Текст книги "Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3."

Автор книги: Алексей Кулаков

Соавторы: Борис Полевой,Александр Твардовский,Михаил Исаковский,Виктор Кочетков,Владимир Киселев,Леонид Леонов,Георгий Жуков,Павел Антокольский,Алексей Голиков,Николай Кузнецов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 61 страниц)

– Помянем наших товарищей, – говорит он. – Чтобы земля, которую они отстояли, была им пухом… – У Александра Ивановича дрожат губы, краснеют глаза. Шофер Володя как-то поспешно достает сигареты, чиркает спички одну за другой, никак не может закурить. Я не стыжусь своих слез…

Выбрались мы из пущи на шоссе без особых приключений. Долго молчали. Но тут Александр Иванович повернулся ко мне:

– А хотите одну историю расскажу?

– Конечно, – в один голос ответили шофер и я.

– Так вот, – Александр Иванович расправляет и подкручивает усы, хитро улыбается, – как-то возвращаюсь с очередной операции, смотрю, в моей землянке возле стола сапог стоит. Кто-то из бойцов нашел его застрявшим в болоте. Сапог крепкий, мало ношенный.

Бойцы решили одну операцию провести. Обследовали ближайшие болота, нашли заболоченную луговину. Потом как-то вечером обстреляли небольшой гарнизон и под натиском немцев начали якобы отступать, заманивая фашистов в лес. Дали немцам пройти луговину и открыли такой бешеный огонь из пулеметов и автоматов, что каратели бросились бежать назад. Сколько-то фашистов так и остались лежать на болоте, а те, что убежали, оставили нам свою обувку, ради которой и состоялась операция. У нас в отряде с сапогами было плохо, а где их возьмешь?

Отряд имени Кирова подорвал более 300 рельсов, что в общей сложности составляло около километра дороги. Железнодорожное движение было прервано на трое суток.

Во второй половине июня 1944 года советские войска в Белоруссии перешли в наступление под кодовым названием «Багратион». Вскоре штаб партизанского движения издал приказ, который обязывал партизан усилить охрану важнейших коммуникаций, высылать навстречу наступающим войскам проводников, обеспечивать армию разведданными, оказывать помощь советским воинам в наведении переправ через реки.

…Когда была освобождена Белоруссия и советские войска погнали врага дальше, на запад, первый секретарь ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко, прикрепляя орден Ленина к гимнастерке Белорусского Чапая, сказал:

– Спасибо тебе, командир, за дела твои, за людей твоих. Ну, а теперь восстанавливай все то, что успел разрушить…

И пошел Самуйлик по родной земле. При его помощи создавались и становились на ноги первые на Брестчине колхозы. На вытоптанных, перепаханных снарядами и гусеницами танков полях былых сражений снова поднимались пшеница, рожь, картофель…

* * *

Мысленно я возвращаюсь в Гута-Михалин, брожу между могил, засыпанных листвой, слушая печальный пересвист синиц. Снова вижу себя в сказочном лесу, где Христина Мачульская, старая крестьянка, собирала целебные травы и выхаживала раненых в подпольном госпитале. Не могу без слез вспомнить Дарью Ивановну Баран, в подвале дома которой размещалась подпольная типография. Шестеро детей Дарьи Ивановны отдали жизни за Родину. Сама она прошла через тюрьмы, пытки и концлагеря.

Если бы и хотела забыть – не забуду. В толстой папке хранятся многочисленные письма Александра Ивановича. В другой папке – фотокопии с рисунков о рейде «Красного поезда», сделанные в ту пору партизанским художником Михаилом Шапшалом, сборник стихов поэта Миколы Засима, чьи злободневные и патриотические стихи партизаны пели как песни, фотографии Александра Ивановича и его боевых друзей.

В дни той осени – светлые и грустные – я узнала замечательных людей, подружилась с ними. Поэтому и Белоруссию теперь и навсегда ощущаю как родную землю.

_{Фотографию А. Самуйлика см. в иллюстрационной вкладке.}

Степан Попов. Герои Третьей гвардейской

О Героях Советского Союза – воинах Витебско-Хинганской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова 3-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва резерва Верховного Главнокомандования рассказывает ее командир, гвардии генерал-лейтенант артиллерии Степан Ефимович Попов.

Гаубица Сафара

Запоминался он сразу. Высокий, красивый таджик, с лихо закрученными усами, в перехваченной ремнями гимнастерке, на груди поблескивала медаль «За отвагу». С позванивающими при ходьбе шпорами и стеком, он был похож на лихого кавалериста, как по праву и считал себя Сафар.

И вдруг услышал:

– Шпоры и хлыстик здесь, товарищ сержант, не понадобятся. Придется их сдать!

– Как сдать? Зачем сдать? – растерялся Сафар.

– И шашку, кстати, тоже. Будет мешать работать при орудии.

– Пошлите меня обратно в кавалерию, товарищ майор, – взмолился сержант, – у меня ведь как-никак фронтовой опыт.

– Очень хорошо. Боевой опыт пригодится. Будете командовать орудием.

Сафар беспомощно развел руками.

– Ну, как я буду командовать орудием, если не знаю даже устройство пушки. В кавалерии я больше пригожусь. К лошадям бы меня.

– Не волнуйтесь, товарищ Амиршоев. На батарее опытный и хорошо подготовленный командир старший лейтенант Туганов. Он вас всему обучит.

Поначалу Сафар стеснялся своей командирской должности, побаивался наших «бородачей» артиллеристов. Команды подавал не совсем уверенно, тихим голосом, с несколько просящей интонацией. После каждой команды тут же лихо щелкал себя по голенищу трофейным хлыстиком, с которым так и не смог расстаться, затем шел к наводчику и проверял точность работы.

Сафара частенько и самого можно было видеть за панорамой, работающим и за наводчика, и за замкового.

Вскоре сержант всем сердцем полюбил артиллерию. Он подружился с людьми на батарее и заставил их уважать себя.

Формирование нашей 3-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва подходило к концу. Были проведены тактические учения, и теперь со дня на день ждали отправки на фронт. Настроение у всех было приподнятое. Ну, а Сафар – тот просто ходил именинником! Артиллеристы на учениях показали хорошую слаженность и высокую точность огня, расчет, состоявший из земляков Сафара, получил благодарность от командира полка гвардии полковника Николая Чигира.

…А фронт приближался. Чем ближе к линии фронта, тем разноцветнее становилось небо. Вскоре стали слышны и разрывы тяжелых снарядов. Враг вел огонь по перекресткам дорог, по деревушкам, рощицам. В воздухе появились «юнкерсы», которые яростно бомбили наши позиции. Новички, подвергшиеся столь неожиданному обстрелу, искали спасения за стволами деревьев и в кузовах машин. Появились первые убитые и раненые.

Под грохот снарядов и свист мин, под земляным дождем, пригнувшись, короткими перебежками, а где и ползком, Сафар мчался к спрятавшимся за деревьями бойцам, швырял их на землю и кидался за ними сам:

– Вот так надо, брат! Лежать надо! – учил он, потом вскакивал, бежал к раненому, перевязывал. – Плотнее, плотнее вжимайся в землю! – кричал бойцам Сафар, а невдалеке уже разрывалась мина, и осколки ее проносились над их головами, впивались в дерево, рубили ветви.

Сафар нетерпеливо расхаживал около гаубицы. Проверял прицельные установки, пересчитывал снаряды и все что-то записывал в свою заветную книжечку, бережно хранящуюся в полевой сумке.

– Волнуется Сафар! – сказал кто-то из бойцов.

Близится рассвет, а команды «Огонь!» все не было. В который раз подходил Сафар к командиру взвода, сверял время и не спеша возвращался к своей гаубице.

– По местам! Натянуть шнуры! – прозвучала долгожданная команда. Повторив ее, Сафар поднял руку, как бы призывая бойцов своего расчета следить за ним.

Этот бой памятен для нас прежде всего тем, что в нем появились наши первые герои.

Под сильным артиллерийским огнем связист первого дивизиона 212-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка нашей дивизии Павел Рыбин устранил три порыва на линии. При исправлении четвертого он был убит осколком вражеского снаряда. Бойцы нашли его на линии с зажатыми в руках концами телефонных проводов.

Прочтя о его подвиге в дивизионной газете «Во имя Родины», Сафар задумался, потом сказал бойцам:

– Поклянемся быть достойными Павла Рыбина и жестоко отомстить фашистам за его смерть!

И вся семерка таджиков сказала:

– Клянемся, Сафар!

Во время боев неприятельский тяжелый снаряд ударил в погреб с боеприпасами. Ярким пламенем вспыхнул порох, загорелись ящики со снарядами. Бойцы бросились врассыпную. Но Сафар не растерялся и прыгнул в окутанный дымом погребок.

Стоя в дыму и пламени, он тушил огонь, выбрасывал тяжелые, полные снарядов ящики, готовые вот-вот взорваться. Пламя охватило его гимнастерку, обожгло грудь, на обгоревших руках слезла кожа, но он не ушел, пока не ликвидировал опасность.

Особенно жестокие бои разгорелись на подступах к Витебску. На рассвете, после мощного огневого налета, при поддержке танков, гитлеровцы пошли в контратаку и потеснили наши передовые части, выйдя к позициям 213-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка. Расчету Сафара Амиршоева пришлось вести бой с вражеской пехотой, оказавшейся в ста метрах от их гаубицы.

Вскоре вышел из строя наводчик, а за ним и три орудийных номера, но Сафар и его бойцы Хасан Бабиев, Теша Фазылов и Аминжан Махмудов продолжали вести огонь.

А гитлеровцы уже вошли в мертвое пространство и орудийный огонь не мог их поразить. Снаряды пролетали над их головами, не причиняя ущерба. Фашисты подходили все ближе и ближе.

– Гранаты! Давай гранаты! – приказал своим бойцам Амиршоев. Вражеская атака была отбита.

После этого боя Сафар написал заявление: «Я знаю Устав и программу партии, – писал он. – Партийные поручения выполняю. Я желаю быть членом Коммунистической партии, воевать еще лучше и готов отдать все силы для окончательного разгрома фашистских захватчиков. Я буду биться до последней капли крови для освобождения социалистической Родины».

23 июня 1944 года войска 5-й армии перешли в наступление и, прорвав вражескую оборону, за двое суток продвинулись более чем на сорок километров, освободив Богушевск, Сенно, Вилейку. Орудие Сафара всегда было впереди, в бою за Богушевск его расчет уничтожил тяжелый танк и взвод пехоты противника. Там, где жарче всего кипел бой, где упорнее сопротивлялся враг, всегда можно было видеть 122-миллиметровую гаубицу Сафара. Высокий и сильный, он был похож в бою на богатыря из старинного народного эпоса.

На западной окраине Богушевска фашисты атаковали его орудие, стоявшее впереди пехоты. Приблизившись к гаубице, гитлеровцы пытались забросать расчет ручными гранатами, но Амиршоев не растерялся и, приказав бойцам взять автоматы, бросился врукопашную!

Вскоре мы подошли вплотную к Вильнюсу, который был превращен в неприступную крепость. Бои шли круглые сутки.

И, как всегда, там, где бывало особенно жарко, впереди оказывался Сафар. Артиллеристы на руках катили орудие по узким, заваленным всевозможным хламом улицам, в упор расстреливая фашистов. Только за первый день боя на улицах Вильнюса его расчет уничтожил два орудия, три пулемета и около сорока человек взял в плен.

13 июля Москва салютовала доблестным советским воинам, освободившим Вильнюс. Но часть Литвы еще была в руках врага. Сюда гитлеровцы бросили 6-ю танковую дивизию «Великая Германия». В ночь на 16 июля 1944 года 8-я гвардейская гаубичная артиллерийская бригада под командованием полковника Дмитрия Ефимовича Старынина сосредоточилась северо-западнее литовского местечка Жежморяй.

Спать воинам бригады в эту ночь не пришлось. Надо было совершить ночной марш, чтобы догнать наступающие части. Густые столбы пыли поднимались высоко над дорогой, покрывая серой пеленой машины, орудия и людей. Трудно было двигаться, дышать. Но Сафар даже и в этой обстановке выглядел молодцевато. И вдруг на окраине леса загремели выстрелы.

– Танки! Справа танки! – крикнул разведчик.

Около шестидесяти тяжелых танков и штурмовых орудий, да тридцать бронетранспортеров с автоматчиками показались из леса и устремились в район расположения артиллерийских полков бригады.

Артиллеристы, усталые после ночного перехода, не успев выбрать огневые позиции, как следует окопаться и привести в боевую готовность орудия, вынуждены были вступить в бой. Прорыв немецких танков угрожал захватом важного узла шоссейных дорог, ударом по тылам наших войск и выходом неприятеля к Вильнюсу. Допустить этого нельзя. Любой ценой надо задержать вражеские танки!

Всю тяжесть боя приняли на себя 213-й и 214-й гвардейские гаубичные полки. Подпустив танки на близкое расстояние, расчеты боевого охранения дружно открыли огонь. По тревоге с хода стали развертываться и остальные батареи полков. Бойцы взводов управления выдвинулись вперед и заняли оборону впереди орудий.

Первая атака была отбита. Оставив во ржи шесть горящих танков, гитлеровцы повернули обратно к лесу.

Не успел ветер отнести в сторону пыль и дым боя, как началась вторая атака. На этот раз немецкие танки пошли на пятую батарею 213-го артполка. Его первое орудие стояло чуточку в стороне, и им командовал гвардии старший сержант Амиршоев. Сафар хорошо видел, как, поливая огнем, лязгая гусеницами, на их батарею неслись семнадцать «тигров» и «пантер».

Артиллеристы открыли огонь. Но также огонь открыли и танки. Ранены многие бойцы расчета. Оставшись вдвоем с наводчиком, Сафар приказал ему занять позицию с противотанковым ружьем, а сам встал у прицельного приспособления, стараясь поймать в перекрестие панорамы головной танк. Вскоре ему это удалось. Глухо грохнуло орудие. Охваченный пламенем танк замер на месте.

Теперь Сафар работал один за шестерых. Сам подносил снаряды, сам заряжал орудие, вертел рукоятку поворотного механизма, ловил в перекрестие панорамы вражеский танк…

– Амиршоев, танки слева! – услышал он крик командира батареи Василия Григорьевича Вирлова.

Два танка шли на его орудие. Быстро повернув гаубицу в сторону подходивших танков, он хотел уже скомандовать себе «Огонь!», как что-то тяжелое ударило его в спину. Густой туман застлал глаза. Скрючившись от невыносимой боли, Сафар присел на лафет.

Потом, собрав все силы, Сафар выпрямился во весь свой богатырский рост, схватил снаряд и зарядил орудие. Выстрел. Недолет. Другой. Снова недолет. А танки все ближе и ближе…

Теперь на орудие Сафара неслись шесть танков. Но его израненная гаубица продолжала грохотать. Три танка уже пылали. Напрягая последние силы, истекающий кровью Сафар каким-то чудом все же сумел зарядить орудие и, подпустив четвертый танк так, чтобы промаха быть не могло, выстрелил.

Но увидеть, как загорелся четвертый вражеский танк, он уже не смог. Покачнувшись, Сафар повис на прицельном приспособлении.

…17 июля 1944 года на площади в небольшом литовском селении Жежморяй прогремел прощальный воинский салют. В последний путь провожали мы своих товарищей-гвардейцев, пройдя с ними немало фронтовых дорог. Весь литовский поселок от мала до велика шел за траурной процессией.

В дивизионном боевом листке были помещены стихи гвардии сержанта Юрия Гордиенко:

 
Но нет, не умер Амиршоев —
В делах гвардейского полка
Живет его душа большая,
Живет и будет жить в веках.
 

Девяносто девять артиллеристов за отвагу и храбрость, проявленные в бою с фашистскими танками, были удостоены правительственных наград. Гвардии старшему сержанту Сафару Амиршоеву присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Лицом к огню

Размышляя о судьбе Смоленщины, на которой пришлось воевать и в сорок первом, когда мы отступали, и позже, когда освобождали ее, я всегда вспоминаю, что древняя земля смолян дала Родине немало знаменитостей: героев, писателей, поэтов, художников, композиторов… Только Героев Советского Союза краеведами насчитывается свыше 240. И среди них офицер-артиллерист Владимир Сергеевич Алхимов. Вот скупые строки из наградного листа: «7 августа 1944 года в районе Тупики после артиллерийской подготовки противник силой до 50 танков и пехотой перешел в контрнаступление и вклинился в наши боевые порядки. Танки повернули строго на юг и тем самым отрезали наблюдательный пункт, на котором находился Алхимов. Гвардии лейтенант Алхимов вызвал по радио огонь дивизиона, отсек пехоту противника от танков и расстроил их боевые порядки. Группа из 13 танков повернула на наблюдательный пункт 62-го стрелкового полка 184-й стрелковой дивизии, где находился Алхимов, и открыла огонь. Товарищ Алхимов не растерялся, вызвал огонь дивизиона на себя, подбил четыре танка, а остальные вынудил к отходу. Всего было подбито шесть танков…»

То был «звездный час» Алхимова-артиллериста. Сам же этот подвиг оказался ступенькой к другому – трудовому… Но об этом – в конце очерка. Сейчас же – краткая биографическая справка.

Владимир Сергеевич Алхимов родился в деревне Никулино Почаевского сельсовета Смоленского района в октябре 1919 года. Его отец работал секретарем Катынского волисполкома. Летом 1922 года убит кулаками. После трагической смерти отца семья Алхимовых жила очень бедно. Чтобы помочь матери, Владимир с ранних лет нанимался пасти скот. В 1935 году он поступил в Смоленский финансово-экономический техникум, который окончил на «отлично», и был направлен для продолжения учебы в Ленинградский финансово-экономический институт. В первый же день войны Владимир аккуратно сложил скудные студенческие пожитки, передал их на хранение в семью своего товарища-ленинградца и добровольцем ушел на фронт. И уже через пять дней бойцом 19-го Краснознаменного стрелкового полка сражался с захватчиками на подступах к городу Ленина.

…Неполная стрелковая рота с двумя батальонными минометами и противотанковой пушкой растянулась на всю ширину полкового участка.

Солнце выплывало над лесом, рассеивая и выжигая туман. Алхимов смотрел на ничейную еще лощину, синий лес, где накапливались немцы, и, как ни странно, больше тревожился о матери с братишкой. С первого дня войны от них никаких вестей, а теперь и ждать неоткуда: вся Смоленщина под фашистом…

– Командиры взводов, к лейтенанту! – передали по цепочке.

Кроме командира роты, других лейтенантов здесь не было.

Глядя на свои «кировские», единственные в роте часы, лейтенант сказал:

– Сейчас начнут. Но мы им распорядок нарушим, испортим план. Первое: до моей ракеты – ни одного выстрела. Довести до каждого бойца! Второе: в случае чего, за меня – товарищ Алхимов. За ним, в порядке выдвижения – Егоров, Манин. Кровь из носа, но до вечера хоть один из вас обязан быть живым. Ясно?

Немцы начали точно в 8.30. Артиллерийский обстрел не нанес особого вреда, бомбардировщики, к счастью, не прилетели. Первую атаку отбили. Пережили еще три штурма.

Но к исходу дня противник на правом фланге почти придвинулся к Оредежу, занял господствующую высоту, с которой простреливалось поле за рощей. Раненых так и не удалось эвакуировать, ждали ночи.

И вновь началось. Немецкие батареи ударили прямой наводкой. На темном фоне леса одновременно с огневыми вспышками вздувались круглые облачка. Под прикрытием артналета, в нейтральной, плохо просматриваемой лощине, скапливались для решающего броска темные фигуры в тевтонских касках. Надо было уничтожить их, но… боезапаса к минометам – на пять минут беглого огня. Пушку берегли для боя с танками: шум моторов слышался все отчетливее…

В той атаке фашистские танки прорвали редкую цепочку пехотинцев. Лейтенант погиб. И уже при отблесках уходящего дня танки давили раненых, собранных на берегу для эвакуации. Под гусеницами погибли многие товарищи Алхимова.

То был его первый бой. Враг оказался сильнее. Это понимал каждый оставшийся в живых. Но не знал, не понимал в тот час Алхимов, что, пережив этот день, он как бы родился заново. Солдатом.

Потом были другие бои, ранение на Черной речке. Пуля, уже на излете, ударила по затылку. Отключилась речь, парализовало ноги. Товарищи оттащили Алхимова, передали санитарам. Но тут вдруг вернулась речь, Алхимов начал ругаться…

Второй раз его ранило под Пулковом, опасно. «Еще полтора миллиметра, и…» – сказал хирург. Пришлось отлежать полтора месяца на госпитальной койке в блокадном Ленинграде. И опять на передовую, в родной 19-й стрелковый полк…

В конце сорок второго года Алхимов был направлен в артиллерийское училище, откуда в январе сорок четвертого – в действующую армию, на Западный фронт. По пути удалось побывать в родных краях. Поезд приплелся в Смоленск в полночь. До Витебска по шоссе нужно было добираться на попутных. Там шли тяжелые бои. Но и родное Никулино тоже на Витебском шоссе.

Фронтовая полуторка подбросила Алхимова до нужной развилки. Еще четыре версты – и Никулино. Вокруг пустынно. Ни людей, ни повозок, ни огня. И ни одного живого звука. Только скрип снега под сапогами. До боли знакомый путь. И в то же время будто какой-то чужой. Куда-то исчезли привычные дубовые, березовые рощи и перелески. Даже старинный школьный парк, знаменитый на всю Смоленщину, и тот вырублен. Война, что же ты наделала? Победим, и все придется начинать сызнова… И села, и города, и заводы…

С этими мыслями добрался до родной деревни, без труда отыскал свой дом и, в изнеможении от бега и волнения, остановился. Первым, кто вышел на стук молодого офицера, оказался племянник Вася, а затем показалась и родная мать. Трудно передать радость встречи. За все предыдущие и последующие годы Владимир Сергеевич никогда не спал так хорошо и сладко.

Утром – на передовую, под Витебск. Здесь младший лейтенант Алхимов становится командиром взвода управления. На этот раз рядом с молодым офицером оказался опытный наставник. Артиллерийскому таланту капитана Ивана Марковича Бабича завидовали многие однополчане, из-за чего ему прощали и маленькие личные слабости. Они оба сдружились, понимали друг друга с полуслова, даже с намека. Командир дивизиона доверял будущему комбату самые ответственные и сложные боевые задачи, настойчиво учил его непростому искусству артиллерийской стрельбы.

Вскоре развернулась знаменитая операция «Багратион». Уже в первый день наступления войска 5-й армии 3-го Белорусского фронта продвинулись на глубину до 12 километров, форсировали реку Лучеса и перерезали железную дорогу на участке Витебск – Богушевск. Утром 24-го июня в коридор, пробитый огневым валом артиллерии и дивизиями первого эшелона, стремительно вошла конно-механизированная группа. 6-я гвардейская кавалерийская дивизия быстро сосредоточилась у основной переправы через Лучесу у деревни Осипово. Однако наплавной мост оказался разбитым. Фашисты, обнаружив скопление войск у переправы, открыли уничтожающий огонь.

Вот тут-то на помощь конникам пришел командир взвода управление 5-й батареи 261-го гвардейского тяжело-пушечного артиллерийского полка гвардии лейтенант Алхимов. С помощью секундомера он засек вражескую батарею и обрушил на нее удар своих тяжелых пушек. Однако для ее подавления потребовалось более мощное огневое подразделение. Тогда лейтенант приказал радисту Федору Комову, ставшему кавалером ордена Славы всех трех степеней, вызвать огонь дивизиона. И вражеская батарея, пытавшаяся сорвать конникам переправу, вмиг умолкла. Кавалеристы форсировали реку и понеслись на Богушевск.

За месяц стремительного наступления наши войска сокрушили «Восточный вал», освободили от оккупантов Белоруссию и Литву, форсировали во многих местах Неман, вошли в Латвию…

И вот – 7 августа 1944 года. Что можно добавить к словам наградного листа, приведенного в начале очерка? Прежде всего то, что Алхимов к этому времени становится командиром батареи.

Как уже было сказано, заградительным огнем удалось отсечь пехоту врага. Однако его танки прорвались сквозь боевые порядки 262-го стрелкового полка и приблизились к наблюдательному пункту командира 5-й батареи 261-го тяжело-пушечного артиллерийского полка. Алхимов мог отойти, и никто не упрекнул бы его за это. Но он остался на своем наблюдательном пункте и продолжал управлять огнем батареи и дивизиона. Казалось, выхода уже нет – артиллеристы обречены. Алхимов приказал личному составу взвода управления разобрать противотанковые гранаты, приготовиться к бою и вызвал огонь батареи на себя. Исход этого боя известен: шесть подбитых танков противника и бегство остальных с поля боя.

Помню Алхимова и в решающие дни штурма Кёнигсберга. В лихо сдвинутой шапке, распахнутой шинели, с орденами Отечественной войны и Красной Звезды на гимнастерке (Звезду Героя Владимир не успел получить, хотя указ уже был опубликован), пронесся он на своей машине мимо моего наблюдательного пункта и скрылся в горящем переулке. Его батарея неотступно сопровождала пехоту, обрушивая залпы по скоплениям противника и его огневым средствам. Взятием Кёнигсберга, а затем Пиллау, разгромом группировки фашистов на Земландском полуострове закончились боевые действия нашей артдивизии в Восточной Пруссии… Впереди были сражения на Востоке страны. Впереди был Хинган.

Отгремела война. Для многих переход на мирное положение не был легким. Но Алхимов добивался увольнения из армии, твердо решив окончить Ленинградский финансово-экономический институт. В этом Владимир Сергеевич был настойчив. Он трижды приходил ко мне и убеждал, просил, даже требовал. Но время было сложное, начиналась «холодная война». Поэтому командование всячески стремилось сохранить опытные боевые кадры. Не скрою, среди тех, кто не давал согласия на увольнение из армии, был и я. А тем более по отношению к Алхимову: Герой Советского Союза, артиллерист «от бога», командирские способности, колоссальный боевой опыт, неповторимый путь. Вот для кого были открыты двери военной академии! Я рисовал перед ним самые радужные перспективы. Но отважный начальник разведки артдивизии оставался неумолимым. Твердо настаивал на увольнении в запас, чего и добился в конце концов.

Начался новый, послевоенный, и тоже неповторимый путь еще молодого человека, любимого нами. Он был жаден к знаниям, не терял времени: окончил финансово-экономический институт, Всесоюзную академию внешней торговли, защитил кандидатскую диссертацию. Более 25 лет работал в системе Внешней торговли и стал известен многим деловым людям капиталистического мира. Американский бизнесмен – президент фирмы «Оксидентул Петролиум» Арманд Хаммер называл заместителя министра внешней торговли СССР В. С. Алхимова «выдающимся деловым человеком», добавляя, что «многие американские банкиры могли бы поучиться у него».

В английском языке есть выражение: «человек, сделавший самого себя». Зарубежные журналисты нередко применяли его к заместителю министра внешней торговли СССР, а затем и председателю Правления Государственного банка СССР, депутату Верховного Совета СССР, Герою Советского Союза Владимиру Сергеевичу Алхимову. Сам он говорит о себе иначе: «Меня воспитала и учила Советская власть».

Несколько слов еще об одном качестве В. С. Алхимова. Когда-то в Венляровской средней школе учителя отмечали его литературную одаренность. Рассказы и стихотворения Володи Алхимова получили одобрение земляка – Александра Твардовского… Фронтовые дневники Алхимова были восторженно встречены сотрудниками Литературного института, которые предложили ему кое-что в них переделать. Однако он категорически отказался, поставив «крест» на своей литературной карьере. Полюбилась ему поэма Константина Симонова «Сын артиллериста». В ней ведь тоже о подвиге артиллериста, вызвавшего огонь на себя, что повторил и Алхимов. И стихотворение на эту же тему он написал на следующий же день, после сражения с фашистскими танками, под свежим впечатлением от только что пережитого. Были в нем такие строки:

 
Мчится, грохочет железо,
Море бушует огня…
– «Сокол!» Я «Вихрь»! Отрезан!
Дайте огонь на меня!
 

_{Фотографии С. Амиршоева и В. Алхимова см. в иллюстрационной вкладке.}