Текст книги "Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3."

Автор книги: Алексей Кулаков

Соавторы: Борис Полевой,Александр Твардовский,Михаил Исаковский,Виктор Кочетков,Владимир Киселев,Леонид Леонов,Георгий Жуков,Павел Антокольский,Алексей Голиков,Николай Кузнецов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 61 страниц)

– Вперед! – продолжал кричать вдогонку солдатам командир роты. – Вперед! – раздалось почти рядом. – А вы почему сидите?

Я оглянулся на крик. Рядом стоял старший лейтенант с пистолетом наголо и сыпал матюками.

Я кивнул на свое ружье – мол, у меня ПТР, жду танки.

– Вперед!

– За мной! – сказал я напарнику и выскочил из траншеи. Подхватил ружье за ручку, пригнулся и запетлял по воде как заяц, чтоб немец не взял на мушку. Но не успел сделать и нескольких шагов, как что-то вдруг резко дернуло за плечо, дернуло резко, сильно, даже рвануло всего назад. И в тот же миг почувствовал, что левая рука онемела и повисла плетью. Какое-то время лежал я, уткнувшись головой в ружье, думал, что делать. Попробовал пошевелить рукой и не смог, острая боль пронзила плечо…

В санбате, когда уже мне сделали противостолбнячный укол, обработали рану и сестра бинтовала плечо, я услышал знакомый тягучий голос:

– Доктор… а я… буду жив?..

Я оглянулся и увидел своего напарника – его несли куда-то на носилках.

* * *

Весенняя распутица сделала дороги непроезжими. Автомобили оказались совершенно парализованы. Из-за отсутствия транспорта в санбате скопилось много раненых. Днем и ночью здесь стояли стон, крик, ругань. Тяжелораненые – народ капризный, мнительный, им казалось, что их бросили, забыли, что о них никто не заботится. Самых тяжелых эвакуировали «кукурузниками». Но много ли ими перевезешь? С легкоранеными ходячими нашли самый простой выход: формировали в группы и отправляли в госпиталь своим ходом. Группа, в которую я попал, составилась человек из двенадцати. Нам выдали сухой паек, выписали общий на всю группу продаттестат, вручили старшему группы документы, растолковали маршрут и отправили. Идти предстояло далеко – госпиталь остался где-то на левом берегу Днепра, между Верхним Рогачиком и Большой Лепетихой.

Как только мы вышли за село, сразу же окунулись в такую непролазную грязь, которую трудно себе представить. На большаках, проселках и прямо на поле – всюду были разбросаны машины. Одни скособочились, провалившись в кювет, другие стояли поперек дороги; одни давно замерли, потеряв всякую надежду сдвинуться с места, другие ревели перегретыми моторами, пытаясь продвинуться вперед хотя бы на метр. Грязь засасывала колеса все глубже и глубже, пока машина не садилась на брюхо, делаясь совсем неподвижной. И тогда впрягались солдаты и тащили на себе пушки, минометы, несли на плечах ящики с боеприпасами. Утопая в глубокой грязи, к фронту двигались караваны лошадей, волов и даже коров, навьюченных военными грузами. Женщины, старики, подростки сплошным потоком тянулись в сторону передовой, связав попарно за хвосты мины, перекинув их через плечо, они несли этот опасный груз не только без боязни, но как-то весело, с шутками, довольные, что стали полезными фронту.

В госпиталь мы пришли лишь на седьмой или восьмой день. Нас тут же повели в баню. Раздели донага, и все наше барахло, кроме сапог и вещмешка, отправили в жарилку, а самих мыться. После бани – на перевязку. И тут оказалось, что моя рана за дорогу затянулась, мне лишь смазали йодом входное и выходное отверстия и даже повязки накладывать не стали. Направили на ЛФК, так как было задето сухожилие и пальцы работали плохо.

Распутица сказалась и на снабжении госпиталя – он остался почти совсем без продовольствия, и мы вынуждены были перейти на подножный корм: однорукие раненые ходили в поле, ломали там оставшуюся с осени кукурузу, шелушили ее и варили кашу. А когда оттаяла земля, стали копать картошку, оставшуюся с осени неубранной. Эти-то работы и помогли мне лучше всякого ЛФК. Уже через несколько таких «сеансов» пальцы стали сгибаться почти нормально. И в конце апреля меня выписали в запасный полк.

Наши войска к тому времени уже освободили Николаев, Одессу и вошли в Молдавию.

Пересыльно-распределительный пункт располагался в большом молдавском селе с немецким названием Бердорф. Нас разместили во дворе просторного дома, сказали, что будут вызывать по одному. Вызывали быстро. Спрашивали данные – возраст, образование и прочее, записывали и вручали каждому клочки бумажки с цифрами: 17, 2 и разные другие. Теперь мы стали группироваться по номерам, справлялись, у кого какой номер, гадали, что они означают. У меня было то ли 45, то ли УБ.

– Ошибки не будет, что 45, что УБ, – сказал появившийся на крыльце маленький лейтенант в фуражке с большим козырьком. В руках он держал список. Объявил – Команда сорок пять, ко мне! В колонну по два – становись! Равняйсь! Смирно! Шагом марш! – и сам побежал вперед.

Оказалось: УБ – это учебный батальон.

Три дня, пока шла укомплектовка, мы жили более или менее вольготно. Батальон набирался внушительный: формировалось четыре роты да плюс еще отдельный взвод разведчиков. Без раскачки начались занятия. Из нас готовили младших командиров. Дисциплина была строгая. «Гоняли» по всем правилам, не забывали и строевую подготовку, что особенно возмущало фронтовиков: зачем, мол, она нужна на войне. Но кроме того учили ползать по-пластунски и делать перебежки, вести бой в траншее и в населенном пункте, метко стрелять и метать гранаты, изучали матчасть стрелкового оружия от винтовки до пулемета и автомата, в том числе и трофейного, учили командовать отделением и взводом.

Командовали батальоном умные, строгие и заботливые офицеры-фронтовики. Комбатом был майор Дорошенко – высокий, стройный, прошедший до этого множество фронтов, познавший «прелести» отступлений первых годов войны и бывший неоднократно раненный, отчего немного подергивал больным плечом. Замполит – майор Кирьянов – полный, быстрый, хотя и с палочкой, прихрамывал на одну ногу, – тоже прошедший немало фронтовых дорог.

В июле состоялся выпуск – нам присвоили сержантские звания. Я стал старшим сержантом. Но в часть меня и еще человек пятнадцать новоиспеченных сержантов не отправили, оставили в батальоне, чтобы мы учили новое пополнение, которое прибыло уже на второй день.

Но занятия теперь проходили странным образом – ученья приказали проводить на открытой местности, при появлении немецких самолетов не прятаться. А потом и вообще начали походными колоннами днем ходить в сторону излучины Днестра. Там в лесах строили ложные воинские лагеря, артиллерийские позиции, разводили дымные костры, то есть всячески демонстрировали концентрацию войск. Вечером скрытно уходили в свой лагерь, чтобы утром снова проделать марш в ту же сторону. И немцы «клевали» на наши уловки – бомбили эти «скопления» наших войск.

Однажды, когда уже виноград поспевал, нас подняли по тревоге ночью. Все три учебных батальона – наш, пулеметный и минометный – были спешно направлены на передовую.

Передовая встретила нас нервозно: немцы то и дело палили в небо ракетами, освещая нейтральную полосу, беспрерывно постреливали из пулеметов, через каждые час-полтора накрывали минометным огнем наш передний край.

Излучина Днестра… Эти слова вот уже несколько месяцев не сходили ни со страниц фронтовых газет, ни из разговоров солдат и офицеров – здесь все время шли бои «местного значения».

И вот в эту излучину привели курсантов. Мы тихо сменили какую-то крупную часть и заняли оборону на обширном пространстве: расстояние между солдатами было огромно, будто и не на передовой, а в тылу часовые на постах. После мы узнали, какую задачу решал наш объединенный учебный батальон. Готовилось большое наступление, которое потом закончилось разгромом Ясско-Кишиневской группировки противника: наше командование делало все, чтобы немцы думали, что наступление начнется именно со штурма плацдарма. Поэтому здесь всячески и демонстрировалось передвижение войск и скопление техники. Курсанты все эти дни выполняли именно эту задачу. А теперь, в канун наступления, все части, назначенные к прорыву, были скрытно и быстро переброшены в зону главного наступления, а оборону в излучине против немецкого плацдарма занял учебный батальон.

Однажды на рассвете немцы неожиданно обрушили по нашим траншеям шквальный огонь, потом быстро перенесли его в глубину обороны и долго там толкли землю. «Не задумали ли они нас опередить с наступлением?» – подумалось тогда. Но немцы в окопах вели себя спокойно, лишь кое-где постреливали пулеметы, словно забавляясь, пуская вверх дугообразные трассирующие очереди.

Артналет прекратился внезапно, наступила звенящая тишина. Пыль, дым, тротиловая гарь медленно плыли вдоль траншей, постепенно оседая и высветляя даль. Курсанты волновались и ждали нашей артподготовки, но ее не было. Может, отменили наступление?

Но вот наконец грохнуло в нашем тылу, и в ту же минуту через траншеи, завывая на разные голоса, понеслись снаряды и мины. Артиллерия била по немецкому переднему краю, по проволочному заграждению. Взлетали в воздух столбики, окутанные колючей проволокой. Уже весь передний край немцев был окутан пылью и дымом, а артиллерия все била и била, и снаряды все проносились у самой головы, и от каждого такого визга мы невольно сжимались и вдавливались в землю.

Постепенно артиллерия перенесла огонь в глубину немецкой обороны, по цепи передали команду: «Приготовиться к атаке!» Стали ждать сигнала. Но сигнала почему-то не было. На нашем участке канонада уже почти стихла, только слева и справа артиллерия все еще продолжала работать. Особенно слева – оттуда доносился обвальный грохот, словно рушились гигантские горы. И тут мы увидели, как немцы стали выскакивать из окопов и во весь рост бежать к себе в тыл. Из наших траншей открылась беспорядочная стрельба, послышалось какое-то улюлюканье, шум, крики. Наконец шпокнуло справа, словно разорвался резиновый шарик, взвилась в небо, оставляя белый след, ракета, вверху распалась на три красных огонька.

– Вперед! В атаку! Ура!

Курсанты высыпали из траншей, ринулись к немецким окопам. У проволочного заграждения замешкались: проходов настоящих не было, разорванная проволока цеплялась за обмундирование, рвала его в клочья.

– Вперед! Вперед! – донесся уже охрипший голос взводного. – Шинели!.. Шинелями накрывайте проволоку!

Минометный огонь с немецкой стороны прекратился, и мы в рост устремились к Днестру. Но тут с противоположного берега ударили пулеметы, мы залегли, стали зарываться, прятаться за кусты.

– Почему остановились? Кто приказал окапываться? – это был голос командира роты. – Форсировать немедленно!

Быстро стали выламывать из немецких блиндажей бревна, доски, сбивать примитивные плоты, бросились в воду. Немцы перестали поливать нас пулеметным огнем – то ли наши сбили их, то ли они затаились, подпуская нас поближе. Но нет, никакого подвоха не было, немцы просто ушли, мы благополучно перебрались на другой берег и ринулись вдогонку за ними. Вдали сплошным облаком поднималась пыль – то немцы поспешно отступали.

По садам и виноградникам, по зеленым холмам и долинам, с холма на холм, полями, огородами, почти все время бегом, гнали мы немцев до самого Кишинева.

Дальше наш батальон не пошел. В городе мы заняли старые, из красного кирпича, военные казармы. Усталые, запыленные, повалились, кто как мог, не раздеваясь, прямо на полу.

В Кишиневе мы не пробыли, наверное, и трех суток. Однажды вечером батальон наш подняли и повели к станции с названием особенно желанным для солдат – Затишье. А я и еще пять человек из батальона во главе с лейтенантом были отряжены вперед на новое место дислокации, и назывались мы квартирьерами.

Наша 5-я Ударная армия передислоцировалась на 1-й Белорусский фронт.

Юрий Ленчевский. Здравствуй, граница!

1

Это был поистине праздничный и исторический день. Группа пограничников устанавливала первый столб на государственной границе Союза Советских Социалистических Республик с Румынией…

А все началось с того, что 26 марта 1944 года войска 2-го Украинского фронта на 85-километровом участке севернее Цигеи вышли на госграницу. В этот же 1009-й день войны небо Москвы расцветил салют, возвестивший начало полного освобождения родной земли от немецко-фашистских оккупантов.

Выход на государственную границу проходил радостно и торжественно, и это вполне объяснимо и понятно. Здесь пограничники проливали свою кровь в памятное утро 22 июня сорок первого года. Заставы были колыбелью их мужества, стойкости.

Внешне же это важнейшее событие выглядело так: привезли отесанный дубовый кряж, врыли его в землю, прибили фанерную дощечку с четырьмя буквами «СССР». Пограничники поклонились столбу. Командир снял с плеч вещмешок, достал из него выцветшую зеленую фуражку, пронесенную им через войну, надел ее. Прогремел троекратный салют, и граница начала жить своей жизнью.

Выход на государственную границу был радостен не только для пограничников, но и для всего советского народа. 27 марта 1944 года «Правда» писала: «Вот она… долгожданная, трижды желанная государственная граница нашей Отчизны, тридцать три месяца назад попранная врагом». О восторженной встрече народом известия о выходе советских пограничников на охрану рубежей свидетельствуют приветствия партийных, государственных, военных и общественных деятелей, писателей и ученых, рабочих и колхозников. Крупнейший советский полководец Маршал Советского Союза Г. К. Жуков так говорил о пограничниках: «Я всегда был спокоен за те участки фронта, где стояли в обороне или шли в наступление пограничные войска…»

В тот же памятный день – 26 марта – началась Одесская наступательная операция войск 3-го Украинского фронта. Цель операции – разгромить приморскую группировку противника, освободить северо-западное побережье Черного моря и Одессу, выйти к границам Румынии. В результате успешного наступления было восстановлено 400 километров западной границы. 20 мая охрана государственной границы с Румынией была принята Молдавским пограничным округом.

В августе сорок четвертого года пограничные отряды принимали под охрану советско-польскую границу. Одним из первых на этот участок вышел пограничный отряд, сформированный в Харькове. А 5 августа на охрану советско-польской границы вышел пограничный отряд, сформированный в Смоленске. Вскоре по всей линии советско-польской границы заступили и другие пограничные отряды. К 10 августа на охрану рубежей вышел в полном составе весь Украинский пограничный округ.

После заключения перемирия СССР с Финляндией части Красной Армии прекратили военные действия и 27 сентября вышли на советско-финскую границу. 1-й пограничный полк принял под охрану один из освобожденных участков границы 8 октября, а 7 ноября, к 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, пограничные наряды несли службу на всем протяжении от Баренцева до Черного моря.

Первые пограничные части, вставшие на охрану восстановленной границы, встретились с большими трудностями. Все помещения довоенных застав лежали в развалинах, пограничные знаки и другие обозначения на государственной границе были уничтожены.

Выйдя на границу, пограничники сразу же повели решительную борьбу с нарушениями советских рубежей. Только в течение одних суток пограничным отрядом на границе с Польшей было задержано около трех десятков нарушителей. Этот период характерен усилением борьбы против вооруженных банд украинских буржуазных националистов и других националистических групп, а также с оставшимися в приграничных районах агентами гитлеровской разведки, шпионами и диверсантами.

Большие трудности служебной деятельности пограничников в первые месяцы были связаны с близостью фронтов, для обеспечения которых через границу шел огромный поток грузов и людских резервов, а также с возвращением на родину угнанных в неволю немецкими оккупантами в годы войны советских граждан. Скопление в приграничных районах большого количества людей использовалось гитлеровской разведкой для заброски в эти районы своей агентуры, а также создавало определенные удобства для мелких групп противника, пробиравшихся на запад. Поэтому от пограничников требовались исключительная бдительность, осторожность, решительность и находчивость.

2

На рассвете одного из дней 1944 года на шоссе, по направлению к Ржеву, оперативный работник погранвойск остановил мотоцикл с коляской. За рулем – майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза. С ним женщина, младший лейтенант. Документы майора и его спутницы оказались в порядке.

– Откуда едете? – спросил проверяющий.

Майор назвал пункт. От места их встречи пункт находился километров за двести. «Ехали не меньше четырех часов. А всю ночь шел дождь! Почему же они сухие?..» – и проверяющий предложил пассажирам следовать в поселок.

Кроме удостоверения личности сотрудника контрразведки «Смерш» и командировочного предписания, у майора и его спутницы были особые документы, в которых указывалось, куда, зачем и согласно чьему приказу они направляются. Подписи, печати – казалось бы, внушительные документы. Безупречная экипировка. У майора с собой даже вырезки из газет о его награждении орденом. Словом, как говорится, – комар носа не подточит. А они оказались террористами немецко-фашистской разведки.

Гитлеровский разведывательный орган тщательно подготавливал террористическую операцию против высшего командования Красной Армии. Двух своих агентов – Политова и Шилову – немцы готовили долго и упорно. Снабдили их специально сконструированным оружием, мощной магнитной миной с радиовзрывателем, советскими деньгами, семью пистолетами, комплектом отравленных разрывных пуль к одному из них, ядом, вызывавшим мгновенную смерть, десятками незаполненных бланков советских документов… Политову для убедительности легенды в немецком военном госпитале сделали сложную операцию. Вся эта затея обошлась немцам более чем в четыре миллиона марок.

Задержанию террористов помог дождь. А точнее – бдительность. То, что матерые агенты не учли такого рокового для себя обстоятельства, оказалось случайностью. Но не случайно обратил на них внимание пограничник. Он проявил присущую чекисту бдительность.

3

Утром наряд во главе с сержантом Иваном Заболоцким нес службу в районе Беловежской пущи. Осматривая местность, пограничники заметили на покрытой инеем траве свежие следы, которые вели в наш тыл. Наряд, шедший по следу, скоро настиг группу военных, вооруженных автоматами и пистолетами. Один из них в форме лейтенанта Красной Армии, щелкнув каблуками, представился.

– Лейтенант Федоров, начальник команды Н-ского полка. Следуем для заготовки овощей.

Документы у офицера оказались безупречными. Однако у сержанта промелькнула тревожная мысль: «Какие овощи могут они заготавливать тут, в Беловежской пуще, где даже населенных пунктов нет поблизости? Да и гитлеровцы перед отступлением все разграбили».

Заболоцкий не показал виду, что у него возникли подозрения, и по-простецки предложил лейтенанту:

– Пойдем на заставу – мы поможем. Как раз нам из соседнего колхоза на днях предлагали овощи.

На лице офицера промелькнула нерешительность. Но он быстро овладел собой и согласился.

На заставу в сопровождении трех пограничников прибыли «заготовители» – офицер и пять солдат.

В канцелярии «лейтенант Федоров» поздоровался с заместителем начальника заставы младшим лейтенантом Зайюовским и бодро сказал:

– Нам здорово повезло. Заблудились в лесу, а тут ваши ребята подоспели. Если еще поможете в заготовке овощей, вовсе будет хорошо.

Зайюовский, предупрежденный сержантом Заболоцким, вызвал старшину Катаева.

– Приготовьте нам чайку. Бойцов тоже покормите в столовой. А каптенармуса пошлите в колхоз вот с этой запиской. Пусть сообщат, есть ли у них овощи.

Заместитель начальника заставы набросал на листке несколько слов и протянул его старшине. Тот взял записку, пробежал ее глазами. В ней говорилось: «Заставу бесшумно поднять в ружье, ждать моего распоряжения».

– Будет сделано, – сказал старшина и вышел.

В канцелярию подали чай. Вошел старшина. Доложил:

– Все готово.

Зайюовский выхватил из ящика письменного стола пистолет и приказал:

– Сдать оружие!

«Лейтенант» схватился за кобуру и бросился к двери. За ним побежали остальные «заготовители». Но пограничники были уже наготове. Хлопнул выстрел. Это сержант Заболоцкий сразил главаря. Открыли огонь старшина Катаев, младший лейтенант Зайюовский и остальные пограничники.

Так была ликвидирована немецкая диверсионная банда, состоявшая из шести человек.

В полевой сумке и карманах главаря нашли несколько печатей и штампов различных частей Красной Армии, десятки служебных бланков, шифры, другие документы, а в потайном кармане брюк – удостоверение на немецком языке. В вещевых мешках «солдат» оказались взрывчатка, детонаторы, бикфордов шнур и портативная радиостанция.

Несколько раньше диверсионная группа, сброшенная фашистами с самолетов, была ликвидирована на участке Украинского пограничного округа. Возглавлял ее матерый гитлеровский агент Сапига. Диверсанты имели оружие, взрывчатку, фальшивые документы, крупную сумму денег.