Текст книги "Казна Кальвадоса (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Я упал с соседнего поезда.

– Почему?

– Так случилось?

         Хуанита оправилась от волнения:

– Оставь взрослого, плывущий по волнам жизни юнга. Чтобы ни случилось с Валерием, всё произошло, чтобы мы встретились.

– У вас нет чего-нибудь холодного? – чувствуя, если не принять меры, лицо превратится в багровое пятно, отталкивающее мещан и привлекающее полицию, спросил Степанов.

         Хуанита подала со стола маленький походный утюг. В течение продолжившейся беседы Степанов то и дело старался поэлегантнее прикладывать его к синякам.

– Мне кажется, я видел, как вы вывалились из-под вагона, – вспомнил Педро незафиксированное сознанием наблюдение.– Что вы там делали?

– Изучал эффект Доплера.

– Мы это ещё не проходили, – протянул Педро.

         Хуанита жестом указала на свадебное платье:

– Любимый, мы встретились на пороге моего второго замужества. Кто знает, сколько их готовят неподкупные Парки?!

– Вы выходите замуж, бесценная?!  И за кого? Есть ли на свете достойный трепетного сердца?

         Хуанита закрыла лицо ладонями, наблюдая за Степановым меж тонких пальцев с выкрашенными в розовое ногтями.

– Слишком долго вы не давали о себе знать! Дистанция в двенадцать тысяч миль разделяющая холодную Россию и жаркий Парагвай, подобно мачете, рассекло чувства. Я вспоминала вас. Не спала. Ценила: несмотря на скромное отрицание, не возражайте, вас единственного полагаю  спасителем из гнусного плена сына…

– Мама, они воняли!

– Не плачь!!. Память угасала. Ни письмо, ни звонок от вас не поддерживали любви.

– Я не знал, куда писать!

– Ой ли! Мы живём не в каменном веке. Достаточно было черкануть: Хуаните Кальвадос. Асунсьон. Парагвай. И меня бы нашли.

– Я думал, нужна улица.

– Что свершилось, то свершилось. Не замутим источник привязанностей. Другой не думал, он настаивал.

– Кто же счастливец?– спросил Степанов, ненавидящим взглядом перебирая оборки на подвенечном платье.

– Полковник Родригес.

– Кто?!! – Степанов схватился за голову.

– Вы не представляете , как красиво полковник умеет ухаживать.

– Но полковник?!.

– Что полковник?

– Полковник!!! Он ветреный человек. Он мерзавец…

– Ни слова больше. Полковник на пути к исправлению. Я нестрогая жена. Пусть гуляет. Женится же он на мне!

         Степанов задыхался. Он не находил слов.

– Полковник Родригес станет твоим отчимом?– спросил он Педро, увлечённо занявшегося выворачиванием солнцезащитных очков наизнанку. Дужки очков трещали.

– Почему бы нет? – кротко отвечал Педро.

– Уверяю, полковник изменился, – настаивала Хуанита.– Он предупредителен, мягок, напоминает тебя или Павла  в лучшие периоды ухаживания за мной. Но ужасно ревнив. Мне неприятно признаться, но ежедневно он напоминает мне, что уничтожит тебя во чтобы-то ни стало, за то, что ты прикасался ко мне. Не хотела бы я, чтобы вы встретились.

– Мама подарила полковнику Родригесу точную копию часов, что у вас. –Заметил Педро, изучая запястье Степанова. Без всякого перехода он добавил:– Я тоже скоро женюсь.

– Педро познакомился в «Макдоналдсе» с Эльзой, – улыбнулась Хуанита.– Полковник Родригес богат. Я тоже. Деньги идут к деньгам, -продолжала рассуждать Хуанита, думая аргументами смягчить удар, нанесённый Степанову.

         В коридоре послышались шаги и голоса. Хуанита насторожилась.

– Это Родригес! – узнала она.– Он убьёт тебя.

         Заметавшись вспугнутой квохчей по купе, Хуанита подняла покрывало, свесившееся со спальной полки.

– Туда!

         Степанов юркнул под кровать, забыв расстаться с утюгом, который прикладывал к нижним векам.

         Вошедший Родригес бросил на полку фуражку контролёра, развалился напротив Хуаниты хозяином. Эстер, Капитан и Боцман  остались у дверей. Эстер внутри купе, а остальные в коридоре. В пылу сражения Степанов не мог хорошенько разглядеть полковника. Теперь  он убедился, Родригес пополнел, раздался в плечах и бёдрах и словно осел, ниже стал ростом. Второй подбородок набухал выше кадыка. Резкие скулы сгладились. К густым бровям убегала чёрная чёлка. Глаза глядели по-прежнему ожесточённо и пронзительно. На запястье сверкали «картье» такие же, как у Степанова. Сообщники Родригеса совершенно не изменились, кроме Эстер. Она похорошела. Вытянулась тростиночкой. Плотная розовая юбка облегала маленькие ягодицы. Ноги, которые она обычно  применяла как оружие, казалось, удлинились за счёт туловища. Эстер перебирала ногами застоявшейся кобылкой. Движения их интересны были не исключительно эстету, но и случайному анатому. Коленки под морковного цвета колготами проваливались Марианскими впадинами, создавая иллюзию полного выверта. Ноги венчали бордовые ботинки на высоченных острых каблуках, на этот раз заполненных индейским ядом – кураре. Пойдём выше. Блузка тоже морковная , под стать колготам. Под ней – силиконовые груди, как среднего калибра боеголовки. Силикон в губах и веках, подсказал бы специалист. Нос укорочен до идеала пластикой. Причёска обесцвеченных волос под мальчика. В ушах розовые клипсы.  Такого же цвета маникюр. Цвет глаз линзами изменён в иссиня-синий. Степанов понял, пока его не было, девушка не теряла времени зря. Эстер выглядела раздражённой. Она нервно накручивала на палец бусы из розовых речных раковин на груди, потом отпускала.

– Операция вступает в фазу завершения, – объявил Родригес. – Противники в западне.

         Полковник расстегивал китель контролёра. Остановившись, он погладил Хуаниту по выемкам локотков:

– Нежнейшая, представляю, как ты переживала! Сейчас труднейшее позади. Дай срок, и мы сольём наши состояния, как слились наши сердца.

         Степанов заметил, что губы Эстер, наблюдавшей за публичными излияниями полковника кривятся в пренебрежительной улыбке.

– Когда я выбирал, где нам жениться, – продолжал Родригес, – перед моим умственным взором представал Таити, где ты, невеста, плыла бы в пироге, украшенная гирляндами белых цветов, нитки жемчуга спускались бы на сладостную грудь. Я опускал экстремальное, столь модное в наши железные дни, венчание под водой…

         « Велико состояние Хуаниты и крепко запал на него Родригес, раз взялся подыгрывать её слогом»,– с раскаиванием подумал Степанов, стараясь не чихнуть от пыли под кроватью.

         Полковник поднялся, снял свадебное платье приложил к каменной Эстер.

– Но мы обвенчаемся на Занзибаре, подобно падишахам выступив верхами на слонах в красного дерева паланкинах.

         Хуанита трепетно отобрала платье, перевесила подальше к окну.

– Сердце моё колеблется, наречённый, ты ли тот, уготованный судьбой. Но колебаться поздно; Хуанита ненароком сняла туфлю, задвинув прямо перед  лицом Степанова.– Время не терпит. И сын требует отца.

– Я бы и обошёлся,– заявил Педро, продолжая доламывать солнцезащитные очки.

– Не знает, что говорит, – вздохнула Хуанита.

– Зачем тебе очки от солнца, .. сын? На улице зима, – спросил Родригес, попытавшись коснуться волос Педро. Тот увернулся.

– Они красивые.

– Логично.

– Погулял бы?

– Не хочу.

– А если мы с мамой попросим?

         От дверей раздался короткий хмык. Родригес насторожился, грозно окинул взглядом сообщников, стараясь определить источник неприличного звука. Троица сохраняла невозмутимость. Эстер попятилась к двери.

– Звезда Парагвая!

– В юности я принимала участие в конкурсе красоты,..– смущённо призналась Хуанита.

         Невнятное шарканье у двери. Родригес вскочил, ударившись о верхнюю полку. Эстер, вертевшая бусы, сильно натянула их от неожиданности. Нитка лопнула, розовые раковины раскатились по полу. Педро встал на колени, собирая. Он заглянул под постель и, встретившись глазами со Степановым, закашлялся, чтобы не фыркнуть от смеха. Степанов принял эмбриональную позу, чтобы улечься покомпактнее. Рука его сжимала мини-утюг, уже не лекарство, но оружие.

         Эстер тоже опустилась, подбирая раковины. Раковины закатились под полку, на которой сидела Хуанита. Степанов безмолвно подвигал раковины к краю, предупреждая проникновение в его убежище. Эстер почти положила лицо на коврик. Она желала убедиться, все ли раковины собраны.

         Эстер увидела Степанова и замерла коброй, готовой к прыжку. Они смотрели глаза в глаза, вернее, глаза в линзы. Рука Эстер потянулась к заднику ботинка, где замаскированным хранилось острое лезвие. Степанов сжал утюг до хруста в суставах. Перед его носом лежали опрокинутый лакированный туфель Хуаниты и розовая ракушка Эстер, как две соперницы. Оставаясь одним глазом на Степанове,  Эстер медленно, крайне медленно, перевела второй глаз на прижухшего Педро: Эстер обладала редким устройством глазных мускулов.

         Педро облизал сухие губы. Силы его оставили. С горстью раковин он хотел оторваться от коврика, да не мог. Эстер опять посмотрела на Степанова обоими глазами. Рука прекратила движение к заднику ботинка. Эстер взяла раковину и поднялась. Вслед за ней встал мокрый от волнения толстяк Педро.

         Родригес неприятно насвистывал. Хуанита ловила его взгляды.

– Идите в вагон для курящих! Я догоню, – приказал полковник сообщникам.– Малец – с ними! – подтолкнул Родригес к двери Педро.

         Все ушли. Дверь закрылась. Полковник опустился перед Хуанитой на колени:

– Клапан моего сердца! Единственная селезёночка! – он целовал Хуаните сгибы локтей, её эрогенные зоны.

         Степанов готов был рыдать от бессильной ярости. Ещё – жутко щекотало в носу. Но если он чихнёт – смерть.

– Как ты могла променять мою возвышенную душу на это меркантильное и похотливое животное?!– восклицал Степанов после ухода Родригеса, страстно целуя те же места, что прежде соперник. Степанов брезгливо вытирал губы. Он чувствовал слюну полковника.

– Причём я? – изумлялась Хуанита.– Вы между собой разберитесь. Я совершенно не определилась.

– Зло! Зло!! Зло!!! – Степанов вскочил с колен, тигром заметался по купе. – Твоя доверчивость погубит тебя, Хуанита.

– Не доверчивость, а жадное до нежности сердце. Ты долго думал. Тянул. Женщин следует брать, как крепость,  раз и навсегда.

– Тебе ли говорить, Хуанита. Не ты ли предлагала проверить чувства? Или ты ждала моей банковской выписки?

– Я ожидала! Во всём обвинить слабую женщину! Если ты смел, встреться с Родригесом и выговорься с ним на чистоту. Я отдам руку сильнейшему!

– Средневековье! Мы что, как два оленя должны за тебя драться?

– Как рыцари на турнире! Я не выдержу упрёков… Я позову полковника!

– Зови. Я не боюсь.

– Позову!! – Хуанита зарыдала, вскочила и выбежала из купе.

         Степанов остался один. Вагон слегка покачивался. В окно Степанов видел параллельно движущийся поезд. Проплыли апартаменты соотечественников. Скакунов что-то бурно доказывал остальным, слушавшим его со скучными лицами.

         Степанов выглянул в коридор. Через стеклянную дверь в тамбуре он заметил Капитана, Боцмана и Эстер. Что они там делают? Другая загадка, отчего не выдала его Эстер? Полковник? Полковник недалеко. Несмотря на смелые заявления, Степанову никак не хотелось с ним встречаться.

         Набросив свадебное платье и нагнув голову, Степанов побежал по коридору. Белой бабочкой он выпрыгнул на ходу из поезда.

– Смотрите, невеста побежала! – указал Боцман на скачущего через булыжники в поле, Степанова.

– Хуанита сорвалась! – изумился Капитан. – С чего бы?

–Детёныша бросила, – злорадно разглядывала Эстер одинокую фигуру Валерия.

– Надо догнать. Полковник будет не доволен,– заметил Боцман.

– Другую найдёт! – не поддержала Эстер.

         С дымящей сигарой в тамбур вбежал Родригес.

– Вы ничего не видели, идиоты?!  – заорал он.– Хуанита сбежала!

         Затравленно покосившись на босса, Капитан рванул стоп-кран. Завизжали тормоза. Поезд зашипел, уменьшая обороты. Слышались возгласы пассажиров, падал багаж.

         Родригес распахнул дверцу вагона:

– В погоню!

         Капитан и Боцман быстро спрыгнули, устремившись за Степановым, чья фигура превратилась в крошечную точку на горизонте.

– И ты! – обратился Родригес к Эстер.

         Лицо Эстер помертвело. Она кусала губы.

– Я не могу.  У меня каблуки не чтобы бегать по пашне.

         Родригес махнул рукой в пустоту и спрыгнул с поезда. Эстер спрятала слёзы.

         Боцман на ходу говорил Капитану:

– Хозяин становится всё более неуважительным. Лично я себя идиотом не считаю!  Мог бы и попросить!

– С хозяином не сбудутся мечты о сладкой жизни,– согласился Капитан.– Зачем ему баба?

– Мы, старые морские волки, скачем по полю, как зайцы!

– Плохо бежите!!– раздался суровый окрик Родригеса.

         Он обогнал сообщников, высоко поднимая колени.

– Его невеста, пусть догоняет, – оказавшись за спиной хозяина, Боцман тут же сбавил ход.

– Чего она сбежала? – недоумевал Капитан.

– Истеричка! Переклинило голову. Короткое замыкание. Мне рассказывали, с женщинами подобное случается. Некоторые бегут прямо в церкви. Моя бабка в церкви забилась на хоры. Её спускала пожарная команда.

– Твой отец не в каске родился?

– Помолчи!

– Если хозяин не расплатится, как обещал, надо забрать долг самостоятельно.

– Обчистить его!

– Не обчистить, а взять заслуженное.

– В каком размере?

– В зависимости от объема. Я не знаю, сколько у него есть.

– Поторопитесь , бездельники! – закричал Родригес поворачиваясь.

– Один с женщиной не справится! – прохрипел Боцман.

         Пассажиры прилипли к окнам. Они были свидетелями, как за испуганно оглядывающейся неуклюжей невестой, мчатся по картофельному полю три кондуктора . Эстер свесилась с подножки, ненавидящим взглядом сжигая фигуру невесты.

         Эстер собиралась проследовать в купе и выяснить, остался ли под кроватью Степанов, когда перед ней предстала Хуанита.

         Хуанита плакала в противоположном тамбуре. Педро её утешал. Отправившись разыскивать полковника, она столкнулась лицом к лицу с соперницей. В расстроенных чувствах Хуанита не заметила остановки поезда и всеобщей суматохи. Изумлённая Эстер глядела то на погоню, взбивавшую грязь на поле, то на Хуаниту, вне свадебного платья.

– Где мой жених?– тревожно спросила Хуанита.

         Не находя слов от ярости, Эстер указала на поле.

– Что у вас за духи?! – гадливо сморщила она носик секундой позже.

              Хуанита пропустила замечание Эстер мимо ушей.

– Ревнивцы!– воскликнула Хуанита, угадав Родригеса в кондукторском мундире и Степанова в белом платье.

– Платье от Кутюрье?  – съязвила Эстер.

– Японское. От Кензо.

– Ого! Русский приведёт его в негодность.

– Я куплю новое… Полковник убьёт русского, если догонит.

– Не догонит. Потаскушкам везёт.

– Вы… о ком?

– Не догадываетесь?!

– О себе?

– О тех, кто зарится на чужое.

– Педро, мальчик, заткни уши или лучше – уйди в купе.

– …о тех, кто подсиживает да подгадывает, пока другие долгими годами ведут осаду.

– Ваша осада провалилась!

– Благодаря вам!

– Вы ему неприятны.

– Зато как ваши деньги любезны полковнику! Он за них кроссы даёт.

– Полковник привязался к моему сердцу!

– И к вашей оплывшей туше… Секонд-хенд!

– Мисс Силикон!!

– Ах, так!!!

         Хуанита и Эстер вцепились друг другу в причёски. Скоро они  упали на колени, не выпуская волос. Красные слезящиеся глаза горгон пытались парализовать соперницу.

                                                             7

         В Женеве Скакунов требовал немедленно идти в банк. Данила Евгеньевич удержал его. Надо проявить фотографии. Нельзя полагаться на память. Ошибка в цифре, колебания, напряжение ума могут показаться подозрительными банковским служащим или охране. Русских выставят за дверь или сдадут полиции. Операция будет провалена.

         Даниле Евгеньевичу удалось вселить сомнения в холодную голову Скакунова. Тот подчинился. Негативы отдали в срочную печать. Силовики кругами ходили поодаль, ожидая исхода работы.

         Павел грелся на солнышке, болел за игру женевцев  в большие шахматы, фигуры в половину человеческого роста, в парке. Борис с сыном пошли фотографироваться у барельефов четырёх реформаторов. Борис принюхивался к свежему воздуху, пахнувшему весной. Там не было  спирта, и это радовало.

         Просмотрев фотографии, Скакунов с кулаками накинулся на Данилу Евгеньевича:

– Ничтожный Крот, из-за тебя мы столько времени потеряли!

         Данила Евгеньевич смутился. Мозг Скакунов работал чётко, как двигатель нового мопеда. Цифры оказались те же, что держал в памяти Скакунов. Требовалось отправить посыльного в банк. Данила Евгеньевич боялся предлагать. Скакунов настаивал на Борисе. Ни один из сотрудников спецслужб не может  рисковать.  Если его задержат, правительственный скандал. Нужно пойти человеку незаметному, которого не жалко. Потухший Борис не нашёл сил оскорбиться. Его паспорт, деньги и кредитные карточки остались в тумбочке наркодиспансера, при удаче он надеялся уговорить подполковников выправить им с Витей обратные билеты на родину. Отсутствие паспорта не смущало Скакунова. Он захватил несколько документов из Москвы. Ради стимула, Бориса сфотографировали в том же сервисе, где проявляли плёнки. Скакунов лично вклеил фото в паспорт, поставил печать. Борис стал Сергеем Александровичем Бредовым. Скакунов отдал паспорт, пояснив, билеты на родину Борис получит после успешного завершения операции, и лично проводил Бориса до банковского подъезда.

         Полли восхищалась женевским каштаном, по распусканию цветов которого специальный чиновник мэрии ежегодно возвещает весну. Скакунов подошёл к девочке и похвалил себя:

– Нет на свете прекраснее шпионажа вещи. Новорождённый открывает глаза и уже наблюдает за матерью, примечая слабости, умело играя на которых, криком и просьбами можно добиваться своего. Отрок шпионит за отцом, перенимая повадки мужчины. Ученица следит за учительницей, злясь её власти и злословя на оплошности платья. Возлюбленный подглядывает за невестой, та ли она, какой хочет казаться, не прячутся ли в золушке характеры её сестёр. Оппозиция надзирает за правительством, готовя подножку. Государство следит за государством, не обмануло бы таможней или демпингом, не заставило подписать лукавый договор… Мы живём в атмосфере шпионажа, наши души от рождения пронизаны им. Не надо обманываться высокими материями. Поиск недостатков других и убеждение в собственных достоинствах – две главнейшие струны жизни.

– Я знаю, вы шпионите за мной, – отвечала Полли , отрываясь взглядом от каштана. – Но вы  и мне предлагаете шпионить за вами?

– Не шпионить, – покраснел Скакунов, – а отнестись ко мне как к достойному человеку. Не смотреть на мою работу  свысока. Мы, разведчики, – верные

люди. Если мы не находим недостатков в другом человеке…

– … то вы их придумываете. С чего вы взяли, Альберт Альбертович, что я не люблю шпионов? Я отношусь к вам ровно. Я сама шпионка. Например, давно вижу, что у вас не все пуговицы застёгнуты…

         Ни единый мускул на лице Скакунова не дрогнул.

– Милая Полли, я прекрасно знаю, одежда моя в порядке. Сейчас ты не готова снять предвзятость с меня и моей профессии. Время сметёт  заблуждения…

         Скакунов ушёл. Его место занял Данила Евгеньевич.

– Ушёл? – заискивающе спросил он.

– Укатился шпионить,– возвела глаза к небу Полли. Она наслаждалась пейзажем Савойских гор, открывавшемся за чертой города.

– Я принёс леденцы. Угощайся.

         Полли взяла конфету.

– Что говорил? – доверительным голосом спросил Данила Евгеньевич, подразумевая, они с Полли старые друзья.

– Объяснял , что нет вернее людей, чем шпионы.

– И в семейной жизни?

– А как же!

– Ну, это абсурдно!– протянул Данила Евгеньевич. В замерзшую лужу он увидел круглое лицо, художественно растрепавшуюся на ветру обильную шевелюру и, оставшись довольным собой, преисполнился  духа: – Нет ничего важнее на свете порядочности. Сюда я включаю справедливость, сдержанность, мужество и мудрость. К ним присоединяются меньшие блага: здоровье, красота, её способна заменить опрятность, удачливость и умеренность. Первые четыре всецело зависят от нас. Другая четвёрка преходяща или ей нужны дополнительные обстоятельства для актуализации.  Не правда ли, прекрасен муж , справедливо, без жестокости способный рассмотреть проступок женщины, без которых  они, увы, не могут ни в брачной жизни, ни вне её.  Наказание он положит мягкое, с необходимостью понимаемое виновной. Спокойствия не бывает мало в общении с дамами, чей дух переменчив, как весенний поток. Не мне тебе пояснять лёгкость перехода женщины от обожания к ненависти, повествовать о вашей слабости перед приобретениями. Мужество нужно, чтобы выносить капризы и отсутствие красоты, что я скомпенсировал аккуратностью. В браке довольно и приятности. Если внешний вид женщины не раздражает, я удовлетворён… Таков мой либерализм. А без мудрости не обойтись в решении семейных проблем, неминуемо встающих на пути. Перейдём к преходящему. Хотелось бы тебе и здоровья. Говорят, в здоровом теле, здоровый дух. Не всегда.  Перебором здоровья женщина способна напугать мужчину, а то и подавить его. Не получается быть, так кажись слабее. Многие женщины это понимают, но задетые страстью раздражения или ложной обидой легко переходят границы, обращаясь в семейных схватках в неких боксёров, а то и каратистов. Надеюсь, тебе последнее не свойственно. Повторюсь, отсутствие красоты я прощаю. Меньше косметики, нет аллергии. Прячься от мужа по утрам, и он будет любить тебя вечно. Что касается моих здоровья и красоты, то они на лицо. У  мужчины средства и положение в обществе заменят любые недостатки. Удачливость, сама знаешь, ветрена как вы, прекрасные и ужасные, приносящие боль и радость. Обычно, боль после радости. Умеренность: я без запросов. Могу месяцами не ходить в театр, не испытываю удовольствия от кино. В одежде предпочту простоту и функциональность дороговизне.

– Вы неприхотливы,– вздохнула Полли, во время речи Данилы Евгеньевича меланхолично посасывавшая мармеладное сердечко на палочке.

– Я могу и должен воспитать близкого мне человека согласно высказанному идеалу, – пошёл пятнами Данила Евгеньевич.

– Простите, я слышала, у вас есть жена? – тонко спросила Полли.

– Мой крест! – ноги Данилы Евгеньевича подкосились.– Источник несчастий, жены приходят к нам, воспитанные в другом месте. Нам приходиться жить не только с ними, но и с их семьями, воплощёнными в привычках, образовании, предпочтениях. Мужчина с женщиной живёт двадцать лет, а ещё столько же до того, она обитала в иной среде. Непохожие среды провоцируют конфликты. Жениться же на родственных по духу и воспитанию братьях и сёстрах воспрещено медициной и законом.

– Беда!

– Моя жена пришла ко мне б/у. Она бывшая жена Степанова.

– Не знала! Вот она, служебная тайна. Причина, почему он  вас… он к вам сложно относится.

– Сложно! Умница. Слова какие знаешь. Мне подобная нужна. Печать же в паспорте – пустая формальность.

– Я подумаю о вашем предложении,– загадочно сказала Полли.

– Деды – на покой? – спросил появившийся Витя про ушедших Данилу Евгеньевича и Скакунова. – Гремят костями? Прыгают молодыми козликами?

В то время как здесь бьётся любящее сердце! – Витя ударил в грудь так, что чуть не задохнулся. Звук вышел звонкий и полый, барабанный.

– По голове ударь, – посоветовала Полли.

– Тебя?

– Себя.

         Витя заложил руки за спину и заходил перед Полли, важничая. Тайком он поднимался на носки, чтобы казаться выше. Начало разговора не вселило в  него оптимизма.

– Разве я не прав?– хорохорился Витя.– Будущее за нами – молодёжью. Мой отец, какой передовой, и тот не догоняет. Интернет я ему запускаю. По старинке бабке на Новый год открытки шлёт, вместо SMS-ок.  Выйдешь за дедов, они тебя в рабство упекут.

– Они мне не сейчас предлагают.

– А когда?

– Когда вырасту.

– Есть время подумать.

– Пока я должна только дать слово, – со значением подытожила Полли.

         Витя замолчал, продолжая ходить.

– В будущем все будут преступниками, – уверенно сказал он вдруг. – Преступники – самые продвинутые люди. Они следят за технологиями, совершают открытия. Академики, из которых песок сыпется, из зависти им Нобелей не дают. Подумай, преступники изобрели вирус. Компьютерный я имею в виду. Взламывают серверы, списывают деньги с карточек. Высоколобая преступность даёт мощный толчок науке. Если в школе и нужно учиться, то за тем, чтобы потом классно воровать. Через двести-триста лет мир станут населять исключительно продвинутые уголовники. Мелкий криминалитет отомрёт из-за нерентабельности.

– Но существует тюрьма?

– Издержки производства. Без отдыха нельзя. Вроде каникул.

– А полицейские? Их не будет?

– Почему? Останутся. Полицейские будут выполнять профессиональные функции, а параллельно – совершать мухлежи.

– Тогда твой идеал – Родригес,  человек будущего.

– Полковник мне не нравится.

– И мне ты предлагаешь дать слово преступнику?

– Почему бы и нет? Если тебя шокирует название я – преступник в потенции.

– Когда актуализация?

– Когда поймают.

– Какие вы эгоисты– мужчины! – возмущалась Полли.– Что ты, что Данила Евгеньевич с Альбертом Альбертовичем! Выставляете достоинства на показ, а никто не поинтересуется, чего девушка хочет.

         Из парка Витя и Полли спустились вниз к взрослым.

         Скакунов нашептал Борису последние наставления, потом подтолкнул к дверям. Борис вошёл в банк и замер у входа. К трём служащим выстроились очереди. На экране под потолком высвечивались номера обслуживаемых. Нажав на кнопку, Борис вытащил номер и стал ждать.

         Борис не понял две трети того, что говорил банковский служащий по-французски. Наконец тот кивнул. Борис же кивал беспрестанно. Служащий пригласил Бориса за собой. Он пошёл впереди, Борис сзади.

         Оба спустились по лесенке в подвал. У решётки, перекрывавшей доступ к банковским ячейкам, дремал автоматчик в чёрной униформе. Заслышав шаги, он приобрёл бравую позу. Служащий поприветствовал охранника, всунул электронный ключ в дверь.

         Дверь гулко задрожала, неторопливо и весомо растворилась. Борис почувствовал запах застоявшейся сухости с лёгким оттенком краски. Его он принял за аромат денег.

         Служащий попросил Бориса набрать на пульте номер сейфовой ячейки. Борис повиновался. Высветилось – 73. Теперь код. 146 – год разрушения Коринфа. 523 – год казни Боэция.  453 – последние три цифры даты взятия османами Константинополя. И буквами – ВЕЛИЗАРИЙ, имя византийского полководца.

         Служащий расплылся в улыбке. Правильно. Борис не ошибся. Цифры и буквы запомнил чётко. Хотелось бы увидеть договор с банком.

         Бориса прошиб холодный пот. Договора у него не было. Он протянул паспорт. Служащий забрал паспорт и вышел.

         Пока он ходил, Борис забрал в раскрытом ящике из пуленепробиваемого стекла ключ, набрал на сейфовой ячейке те же цифры и буквы, что уже выдавливал на пульте, вскрыл сейф, схватил горстку бумаг, слайдов и дискет и разместил под одеждой.

         Вернувшийся служащий объяснил Борису, что к сейфовой ячейке его допустить не могут без договора с банком.  Борис согласно пожал плечами. Бумаги жгли ему живот, как куница разрывала внутренности вороватого лакедемонского мальчика. Миллионы, миллионы, миллионы! Какая там мурманская рыба!

         Борис поднялся в холл банка. Охранник, осуществлявший видеонаблюдение, подошёл ближе. Он заговорил с сотрудником. Злые глаза охранника не нравились Борису. Охранник указывал на мониторы.

         Борис оттолкнулся прыгуном с десятиметровой и выскочил на улицу. Охранник засвистел, хватаясь за кобуру.

         На площадке перед банком Борис огляделся. Он сразу заметил Скакунова, махавшего от остановившегося такси. Скакунов был в форме таксиста. Бориса это не смутило. Он побежал к «мерседесу» с ромбиками на крыше. Документы поползли Борису по штанинам, он придерживал их руками.

         Борис впрыгнул в машину. Скакунов дал по газам.

– Сделано? – беспокойство Скакунова выдавали горящие глаза.

– Карты у меня, – ровным голосом отвечал Борис, словно сорок лет проработал в разведке.– Где водитель?– невозмутимо продолжил он.

– В багажнике, – так же спокойно констатировал Скакунов.

         Он направил машину по узкой улочке. Замешкавшаяся охрана вскочила в припаркованный у банка «рено» и начала преследование.

         Включив дальний свет, Скакунов гнал во всю мочь. Маленькие женевские седаны едва успевали уворачиваться  от него. Не участвовавшие в погоне зверски сигналили.  На набережной Скакунов чудом не сбил мамашу с коляской, переходившую дорогу на красный свет. Вряд ли ему стало легче, если б он узнал, что по местным законам его помиловали бы. Скакунов свернул к центру. Проскочил под гигантским деревянным стулом на трёх ножках, памятником жертвам противопехотных мин. Если б он повалил стул, возмутилось всё ЮНЕСКО. Охранники оказались менее удачливы. Висевшие на хвосте Скакунова, они снесли стулу часть древесины.

         Завидев лестницу, Скакунов включил тяговую скорость. Надрываясь мотором, пошёл под углом в 45 градусов наверх. Багажник щёлкнул. Связанный скотчем водитель с кляпом во рту выкатился под колёса не отстававшего «рено». Машина резко затормозила. Зад занесло юзом. Выскочивший охранник выстрелил несколько раз по взбиравшемуся «мерседесу». Пули скользнули по  корпусу, высекая искры.

         Скакунов, разгоняя туристов, влетел во двор, где осудили Руссо, и попал в тупик. Он прокрутился вокруг чаши, ставшей жертвенной для книг просветителя, заметил уходящую вверх плоскость, по ней в средние века взбирались всадники, и въехал в здание ратуши. Законодатели повскакивали с мест. Раздались далеко не приветственные возгласы.

         Скакунов развернулся, снеся сидения. Пожилая перекисевая блондинка верещала, вскочив на кресло, благим матом, точно по полу бегали крысы, и швыряла в «мерседес» листками постановлений. Оказавшийся рядом через стекло Борис попытался приободрить блондинку смущённой улыбкой.

         Вниз Скакунов помчался той же дорогой. Лоб в лоб ему упёрся поднимавшийся «рено». Машины гудели, не уступая, да и уступать было не куда. Выхлопные трубы от напряжения стреляли непрогоревшими  газами. Скакунов хмурился, нащупывая языком в коренном зубе ампулу с ядом. Борис мёртвой хваткой прижимал к вспотевшим коленям бумаги Кальвадоса.

         Скакунов видел перед собой искажённые злобой лица охранников. Он опасался, начнут стрелять. Те не решились. На подъёме собрались законодатели, изрыгая проклятия. « Подобные наказали Руссо – не сомневался начитанный Борис.– А предки их сожгли Сервета, распяли Христа.»

         «Мерседес» вытолкал мене мощный «рено», выскочил на улицу. Промелькнули каштаны в цвету, старинный мост, фасад музея, «Хилтон», где самые наглые официанты в Центральной Европе. «Мерседес» снова летел по набережной. Позади раздражающе хлопал открытый багажник.