Текст книги "Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3."

Автор книги: Алексей Кулаков

Соавторы: Борис Полевой,Александр Твардовский,Михаил Исаковский,Виктор Кочетков,Владимир Киселев,Леонид Леонов,Георгий Жуков,Павел Антокольский,Алексей Голиков,Николай Кузнецов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 61 страниц)

Добавим к этому, что война не только уничтожала людей, опустошала казну и несла разрушения – она препятствовала созданию новых ценностей, привела к ряду отрицательных последствий в области экономики, демографических процессов.

Да, наши военные потери огромны. Но они все же не такие, как иногда изображаются. В этой области больше всего различных фальсификаций. В ряде публикаций данные о потерях выводятся не из достоверных официальных источников или донесений, а путем различного рода арифметических вычислений. Но сколько ни складывай и ни сопоставляй выдуманные цифры, из них ничего достоверного получить невозможно. Порой же дело доходит до самых непристойных словесных упражнений. В одной из передач российского радио некто Витман заявил, что под Харьковом в 1942 году попало в плен чуть ли не миллион наших военнослужащих. Как же он это определил? Оказывается, очень просто: подсчитал, за сколько секунд или минут проходила каждая шеренга, колонна пленных, и умножил это число на количество часов, в течение которых он эту картину наблюдал. Трудно представить, как могли немцы в боевой обстановке собрать в одном месте сразу сотни тысяч людей, а один очевидец сумел всех подсчитать. Странно, что некоторые редакции довольствуются сведениями такого пошиба.

Правду о потерях, безусловно, надо говорить, без этого невозможно в полной мере оценить итоги войны и значение достигнутой победы. Надо самокритично сказать, что многие домыслы порождаются тем, что не были своевременно опубликованы подлинные данные.

Автору этой статьи совместно с военными и гражданскими специалистами-демографами пришлось основательно заниматься изучением имеющихся документов, анализом и сопоставлением различных данных, имеющихся у нас и за рубежом.

В результате было установлено, что общие безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил (погибло, умерло от ран, пропало без вести, не вернулись из плена, небоевые потери) за годы войны, с учетом Дальневосточной кампании, составляют 8 668 400 человек, в том числе армии и флота – 8 509 300 человек, погранвойск КГБ СССР – 61 400 человек, внутренних войск МВД СССР – 97 700. При этом значительная доля всех потерь приходится на 1941-42 годы. (3 048 800 человек) ввиду крайне неудачно сложившихся обстоятельств для нас в первом периоде войны.

Для выяснения подлинных данных о потерях следует иметь в виду и следующие обстоятельства. При изучении документов военно-мобилизационных и репатриационных органов выявлено, что при проведении мобилизации на освобожденной от оккупации территории СССР в 1943–1944 годах в Советскую Армию вторично было призвано 939 700 военнослужащих, ранее находившихся в плену, в окружении и на оккупированной территории. Кроме того, 1 836 000 человек бывших военнослужащих вернулось из плена после окончания войны. Поэтому все эти военнослужащие (общей численностью 2 775 700 человек) из общего числа безвозвратных потерь исключены. Исходя из этого и складывается количество потерь – 8,6 миллиона человек.

В ходе работы пришлось столкнуться с источниками, где вторично призванные в армию (около 1 миллиона человек), а иногда и люди, возвратившиеся из плена или оставшиеся за рубежом, зачислялись в наши безвозвратные потери.

При ознакомлении с некоторыми зарубежными материалами мы встретились с таким подходом, когда в число наших потерь включались потери власовцев, бандеровцев и других националистических, профашистских формирований, которые сражались против Советской Армии на стороне врага. Причем некоторые из этих людей дважды включались в число наших потерь: вначале – как попавшие в плен, а затем как погибшие. Но засчитать эти потери надо той стороне, на чьей они воевали.

Нет слов, приведенные выше потери огромны, и без боли о них говорить невозможно. Но тем более грешно добавлять к ним что-то надуманное.

По расчетным данным, составленным по трофейным и другим документальным материалам, безвозвратные потери фашистского блока составляют 8 649 000 человек (фашистской Германии – 7 413 000, ее сателлитов – 1 245 000), из них на советско-германском фронте 7 168 000. После окончания войны из Советского Союза было возвращено 1 939 000 плененных немецких военнослужащих. Таким образом, боевые потери самой фашистской Германии к концу войны составили около 7,4 миллиона человек, а с учетом возвращенных пленных безвозвратные потери составили 5,5 миллионов человек, ее союзников – 1,2 миллиона человек (всего 6,7 миллиона человек). Но надо бы напомнить любителям преувеличивать наши потери и преуменьшать немецкие, что в мае 1945 года вся фашистская армия в полном составе капитулировала перед Советской Армией и союзными армиями.

Безвозвратные потери Квантунской армии Японии в период боевых действий на Дальнем Востоке (август – сентябрь 1945 года) составили 677 700 человек, в том числе убитыми 83 737 человек.

Наши потери в Маньчжурской операции составили 12 тысяч человек.

В сведениях, опубликованных в ФРГ и других западных странах, данные о потерях фашистского блока явно занижены. Например, не учитываются потери союзников Германии – Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии; иностранных формирований, воевавших на стороне фашистской Германии (власовцы, словаки и др.); тыловых учреждений вермахта, строительных организаций, в которых в основном работали лица других национальностей (поляки, чехи, словаки, сербы, хорваты и др.).

Таким образом ясно, что разговоры о том, будто наши войска понесли в 3–4 раза (а по некоторым заявлениям и в 14 раз) больше потерь, чем фашистские войска, являются абсолютно несостоятельными.

Как уже отмечалось, безвозвратные военные потери советских Вооруженных Сил составляют 8,6 миллиона человек. Остальные наши потери (более 18 миллионов человек) относятся к мирному населению, больше всего пострадавшему от фашистских зверств и репрессий. Если на минуту допустить, что Советская Армия, придя на немецкую землю, поступала бы по отношению к мирному населению и военнопленным так же, как фашисты к нашим людям, соотношение потерь было бы совсем другим. Но этого не могло случиться, ибо советский солдат пришел в Германию не мстить немцам, а ради разгрома фашизма. Теперь же «цивилизованный» подход к этому крайне деликатному вопросу довели до того, что нашему народу чуть ли не ставят в вину его гуманность, да еще пытаются привесить к этой «вине» жертвы фашистских злодеяний. И приходится только удивляться, что люди, исповедующие такую дикую «логику», смеют говорить, будто выступают за «историческую правду».

Критиковать и ставить под сомнение все официальные данные, не приводя никаких других документальных источников, – это самое легкое и вместе с тем и самое бесплодное занятие. Нужна критическая, но конкретная работа. Нельзя верить как многим сообщениям германского командования о наших потерях, так и докладам наших штабов о немецких потерях, ибо потери противника в ходе боев трудно точно установить.

Так, германское командование в 1941 году сообщало о том, что в районе восточнее Киева ими взято в плен 665 тысяч военнослужащих. Но к началу Киевской операции Юго-Западный фронт имел всего в своем составе 627 тысяч человек. Причем вышли из окружения 150 тысяч человек, часть войск успела отойти до начала окружения. По германским данным, под Севастополем и в некоторых других районах немцы взяли в плен больше людей, чем их было вообще в составе действующих там советских войск.

За время войны были также большими потери в вооружении и военной технике. Советская Армия потеряла 61,5 тысяч орудий и минометов полевой артиллерии, 83,5 тысяч танков, 13 тысяч самоходно-артиллерийских установок, более 46 тысяч самолетов, 1014 боевых кораблей. Ежесуточно в советских войсках в среднем выбывало 11 тысяч единиц стрелкового оружия, 68 танков, 224 орудия и миномета, 30 самолетов.

Потери германских вооруженных сил, как уже говорилось, были значительно больше.

Если к концу войны фашистская армия вообще перестала существовать и потеряла все вооружение, произведенное ею перед нападением на СССР и в ходе войны, то советские вооруженные силы к этому времени на своем оснащении имели 35,2 тысячи танков и САУ – в 1,6 раза больше, чем у нас было к началу войны, орудий и минометов – 321,5 тысячи единиц (превышение в 2,5 раза), боевых самолетов – 47,3 тысячи (в 2,4 раза больше).

Нельзя не отметить и еще одного обстоятельства. Наши потери могли быть намного меньше, если бы западные союзники открыли второй фронт, как первоначально намечалось, в 1942 или в 1943 году. Пользуясь скованностью германских войск на восточном фронте, командование союзников не спешило, из года в год откладывая открытие второго фронта, ту или иную операцию. Но этого не могло себе позволить советское командование, ибо от сражений под Москвой, Сталинградом, Курском и других уклоняться было невозможно. Искренне заинтересованное в быстрейшем окончании войны, оно более последовательно выполняло и союзнический долг, иногда начиная по просьбе союзников операции ранее установленных сроков, как это было, например, в Висло-Одерской операции в январе 1945 года.

В последние годы много рассуждают о «белых пятнах» истории. Однако надо различать «пятна», связанные с недостаточной степенью познания тех или иных исторических явлений, которые действительно необходимо продолжать изучать, и «пятна», порожденные некомпетентностью авторов, незнанием и неглубоким пониманием того, что уже военно-исторической наукой выявлено. Для дилетанта вся история – это сплошное «белое пятно». Но история здесь ни при чем. И поэтому не стоит валить с больной головы на здоровую и пытаться превращать все эти «белые пятна» в черные.

Подводя итог рассмотренному, ради элементарной объективности и постижения исторической истины можно еще раз подчеркнуть, что при оценке событий Великой Отечественной войны следовало бы не упускать из виду, чем кончилась война, кто в ней победил.

Неопровержимые факты истории свидетельствуют о том, что в 1945 году была достигнута действительно Великая Победа, определившая всю судьбу человечества в двадцатом столетии.

* * *

Одним из важнейших факторов, оказавшим влияние на ход и исход войны, были военная наука, отражавшая военно-теоретические взгляды, и военное искусство как область практической деятельности по подготовке и ведению вооруженной борьбы. До войны и в ходе нее по важнейшим вопросам строительства, подготовки и применения вооруженных сил существовали различные военно-теоретические взгляды, не прекращалась полемика о их связи и взаимодействии с военной доктриной государства.

Понятие военная доктрина как система официально принятых в государстве взглядов по оборонным вопросам впервые было введено в нашей стране по инициативе М. В. Фрунзе. И утверждения о том, что к началу войны в нашей стране не было даже своей военной доктрины, являются несостоятельными. Международная обстановка, интересы обороны страны требовали дать ответы на ряд сложных вопросов, связанных с определением возможных военных угроз и вероятных противников, характера войны, направленности военного строительства и боевого применения Вооруженных Сил. И ответы на эти вопросы были определены, они составляли основы военной доктрины. Дело другое, насколько они были обоснованными.

Научные основы военной доктрины определялись, исходя из понимания развития общественных процессов и военно-теоретических знаний того времени.

В соответствии с этим политическая сторона советской военной доктрины с самого начала исходила из того, что нашему государству война не нужна, из его приверженности к миролюбивой политике. Но вместе с тем, как говорил В. И. Ленин: «…Взявшись за наше мирное строительство, мы приложим все силы, чтобы его продолжать беспрерывно. В то же время, товарищи, будьте начеку, берегите обороноспособность нашей страны и нашей Красной Армии как зеницу ока…»

В соответствии с такой установкой на протяжении всех лет существования советского государства борьба за мир и готовность к отражению агрессии составляли главную суть военно-политической стороны военной доктрины. В военно-политическом плане военная доктрина носила оборонительный характер. При этом исходили из положения о том, что войны теперь ведутся народами, и для ведения войны нужна мобилизация всех сил и средств государства. Большое значение придавалось моральному и экономическому факторам. С учетом этого прилагались огромные усилия для индустриализации страны, повышения ее экономической самостоятельности и оборонной мощи.

При разработке военно-технической стороны военной доктрины учитывалась возможность объединенного выступления коалиции капиталистических государств против нашей страны. Однако недостаточно учитывалась возможность размежевания и изменения расстановки военно-политических сил в мире.

Против какого конкретно противника, отражая агрессию, надо быть готовым воевать, стало наиболее четко вырисовываться с приходом к власти в Германии фашизма. В оперативных планах нашего Генштаба стали исходить из того, что Советскому Союзу надо быть готовым воевать на Западе – против Германии и на Востоке – против Японии.

Понимая неизбежность военного столкновения с Германией и Японией, советское руководство вместе с тем недостаточно правильно оценивало вероятные сроки начала агрессии. Особенно отрицательно повлияла на развитие событий ошибочная установка, что Германия не будет вести войну одновременно на два фронта и может начать войну против СССР только после выхода из войны Великобритании. Гитлер же исходил из того, что Великобритания, находясь за Ла-Маншем, не представляет серьезной угрозы для Германии на континенте, и планировал нападение на СССР.

При оценке продолжительности войны у нас ориентировались в общем-то на длительную ожесточенную борьбу с сильным противником, на необходимость рационального сочетания всех видов вооруженных сил и родов войск. Однако, в противоречии с этим, давали о себе знать и установки на легкую войну, быстрый перенос ее на территорию противника.

На XVIII съезде партии нарком обороны К. Е. Ворошилов заверил делегатов, что враг будет смят и уничтожен накоротке. Только после советско-финляндской войны в этом отношении наступило некоторое отрезвление. Последовал отказ от тезисов «легкой победы» и «малой кровью». Однако требовались не только формальный отказ от этих лозунгов, но и коренная перестройка подготовки органов управления и войск, на что времени уже не хватило.

Многие в принципе правильные социально-политические, экономические и военные установки по подготовке страны и вооруженных сил к отражению агрессии не были до конца проведены в жизнь. С большим опозданием, а в ряде случаев уже в ходе начавшейся войны, пришлось осуществлять задачи перевода народного хозяйства, армии и флота с мирного на военное положение.

Во время войны главным содержанием военной доктрины было подчинение всей жизни страны и народа интересам отражения агрессии, избавления своей Родины и других стран от фашистского порабощения, исходя из требований: «Все для фронта», «Все для победы».

Задачи и боевая деятельность вооруженных сил определялись интересами разгрома в начале армии фашистской Германии и затем милитаристской Японии.

С точки зрения способов боевого применения вооруженных сил в принципе военная доктрина и военная наука признавали правомерность как наступления, так и обороны, необходимость сочетания различных видов военных действий. Но все же основным видом боевых действий считалось наступление, и личный состав Красной Армии воспитывался в сугубо наступательном духе. В Полевом уставе 1939 года подчеркивалось, что если нам войну навяжут, то Красная Армия будет самой наступающей армией.

Такой подход не противоречил оборонительному характеру военной доктрины в военно-политическом плане. Ибо наша доктрина исключала возможность развязывания войны и нападения на какую-либо страну со стороны Красной Армии. Речь шла о наиболее рациональных способах действий армии после того, как война уже развязана. Всемерно подчеркивалось, что мы войны не хотим, но готовы ответить «двойным ударом» на удар поджигателей войны.

Самым большим изъяном в военной науке и военном искусстве было то, что и в теории, и в практике стратегического планирования неправильно представляли себе условия, которые могли сложиться в начальный период войны. Предполагалось, что, как и в прошлом, в начале войны будут происходить лишь пограничные сражения частей прикрытия, а главные силы вступят в сражение не ранее чем через 10–14 дней. При этом не учитывалось, что германская армия была уже отмобилизована, могла осуществить внезапное нападение и сразу перейти в наступление основными силами.

Явно недооценивались и слабо отрабатывались вопросы обороны в оперативно-стратегическом масштабе, чем пришлось заниматься нашей армии в начальный период войны. Ведение обороны предполагалось как кратковременные действия по отражению вторжения противника с быстрым переходом в наступление и переносом военных действий на территорию противника. Не учитывалось, что для отражения и срыва агрессии противника потребуется ведение целого ряда напряженных и длительных оборонительных операций с превосходящими силами противника. Поэтому и оперативное построение войск, их эшелонирование не были приспособлены для решения задач в таких оборонительных операциях. И в учебном плане действия органов управления и войск в оборонительных операциях меньше отрабатывались. В целом войска были слабо подготовлены к решению оборонительных задач.

Опыт Великой Отечественной войны еще раз показал, что сочетание наступления и обороны – объективная закономерность вооруженной борьбы, и, как всякая закономерность, она действует с силой необходимости. Не считаться с ней нельзя. За недооценку обороны мы тяжело поплатились в начальный период войны.

Но как показала практика, не менее опасна также недооценка наступления, ибо только переходом в наступление можно добиться окончательного разгрома противника.

И при оборонительном характере военной доктрины не только не снижаются, а значительно повышаются требования к боевой готовности армии и флота, ибо агрессор, заранее изготавливаясь к войне, выбирает момент для нападения, и обороняющаяся сторона должна быть всегда готова к отражению агрессии. При анализе наших неудач в 1941 году приводится много различных причин. Но главная, решающая причина состояла в том, что наши войска к началу войны оставались на положении мирного времени, не были приведены в боевую готовность и не заняли назначенных оборонительных рубежей. Это означает, что всесторонне изготовившийся противник наносил удар по армии, которая к началу его нападения какое-то время находилась по существу в безоружном состоянии и еще не изготовилась для боевых действий. В более ужасное и невыгодное положение армию поставить нельзя. Именно это обстоятельство имело катастрофические последствия, предопределив неудачи и поражения в начале войны.

Боеспособность нашей армии к началу войны была значительно выше, чем ее боевая готовность. Из этого до конца уроки не извлечены. Боеспособность войск – фундамент их боевой готовности, но без поддержания войск в готовности к отмобилизованию и выполнению боевых задач невозможно реализовать их самые высокие боевые возможности.

Извлекая уроки из опыта прошлого, необходимо признать и то обстоятельство, что в довоенные годы у нас сложился немалый разрыв между рядом правильно разработанных и провозглашенных положений, требований и их реализацией на практике.

Германская армия с самого начала войны сумела захватить стратегическую инициативу. В результате внезапного перехода в наступление, массированного использования сил и средств на главных направлениях противнику удалось в первые же двое суток продвинуться до 110–150 километров, а в течение 15–18 суток – до 400–500 километров, окружив и расчленив крупные группировки наших войск и полностью нарушив оперативно-стратегическую устойчивость линии фронта.

Трудности нашей армии усугублялись и серьезными недостатками в практическом управлении войсками. Даже когда достаточно точно стало известно о предстоящем нападении на нашу страну и когда война уже началась, у Сталина еще не было однозначной оценки того, что произошло. Отсюда половинчатость и нерешительность действий, запоздалая постановка задач.

Главное командование Советских Вооруженных Сил, не получая своевременно достоверных данных из районов боевых действий и не зная подлинного положения дел на фронте, порой отдавало войскам нереальные распоряжения, не соответствующие сложившейся обстановке.

В условиях, когда устойчивость стратегической обороны была нарушена и образовались опасные прорывы крупных группировок противника на большую глубину, войска, стремясь любой ценой удержать каждый рубеж, ставились в еще более тяжелое положение. Большинство резервных соединений и объединений разрозненно направлялись к линии фронта для усиления войск первого эшелона или встречных контрударов. Это приводило к распылению сил и средств и позволяло противнику наносить поражение по частям.

Все же постепенно сама сложившаяся катастрофическая обстановка вынудила советское Главнокомандование осознать необходимость полного пересмотра прежнего плана ведения войны и перехода к стратегической обороне.

Все, начиная с Верховного Главнокомандования, Генштаба и кончая командиром подразделения и солдатом, на протяжении всей войны учились воевать. Если говорить о Сталине, то его хорошая память, умение быстро вникнуть в суть вопроса, сильная воля и твердый характер создавали предпосылки для проявления военного искусства. Но отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и военного опыта. Поэтому Сталин только через 1,5 года после тяжелых поражений начал более или менее разбираться в оперативно-стратегических вопросах.

Никто не отрицает, что у Сталина была хорошая интуиция, его способность быстро схватывать обстановку и разбираться в сложных вопросах. Например, Черчилля поразила быстрая и верная оценка Сталиным показанного ему плана «Торч» по высадке союзников в Северной Африке в 1942 году. «Это замечательное заявление, – отмечал он, – произвело на меня серьезное впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все оценил молниеносно».

Знавшие и близко работавшие со Сталиным авторитетные люди единодушно отмечали, что наиболее сильной его стороной как Верховного Главнокомандующего было умение разбираться в сложных военно-политических вопросах, подчинять интересам политики решение экономических и стратегических задач. Хотя и в этой области были крупные провалы, как это случилось с определением возможных сроков нападения Германии на нашу страну. Но в последующем были и крупные позитивные шаги. Удалось избежать одновременной войны против Германии и Японии и осуществить их последовательный разгром, добиться участия западных стран в антигитлеровской коалиции, твердо и последовательно отстаивать на всех переговорах во время войны интересы СССР.

Сталин, как известно, придавал большое значение созданию экономического фундамента обороны страны, техническому оснащению армии и флота и другим, как он говорил, постоянно действующим факторам, решающим ход и исход войны.

Сталин был сторонником максимальной централизации руководства всеми оборонными делами и вооруженными силами. С тех пор как война стала охватывать все стороны жизни государства, объединение в одних руках политической и военной власти считалось одним из условий, благоприятствующих наиболее полной мобилизации всех экономических, моральных и военных возможностей государства для ведения войны. Стремление к этому в той или иной мере проявлялось во всех государствах в периоды первой и второй мировых войн, в том числе и в буржуазно-демократических странах, таких, как, скажем, США и Англия.

В нашей стране во время гражданской войны важнейшие вопросы обороны, и, в частности, наиболее принципиальные военные вопросы, решались Советом Рабочей и Крестьянской обороны. Но Ленин, возглавляя этот Совет и правительство, не брал на себя функции наркома обороны и Главнокомандующего вооруженными силами. Это давало определенную самостоятельность военному ведомству, хотя и в то время было немало неразберихи, а согласование политических, экономических и военных усилий в ряде случаев осуществлялось с большими трудностями.

До Великой Отечественной войны не были приняты определенные решения по организации военно-политического руководства страной и вооруженными силами на военное время. Но в принципе предполагалось, что руководство будет осуществляться примерно при таком разделении функций, как это было во время гражданской войны.

С началом Великой Отечественной войны нарком обороны формально стал Главнокомандующим вооруженными силами. Но поскольку без ведома Сталина ни одно значительное решение не могло быть принято, вскоре он официально занял должность не только председателя Государственного Комитета обороны, но и наркома обороны и Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами. Централизация власти имела свои положительные стороны, позволяя максимально полно концентрировать усилия государства в интересах фронта. Вообще твердое руководство, насаждение жесткой требовательности и дисциплины были вполне оправданными в военное время. Но такая централизация, перейдя все допустимые разумные пределы, во многом и сковывала деятельность руководящих кадров, особенно военного ведомства.

Сталин, несмотря на свою исключительно высокую работоспособность и напряженную деятельность, не мог своевременно охватить многих вопросов, а без него они не решались.

Положение дел усугублялось беспрерывными перемещениями командующих и других должностных лиц.

Одним из коренных положений теории и практики военного искусства, выдвинутых Сталиным, был тезис о решающем значении выбора главного удара для успеха в операции. Этот тезис в принципе вполне резонный. Но, конечно, было большим преувеличением, что правильный выбор направления главного удара чуть ли не автоматически предопределяет успех операции. Опыт войны показал, что наряду с этими, главными факторами, обеспечивающими успех, были достижение скрытности и тщательности организации боевых действий и всестороннего их боевого, материального и технического обеспечения, твердого управления войсками в ходе боя и операции.

На практике же ни в 1941, ни в 1942 годах не удалось правильно определить направление главного удара противника и соответственно направления для сосредоточения основных усилий своих войск. В последующие годы войны Ставка ВГК во главе со Сталиным, как правило, изыскивала наиболее выгодные направления для ударов с решительным сосредоточением основных усилий на решающих участках фронта. В отличие от контрнаступления под Москвой и наступательных операций весной и летом 1942 года, когда силы были распылены, в 1943–1945 годах довольно удачно и продуманно определялась последовательность нанесения ударов и проведения операций путем широкого маневра силами и средствами и заблаговременной подготовки резервов с целью разгрома основных группировок противника по частям.

И если в 1941–1942 годах немецко-фашистские войска превосходили нашу армию в искусстве ведения крупных наступательных операций, в маневре силами и средствами, применении танковых войск и авиации, то во втором и особенно в третьем периодах войны Советская Армия стала превосходить германскую и в эффективности ведения наступательных операций. Основной формой военных действий оперативного масштаба стали фронтовые операции. Они велись на фронте 200–300 километров и на глубину от 100–150 до 300–500 километров. В ходе фронтовой операции проводились обычно 2–3 последовательных армейских операции. Дальнейшее развитие получили встречные бои и сражения. Они велись не только с марша, но и в ходе оборонительных и наступательных операций и боев, когда обе стороны стремились решать свои задачи путем наступления. Всего за время войны проведено свыше 50 стратегических, более 250 фронтовых и около 1000 армейских операций, из них более 75 процентов – наступательных.

Для решения крупных стратегических задач привлекались усилия двух и более фронтов. Появление новой формы стратегических действий в виде операций группы фронтов определялось не только временными и объективными условиями в связи с возрастанием размаха и сложности вооруженной борьбы. Идея необходимости объединения усилий нескольких фронтов в стратегических операциях дала о себе знать еще в период первой мировой войны и гражданской войны в нашей стране. Но свое наиболее полное оформление операции группы фронтов нашли в период Великой Отечественной войны, когда таким способом проводилось большинство стратегических операций. В завершающем периоде войны они стали основной формой ведения стратегических наступательных операций.

Наиболее наглядное выражение согласованные действия фронтов и их тесное взаимодействие нашли в Сталинградской, Курской, Белорусской, Висло-Одерской, Берлинской и особенно Маньчжурской стратегических операциях. Эти операции развертывались на фронте 800-1000 километров и проводились на глубину 500–600 километров, а в Маньчжурской операции до 800 километров. Операции группы фронтов позволяли лучше согласовать усилия фронта при решении общей стратегической задачи, более рационально использовать силы и средства для решения важнейших задач. При такой форме проведения стратегических операций достигалось также лучшее взаимодействие фронтов с авиацией дальнего действия, войсками ПВО страны и силами флотов.

Например, проведение Прибалтийской, Восточно-Прусской и Восточно-Померанской операций осуществлялось в тесном взаимодействии с Балтийским флотом, а в Крымской и Ясско-Кишиневской операциях – с силами Черноморского флота. Черноморский флот обеспечил проведение нескольких крупных десантных операций в Крыму. Успешно выполнил свои задачи Северный флот, прикрывая с моря наш самый северный фланг, ведя активную борьбу с ВМС Германии и обеспечивая северные морские коммуникации. Силами флотов было высажено более 100 морских оперативных и тактических десантов общей численностью свыше 250 тысяч человек.

На протяжении всей войны важнейшей стратегической задачей оставалась борьба за господство в воздухе. До 1943 года преимущество в этом отношении было на стороне противника. В последующем господство в воздухе прочно удерживалось советской авиацией. Если в целях борьбы с авиацией противника в зимней кампании 1941–1942 годов использовалось до 25 процентов, то в завершающем периоде – до 42 процентов всех самолето-вылетов. Применение ВВС и войск ПВО осуществлялось не только во взаимодействии с фронтами. Стали проводиться и самостоятельные воздушные операции. Зародились и зачатки противовоздушных операций.