Текст книги "Казна Кальвадоса (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Я что? … Я только подписывал.

– Вот и доподписывался!... Учредителя твоего тоже ищут. Я дело смотрел. Ни компьютеров, ни кредита. Сидеть тебе, Павел, пять лет.

– А в джунглях казался нормальным человеком?!– вырвалось у Полли.

– Я не изменился, – процедил Павел. – Что касается срока, я ранее не судим. Адвокат обещал освобождение из зала суда.

– Ему платят, – заметил Степанов.– Надо всегда глядеть, Паша, что подписываешь.

– Если б я глядел, мне бы не платили. Фик съездил бы в Бразилию и Парагвай.

– Логично… Почему в больнице?

         Павел покосился на детей, потом задрал рукав сорочки. Кожу покрывали кровоточащие ямочки с чечевицу, кое-где из красного торчало белое, точно срезанные под корень стебли.

– Продолжает мучить гадость, которой нахватался в Парагвае.

         Павел вынул из тумбочки завёрнутую в газету лупу.

– Посмотрите, если не брезгуете. Не бойтесь, на вас не перейдут.

         Степанов взял лупу, пригляделся. Тонкие бледные концы, торчавшие из ран, шевелились. Дети подошли и тоже посмотрели.

– Южноамериканский дерматогельминтоз, – с тенью тщеславия назвал Павел.– Я вам вот ещё что покажу.

         Павел поцыкал языком, так в Латинской Америке подзывают официантов. Хвостики в ранках зашевелились, наружу полезли молочные водянистые черви. Они ползли по коже в другие ранки, нежели те, откуда вылезли. Носики червей шевелились, различался лёгкий ворс. На нашедшие ходов гельминты кусали кожу, выгрызая свежие раны.

– Вам больно?– спросила Полли. Она жалела Павла, но испытывала к нему гадливость.

– Не то чтобы больно, неприятно.

– Червяки кусаются? – задал вопрос Витя, разделявший чувства Полли.

– Они не кусаются. Так кажется. Слюной разъедают кожу. В слюне у них нечто вроде кислоты. А питаются подкожно-жировой клетчаткой. Я про них всё уже знаю.

– Лечат? – поинтересовался Степанов.

– Нужен  специалист по тропической медицине.  В тюрьме нет, – Павел бережно завернул лупу в газету, положил на тумбочку поверх зачитанного медицинского справочника. – Когда мы из Парагвая летели, я успел полечиться в Лейкербаде и Цюрихе за счёт баронессы. Там уколы кололи, удаляли хирургическим путём, мазями мазали. Червяков меньше стало. Здесь таблетки дают – витамины. Гельминты от них жиреют. Они приспособились витамин В-1 в метаболизм включать. Вместо мази, я раны выделениями из ушей мажу. Мне «пассажир» , у окна с псориазом лежит, посоветовал. Ничего, помогает. Сера норки перекрывает, червям дышат нечем.

– На воздух подыхать выползают?

– Если на воздух, я их в банку, – Павел извлёк из-под кровати трёхлитровую банку, до половины заполненную бледными извивающимися гельминтами.

– Вы точно, незаразный? – спросила пятившаяся к дверям Полли.

– Они у меня везде,– вместо ответа Павел закатал штанины, до пояса расстегнул сорочку.  Тело сыпью покрывалось укусами.– Иногда по старинке я петлички на червей накидываю. Поцыкаю, они головки поднимут. Я  -ниткой…  Незаразный я . Не сомневайся, потрогай, – с гордостью обречённого Павел  подвинул руку к ближе стоящему Вите.

         Преодолевая отвращение, Витя ткнул указательным пальцем между ран.

– Мне сероводородные ванны нужны, – сказал Павел.

– Собирайся, с нами пойдёшь, – вздохнул Степанов.

– Освобождение ?– обрадовался Павел.

– Потом расскажу. Кровью смоешь преступление.

         Павел встал, взял справочник по тропической медицине и лупу:

– Я готов.

– Ещё вещи есть?

– Всё на мне.

         Когда Павлу в канцелярии оформляли подписку о невыезде, Полли спросила:

–  Дядя Павел, почему у вас странная фамилия, Метаморфозов?

– Фамилия моя, Митямарфа-са.  Из двух имён предков. В паспортном столе перепутали. Паспортистка  Овидия перечитала. Фамилия печенежская. Я – печенег.

– Печенеги вымерли, – заметил Витя.

– Не все. Я остался.

– Откуда вы знаете, что печенег? – спросила Полли.

– Родители рассказали. От предков к потомкам передаётся.– Мне надо нацию беречь, жениться обязательно на печенежке.

– Есть такие?

– Найти не могу. И предки не находили. Гены от браков размываются.  Всё меньше в нас печенежской крови…  Баронессу ты давно видела?

– Я три месяца у неё прожила. Потом она меня в Америку отправила.

– Поигралась старуха!

– Баронесса добрая, но старая, слабенькая… Она не звонит, не пишет. Может, её уже нет.

– Такие не умирают.

– Я приехала в Россию русский язык изучать.

– У Витьки остановилась?

         Выйдя за тюремные ворота, Павел щурился, привыкая к яркому свету. В луже возились воробьи. Павел смотрел на них, будто никогда не видел.

                                                             2

         Витя привёл Степанова, Павла, Скакунова и Данилу Евгеньевича домой, предложил сесть. Мест не хватило. Кресла заняли начальники. Степанову и Павлу пришлось разместиться на полу. Витя включил компьютер.

– Мальчик, ты его спроси, где  именно в Африке он находится, – требовал Скакунов.

– Он же сказал, что на Занзибаре, – шипел Данила Евгеньевич.– Туда зовёт Павла.

         Пальцы Вити бегали по клавиатуре , как по роялю.  Лицо выражало воодушевление. Он занимался любимым делом.

– Проверим. Иногда исходящий адрес засекречен, – сказал Витя.– Но сейчас понятно.    Сигнал вышел из Танзании с горы Килиманджаро. Специально отмечено: TAN. KI.

– Про мировые запасы Лысый… извини, Кальвадос что-нибудь пишет? –  нетерпеливо допрашивал Скакунов.

– Он пишет  только то, что пишет, – пряча раздражение, сказал Данила Евгеньевич.

– Как же! – возмутился Скакунов.– Ты ФСБ за имбецилов держишь, Данила Евгеньевич? Сообщение Кальвадоса мы досконально проработали. Про Танзанию и Килиманджаро там ничего не было, а теперь открывается.

– Скакунов, выключи диктофон!

– Я его не включал.

– В кармане у тебя щёлкнуло.

– Какого чёрта!

         Данила Евгеньевич ощупал Скакунову карманы.

– Если мы договорились, на доверии, значит, на доверии!... Специально к ребёнку пришли, чтобы служебные компьютеры не светить.

– Можно было в Интернет-кафе пойти, – сказал Степанов.

– Или ко мне домой,– добавил Павел.

– Про свою квартиру, Павел, забудь, – отрезал Данила Евгеньевич .– Квартира твоя опечатана, пойдёт с молотка по конфискации имущества.  От налогов нечего уклоняться и кредиты банкам – возвращать!.. На послание из Интернет-кафе Кальвадос может не отозваться. Адрес Вити он знает, а ты – из деревни от дедушки предлагаешь?

– Операция разработана мной! – перехватил инициативу Скакунов.

– Хватит вам ссориться! – не выдержал Павел.

         Снаружи под дверью скреблись. Скакунов и Данила Евгеньевич насторожились.

– Не обращайте внимания. Малолетняя Ксюшка,– небрежно пояснил Витя. Он заходил на сайты, набирал электронные адреса.

         Мама Вити на кухне тревожно звонила Борису:

– Привёл четверых взрослых мужиков и заперся с ними в детской… На компьютере… Где Полли?.. И девочка с ними.

         Мать постучалась в комнату:

– Витя, ребёнок, возьми трубку. Отец  из наркодиспансера звонит.

– Отвали! – Витя засунул ножку своего стула в ручку двери.

– Как не воспитано!– сделала замечание Полли.

– Она воспитывала, – Витя указал на дверь.

– Садись! – Данила Евгеньевич встал, почтительно освободил Вите кресло.

         Витя уселся, не поблагодарив. Он по уши загрузился в Сеть.

– Витя, зайди на сайт Кальвадоса, – посоветовал Степанов .

– Уже зашёл.  Тут всё про водку… А вот. О-ё-ё. Сколько информации!

– Чего там? – с горящими глазами спрашивал Скакунов.

– Основные мировые клады и как их оперативно найти. Россия: золото Москвы, брошенное Наполеоном в Березину, библиотека Ивана Грозного…

– Это нам не надо.

– Чего?!!  – Данила Евгеньевич смерил Скакунова с ног до головы.

– Мы потом посмотрим, – поправился Скакунов.

         В двери опять застучали.

– Несу чай!– послышался наиграно благодушный голос матери.

– Открой! – приказал Степанов Вите.

         Витя убрал стул. Мать внесла поднос с чаем.

– Здрасьте, – мама приятно улыбалась. Глаза мягко шарили по собравшимся, впитывая каждую мелочь, фотографически запечатлевая лица, одежду, размещение. Скакунов мог бы позавидовать. К чаю предлагались маленькие тосты на зубочистках, чтобы не выпачкать пальцы.

         Вползшая Ксюша залезла к Вите на колени и загулила. Он спустил сестрёнку на пол. В ответ прозвучал невыносимый рёв.

– Мама, убери пилораму.

– Ксюша с вами хочет.

         Полли посадила Ксению на подол. Та выпихивала девочку, стремясь занять её стул. Полли уступила. Ксения сучила ножками, махала ручками.

– Вы компьютерщики? –  спросила мама.

– Да-да, – подтвердил Скакунов.

– Поломка на линии, – сказал Данила Евгеньевич.

– Мама, выйди!– строго попросил Витя.

         Мама повиновалась. Ксюша осталась.

– А не послал ли сообщение Родригес? Откуда-то ещё через восточно-африканский сервер, чтобы заманить нас? – спросил Степанов.

– Возможно, – отвечал Витя, перескакивая с сайта на сайт.

– На какой ляд!– воскликнул Данила Евгеньевич . Мысль Степанова показалась слишком сложной.  Она совсем не нравилась ему. В голове Данилы Евгеньевича вырос блестящий план, и он решительно отметал ему противоречащее.

– Очень мы нужны Родригесу! – согласился Скакунов.

– Павел , зачем Кальвадос вызывает тебя? – спросил Степанов.

– Если б я знал!– замялся Павел.– Тайна за семью печатями.

– Дядя Паша симпатичен старику, – предположила Полли.

         Её реплику пропустили мимо ушей.

– Он тебе ничего не говорил?

–  Нет.

– Не поручал?

– Нет.

– Говорил Кальвадос с тобой отдельно?

– Фактически нет.

– А если подумать?

– Когда по протекции баронессы  я лечился в Швейцарии, Кальвадос заезжал пару раз в госпиталь. На прощание сказал: как– нибудь увидимся.

– Вот она разгадка! – Степанов хлопнул  Павла по колену.

– Напомните, чем вас лечили? – спросила Полли, в настоящем – качавшая Ксюшу, а в будущем – собирающаяся закончить медицинский факультет Принстонского университета.

– Под наркозом червей вырезали. Как видите, неудачно. Яйца остались, – Павел почесал в красных пятнах шею.

– Не могу, – откинулся в кресле Витя.– Информация на сайте Кальвадоса месяц не обновлялась. Сообщения старые.

– Ну, давай, малыш. Постарайся! – взмолился Скакунов.

– Мне легче парализовать Национальную Резервную Систему США.

– Не сметь!!– раздался из-за дверей голос подслушивающей матери.

         Заседание завершилось.

         Данила Евгеньевич и Скакунов сидели в служебной машине. Степанов и Павел топтались на тротуаре. Степанов общих тем с Павлом не находил. А тот безуспешно расспрашивал Степанова, не бывшего страстным болельщиком, как сыграл «Локомотив», пока он сидел в изоляторе. Футбольные новости доходили  и в тюрьме. Туго приходилось с газетами. Павел жаждал деталей. Присев на корточки, он вычерчивал камнем на асфальте  таблицу игр Высшей Лиги. Степанов вынужденно проявлял интерес.

– Надо брать Павла и дуть в Танзанию, – подумав, сказал Скакунов.

– Без Павла нельзя? – поосторожничал Данила Евгеньевич.

– А под кого дербан? – вспылил на непонимание милицейского начальника подполковник спецслужбы. – Старик желает Павла ,  надо его везти. Тогда понятно, зачем мы приехали.

– Мы с вами?

– Хороший сработанный тандем. Мы сопровождаем Павла, мы его привезли.

– Хотелось не обременять себя.

– Повторяю, Кальвадос не поймёт. Не бери Степанова.

– Вот этого Лысый не поймёт тем более. Со Степановым он сдружился, а к нам относился с холодком .

         Скакунов вздохнул:

– Зачем Кальвадосу Павел?

– Бог весть. Вы отмажете его  от суда ?

– Беру на себя… Давайте Павлу в целях конспирации определим кличку – Больной.

– Червяк.

– Принято. Кальвадос – Лысый, уже устоялось.

– Степанов?

– Пижон.

– Я?

– Крот.

– Почему Крот? Нельзя помягче? Данила, например, или Нил, меня так в школе ребята звали.

         Скакунов насупился:

– Нет. Крот.

– Есть! – покраснел Данила Евгеньевич .– Как будем звать Полли? Девчонка?

– Угадал.

– Витя– Пацан?

– В точку.

– Папа его?

– Алкаш.

– Согласен. Родригес и Эстер – Половник, от полковник, и Тётка. Сообщники – Капитан, Боцман. Принимаете?

         Скакунов кивнул.

– Хуанита?– продолжил Данила Евгеньевич.

– Тёлка.

– Грубо?

– Ничего. Она не узнает.

– Мальчишка Педро?

– Ревун. По обезьянам, с кем жил.

– Вы?

         Скакунов посмотрел в зеркало заднего вида.

– Мне не нужно клички. Останусь под фамилией.

– Это не дело, – Данила Евгеньевич осмотрел гладкий череп Скакунова.– Предлагаю – Луковица.

         Скакунов улыбнулся:

– У меня фамилия ненастоящая.

– На данную операцию можно и кличку взять. Не хотите – Луковица, возьмите – Лошак. Похоже на Скакунова.

         Скакунов отмахнулся:

– Чувствую, в Танзании зреет. К Лысому тёмные тянутся. Мировые нити террора… Можете идти!

         Данила Евгеньевич обиженно поглядел на Скакунова:

– Мы с тобой равные по должности и званию.

           Скакунов скривился:

– Поясняю. Первое. ФСБ на три звания вперёд идёт. Я подполковник, соответствую генерал-майору в армии и милиции. Второе. Руководство операцией беру на себя, – Скакунов указал пальцем наверх салона.– Согласовано.

         Данила Евгеньевич поспешно вышел из машины.

– Крот, передайте Червяку, если будет вести неправильно, упечём на полную катушку,– прошипел Скакунов на посошок.

         Скакунов кивнул водителю, выставленному прогуливаться у машины. Водитель сел за руль. Скакунов вспомнил и жестом подозвал Данилу Евгеньевича. Степанов наблюдал : начальник второпях споткнулся, подобострастно согнувшись над опущенным стеклом.

– Решите вопрос с проживанием Червяка.

– Слушаюсь , Луковица.

– Скакунов,– добродушно поправил подполковник.

         Машина тронулась.

– Что?– спросил Степанов Данилу Евгеньевича.

– Ничтожество! – громыхнул тот.

         Павла Данила Евгеньевич взял к себе. Провёл Павел вечер, смотря спортивный канал. Под вечер Данила Евгеньевич различил хлюпающие звуки из ванной. Павел пинцетом извлекал гельминтов и кидал в раковину.

         Когда Борису вставили эспераль,  мир  для него изменился. Он смотрел в зеркало на себя, согнутого над кушеткой в процедурной, и не узнавал. Нет, он не прежний. Врач и медсестра, колдовавшие у его ягодиц, посмеивались. Борис слышал смех изменённым ревербератором. Белые огромные таблетки выглядывали из разреза. Хотелось расковырять рану ногтями, выбросить инородные тела вон. Они меняли жизнь.  Они превращали врачей в чертей ада. Запах спирта, некогда божественно приятный, распространившись от ватки, приложенной к лигатуре, ударил в нос, едва не удушив. Иприт и хлор пахнут приятнее, подумал Борис. Отрекшись от удовольствий, он разбито сидел на кушетке.

– Пойдём, человек! – сказала Анжела.

         Закинув руку Бориса на плечо, она поволокла его в палату, как раненого с поля боя. Борис уткнулся носом Анжеле за ухо, учуял запах резеды и чихнул.  В духах присутствовал спирт, непереносимый теперь для Бориса.

– Духи учуял, мальчик? – участливо спросила опытная Анжела.– Ничего. Терпи.

         Борис уронил тело на койку, продолжительно лежал без движения, пялясь в пунцовый разбухший нос сопящего соседа напротив.  Краски мира померкли. Неразличимая ранее гамма запахов, подавляемая спиртным, остро раздражала обоняние. Борис чувстствовал запах пластмассы от стакана на тумбочке, выветренные пары лимонада, витавшие в комнате, носки сопалатника, сушившиеся на батарее.

         Стараясь не разбудить товарища, в наркодиспансере была пора дневного отдыха – «тихий час», Борис открыл тумбочку, извлёк электрощётку, отправился чистить зубы не к раковине в палате, а в просторную гигиеническую комнату, расположенную у выхода из отделения. Борис волочил ноги, прихрамывал. Таблетки, распихнутые врачом в мышцах ягодиц, давали знать на каждом шагу. Борис чувствовал, точно ему выстрелили в ногу. « Опять задели седалищный нерв, сволочи», – утомлённо, не находя сил злиться, подумал Борис. Шаркающий звук его тапочек гулко раздавался в пустом коридоре. Больные отдыхали. Врачи ушли в ординаторскую, медсёстры – в сестринскую.

         В гигиенической комнате Борис подключил электрощётку к сети, выдавил зубную пасту. Он надеялся её запахом отбить другие неприятно дурманящие ароматы. Случилось наоборот. В зубной пасте содержался спирт, и Бориса замутило. Он опёрся о раковину, чтобы не упасть, и тут ощутил, как его обхватили сзади.

         Борис успел заглянуть в зеркало. За спиной стояли два человека в белых халатах, шапочках, марлевых повязках, похожие на хирургов. Тот, что крупнее, жевал конфету. Карамель делали на спирту. Через повязку Борис унюхал запах, ослабевшая голова его закружилась, ноги подкосились.

         Неизвестные загнули Борису руки к лопаткам. Выворачивая до боли кисти, они поочерёдно шипели:

 – Какое второе сообщение?

– О чём вы?! Я ничего не знаю, – недоумевал Борис.

– Болван, если жить хочешь, перескажи второе сообщение, и мы тебя отпустим, – ворчал мелкий лже-врач, поглядывая на дверь. В «тихий час» в отделении мало ходили, но мало ли что!

– Даю тест, – сказал крупный лже-врач.– Пересказывай первое сообщение.

         Оба лже-врача говорили с сильным акцентом.

         Жевавший конфету расцепил пальцы Бориса, вытащил продолжавшую работать электрозубочистку, ловко набросил на неё конфетную фольгу, извлечённую из кармана. Зубочистка заискрила. Лже-врач направил её в рот Борису, сжавшему зубы. Если бы захотел, сейчас он был не способен заговорить.

– Излагай второе сообщение! – настаивал Крупный.

– Засунь ему зубочистку в другое место, – порекомендовал Мелкий.

         Он дёрнул штаны Бориса вниз. Они не подавались. Мелкий запустил руку, пытаясь расстегнуть ремень.

         Борис изо всех  сил выворачивался.  Его бесило непонимание требований напавших. Дали бы ясность, сопротивление обрело бы смысл. Борис понимал: агрессоры либо не врачи, либо не из его отделения.  В наркодиспансере подобных он не встречал.

         Борис стоял на мокром полу. Искрившая зубочистка тронула щёку. Сеть перемкнуло.  Ток через Бориса устремился в воду. Его трехонуло, ударило и лже-врачей, но меньше. Борис повалился на кафель.

– Сильно ты его,– осудил Мелкий.

– Издержки мастерства, – Крупный опустил зубочистку в раковину.– От него мы всё равно ничего не добились бы. Грузи!

         Крупный пододвинул прислонённую к стене каталку. Бориса небрежно загрузили на неё, прикрыли с глазами простынёй.

         Бориса везли по больничному коридору. Через оглушённое сознание до него донеслись фразы из кабинета групповой психотерапии.

– Я не пью… Я не пью…– пел разноголосый хор.

         Медсестра Анжела вышла из процедурной со шприцами.

– Что такое? – заметила она каталку.

– Труп, – взял ответственность Мелкий.

– Наш? – спросила Анжела.

– Ваш. Косоглазов, – ответил Крупный.

– Куда его?

– В морг.

– Ох, ты! – Анжела преградила дорогу. Её грубо отодвинули. Анжела понеслась к ординаторской.

         Лже-врачи опустили каталку на лифте к автостоянке. Прильнувший к окнам медперсонал мог наблюдать «мерседес» с дипломатическими номерами, на бешеной скорости удалявшийся от диспансера.

         Стопы Бориса нещадно мёрзли. Большой палец согнулся, норовил спрятаться за остальных. Те превратились в ледышки. Мизинец съежился,  став размером с оливку. Голова Бориса гудела сверхъестественным звуком. Бывало, она побаливала, особенно с похмелья. Но никогда – столь надрывно, монотонно, оглушающее.

         Борис сел. Пол покрылся серебристо-ворсистым инеем. В подавляющей глаза темноте Борис по-прежнему различал единственный тонкий луч света, падавший на пальцы стопы. Борис попробовал встать и тут же ударился о металлическое перекрытие. Звук удара головы о металл заглушился подавляющим рёвом, доносившимся снаружи. Борис коснулся балки. Ладонь его от холода приклеилась. Конструкция вибрировала. Пол ходил ходуном. Борис пошёл на ощупь. Рука его нащупала сумки, баулы, саквояжи, детскую коляску, лыжи. Предметы грозно тряслись.

– Допился! – подумал Борис. Настойчиво лезла мысль, он в аду. В лучшем случае, в чистилище.

         Борис потёр виски, силясь вспомнить, что произошло после того, как замкнула электрозубочистка.   Глубины сознания вырисовали гроб. Он в гробу. Его везут в катафалке, затем на электрокаре к самолёту. Кто-то спрашивает, что с ним. И хриплый голос с акцентом отвечает: швейцарский сноубордист, трагически разбился на  склонах подмосковного Волена. Груз номер двести.

         Борис споткнулся о цинковую крышку, огладил её. Колено надавило на острый край гроба. Вот и гроб. Воспоминания о нём навеяли мысли об аде. Крышку плохо прикрутили, и Борис вывалился из гроба.

         Бориса колотило от холода. Он попробовал снова залезть в гроб, чтобы согреться. Там лежали подушка, простыня. Но они не грели. Борис вылез из гроба и по тряскому полу пополз на свет. Он прильнул в щели.

         Долго он ничего не мог разглядеть. В конце концов, приспособился. В суетливых тенях он узрел людей. Они ходили, разговаривали. Вдруг совершенно чётко он определил шептавшихся Данилу Евгеньевича и Скакунова. Он познакомился с ними в Парагвае. Постепенно обозначился интерьер площадки самолёта ИЛ-96, лесенка, идущая к полкам багажа. Мимо Скакунова и Данилы Евгеньевича прошёл сын Бориса, Витя. Он откуда здесь взялся? Борис руками  и ногами застучал в стену, богатую щелью с полоской света. Он видел сына, но тот его не слышал. Гул самолёта, толстая стена багажного отсека, где находился Борис, не пропускали звука. Витя ушёл, исчезли Данила Евгеньевич и Скакунов. Их сменили люди, удивительно похожие на полковника Родригеса, Эстер, Капитана и Боцмана. Борис отполз от щели, повалился на кожаный баул. Его везли в неведомое.

                                                             3

         Витя и Полли спускались на эскалаторе в метро. Полли поминутно оглядывалась. Встречных пассажиров она прожигала изучающим взглядом.

– Не поверишь, но мне показалось, я заметила Эстер, – сказала девочка.

– Эстер в Москве – это нонсенс, – категорически заключил Витя. – Проще представить кактус в снегу или нашего директора на Марсе.

– Точно говорю. Мелькнуло лицо очень похожее.

– Русская пословица: если кажется, кре…– Витя проследил взгляд Полли и встретился глазами с приветливо улыбающимся Родригесом.– Бежим!!– расталкивая людей, Витя увлёк Полли.

         Они спустились на платформу. Поездов не было, Витя и Полли побежали через переход.

– На «Тверскую». Запутаем следы!– бросил Витя.

         Полли запыхалась. Оборачиваясь, она видела спешивших за ними четверых людей: Родригеса, Эстер, Капитана и Боцмана. Все четверо – в тёмных куртках из искусственной кожи, тёмных штанах. Типичная московская публика.

         На «Тверской» поезд собирался отходить. Витя успел протиснуться меж закрывающихся дверей, втянуть за собой Полли. Люди высились стеной, и Витя направо и налево извинялся за отдавленные ноги.

         Поезд тронулся. По опустевшей платформе бегали Родригес, Эстер, Капитан и Боцман. Натянутая приветливая улыбка сползла с лица полковника. Он выглядел озабоченным. Эстер неистово колотила зонтиком по дверям и окнам уходящего поезда. Голова поезда входила в тоннель.

         Через две станции Витя и Полли пересели, потом – ещё. Витя предложил не ехать домой, а «покататься». Он опасался, что полковник знает, где он живёт.

         Полли и Витя ехали на окраину Москвы совершенно по другой ветке, нежили жил мальчик. Куролесили уже четыре часа.

– Что случилось, Витя? – допытывалась уставшая девочка.– Ты не договариваешь. Мне-то, ты можешь сказать.

– Как раз тебе мне и не хотелось бы говорить.

– Отчего?

– Девчонки болтливы.

         Полли и Витя вышли из вагона, перешли платформу. Они собирались сесть, но остерегавшийся Витя в последний момент втолкнул Полли в вагон рядом.

         Поезд набирал скорость. При подходе к очередной станции в соседнем вагоне прогремел страшный взрыв. Заскрежетали тормоза, из-под рельсов сыпанули искры. Пламя толстым языком лизнуло окна вагона, где ехали Витя и Полли. Вагон завалился на бок. Люди закричали. Не считаясь с возрастом, они полезли выдавливать окна, вылезать наружу.

         Витя пропустил старушку и лишь затем полез в окно.

         Отодвигаясь от горящего вагона, люди цепью шли обратно. Витя подхватил Полли и поднырнул под языки огня, вырывавшиеся из окон. По ходу движения за ними спешили немногие. Когда пламя, готовясь к всполоху, втягивало языки, в вагоне становились видны обугленные попадавшие на скамьи и пол трупы.

         Эскалатор остановили. Полли и Витя поднимались бегом. Через бордюр от них проносились санитары с носилками, милиционеры, спасатели.

– Я тебе не сказал. Приходило второе сообщение от Кальвадоса, – признался Полли бледный, как полотно, Витя.

         Он повторил слова приехавшим по звонку Степанову и Даниле Евгеньевичу.  Телевизор показывал пылавший вагон, чёрные трупы, раненых с капельницами, которые медсёстры несли за носилками.

– Возможно, совпадение, – предположил Степанов.

–А возможно и нет!– стукнул кулаком по телевизору Данила Евгеньевич так, что сменилась программа.

         Данила Евгеньевич подул на отбитый кулак, поправил кружевную салфетку на телевизоре.

– Показывай второе сообщение.

–Я его затёр, – покраснел Витя.

– Рассказывай!

– Не могу.

– Что значит, не могу?! В метро люди погибли!..

         Данила Евгеньевич поглядел на телевизор, где шёл музыкальный канал.

– Выключи ты!– закричал Данила Евгеньевич. Не дождавшись Вити, щёлкнул тумблером. Экран погас.

– Я расскажу вам второе сообщение Кальвадоса, если вы возьмёте меня на Килиманджаро, – раздельно произнёс Витя, глядя глаза в глаза Даниле Евгеньевичу.

– Витя не позволительно в таком тоне разговаривать с взрослыми! – сделал замечание Степанов.

– Мальчишка! Ещё мне условия ставить  будет! – взорвался Данила Евгеньевич.

– Успокойтесь вы оба!!– заверещала Полли.

– Ехать требуется не на Килиманджаро, а в Танзанию, – уже спокойнее добавил Данила Евгеньевич. – Ладно, мы тебя берём.

– Витя, не соглашайся. Пусть возьмёт и меня, – подсказала Полли.

         Данила Евгеньевич топнул ногой.

– Ты – иностранная гражданка. Надо просить дедушку и бабушку.

–  Позвоните.

– Сама позвони.

– Я вам не верю, – сказал Витя, продолжая глядеть на Данилу Евгеньевича.

         Тот подскочил.

– Как ты смеешь! Маль…

         Данила Евгеньевич задыхался от гнева.

– Второе сообщение Кальвадоса я изложу в Танзании, – едва не по слогам выговорил Витя.–  Или на полпути туда… И вы возьмёте Полли.

         От бешенства Данила Евгеньевич спускался по лестнице через три ступеньки. Он вылетел во двор, где в машине его ждал Скакунов. На заднем сидении приютился Павел с червями. Они проели ему шею, образуя ровную линию.

– Как?– спросил Скакунов.

– Никак. Скажет во Франкфурте, – передал Данила Евгеньевич итог переговоров.– И мы берём девчонку.

– Я этого ожидал, Крот, – скорее подумал, чем беззвучно произнёс Скакунов, наблюдая в зеркало за Павлом. – Будем оформлять Витю и Полли как наших детей.

– Не желал бы я иметь подобных потомков, – вздохнул Павел. Его никто не слушал.

         Самолёт мерно гудел. Борт проводники разносили напитки. Скакунов, Данила Евгеньевич, Степанов и Павел сидели в затылок на соседних креслах, Полли и Витя, поменявшиеся местами со Степановым и Павлом, наслаждались уединением впереди салона, увлечённо « стукая медведей» в подаренных Данилой Евгеньевичем мобильниках.

– Детей не следовало брать, – ворчливо заметил Скакунов, отрываясь от автомобильной газеты, которую изучал наперебой с Павлом.

– Ты одобрил, – напомнил Данила Евгеньевич. В зависимости от смелости момента, он именовал Скакунова то на ты, то на вы. Не хотелось признавать его выше себя.

– От безысходности, – признался Скакунов.– Надо было, как в старые добрые времена, выпытать у мальчишки тайну.

– Выпытать? Насколько это реально?

– Почему бы и нет. С удовольствием вогнал бы сопляку гвозди под ногти. Я и не таковских раскалывал.

– За таковскиештучки можно под суд.

–  Если узнают. Нет – победителей не судят. Зная второе сообщение, но без детей, мы стали бы гораздо маневреннее.

– У тебя дети есть?

– Нет, и не будет. Я машины коллекционирую.

         Данила Евгеньевич не находил причин сомневаться в искренности Скакунова.

         Скакунов грубовато тронул Степанова и Павла, сидевших впереди.

– Неудачные ухажеры одной         дамы, охотники за приданным! Вы с  девчонкой больше других общались. Она богата?

– Я не знаю. Не задумывался, – протянул Степанов.

– Было бы удивительно, коли б ты задумывался, – срезал Скакунов. – У Данилы Евгеньевича сотрудники в него, безбашенные.

          Данила Евгеньевич просвистел невнятное. У него чесались руки придушить  Скакунова.

– Предполагаю, у бабки-детки девчонки деньжата водятся. Она – наследница погибших родителей. Те возили её на Галапагоссы. Бедные туда не ездят.

– У Полли есть брат, – вспомнил Степанов, охладив пыл подполковника.

– Брат?– заёрзал Скакунов.– Как зовут? Старше или младше?

– Не уточнял. Спросите её сами.

– Как ты со старшими по званию разговариваешь? – возмутился Скакунов.– Данила, твои подчинённые совсем распоясались.

– В данной операции все подчиняются тебе. Ты так сказал, – насупился Данила Евгеньевич.

– И не ошибся… Попомните, друзья мои, в Россию мы ещё вернёмся.

– Только не надо угрожать, – не выдержал обычно вялый Павел.

– Подал голос!.. Я тебя на поруки взял, аферист. Язычок прикуси! Поговоришь у меня, засажу на десять лет, – не унимался Скакунов.– И ты хорош,– обратился он к Даниле Евгеньевичу.– Купил детям телефоны, подмазался. Хотел бы я знать на какие средства!

– Угомонись Лошак!– Данила Евгеньевич отвернулся к окну.

         Скакунов поперхнулся от гнева.  « Надо с девчонкой быть повежливее, – думал он, поглядывая на Полли. – Осторожно вызнать про наследство. Если богата – удочерю… или женюсь, дай срок, вырастет.»

         Скакунов не догадывался, что подобные мысли давно вызрели у Данилы Евгеньевича.

         Степанова подташнивало в присутствии начальства. Развернув фольгу, он отказался от горячего. Запах залежалой курятины напомнил одеколон Данилы Евгеньевича, любившего душиться пообильнее.

– Ешьте, не нюхайте, посоветовал развалившийся  у окна Павел.

         Близость больного ещё больше отбила аппетит. Степанов старался сидеть, чтобы не касаться Павла рукавом.

         Стюарды раздавали еду далеко, Степанов поставил поднос с нетронутой едой за ширму в нишу подсобки.

         Степанов задремал. Разбудили его звуки ссоры. Свесившись в проход, Степанов увидел четырёх бортпроводников, склонившихся над Витей. Они вырывали у него барсетку. Витя отчаянно сопротивлялся. Полли визжала.

         Степанов вскочил, кинулся на помощь. Осторожничавшие Данила Евгеньевич и Скакунов помедленнее последовали примеру.