Текст книги "Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…"

Автор книги: Алистер Маклин

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

– Откуда вы?..

Но тут же прикусила губы. Ей вдруг стало стыдно, как будто ее раздели донага. «Как можно выходить замуж за доктора?» – задавала она себе вопрос. Вероятно, это ужасно жить с… живым стетоскопом, которому все о тебе известно. И ведь все, что он сказал, – правда. Абсолютная правда. И Ева возненавидела его за это. Она даже не предполагала, что способна на такую ненависть. Плохо, когда какой-нибудь пожилой доктор вытягивает из тебя все сокровенные секреты, но молодой… Она слышала, что ему всего тридцать с небольшим. Как же он смеет?..

– Откуда мне все это известно? – задумчиво переспросил доктор Скотт. Она чувствовала, как его взгляд обжигал ее обнаженную спину. – Но это же чистая биология. Именно от этого и рождаются дети.

– Вы… просто… просто… ужасны, – крикнула Ева.

Она пристально рассматривала свое отражение в воде. С ней происходило что-то непонятное. Она ощущала какую-то внутреннюю вибрацию. Волна горячей крови, казалось, заполняла ее тело.

– Конечно, еще никогда ни в кого не влюблялись? – продолжал доктор Скотт.

Ева вскочила, босая.

– Ну, я ухожу.

– Ага, задело за живое. Садитесь.

Ева села: какое интересное явление это внутреннее волнение, охватившее ее, все более затрудняя дыхание.

– Так что же вам прописать? То, чего вы сами страстно желаете. Вот вам рецепт доктора Скотта для молодых женщин: любовь, или как вы, женщины, это называете? Это, несомненно, принесет вам пользу.

– Прощайте, – почти со слезами проговорила Ева, но не ушла.

– Беда ваша в том, что вы задыхаетесь в окружающей вас среде. Ум, гениальность, слава, окружающие вас, несколько принижали вашу личность. Купите-ка вы себе на пару тысчонок новых туалетов да найдите хорошего мужа, и все болезни у вас как рукой снимет.

Наступила напряженная тишина. Но не такая, что наступает, когда врач пропишет курс лечения своему пациенту. Однако и врач редко осматривает юную девушку при лунном свете в японском садике.

И что странно, Ева вдруг почувствовала, что она больше не пациентка. Она чувствовала, как в ней пробуждается уверенность в себе… Все произошло с быстротой молнии. Японский садик со стрекочущими цикадами отдалился, казалось, весь мир перевернулся вверх дном. Отчаяние последних месяцев исчезло, как по мановению волшебного жезла.

И удивительно, теперь, когда молодой человек замолчал, ей захотелось снова слышать его голос.

Ева никогда раньше не испытывала подобного чувства. Опасное чувство. И она вдруг поняла, что именно эта опасность – самая приятная на свете.

Она слышала его тяжелое дыхание, оно было тяжелее, чем должно быть дыхание врача после осмотра больного. И она была очень рада этому. Ева вдруг почувствовала себя счастливой. Она обнаружила, что обладает чудесной властью над определенным мужчиной, а до сих пор не было еще на свете мужчины, над которым бы она имела такую власть. Она поняла, что он теперь в ее руках.

Ей стоит только повернуться к нему лицом, и невозможное свершится.

Но теперь, когда этот момент был так близок, ей вдруг захотелось немного оттянуть финал. Все еще сидя к нему спиной, она начала медленно обуваться. Он не шевелился. С сосредоточенным видом надевала она туфельки. Мелькали бесчисленные огоньки светлячков. Голоса гостей доносились как бы с другой планеты.

– Доктор! – Ева лениво поднялась и посмотрела на него, отлично сознавая, как она эффектно выглядит со слегка повернутым корпусом. Сейчас она стояла над ним, он смотрел на нее, стройную, спокойную, довольную и внутренне трепещущую. Ева чувствовала себя женщиной-рыцарем над повергнутым в прах драконом. Она тихонько хихикнула, с трудом удерживаясь от желания поставить свою ногу ему на грудь.

– Что ж, значит, вы доктор, – сказала она.

Он смотрел на нее широко открытыми глазами мужчины с любопытством и некоторой злостью. Оба не двигались. И Ева почти физически чувствовала, как ее обхватывают его крепкие, сильные руки. Она видела его тело, лежащее на траве и готовое в любой момент подняться.

– Ева, – вдруг раздался голос доктора Макклура.

Ева похолодела, а доктор Скотт вскочил на ноги и начал стряхивать с одежды травинки.

– А, вот ты где, – проговорил доктор Макклур, подойдя к мостику. Он увидел молодого человека и остановился. Ева стояла между ними и в замешательстве мяла свой платочек.

Глядя на мужчин, Ева готова была рассмеяться. Они внимательно рассматривали друг друга.

– Это доктор Ричард Барр Скотт, папа, – спокойно проговорила Ева.

– Ха, – хмыкнул доктор Макклур.

Доктор Скотт пробормотал:

– Здравствуйте.

Он сунул руки в карманы. Ева знала, что он ужасно рассердился, и была очень довольна.

– Слышал о вас, – проворчал доктор Макклур.

– Очень мило с вашей стороны, – хмуро буркнул доктор Скотт.

Они изучали друг друга, как потенциальные враги. И Ева была счастлива до головокружения.

3

Итак, жизнь начиналась для Карен Лейт в сорок лет, для доктора Макклура в пятьдесят три года, а для Евы Макклур – в двадцать лет в романтическом японском садике Карен Лейт в один из майских вечеров.

За один вечер Ева превратилась в девушку, уверенную в себе. Все остальные проблемы отлетели, как опавшие листья. Ее обуяла радость охоты. Она целиком отдалась этой старой, как мир, игре, будто уже много лет занималась ею, игре, в которой охотница стоит на месте, а добыча беспомощно покоряется судьбе и сама лезет в силки. Доктор Макклур был не единственным врачом в Нью-Йорке, которого сразили стрелы Амура, молодой доктор Скотт был поражен ими в неменьшей степени.

Помолвка состоялась в июне.

– Папа, мне нужно поговорить с тобой по одному делу, – сказала Ева доктору Макклуру вскоре после помолвки. Был великолепный вечер, они опять сидели в садике Карен. – Это относительно меня и Ричарда.

– В чем дело? – спросил доктор Макклур.

Ева пристально разглядывала свои руки.

– Я не знаю, нужно ли мне сказать ему… ну, знаешь, о том, что мы с тобой…

Доктор Макклур печально посмотрел на нее. В последние дни он выглядел усталым и постаревшим.

– Да, Ева?

Ева волновалась.

– Должна ли я сказать ему, что ты мне не родной отец? По-моему, я не имею права умолчать об этом… но…

Доктор Макклур молчал. Сидевшая рядом с ним Карен пробормотала:

– Не будь дурочкой, Ева. К чему это? Какой смысл?

В ярком цветастом платье, с гладко зачесанными волосами, Карен казалась старше, а совет ее убедительным.

– Я не знаю, Карен. Но, по-моему, это просто нехорошо…

– Ева, – сказал доктор Макклур, и такого нежного голоса у него никто, кроме этих двух женщин, никогда не слышал. Он взял обе ее руки в свои. – Ты знаешь, дорогая, что я не мог бы любить тебя больше, если бы ты была моей родной дочерью.

– О, папа, я совсем не это хотела сказать…

– Забудь об этом, – резко сказала Карен, – и ничего ему не говори.

Ева вздохнула. Собственно, подобная ситуация уже была в раннем детстве, если можно так выразиться, в ее доисторические времена. Много лет назад доктор Макклур рассказал ей об удочерении, и смятение, которое вызвал у нее его рассказ, до сих пор не покидало ее.

– Ну, я не буду, если вы так считаете, – с сомнением проговорила она, хотя по ее голосу чувствовалось, что она не одобряет этого. С другой стороны, она была очень рада, что ей посоветовали молчать, ведь она так боялась всего, что могло угрожать ее наконец-то обретенному счастью.

Закрыв глаза, доктор Макклур откинулся на спинку скамейки.

– Да, пожалуй, лучше не говорить, – согласился он.

– Вы уже назначили день свадьбы? – спросила Карен, бросив быстрый взгляд на доктора.

– Пока еще нет. – Ева всячески старалась избавиться от подавленного настроения. – Вероятно, я ужасная идиотка, мне бы хотелось, чтобы мы поскорее повенчались. Я никак не могу отделаться от странного чувства, что…

– …Что этого никогда не случится? – добавила Карен.

– Да, – с дрожью сказала Ева. – Я… я просто не знаю, почему мне в голову лезут такие мысли. Ведь выйти замуж за Дика – это моя единственная мечта.

– Где он? – сухо спросил доктор Макклур.

– О, где-то в госпитале. У него очень сложный случай…

– Гланды? – сыронизировал доктор.

– Папа! – укоризненно воскликнула Ева.

– Ах, извини, милочка, – быстро спохватился он, открывая глаза. – Не обращай на меня внимания. Я просто хочу подготовить тебя к жизни жены доктора. Я хочу…

– А меня это не касается, – вызывающе перебила его Ева. – Меня интересует Дик, а не его работа. И я легко привыкну к своей роли.

– Конечно, милочка моя.

– Иногда мне кажется, что мы никогда не поженимся, – вновь проговорила Ева. – Такое у меня предчувствие. И это ужасно.

– Ради всего святого, Ева! – воскликнула Карен. – Не будь глупой девочкой. Ты так хочешь выйти за него замуж, так выходи уж скорее, чтобы покончить с этим.

Некоторое время Ева молчала, потом сказала:

– Извини, Карен, если мои мысли показались тебе глупыми. – Она встала.

– Садись, милая, – печально сказал доктор Макклур. – Карен не хотела тебя обидеть.

– Извини, – пробормотала Карен. – Я… Это все нервы, Ева.

Ева села.

– Я… По-моему, я тоже сама не своя в последние дни. Ричард почему-то думает, что нам следует немного подождать со свадьбой. И он прав. Глупо торопить события. Человек не может в один день полностью изменить свою жизнь.

– Да, Ева, – сказал доктор Макклур. – Ты очень мудрая девушка, если так быстро пришла к подобному заключению.

– Дик такой… я не знаю, как бы точнее сказать… такой уютный. Мне с ним очень хорошо. – Ева весело рассмеялась. – В Париже мы будем ходить с ним по всяким интересным местечкам и совершать сумасбродные поступки, которые обычно делают в медовый месяц.

– Ты ведь уверена в себе, Ева? – Карен положила свою темную головку на плечо доктора Макклура.

– Уверена? Да, именно, это уверенность… И это самое сокровенное мое желание. Я все время мечтаю о нем. Во сне я вижу только Дика. Он такой большой, сильный и в то же время такой ребенок…

Карен в темноте улыбнулась и слегка повернула голову, чтобы взглянуть на доктора Макклура. Доктор выпрямился и закрыл лицо руками. Улыбка Карен исчезла, глаза затуманились, в них появилось выражение скрытого беспокойства. По ее хорошенькому личику скользнула тень, так часто появлявшаяся в последнее время.

– Вот ведь я какая, – весело проговорила Ева. – Болтаю только о себе в то время, как вы… Вы знаете, что вы оба ужасно выглядите? Ты что, нездорова, Карен?

– О, я чувствую себя как обычно. Но вот Джону необходимо отдохнуть. Может быть, нам с тобой удастся, наконец, уговорить его.

– Папа, ты действительно в последнее время очень осунулся. Почему бы тебе не закрыть на время свою темницу и не поехать в Европу? Хотя я не доктор, но отлично понимаю, что морская прогулка принесет тебе пользу.

– Да, пожалуй, – согласился доктор. Он встал и начал ходить по траве.

– И ты тоже должна поехать с ним, Карен, – решительно заявила Ева.

С чуть заметной улыбкой Карен покачала головой.

– Я не смогу тронуться с этого места, Ева. Я пустила здесь слишком глубокие корни. Но Джон обязательно поедет.

– Ты поедешь, папа?

Доктор Макклур остановился.

– Слушай, дорогая моя, занимайся-ка ты своими делами со своим молодым человеком и не беспокойся обо мне. Ты ведь счастлива? Да?

Доктор Макклур поцеловал ее, а Карен так и застыла с улыбкой на губах, как будто она в это время думала о чем-то другом.

В конце июня доктор Макклур не выдержал решительного натиска со стороны женщин и, наконец, сдался. Он отложил свою работу, чтобы поехать в отпуск в Европу. Он страшно похудел, костюм прямо-таки неприлично висел на его еще более ссутулившихся плечах.

– Будьте, наконец, разумны, – довольно грубо уговаривал его жених Евы. – Так дальше продолжаться не может. В один прекрасный день вы совсем свалитесь. Сами ведь отлично знаете, что вы не железный.

– Да, я это уже обнаружил, – с кривой усмешкой согласился доктор Макклур. – Что ж, хорошо, Дик, ты меня уговорил. Я поеду.

Ричард и Ева проводили его. Карен, прикованная к дому, чрезмерно утомленная, в порт не поехала, и доктор Макклур простился с ней в ее изящном садике на Вашингтон-сквер.

– Я поручаю Еву вашим заботам, – сказал доктор Ричарду, когда ударил последний гонг парохода.

– Не беспокойтесь о нас. Лучше как следует займитесь собой, сэр.

– Папа, ты обещаешь?

– Хорошо, хорошо, – недовольно проворчал доктор Макклур. – Боже, вы разговариваете со мной так, как будто мне уже 80 лет. До свидания, Ева.

Ева обняла его, и он тоже крепко сжал ее в своих объятиях. Потом, пожав руку Ричарду, поспешил на борт парохода. Он долго стоял у перил, махал им рукой, пока пароход разворачивался. Ева вдруг почувствовала себя одинокой. Ведь до сих пор он не уезжал от нее так далеко, и эта разлука немного ее пугала. Она даже всплакнула в такси, положив голову на плечо Ричарда.

Уже прошел август. Ева изредка получала от доктора короткие письма, хотя сама регулярно писала ему. Доктор не любил много писать. Он прислал несколько писем, весьма характерных для него: они были краткие, точные в деталях и только на общие темы. Ничего личного. Он писал из Рима, Вены, Берлина и Парижа.

– Он побывал у всех знаменитых онкологов мира, – с негодованием говорила Ева Ричарду. – Хорош отдых. Кому-нибудь из нас нужно было непременно поехать с ним.

– Возможно, именно это ему и требуется: проводить время по своему усмотрению, – улыбнулся доктор Скотт. – Ведь главное – это перемена обстановки. Физически он совершенно здоров. Я тщательно осмотрел его перед отъездом. Давай оставим его в покое.

Ева проводила дни в бесконечных, но очень приятных заботах. Она приобретала приданое, получала многочисленные приглашения друзей на чашку чая, ездила вместе с Ричардом на морской берег на уик-энды и т. д. Ева с упоением торжествовала свою победу над всеми представительницами женского пола. Ей так быстро и легко удалось завоевать сердце популярного доктора Скотта. Она очень редко виделась с Карен, и порой ей было стыдно за такое невнимание к ней.

Доктором Скоттом иногда овладевали сомнения:

– Почему-то в этом месяце у меня резко сократилась практика. Не понимаю, что за причина?

– А разве в прошлый летний сезон этого не было?

– Да, но…

– Ах ты, дамский угодник! – воскликнула Ева. – Все эти… все эти жалкие создания влюблены в тебя, и теперь только потому, что ты помолвлен со мной, они перестали ходить к тебе. Я отлично знаю их, ведьмы проклятые. И ты такой же, как они. Я очень жалею…

И она разразилась слезами. Это была их первая ссора, и на Еву она произвела тяжелое впечатление. Что касается доктора Скотта, то во время этой ссоры у него был такой вид, будто он наступил на липкую грязь.

– Милый! О, прости меня! Я совсем так не думаю. Я просто с ума схожу от любви к тебе. Ты полностью завладел мной, всеми моими мыслями. И я все равно буду любить тебя, даже если эти проклятые ипохондрички не будут ходить к тебе. Черт с ними, с твоими пациентками. О, Дик, – всхлипывала она в его объятиях. – Я твоя раба. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь.

Потом Ева вновь была счастлива, потому что он поцеловал ее в любимое местечко и повел в ближайшее кафе угостить шоколадным пломбиром, который она очень любила.

В начале сентября доктор Макклур сообщил из Стокгольма, что он скоро возвращается. Ева помчалась с этим письмом в приемную жениха.

– Гм-м, – критически хмыкнул Ричард, вертя в руках эту весьма скудную информацию. – Примерно столь же красноречив, как египетская мумия.

– Как ты думаешь, принесла ему пользу поездка? – расспрашивала его Ева, как будто доктор Скотт мог видеть за четыре тысячи миль.

– Должна принести, милая. Не беспокойся. Если со здоровьем у него плохо, мы его срочно отремонтируем, как только он высадится на берег. Сейчас он, вероятно, уже в пути.

– Интересно, знает ли Карен? – Ева едва сдерживала волнение. – Возможно, знает. Вероятно, папа написал и ей.

– Я думаю. В конце концов, ведь она же его будущая жена.

– И это мне кое-что напомнило, Ричард Скотт.

Ева вынула цветок из букета, стоявшего на столе доктора.

– Говоря о будущих женах…

– Да?

– О, Дикки, не будь глупым, – вспыхнула Ева. – Разве ты не понимаешь? Я говорю… – Ева посмотрела ему прямо в лицо. – Дик, когда мы поженимся?

– Слушай, ангел мой… – начал он, смеясь и пытаясь обнять ее.

– Нет, Дик. Я совершенно серьезно.

Они долго смотрели друг на друга. Потом доктор Скотт вздохнул и слегка откинулся на своем вращающемся стуле.

– Что ж, хорошо, – сказал он с некоторым раздражением. – Кажется, я действительно конченый человек. Я дошел до такой точки, что ты мне мерещишься повсюду: я ем тебя за завтраком, я вижу тебя во всех обнаженных бюстах, к которым прикладываю свой стетоскоп.

– Дик!

– Я никогда не думал, что скажу какой-нибудь женщине: «Я не могу жить без тебя». Но теперь, Ева, я именно это и собираюсь тебе сказать. Ева, я не могу жить без тебя. Черт возьми, Ева, я женюсь на тебе в ту самую минуту, когда вернется старый Джон!

– О, Дик, – только и могла прошептать Ева. Она обошла вокруг стола, села ему на колени и поцеловала кончик красивого носа Ричарда. Потом, соскользнув с его колен, сказала:

– Конечно. Я немедленно бегу к Карен на Вашингтон-сквер.

– Но побудь со мной еще хоть немного, – проворчал он. – Неужели ты не можешь сходить к Карен в другой раз?

– Нет. Я и так совсем ее забросила, а кроме того…

– И меня тоже бросаешь…

Он нажал кнопку звонка. Вошла сестра.

– На сегодня прием окончен, мисс Харриган.

А когда сестра вышла, позвал:

– Ну, иди ко мне.

– Нет.

– Ты хочешь, чтобы я, как дурачок, бегал за тобой по всему кабинету? Ловил тебя?

– О, Дикки, милый, пожалуйста, не надо.

Ева энергично пудрила свой носик.

– Я должна пойти к Карен.

– Откуда вдруг такая любовь к Карен?

– Ну, пусти меня, Дикки. Я хочу все рассказать ей, дурачок ты этакий. Я просто должна хоть кому-нибудь рассказать!

– Ну, тогда я, пожалуй, немного вздремну, – сказал он. – Когда у тебя поднимается подбородок, спорить с тобой бесполезно. А я всю ночь не спал, сидел у кровати миссис Мартин. Я держал ее за руку и внушал ей, что рожать ребенка совсем не страшно, все равно что удалить зуб.

– О, бедняжка!

Ева поцеловала его.

– А она хорошенькая? Ну ладно, не буду. Спи.

– Вечером увидимся? В конце концов, надо же отпраздновать.

– Конечно.

Ева убежала.

Она появилась на залитой солнечными лучами Парк-авеню именно с таким видом, какой и должен быть у девушки перед свадьбой. Она сияла от счастья. Швейцар мило улыбнулся ей, а шофер такси бросил зубочистку и поспешил открыть ей дверцу.

Она дала адрес Карен и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Итак, наконец-то. Теперь уже свадьба не за горами. И не просто какая-нибудь свадьба, а с Ричардом. Конечно, будет масса сплетен о том, как она бросилась к нему на шею, как подцепила его. Ну и пусть их болтают. Они просто завидуют. И чем больше будут ей завидовать, тем счастливее будет она. Ей хотелось, чтобы все женщины мира завидовали ей. Миссис Ричард Барр Скотт… звучит отлично.

Такси остановилось перед домом Карен. Ева вышла, расплатилась с шофером и остановилась полюбоваться на Вашингтон-сквер. Было четыре часа дня.

Послеполуденное солнце ярко освещало геометрические фигуры газона, фонтаны и бесчисленных нянек с разноцветными детскими колясочками. Взглянув на колясочки, Ева вспыхнула. В последнее время она что-то часто стала думать о детях. Потом ей пришло на ум, что если они с Ричардом после свадьбы не смогут жить в Вестчестере или на Лонг-Айленде, то самым подходящим местом для них будет домик вроде домика Карен. Это самый красивый дом в Нью-Йорке. С достаточным количеством спальных комнат… с красивыми драпировками…

Она позвонила.

Ева с отцом жили в обыкновенной квартире на 60-й улице. Несмотря на все хлопоты и суету, на то, что они вложили в нее большие деньги, квартира все-таки оставалась самой обыкновенной квартирой. Но доктор Макклур категорически отказывался переезжать куда бы то ни было. Он должен был находиться в двух шагах от Онкологического института. И конечно, собственный дом для них был совершенно ненужной роскошью, поскольку Евы почти никогда не было дома, а доктор Макклур чуть ли не жил в лаборатории. И Ева очень радовалась, что Карен и доктор Макклур в самое ближайшее время тоже поженятся. Когда она уедет, он не будет таким покинутым и одиноким в этой ужасной квартире.

Дверь ей открыла незнакомая служанка. Это удивило Еву. Она вошла в вестибюль и спросила:

– Мисс Лейт дома? – Вопрос глупый, но его обычно всегда задают.

– Да, мисс. А кто ее спрашивает?

Служанка была мрачная молодая девушка, и, видимо, довольно неопытная.

– Ева Макклур. О, пожалуйста, не докладывайте обо мне, я своя, – сказала Ева. – А что случилось с Элси?

– Ее уволили, – слегка оживилась девушка.

– Значит, вы здесь новенькая?

– Да, мисс, я здесь три недели.

– Боже мой, – испугалась Ева. – Так давно! А где мисс Лейт? В саду?

– Нет, наверху.

– Тогда я пойду прямо туда.

Ева легко взбежала наверх по широкой лестнице, оставив в вестибюле немного опешившую служанку.

Нижний этаж дома Карен и помещения для прислуги имели вполне современный западный вид, приданный им модным декоратором. Но наверху царили Карен и восточный стиль. Спальни в японском стиле были все заставлены японской мебелью и различными безделушками, которые Карен привезла из Токио, из дома отца. «Как жаль, – думала Ева, поднимаясь наверх, – что так мало людей имеют доступ в верхние комнаты Карен. В них так много интересного, они как уголки музея».

Ей показалось, что одетая в кимоно фигура проскользнула в дверь гостиной. Ева поспешила догнать ее.

Конечно, это Кинумэ, старая служанка Карен. Ева совершенно ясно видела фигурку маленькой чужестранки, когда та входила в спальню Карен и закрывала за собой дверь. И прежде, чем Кинумэ исчезла за дверью, Ева успела заметить, что у нее в руках были листок японской почтовой бумаги и маленький конверт с изящным рисунком из розово-желтых хризантем.

Когда Ева собиралась постучать в дверь Карен, она открылась и на пороге показалась маленькая фигурка Кинумэ. В руках у нее теперь ничего не было, и она что-то говорила на своем свистящем языке.

– Ои дамарэ, – услышала Ева раздраженный голос из комнаты.

– Люди уходить, насаи окасан, – просвистела Кинумэ, закрывая дверь и поворачиваясь.

Увидев Еву, старая японка свое удивление выразила единственным известным Еве способом: легким расширением глаз.

– Ло, Ева. Давно не приходить видеть мисси.

– Хелло, Кинумэ, – сказала Ева. – Я знаю, и мне ужасно стыдно. Как поживаешь, Кинумэ? Как поживает Карен?

– Я хорошо, – ответила Кинумэ, не отходя от двери, – мисси нехорошо.

– Разве Карен?.. – испугалась Ева.

Но сморщенные губы японки были плотно сжаты.

– Нельзя видеть мисси сейчас, – заявила Кинумэ. – Мисси писать. Она скоро кончать.

Ева засмеялась.

– Я ни за что на свете не решилась бы помешать знаменитой писательнице. Я подожду.

– Пойду сказать мисси, что вы здесь.

Кинумэ повернулась, чтобы пойти.

– О, не беспокойся. Я никуда не спешу. Я могу посидеть немного и почитать книгу, или еще что-нибудь.

Кинумэ поклонилась, запрятав маленькие ручки в рукава, и ушла, закрыв за собой дверь в коридор.

Оставшись одна, Ева сняла шляпу, жакет и подошла к зеркалу причудливой формы, чтобы поправить прическу и полюбоваться собой. Она решила, что завтра же непременно сделает перманент и вообще волосы уже пора помыть. Потом открыла сумочку, достала губную помаду и подумала: привезет ли ей доктор Макклур такую же помаду, какую она видела у Сузи Хотчкисс. Мистер Хотчкисс привез Сузи из Парижа замечательный набор косметики. Она три раза провела пальчиками по губам и затем положила новый слой помады. Поцелуи Дика несколько сломали линию ее губ, и он так и не дал поправить ее. Если верить рекламе, то помада не должна размазываться, однако она размазалась. Ева решила больше не покупать помаду этой фирмы.

Потом она подошла к окну и взглянула на дремавший в послеполуденном солнце японский садик.

На окнах были железные решетки. Бедная Карен! И зачем она, как только купила этот дом, поставила на все окна железные решетки? Взрослая женщина! Это просто какой-то абсурд! Она почему-то всего боялась в Нью-Йорке. И зачем тогда было уезжать из Японии?

Ева бросилась на одну из изящных японских кушеток. В комнате стояла уютная тишина: самое подходящее место для мечтаний. В саду щебетали птички. Гостиная и спальня Карен были расположены в задней части дома, окнами в сад, и детские крики только чуть слышно доносились из сквера на площади… Как приятно помечтать о Ричарде, о том, как они поженятся. Еве очень захотелось, чтобы в этот момент Ричард, ее милый Дикки, оказался здесь в ее объятиях. Бедняжка Дик. Он так огорчился, когда она убежала от него. Как ребенок, у которого отняли шоколадку.

За дверью в спальне не слышалось ни единого звука. Ева взяла со столика первую попавшуюся книгу и начала лениво перелистывать страницы.