Текст книги "Казна Кальвадоса (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– А я знаю, это Родригес!.. Полковник не оставил меня в покое. Но он не получит ничего.

         Красный бильярдный шар солнца, в такой играют боги, раздвинул кефирную пелену, окрасил в розовое птиц, площадку, лица людей. Общий крик восторга издали японцы. Защёлкали камеры.

         Кальвадос, поддерживаемый старым слугой, спускался вниз по дорожке. Ночью выпала изморось, ноги разъезжались на гравии. Гвоздичное дерево у туалета облюбовали серебристые скворцы. Кальвадос остановился, чтобы полюбоваться игрой света в их оперенье. Скворцы встряхивались, брызгами рассыпалась роса. Миллиардами искр разлетались лучи от капель, спрятавшихся на хвостах и крыльях птиц. Дворецкий выломал палку, подошёл к туалету, с силой постучал по кирпичной стене. С рыканьем из туалета выскочил проводивший там ночь лев.

         Макс остался стоять на дорожке. Кальвадос зашёл в туалет. Оттуда донёсся его твёрдый моложавый голос:

– В кладе Кида IV-го , я уверен , как в себе. Мы легко поднимем его, и у нас появятся средства для более серьёзной операции– возвращения в Амазонию и подъёма немецкой казны из речного ила. Как  бы операция не казалась примитивной, мне нужны помощники.

– Не следовало бы нам нанять аборигенов? – осмотрительно предложил дворецкий. – Какие-то средства у нас ещё остались.

– Банту – абсолютно ненадёжны. В Танзании и Кении доверять никому нельзя. Население обоих стран живёт грабежами и обманом туристов. Мошенничество блуждает у африканцев в крови. О-ё!...

– Что стряслось, мой господин?– Макс сделал движение, чтобы сойти с дорожки.

– Я тут чуть не провалился… И министерство туризма Танзании называет тропу на Килиманджаро треком пяти звёзд.  Этот туалет – минус одна звезда. Последнее здоровье потеряешь!! Не хватало здесь ещё умереть. С моей астмой легко задохнуться среди миазмов… Мне необходимы верные помощники, а не местная шантрапа. Сам я с горы не спущусь. Нужно, чтобы кто-то другой руководил операцией.  Я положился бы на русского милиционера, приезжавшего прошлый год ко мне с Санкт-Мориц. Он – пижон, но прекрасно дерётся. И вроде бы с головой, хотя мне так и не удалось поставить его на лыжи.

– Тащить в Танзанию русских – безумие.

– А ты предлагаешь привести французов, чтобы они тут же открыли дискотеку и не вылазили из неё? Или американцев, которые вместо пиратского клада начнут искать нефть, потому что по их узости ума это надёжнее?.. Японцев и немцев я не люблю за правильность. Поверь, любая нация, кроме русских, сочтёт меня за сумасшедшего. И русские найдут деньги.

– Почему не взять средства у баронессы фон Галль? Она доверяла вам.

– Ты что ничего не знаешь? – отвечал Кальвадос, покидая туалет и на ходу подтягивая слаксы. – Я не видел баронессу с тех пор, как покинул Санкт-Мориц. Она не ответила ни на одно из пяти моих писем. Телефон её отключён. На её вилле вот уже полгода никто не берёт  телефонных трубок. Старуха то ли померла, то ли её прикончил одним из известных ему семидесяти семи способов мерзавец Родригес…

– Простите, не окажите ли любезность запечатлеть нас на безумно красивом фоне, – к Кальвадосу обратился усатый мужчина средних лет в широкополой,  низко надвинутой шляпе. Его сопровождала  миловидная платиновая блондинка. Оба туриста были одеты в утеплённые горные куртки, брюки, на ногах – трековые ботинки.

– С удовольствием, – вежливо  улыбнулся Кальвадос.– Сам я не фотографирую… Макс, помоги, – обратился он к слуге.

         Дворецкий взял фотоаппарат. Мужчина и женщина встали, обнявшись, у поворота дороги.

– Подниматься на Килиманджаро – трудное удовольствие. Не за что бы не пошла, если б не муж,– заметила туристка.– Лучше неделю танцевать на венском балу или на самбадроме в Рио ,  чем шаг за шагом тащиться к вершине.

         За спинами туристов раскрывался великолепный  неземной пейзаж. Опустившийся туман обнажил пунцовые сопки потухших вулканов. Белые шапки ледников торчали среди них, как шампиньоны на марсианской почве. Приглушённые тона лишайников сглаживали уступы скал. В ногах восковыми свечами поднимались закруглённые листья лобелий. Орлы-скоморохи, выделывая немыслимые пируэты, скользили вниз, собирая грызунов на завтрак.  В гармонию не вписался неприятный визг обезьянки – потто.

– Внимание, снимаю! – дворецкий нажал на кнопку фотоаппарата и коротко вскрикнул: – Ой, меня, что-то укололо!

         Из кнопки фотоаппарата высунулась тонкая игла. Дворецкий осел и медленно свалился на тропинку. Родригес перешагнул через него:

– Давненько не виделись, господин Кальвадос… С моей подругой Эстер вы уже знакомы.

         Оживлённо беседовавшие японцы, сопровождаемые носильщиками, спускались к автобусам. Японцы не могли не заметить лежавшего на тропинке дворецкого. Злая гримаса пробежала по лицу Родригеса, но он тут же совладал с собой, нимало ни  сумняшеся, обратился к японцам по-английски:

– Господа, моему пожилому другу сделалось плохо. Не выдержало горного подъёма больное сердце. Не поможете ли донести старика до машины?

         Японцы подошли. Чернокожие носильщики, всегда при восхождении на Килиманджаро имеющие носилки, развернули их.

         Дворецкого укладывали на носилки, когда загнанный в мышеловку Кальвадос воззвал к туристам:

– Прошу вас не верить  ни одному слову этого человека, – сказал он, указывая на Родригеса.– Это опасный мафиози из Парагвая – полковник Родригес. Длительное время он преследует меня и мою семью.

         Родригес стоял и широко улыбался. Ничто в нём не намекало на опасность, о которой заявлял Кальвадос. В пару ему Эстер держалась безупречно. Родригес выглядел джентльменом.  Когда Макса уложили на носилки, он участливо положил тому руку под голову. Накрыл лицо шёлковым платком от мух.

         Несчастный Макс не приходил в чувство. Мышцы его коченели. Носилки понесли вниз. По пути шёлковый платок слетел, Эстер подняла его.

         Кальвадос бурно рассказывал японцам о злодеяниях Родригеса, о кладах, которыми он пытался завладеть, о его всё дозволяющих средствах. Японцы воспринимали Кальвадоса, как больного. Они деликатно посмеивались и отводили  глаза. Японцы много разговаривали на своём языке. История напоминала скандал в благородном семействе.  Родригес , Эстер и Кальвадос составляли родственную ассоциацию энергичной молодёжи и безумного старика. Кто есть кто, догадайтесь сами.

         Кальвадос заявлял, что его хотят похитить, но Родригес не производил никаких попыток. Если Кальвадос говорил чересчур фантастические вещи, Родригес старался  дружески похлопать его по плечу. Кальвадос брезгливо и испуганно стряхивал руку.

         У автобусов Родригес распорядился положить дворецкого на заднее сидение своей машины. Кальвадос пытался воспрепятствовать. Он советовал везти больного в госпиталь на автобусе. Но в автобусе не было места, а на машине добраться до  врачей, пожалуй, быстрее.

         Кальвадос забрался в автобус к японцам и категорически отказывался оттуда выходить. В его мобильнике села батарейка, и он просил водителя предупредить о происшествии полицию.

         Автобус уехал. Родригес замешкался у машины. Как только автобус скрылся за скалой, к «альфа-Ромео» Родригеса быстро подошла группа крепких молодчиков, слонявшихся у других автомобилей.

– Переложите старика к себе в багажник, – приказал Родригес. – А то ещё не выдержат сфинктеры , и он нагадит мне в салоне.

         Молодчик выполнили требование. Дворецкого небрежно швырнули на рассыпанные ключи в заднике «тайоты» .

– Выкиньте дерьмо в ближайший кратер!– крикнул Родригес, трогая машину.

        «Альфа–Ромео» и ещё три автомобиля рванули догонять автобус.

– Ох, уж эта страна Восходящего Солнца!– свирепо ударил по рулю полковник. – Как не вовремя!

– Милый, ты такой умный! – восторженно попыталась прильнуть к Родригесу Эстер.

– Отстань!  Не до тебя, – оттолкнул её полковник.

         Автобус спускался по серпантину горной дороги. Колючий кустарник нависал тоннелем. Жёсткие листья стучали по крыше и стёклам. На изгибе дороги у рыжей скалы лежал пятнистый леопард. Автобус замедлил ход. Водитель сигналами  заставлял животное уйти. Туристы оживились. Японцы просились выйти на шоссе. Им не позволяли. Леопард позёвывая лениво ушёл. Заминки оказалось достаточно, чтобы « альфа-Ромео» и другие машины настигли автобус. Теперь они ехали сзади, не делая попыток обогнать.

         День разгорался. Собиравшие червяков, чибисы и белоснежные секретари вспархивали из-под колёс. Становилось душно. Кондиционеры работали, но недостаточно. Чем ниже спускался автобус, тем хуже делалось сидевшему на переднем сидении Кальвадосу. Аллергическая отдышка, спровоцированная тропическими испарениями, просачивающимися в салон, усилилась. Сердце глухо стучало. В боковое зеркало Кальвадос видел алое «альфа-Ромео». Приходилось выбирать, попросить остановить и сдаться на милость Родригеса или рисковать и умереть от удушья в автобусе среди японцев.

         Витя играл на компьютере. Он сражался с серыми кораблями Родригеса. Над кораблями реяли чёрные флаги с белым кругом и жирной латинской «R» внутри или белые флаги , опять же с чёрным «R».

– Сколько не играю, постоянно проигрываю, – пожаловался Витя Полли, приехавшей изучать русский язык в семье и остановившейся у них.

         Витя стрелял из пушки. Всплески попаданий взрывали волны. Командный катер Родригеса загорелся.

– Ура! Ты поджёг «Эльдорадо»! – захлопала в ладоши Полли.

– Что толку? Родригес успел перейти на другой корабль. Видишь маленькую фигурку? – сосредоточенно отвечал Витя.

– Посмотри почту, Витя. Не пришло сообщение от моих бабушки и дедушки из Америки?

– Хорошо. И от баронессы фон Галль. Ты давно с ней общалась?

– Как только ей стало хуже, она отправила меня в Штаты. Я посылала ей электронки. Сперва она отвечала, потом перестала.

– Что делать, возраст!– вздохнул Витя. – О, чёрт, мой сайт блокирован!!

– У тебя есть свой сайт?

– Естественно. Один официальный:  www. [email protected]  и два-три – так, левых.

– Как левых?

– Мне сообщения приходят, якобы по ошибке, на другие открытые сайты. Я захожу и читаю. Очень удобно… Смотри, мне завалили почтовый ящик  e– mailами.  Не могу открыть. Работа парализована.

– Может, тебе мстят хакеры?

– За что? Свои  своих не трогают.

– Попробуй открыть хоть одно сообщение.

– Я пытаюсь…. Вот, получилось. Рисунок. Сообщение в виде рисунка.

– Что это?

– Яхта «Эльдорадо» , которую я сжёг. Понятно, чьих рук дело!

         Полли фыркнула:

– Родригес и Эстер совсем опустились. Воюют с детьми!

– Вот вещь важная.

         Витя открыл письмо Кальвадоса. Дети посерьезнели, долго изучали его молча.

         Полли вслух зачитала окончание письма: « … положиться могу исключительно на вас. Разыщите Павла. Пусть срочно вылетает на Занзибар.»

– Мы должны помочь Кальвадосу,– заключила Полли.

– Как? У тебя хватит денег на билет до Африки?

– Если б и хватило, пограничники нас не пустят туда без взрослых.

– Придется о Кальвадосе рассказать предкам, – огорчился Витя.

– Твоему папе. Он знает Кальвадоса. Как говорят по-русски , он в теме.

– Ему – исключено. Как отец поможет? Ему ещё месяц торчать в клинике анонимных алкоголиков.

– Твой папа – молодец. Вовремя остановил вредную привычку.

– Ещё бы вовремя! Отца в клинику мать упекла.

– Дети, к столу! – послышался голос Витиной мамы.

– Может, поделиться с матерью? – осторожно спросил Витя.

– Нет, нет и нет, – отрезала Полли. – Твоя мама – женщина, а на женщин положиться нельзя.

         Витя выключил компьютер.

         Дети уселись за стол. Их ждал яблочный пирог.

– Полли, я разговаривала по телефону с твоей бабушкой. Она сказала, никаких дискотек в Москве. Так что придётся потерпеть. Вернёшься в Америку, там развлечёшься.

         Полли накуксилась. Глазами она показала Вите, как права, что на женщин нельзя положиться. Всегда жди запретов.

         Витя и Полли шли по голубым коридорам наркологического отделения.

– Неужели они все алкоголики? – спрашивала Полли, искоса изучая встречающихся разновозрастных и разнополых людей.

– Тут других не держат.

– Выглядят вполне прилично.

– Родригес с Эстер – тоже воплощённая любезность.

– Вы что здесь делаете?– преградила детям дорогу полная сильно выкрашенная медсестра.– Марш в детское отделение!

– Нам не нужно в детское отделение, – смутился Витя.

– Ой-ой, взрослых из себя корчат!– шутливо надулась медсестра.– Молоко ещё на губах не обсохло.

– Мы – не эти…– Витя  не решался произнести слово.– Мы посетители.

– Тогда другое дело, – осклабилась медсестра, дыхнув несвежестью.– Кого ищем?

– Отца.

– Запойный или нон-стоп? Добровольный или принудительный?

– Анонимный алкоголик Борис Иванович Косоглазов, из Ясенево, – подтвердил Витя.

         Лоб сестры отобразил мыслительную деятельность:

– Дополнительная информация есть?

– Новый русский коммерсант, – добавила Полли.

– Знаю, – сказала медсестра.– Пойдёмте.

         Полли и Витя увидели Бориса, идущего им навстречу. Они его не сразу узнали. Взгляд потуплен. Настроение подавленное. Большие пальцы щёлкают поверх указательных, будто монеты считают. Фигура согбенная.

– Папа! – воскликнул Витя.

– Извини, что в таком виде , сынок. Побочный эффект от лекарств даёт знать, – Борис попытался вскинуть голову, но его опять пригнуло скобой.– Добрый день, сударыня! – приветливо, насколько позволяла скованность, Борис улыбнулся Полли.

         Витя обошёл отца с боку:

– Во что тебя превратили, Борис!

– Врачи – убийцы, – подтвердил Борис.– Мать ничего не передала?

– Только привет.

– А ты… не принёс!

– Нет.

– Тоже с ними?

– Ага. Тяжело в ученье, легко в бою, как сказал Суворов.

– Он не пил… Станем в уголок, дети. Мы мешаем, – Борис отвёл Витю и Полли к окну с небьющимися стёклами.

         По коридору очередь больных потянулась за таблетками. Вытянувшиеся лица, потухшие глаза. Сестра выдавала таблетки в пластмассовых стаканах с надписанными именами. Больные раскрывали рты. Медсестра шпателем проверяла, проглотили они таблетки или спрятали под язык, чтобы выплюнуть.

– Сто грамм их взбодрили бы, – сказал Борис про больных.

– Я принёс циклодол, – Витя показал коробку препарата, снимавшего скованность.

– Давай скорее. Циклодол в отделении на вес золота. Нам по одной таблетке дают,– схватил и поглубже запрятал лекарство Борис.– Я тут Свету встретил. Помните тетю Свету, которая неудачно вышла за полковника Родригеса?...Тоже в отделении лечится. Запила с горя.

– Любовь  – не кошка, – вздохнула Полли. Она изучала русские пословицы.

– Мы к тебе вот что пришли, – выкладывал Витя.– Кальвадос в бегах. Просит помощи.

– Полковник достаёт?

– Угу.

– Заруби на носу отцовское слово : ни в коем случае не вмешиваться.  Фирмачи сами разберутся… Кальвадосу, может, так и надо. Он мне сразу не  понравился, то ли шизик, то ли зэк в отставке. А с полковником Родригесом у меня дело о рыбе не завершено. Если он для Гвая мурманскую сельдь возьмёт, не трогать его дважды. Если продинамит, конопатьте, но полёгкому, без эксцессов.

– « Диего Кальвадос погубил себя в амстердамских притонах», – процитировал Витя письмо. – Речь идёт об его однояйцовом близнеце, тоже Кальвадосе.

– У него был брат? Я не знал.

– Дядя Степанов в самолёте рассказал.

– Ещё мент!.. Ну у тебя и круг общения, сынок! Потерялся, безотцовщина!! Выйду из клиники, серьёзно воспитанием займусь.

– Что делать с Кальвадосом?

– Не отвечать.

– Он просит найти Павла.

– Не связывайтесь.

– Найти дядю Валеру?

– Категорически нет.

– Косоглазов , на уколы! – прогремел притворно ласковый голос медсестры.

– Мы пошли, – сказал Витя.

– В следующий раз пустой не приходи. Прихвати чекушку… Привет матери, поцелуй сестру. Не забывай мой слоган: « Вся жизнь – разводка. Деньги – вперёд!»

         Витя с Полли пошли по коридору.

– Ты в школу-то ходишь? – догнал голос отца.

– Отстань! –  пробубнил  Витя.

– В другой раз дневник принеси.

– Разбежался!

– Сложные у тебя отношения с отцом, – заметила Полли, когда они с Витей выходили из клиники.

– Тяжело жить с кретином, – отвечал Витя.

– Нельзя так про отца.

– Я – объективно. Предок не понимает, где Кальвадос, там бабки. И заработать можно больше, чем на мурманской рыбе. Атавистическая скудость мышления!

– Давай искать Павла, – предложила Полли.

         Борис заискивающе улыбался медсестре:

– Анжела, девочка, постарайся не больно. Не как в прошлый раз.

– У меня рука лёгкая, – подтвердила Анжела, комплекцией напоминавшая откормленную липецкую мясную тёлку.

– Вчера в седалищный нерв попала.

– Промахнулась, – спокойно призналась медсестра.

         Борис спустил штанину, опёрся о кушетку. Анжела шумно дышала у ягодицы с десятикубовым шприцом.

– Одевайся!– низким голосом приказала Анжела.

– Уже всё? Даже не заметил, – подольстился Борис.

         Дело происходило в процедурной. Анжела подошла к столу, налила доверху спирта:

– Сегодня тренинг на отторжение. Доктор велел. Смотри, Косоглазов, на водку и воспитывай волю.

         Медсестра перевернула песочные часы.

– Анжелочка, не оставляй меня с ней наедине, – промямлил Борис.– Это самое мучительное.

         Грузная Анжела, покачивая плечами и бёдрами, ставя ноги на одну линию, как модель на подиуме, двинулась к двери. Щёлкнул замок.

– Гестаповцы! Пытают меня за мои собственные деньги, – мрачно мычал Борис, усаживаясь на кушетку и пулясь на водку.

         Витя вскрыл отцовский сейф, выгреб на пол хаотично лежавшие бумаги. Большую часть сейфа занимали порножурналы, в них – стопки мятых визиток.

– А если отец заметит? – волновалась Полли.

– Не заметит. Он себя не помнит.– Витя брезгливо выставил на пол отцовские «заначки», две непочатые бутылки водки.

–Дети, что вы там делаете? – донёсся лукавый голос Витиной мамы.

– Попридержи дверь! – скомандовал Витя.

         Полли неуверенно пошла к двери. Она стеснялась в чужом доме. Витя отодвинул Полли, подбежал к открывающейся двери, подпёр плечом. Мама толкала , Витя не пускал.

         Удерживая створку, Витя подвинул к двери основательный диван .

– Всё. Не войдёт, – Витя смахнул пот.

         Мама побилась о дверь раненой птицей и отошла. Зато младшая сестрёнка Вити заскреблась у пола мышью.

– Ксюшка, будешь подглядывать – убью!– ответственно пообещал Витя сестре.

         В ответ из-под двери раздался тонкий режущий слух вой.

– Отцу расскажу, что вы в его документах рылись! – пригрозила мама, оттаскивая Ксюшу от створки, в которую она впилась мёртвой хваткой.

– Вот!

         К проекту контракта поставки мурманской рыбы в Парагвай степлером была прикреплена визитка Павла. Витя немедля набрал телефонный номер.

– Павла можно? – поторопился спросить Витя.

         Механический голос автоответчика безжизненно выдал:

– « Вы позвонили… 232-45-68, в квартиру Павла . Сейчас нас нет дома. Я в тюрьме…»

         Послышался шум, будто человека оттаскивали от телефона. Лязг наручников. Визгливый стон Павла:

– « Оставьте сообщение после звукового сигнала или обратитесь в Бутырку.»

         Хлопнула дверь. Переполненный автоответчик пикнул.

– Успел– таки наговорить, – подытожил Витя.

– Павел – тоже мафиози? – спросила перепуганная Полли.

– Кто у нас…– начал Витя и замолчал, не желая позорить страну.

– Меня бабушка предупреждала, – пробормотала Полли.

         Витя побросал бумаги отца на место, закрыл сейф. Повесил ключи на карниз за штору, где они скрывались. Водку спустил в мусоропровод. Не производя шума, Витя и Полли одевались. В детской гулила Ксюша. Из гостиной доносился голос матери:

– Как мне не волноваться? Закрылись в кабинете отца. Уже полчаса. Подруга, тебе хорошо успокаивать, но от этого же бывают дети!

         Полли и Витя поехали в Бутырку. Неприятная контролёрша выглядывала из окошка, высовывая крошечную головку на гусиной шее.  Пялилась чёрными глазками–пуговками и допрашивала, кем они приходятся Павлу. Неподтверждённое родство ставило крест на попытках прорваться в Бутырку. В выдаче информации о подследственных контролёрша действовала по принципу: « Не сват, не брат – проваливай, гад!»

         Не солоно хлебавши, Витя предложил вылавливать Степанова у следственных Управлений. Два дня стояли на Петровке, день – на  Газетном, полдня – Полли замёрзла – на Калужской площади. Дети бы долго искали Степанова, если б он случайно не наткнулся на них.

         От Новослободской дети ехали на Петровку на троллейбусе. Полли билет купила, а Витя не брал «из принципа». В передние и задние двери на остановке при пересечении Садового вошли два молодых человека, показавшие пассажирам красные книжки и бойко принявшиеся собирать штрафы. Очередь дошла до Вити. Он  показал самопальную «корочку» инвалида детства. Проверяющие засомневались в действительности документа.

– Платите штраф, Виктор Борисович, – вежливо потребовал молодой инспектор.

– Платить мне не положено. Я – инвалид, – смиренно отвечал Витя.

– Признаков заболевания не вижу. Ваш документ фальшив. У метро купили?

         Витя изготовил «корочку» на компьютере и цветном ксероксе. Его профессиональный реноме грубо задели.

–Предъявите ваш документ,– потребовал Витя.

– Я уже предъявлял документ пассажирам. Не заметили?

– Предъявите повторно, – потребовал оскорблённый в лучших чувствах Витя.

– Пожалуйста.

         Витя изучил предъявленный документ:

– Фальшивка, господин Синебрюхов.  Печать расплылась. Где борода?

– Бороду я сбрил.

– Я могу назвать серию цветного ксерокса, на котором изготовлена ваша «корочка».

– Ах, ты, сосунок!

– Не оскорбляйте меня. Дети – это взрослые в потенции.

– Ты хочешь сказать, что из тебя вырастет – «я»?

– Вдумайтесь в ваши слова… Покажем удостоверение водителю. Если он вас знает, я заплачу.

         Витя энергично протискивался вперёд.

– Что ты с малолеткой размусоливаешь?! – послышался негодующий голос другого проверяющего.

         В салоне пассажиры, слышавшие перебранку, уже активно призывали не предъявлять билетов и проездных.  Контролёры – поддельные.

– Вышвырни мальчишку на остановке! – командовал задний контролёр.

         Передний попытался вырвать «корочку» у Вити. Тот вцепился  намертво. Контролер тянул к себе, Витя – к себе. Удостоверение разорвалось. Молодой человек разразился дикой бранью:

– … … … … …

         Витя ответил:

– …. …. …. ….

         Пробравшийся через толпу второй контролёр собирался сообщить о поведении Вити в школу, а для начала совершить  прилюдный самосуд. Надрать отроку уши мешал включённый Полли диктофон. Заслышав русский сленг, она немедленно включила его, чтобы на досуге изучить язык в данном направлении.

         Витя кому-то наступил на ботинок. Хозяин ботинка повернулся. Это был Степанов.

– Билеты надо всё-таки покупать. Твой отец – не бедный, – сказал Степанов на улице. Он спас Витю ценой эвакуации из автобуса.

         Витя покраснел.

         Полли бурно выложила Степанову, что необходимо срочно разыскать дядю Павла. Степанов скучно улыбнулся в ответ. Он не станет ничего предпринимать, не уведомив начальство.

– Зачем вам эти гадкие дядьки! – вскричала Полли. – Я видела их в сельве. Один кучерявый, весь из себя, глазки вспыхивают, как купюры увидит ( Степанов догадался, описан Данила Евгеньевич ). Второй – пришибленный, с головой – яйцом динозавра ( подполковник Скакунов). Всё чего-то вынюхивал, высматривал. С вечным своим фотоаппаратом. Он спрашивал, нет ли поблизости от нашего дома в Айове ракет.

– Он и тебя спрашивал?! – изумился Степанов.

– А как же! И очень подробно.

– Совсем неумно со стороны Скакунова.

         Полли подбоченилась:

– Вот!.. И зачем они вам нужны?

– Дольщики… – прошептал Степанов. Громко он сказал: – Эти дяди, особенно Данила Евгеньевич, кучерявый, как ты его называешь, начальник отдела, где я работаю. Я обязан информировать его о всех происшествиях.

– И даже личных?– поддержал Полли Витя.

– Дело не личное, – упрямился Степанов. – Меня не отпустят с работы для занятия им.

– Занимайтесь в свободное время.

– Но мне придётся писать официальные запросы!.. Дети, не надо плохо о моём начальнике. В его лице государство мне платит денежку.

– Опять меркантильный вопрос. Я так и знала! – негодующе подпрыгнула Полли.

         Степанов провёл детей на Петровку. Они поднимались по красным коврам с деланным безразличием. Чтобы развлечь спутников, Степанов показал им музей. Полли заинтересовала живопись – портреты надутых офицеров на стенах. Девочка собирала репродукции импрессионистов, а потому разбиралась в портретике. Увиденное она восхищённо обозвала « российским постампиром». Витя прилип к стеклянным ящикам с ножами, стилетами, топорами и иными орудиями убийств.

         Данила Евгеньевич оказался на месте и принял компанию неожиданно радушно. Отказался от посетителей, отключил селектор. Секретарше он приказал никого не принимать, принести чаю и конфет.

         Дети мирно угощались шоколадными конфетами, бубликами и чаем. Они расслабились, неприятный образ Данилы Евгеньевича рассыпался. Он предстал добрым общительным человеком, у которого работать Степанову за счастье. Верхом доверия стало усаживание Полли на ногу и раскачивание, как на качелях. Данила Евгеньевич очень интересовался Педро. Его беспокоило, не отразилось ли на психике длительное пребывание среди обезьян. Как оно должно отразиться? Во что следовало превратиться Педро? – недоумевала Полли. Ну, не знаю. Может быть, он сейчас ходит  вот так. Данила Евгеньевич спустил Полли на пол и изобразил гориллу, в припрыжку скача в мундире и погонах по собственному кабинету. Витя и Полли до слёз ликовали представленному самоуничижению начальника Степанова.  А где птичка Полли? Полли погрустнела, птичку съела кошка. « Ненавижу кошек!» – прорычал Данила Евгеньевич и залаял. Витя от смеха схватился за живот.

         Дети безболезненно выложили  о послании Кальвадоса и необходимости разыскать Павла. Показали его визитку. В самый неожиданный момент дверь без стука раскрылась, и тихо вошёл подполковник Скакунов.

         Воцарилась тишина, редкая  и на Мамаевом кургане.

         Сориентировавшийся Скакунов попробовал завоевать любовь детей раздачей коробок новой фотоплёнки, которой, как у фокусника, переполнялись его карманы. Скакунову ответили скупой благодарностью.

         Дипломатичный Данила Евгеньевич поторопился отправить Степанова и детей в повторную прогулку по Управлению. Когда они вышли, Скакунов начальственно  спросил:

– Что надо?

– Лысый Череп объявился, – неохотно выдавил Данила Евгеньевич.

– Где?

– Где-то в Африке.

– Чего хочет?

– Размазню Павла помнишь?

         Скакунов хмыкнул.

– Ищешь?

– А чем же я ещё, по-твоему, занимаюсь?! – вскипел Данила Евгеньевич.

         Данила Евгеньевич вышел из кабинета, чтобы Скакунов не слышал его разговора с секретаршей. Ей он назвал, с кем связаться для розыска Павла. Держа перед глазами визитку, секретарша звонила.

         Пока Данила Евгеньевич  общался с секретаршей, дверь в кабинет он из осторожности не прикрыл, Скакунов успел влепить ему пару прослушивающих «жучков»: под стол и в лампу.

– Лысым надо заниматься, – назидательно сказал Скакунов, когда Данила Евгеньевич вернулся.

         Скакунов подошёл к настенному зеркалу и попытался грязными ногтями выдавить прыщ на черепе:

– Где Лысый, там и деньги. А где большие деньги, там мировая преступность, наркотики и вооружение.

– Скакунов, ты мне выговариваешь, точно лишь вы в ФСБ работаете, а МУР отдыхает! – вырвалось у Данилы Евгеньевича.

– Если ты, Данила, бурлишь, значит, сознаёшь вину, – хладнокровно отвечал Скакунов, помня, как долго Данила Евгеньевич скрывал наличие парагвайского клада.

         Вошла секретарша, передала Даниле Евгеньевичу белый листок, забрала пустые чайные чашки, фантики от конфет.

– Павел Метаморфозов в бутырской больнице, – сообщил Данила Евгеньевич.

         Скакунов жадно схватил листок, стараясь вычитать и то , чего нет.

– Что он там забыл?

– Лечится!

– По какому делу проходит?

– Зиц-директор.

         Данила Евгеньевич велел разыскать Степанова. Тот оказался недалеко. Отведя Степанова от Вити и Полли, Данила Евгеньевич приказал немедленно ехать в Бутырку.

– И не слова подонку, – добавил шёпотом Данила Евгеньевич, глазами указав на свой кабинет, где остался Скакунов.

         Степанов повиновался. В боковое зеркало  приёмной,  специально так висевшее, Данила Евгеньевич заметил: Скакунов маленьким шпионским фотоаппаратом, вмонтированном в авторучку, перефотографировывает визитку Павла и листок с информацией секретарши.

– Чем ещё могу быть полезен? – широко улыбнулся Данила Евгеньевич, возвращаясь в кабинет.

         Скакунов, успевший спрятать «авторучку» в нагрудный карман, подошёл к Даниле Евгеньевичу, приблизил дышащее луком лицо. Данила Евгеньевич перестал ощущать запах своего одеколона.

– И не смей со мной разговаривать в подобном тоне!

– А ты со мной!...

         Скакунов крякнул, пошёл к двери.

– Чего приходил? – в спину спросил его Данила Евгеньевич.

– Проверка у тебя. Хотел предупредить… Не забывай, ты – мой подшефный. По доброй воле держи меня в курсе дела с Лысым.

            Витя, Полли и Степанов, как и ожидалось, нашли Павла в тюремной больнице. Он сидел на кровати в переполненном кожно-венерологическом отделении. Степанов попросил других больных выйти. Скрывая неприязнь, дети разглядывали сильно переменившегося Павла. Он обрюзг, но не плотным жирком, а жидкостным отёком. Щёки и подбородок обросли редкой щетиной – стрелки лука в выжженной химикатами почве. Глаза потускнели и провалились в набрякших жёлтых веках. На шее красовался шрам резкого раздражения. Голову Павла выбрили. С бородой и усами он принял образ лешего. Нос картошкой выдавал славянина. Одежда Павла обветшала. На коленках топорщились протёртые трико. Мятая взъерошенная байковая сорочка вылезла нитками. Павел стыдливо натягивал сорочку до костяшек пальцев.

         Степанов подошёл к окну, заглянул в безрадостный двор с близкой кирпичной стеной напротив. Группа подследственных толкала облезлый бак с помоями. Распущенный в неглаженных штанах контролёр вяло приглядывал за ними. Поверх кителя для тепла он накинул гражданское пальто.

– Он? – спросил Степанов про Павла.

         Витя уставился на Степанова.

– Он, – подтвердил он через паузу.

– А ты? – обратился Степанов к Полли.

– Похож на дядю Павла, – сказала девочка.

– Зачем так?– подавлено улыбнулся Павел.

– Мало ли, – отвечал Степанов.– Я с понятыми. Вдруг тебя подменили. Жизнь сейчас такая… Как до бытия тюремного дошёл, дорогой Павел?

         Павел неловко заёрзал на постели. Он прятал глаза.