Текст книги "Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…"

Автор книги: Алистер Маклин

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Он спросил:

– Это правда? Насчет Даннета?

– Боюсь, что да, – ответил Тараккиа. – Кто-то здорово его отделал. Один или несколько негодяев.

– О боже ты мой! Но за что?!

– Похоже, что с целью ограбления…

– Ограбление? Среди бела дня? Поистине цивилизация дает сладкие плоды! И когда это случилось?

– Да не более десяти минут назад. Когда он уходил, Вилли и я были в баре. Было ровно пять. Я как раз спросил время у бармена, потому что мне должны были звонить. И когда Даннет вернулся, мы все еще находились в баре, и я заметил время по своим часам, подумал, что это, возможно, поможет полиции. Было двенадцать минут шестого. Он не мог далеко уйти за это время.

– Где же он сейчас?

– У себя в номере.

– Почему же вы трое…

– Там врач. Он нас выставил.

– Ну меня-то он не выставит! – сказал Мак-Элпайн уверенным тоном.

Он оказался прав. Спустя минут пять первым в коридоре появился врач, а еще минут через пять из номера вышел и Мак-Элпайн. Глаза его метали молнии и в то же время выражали глубокое беспокойство. Он прошел прямо к себе.

Тараккиа, Нойбауер и Рори сидели за столиком у стены, когда в холле появился Харлоу. Если он их и видел, то не обратил на них никакого внимания и прошел через холл прямо к лестнице. Два или три раза он слабо улыбнулся в ответ на робкие приветствия и почтительные улыбки, но вообще лицо его сохраняло свойственное ему бесстрастное выражение.

– Согласитесь, что нашего Джонни не очень-то волнуют вопросы жизни, – заметил Нойбауер.

– Держу пари, что ему на все наплевать, – сказал Рори. – Его нельзя было обвинить в злословии, ибо он еще не овладел этим искусством, но он явно шел к этому. – Держу пари, что и вопросы смерти его не очень то волнуют. Даже если бы шла речь о его родной бабушке, он бы…

– Рори! – Тараккиа предостерегающе поднял руку. – Не давай слишком много воли своему воображению. Ассоциация гонщиков Гран-При – очень почетное учреждение. У нас, как говорится, хорошее общественное лицо, и мы не собираемся его портить. Конечно, мы рады, что ты – на нашей стороне, но несдержанный язык может только навредить всем, кто имеет к делу хоть какое-то отношение.

Рори злобно взглянул сперва на одного, потом на другого, поднялся и удалился с напыщенным видом.

Нойбауер заметил с грустью:

– Боюсь, Никки, что эта молодая и горячая голова вскоре испытает несколько самых неприятных минут в своей жизни.

– Это ему, конечно, не повредит, – ответил Тараккиа. – Да и нам с тобой – тоже.

Пророчеству Нойбауера суждено было сбыться удивительно скоро.

Харлоу закрыл за собой дверь и устремил взор на неподвижно лежащего Даннета, лицо которого, несмотря на добросовестное отношение и опытные руки врача, выглядело так, будто он всего несколько минут назад стал жертвой грандиозной автомобильной аварии и избежал смерти только чудом. Говоря по совести, разглядеть его лицо было довольно трудно, так как оно почти все было залеплено пластырем, под которым скрывались ссадины и кровоподтеки. Торчал только нос, да и тот был в два раза толще, чем обычно, и виделся совершенно заплывший глаз, отливавший всеми цветами радуги. О недавних превратностях его жизни красноречиво говорили и швы на лбу и верхней губе.

Харлоу сочувственно пощелкал языком, бесшумно вернулся к двери и рывком распахнул ее. В номер буквально ввалился Рори, растянувшись во весь рост на великолепных мраморных плитах Вилла-отеля Чессни.

Не сказав ни слова, Харлоу склонился над ним, запустил пальцы в его черные курчавые волосы и, подняв, поставил его на пол.

Рори тоже не проронил ни слова, издав лишь пронзительный, идущий из глубины души крик, вызванный нестерпимой болью.

Все так же молча Харлоу мертвой хваткой вцепился в ухо Рори, провел его маршем по коридору к номеру Мак-Элпайна, постучал в дверь и вошел, влача за собой Рори, по лицу которого текли слезы.

Мак-Элпайн лежал на кровати, он приподнялся на локте, а лицо его вспыхнуло от ярости при виде столь жестокого обращения с его единственным сыном, но эта ярость сразу погасла, когда он увидел, что это обращение исходило от Джонни Харлоу.

Харлоу сказал:

– Я знаю, что я сейчас не очень-то в милости у членов команды «Коронадо». Знаю также, что это – ваш сын. Но если я еще раз увижу, что этот юный бродяга шпионит, подслушивая под дверью, я как следует его отколочу.

Мак-Элпайн взглянул на Харлоу, потом на Рори и снова на Харлоу.

– Не верю. Не хочу этому верить… – Голос его прозвучал тускло и до странности неубедительно.

– Мне безразлично, верите вы или нет. – Гнев Харлоу как будто испарился и лицо его вновь приняло свойственное ему бесстрастное выражение. – Но Даннету, конечно, вы поверите. Пойдите и спросите. Я был у него в номере и открыл дверь слишком неожиданно для нашего юного друга. Он так плотно налегал на нее, что даже грохнулся на пол. Я помог ему встать, ухватив за волосы. По этой причине у него и слезы на глазах.

Мак-Элпайн взглянул на Рори взором отнюдь не отеческим.

– Это правда?

Рори вытер глаза рукавом и, с угрюмой сосредоточенностью уставившись на носки своих ботинок, благоразумно промолчал.

– Предоставьте его мне, Джонни… – Мак-Элпайн не то чтобы рассердился или расстроился, казалось, он просто очень, очень устал. – И прошу прощения, если обидел вас. Я вовсе не сомневался в том, что вы сказали правду.

Харлоу кивнул, вернулся в номер к Даннету, запер за собой дверь и под молчаливым взглядом Даннета начал тщательно обыскивать комнату. Несколько минут спустя, явно неудовлетворенный поисками, он зашел в примыкавшую к номеру ванную, пустил сильную струю воды из крана и из душа, потом, оставив дверь открытой, вернулся в комнату. В шуме льющейся воды даже самый чувствительный микрофон не способен уловить звуки человеческой речи хотя бы с минимальной отчетливостью.

Даже не сказав «с вашего разрешения», Харлоу обшарил все карманы в одежде, которая была на Даннете и момент нападения. Водворив все на место, он взглянул на него, на порванную рубашку и на светлую полоску, оставленную на загорелой руке ремешком от часов.

– Вам не приходило в голову, Алексис, что некоторые ваши действия кое-кому не по вкусу и что эти люди попытаются отбить у вас охоту продолжать в том же духе? – спросил он.

– Интересно… Чертовски интересно. – Голос Даннета, естественно, звучал так глухо и невнятно, что опасения насчет микрофона казались почти излишними. – Почему в таком случае они не попытались отбить у меня эту охоту навсегда?

– Только идиот убивает без надобности. А мы ведь с вами замахнулись не на идиотов. Впрочем, в какой-то момент… Короче говоря, кто знает? Ну, ладно. Забрали все: бумажник, мелочь, часы, запонки, даже полдюжины ваших авторучек и ключи от машины. Словно действовали по списку, согласны?

– Черт с ним, со всем этим! – Даннет сплюнул кровь в кусочек марли. – Самое скверное, что пропала та кассета…

Харлоу неуверенно посмотрел на Даннета, а потом смущенно кашлянул.

– Ну и пусть себе пропадает, Алексис…

Единственным живым местом на лице Даннета был его опухший правый глаз, и именно его, после минутного недоумения, Даннет использовал весьма эффективно, гневно обратив его на Харлоу и вложив в этот взгляд максимум подозрительности.

– Что вы хотите этим сказать, черт бы вас побрал!

Харлоу с отсутствующим видом смотрел куда-то в пространство.

– Откровенно говоря, Алексис, я действительно немного виноват перед вами, но та кассета, из-за которой вы сокрушаетесь, цела и невредима. Она находится в сейфе отеля. А та, что забрали ваши друзья, то есть та, которую я вам дал, не содержала ничего компрометирующего.

Лицо Даннета, насколько это можно было видеть, начало мрачнеть от гнева, он даже попытался приподняться, но Харлоу мягко, хотя и решительно, заставил его снова опуститься на подушки.

– Не надо только волноваться, Алексис, – сказал он. – Вам же будет хуже. А потом – у меня не было другого выхода. Они за мной следили, и мне надо было как-то вывернуться – иначе мне была бы крышка. Но, видит бог, я никак не мог подумать и даже предположить, что они так поступят с вами. – Он помолчал и добавил: – Но я таки вывернулся…

– Не советую быть таким уверенным. – Даннет сказал это уже мирным голосом, хотя в глазах его продолжал светиться гнев.

– Я не так уверен, но посудите сами, Алексис: когда они проявят пленку, то обнаружат микрофотографии – почти сто штук, и все это будут фотографии газотурбинного двигателя. Конечно, они придут к выводу, что я такой же, как и они, преступник, но только по части промышленного шпионажа, так что я не стану им поперек дороги. И они перестанут мною интересоваться.

Даннет посмотрел на него каким-то невидящим взглядом.

– Ну и хитер мерзавец! И как только можно было придумать такое!

– Иногда можно, – ответил Харлоу и направился к двери. Открыв ее, он снова повернулся к Даннету. – Тем более, что все это получилось за чужой счет.

Глава 7

На следующий день на пункте обслуживания «Коронадо» взъерошенный Мак-Элпайн и изрядно потрепанный в результате нападения Даннет вели приглушенный, но очень страстный спор. На лицах обоих была написана тревога.

Мак-Элпайн, кроме того, даже не пытался скрыть душившую его ярость.

– Но бутылка пуста! Понимаете? – говорил он. – Пуста до последней капельки! Я сам только что проверял… О господи! Да я просто не могу выпустить его на трассу, ведь он еще кого-нибудь угробит!

– Если вы снимете его с соревнования, вам придется объяснить представителям печати, по какой причине вы это сделали. А это, в свою очередь, вызовет сенсацию и международный скандал. Причем такого масштаба, какого спорт не видел уже лет десять. Не говоря уже о том, что это, ко всему прочему, убьет Джонни, с профессиональной точки зрения, разумеется…

– Пусть лучше погибнет как профессионал, зато больше никого не угробит.

Даннет предложил:

– Разрешите ему участвовать в первых двух заездах. Пели вы увидите, что он лидирует, то оставите его в покое: будучи лидером, он никого не сможет угробить. Если он лидировать не будет, то вы снимете его с дистанции. А для прессы мы что-нибудь придумаем. Во всяком случае, вы должны помнить, что он сделал вчера, влив в себя такую же порцию спиртного.

– Вчера ему просто повезло. А сегодня…

– А сегодня уже слишком поздно что-либо менять.

– Да, сегодня уже слишком поздно.

Даже на расстоянии нескольких футов рев двадцати четырех стартующих автомобилей ударил по нервам, потрясая внезапностью и оглушительностью звука. Мак-Элпайн и Даннет переглянулись и одновременно пожали плечами – это была единственно возможная реакция в данной ситуации.

Первым гонщиком, уже несколько оторвавшимся от Никола Тараккиа, был Харлоу в своем светло-зеленом «коронадо». Мак-Элпайн повернулся к Даннету и сказал мрачным тоном:

– Первая ласточка не делает весны…

Во время восьмого заезда, а может быть, и раньше, Мак-Элпайн начал сомневаться в своих орнитологических познаниях. У него был даже слегка ошеломленный вид. Брови Даннета тоже медленно, но неуклонно ползли вверх. Выражение на лице Джейкобсона едва ли свидетельствовало о душевной радости, в то время как Рори буквально исходил злобой, хотя и пытался это скрыть. Только Мери открыто и щедро проявляла свои чувства – лицо ее светилось от радости.

– Еще только восьмой заезд, а у него уже три рекорда! – сказала она, словно сама себе не веря. – Три рекорда из восьми…

Но к концу девятого заезда эмоции всех присутствовавших на пункте команды «Коронадо», столь явно отражавшиеся на лицах, радикально изменились. Джейкобсон и Рори теперь уже пытались скрыть радостное выражение, а Мери тревожно грызла свой карандаш. Мак-Элпайн был мрачен, как грозовая туча, но к этой мрачности примешивалась еще и глубокая тревога.

– Опоздал уже на сорок секунд! – произнес он. – На сорок секунд! Все прошли, а его даже не видно… О боже ты мой! И что там стряслось с ним?

– Может, обзвонить контрольные пункты? – предложил Даннет.

Мак-Элпайн кивнул, и Даннет стал названивать. Первые два звонка не дали никаких сведений, и Даннет уже начал звонить на третий контрольный пункт, когда на трассе появился светло-зеленый «коронадо» Харлоу и остановился на пункте обслуживания. Судя по звуку мотора, с автомобилем было все в порядке, чего, однако, нельзя было сказать о Харлоу, когда он вылез из машины и снял очки, – глаза его были тусклые и налитые кровью. С минуту он смотрел на всех как будто сквозь пленку, а потом развел руками. Сомнений быть не могло – руки заметно дрожали.

– Очень сожалею. Пришлось остановиться. Двоится в глазах. Не видел дороги… Да и сейчас плохо вижу…

– Переодевайтесь! – мрачный и резкий тон Мак-Элпайна заставил всех вздрогнуть. – Я отвезу вас в больницу!

Харлоу какое-то мгновение помедлил, хотел что-то сказать, но потом повернулся и, пожав плечами, пошел прочь.

Даннет спросил, понизив голос:

– Надеюсь, вы повезете его не к нашему врачу?

– Я повезу его к моему другу. Он не только крупный окулист, но и вообще широко образованный врач. Но мне нужен от него сущий пустяк – небольшая проверка. Эту проверку я не мог бы сохранить в тайне, если бы обратился к нашему врачу.

Даннет спросил тихо, почти печально:

– Хотите проверить наличие алкоголя в крови?

– Вот именно! Всего один анализ крови мне и нужен…

– И на этом закончится путь суперзвезды гонок Гран-При?

– Да, на этом и закончится!

Для человека, имеющего все основания полагать, что его профессиональная карьера закончена, Харлоу, сидевший расслабившись в больничном коридоре, выглядел уж слишком спокойным и невозмутимым. Он даже покуривал сигарету, что было ему несвойственно, а рука, в которой он держал сигарету, казалось, была высечена из мрамора – так она была тверда.

Харлоу задумчиво смотрел на дверь в дальнем конце коридора. За этой дверью Мак-Элпайн, всем своим видом выражая недоверие и замешательство, разговаривал с врачом, доброжелательным бородатым пожилым человеком, который сидел за столиком напротив, скинув пиджак.

– Не может быть! – сказал Мак-Элпайн. – Не может этого быть. Это просто исключается! Или я не так понял? Вы хотите сказать, что у него в крови не нашли никаких следов алкоголя?

– Исключается это или не исключается, но я констатирую только факт. Мой опытный коллега проверял дважды – у него в крови не больше алкоголя, чем у человека, который всю жизнь был закоренелым трезвенником.

Мак-Элпайн покачал головой.

– Не может этого быть, – повторял он. – Послушайте, профессор, у меня есть доказательства.

– Для нас, многострадальных врачей, нет ничего невозможного. Скорость усвоения алкоголя у разных людей различна. Вы даже не поверите мне, если я скажу, насколько она различна. И у такого молодого и явно очень здорового человека, как этот ваш друг…

– Но глаза!.. Вы видели его глаза! Мутные, налитые кровью…

– Ну, на это могло быть полдюжины разных причин…

– А расстройство зрения?

– Глаза у него вполне нормальные. А как хорошо он видит, об этом пока сказать трудно. Иногда бывает, что глаза сами по себе совершенно здоровы, но поврежден зрительный нерв. – Он поднялся. – Я бы сделал целую серию проб. Но, к сожалению, сейчас не могу, меня ждут в операционной. Может быть, ваш молодой человек сможет зайти сюда вечерком, часов в семь?

Мак-Элпайн ответил, что тот обязательно придет, поблагодарил врача и вышел. Подойдя к Харлоу, он взглянул на сигарету, которую тот держал в руках, потом на Харлоу, потом – опять на сигарету, но не сказал ни слова. Все так же молча оба они вышли из больницы, сели в машину Мак-Элпайна и поехали обратно по дороге в Монцу.

Харлоу первым нарушил молчание:

– Вы не думаете, – начал он кротким голосом, – что мне, как лицу заинтересованному, не мешало бы знать, что сказал врач?

– Пока – ничего, – отрывисто бросил Мак-Элпайн. – Хочет провести серию проб. Первая – сегодня вечером, в семь часов.

– Думаю, что вряд ли это нужно, – все тем же кротким голосом возразил Харлоу.

Мак-Элпайн вопросительно посмотрел на него.

– Как вас понимать?

– В полмиле отсюда находится небольшая закусочная. Остановите там машину, пожалуйста, Мне нужно поговорить с вами кое о чем.

В семь часов вечера – то есть в тот час, когда Харлоу, как предполагалось, должен был находиться в больнице, Даннет сидел в номере Мак-Элпайна. Оба выглядели как на похоронах. И в руках у них были бокалы с виски.

Даннет сказал:

– О боже мой, Джеймс! Так он тебе и сказал? Что у него сдали нервы, что знает, что он уже конченый человек, и спросил, не может ли он расторгнуть контракт?

– Именно так и сказал… Нечего, мол, играть в прятки! Хватит пускать пыль в глаза, особенно самому себе. Один бог знает, сколько мужества понадобилось парию, чтобы высказать все это.

– А как насчет виски?

Мак-Элпайн отхлебнул из своего стакана.

– А насчет виски финал был довольно комичным, представьте себе! Говорит, что терпеть не может это чертово зелье и благодарен, что есть причина никогда не дотрагиваться до него.

Теперь настала очередь Даннета приложиться к своему бокалу.

– И что же теперь с ним будет, с вашим бедолагой? Только не подумайте, Джеймс, – я прекрасно понимаю, чего это стоит вам. Вы теряете лучшего гонщика… Но сейчас меня больше беспокоит Джонни.

– Меня – тоже. Но что делать? Что делать?!

А человек, явившийся причиной всех этих переживаний, был удивительно невозмутим. И для виновника величайшего поражения в истории автогонок Джонни Харлоу выглядел необыкновенно бодро. Находясь у себя в номере и завязывая перед зеркалом галстук, он даже что-то насвистывал, хотя и почти беззвучно. Иногда он ненадолго замолкал и улыбался какой-то затаенной мысли. Наконец он надел куртку, вышел из номера, спустился в холл и, заказав в баре стакан сока, сел за ближайший столик.

Не успел он отпить и глотка, как в холл вошла Мери и подсела к нему.

Обеими руками она крепко сжала его руку.

– Джонни! – прошептала она. – О, Джонни!

Харлоу устремил на нее печальный взгляд.

А она продолжала:

– Папа мне только что все сказал… Что теперь нам делать, Джонни?

– Нам?

Она молча смотрела на него. Потом отвела глаза и сказала:

– В один день потерять двухлучших моих друзей…

В ее голосе звучали слезы.

– Двух лучших друзей? Что вы имеете в виду?

– Я думала, вы знаете… – По ее щекам потекли слезы. – У Генри плохо с сердцем. Он вынужден бросить эту работу.

– Генри? О боже ты мой! – Харлоу сжал ее руки и устремил взгляд куда-то в пространство. – Бедный старый Генри! Что же с ним теперь будет?

– О, насчет его судьбы можно не беспокоиться. Папа устраивает его у себя в Марселе.

– Ну, в таком случае это, пожалуй, к лучшему. Генри уже тяжеловато справляться со своей работой.

Несколько секунд Харлоу задумчиво молчал, потом положил свою руку на ее.

– Ты знаешь, Мери, что я тебя люблю, – сказал он. – Ты должна знать об этом. Можешь подождать меня немного, я скоро вернусь.

Минутой позже Харлоу был уже в номере Мак-Элпайна. Там же находился и Даннет, у которого был такой вид, будто он лишь с трудом удерживается, чтобы не дать выход гневу. Мак-Элпайн был сильно расстроен. Он то и дело тряс головой.

– Нет, нет и нет! – говорил он. – Ни за что, и ни при каких обстоятельствах! Таких вещей не делают! Сегодня он побивает рекорды, а завтра тащит по тем же дорогам неуклюжий транспортировщик? Посмейте сделать такое – и вы сразу же станете посмешищем всей Европы!

– Возможно, вы правы. – Голос Харлоу прозвучал спокойно и без тени горечи. – Неужели вы считаете, что я был бы меньшим посмешищем, если бы люди узнали о действительной причине моего ухода, мистер Мак-Элпайн?

– Мистер Мак-Элпайн! Мистер Мак-Элпайн! – обиделся тот. – Я по-прежнему для вас Джеймс, мой мальчик. И всегда был Джеймсом.

– Но больше не будете, сэр. Вы могли бы объяснить мой уход расстройством зрения. Сказать, что я остался при вас как специалист-консультант. Что может быть естественнее? Кроме того, как же вы действительно обойдетесь без водителя?

Мак-Элпайн медленно покачал головой, давая понять, что решение его окончательное.

Джонни Харлоу никогда не будет шофером ни одного из моих транспортировщиков – и точка!

С этими словами Мак-Элпайн закрыл лицо руками, Харлоу взглянул на Даннета, и тот резким движением указал ему на дверь. Харлоу кивнул и вышел.

После нескольких секунд томительного молчания Даннет сказал, тщательно выбирая слова и без всяких эмоций в голосе:

– Вы и на мне поставили точку. Ну что же, прощайте, Джеймс Мак-Элпайн. Общаться с вами мне всегда доставляло высшую радость – всегда, кроме этих последних минут…

Мак-Элпайн отнял руки от лица, медленно поднял голову и с удивлением уставился на Даннета.

– Что это значит, Алексис? Я вас не понимаю.

– Что ж тут непонятного? Я слишком ценю свое здоровье, чтобы каждый раз расстраиваться, вспоминая о том, что вы сделали. Ведь для этого мальчика вся жизнь – в автоспорте. Это все, что он знает, и теперь в целом мире для него нет места. И я бы хотел напомнить вам, Джеймс Мак-Элпайн, что за четыре коротких года «коронадо» из никому не известной рядовой машины превратилась в прославленный гоночный автомобиль, в чемпиона Гран-При, – и благодаря чему! Только благодаря одному – несравненному водительскому таланту этого мальчика, которому вы только что указали на дверь. Не вы, Джеймс, отнюдь не вы, а Джонни Харлоу создал «коронадо». Но вы не можете допустить, чтобы ваше имя связывали с провалом – и он стал вам больше не нужен. Вы выбросили его, как ненужную вещь. Надеюсь, сегодня вы будете спать спокойно, мистер Мак-Элпайн! Еще бы! У вас есть все основания гордиться собой!

Даннет повернулся, собираясь уйти. Со слезами на глазах Мак-Элпайн тихо произнес:

– Алексис…

Даннет обернулся.

Мак-Элпайн сказал!

– Если вы когда-нибудь заговорите со мной таким тоном, я сверну вам шею. Я устал, смертельно устал. Я хочу немного вздремнуть до обеда. Ступайте и скажите этому парню, что он – черт бы его подрал! – может занимать любую должность в команде «Коронадо», хоть мою, если ему угодно.

– Я понимаю, что был чертовски груб с вами, – сказал Даннет. – Прошу вас принять мои извинения… И большое вам спасибо, Джеймс.

Мак-Элпайн слабо улыбнулся.

– Значит, я снова не «мистер Мак-Элпайн»?

– Я же сказал вам: «Спасибо, Джеймс!»

Они улыбнулись друг другу, и Даннет вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он спустился в холл, где сидели Харлоу и Мери, не дотрагиваясь до своих стаканов. Атмосфера глубокой подавленности и уныния почти осязаемо нависла над их столиком.

Даннет с полным стаканом в руке отошел от бара и приблизился к их столику. Подняв свой стакан, он, широко улыбаясь, произнес:

– За здоровье водителя самого скоростного транспортировщика в Европе!

Харлоу не притронулся к питью.

– Алексис, – сказал он, – сегодня я менее всего расположен к шуткам.

Даннет весело сказал:

– Мистер Джеймс Мак-Элпайн внезапно и решительно изменил свои намерения. Его последними словами были: «Ступайте и скажите этому парню, что он – черт бы его подрал! – может занимать любую должность в команде „Коронадо“, хоть мою, если ему угодно».

Харлоу покачал головой, и Даннет сразу быстро добавил:

– Честное слово, Джонни, я вас не разыгрываю.

Харлоу снова покачал головой.

– В этом я не сомневаюсь, Алексис, Я просто ошеломлен. Как это вам удалось, черт возьми? Впрочем, не говорите мне, может, так оно будет и лучше. – Он едва заметно улыбнулся. – Только я не уверен, что мне действительно хочется занять должность Мак-Элпайна.

– О, Джонни! – Глаза Мери были полны слез. Но это были не горькие слезы, лицо ее сияло. Она поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Харлоу, хотя и вздрогнул от неожиданности, но не был смущен.

– Молодец, девочка! – одобрительно заметил Даннет. – Последнее «прости» – водителю самой скоростной грузовой машины в Европе!

Она вскинула на него глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Транспортировщик сегодня вечером отправляется в Марсель. И кто-то должен его вести. А кто водит транспортировщик? Естественно, его водитель.

– О боже ты мой! – вырвалось у Харлоу. – Об этом я как-то не подумал! Уже сегодня?

– Вот именно. И, кажется, дело весьма срочное. По-моему, вам лучше сейчас же пойти к Джеймсу.

Харлоу кивнул, поднялся в свой номер, надел темные брюки, темно-синий свитер и кожаную куртку и отправился к Мак-Элпайну. Тот лежал на кровати и выглядел совсем больным.

– Должен признаться, Джонни, что мое решение во многом было продиктовано моими интересами, – сказал он. – Твидлдом и Твидлди, хотя и хорошие механики, не могли бы вести даже автокар. Джейкобсон уже отбыл в Марсель, чтобы подготовить все к завтрашней погрузке. Я понимаю, что прошу многого, но мне нужно, чтобы завтра в полдень на тренировочном треке и Виньоле была наша новая машина-икс, четвертый номер и запасной двигатель. Нам дали этот трек только на два дня. Знаю, что поездка будет нелегкой и спать вам придется всего пару часов, но погрузку в Марселе надо начать в шесть утра.

– Отлично! Ну а что же мне делать с моим собственным автомобилем?

– Ах, с этим! Вы – единственный водитель транспортировщика в Европе, имеющий собственный «феррари»! Алексис поведет мою машину, а я лично доставлю вашу в Виньоль. А потом вы отведете ее в Марсель и поставите в гараж. Только боюсь, что надолго.

– Понимаю, мистер Мак-Элпайн.

–  МистерМак-Элпайн! МистерМак-Элпайн! Вы уверены, что все это нужно, Джонни?

– Более чем уверен, сэр.

Вернувшись в холл, Харлоу уже не застал там Даннета и Мери. Он снова поднялся наверх, нашел Даннета в его номере и спросил:

– Где Мери?

– Пошла пройтись.

– Сегодня чертовски холодный вечер для прогулки.

– Думаю, что в таком состоянии она вряд ли почувствует холод, – сухо ответил Даннет. – Эйфория… Кажется, это так называется? Вы были у старикана?

– Да. И этот старикан, как вы его назвали, действительно выглядит стариком. За последние шесть месяцев постарел лет на пять.

– На все десять. И это понятно – жена-то у него пропала. Может быть, если бы вы потеряли человека, с которым прожили двадцать пять лет…

– Он потерял нечто большее…

– Например?

– Я и сам не знаю… Присущее ему мужество, веру в себя, энергию, волю к борьбе и победе. – Харлоу улыбнулся. – На этой неделе мы как-нибудь постараемся вернуть ему эти потерянные десять лет.

– Вы – самый нахальный и самоуверенный тип, какого я когда-либо встречал! – с восхищением сказал Даннет. Не получив ответа, он пожал плечами и вздохнул. – Пожалуй, чтобы стать чемпионом мира, нельзя не быть самоуверенным. Так что мы делаем теперь?

– Я отбываю. По дороге захвачу из здешнего сейфа ту маленькую игрушку, которую собираюсь доставить нашему другу на улицу Сен-Пьер. Это надежнее, чем ходить с ней на почту. Как вы смотрите на то, чтобы выпить в баре и удостовериться, не интересуется ли кто моей особой?

– С чего бы они стали вами интересоваться? Они же получили ту самую кассету или считают, что она – та самая, что, в принципе, одно и то же.

– Может быть, считают, а, может быть, и нет. Кроме того, не исключена возможность, что эти нечестивцы передумают, когда увидят, как я вынимаю из сейфа конверт, вскрываю его, бросаю, проверив кассету, и прячу ее в карман. Они же знают, что один раз я их уже надул. Даю голову на отсечение, что их легко заставить подумать, что их надули и во второй раз.

Какое-то время Даннет смотрел на Харлоу так, словно видел его впервые. А когда заговорил, голос его упал до шепота:

– Это хуже, чем просто нарываться на неприятности. Это все равно что заказать самому себе сосновый ящик.

– Ну уж нет! Никакой сосны! Для чемпиона мира – только из лучшего дуба! И с золотыми ручками. Ну как, пошли?

Они спустились в холл. Даннет направился к бару, а Харлоу – в бюро администратора. Пока Даннет оглядывал холл, Харлоу получил свой конверт, вскрыл его, извлек кассету и внимательно ее осмотрел, прежде чем сунуть к себе в карман. Когда он повернулся, собираясь идти, Даннет будто случайно приблизился к нему и сказал вполголоса:

– Тараккиа… У него глаза на лоб полезли. И почти бегом он направился в телефонную будку.

Харлоу молча кивнул, толкнул вращающуюся дверь и, выйдя, почти столкнулся с женщиной в кожаном пальто.

– Мери? Ты что тут… Ведь сейчас чертовски холодно!

– Я только хотела проститься.

– Могла проститься в холле.

– Я не могу на людях.

– К тому же завтра мы уже снова увидимся в Виньоле.

– Правда, Джонни? Уже завтра?

– Ну вот, еще нашелся один неверующий в мой водительский талант?

– Не старайся обратить все в шутку, Джонни. У меня совсем не то настроение. Мне как-то не по себе. Такое чувство, что вот-вот случится что-то ужасное… С тобой…

Небрежным тоном Харлоу ответил:

– Это в тебе говорит твоя полушотландская кровь. Роковое предчувствие, как говорят шотландцы. Только все эти чувствительные души ошибаются на все сто процентов – если это сможет тебя утешить.

– Не смейся надо мной, Джонни… – В ее глазах опять стояли слезы.

Он обнял ее за плечи.

– Смеяться над тобой? С тобой вместе – другое дело. Над тобой – никогда!

– Возвращайся ко мне, Джонни,

– Я всегда буду возвращаться к тебе, Мери.

– Что? Что ты сказал?

– Оговорился. – Он прижал ев к себе, быстро поцеловал в щеку и шагнул в сгущающуюся темноту.