Текст книги "Казна Кальвадоса (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

                                                          I.1

         Струи дождя убегали зигзагами лент назад и вправо. Разнородный шум города к вечеру выровнялся, превратился в мерный гул. Автомобильная пробка выстроилась и медленно ползла из центра в область.

        Большая дождевая капля пробралась за стекло, упала на голую кисть Степанова. Он вздрогнул, отвлечённый от своих мыслей. Повернув голову, Степанов в очередной раз изучающее посмотрел на соседа по салону, глубоко откинувшегося на заднем сиденье. Глаза того были полуприкрыты, он дремал, не замечая взгляда Степанова. Степанов знал, что если сосед и посмотрит на него, то тут же отведёт глаза, не зафиксирует внимание, так делают сумасшедшие и животные, живущие в особом, отгороженном мире.

        Сосед Степанова по салону милицейского «форда» уже год был тяжёлой неразрешимой проблемой правоохранительных органов Москвы. Никто не знал, ни что с ним делать, ни на какие средства содержать. Из Лефортово его переводили в Бутырку, из Бутырки в институт имени Сербского, всего пять  раз.

         Прошлой осенью таможенники доложили о человеке, несколько часов бесцельно бродящему по VIP залу международного аэропорта. Человек был с иголочки одет, не имел багажа, предположили, что он кого-то встречает. Ночь сменилась днём, человек не уходил, не интересовался табло и объявлениями, не высматривал ни улетавших, ни прибывших. К нему решились обратиться. Вопросы задавались на английском, немецком, французском и испанском. Человек молчал. Бросив пару фраз на непонятном языке, он попытался уйти, чтобы продолжить блуждания. Сотрудники аэропорта препроводили его к врачу. Врач медпункта констатировал, человек не пьян, не находится под воздействием наркотиков. Он истощен, но не утоляет голод, потому что не способен самостоятельно принимать пищу. С человека сняли шляпу и парик. Череп его недавно был выбрит и носил следы многочисленных хирургических швов.

         В присутствии понятых человека обыскали. У него нашли один на длинной рукоятке ключ, по-видимому, от сейфа, семь мексиканских сентаво, магазинный чек на дорогие ботинки, купленные в швейцарском Лейкербаде, разорванный авиабилет из  Асунсьона в Мехико. Часть билета, где указывалась фамилия пассажира, отсутствовала. Переводчик VIPа сказал, что слова, которые время от времени бросает неизвестный, похожи на измененный португальский.

         Иностранца, сошлись на мнении, что неизвестный скорее иностранец, чем наш, на ночь разместили в камере временного содержания пункта милиции Шереметьево-2. Утром приехал парагвайский консул. Неизвестный уделил ему столько же внимания, сколько и всему остальному. После четверти часа бесплодных попыток что-либо выведать у задержанного, консул определил: билет из Асунсьона – недостаточное основание, чтобы признать неизвестного парагвайским гражданином. Консул уехал. Милицейские чины определили поместить задержанного в КПЗ Лефортово и как можно скорее провести врачебную экспертизу.

        Врачи Сербского поставили диагноз: посттравматический апатоабулический синдром, дегенерация личности. Но сам характер травмы, вызвавший столь серьёзные последствия, установить не удалось. Неизвестный никакой помощи врачам и следствию не оказывал. Он бессмысленно мычал, изредка бросал несвязные фразы на плохом португальском и ещё каком-то языке, не замечал отсутствия пищи и воды. Кормить его приходилось с ложечки, поить, как маленького, из бутылки. Когда вода или пища оказывались на языке, он начинал инстинктивно жевать и проглатывал небольшое количество, поддерживая жизнь. Если б его не кормили, неизвестный наверное скоро умер. Он не информировал об естественных отправлениях. Его водили в туалет по часам. Если часы пропускали, могла случиться беда. На ночь неизвестного раздевали и укладывали в постель. Он часто лежал без сна с открытыми глазами. Энцефолограмма показала, так он спал. Утром его надо было одевать. С окружающими он никогда не конфликтовал, они для него не существовали. Самыми странными оказались данные рентгена. Голова иностранца была испещрена  мелкими металлическими предметами размером от нескольких микрон до полутора сантиметров. Следы многочисленных хирургических операций, по видимому, были связаны с удалением  инородных тел. Оставшийся металл размещался глубоко в мозгу, самый большой предмет, напоминавший пулю, под полушариями, на передней стенке гипоталамуса. Медицина не знала прецедентов, чтобы подобные повреждения совмещались с жизнью. Поражало, что инородное тело, располагавшееся рядом с гипоталамусом, попало туда, не повредив окружающих тканей, если предположить наиболее вероятную причину осколков – взрыв, рядом с источником которого мог оказаться неизвестный. Кандидат меднаук взялся писать диссертацию. Усыпив неизвестного наркозом,  он разрезал кожу на темени, справедливо посчитав, что при таком количестве лишний шрам не повредит, извлёк для экспертизы один из осколков.  По химическому составу осколок приближался к стали, и оказался сильно намагничен.

        Фотографии неизвестного разместили в Интернете, сведения о нём дали в Интерпол. Прошёл год, прежде чем его опознали. Из Парагвая позвонила дочь неизвестного Хуанита  Кальвадос. Она взялась оплатить сопровождение неспособного к уходу за собой отца, Диего Кальвадоса, в Асунсьон сотрудником московской милиции.  В парагвайском посольстве в Москве, не страдавшем чрезмерностью бюджета, приняли новость с облегчением.

        Человеком, которому доверили везти Диего Кальвадоса в Парагвай, стал капитан Степанов. Операция была громкая, о ней хорошо знали в милиции, слухи попали и в прессу, поэтому не удивительно, что водитель, везший Степанова и Кальвадоса в  аэропорт,  знал цель поездки и интересовался ей. Степанов видел этого водителя впервые. Его выделил непосредственный начальник Степанова, Данила Сергеевич, недавно получивший полковника.

         Водитель, Володя, был так же лыс, как Кальвадос, остатки растительности, подобно многим страдающим алопецией, он выбривал, ему исполнилось примерно столько же лет, то есть  пятьдесят или около того.

– Степанов, ты бы инопланетянину (в московской милиции Кальвадоса почему-то прозвали инопланетянином) черепушку прикрыл. Она у него мёрзнет, – заметил Володя, заглянув в водительское зеркало.

– У тебя же, Володя, не мёрзнет, – отшутился Степанов.

– Я привычный, а у него череп красными пятнами пошёл.

          Степанов хмыкнул, поднял тёмный парик Кальвадоса, соскользнувший на колени, плотно натянул на голову. Тот никак не прореагировал, по-прежнему пялясь в залитое дождём окно.

– И много ж тебе, Степанов, денег отвалят, за то, что инопланетянина в Парагвай привезешь?

         Степанову не хотелось вступать в разговор:

– Не знаю. Дочь этого гражданина в подробности не вдавалась…

– Значит, как понравился. Дочь-то ихняя молодая?

– … а начальство выдало обычные командировочные.

– Я слышал, в Парагвае много хохлов, – сам Володя был украинец, – так что брак и невозвращение для тебя, Степанов, не исключены… А что это за страна – Парагвай? – без всякой логики продолжал Володя.

– Государство в Латинской Америке.

– И какая там сейчас  погода?

– Сейчас там, Володя, лето, – Степанов поёжился от мысли, какая промозглая слякоть стояла в это время в Москве.

– Живут же люди !.. И что, к примеру, из этого Парагвая можно привезти?

– Володя, ты бы лучше за дорогой следил. «Мерседесу» впереди себя скоро зад проломишь. Зачем ему на бампере висишь? Мы не опаздываем.

– «Мерседесы» я не люблю, на них пижоны ездят. Не бойся у меня миллиметраж… В Парагвае – кожа.

–  Какая кожа?

– Дублёнки, плащи, куртки. Я вспомнил, мне тёща как-то сказала. Там в прериях буйволы водятся, из них делают кожу… Так что тебе, Степанов, будет меленький заказ. Даром что ли я тебя в аэропорт везу?

– Ты меня, Володя, по наряду везёшь.

– По наряду я бы тебя на «жигулёнке» повёз, а ты едешь на « форде».

– Такая честь не мне, а иностранцу.

      Володя выразительно посмотрел на Степанова. Степанов взмолился:

– Володя, ну какую кожу я тебе могу привезти на двадцать баксов суточными в день?

– Дочка инопланетянина даст. Может он и сам отблагодарит,– Володя кивнул в сторону безучастного Кальвадоса.– Когда на родине окажется.

– Ты  Володя, благодаришь, когда на родину в Хохляндию возвращаешься?

– Я – другое дело. А у них – Парагвай. Шрапнель из головы инопланетянина доктора удалят, он очухается, и тебе пару миллионов  песо отвалит.– Что это за деньги, песо? Из песка что ли?

– Володя!

        Володя протянул за спину заготовленный листок.

– Тут мои размеры, жены, дочери и тёщи. Привезёшь кожу, здесь в Москве рассчитаемся. Не бойся , не обману.

       Степанов со вздохом взял листок, засунул в карман.

– Воротник инопланетянину поправь, у него на шее ярлык торчит.

       Кальвадос носил тот же модный костюм с необрезанными лейблами, в котором его нашли год назад. Теперь этот костюм поизносился, повидав тюрьму и психбольницу. Перед отъездом в Парагвай Кальвадоса раздели, костюм погладили. Несмотря на отвратительную погоду, ни посольство, ни милиция на плащ ему не расщедрились.

– О – ё! – милицейский «форд» врезался в впереди идущий «мерседес». Взад «форду» тут же вошёл джип « митсубиси-паджеро».

       Володя выскочил из машины.

– Где у тебя тут двери закрываются? – успел спросить Степанов.

– Нижняя кнопка.

      Степанов нажал на кнопку, двери щёлкнули.

       Движение застопорилось. Другие машины объезжали столкнувшиеся. Из «Мерседеса» вышел долговязый детина: тело у него было узкое и длинное, ноги короткие, стопы большие, уши  огромные и красные, с серьгой слева, голова же совсем маленькая, птичья. Щеки водителя «мерседеса» украшали густые чёрные бакенбарды почти до углов рта. На голове – шевелюра брюнета. Несмотря на зимнюю пасмурную погоду, глаза прикрывали чёрные очки. Выглядел он лет на тридцать – сорок.

– Ну и чего, брат? – спросил детина. В голосе его звучало мало пиетета перед милицейскими погонами Володи.

– Как ездим? – сурово спросил в ответ Володя, для верности показывая ещё и удостоверение. – Как тормозим?

        Детина усмехнулся, достал из нагрудного кармана, неторопливо развернул свою красную корочку. При желании Володя мог прочитать, что перед ним майор ФСБ. Володя изменился в лице. Детина ему явно не нравился.

– Как соблюдаем дистанцию, товарищ старший лейтенант? – спросил детина. В его речи слышался какой-то акцент.

         Володя нагнулся над слипшимися бамперами:

– Майор, да тут ничего и нет…

         Детина, он же майор, раскрыл багажник достал тряпку и протёр совершенно залепленный грязью номер своей машины:

– Тут  красные номера, старлей. Машина ещё и дипломатическая.

        Володя хотел огрызнуться, что машину следует мыть, чтобы номера были видны, когда в диалог вмешался третий пострадавший, до этого со страданием изучавший задний бампер милицейского «форда»  и передний свой. Это был толстый коротышка неопределённых лет, из-под кожаной куртки которого выглядывали золотые цепи на руках и шее, а во рту сверкали ценного металла протезы. Следом за коротышкой вышли три его товарища, то же в куртках, цепях, солнцезащитных очках в удивлении поднятых на лбы.

– Братаны, – сказал коротышка Володе и майору,– может, у вас и ничего нет, «форд», по крайне мере, чистый, но у меня – фонарь…

       Все трое, Володя, детина и коротышка вступили в живой интеллектуальный спор о манере езды, личностных свойствах водителей, качестве дорог и других интересных предметах.

       Выходя из машины Володя не заглушил двигатель. Щётки работали. Через ветровое стекло то забрызганное дождём, то открытое вновь Степанов видел затылки двух людей, сидевших на заднем сидении «мерседеса» мужчины и женщины. Лиц их разглядеть было невозможно. Женщина держала перед собой зеркало. Она приводила себя в порядок, украдкой наблюдая за происходящим.

       Пока шло выяснение обстоятельств аварии, один из товарищей коротышки подошёл к «форду» со стороны как всегда безучастно сидевшего Кальвадоса и постучал костяшкам пальцев в окно. Степанов наклонился и приоткрыл стекло.

 – В аэропорт едете ? – спросил стучавший, двусмысленно улыбаясь.

– Если и в аэропорт, тебе то что? – напряжённо отвечал Степанов, почувствовав недоброе.

– Ничего. Просто…– сказал парень и тут же, засунув кисть между стеклом и крышей, попытался опустить стекло вниз. Другой рукой парень дёргал ручку, стараясь открыть машину.

– Э-э-э! – Степанов через безмятежного Кальвадоса нажал на кнопку, чтобы закрыть окно.

       Рука парня уже очутилась в салоне. Стекло шло вверх, кисть парня давила вниз. Парень добрался до внутренней ручки, дёрнул её два  раза, освободив блокировку. Другой рукой подал дверь на себя. Степанов цепко ухватил дверь, не уступая. Парень сделал движение, собираясь вытащить из машины Кальвадоса.

– Парни, так не пойдёт! Это беспредел!! – закричал Володя, заметив происходящее. Он рванулся к машине, но спорившие с ним водитель  «мерседеса», коротышка с товарищами, попытались его удержать. В руках одного сверкнул кастет.

      Кисть парня, пытавшегося открыть заднюю дверь, болталась перед лицом Кальвадоса, сонно приткнувшегося к косяку. Нельзя сказать, что происходило  в его не от мира сего голове, но пару минут посмотрев на явно раздражавшую руку  парня, Кальвадос вдруг вцепился в неё зубами.

     Парень взвыл и от неожиданности вытащил руку из салона. Степанов тут же закрыл дверь и окно.

     Володя, растолкал пытавшихся удержать его парней, впрыгнул в машину, резко сдав назад, пошёл вперёд, отодвинул блокировавшие автомобили, рванул руль вправо и до упора нажал на газ. Обойдя впереди стоящий «мерседес», он выскочил на встречную полосу, включил сирену и мигалку.

     Водитель «мерседеса» и компания с «митсубиси» недолго мешкали. Они кинулись в свои автомобили. Хлопнули двери , заскрежетали тормоза. Послышался звук удара. «Волга» врезалась в правую переднюю дверь выруливавшего джипа. Но на это уже не обращали внимания. Погоня устремилась за милицейским «фордом».

     Степанов звонил по мобильнику Даниле Сергеевичу в Управление, в милицию Шереметьево.  Через зеркало заднего вида Володя мог наблюдать, как в преследующих машинах люди тоже куда-то лихорадочно звонят.

– Нападение? – голос начальника Степанова даже не изменился. – Не волнуйтесь, я предупрежу аэропорт.

        «Форд» подлетел к шлагбауму, преграждающему подъезд к зданию аэропорта. Володя опустил стекло, суетливо нажал на кнопку регистрации. Казалось, талон никогда не вылезал так медленно.

       Оторвав талон, Володя выжал педаль газа до упора. В боковое зеркало он видел «Мерседес» и джип, на бешеной скорости выруливавших к шлагбауму.

        У здания аэропорта Володя резко затормозил. Степанов и Володя выскочили из машины, вытащил  ставшего вновь безучастным Кальвадоса.

– Валера, я с тобой, пока подкрепление не придёт… Ну их к чёрту!!– ругнулся Володя в адрес преследователей ДТП.

– Где зал VIPа, где зал VIPа! – кричал Степанов, обращаясь к людям в здании аэропорта. Выяснилось, они вошли не в тот подъезд.

         Проходившая стюардесса указал направление. Степанов и Володя почти бегом тащили за подмышки Кальвадоса, словно наконец понявшего что произошло и тоже прибавившего шагу .

       У входа в VIP Степанов и Володя показали удостоверения милиционеру, вошли внутрь. Тут перевели дух. Преследователи вряд ли могли достать их здесь.

       У Степанова села батарейка мобильного телефона. Усадив Володю с Кальвадосом в кресло за шахматы, он пошёл в служебное помещение, чтобы позвонить.

      Степанов ещё раз более подробно доложил Даниле Евгеньевичу о происшедшем. Тот считал нападение чистым хулиганством, никак не связанным с Кальвадосом. В конце концов, если Кальвадоса и хотели вытащить из машины, то с тем чтобы вместе с другими побить, но не как не похитить. Полковник велел Степанову поставить телефон на подзарядку, он сам перезвонит. Если – нет, Степанов должен сделать контрольный звонок через два часа. Данила Евгеньевич доложит о происшедшем генералу, раз в инценденте участвовал иностранец, отправляемый на родину по поручению посольства.

     Минут через сорок в зале VIPа появился наряд милиции  и оперативники в штатском. Они сняли показания с Володи и Степанова, записали марки машин участвовавших в аварии, и предположительные номера.

      Когда милиция уехала, Володя, указывая на Кальвадоса, не без зависти воскликнул:

– Больной – то, больной… А знаешь, как в шахматы играет! Из трёх партий две у меня выиграл.

     Часы проходили, Данила Евгеньевич никаких дополнительных указаний не давал, кроме того, что Володе следует оставаться в аэропорту до отправления самолёта, потом обязательно позвонить и доложить, как Кальвадос и Степанов улетели.

      Уже была поздняя ночь, когда объявили посадку. Степанов заторопился, Володя же сказал, что опоздать невозможно, они как раз начали с Кальвадосом новую шахматную партию. В третий раз объявили регистрацию и посадку, Валерий нетерпеливо вскочил, но тут подошёл сотрудник аэропорта и сказал, Степанова срочно просят к телефону.

       Степанов ушёл в служебное помещение. На связи был генерал. Он хотел лично услышать о происшествии. Степанов ещё раз обстоятельно рассказал о Кальвадосе, его дочери, посольстве, поездке в аэропорт, аварии и преследовании. Генерал задавал вопрос за вопросом, пытаясь решить, существовала ли попытка похищения иностранца. Радио настойчиво объявляло, посадка на рейс «Москва – Мехико» закончена, потом стали требовать, чтобы пассажир Степанов немедленно поднялся на борт. Генерал ничего не слышал.

       Наконец Степанов положил телефонную трубку и бросился на выход.  Зал VIPа был пуст. Кальвадос должен был быть в самолёте, но куда делся Володя? Степанов не имел времени заниматься ещё и этим.

 – Скорее! Скорее! Что же вы?! – укоризненно воскликнула девушка в униформе, отрывая Степанову посадочный талон. – Багажа у вас нет?

– Нет, – тут только Степанов обратил внимание на отсутствие своей сумки. Наверное, вместе с Кальвадосом она на борту. Кто же посадил Кальвадоса в самолёт? Володя?

     Степанов сел в автобус. Его одного отвезли к  высвеченному прожекторами лайнеру. Степанов взбежал по трапу. Ещё раз у него проверили посадочный талон, указали место в эконом-классе. Хотя поездку оплачивала дочь Кальвадоса, билеты покупало московское Управление.

     Самолёт выруливал на взлётную полосу. Место рядом со Степановым, где следовало разместиться Кальвадосу, пустовало. Некий испаноязычный пассажир пытался опуститься в него, но Степанов энергично запротестовал.  Степанов не терял надежды разыскать Кальвадоса. Он встал и прошёлся по салону самолета, внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Кальвадоса нигде не было, он исчез. Турбины авиалайнера взревели. Стюардесса попросила Степанова сесть на место и пристегнуть ремень.

– А вы не видели?…

– Кого?

       Степанов безнадёжно махнул рукой.

       Самолёт взлетел. По радио объявили, продолжительность рейса до Мехико шестнадцать часов.

       Когда самолёт набрал высоту и вновь разрешили ходить по салону, Степанов возобновил поиски. В ИЛе-96 было три ряда кресел, но не в одном из них ни в первом, ни в бизнесе, не в эконом-классе не находилось ни одного человека, хоть отдалённо напоминавшего Кальвадоса. Его не было и в туалетах. За шторками служебок стюарты и стюардессы готовили закуски, разливали напитки. Они удивлённо смотрели на Степанова, встречая его ищущий взгляд.

      Степанов развернулся и теперь от хвоста пошёл к носу самолёта. Стояла глубокая ночь. На Дальнем Востоке разгоралось утро. Люди вставали, умывались, завтракали, спешили на работу, заполняли офисы, магазины и лавки. В Латинской Америке, куда летел Степанов, ещё не ложились.

      Многие пассажиры спали, кто – откинувшись в кресле, закутавшись пледом, кто – сидя по-вольтеровски  прямо, словно не поддаваясь сну.  Некоторые разговаривали, читали, играли в компьютерные игры  в ноутбуках или телефонах. Если лицо спящего скрывал плед, Степанов не рисковал его трогать, если открыто не стеснялся заглядывать. Степанов искал с упорством отчаявшегося. Его понемногу охватывало веселье человека попавшего в одну из самых дурацких ситуаций, какие можно вообразить. Он летел в другую часть света по милицейскому заданию на деньги дочери Кальвадоса без самого Кальвадоса. Хотелось прыгать, смеяться, кричать: « Лысый идиот в чёрном парике, найденный год назад в Шереметьево-2 , потерян! Кальвадоса нет! Как смешно, ха-ха-ха!!» Степанов даже не думал, что скажет начальству. Вина его. Кто мог предполагать, что подобное случиться? Когда он разговаривал по телефону с генералом, следовало оторвать Володю с Кальвадосом от шахмат и взять  с собой в служебку. Если они остались в Москве, если их не похитили, если не случилось ещё что-нибудь, чего Степанов и представить не мог, об этом он узнает по телефону через четыре-пять часов на промежуточной посадке в Шенноне.

– Осторожнее надо быть! – скорее догадался, чем понял Степанов реплику пожилой женщины, в чей локоть он неосторожно упёрся. Женщина просматривала страницы портативного компьютера. Степанов извинился. Женщина качнула в ответ  копной рыжих волос, скреплённых яшмовой заколкой.

      Степанов вернулся на место, обречённо расслабился и вдруг заметил в среднем ряду возвышающийся над спинкой бокового кресла лысый череп Кальвадоса. Не может быть! Как он здесь оказался? Где он был раньше? Степанов подошёл ближе. Нет, он ошибся. Этот человек был удивительно похож на Кальвадоса, даже одет примерно в тот же костюм в полоску, но череп его не украшали шрамы и по близости не валялся парик, с которым Кальвадос не расставался, хотя иногда снимал.

       В Шенноне всех попросили выйти из самолёта. Люди гуляли по транзитному залу аэропорта, пили пиво, совершали мелкие покупки. За окном бесшумно сновали маленькие европейские машины, на лужайке двое мужчин играли в гольф. Степанов попробовал набрать Москву, связь отсутствовала. Телефон  издевательски показывал, что нашёл ирландскую мобильную сеть.

       Самолёт заправляли горючим для перелёта через Атлантику часа полтора – два. Заждавшихся пассажиров попросили вернуться в салон. Степанов шёл с тяжёлым сердцем. Не стоит ли лучше остаться в Шенноне, чем продолжать бессмысленное движение? Тем не менее, он вернулся в самолёт и увидел, что кто-то занял его место.

      Какой-то тучный человек, завернувшись в плед с головой, разлёгся на трёх сидения сразу, в том  числе и на степановом. Два места слева и справа от Степанова пустовали от Москвы, одно из них – Кальвадоса. Степанов чувствовал бы себя вольготно, если бы отсутствие Кальвадоса не отравило полёт. Свободные места в самолёте были, но разозлённому Степанову казалось глупым искать себе место, когда есть отведённое билетом. Проблема разрешилась сама собой. Человек лежавший на трёх сидениях зашевелился, край пледа откинулся. Степанов увидел сначала милицейский погон, потом – мясистую щёку Володи. Степанов изумился чуть меньше, чем путники  при виде Горгоны:

– Володя, ты…?

– А...а…а? – Володя привстал, протёр глаза.

– Хочешь спросить, где я?

– Где я, уже знаю, – недовольно сказал Володя.– Сядь, не кричи.

         Степанов присел рядом.

– Где Кальвадос? – прошипел Степанов.

– Сейчас придёт… У него что-то с желудком. Нас обоих как-то прихватило. От томатного сока что-ли, который носят. Ты его не брал? Не буду врать, у меня ещё в Москве живот крутил.

         Володя рассказал, что в Шереметьево-2, когда Степанов отправился общаться по телефону с начальством, по радио же непрерывно объявляли, что посадка на рейс закончена, Володя повёл Кальвадоса на борт. Володю как человека в форме пропустили в салон. Он усадил Кальвадоса и почувствовал жгучее желание посетить туалет. Посещение затянулось, Володя грешил и на грибки в сметане на обеде у тёщи. Когда Володя вышел из туалета, самолёт уже набирал высоту.

         Володя заметил затылок Степанова на том месте, где оставил Кальвадоса, но вместо того чтобы подойти к нему, решил сначала разыскать исчезнувшего латиноамериканца. Он нашёл его внизу среди багажа.

– Ты знаешь, его как муху на мёд к багажу тянет… То в сортир, то вниз к багажу. Так за ним и хожу. Он будто заметил кого в салоне и прячется…

         Страх Кальвадоса передался Володе. До него дошло, что он летит не– законно, поэтому завернувшись в плед, завернув за компанию в плед и Кальвадоса, он прятался вместе с ним  то в одном кресле салона, то в другом, в основном ближе к туалетам.

– Слушай, Степанов, моя форма не особо бросается в глаза?

– Нет. Ты в ней как человек невидимка, только уши торчат.

         В проходе появился Кальвадос. Подойдя, он молча опустился в кресло рядом со Степановым.

                                                               2

         Самолёт летел через Атлантический океан.

         После горячего Володя разговорился,  он по-прежнему по шею кутался в плед, чтобы не выглядывала форма:

– Скажи, Степанов, а на каком языке говорят в этом самом Парагвае, на парагвайском?

– Ты уже и до Парагвая без денег, билетов и документов собрался добраться?– Степанов поверх еды пролистывал русско-испанский разговорник.

– Нет, я серьёзно, – не унимался Володя.

– В Парагвае, говорят на испанском, – выглянул из впереди стоявшего кресла мальчик лет одиннадцати.

– А, ты откуда знаешь, пацан?

– Знаю!

– Тоже в Парагвай летишь?

– Мы с папой летим в Бразилию.

       Предложили напитки. Володя ,уже пивший вино, попросил стюардессу налить себе ещё.

– Какое хорошее здесь вино, – с удовольствием заметил Володя, вытянув ноги.

– В самолёте не может быть хорошего вина, брат, – спереди в промежуток между креслами на Володю смотрело надутое, будто с флюсами в обеих щеках лицо, насмешливые маленькие глаза. Шею говорившего украшала внушительная золотая цепь.

        Володя наклонился к уху Степанова, прошептал:

– Нас, подслушивают, надо говорить тише.

         Уже громче с вызовом Володя сказал:

– А мне это вино нравится… Степанов, мне неудобно ещё раз просить. Попроси вина ты, может стюардесса нам сразу бутылку даст.

– Брат, хочешь я тебе свою дозу отдам?– снова подал голос  с переднего кресла толстяк. Это был видимо папа умного мальчика, знавшего на каком языке говорят в Парагвае.– Я взял, да что-то не пьётся.

       Володя с минуту сидел насупившись, потом вспылил:

– Брат, я попрошу не называть меня братом, ну какой я тебе брат?!

– Извини, б…В Парагвай летите? А мы с сыном хотели в Рио на карнавал, да не получилось. Говорят на Новый год у них там тоже хорошо. Борис… – представился толстяк.

– Витя, – сказал мальчик.

       Володя со Степановым переглянулись и неохотно назвались.

       Толстяк показал поверх кресла глиняную бутылку грузинского вина:

– Владимир, давай за знакомство  моё вино  разопьём. Уверяю, оно получше того, что предлагают в самолёте.

      Вино сблизило Володю и Бориса. Скоро стало известно, что мама осталась с маленькой дочкой, а Борис с  сыном отправились путешествовать.

– Что это у вас с товарищем? – спросил Борис про не реагировавшего ни на что Кальвадоса.– Он вроде как не в себе…

– Не обращай внимания, – сказал Володя.

– Ну, давай по-новой.

– Папа, мама просила, чтобы я следил, чтобы ты много не пил, – сердито сказал Витя.

– А я много и не пью…Твоя очередь, Владимир. Говори тост, любой, только не за ментов. Не люблю я их. Мы с ними по разные стороны баррикад.

        Володя крякнул и натянул плед по самые уши.

– Папа, я пройдусь, – попросил Витя.

– Погуляй, только недолго, – разрешил отец. Он подмигнул Володе: – Пошёл, смотреть какие у кого компьютеры, один интерес…

        В салоне самолёта послышался шум, голоса на повышенных тонах. Пожилая женщина со строгим лицом, которая сделала замечание Степанову, когда он нечаянно задел её, громко говорила, обращаясь не столько  к стоявшей рядом стюардессе, сколько к сидевшему слева мужчине лет шестидесяти, спокойной благообразной внешности, в очках:

– Зачем, она дала мне рис?!  Она не знает, что я не ем рис?!!

– Откуда же ей знать, дорогая? – с вздохом успокаивал мужчина.

– Я вас спросила, будете ли вы мясо или рыбу, – объясняла стюардесса. – Вы отвечали –  рыбу. Рыбу я вам и принесла, как просили.

–А под рыбой оказался рис, который я не ем! – кипела женщина.– Почему вы не принесли рыбу с картошкой, как я хотела?

– Вы не уточняли гарнир.

– Ах, я не уточняла гарнир! – затопала ногами пассажирка.– Немедленно зовите ко мне командира экипажа! Я вам устрою рис…– женщина нажала над головой две кнопки вызова сразу, свою и соседнюю.

– Ну и что ты ещё знаешь про Парагвай? – расспрашивал тем временем Степанов возвратившегося мальчика.

– Знаю, это совершенно нищая страна и смотреть там нечего, – рапортовал Витя. – Мы с папой поедем в Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло, а потом к водопадам Игуасу.

– За родителей, – Борис разливал с Володей по-новой.

           Убеждая пассажирку угомониться, над ней склонился бортпроводник:

– Успокойтесь, мы примем меры.

– Понимаете, я говорила ей про гарнир, а она врет, что не говорила!

– Ничего вы не говорили! – настаивала стюардесса.

– Дайте рыбу с картошкой, и чтобы рыба не пахла рисом.

– Хорошо. Сейчас принесём.

          Степанов видел, как бортпроводник в подсобке вытащил из одной пластиковой коробки мясо, переложил из другой сверху рыбу.

– Пойди, отнеси, – шипел он стюардессе. – И извинись.

– Буду я извиняться перед свиньёй! По её глазам заметно, всю жизнь, ничего, кроме риса, не ела, а теперь рыло воротит, – шёпотом отвечала стюардесса.

          Стюардесса покатила тележку с едой дальше. Володя, перегнувшись через Степанова, чуть не схватил её за юбку:

– Красавица, ты бы нам вина принесла.

         «Красавица» поглядела на Володю сверху вниз:

– У вас своё есть… А тыкать своей в бане будешь.

          Разглядывая принесённую еду, капризная пассажирка продолжала ворчать:

– Принесла рыбу с картошкой, а рыба вся в рисе. Нет, я так не оставлю, – пассажирка встала и с коробочкой, где лежала еда, пошла по салону.

          Степанов прикрыл глаза. В долгом полёте всегда  странное состояние, среднее между сном и бодрствованием. Степанова разбудил вопль капризной пассажирки. Она стояла около лысого человека, которого на краткий миг Степанов принял за Кальвадоса, и отчаянно визжала. Лысый странно свесился над ручкой кресла, загораживая проход.

– Пассажир умер! – послышался чей-то голос.

         Степанов вскочил с места. Подбежав, он потрогал двумя пальцами шею человека, где должна биться сонная артерия. Пульсация отсутствовала.