Каена не боится, что что-то будут ненавидеть больше её самой, она просто не хочет, чтобы эти кровавые пятна распространялись по земле, свидетельствуя о том, что здесь прошла сама правительница. Её Величество!

– Мы так и будем идти пешком? Отсюда и до Златого Леса? Это займёт необъятное количество времени, – девушка усмехнулась.

– Я никуда не спешу.

– Правда?

Он кивнул. Устало зажмурился, словно доселе пытался придумать ответ достойнее, а после усмехнулся и протянул ей руку – без перчатки, ту, которой не прикасался к своей жуткой палице. Мужчина словно приглашал её пойти за ним, не отставать ни на минуту, и Шэрре так хотелось послушаться, последовать, так мирно и уверенно, словно от него веяло настоящей безопасностью!

– Мы действительно не спешим, – выдохнула она. – Зачем спешить, если уже всех, кого хотела, королева убила? Не осталось достойных жизни эльфов, не так ли, Вечный?

– Не осталось эльфов, ради которых я и вправду спешил бы, – возразил он. – А достойные, может быть, и есть.

Она ступила к нему наконец-то поближе, взяла за руку и тяжело вздохнула. Посмотрела на палицу – так и тянуло прикоснуться. Шэрре подумалось, что тогда она поймёт королеву чуточку больше. Может быть, проникнув к ней в душу, можно будет разгадать очередную дикую загадку, расшифровать что-то? Если так, то девушка была готова. Что-то ведь таилось в Каене такое завораживающее и дикое…

Она услышала шум – наверное, не первой, но вскинула голову. Кровавые следы тянулись к ним издалека – что тут догонять, если эльфы не так уж и далеко зашли?

– Сколько? – спросила она у Роларэна привычно холодным тоном, пусть и не умела сражаться в бою.

– Семнадцать, – усмехнулся мужчина. – И один противник этой толпы. Громадина, если я не ошибаюсь. Зачем, интересно.

Шэрра не ответила на его удивительный, странный вопрос. Зачем? Её это сейчас не волновало. Она обернулась в сторону Академии, словно ждала увидеть конницу, мчавшуюся на них. Но всё казалось умиротворённым, даже на снегу остались только их следы.

– Вперёд или навстречу? – поинтересовался Роларэн. Но ответа дождаться не успел – пронзая воздух с тихим, едва ощутимым свистом, у его ног приземлилась стрела.

Вечный подобрал её, посмотрел раздражённо на смазанный ядом наконечник – и сжал в руке, ровно посередине. Та треснула – раскололась пополам, и изнутри потекла какая-то смолянистая жидкость. Наполнена стрела была явно магией, и тот, кто использовал её, был не так уж и умел – если позволил себе такую драгоценность дурно пускать в воздух. Эльф только хмыкнул себе под нос, беззлобно, будто бы удивляясь тому, какие малые дети против него сражаются, а после повернулся к стрелкам.

– Навстречу, – сказал он Шэрре. – И я буду очень рад, если ты отойдёшь подальше.

– Я тоже вполне могу сражаться, – возразила она, пусть и не имела никакого оружия. Но мужчина лишь раздражённо мотнул головой. Нет. Битва принадлежала ему одному – он мечтал о ней всё это время, надеялся выбросить куда-то жажду боя. Тело превратилось в одну сплошную натянутую стрелу – он даже подался вперёд, будто бы взведённый механизм, доселе невиданный. Почему-то Шэрра вспомнила о тетиве – та была почти готова выпустить невидимую стрелу с волшебным оперением, стрелу, что всегда бьёт на поражение.

Лошади ржали где-то вдалеке. Они оставляли их посреди леса, спешивались, толпой высыпали на крохотное подобие поляны под зимним серым небом. Роларэн ступил вперёд, рукой давая знак Шэрре отступить. Если люди способны справиться с Вечным, то они убьют и обыкновенную эльфийку. А если нет, то каков смысл начинать с неё?

Арбалеты смотрели ему в грудь. Аж три – эльф довольно присвистнул и покачал головой.

– Как мило, – взгляд скользнул по двум лучникам. – Фирхан в курсе?

Миро не стоял в первых рядах, но Роларэн чувствовал его. Казалось, от присутствия мечника по коже пробегалась лёгким разрядом удивительная волна. Он прежде никогда не уделял ему должного внимания, а зря – следовало заметить и подлость, и ненависть, полыхавшую в мужчине. Следовало узреть, как сильно он ненавидит эльфов в своей глупости, чему учит каждого из попадавшихся ему в руки юнцов. Он и Мастера-то ненавидел не за то, что тот напоминал о врагах, а из-за того, что учил бороться с ними правильнее.

– Фирхану не стоит знать об этом! Ты уже умудрился отравить его сознание, но, благо, это ненадолго. Говорят, вместе с эльфом умирает и всё его колдовство.

Роларэн хмыкнул себе под нос, но не ответил. Вместе с эльфом много чего умирало – Златое Дерево только хранило остатки, отголоски души. Прежде вековой, даже тысячелетний лес стоял, все деревья, как одно, и все до единого отличны, самой настоящей крепостью. Казалось, вот-вот сомкнёт собственные кроны над головами тех, чьи души держит в стволах, и могучим потоком силы обрушится на человечество. Но Златой Лес был мирным, полным любви, пока его не уничтожила Каена.

Эльфы не знали предательства. Люди так часто стреляли в спину, а Рэн всё ещё не мог отучиться от того, что противник должен смотреть в глаза. Прятаться за младшими… Не так ли делали те Вечные, кого первыми настигали Твари Туманные? Не они ли полагали, что слишком ценны для того, чтобы выходить на передовую?

Он достал откуда-то из пустоты вторую перчатку. Нет, с истинными противниками мужчина сражался, сжимая ядовитую палицу в руках, но эти – они того не заслуживали. Стрелять, направлять арбалеты в грудь… Он натянул её на тонкие, покрытые мелкими шрамами от оружия пальцы, потом сжал покрепче правой рукой палицу, так, словно ею пытался протаранить весь строй.

Роларэн сделал первый шаг одновременно с выстрелами. И тут же ускользнул в сторону с воистине эльфийской гибкостью. Болты застряли в дереве – оно буквально застонало от боли, и Рэн слышал это. Ведь он Вечный, он знал, как плачет природа, когда на неё нападают подобные изуверы. Но его нынче слабо интересовало всё то, что так сильно, так ярко и так отвратительно билось в сердцах этих людишек.

Арбалеты выстрелили во второй раз.

Он не оборачивался, зная, что Шэрра не ослушалась, отступила. Там, за его спиной, разве что только растениям грозили отвратительные болты. Ему самому – ни капли. Люди стреляли слишком медленно; он не красовался, просто, уходя в сторону, ждал того мига, пока закончатся снаряды.

Последняя партия была заряжена волшебством. Он вскинул, прокручивая с невообразимой быстротой, свою палицу, и хотя любое нормальное дерево давно бы уже раскололось на части, она, будто мельница в свои лопасти, провернула болты, посылая их в землю, в пелену снега.

Его навалилось достаточно много. Люди проваливались почти по колено, но эльф – лишь немного, из-за слишком тяжёлых сапог. Сейчас он стоял, как и они, но знал, что быстроты хватит для того, чтобы не завалиться вглубь.

– Ты всё равно подохнешь! – Миро потерял все полководческие нотки в голосе, едва ли не срываясь на визг. – В атаку.

Они ринулись с двух сторон практически одновременно, разве что только не издали боевой клич. Но тяжёлые, подбитые мехом плащи, громадное оружие – всё это тормозило их. Дети, совсем ещё дети, но Роларэн не мог найти в сердце места для жалости.

Его собственный плащ соскользнул лужицей в снег. Он не заботился о мокрой ткани, только скользнул вперёд по снегу, прокручивая в руках – теперь, сквозь перчатки, почти не жгло, – кошмарную палицу.

Он ударил первого в грудь, всего лишь коротким тычком, и толкнул на землю, вжимая палицу, будто бы клеймо, ему в грудину. Мужчина сначала словно не почувствовал удара, а после закричал, извиваясь от боли – и затих. Смерть была практически мгновенной; даже сквозь одежду яд просачивался просто отлично, и только закалённые особой магией перчатки умудрялись защищать его руки. Роларэн редко их надевал, без крови на ладонях это казалось не защитой – убийством, но, в конце концов, почему нет?

Они бросились на него скопом. Мужчина только легко, быстро скользнул по снегу, уходя в сторону. Палица превратилась в слитое пятно, вращаясь в его тонких умелых пальцах с поразительной скоростью. И трое даже не успели вскинуть мечи – умерли от первого же касания яда.

Кто-то бросился бежать. Кто-то – напротив, нападал с удвоенной силой. Но Роларэна они не интересовали. Он с досадой вскинул руку, раскидывая потоком магии в стороны своих противников, и взгляд его остановился на Миро. Тот всё ещё стоял в центре поля боя, сжимал в руках вечный меч, которым испытывал юнцов на отборочном испытании, когда случалось подходящее место и время. Он не попытался напасть – сильный, с могучими руками, державший своё оружие легко, будто почти не чувствуя его веса.

Роларэн улыбнулся ему – так широко и так до глупости искренне, что Миро даже содрогнулся. Это всё казалось дикой и бездумной шуткой – зачем было раздаривать улыбки, когда он мог разве что идти убивать? Это ведь эльфы, дикие звери – вот как думал привычно мечник. Если он вообще умел думать, разумеется – уж очень сильно в этом сомневался Роларэн.

Мальчишки в крови на снегу. Их общие ученики, стреляющие в спину. А ещё – Роларэн чувствовал их сомнения. Сначала только в одном, потом – постепенно зарождающиеся в каждом. Он видел, как часть этих детей задумывалась – а за тем ли они пошли? Был ли смысл следовать за Миро, если в нём не осталось достаточно благородства, достаточно силы духа и ума, чтобы победить несчастного эльфа? А может, он не просто слишком слаб, а ещё и допускает просто невероятную ошибку, на которую, по правде, никакого права-то и не имел?

Они все дрожали, казалось, страх пробирал до костей, так сильно сдавливал сердце, что можно было от одного приближения этого дивого холодка содрогнуться – пасть замертво. Они все замерзали на этом снегу только потому, что слишком испугались. Боялись подняться.

Умерли только те несколько, получивщие удары палицей. Остальных разбросало магией – у тех были раны послабее, помельче. Пара сломанных костей, да и только. Но они не разбирали дороги, отползая к деревьям, не думали о подевавшейся куда-то эльфийке. Каждый из них мечтал только о том, чтобы быть дальше от Вечного.

– Миро, что же ты, – улыбнулся тот. – Почему стоишь там? Иди ко мне. Сразись со мной. Ты ведь так долго этого ждал, верно?

Миро неуверенно ступил вперёд. Меч – боевая позиция. Казалось, он собирался перерубить Роларэна пополам – этот громадный мужчина, провалившийся по колено в снег, совершенно не уставший, полный сил и жажды убивать.

Если б не острые уши, они бы никогда не поставили на победу Роларэна. Худощавый, по человеческим меркам – даже слишком, да, высокий, но держащийся словно на одном только энтузиазме. Вот-вот подует ветер – и он рассыплется на куски. Эльфы по понятиям человеческой красоты чрезмерно худы и хрупки, и кость у них тоньше. Этого ещё можно было назвать в силе, даже по меркам людей – но не настолько, чтобы бояться.

Миро смотрел – и Рэн чувствовал мысли, скользившие в его сознании. Разве ж это соперник? Разве он может сделать что-то дурное такому богатырю, такому всемогущему, всесильному, как Миро? Разве у него на то и вовсе станет силы? Он ведь сломается от первого же удара кулаком!

А разве эта палица выдержит удар мечом? Он сам-то может сколько угодно держать её в перчатках, вот только яд не сумеет остановить смертоносную сталь. И Миро представлял себе, как разрушает его коварное оружие, как сам сталкивает себе под ноги, как, удар за ударом, выбивает, выталкивает из него жизнь, выдёргивает её клещами.

Перед его глазами прерывались такие кровавые, такие желанные сцены. Он видел, как наносит удары, как бьёт, забыв о чести – в живот, в спину, кулаками, ногами, чем под руку попадёт. Как добивает лежачего, как из арбалета стреляет в упор.

И он вошёл в эту схватку уже заранее победителем. Наносил такие адские, невыносимые удары, что оставалось только ногам подогнуться – да рухнуть ему под ноги, дрожа от ужаса и от боли. Бил по этой палице, встречавшей лезвие его меча, раз за разом, крошил её на мелкие кусочки, да только минут через пять осознал, что Роларэн отбивал удары так же дико, как и прежде, что в движениях его не появилось ни грама слабости, а Миро ни на миг не стало легче в этом бою.

Тогда-то он наконец-то раскрыл глаза. Понял, что вся та мощь его ударов, что была обрушена на Мастера, словно прошла мимо. Тот оставался невредимым – так легко перемещался по снегу, что практически не оставлял ударов.

Миро ошалело посмотрел на свой меч – и пропустил удар по запястью, могучий, быстрый, выбивший из его рук оружие. Почти. Он удержал двуручник, вновь ринулся в атаку, но запястье немело и невыносимо ныло. Хотелось отрубить руку – лишь бы только не чувствовать, как яд постепенно распространяется по телу. Он закричал, что было мочи, он занёс меч и нанёс самый сильный рубящий удар по палице, который только мог – и тогда-то его оружие раскололось на две половины и упало этими бездарными и жалкими осколками к ногам.

Миро содрогнулся. Роларэн мог бы замереть и не добивать, как не добивал несчастных мальчишек, но в глазах его светилось что-то такое дикое и страшное, что Миро уже заочно попрощался с жизнью.

– Ты привёл их сюда насмерть, – прошипел Рэн. – Ты привёл их сюда для того, чтобы все они полегли, а ты оказался прав. Чтобы сбежать.

– Я пришёл сюда убить тебя, – покачал головой Миро, но эльф не услышал ни слова правды в его словах. Он и человеком-то был слишком сильным, чтобы нескольких ребят, да даже двух десятков хватило, чтобы его остановить. А что уж говорить об эльфе?

– Ах. Значит, остальные просто тебе не поверили? – осклабился он. Видел, как Миро подавал какие-то знаки – то взглядом, то едва заметно пальцами, и криво усмехнулся. – В спину… Как же жалко, мечник, что они не в состоянии тебя слушать, – Роларэн сделал шаг вперёд, и мужчина упёрся спиной в дерево. – Как же жалко, что все они слишком мертвы для того, чтобы тебе помочь. Всегда поражался вашей человеческой подлости – толкнуть на смерть, а потом дожидаться, что тебя вытащат. На что ты рассчитываешь? Чего ты от этих несчастных детей, Миро, хочешь?