Текст книги "Казна Кальвадоса (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Вернитесь, пожалуйста, на своё место, – сказал Степанову старший бортпроводник.

         Пассажира били по щекам, давали нюхать нашатырный спирт, сделали укол камфары или кофеина, чтобы вернуть к жизни. Салон превратился в дискусс-клуб. Спящие проснулись. Шли оживлённые дебаты, жив человек или мёртв. Давались разнообразные советы, что делать дальше. Вставшие со своих мест пассажиры стояли у места происшествия, не откликаясь на просьбы проводников, занять отведённые согласно билетам кресла. Самая неблагоприятная версия, передаваемая из уст в уста, была та, что пассажира отравили. Яд заложен в питании, подаваемом на борту. Жертвой может стать любой, кто ест или  пьёт то, что приносят стюардессы.

         Источник дурных разговоров следовало скрыть от глаз публики. Старший бортпроводник, крепкий тридцатипятилетний мужчина,  и стюардесса-«красавица» взяли тело за руки и за ноги и понесли в рубку экипажа. Только после этого зеваки разошлись. Многие решили больше ничего не есть и не пить до конца полёта. Гул голосов не стихал, обсуждение случившегося не прекращалось.

       Пассажирка возмущавшаяся , что ей подали рис, всё время происшествия изучающее поглядывала на Степанова, Кальвадоса и Володю, а также на присоединившихся к ним Бориса и Витю. Что-то вертелось у неё на языке, она хотела высказаться, но, неуверенная, молчала.

     Когда Степанов вернулся на место, женщина приблизилась. С ноутбуком подмышкой, она обратилась к Степанову и Володе, не желая, чтобы её слышал кто-то ещё:

– Наверное, глупо, что я к вам обращаюсь, но в мой почтовый ящик по Интернету пришло очень странное сообщение.

      Володя и Степанов переглянулись. Женщина включила компьютер и показала сообщение на испанском языке. « – Sorry », – женщина подобрала программу перевода. Большими буквами по-русски высветилось: «ПИРИДАЙТЕ ЛЫСОМУ. ПУСТЬ ПООСТИРИЖЁТСЯ.»

– Почему вы обратились именно к нам! – спросил Володя и тут же замолчал. Он посмотрел на Кальвадоса, оглянулся на безволосую голову трупа, качавшегося между ног волочившего его бортпроводника, нервно погладил себя по лысому черепу.

– Света, ты? – Борис с удивлением смотрел на пожилую женщину.

– Вообще-то меня зовут Марина, – без энтузиазма отвечала женщина.

– Гм… вы так похожи на одну леди, – растерянно пробормотал Борис.

– Простите, а это сообщение по Интернету пришло к вам в Москве или уже в самолёте? – спросил Степанов.

       Женщина просмотрела почту.

– Сообщение пришло в два двадцать три. Я не помню, во сколько мы взлетели, как вы помните рейс задержали. Сразу после взлёта я пошла в первый класс, у меня там летит дочь, подключилась  к Интернету, чтобы посмотреть погоду в Асунсьоне…

– Вы летите в Парагвай?

– Да, я и мой бывший муж профессор, сопровождаем в Парагвай дочь, с нами летит и наш сын Игорь, он спортсмен, сейчас на реабилитации, – женщина указала глазами на полного тридцатилетнего мужчину на костылях рядом с благообразным  пожилым человеком в очках.– Но это не важно…Я заглянула в почтовый ящик компьютера и нашла сообщение. Я подумала, послание попало ко мне по ошибке, но после известного несчастного случая, которому все мы были свидетелями, я решила предупредить вас и вас, – Марина посмотрела на Кальвадоса и Володю.

       Борис тоже почесал голову. Он не был абсолютно лыс, как Кальвадос, или начисто выскоблен, как Володя. Вокруг его лысины ещё росли волоски, что давало надежду на спасение, если опасность нависла над безволосыми.

– Марина, а вашу дочь случайно зовут не Светой? – допытывался Борис.

– Вы знаете мою дочь? – недовольно спросила женщина изучающее окинув взглядом Бориса. Она не находила в Борисе достоинств, чтобы охотно принять навязываемое знакомство. Его большая золотая цепь и часы с бриллиантами её явно не воодушевляли.

– Я был знаком со Светой очень хорошо, – со значением сказал Борис.

– Она мне ничего про вас не рассказывала, хотя вы польстили мне, перепутав меня с дочерью, – улыбнулась женщина.

– Но её образ жизни…– растерянно пробормотал Борис.

– Удивительно, что ваша дочь летит первым классом, а вы с сыном и бывшим мужем – экономом, – вставил Володя.

– Ничего удивительного. Все летают по средствам… Моя дочь по Интернету познакомилась с солидным человеком. Она летит в Асунсьон к жениху. Они ещё не виделись, но уже обо всём договорились по электронной почте. Кто знает, может он вылетит ей навстречу и пожелает встретить уже в Мехико. И что будет у него в голове, если моя дочь будет не в первом классе, тем более что он оплачивает поездку? Эти иностранцы очень странные типы, иногда они проверяют билеты… Мы же с сыном и бывшим мужем можем и потерпеть.

– Что-то он очень уж не весёлый ваш бывший муж, – заметил Володя, погружённый в собственные грустные мысли.

– Выпьет – развеселится, – отрезала  женщина и направилась к своему месту.

– Хотел бы я сейчас посмотреть на эту Свету, – сказал Борис, подмигивая Степанову и Володе.– В своё время на ней клейма негде было поставить.

– Папа, она что посылка? – спросил Витя.

– Не болтай!.. Когда я был знаком со Светой, она дружила с двумя евреями, дядей и племянником…

– А в Парагвае евреи есть? – спросил Володя.

– Зачем они тебе? Или ты в Парагвае без евреев скучать будешь? – откликнулся Степанов.

         Володя тревожно смотрел на дремавшего Кальвадоса.

– Этот лысый приносит несчастья, – зашептал он на ухо Степанову.– Твоё дело его везти, а я в Мехико пойду в посольство, пусть меня отправят на родину.

          Самолёту предстояло сесть на дозаправку в Гаване. Там же должна была сойти часть пассажиров. Стюардессы раздали регистрационные листы. Степанову, Володе и Борису с сыном их заполнять не следовало, но их попросили помочь сразу несколько китайцев. Группа, человек в сорок, летела из Большого Китая в Гавану. Степанов благородно заполнял листы то одному китайцу, то другому. Борис не удержался и отправился в первый класс посмотреть на Свету. Вернулся он крайне удовлетворённый.

– Ты знаешь, там спиртное вовсю дают, – сказал он Володе.

– Как Света? – спросил Степанов.

          Борис восхищённо поцеловал ноготь большого пальца:

– Невеста, одно слово! Зря я её с мамашей спутал, она совсем не потрёпанная.

           В Гаване кроме тех, кто летел досюда, из самолёта не выпускали.

         Степанов и Володя видели в окно, как подъехала «скорая помощь». В неё загрузили завёрнутый в целлофан труп лысого пассажира. Степанов перебирал в голове, кто проходил мимо мёртвого, какой бортпроводник подавал еду, питьё, кто мог незаметно уколоть отравленной иглой.

– Борис, – спросил  Степанов  соседа. – Света не такая высокая блондинка с большими глазами,   в бежевых брюках и светло-коричневом джемпере?

– Точно. Откуда знаешь? Только блондинка не натуральная, а обесцвеченная.

– Я видел, как она к матери подходила, когда тот был ещё жив, – Степанов задумался.

          Через два  часа самолёт сел в Мехико. Все оказались в Международном аэропорту. Следовало перерегистрировать билеты до Сан-Пауло. Но что делать с Володей? Идти «сдаваться» в российское посольство  он не спешил, как лететь ему дальше было совершенно непонятно.

            Из-за стекла аэровокзала не доносилось не звука. Бесшумно взлетали и приземлялись лайнеры. Витя выражал восхищение звукоизоляцией. Его папа искал пиво. Борис нуждался в транквилизаторе после открытия, что Володя мент.

             Володя, без конца рассматривавший табло в поисках информации о рейсе до Сан-Пауло, заметно выделялся формой российского милиционера. На какое-то время он исчез  и вдруг обнаружился в хвосте колонны пилотов.

– Была, не была! – успел крикнуть он Степанову.

          Пилоты в голубой  форме бодро проходили кордоны. Их не останавливали , документы не проверяли. В середине, браво козыряя, шёл в голубой милицейской форме Володя.

          Степанов и Витя открыли рты от изумления, когда  увидели Володю на лётном поле. На микроавтобусе он ехал к самолёту.

– Папа, папа! – закричал Витя вернувшемуся с кружкой пива отцу.– Дядя Володя уже сел на самолёт.

– Хорошо, – спокойно отвечал отец.– Скоро и мы там будем.

        Но самолёт, на который сел Володя, неожиданно повёл себя очень странно. Он развернулся и помчался по взлётной полосе.

– А мы!! – чуть не заплакал Витя.

        Степанов рванулся к регистрационной стойке. Работница аэропорта мило улыбнулась ему, произнесла что-то по слогам, затем написала на бумажке.

        Степанов вернулся, лихорадочно листая разговорник, в конце разговорника помещался словарь.

– Ну и что? – безмятежно спросил Борис, откусывая огромный бутерброд, запивая его пивом, второй бутерброд и кока-колу он принёс сыну.

– Володя рейс перепутал, – сказал Степанов.

– Куда он улетел?

– Выходит… на Огненную землю, – Степанов завершил перевод.

– Я знаю,– подпрыгнул Витя. – Это рядом с Антарктидой!

– У него тёплой одежды нет, – посочувствовал Борис. – Ничего купит.

– У него и денег нет, – сказал Степанов.

– Пластиковая карта-то есть?

– И карты нет.

– Чего же он так? – сказал Борис.– Ничего, как нибудь выкрутится, – тему он посчитал исчерпанной и больше о Володе не вспоминал, словно его никогда  и не было.

        Из Мехико до Сан-Пауло добрались без особых приключений. Единственным случаем, привлекшим всеобщее внимание пассажиров к Кальвадосу, стало то, что он ухитрился запереться в туалете самолёта. Как Степанов ни объяснял Кальвадосу снаружи,  в какое положение следует поставить ручку, чтобы открыть дверь, тот не мог понять, как не мог понять ничего вокруг. Степанов был вынужден позвать бортпроводников, которые дверь взломали и Кальвадоса извлекли. За случаем с дверью поневоле наблюдали пассажиры, летевшие в хвостовой части самолёта, и те, кто стоял в очереди в туалет. Степанову запомнилось усыпанная бриллиантами паралитичная старуха в инвалидном кресле, сопровождаемая двумя латиноамериканцами, молодым субъектом с грудой мышц, глаза его скрывали чёрные очки в форме капель, и человеком средних лет, видимо, с очень плохим зрением, толстые стёкла его очков напоминали те, что используются в лупах или телескопах. Латиноамериканцы снимали старуху с кресла, чтобы ввести в туалет, когда разворачивалась вся история с Кальвадосом.

        Кальвадоса вывели из туалета в состоянии близком к удару. Он ослаб, по лицу и шее потоком струился пот. Парик он снял и вытирался им как платком. Добила его встреча со старухой. Старуха была страшна как смерть. Годы и немощь сморщили её в печёное яблоко. Руки, которыми она упиралась в подлокотники кресла, свела подагра, они напоминали лапы птицы. И без того расшатанные длительным прибываним в туалете нервы Кальвадоса не выдержали. При  виде старухи он затрясся и неминуемо свалился бы в обморок, если б Степанов не поддержал его. Степанов повёл Кальвадоса  к месту, а тот всё  оглядывался на безобразную старушенцию. Старуха повернулась и преследовала его взглядом. Степанов вспомнил, что видел старуху и сопровождавших её молодцов ещё на предыдущем рейсе, Москва-Мехико, тогда он не придал им особого значения.

         В самолёте Степанову, помимо Бориса с сыном и семейства Марины: дочь на выданье, сын-инвалид, бывший муж – профессор, удалось познакомиться  ещё с одними русскими, летевшими встречать Новый год в Бразилию. В число знакомых Степанова вошли три  «новорусских» с секретаршами, часы на запястьях и золотые цепи на шее у них были ещё круче, чем у Бориса, и странный одинокий путешественник Павел, двадцатипятилетний упитанный юноша, говоривший удивительно тонким голосом. Поводом для знакомства послужило новое предложение Бориса выпить и его обход салона самолёта с бутылкой грузинского вина. Те, кто откликнулись на предложение, и были русскими. Общими темами беседы новых знакомых стали отели, где предстояло жить, стоимость путешествия, и то интересное, что предстояло увидеть. Участвовавший в общении Степанов краем глаза наблюдал за Кальвадосом. Он опасался, что с тем опять, не дай Бог, что-нибудь случится. Кальвадос вёл себя спокойно, сидел, закрыв глаза, или смотрел в иллюминатор.

           Самолёт сел в Сан-Пауло. Сразу по приземлении ощутилась страшная тропическая жара. Окунуться в неё после слякотной промозглой Москвы было всё равно, что войти в тулупе в горячо натопленную русскую баню. Когда шли к автобусу, казалось, что размягченный солнцем асфальт пружинит под ногами. Пот струился по лицам путешественников. Все быстренько снимали последние зимние вещи, чтобы остаться налегке. В аэропорту русские туристы привлекали всеобщее внимание. Только у них на руках висели шубы, тёплые куртки и тяжёлые плащи. Чемоданы, куда они сложили зимние вещи, были особенно велики.

         В здании аэропорта сделалось посвежее, здесь работали кондиционеры. Но вся атмосфера полностью отличалась от московской, даже по-другому пахло. Влажный горячий воздух источал чужеродные насыщенные ароматы. Мускус людей, резкие цветочные запахи духов и туалетной воды, предлагаемых во множестве магазинов, мешались с запахами острых приправ и соусов, доносившихся из разбросанных там и здесь кафе, закусочных, шурашкерий, ресторанов. Ещё пахло пудрой и сигарами. С непривычки затруднилось дыхание, перехватило горло, лёгкие перестраивались на более глубокие вдохи и выдохи. Экзотическая обстановка будоражила нервы, удивляла , развлекала до восторга.

         Держась за поручни, Степанов и другие скользили по горизонтальному эскалатору, а мимо проносились  загорелые бойкие парни в отутюженных брюках, лакированных ботинках и пёстрых сорочках, солидные отцы семейств парившиеся в чёрных костюмах, пожилые матроны в длинных юбках и широких блузках, одетые по-взрослому дети, будто минуту назад извлечённые с щеголеватого утренника, смуглые, плосконосые девушки в обтягивающих массивные прелести майках, с огромными серьгами, браслетами и высочайшими причёсками. Белки негритянских глаз соперничали с желтизной глаз латиноамериканских. Пластика движений бразильцев заражала бодростью, взвинченной оптимистичной энергетикой, впрочем, вряд ли имевшей отдалённую цель или малейший смысл.

         В Сан-Пауло Степанов набрал номер телефона Хуаниты, дочери Кальвадоса. Трубку снял эконом. Он сообщил, что хозяйка в отъезде, на пару дней она уехала на север осмотреть выставленные на аукцион кофейные плантации. Степанову предлагалось задержаться в Сан-Пауло, обратиться в отель «Хилтон», где как слышала хозяйка, обычно останавливались русские путешественники, с тем, чтобы получить выписанные на его имя дорожные чеки. Однако Степанов и другие русские туристы жили не в «Хилтоне», а в «Холидей Инне». Степанову не хотелось тащить с собой Кальвадоса через весть город за чеками, и он попросил Бориса присмотреть за ним.

      Когда Степанов забрал чеки и вернулся в отель, он нашёл Кальвадоса и Бориса с сыном ожесточённо сражающимися в игровые автоматы. Кальвадос с упоением рулил на гоночной машине, обгоняя встречных  и поперечных, увёртываясь от стен и как из-под земли выраставших бордюров.

– Ну, что материально подрос? – спросил у Степанова Борис, посвященный в цель его отлучки.

      Степанов кивнул, переминулся с ноги на ногу. Игры его не увлекали. Он чувствовал себя чужим в содоме напряжённых искусственных звуков, мельтешении светового разноцветья. Борис с сыном играли в «стрелялки». Борис уничтожал ведьм, Витя  –  ку-клукс-клановцев.

– А ты знаешь, я уже два слова выучил: « амиго» и « прего», – сообщил Борис.– Бразилы постоянно повторяют.

– Это по-испански , а не по-португальски, – заметил Витя.

– Классно, бразилы нас за испанцев принимают, –  обрадовался отец.

– Португальцы, соответственно – бразильцы, испанцев не любят.

– У каждого свои разборки, – вздохнул Борис.– А не мотнуться ли нам на океан? – предложил он.

– Хорошо бы, – согласился Степанов. По лицам игравших он понял, если их не увести, они могут просидеть перед автоматами до ночи.

       Через ресепшен вызвали такси. Когда   садились в машину, увидели трёх русских боссов с секретаршами. Основательную мужскую часть этой шестерни, Борис прозвал «три толстяка». Они грузили в микроавтобус  клюшки для гольфа. Марину, её бывшего мужа, сына–инвалида и Свету Степанов больше не видел.  Последний раз они  показались в сан–пауловском аэропорту. Причём все шли нормально, сын – на костылях, Света же старалась ставить ножки на одну линию, чтобы покачивались бёдра.

         Пляж представлял гигантское пространство белого песка,  на который катились с человеческий рост волны.  Люди занимали лежаки, валялись на песке и не купались. Купаться  не представлялось никакой возможности. Большую сложность создавал вход в воду. Волна сбивала с ног, крутила, набивала глаза, уши и рот песком. Витя смело бросился в воду. Волна его повалила, он тут же исчез в белой пене. Борису и Степанову пришлось устремиться в океан, чтобы спасать мальчугана.

       Мелкие чёрные скалы, разбросанные у берега, не уменьшали волн. В песок уткнулись моторные катера, некоторые живописно отделанные под старинные каравеллы. Владельцы катеров зычными голосами зазывали кататься, ехать смотреть живописный грот.

       У Бориса пересохло в горле. Он предложил посидеть за столиком в кафе у воды, чего-нибудь выпить и перекусить. Надписи в меню были на португальском и английском. Степанову «роднее» казался английский, Борис и Витя считали, что достаточно продвинулись в португальском. Все заказали, как им думалось разное, а принесли одно и тоже. Несмотря на различие написаний, строчка меню совпала.

         После обеда прошлись вдоль берега океана. Борис поинтересовался, сколько стоит прогулка на катере, показалось дорого. Хотя один лодочник чуть их не соблазнил. Он чересчур забавно гудел в морскую раковину, призывая к путешествию. Баркас его выделялся среди других пышным окрасом, искусной резьбой, пятнистыми коврами, выстилавшими палубу.

         Борис, Витя и Степанов сбросили одежду, улеглись на лежаки. Кальвадос,  не раздеваясь, сел  на песок рядом. Немедленно появился крепкосложенный африканец, предложил взять в аренду полотенца и оплатить места. Русским туристам, стремящимся везде к бесплатности, пришлось подчиниться.

         Борис, Витя и Степанов загорали, переворачиваясь с боку на бок. Кальвадос потел в костюме. Потерянная внешность его была чересчур необычной, чтобы окружающие не замечали. На него косились, тайком поглядывали.

         Борис пытался узнать в загоравших соотечественников, но они не находились. В воздухе звучала немецкая, английская, и португальская речь. В океане купалось совсем мало людей, что вызывало негодование Бориса. Он полагал, если приехал на море, из воды следует не вылезать. Чуть позагорав, Борис обещал вплавь добраться до ближайшей скалы.

         От  желания искупаться Бориса отвлекло появление на пляже статных негритянок, шоколадных латиноамериканок и гибких китаянок, предлагавших сделать массаж. Борис привстал, огляделся. Кое-где массаж уже делали, и он не удержался. Негритянка расстелила на песке пёстрое покрывало, предложила спуститься с лежака и лечь на живот. Борис выполнил. Его намазали маслом. Принялись мять и тереть. Когда негритянка делала массаж стоп, от щекотки невыразимый лихорадочный зуд бежал по телу. Борис стискивал зубы, чтобы не расхохотаться. Повернув голову, Степанов наблюдал за массажом. Держа в руках пластмассовую коробочку, Витя увлеченно строил «змею» в электронной игре.

         Из ореола пылавшего солнца вынырнула рыхлая фигура одинокого путешественника Павла. Он был обнажён по пояс, на бёдрах шорты, на ногах шлёпанцы, футболка через плечо, на голове  широкополая соломенная шляпа. Белое тело  лоснилось, как у тюленя. Груди отвисали, как  у женщины.

– Массаж делаете?– поинтересовался Павел.

–Угу, – буркнул Борис.

– Тут на верху, где шурашкерия,  в массажном кабинете лучше делают. Там кондиционер, прохлада , музыка играет. Вы попевку на бразильском радио два знаете? – спросил он неожиданно.

– Нет.

         Павел высоким голосом запел на португальском притопывая ногой. Борис и Степанов переглянулись, им везло на чудаков.

         Воспользовавшись тем, что Павел отвлёк на себя внимание, негритянка наклонилась к уху Бориса и принялась энергично убеждать его войти с ней в воду.  Если они заплывут за ближайшую скалу, массаж может превратиться в сказку.   Борис не знал языка, но мимика и жесты, выражение лица негритянки, раскрыли ему, чего она хочет.

– Я, пожалуй,  поплаваю,– сказал Борис, направляясь к воде. – Присмотри четверть часа за сыном, – попросил он Степанова.

         Негритянка собрала принадлежности для массажа в плетёную корзинку, поставила её у ног Степанова и, изображая, что пошла к воде не потому, что туда пошёл Борис, двинулась за ним следом. Полные её бёдра, которые осудил бы диетолог, дрожали, как желе.

– Вы завтра едете в Рио? – спросил Степанова Павел.

– Нет.

– Отчего – же? Говорят, чудесный город, особенно во время карнавала. Сейчас не карнавал, но должно быть забавно.

– Мне надо ехать дальше, в Парагвай.

– В Парагвай? А разве это входит в программу тура?

– У меня свой тур.

– Индивидуальный?

         Пока шёл разговор, Степанов не препятствовал Кальвадосу, который встал, спустился к океану и теперь прогуливался вдоль берега, разглядывая колыхавшиеся на волнах барки. Владельцы их не преминули пригласить его кататься. Но, видя отстранённый взгляд, скоро замолчали и через голову обращались уже к другим. Кальвадос в бежевой полосатой паре, лакированных ботинках и молочно матовом галстуке смотрелся совершенно дико среди отдыхающих в плавках и бикини. « Пусть немного разомнётся, засиделся», – почти с нежностью подумал Степанов и не потребовал возвращения Кальвадоса к лежаку.

– Ой-ой-ой! – вдруг закричал Павел характерным тонким голосом. Он схватился рукам за лодыжку и заплясал на одной ноге.

– Что случилось? – не без улыбки спросил Степанов.

      Полный белотелый Павел в шортах, врезавшихся в ягодицы, прыгающий на одной ноге, выглядел очень комично.

– Меня, что-то укусило,– отвечал Павел, неуклюже изгибаясь, пытаясь рассмотреть лодыжку.

       Витя закончил электронную игру, отошёл за три лежака, где заметил иностранца, смотревшего ноутбук, и встал за его спиной, с любопытством заглядывая в компьютер.

       Павел сел на лежак, положил лодыжку на колено. Внизу голени действительно красовалось яркое красное пятно.

– Вы не знаете, что меня могло укусить?– обеспокоено спрашивал Павел. Он пытался заглянуть под лежак.– Ничего там не видите?

         Степанов заглянул под лежак.

– Ничего нет…Виктор! – крикнул он мальчику, увидев, что интерес того к чужому компьютеру становиться неприличным.– Подойди сюда!

        Витя нехотя вернулся.

– Дядю Пашу какая-то зараза укусила. Посмотри, ты ничего не видишь?

         Витя внимательно осмотрел песок.

– Весь песок в мелких ходах… Это может быть какое-то насекомое, ящерица или змейка-песчанка.

– Змейка-песчанка?!! – в ужасе выкатил глаза Павел.– Малыш, я от боли не могу достать. Запусти мне руку в задний карман шорт. Я взял с собой справочник по тропической медицине.

         Степанов коротко вскрикнул и метнулся к океану. Увлеченный осмотром Павла, он забыл про Кальвадоса. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить его на борту раскрашенной барки, той, чей владелец призывно гудел в морскую раковину. Одетый в высокие сапоги, шаровары и невыразимый камзол поверх тельняшки, с устрашающими закрученными усами до висков, хозяин барки походил на пирата. Он убрал мостки, по которым поднялся Кальвадос, дёрнул ручку мотора. Двигатель взвыл, лодка стремительно понеслась к скалам. Кальвадос перешёл на более устойчивую корму и стоял там, закинув голову и скрестив на груди руки.

         Степанов стремительно бегал по берегу, предлагая лодочникам за любые деньги отправиться в погоню. Матёрый мулат с плутоватыми глазами и пижонскими мохнатыми бакенбардами моментально втянул Степанова на борт. Мулат рванул за ручку, двигатель не завёлся. Ещё раз, тот же результат. Мулат поднял крышку мотора и сосредоточено закопался в нём.  Время уходило. Мулат вращал глазами и успокаивал Степанова гортанными возгласами и жестами. Тот не выдержал и закричал ближайшему лодочнику, что желает переменить барку. Мулат схватил Степанова за руку, не без скрытой угрозы умоляя остаться. Владелец соседней лодки со смехом проорал что-то мулату. Мулат злобно выругался.  Лодочники перестали зазывать отдыхающих, вступив  в отчаянную перебранку. Жестикуляция показывалась самая невообразимая. Хозяин соседней барки, той, на которую хотел перейти Степанов, прыгнул в воду, вскарабкался на лодку мулата. Вдвоём они взялись ремонтировать двигатель. Двигатель затарахтел, заработал. Помощник едва успел ретироваться, барка прыгая на волнах, понеслась в океан.

         Они обогнули одну скалу, вторую. Признаков лодки, унесший Кальвадоса, нигде не было. Мулат жестами показал, что советует возвратиться. Надо отдать ему должное, чувствуя вину за промедление, он маневрировал баркой, как бешенный. С волны лодка перепрыгивала  на  волну,  чудом уворачивалась  от  камней, едва прикрытых пенящейся водой.

         Почти у берега возвышалась скала с гротом. Оттуда вышла лодка, на которой уплыл Кальвадос. Лодкой никто не управлял. Мулат подвёл барку поближе. В глубине лодки стал заметен корчащийся  от боли человек с окровавленной головой. Мулат и Степанов узнали усатого капитана.

         Мулат умерил ход. Он показал Степанову, в каком положении следует держать руль, а сам ловко перепрыгнул на приблизившуюся  барку. Нагнувшись над владельцем лодки, он убедился, что тот жив, хотя и без сознания. Отцепив якорный канат, мулат скрепил оба судна. Возвратившись, он забрал руль у Степанова.

         Степанов был потрясён. Сойдя на берег, он сел на песок, опустил голову, беспомощно свесил руки.

         Вызвали врача. Рядом владельцу барки оказывали помощь, перевязывали голову. Любопытные бразильцы окружили жертву нападения, оживлённо обсуждая случившееся.

       Борис и негритянка вышли из воды. Оба выглядели очень довольными. Борис заглянул через плечи бразильцев на лежащего на песке владельца барки, потом, рассчитавшись с негритянкой, подошёл к Степанову.

– Я всё видел, – просто сказал Борис.

– Теперь уже всё равно, – удручённо отвечал Степанов.

         Борис потрепал его по голове:

–Он тебе был дорог, да?

         Степанов молчал.

– Родственник что ли?.. А по мне  – больной человек. Мы к нему с сыном и так и эдак. Он глух, как стенка. Немного разошёлся, лишь, когда мы его за игровой автомат усадили, дали порулить. Как его звали?

– Кальвадос.

– Странное имя. Я с ним даже не познакомился… Напиток есть такой –  кальвадос. Я, правда, не пил. Может, он его придумал или фабрикой владел? Никому не отстёгивал. С чего ещё эти четверо на него налетели?

         Борис поведал, что они с негритянкой стали свидетелями, как со стороны дальней скалы, ограничивавшей бухту, показалась скоростная моторка. Она стремительно подошла к барке, где находился Кальвадос. С моторки спрыгнули четыре молодца в разноцветных футболках, дали по голове владельцу барки, пытавшемуся оказать сопротивление, скрутили Кальвадоса и были таковы.

– Честное слово, – продолжал Борис, – сначала я думал, этот странный тип, я про твоего Кальвадоса – зэчара… Ну когда я узнал, что хохол с которым я в самолете пил, не нормальный человек , а мент. Когда у хохла плед раскрылся, и погоны показались, ну ясно, зэка блатного по линии Интерпола в родную тюрягу везут. Потом мент свалил, а этот остался, но ног не сделал. Я думаю зэк, но больной? Так что ли?

– Да, не зэк он!

– Ладно, колись!..– Борис наклонился к уху Степанова.– Я сам от звонка до звонка. Видишь, наколка сведена? – он указал на синее размытое пятно на пальце. – Одна ходка была.

         Степанов отодвинулся от Бориса.

– Не боись , я ходил по экономическому… Кто он тебе, этот Кальвадос?  Брат, сват?.. Или ты тоже мент?– Борис с недоверием смотрел на Степанова.– Никогда не поверю. На мента ты не похож, у меня на них чутьё… Да, ладно. От  дурака избавились и, слава Богу! Не плачь, хочешь, я тебя сегодня шикарным ужином угощу? Завтра с нами в Рио едешь?

         Степанов не плакал. Но на душе его скребли кошки. Что ему начальству сказать? Так бездарно упустить Кальвадоса!

         Подошли Витя с Павлом.

– Прошло! – весело сказал Павел, указывая на укушенное место.– Краснота спала, лишь маленькая дырочка осталась.

– Что случилось ? – Спросил Борис.

– Какая-то местная дрянь тяпнула, – объяснил Павел.

         Пострадавший владелец разукрашенной барки пришёл в себя. Он сидел на песке, ожесточённо жестикулируя, быстро говоря и непрестанно указывая на Степанова.  Подошедший полицейский попросил Степанова для составления протокола.

         Остаток дня Степанов провёл сидя на деревянной скамье  в низком помещении  с белыми стенами и неработающим кондиционером. Мимо шмыгали полицейские, приводя и уводя задержанных, щуплых со скачущими вороватыми глазами пацанов в пёстрых рубахах, дородных негров в летних костюмах, вызывающего вида девиц в мини. На Степанова не обращали внимания. Как догадался Степанов, ждали большого полицейского чина. Степанов был иностранец, а дела связанные с иностранцами, рассматривал полковник.

         Над океаном шумел прибой, с невнятным скрипом раскачивались на ветру пальмы. Степанов попросил выпустить его подышать свежим воздухом и теперь стоял на пороге участка, подставляя лицо под дуновение бриза. Рядом атмосферу отравлял дешёвой сигарой, местный полицейский. Всё окружавшее Степанова настолько отличалось от привычного московского, что казалось сном. Ничто не напоминало родину. Степанов попал в страну, где говорили, думали  и жили совершенно по-другому. Бразильские полицейский не походил на российский формой, манерами, выражением лиц, комплекцией и запахами. Они ездили на других машинах, курили другие сигары, заполняли протоколы другими авторучками. Среди  полицейских Степанов заметил много левшей. Ему удалось подглядеть, как  в углу участка задержанный давал сержанту взятку. Его потрясло, что передана и аккуратно сложена была не конкретно оговоренная сумма, а несколько мятых банкнот, всё, что в кармане лежало. Это могли быть и несколько тысяч, и несколько десяток. Московские коллеги Степанова никогда не страдали подобной неразборчивостью.

         Двухэтажное здание участка окружал освещённый электрическими фонарями двор с припаркованными полицейскими машинами. Дальше шёл высокий забор из металлических прутьев. Недалеко от забора в кустах тропических растений стояли, разговаривая два человека. Они не пробуждали любопытства Степанова. Его отвлекала перебранка из-за похищенного велосипеда, начавшаяся у входа в участок. Похититель и хозяин транспортного средства, не выбирая выражений, бранились и тянули велосипед в разные стороны. Куривший рядом со Степановым полицейский вмешался, разнял спорящих и обоих направил внутрь дежурной части. Свет проезжавшей машины скользнул по тропическим кустам, и Степанов ясно разглядел разговаривавших. Один был Кальвадос, но не молчаливый и замкнутый в себе, которым его привыкли знать, а жестикулирующий, размахивающий руками, бурно пытающий что–то доказать собеседнице, рослой, крикливо одетой женщине с пышной причёской, широкими плечами и узкими бёдрами. Женщина стояла спиной, и лица её Степанов разглядеть не мог, хотя фигура показалась знакомой. Кого она напоминала,  вспомнить он был бессилен.