Текст книги "Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…"

Автор книги: Алистер Маклин

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

10

В такси по дороге на Вашингтон-сквер Эллери спросил:

– Знал ли кто-нибудь заранее, что вы собираетесь пойти к Карен Лейт в понедельник днем?

– Никто. Кроме Дика. – Ева положила свою головку на плечо доктора Макклура. – И Дик узнал об этом всего за несколько минут до моего ухода.

– Значит, вы внезапно решили пойти туда?

– Да.

– Тогда Терри Ринг ошибается. Это не может быть сознательной подтасовкой фактов с целью оклеветать вас.

К их величайшему изумлению, в доме на Вашингтон-сквер они встретили неугомонного мистера Ринга. Он обменивался острыми шуточками с инспектором Квином, все внимание которого, казалось, было занято этой милой словесной перепалкой. Оба Квина взглядами приветствовали друг друга, и Эллери представил отцу доктора Макклура, который имел вид чрезвычайно усталого, больного человека.

– Почему бы вам не поехать домой, доктор? – спросил инспектор. – Вряд ли эти дела доставят вам большое удовольствие. Мы поговорим с вами как-нибудь в другой раз.

Доктор Макклур покачал головой и обнял Еву за талию.

Инспектор кивнул.

– Ну, сынок, картина такова. Все на месте, точно так же, как было, за исключением, конечно, трупа.

Ноздри Эллери раздувались, что служило признаком сосредоточенной умственной работы. Он бросил только мимолетный взгляд на гостиную и сразу же прошел в спальню. Все молча последовали за ним.

Эллери на пороге остановился и долго всматривался в комнату, не двигаясь с места.

– Нашли оружие?

– Как тебе сказать? – ответил инспектор. – Думаю, что нашли.

Эллери несколько удивил такой скромный ответ, он взглянул на отца и начал тщательный осмотр комнаты.

– Между прочим, – поинтересовался он, осматривая письменный стол, – каким образом и зачем мисс Лейт вызывала детектива?

– Она позвонила в Главное управление около девяти часов утра в воскресенье и попросила прислать ей сыщика в пять часов в понедельник. Гилфойл пришел и нашел ее уже мертвой, а около нее мисс Макклур и Терри. А зачем она вызывала, это никому неизвестно, и, вероятно, мы теперь никогда этого не узнаем.

Ева отвернулась. Каждое слово, произносимое этим маленьким старичком, было для нее как удар ножа.

– Ты уверен, что звонила сама Карен Лейт?

– Японская служанка Кинумэ была как раз в этой комнате, когда Карен, звонила.

– Слушай, Терри, – обратился к нему инспектор, – почему бы тебе не рассказать все откровенно? Ты бы нам здорово помог.

– А что именно вас интересует? – спросил Терри.

– Ты несколько раз звонил Карен Лейт во время последнего уик-энда. В частности, ты звонил ей и в воскресенье днем. Это мне сказала О’Мара. Какие дела были у тебя с мисс Лейт?

– А кто сказал, что это были дела? Ой, копы, у меня от вас прямо-таки голова разболелась.

Инспектор Квин только пожал плечами. Он ко всему относился философски. Он может и подождать. Он всегда умел ждать…

Эллери внимательно разглядывал пустую клетку для птиц, висевшую возле низенькой японской кроватки.

– Что это? Чистая символика или в ней действительно была птица?

– Не знаю, – ответил инспектор. – При нас никакой птицы там не было. Мисс Макклур, что, клетка была пустая, когда вы пришли сюда в понедельник?

– Я не помню.

– Пустая, – вставил Терри.

– Может быть, вам что-нибудь известно о птице, обитавшей в этой клетке, доктор?

– Очень немного. Я просто видел ее здесь, и все. Какая-то японская птица, которую Карен привезла из Токио девять лет назад. Она очень любила ее, заботилась о ней, как о ребенке. Кинумэ может рассказать вам подробнее. Они вместе приехали из Японии.

Инспектор вышел, а Эллери неторопливо продолжал осмотр. Он не заглядывал в коридорчик, что был за дверью в мансарду, но внимательно осмотрел задвижку. Доктор Макклур уселся на маленькую японскую табуреточку и закрыл лицо руками. Ева подошла ближе к Терри. В комнате царила атмосфера, не располагающая к разговорам.

Инспектор вернулся вместе с Кинумэ, которая несла в руках клетку несколько иной формы, чем висевшая у кровати. В клетке сидела птица. За Кинумэ шла белая служанка О’Мара. Она остановилась в дверях и выглядывала оттуда с тупым, жадным и в то же время полным страха любопытством.

– Какая красота! – воскликнул Эллери, беря клетку из рук японки. – Вы Кинумэ. Я помню. Вы очень огорчены тем, что ваша хозяйка ушла от вас, Кинумэ?

Старушка опустила красные от слез глаза.

– Это очень большое несчастье, джентльмены, – пробормотала она.

Эллери смотрел то на нее, то на птицу. Они удивительно гармонировали друг с другом. В птице было нечто экзотическое. Голова, крылья и хвост – пурпурные, туловище – пурпурно-шоколадное, на шее чуть заметная белая полоска. У нее был сильный клюв. Птица была крупная: от клюва до конца хвоста не меньше тридцати сантиметров. По всей вероятности, птица за что-то рассердилась на Эллери. Она пристально посмотрела на него своими сверкающими глазами, открыла клюв, и в комнате раздался неприятный хриплый крик.

– Естественная компенсация, – заметил Эллери. – В природе нет совершенства. Обязательно хоть в чем-то малом, но уродство. Кинумэ, как называется эта птица?

– Каши-дори, – просвистела Кинумэ, – по-вашему – сойка. Каши-дори с Лу-Чу. Она из моей страны. Она старая.

– Лучуанская сойка, – задумчиво проговорил Эллери. – Да, действительно, и вид у нее довольно глупый. А почему она не в этой клетке, здесь, в спальне, Кинумэ?

– Иногда птица здесь, иногда внизу. Другая клетка. Всегда в комнате, где солнце. Ночью она кричит, мисси не может спать.

Кинумэ закрыла глаза широким рукавом кимоно и снова заплакала.

– Мисси любила ее. Любила больше всего на свете. Мисси всегда ухаживала за ней.

– И еще как, – раздался вдруг с порога голос служанки О’Мара. Потом, очевидно, испугавшись звука собственного голоса, она быстро огляделась по сторонам и немного попятилась назад.

– Одну минуточку. Что вы говорите? – спросил Эллери.

Она остановилась в нерешительности и стала приглаживать свои волосы.

– Я ничего не говорю, – промычала она.

– Но все же вы что-то сказали?

– А то, что она с ума сходила из-за этой птицы.

Служанка опять стала пятиться к двери, не спуская глаз с инспектора.

– Подойдите сюда, – попросил Эллери. – Вас здесь никто не обидит.

– Что за шум вокруг этой птицы? – проворчал инспектор.

– Никакого шума. Я просто собираю информацию. Скажите, как ваше имя и сколько времени вы здесь живете?

– Дженни О’Мара, три недели.

Теперь она еще сильнее испугалась и из глупого упрямства, бывшего, вероятно, отличительной чертой ее характера, сохраняла свое мрачное настроение.

– Вы ухаживали за птицей?

– Нет, она. Я не прожила здесь и недели, как она заболела. – Девушка презрительно ткнула пальцем в сторону Кинумэ. – Поэтому мне пришлось кормить ее мясом, яйцами и какой-то кашей, а она, чертовка, один раз вылетела из клетки, и мы ужасно долго мучились, никак не могли ее поймать. Забралась на крышу и ни за что не хотела оттуда улетать. Я думала, что мисс Лейт хватит удар, так она волновалась, прямо-таки с ума сходила. И хотела немедленно уволить меня. Она очень часто увольняла служанок. Так мне сказала Элси, что служила здесь до меня. Всех увольняла, кроме вот этой.

– Ах ты гадкая девка! – закричала Кинумэ, сверкнув глазами.

– А ты заткнись, косоглазая!

– Пожалуйста, прошу вас, – вмешался доктор Макклур.

Белая служанка испуганно убежала. Лучуанская сойка снова крикнула.

– Уберите отсюда эту проклятую птицу, – устало попросил доктор.

– Ну и птичка, – с отвращением заметил Терри Ринг.

– Вы можете идти, – сказал Эллери Кинумэ.

Она покорно поклонилась и унесла с собой клетку с птицей.

Когда Эллери разглаживал на письменном столе скомканный листок японской почтовой бумаги, в комнату буквально влетел толстый маленький джентльмен в накрахмаленном парусиновом костюме и с портфелем под мышкой. На ходу он старательно вытирал свою лысину носовым платком.

– Я Морель, – объявил он писклявым голоском. – Адвокат мисс Лейт. Хелло, инспектор. Хелло, мисс Макклур. Ах, какая ужасная трагедия. Несомненно, это дело рук какого-нибудь сумасшедшего. А вы Эллери Квин, конечно? Я видел вашу фотографию.

Он протянул Эллери свою влажную руку.

– Да, – сказал Эллери. – Я полагаю, вы знакомы со всеми, за исключением мистера Ринга.

– Мистер Ринг, здравствуйте.

Морель искоса посмотрел на Терри. Тот только взглянул на его влажную руку…

– Гм, гм… мистер Квин, собственно говоря, что…

– Вы читали это письмо?

– Да, вчера. Странно, почему она не закончила его. А может быть, не странно. Может быть, она была… Я хочу сказать… до того, как окончила письмо…

Адвокат кашлянул.

– Тогда кто же его скомкал? – насмешливо спросил Терри Ринг.

Эллери посмотрел на него и затем прочитал письмо. Оно было написано мелким аккуратным почерком и датировано понедельником.

«Дорогой Морель!

Мои записи свидетельствуют о том, что мне следует получить в Европе за, переводы моих книг значительную сумму денег. Самая большая сумма числится, как вы знаете, за Германией, главным образом потому, что по нацистским законам издатели не имеют права высылать деньги за границу. Я хочу, чтобы вы немедленно составили точный список причитающихся мне выплат. Мне следует получить за мои книги в Испании, Италии, Франции и Венгрии, за фрагменты моих новелл, опубликованные в газетах Дании и Швеции. Постарайтесь добиться немедленной выплаты этих денег. Посмотрите, нельзя ли добиться взаимных расчетов между Хардести и Феттингом. Насколько мне известно, между английскими агентами и немецкими издателями достигнуто соответствующее соглашение по этому поводу».

– А почему, – спросил Эллери, взглянув на Мореля, – мисс Лейт просила заняться этими расчетами вас, мистер Морель?

– Кроме меня, она никому не доверяла. Мне доверяла полностью. Я был ее адвокатом, ее агентом и один бог знает, чем еще.

Эллери продолжал читать:

«Морель, я хочу попросить вас сделать следующее. Это дело величайшей важности и сугубо конфиденциальное. Я знаю, что вполне могу вам довериться, вы никогда не под…»

– Гм-м, – промычал Эллери. – Письмо оборвалось, прежде чем она успела что-либо объяснить. Я думаю, что Терри прав. Она сама почему-то решила не писать этого письма.

– Но очень важно установить, что именно она хотела написать, – пропищал Морель. – Мне бы хотелось знать совершенно определенно.

– А кому не хотелось бы? – проворчал Терри. Доктор Макклур и Ева подошли к письменному столу и еще раз вместе прочитали письмо.

Доктор Макклур сказал:

– По-моему, единственно важным и конфиденциальным документом могло быть новое завещание.

– Нет, сэр. Нет, сэр. Мисс Лейт говорила мне только на прошлой неделе, что ее вполне удовлетворяет старое завещание.

– Значит, завещание все-таки у нее было? – спросил Эллери.

– Да. Она хотела, чтобы после ликвидации ее имущества все деньги были разделены в виде пожертвований между различными образовательными учреждениями…

– Колледжами это называется, – перебил его Терри. Совершенно явно, ему не нравился мистер Морель.

– Определенная сумма, – невозмутимо продолжал адвокат, – предназначается для Имперского университета в Токио. Вам, вероятно, известно, что после смерти отца она там некоторое время преподавала.

– Да, доктор Макклур говорил мне. А как относительно персональных наследников?

– Нет никаких.

– Но, может быть, она хотела изменить свое завещание в связи с предстоящим браком с доктором Макклуром?

– Нет, сэр.

– В этом не было необходимости, – сказал доктор Макклур. – Мое состояние значительно больше, чем ее, и она отлично знала это.

– Просто чудно. Все дело чудное, – заметил Терри.

– И нет никого… ну, кто бы получил выгоду в случае ее смерти?

– Ни единой живой души, – уверенно пропищал Морель. – У мисс Лейт был крупный ежегодный доход от имения умершей дальней родственницы, кажется, она была ей внучатой племянницей. По условиям завещания этой тетушки, мисс Лейт должна была получать ежегодную ренту до достижения ею сорока лет. После чего весь капитал переходил бы в ее полное владение.

– Значит, она умерла богатой женщиной?

– Это зависит от точки зрения, – ответил адвокат. – Богатой? Ха! Я бы сказал, сравнительно богатой. А правильнее сказать – хорошо обеспеченной.

– Но ведь вы сказали, что она унаследовала огромное состояние?

– О, нет. Дело в том, что она умерла, не достигнув обусловленного возраста. Она умерла, не дожив до сорока лет. Сорок лет должно было исполниться только в октябре. Не хватало лишь одного месяца. Боже мой, боже мой!

– Да, это действительно интересно.

– Я бы скорее назвал: «неудачно». Но завещание тетушки предусматривает и такую возможность. Согласно этому завещанию, если мисс Лейт умрет, не достигнув возраста сорока лет, все огромное состояние тетушки переходит к ближайшему родственнику мисс Лейт.

– И кто же это?

– Совершенно никого нет. У нее не было родственников. Одна на всем белом свете. Она сама мне говорила. И, таким образом, теперь тетушкин капитал пойдет различным благотворительным учреждениям, особо указанным в завещании.

В разговор вступил инспектор Квин.

– Доктор Макклур, не было ли у мисс Лейт какого-нибудь разочарованного искателя ее руки?

– Нет. Я был первым и последним.

– Мистер Морель, – спросил Эллери, – может быть, вам что-нибудь известно о личных делах мисс Лейт, что помогло бы нам разрешить загадку ее убийства?

Морель снова энергично потер лысину.

– Не знаю, может быть, это поможет вам? Недавно она говорила мне, что у нее совсем нет врагов.

– Это она так думала, – вставил Терри Ринг.

Морель просверлил его своими маленькими глазками и что-то невнятно пробормотал. Потом вскочил, схватил свой портфель, который он так и не открывал, и ушел.

Эллери сказал:

– Вы знаете, все очень странно. Перед нами женщина, у которой в жизни было буквально все. Смерть для нее могла означать только жестокое несчастье. Она была знаменита: она только что получила самую высокую на _;граду, на которую может надеяться американский писатель. Потенциально – причем в самом недалеком будущем – она должна была стать очень богатой: через месяц она получила бы большое наследство. Она была счастлива и надеялась в ближайшее время стать еще более счастливой. Она собиралась выйти замуж за избранника своего сердца… И вдруг на самой, так сказать, вершине блаженства наглый убийца лишает ее жизни.

– Я просто ничего не могу понять, – пробормотал доктор Макклур.

– Зачем вообще люди совершают преступления? Ради выгоды? Но после ее смерти ни один человек не получил бы ни пенни, за исключением, конечно, некоторых учебных заведений, которые вряд ли можно подозревать в убийстве. Из ревности? Но совершенно очевидно, в ее жизни никогда не было любовных интриг. Так что это не может быть «преступлением по страсти». Из ненависти? Но мы слышали, Морель сказал, что у нее не было врагов. Да, действительно, очень странно.

– Хотел бы я знать, что здесь можно предположить, – сказал доктор. В его поведении чувствовалась некоторая принужденность, и Ева невольно отвернулась от него.

– А пожалуй, адвокат-то не так уж неправ, – неожиданно заявил Терри Ринг. – Возможно, это дело рук какого-нибудь сумасшедшего.

Наконец Эллери обратился к Еве:

– Садитесь, мисс Макклур. Я знаю, что это довольно жестоко по отношению к вам, но побудьте здесь еще немного. Вы мне можете понадобиться. Садитесь.

– Благодарю, – чуть слышно проговорила Ева. – Я… я, пожалуй, останусь.

Она села на край низенькой кроватки.

Эллери зашел с другой стороны письменного стола и стал рыться в корзинке для бумаги.

– Вот камень, который разбил окно, – заметил инспектор. Он указал носком ботинка на гальку, лежащую на полу на том месте, где Ева увидела ее в первый раз.

– Ах, камень, – сказал Эллери, взглянув на него. – Ты знаешь, папа, у Терри есть теория относительно этого камня. Он считает, что его бросил какой-нибудь мальчишка. Просто так, шалость.

Он продолжал рыться в корзинке.

– Да, он так думает? Что ж, может быть, он прав.

– Ах, – воскликнул Эллери, наклоняясь, чтобы взять какой-то предмет со дна корзинки. Он обращался с ним так, будто это была бомба.

– Не беспокойся относительно отпечатков, – заметил инспектор. – Их уже сняли.

Подошел доктор Макклур, внимательно всматриваясь налитыми кровью глазами в металлический предмет в руках Эллери.

– Это нечто новое, – сказал он, вновь оживившись. – Я раньше никогда этого не видел, мистер Квин.

– Это отнюдь не новое, – поправил его инспектор. – По крайней мере, так утверждает японца. Она говорила, что мисс Лейт привезла их с собой из Японии.

Это была половинка ножниц, которую Ева нашла в понедельник на письменном столе. Эллери сразу сообразил, что, если соединить эту половинку с отсутствующей, получится птица со сверкающим оперением и клювом длиной в шесть сантиметров. Несомненно, это было восточное изделие. Металл был искусно инкрустирован сверкающими камнями. В собранном виде режущая часть представляла бы собой клюв, средняя – туловище, а ручки – ноги птицы. Редкостные по форме ножницы имели необычайно острые лезвия. Инкрустация из камней создавала впечатление яркого плюмажа в лучах солнечного света, проникавшего в комнату через окна эркера, камни переливались всеми цветами радуги. Несмотря на двенадцатисантиметровую длину, ножницы были чрезвычайно легкими. Эллери почти не чувствовал их тяжести, они были как перья того создания, которое они изображали.

– Остроумная идея, – похвалил Эллери.

– Интересно, что это за птица?

– Кинумэ говорит, что это журавль, она назвала ее по-японски, нечто вроде тцуру, – объяснил инспектор Квин. – Она говорит, что это священная птица. Кажется, мисс Лейт вообще обожала птиц.

– Я вспоминаю. Японцы считают журавля символом долговечности. Но в данном случае вряд ли можно сказать, что этот журавль оправдал примету.

– Ты, конечно, можешь видеть в них утонченное произведение искусства, – сурово проговорил инспектор. – А для меня это просто нож, которым зарезали мисс, Лейт.

Ева почувствовала, что, если старик еще хотя бы на секунду продолжит этот разговор, она непременно закричит. О, если бы она вовремя вспомнила о ножницах и они стерли бы с них отпечатки ее пальцев.

– Ты уверен, что именно это послужило орудием убийства? – спросил Эллери.

– Сэм Праути говорил, что рана точно такой же ширины, как лезвие этих ножниц. Вряд ли это простое совпадение.

– Да. Но, может быть, все-таки было другое оружие?

– Не футляр же?

– Какой футляр?

– Мы нашли наверху в мансарде коробочку, и японка говорила, что в ней всегда лежали ножницы. Но коробочка отнюдь не острая.

– В мансарде?

Хотя глаза Эллери были пристально устремлены на золотую печатку для писем, стоявшую на столе, он ее не видел. Его мысли были чем-то заняты.

Мансарда. Ева совсем забыла о ней. Мансарда, которую она никогда не видела, та комната, в которую никому никогда не разрешалось входить. Что там находится? Но какое ей до этого дело? Какая разница, что там находится…

– Надо полагать, что ножницы принесли сюда сверху, – сказал инспектор. – Вот почему никто их не помнит, кроме Кинумэ. Она говорила, что они сломались уже несколько лет назад. Кажется, все очень хорошо подходит. Убийца влез в окно мансарды, по дороге взял эти ножницы, сошел вниз, убил мисс Лейт, вытер кровь с лезвия, бросил их в корзинку и ушел тем же путем, что и пришел. Да, все отлично подходит.

«Что это? Не звучит ли в его словах насмешка? – подумала обезумевшая от страха Ева. – То, что он говорит, невозможно, убийца не мог прийти сюда из мансарды. Дверь была заперта со стороны спальни. А может быть, он действительно верит в то, что говорит?»

– Я полагаю, – задумчиво сказал Эллери, – надо взглянуть на эту мансарду.

11

Ступеньки были узенькие, крутые и скрипучие. Вслед за Эллери на лестницу стали подниматься Ева и ее отец. Оба чувствовали необходимость близости. Возникло минутное соперничество между Терри Рингом и инспектором за право завершить процессию. К величайшему раздражению инспектора, победил молодой человек. Старик страшно не любил, чтобы кто-нибудь шел за ним по пятам, особенно если этот человек умеет бесшумно подниматься по скрипучим ступенькам.

Они очутились в прохладной комнате с покатым потолком, отнюдь не похожей на ту таинственную комнату, которую рисовало воображение Евы. После подъема по темной лестнице комната, казалось, утопала в солнечном свете: невинная, элегантная, не имеющая ничего зловещего. На окнах – маркизетовые занавески, деревянная кровать, рисунок шелкового покрывала гармонировал с рисунком оконных занавесок. На стенах были японские акварели, на гладком блестящем полу – циновки, явно заокеанского происхождения.

– Какая чудесная комната, – невольно воскликнула Ева. – Не удивительно, что Карен любила писать именно здесь.

– Мне кажется, здесь немного душно, – сказал доктор Макклур. Он подошел к окну, открыл его и встал возле него спиной к присутствующим.

– И какое невероятное смешение Востока и Запада, – добавил Эллери, взглянув на старую пишущую машинку, стоявшую на письменном столе из тикового дерева.

– Странно, что внизу машинки нет.

В углу комнаты стоял холодильник, над ним кухонный шкаф, рядом газовая плита. Маленькая дверь вела из спальни в миниатюрную ванную комнату, оборудованную по последнему слову техники. Судя по внешнему виду этой квартирки, она должна быть жилищем женщины утонченного вкуса, строго охраняемой затворницы. Дверь внизу лестницы была единственным выходом в мир.

– Вот одиночество в полном смысле этого слова, – сказал Эллери. – Интересно, как она делила свое время между комнатами внизу и этой мансардой?

– Она написала здесь «Восьмое облако», – со слезами на глазах сказала Ева. – Я никогда не думала, что здесь так… мило.

– Насколько я мог установить, – сказал инспектор Квин, – она иногда запиралась здесь на целую неделю, а то и на две, когда писала что-либо значительное.

Эллери взглянул на ряд бамбуковых книжных полок, выстроившихся вдоль стен. Здесь были различные справочники, по меньшей мере на полдюжине языков, книги на японском языке, книги Лафкадио Херна, Чемберлена, Астона, Окума, переводы японских поэтов на английский, французский и немецкий языки. Посреди этой японской классики – католическая литература, довольно потрепанная из-за частого пользования. На письменном столе и в ящиках, которые Эллери неторопливо просматривал, были еще книги, рукописи, целая связка загадочных листиков с аккуратно отпечатанными на машинке текстами – обычные аксессуары любого писателя, по которым можно проследить его жизнь и процесс его творчества. Такое бесцеремонное обращение с бумагами со стороны Эллери казалось Еве святотатством.

Наконец он достал изящный футляр, сделанный из слоновой кости, украшенный резьбой. К футляру на шелковом шнуре была прикреплена монета с японскими иероглифами.

– Это футляр для ножниц, – подтвердил инспектор.

– А нашли вторую половинку ножниц?

– Пока что нет. Вероятно, она потерялась уже давно.

Эллери отложил футляр, окинул взглядом комнату и подошел к открытому платяному шкафу. Он был битком набит женской одеждой. Различные предметы женского туалета были уже далеко не новыми, в основном выцветшими и полинявшими. На нижней полке стояли два ботинка. Ни шляп, ни пальто не было. Эллери заглянул в шкаф, потом под шкаф, покачал головой и подошел к маленькому туалетному столику. На нем лежали расческа, щетка, туалетный прибор, лакированная коробка с красивыми безделушками, шпильками, принадлежностями для маникюра. Эллери сощурил глаза.

– В чем дело? – спросил инспектор Квин.

Эллери снял пенсне, старательно протер стекла и надел его снова. Затем вернулся к шкафу. Взял яркое хлопчатобумажное платье, висевшее на плечиках, внимательно посмотрел на него. Повесил обратно и взял другое: черное шелковое с кружевной отделкой. И это платье он повесил обратно, прикусив верхнюю губу, нагнулся и внимательно осмотрел ботинки. Потом что-то увидел и протянул руку за предметом, скрытым висящими платьями.

У Евы возникло подозрение по поводу одной странности. «Интересно, заметил ли он», – думала Ева. Остальные, конечно, не заметили…

Эллери открыл футляр. В нем лежала скрипка шоколадного цвета, на колке болтались четыре струны, очевидно, лопнувшие от жары прошедшего лета. Он долго рассматривал этот поломанный музыкальный инструмент.

Затем подошел к кровати и положил на нее футляр. Все внимательно следили за ним, даже доктор Макклур, который теперь отвернулся от окна, удивленный наступившим молчанием.

– Так, – вздохнул Эллери. – Так, так.

– Что «так»? Что с тобой? – сердито спросил инспектор.

Терри Ринг нарочито торжественно произнес:

– Знаменитый мистер Квин в своем репертуаре. Что-нибудь обнаружили, мистер Квин?

Эллери закурил сигарету и долго смотрел на ее горящий кончик.

– Да, обнаружил. Обнаружил совершенно потрясающий факт… Карен Лейт не жила в этой комнате.

– Карен… не… – начал доктор Макклур, широко открыв глаза от удивления. Ева чуть не вскрикнула. Значит, мистер Эллери заметил.Мысли вихрем проносились в ее голове. Если бы только… может быть, тогда…

– Да, доктор, – сказал Эллери. – Она не жила здесь в течение уже многих лет. И до недавнего прошлого в этой комнате постоянно проживала другая женщина.

Маленький ротик инспектора Квина так и раскрылся от удивления, а его седые усики зашевелились от неожиданности и негодования.

– Ай, да брось ты! – крикнул он. – Как это Карен Лейт не жила в этой комнате? Мои ребята все перевернули…

– Ну, скажем, – пожал плечами Эллери, – на сей раз твои ребята оказались не на высоте, У меня нет никаких сомнений относительно того, что я сказал.

– Но это невозможно! – воскликнул доктор Макклур.

– Мой дорогой доктор, правильно ли я помню, что мисс Лейт не была левшой?

– Конечно, не была.

– Да, я помню, как она готовила нам чай по-японски в тот вечер на приеме у себя в саду. Она все делала правой рукой. И это вполне соответствует моей теории. Правильно ли, что рост вашей невесты был самое большее 155–157 сантиметров, а вес не больше 48 килограммов?

– Правильно, мистер Квин, – чуть слышно проговорила Ева. – Ее рост был 156 сантиметров, а вес 46,5 килограммов.

– И конечно же, она жгучая брюнетка, у нее были, пожалуй, самые черные волосы, какие мне когда-либо приходилось видеть. Смуглое лицо.

– Ну и что? Что из этого?

– А вот что. Более развитой у нее была правая рука, она все делала правой рукой, однако этой скрипкой пользовался левша. Между прочим, очень редкое явление.

Он взял скрипку в руки и потрепал оборванные струны.

– На этой скрипке расположение струн совершенно необычное, вы сами легко можете убедиться в этом, судя по толщине струн. Скрипка предназначена для левши.

Эллери убрал скрипку в футляр, снова подошел к шкафу и достал оттуда яркое хлопчатобумажное платье.

– А как насчет этого, мисс Макклур? Могла ли такая худенькая, маленькая женщина, как Карен Лейт, носить это платье?

– Боже мой, конечно нет, – сказала Ева. – Я сразу это заметила, как только поглядела в шкаф. Карен носила платья самое большее 46-го размера, а это по крайней мере 50-й размер. То же самое и с черным платьем с кружевной отделкой.

Эллери, повесил платье обратно в шкаф.

– А что вы скажете по поводу этих волос? – спросил он, беря в руки расческу с туалетного стола. – Могли ли эти волосы расти на голове Карен Лейт?

Все обступили его и увидели на расческе несколько пепельно-белокурых волосков.

– Или посмотрите вот сюда, – продолжал Эллери, открывая пудреницу. – Могла ли брюнетка Карен Лейт пользоваться пудрой этого цвета?

Доктор Макклур опустился на кровать. Ева прижала к своей груди его огромную косматую голову. Вот оно! Наконец-то! Нашелся некто, на кого может пасть подозрение этого ужасного маленького инспектора Квина. Женщина, которая жила здесь. Неизвестная женщина… Инспектор Квин подумает, что именно она убила Карен. Он должен будет так подумать. Боже, как я рада. Она отгоняла от себя мысль о том, что эта женщина не моглаубить Карен, ведь дверь была заперта на задвижку. Заперта на задвижку. На задвижку…

Эллери положил на место пудреницу и расческу и сказал:

– Картина совершенно ясна. Сейчас можно легко установить, что за женщина жила в этой комнате. А что, твои люди нашли здесь какие-либо отпечатки пальцев, папа?

– Никаких, – ответил старик. – Вероятно, недавно в этой комнате производили генеральную уборку. А японка ничего не хочет говорить.

– Давайте-ка посмотрим, – продолжал рассуждать Эллери. – Судя по платьям, рост женщины примерно 170–173 сантиметра, а вес что-то между 60 и 70 килограммами. Блондинка, белолицая. Судя по фасонам платьев – немолодая. Вы согласны со мной, мисс Макклур?

– Да, такие платья носят женщины лет сорока. Кстати, фасоны очень старомодные.

– И она играет или играла на скрипке. И существует какая-то тайна, очень важная тайна, связанная с этой женщиной. Иначе как можно объяснить поведение мисс Лейт? Почему она так тщательно скрывала от всех существование этой женщины? Она предпринимала тысячи предосторожностей, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений. Например, железный закон о том, что никто не имеет права входить сюда; частая смена белых служанок; звуконепроницаемые стены, вы можете в этом убедиться… Тайна.

Он повернулся к доктору Макклуру.

– Доктор, мое описание не подходит ни к одной известной вам женщине?

Доктор Макклур медленно провел рукой по лицу.

– Нет… Не припоминаю…

– Подумайте хорошенько. Вероятно, эта женщина не является главой из ее американской жизни. На всем лежит печать более отдаленных времен. Япония. Япония…

Он наклонился к доктору и пристально посмотрел на него.

– Ну, доктор, подумайте хорошенько. Ее семья… Да ну же, подумайте.

Он медленно выпрямился.

– Ее семья… Да, пожалуй, это вполне подходит. Подождите-ка.

Он буквально побежал к шкафу и достал оттуда два ботинка.

– Вот еще одна примета, я совсем было забыл. Два ботинка, оба правые. И все. Левых нет. Вы видите?

– Молодец, Шерлок! – воскликнул Терри Ринг.

– И ботинки совсем новые. Их никогда не надевали.

Эллери постучал подметкой о подметку.

– Это дает нам основание предположить одно из двух: или у женщины вообще нет правой ноги, или с правой ногой что-то не в порядке и она носит особую ортопедическую обувь. В обоих случаях обычные ботинки на правую ногу не требуются. Ну, доктор?

Доктор Макклур, очевидно, пораженный какой-то мыслью, тихо пробормотал:

– Нет. Это невозможно.

– Папа! – крикнула Ева. – Что невозможно? Скажи нам.

Терри Ринг многозначительно произнес:

– Все равно все это теперь раскроется, доктор. Вопрос только во времени.

– А я говорю, что это невозможно, – прорычал доктор. Он снова отошел к окну, плечи его еще больше ссутулились. Он говорил с большим трудом, и все видели, как его руки нервно теребили оконные занавески.