Текст книги "Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…"

Автор книги: Алистер Маклин

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Часть четвертая

17

– Оставьте меня, – отстранилась от него Ева. – Оставьте меня в покое.

Она откинулась на спинку стула.

– Я вас уверяю, она ничего не знала, – сказал доктор Макклур инспектору Квину. – Поверьте мне, я скрывал от нее…

Но по лицу инспектора было видно, что он ему не верит, и доктор в отчаянии махнул рукой.

– Ева, Ева, милая.

– Вы сказали, моя мать? – спросила Ева, с недоверием глядя на инспектора. Она казалась вполне спокойной.

Но доктор Макклур видел ее глаза. Он оттолкнул доктора Скотта, который беспомощно стоял возле Евы, взял ее за локоть и подсел к кожаной кушетке, стоявшей в углу кабинета.

– Принесите воды.

Терри моментально сбегал куда-то и принес бумажный стаканчик с холодной водой. Доктор стал растирать руки и ноги Евы и смочил водой ее губы. Она посмотрела на него с болью в глазах.

– Извините, – прошептала она, пряча лицо на груди доктора.

– Успокойся, милая, все в порядке. Это я виноват, что не рассказал тебе. Поплачь, милая…

– Он сказал… Тогда, значит, Карен моя тетка. А ты мой дядя. А она… она моя мать.

– Не думал я, что тебе когда-нибудь придется все это пережить. А когда я узнал о смерти Эстер, мог ли я подозревать, что тогда она не умерла? Я считал, что тебе вообще ничего не стоит рассказывать.

– О, папа. Моя родная мать?

«Доктор Макклур стал гораздо спокойнее, – подумал Эллери, – чем в тот понедельник на борту „Пантии“. Его плечи выпрямились, будто на них лежит уже гораздо меньший груз».

– Выпей воды, дорогая.

– Все это очень мило, – сказал инспектор, – но боюсь, что мне придется попросить…

Доктор взглянул на него, и тот прикусил кончик своих седых усов.

– Вероятно, ты хочешь узнать все подробнее, Ева, – говорил доктор, гладя ее по голове. – Да, она действительно твоя родная мать, и это самая красивая и чудесная женщина, какую я когда-либо встречал.

– Я хочу к ней. Я хочу ее видеть, – всхлипывала Ева.

– Мы непременно найдем ее, Ева. А пока полежи.

Он положил ее на кушетку и широким шагом стал расхаживать по комнате.

– Я никогда не забуду телеграмму, в которой мне сообщали о твоем рождении. Телеграмма была от Флойда. Он был безумно счастлив и горд. Это было в 1916 году, в год смерти твоего деда, Хью Лейта. Через два года произошло несчастье с Флойдом, и твою мать сразила душевная болезнь. Карен, – при этом имени его лицо потемнело, – написала мне. Я все бросил и немедленно поехал в Японию. Было это в конце 1918 года, вскоре после заключения перемирия.

Ева лежала на кушетке и видела на потолке образ своей матери. Странно, как это получается, когда перед твоим взором вдруг отчетливо вырисовывается образ человека, которого ты никогда не видела… Высокая и стройная, с великолепными белокурыми волосами, конечно, красивая, со слегка волочащейся ногой. Она так ясно ее видела…

– Эстер была в больнице. После смерти Флойда при столь трагических обстоятельствах нервы ее окончательно сдали. На некоторое время она вообще как бы лишилась рассудка. Но потом снова стала вполне нормальным человеком. И все же в ней произошла какая-то перемена. Она потеряла… жизненный интерес, что ли, или вкус к жизни… я не знаю, как лучше охарактеризовать это состояние.

– А она помнила, что произошло? – спросил Эллери.

– Собственно, она больше ни о чем и не думала. Я понял, что ужас перед тем, что она убила Флойда, будет преследовать ее до конца жизни. Это была очень тонкая натура, необычайно чувствительная, клубок нервов, и уже в те дни – многообещающая поэтесса.

– Но почему она так настойчиво терзала себя подобными мыслями, доктор? Она воображала себя виновной или была виновна на самом деле?

– Я все тщательно выяснил. Это действительно был несчастный случай. Но во всей этой истории было что-то совершенно для меня непонятное. Не знаю, что именно. Но что-то мешало ее окончательному выздоровлению. И я ничего не мог сделать. Казалось, на Эстер постоянно воздействовала какая-то враждебная сила, растравляющая ее рану, препятствующая выздоровлению и навеки лишающая ее покоя.

«Бедняжка, – думала Ева, – бедняжка». Она всегда втайне завидовала подругам, имеющим матерей, даже если эти матери – нерадивые, тщеславные и пустые. Ведь несмотря на все их недостатки, дочери имели самое дорогое на свете: материнскую ласку. Глаза Евы снова наполнились слезами. И теперь, когда мать к ней почти вернулась… Что теперь будет? Скандал. Арест. И может быть…

– В Японии я оставался до тех пор, пока мне позволяли дела. Карен… Карен была очень мила. Она заверила меня, что теперь, когда умер отец, она будет работать и позаботится об Эстер. Эстер требовала постоянного Внимания к себе. Жизнь для нее потеряла смысл. Вряд ли в таком состоянии ей можно было доверить воспитание ребенка. Теперь я понимаю, что уже тогда, – воскликнул доктор, сжимая кулаки, – в голове Карен зародился этот дьявольский замысел. Но откуда я мог знать? – добавил он упавшим голосом.

Инспектор неловко заерзал на кресле. Он заметил, что Морель воспользовался замешательством и удрал, Все шло не так, как следовало. Он сердито закусил губы.

Доктор Макклур наклонился к Еве.

– И тогда именно Карен предложила мне взять тебя с собой, милая, удочерить тебя. Тебе тогда было меньше трех лет – маленькое худенькое созданьице с длинными локонами. Я знал, что ты очень мала и все позабудешь. И я взял тебя. Надо было оформить все законным порядком. К моему величайшему удивлению, Эстер дала свое согласие. Она даже настаивала на лишении ее материнских прав и хотела, чтобы я забрал тебя с собой.

После небольшой паузы он добавил:

– Да, вот, пожалуй, и все.

Ева продолжала смотреть в потолок. И впервые все ее существо пронзило чувство стыда. Ева Макклур – убийца. Ее мать тоже… Скажут, что это у нее наследственное, что убийство было в ее крови, в крови Эстер и в крови ее дочери. Как теперь глядеть людям в глаза? Как взглянуть в глаза Дику?

Она медленно повернула голову. Дик стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу. У него был такой вид, будто он проглотил что-то очень мерзкое. Ева подумала, что ее жених никак не проявил своего отношения к ней, он ничего не сделал. Даже не пытался ее успокоить. Был нем как рыба. Он целиком погрузился в мысли о своей судьбе, о том, как ему лучше выпутаться из этого положения.

– Дик, почему ты не уходишь? У тебя работа… госпиталь…

Она наблюдала за ним. Точно так же доктор Макклур когда-то наблюдал за поведением морской свинки, которой сделали инъекцию. Ева присутствовала при этом опыте.

Доктор Скотт неловко пробормотал:

– О чем ты говоришь, Ева. Ведь над тобой нависло это совершенно сумасшедшее обвинение…

Он подошел к ней и нагнулся, чтобы поцеловать. Ева ощутила на щеке холод его губ.

«Вот и все, – думала Ева. – Я, как подопытное животное, распластана на столе на глазах у этих мужчин…» Вдруг она села, с шумом опустив ноги на пол.

– Вам не удастсязапугать меня, – зло крикнула она инспектору. – Я все время действовала, как испуганный ребенок. Но больше вы меня не запугаете. Я не убивала Карен Лейт. Я не знала, что моя мать жива. Я даже не знала, кто моя мать. Я дала вам правдивые и совершенно разумные объяснения относительно отпечатков пальцев и носового платка. Почему вы так несправедливыко мне?

– Вот это я понимаю, беби! – улыбнулся Терри Ринг. – Ну-ка, укажите этому старому бабуину его место!

– А что касается вас, – гневно продолжала Ева, – то если вы знаете, где моя мать, почему вы не скажете нам об этом? Отведите меня к ней немедленно!

Терри виновато моргнул.

– Слушайте, детка, успокойтесь. Я ведь не говорил определенно, что знаю, я только сказал…

– Почему вы не заставите его говорить? – кричала Ева, обращаясь к инспектору. – Вы были сильны, когда речь шла о том, чтобы запугать женщину. Но когда вам приходится иметь дело с мужчиной…

Терри взял ее за руку.

– Послушайте, детка…

Она оттолкнула его руку и не спускала глаз с инспектора.

– Лучше займитесь тем, чтобы найти мою мать. Бог знает, что с ней может случиться. Одна в Нью-Йорке впервые в жизни после девяти долгих лет заточения на чердаке!

Инспектор кивнул стенографу.

– Все записал, Муши? Пришли сюда Томаса Вели. Надо ее забрать.

Возбуждение Евы постепенно утихало. Медленно оглядела она всех присутствующих. Доктор Макклур продолжал ходить по комнате. Доктор Скотт – между прочим, кто он такой? Еве почему-то показалось, что она раньше никогда его не видела. Он покусывал ногти и через окно внимательно разглядывал небо. Терри Ринг был серьезен, печален и прикуривал новую сигарету от своего еще не потухшего окурка. Эллери Квин стоял безучастно и неподвижно, как ониксовая статуэтка на столе инспектора.

Полицейский стенограф встал и ответил:

– Хорошо, сэр.

Но не успел он подойти к двери, как она широко распахнулась и на пороге появился высокий, худощавый, небритый мужчина в традиционном котелке, дымящий огромной черной сигарой.

– О, да здесь целая компания, – сердито нахмурился доктор Самуэль Праути, ассистент медицинского эксперта Нью-Йоркского округа.

– Хелло, Квин! А, доктор Макклур! Искренние сожаления по поводу всего… Слушай, Кью, у меня есть для тебя плохие новости.

– Плохие новости? – удивился инспектор.

– Ты знаешь, эта половинка ножниц, ну, та самая, которая у тебя в столе…

– Ну, ну?

– Так вот. Карен Лейт убита не этой половинкой.

Наступившее молчание нарушил насмешливый голос Терри Ринга:

– Ну, что вы на это скажете, почтеннейший инспектор?

– Надеюсь, ты не разыгрываешь старика, Сэм? – попытался улыбнуться инспектор.

– Смею тебя уверить, это правда, – ответил Праути. – Слушай, мне обязательно нужно через двадцать минут вернуться в морг, поэтому болтать некогда. Но все же, полагаю, что, получив данные вскрытия, произведенного во вторник, ты вправе требовать от меня объяснения.

Терри Ринг подошел к доктору Праути и пожал ему руку. Потом взял Еву под руку и подвел к кушетке.

– Садитесь, детка. В этом спектакле вы будете зрителем.

Крайне смущенная, Ева насторожилась. О чем идет речь? Половинка ножниц… отпечатки пальцев…

– Это моя вина, – сказал Праути. – Я был занят и поручил вскрытие… ну, неважно кому. Это совсем неопытный молодой человек. Но я ведь не ожидал никаких сюрпризов в этом деле, думал, так, обычная процедура. Никаких сомнений по поводу оружия не было.

Эллери стремительно подбежал к Праути и схватил за лацканы пиджака.

– Праути, да говорите же вы толком, или я вас задушу! Но если не этими ножницами, то чем же тогда была убита Карен Лейт?

– Дорогой Эллери… если вы дадите мне возможность…

Эллери стукнул кулаком по письменному столу отца.

– Только не говорите мне, что рана ножницами была сделана после уже нанесенной раны с целью скрыть ее.

Основательно нуждающаяся в бритье черная челюсть Праути отвисла в полнейшем изумлении.

– Боже, – возбужденно продолжал Эллери. – Я никак не мог себе представить… Праути, и вы можете это доказать? Вы уже определили яд?

– Яд?! – проговорил совершенно озадаченный доктор Праути.

– Ну да. Только вчера эта мысль пришла мне в голову. Я обдумывал это необычное дело. Мои мысли обратились к Кинумэ, – в полной экзальтации продолжал Эллери. – И я вспомнил слова Карен Лейт на майском приеме у нее в саду о том, что японка родом с островов Лу-Чу. Я заглянул в «Британскую энциклопедию» и нашел – между прочим, совершенно случайно, – что многие животные этих островов, особенно в местечке Амами Ошима, погибают от укусов ядовитых змей, называемых «хабу».

– Ха… что? – Недоумению Праути не было предела.

– Тримересурус. Надеюсь, я правильно запомнил название. На хвосте никаких колец, гладкая голова, длина от полутора до двух метров. Укус этого чудовища вызывает мгновенную смерть. – Эллери наконец перевел дыхание.

– Праути, под ножевой раной были следы ядовитых зубов?

Праути спокойно вынул изо рта сигару.

– Что с ним случилось, Кью? Он что, рехнулся?

Улыбка исчезла с лица Эллери.

– Вы хотите сказать, что не было укуса змеи?

– Абсолютно никакого.

– Я думал… – неуверенно начал Эллери.

– Откуда ты взял эту чепуху о том, что вторая рана маскировала какую-то первую рану?

– Но когда я спрашивал вас…

Праути махнул на него рукой.

– Слушай, Кью, позвони сначала в психиатрическую лечебницу, пусть заберут твоего сына, и покажи мне ту половинку ножниц.

Инспектор достал из ящика сверток с половинкой ножниц. Праути внимательно рассмотрел ее.

– Гм. Значит, я прав.

Он бросил на стол половинку ножниц и достал из кармана маленькую коробочку. В коробочке был кусочек ваты, а на ней, сверкая, как бриллиант, лежал маленький кусочек стали треугольной формы.

– Лично извлек из горла сегодня днем. Мой ассистент во вторник не заметил его.

Он передал коробочку инспектору, и все обступили его.

– Кончик острия ножниц, – медленно проговорил старик. – Сломался от удара. А кончик этой половинки, – он взглянул на стол, где она лежала, – цел, не сломан.

– Точно такой же кончик, как и этот. Верно ведь? – проговорил Терри Ринг.

– Что ты думаешь, Эл?

– Какие здесь могут быть сомнения? Этот кусочек – кончик недостающей половинки ножниц.

– Значит, ты прав, Сэм, – мрачно произнес старик. – Значит, Карен Лейт была убита не этой половинкой ножниц.

– О’кей, детка! – воскликнул Терри, подбегая к Еве. – Значит, сегодня будете спать в собственной кроватке.

– Вторую половинку нашли? – спросил Праути, направляясь к двери.

– Нет.

– Ладно. Ну, не очень уж ругайте меня.

Праути почесал небритую щеку.

– Гм, доктор Макклур. Мне не хотелось бы оставлять у вас впечатление, что подобные ошибки – обычное явление для нашего учреждения. Молодежь. Как говорится, молодо-зелено. Вы понимаете?..

Доктор Макклур махнул рукой.

– Между прочим, – спросил Эллери, – что вы еще обнаружили, Праути?

– О, ничего особенного. Коронарный тромбоз. Вы знали об этом, доктор? Кажется, вы были ее врачом?

– Подозревал, – пробормотал доктор.

– Коронарный тромбоз? – повторил Эллери. – Я думал, что это заболевание – удел одних мужчин.

– Чаще встречается у мужчин, – пояснил Праути, – но среди жертв этой болезни немало и женщин. У Карен Лейт был довольно запущенный тромбоз, вот почему она так быстро умерла.

– Быстро? Она мучилась по крайней мере пятнадцать минут.

– Обычно при ранениях горла живут по нескольку часов. Истекают кровью, а это продолжается долго.

– Что еще?

– Ничего интересного. Анемия, вялость кишечника. Вот, пожалуй, и все. После своего помощника я самым тщательным образом все осмотрел. Ну, мне пора идти. До свидания, доктор.

Праути ушел.

– Я никогда не говорил Карен о тромбозе, – вздохнул доктор Макклур. – Это только встревожило бы ее, а болезнь была в слабой форме. При ее образе жизни – никаких волнений, никакого напряжения, окруженная заботами – она могла бы прожить много лет.

– Она показалась мне тогда ипохондриком.

– Идеальный пациент. Никогда не обращалась к другому врачу, – сказал доктор. – Точно следовала моим предписаниям до мелочей. Вероятно, считала, что ей есть для чего жить. – В его словах звучала горечь.

– Мечтала о «современном браке», отдельной квартире. Интересно, каким образом собиралась она сохранить свой обман с Эстер?

– Современный брак. Отдельные квартиры, отдельные карьеры, хотела оставить свою фамилию и т. д. Я тогда расценивал это как каприз, а теперь вижу, почему она этого хотела. Это дало бы ей возможность продолжить обман.

Вдруг доктор взорвался.

– Черт возьми, до какой степени женщина может одурачить мужчину!

«Или мужчина женщину», – подумала Ева и спокойно сказала:

– Я думаю, Дик, тебе пора идти. Сегодня мне больше не угрожает никакая опасность, ведь так, инспектор?

Инспектор взял ордер на арест и разорвал его пополам.

– Извините, пожалуйста, – сказал он, но в его словах звучала скорее злость, чем раскаяние.

– Тогда я, пожалуй… – с трудом проговорил доктор Скотт, – я, пожалуй, пойду, Ева… Я позвоню тебе вечером.

– Хорошо, – согласилась Ева и, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, отвернулась. Он выпрямился, глуповато улыбнулся и вышел, не сказав больше ни слова.

– Вы все тоже можете идти, – сказал инспектор. – Или нет, подождите минутку. Мисс Макклур, вы случайно не видели в понедельник вторую половинку ножниц?

– Нет, инспектор.

Ева едва слышала его слова. Перстень с двухкратным бриллиантом жег безымянный палец ее левой руки.

– А вы, мистер Ринг?

– Я тоже Не видел.

– Случайно не было ли ее в одном из твоих карманов в понедельник, когда я отпустил тебя? – сердито спросил инспектор. – Это мне урок, никогда…

Он так и не закончил фразу.

– Пошли, Ева, – с улыбкой произнес Терри, взяв ее под руку. – Чего доброго, если мы быстренько не уберемся, этот старый полосатик предъявит вам обвинение в том, что вы содрали с него шкуру.

18

– Есть хочу, – кричал Терри Ринг, стоя на краю тротуара около здания полицейского управления. Он был в самом веселом настроении. – Пошли. Я вас всех отвезу сейчас к Фангу. Здесь есть один китаеза, который отлично готовит яичный рулет.

– Куда угодно.

Ева с наслаждением глубоко вдыхала воздух, как будто только сейчас поняла, каким приятным может быть свежий воздух, даже в Нью-Йорке.

– А как вы, док?

– Терпеть не могу это блюдо, – рассеянно ответил доктор Макклур.

– Тогда пойдемте куда-нибудь еще…

– Нет. – Доктор поцеловал Еву. – Иди, милая, И забудь обо всем. Хорошо?

– Хорошо, – ответила Ева, но знала, что не забудет, и была уверена, что и он это знает. – Пойдем с нами, папа. Мы…

– Нет. Я лучше пройдусь. Мне это необходимо.

Помолчав немного, он добавил:

– Всегда зови меня так, и только так, Ева.

Доктор быстро ушел. Они молча смотрели, как его огромная фигура удалялась в сторону полицейской академии, расположенной в следующем квартале.

– Отличный парень, – сказал Терри. – А как вы, мистер Квин? Может быть, вам тоже нужно куда-нибудь пойти? По-моему, вы очень устали.

– Я голоден, – отозвался Эллери.

На лице Терри отразилось разочарование. Потом он крикнул:

– Эй, такси!

И Ева вдруг заметила, что улыбается.

По дороге в Чайнатаун Терри непривычно болтал. Когда они приехали, он вручил шоферу долларовую бумажку, сказав при этом: «Сдачи не надо», – и повел их за собой через узенькую Полл-стрит к входу в ресторан, который размещался в довольно сомнительном на вид подвале.

– Не обращайте внимания на внешний вид этой хаты. Кухня не хуже Маккоя. Все китаезы здесь питаются. Хелло, Фанг!

Скуластый китаец улыбнулся и повел их в главный зал ресторана, который был пуст, если не считать трех китайцев в черных шляпах. Они пили рисовую водку из пивных бутылок.

– Хватит тебе раскланиваться, Фанг. Я займу свой столик, от которого тараканы держатся подальше.

Он повел их в угол и галантно подвинул стул Еве.

– Насчет тараканов это просто шутка, – сказал он, на что она снова улыбнулась. – Стены здесь ядовито-зеленого цвета и довольно-таки грязные, но кухня безупречна. Хотите посмотреть?

– Нет, благодарю.

– Вот такие-то дела. А у вас около рта ямочки, когда вы улыбаетесь. Вам надо почаще их показывать. Эй, Квин! Веселее! У вас все еще в глазах ядовитые лучуанские змеи?

– А ну вас, – проворчал Эллери. – Удивляюсь, как и что можно есть в подобном заведении?

– Положитесь на дядюшку Оскара, так, кажется, говорится? Вей!

К ним подлетел маленький китайчонок в фартуке и без галстука.

– Много-много ван-тан. Яичный рулет три порции. Чоп-суй с креветками. Чоу-мейн по-кантонски. Побольше риса. Вино. Чай. Да поворачивайся побыстрее.

– Кажется, этого будет слишком много, – сказала Ева. – Для меня, пожалуйста, только чоу-мейн и чай.

– Вы будете есть то, что я вам дам. – Терри небрежно бросил через плечо свою шляпу, и каким-то чудом она оказалась точно на крючке вешалки.

– Если вам жарко, Квин, снимите пиджак. Фанг возражать не будет.

– Но, может быть, мисс Макклур будет против.

– О, нет.

– Ну, скажите, что вам теперь хорошо, красавица! Как самочувствие? Лучше?

– Вы мне самой прямо-таки не даете возможности что-нибудь почувствовать, – сказала Ева. – Терри, где моя мама?

Терри отвернулся. В вертящихся дверях показался Вей, подобно Атланту, несущий на голове огромный поднос.

– Я не знаю…

– Но вы сказали…

– Знаю, что сказал.

Он снова повернулся к ней, взял за руку и рассеянно стал перебирать ее пальчики.

– Это было нечто вроде пускания пыли в глаза. Должен же я был что-нибудь сказать, детка? Я думал, может быть, он клюнет на это. Так, небольшой обман!

– Значит, вы не знали! – воскликнула Ева. – Никто ничего не знает.

– Спокойно, Ева. Не думайте об этом. Помните, что вам сказал ваш папа. И он прав. Забудьте обо всем. Все утрясется.

Вей поставил перед ними большую супницу и со словами «ван-тан» снова ушел. Это был китайский бульон с клецками и толстыми кусками свинины, плавающими, подобно льдинам в ледоход. Запах был очень аппетитный.

– Ага. – Терри потер руки. – Давайте вашу тарелку, детка. Это китайские кныши. Знаете, что такое кныши? Я раньше часто покупал их у старика Финкельштейна, когда парнишкой продавал газеты на Черри-стрит. У него была маленькая повозочка, он толкал ее перед собой и…

Эллери эта болтовня казалась неимоверно скучной, однако она не давала Еве возможности предаваться своим думам, она даже заставляла ее изредка улыбаться и отвечать Терри. И когда Эллери принялся за суп, он вдруг подумал, что, несмотря на своеобразную речь Терри и явное отсутствие у него полировки, мистер Теренс Ринг, тем не менее, исключительно умный молодой человек. Никогда нельзя догадаться, о чем в действительности думает мистер Ринг.

– Суп очень вкусный, – похвалил Эллери. – Вы извините меня, Терри, за то, что я перебью повествование о некоторых деталях вашей автобиографии, но…

– А, вы еще здесь? – проворчал Терри.

– Вы правы, мистер Квин. Нечего притворяться. Скажите, что мне теперь делать? – спросила Ева.

– Скушайте немного этого рулета, – ответил Терри.

– Вы очень милый, Терри, но все это бесполезно. Я по уши увязла в этом деле. И вы отлично это знаете.

Терри взглянул на Квина.

– Вы хорошо знаете своего старика. Что он теперь будет делать?

– Искать исчезнувшую половинку ножниц. Вы уверены, Ева, что не видели ее?

– Совершенно уверена.

– Ее там не было, – сказал Терри. – Тот, кто проделал эту работу, забрал ее с собой. И ваш старик отлично понимает это. Его люди буквально с пылесосом в руках прочистили весь дом снаружи и изнутри…

Эллери покачал головой.

– Хотел бы я знать, что здесь можно предположить. Но, к сожалению, не знаю. Совсем не знаю. Никогда в жизни не встречался с подобным делом: на вид такое сочное, а на самом деле нечего даже укусить.

– Одному я радуюсь, – сказала Ева, отщипывая кусочек рулета, – мама не могла это сделать. Никак не могла, поскольку дверь была заперта со стороны спальни Карен.

– Что ж, во всяком случае, мы теперь будем иметь небольшую передышку. До тех пор, пока папа не узнает о запертой двери, все будет в порядке, – сказал Эллери.

– А откуда он может узнать? Только если один из нас проговорится.

Терри нахмурился.

– И есть один человек, который может это сделать.

– Кто? – спросила Ева, догадываясь, кого он имеет в виду.

– Парень, что подарил вам этот бриллиантик. Этот Скотт. Кой черт заставил вас влюбиться в него? Ну-ка, скушайте еще немного чоп-суя.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы в подобном тоне говорили о Дике. Он сейчас очень расстроен, да и как ему не расстраиваться? Вы думаете, ему легко, когда его невесту вот-вот арестуют по обвинению в убийстве?

– Но ведь и вам не легче. Не так ли? Слушайте, детка: он – подлец. Выдайте-ка ему увольнительные документы.

– О, прошу вас.

– Позвольте мне взять на себя смелость прервать эту романтическую интермедию, – сказал Эллери. Он отложил в сторону палочки, которыми тщетно пытался подцепить креветку из чоп-суя и взял вилку. – Мне кажется, я кое-что надумал.

Оба одновременно воскликнули:

– Что?

Эллери вытер губы бумажной салфеткой.

– Ева, где вы стояли, когда наш друг Терри подошел к двери, той, что ведет в мансарду, и сказал, что она заперта на задвижку?

Терри прищурился.

– А какая разница, где?

– Возможно, очень большая. Ну, Ева?

Ева переводила удивленный взгляд с Терри на Эллери.

– Я думаю, что стояла тогда около письменного стола Карен и смотрела на нее. А почему вы спрашиваете?

– Да, действительно, – вмешался Терри, – почему вы спрашиваете об этом?

– А запертую задвижку вы увидели дотого, как он подошел к двери?

– Нет, дверь была загорожена японской ширмой. Я сказала ему, где находится эта дверь, и тогда он отодвинул ширму.

– И при этом его тело загораживало от вас дверь? Вы увидели задвижку только после того, как Терри отошел от двери?

– Я вообще ее тогда не видела. Он сам мне сказал…

– Эй, вы, минуточку, – вмешался Терри. – Куда вы клоните, Квин?

Эллери откинулся на спинку стула.

– Знаете, мой мозг просто отказывается переваривать что-либо невероятное, невозможное. Я страдаю хроническим недоверием, Терри.

– Бросьте эти словесные украшения. Говорите, в чем дело?

– Мы имеем ситуацию, в которой факты подсказывают только два возможных решения. Давайте рассуждать. В спальне Карен имеются три выхода: 1. Окна, по они загорожены железными решетками. 2. Дверь в мансарду, однако она была заперта на задвижку со стороны спальни. 3. Дверь в гостиную. Но Ева утверждает, что она все время находилась в гостиной и через эту дверь никто не выходил.

Решение: Ева убила свою тетку. Она единственный человек, который имел физическую возможность совершить убийство. Но только в том случае, если исходные факты соответствуют действительности.

– Но она не совершала преступления, – задиристо буркнул Терри. – Что же тогда?

– Терпение, мой мальчик. Я именно исхожу из предположения, что Ева безусловно невиновна.

– Благодарю вас, – иронически заметила Ева.

– Итак, разберем факты. Окна. Они не могли быть использованы в качестве выхода, в этом я убедился лично. Гостиная. Если исходить из предположения, что Ева невиновна, – а мы из этого и исходим, – то следует признать, что она говорит правду и никто через гостиную не проходил.Следовательно, остается только запертая на задвижку дверь в мансарду.

Эллери слегка наклонился к столу.

– И что довольно странно, Терри, у нас нет никаких доказательств, что дверь действительно была заперта.

– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Терри.

– А я уверен, что отлично понимаете. Откуда мы знаем, что дверь была заперта на задвижку, когда Ева вошла в комнату и увидела там свою умирающую тетку? Разве она видела это? Нет, дверь была скрыта ширмой. Потом пришли вы. Через некоторое время вы отодвинули ширму и заявили, что дверь заперта. А Ева видела это? Нет. И вскоре после этого Ева упала в обморок. Когда же она очнулась, дверь действительно была заперта. Вы стали возиться с ней, как будто задвижку заклинило.

– Кого вы здесь хотите разыграть? – воскликнул Терри с побагровевшим лицом. – Она теряла сознание лишь на несколько секунд. А задвижка действительно была задвинута.

– Это вы так говорите, – пробормотал Эллери. – Все доказательства сводятся только к вашим словам.

Ева посмотрела на загорелого молодого человека. Она боялась, что Терри в ярости вышвырнет Эллери за дверь. Однако он быстро взял себя в руки и хрипловатым голосом произнес:

– Хорошо, продолжим нашу милую беседу. Предположим, что я свалил свою вину на Еву. Давайте допустим, что дверь не была заперта, когда я вошел в комнату, а я сказал, что заперта. Зачем я это сделал? Что за гениальная идея?

Эллери отправил в рот изрядное количество чоу-мейна.

– Если дверь была отперта, то ситуация делается возможной. И это – очко в пользу моей теории. Это дает кому-то возможность пройти через мансарду, убить Карен и снова уйти тем же путем.

– Но зачем мне врать насчет задвижки?

– Предположим, – промямлил с полным ртом Эллери, – что вы зарезали Карен Лейт.

– Вы что, с ума сошли? Парень окончательно рехнулся! – закричал Терри.

Размахивая руками, подбежал Фанг:

– Телли, не кричать. Не делать шум. Ты молчать.

– А иди ты к черту, – рявкнул на него Терри. – Так говорите, это сделал я? Тогда почему же вы…

– Тихо, тихо, Терри. Вы совершенно лишены способности размышлять. Я только сказал «предположим». Неужели вы не можете предположить это спокойно? Если дверь в мансарду действительно была отперта, то вы могли быть тем человеком, который вошел в спальню через мансарду и заколол Карен Лейт в то время, когда Ева сидела в гостиной. Вы могли снова выйти через мансарду и вернуться через главный вход в дом для того,чтобы запереть дверь со стороны спальни.

– Но зачем?

– Ах, боже мой, да по самой элементарной причине: чтобы обвинить Еву в преступлении. Сделать так, чтобы она была единственным человеком, имевшим физическую возможность совершить убийство.

– Да? – усмехнулся Терри. – Должно быть, вы совсем спятили. Если я сказал ей, что дверь заперта, за каким чертом мне было нужно снова отодвигать эту проклятую задвижку? И тем самым спасать девочку?

– Да, – сказала Ева. – Это же бессмысленно, мистер Квин.

– Ну, это уж я не знаю, – сказал Эллери. – Впрочем, м-м-м-да, действительно, это предположение никуда не годится… Что ж, Терри, возможно, вы стали спасать жертву после того, как сами же ее оклеветали. И по самой простой причине. По причине, которая так часто встречается в книгах. Испепеляющая страсть. Величайшая, мгновенно вспыхнувшая страсть. Вы влюбились в нее с первого взгляда. Вей, будь добр, налей еще немного этого отвратительного вина.

С пунцовым, как вишня, лицом Ева наклонилась над тарелкой и пыталась подцепить что-то на вилку. Влюбился! Хм. Этого еще не хватало. Это уж совсем нелепо… Он такой сильный, непокорный и самоуверенный. Терри Ринг не способен влюбиться с первого взгляда. Только не он. Он и здесь проявит максимальную осмотрительность и осторожность. У него для всего должен быть основательный довод.

Она искоса взглянула на него и удивилась, увидев, с какой яростью он ел, опустив глаза в тарелку и энергично манипулируя палочками. Кончики его изящных загорелых ушей горели.

– Вот видите, – вздохнул Эллери, ставя стакан на стол, – всему можно найти объяснение.

– Я не хочу больше с вами разговаривать, – огрызнулся Терри. – Я не убивал эту женщину. Дверь была заперта. И я не влюблялся ни в какую девушку. Поняли?

– Стоит ли так горячиться? – вставая, сказал Эллери. – Вряд ли ваши слова лестны для юной леди. Извините, я на минутку покину вас. Вей, где телефон, если он вообще у вас есть?

Вей стал отчаянно жестикулировать, и Эллери прошел через арку в кабинет Фанга. Терри и Ева молча ели. Терри отправлял в рот большие куски, а Ева отламывала маленькие кусочки. Три китайских джентльмена в черных шляпах взглянули на них и начали что-то бормотать на своем контрапунктическом языке. Терри немного понимал кантонский диалект, и его уши покраснели еще сильнее. Кажется, они говорили о том, что этот маленький цветок загорелого белого человека чем-то огорчил его, судя по его ярости, и что лучше терпеть муки Тысячи Ран, чем женщину, которая становится сварливой.