Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Я прошу… я прошу только… – Люнес заикается от волнения, – только пощадить меня!

– Все будет зависеть от вас, Люнес. – Марта обнадеживающе смотрит на Люнеса.

– Где будет происходить совещание?

– В библиотеке, мадам.

– Нам нужно знать, о чем там будут говорить. Я должна быть в библиотеке или так близко от нее, чтобы слышать все!..

– Но это невозможно, – Люнес в ужасе поднял руки.

– Да?

– Это абсолютно невозможно!

– Ну, в таком случае я ничем не могу вам помочь, Люнес.

Марта закуривает новую сигарету и пристально смотрит на Люнеса.

Люнес мучительно ищет выход.

– У меня мелькнула одна мысль, мадам, – вдруг вкрадчиво говорит он.

– Я так и думала, что она у вас мелькнет, Люнес, – в глазах Марты презрительное одобрение.

Люнес подобострастно реагирует на эту шутку.

– Прошу вас.

Он ведет ее к двери в глубине вестибюля.

К подъезду дворца один за другим подкатывают роскошные лимузины, из которых выходят созванные на совещание к Круппу промышленные и банковские воротилы Германии.

У раскрытых дверей гостиной лакей торжественным голосом докладывает:

– Господин Альбрехт Гугенберг.

Проходит толстый промышленник.

В глубине гостиной стоят Крупп и сенатор.

Слышен голос лакея:

– Господин Людвиг Шталь.

– Калийный трест. Знакомьтесь, – Крупп вполголоса знакомит сенатора с пришедшим. Шталь и Хейвуд обмениваются поклонами.

– Господин Герман Абс!

– Немецкий банк, – с уважением представляет Крупп Абса. – Герман, познакомьтесь с нашим дорогим гостем.

– Господин Роберт Пфердменгес! – на этот раз голос лакея звучит особенно торжественно.

При появлении нового гостя Крупп проявляет бо́льшую почтительность.

– Самый богатый человек Германии, – сообщает он Хейвуду и обращается к Пфердменгесу: – Я имею честь, господин Пфердменгес, представить вам нашего дорогого гостя.

– Господин Яльмар Шахт! – выкрикивает лакей.

– Один из… – начинает Крупп, но Хейвуд его перебивает:

– Благодарю вас. Я все знаю о господине Яльмаре Шахте. – Он обменивается с Шахтом рукопожатием.

Толстые и тощие, прилизанные и лысые господа продолжают подниматься по массивной, черного дуба лестнице.

Библиотека во дворце Круппа.

Гости усаживаются вокруг круглого, сверкающего темным лаком стола. Крупп обводит собравшихся благосклонным взглядом.

– Друзья мои! – начинает он. – Мы собрались обсудить мероприятия, которые предлагает нам прибывший с секретной, но дружественной миссией наш гость. Вопрос о будущих репарациях, о будущих кредитах, о нас, господа! – Он слегка склоняется в сторону Хейвуда. – Прошу!

– Господа, – начинает сенатор с торжественным видом, – я буду краток. Какие бы ни шли войны, когда бы они ни происходили, мы с вами всегда сохраняли присутствие духа и добрые отношения…

Легкие аплодисменты.

– Сейчас нам предстоит решить ряд проблем, касающихся близкого будущего. Пусть враждуют наши правительства, пусть сражаются наши армии – у нас с вами есть достаточно общих интересов. – Хейвуд опирается кулаками в полированную поверхность стола и многозначительно обводит взглядом присутствующих. – Я позволю себе напомнить вам, что не так давно, каких-нибудь двадцать лет назад, после первой мировой войны, мы уже помогли вам и, кажется, судя по вашему виду, помогли неплохо…

Одобрение, легкий смешок проносятся по комнате.

Гарви, который во время речи Хейвуда непрестанно, но совершенно бесшумно бродил по библиотеке, внимательно осматривая шкафы и стены, тихонько пробрался к выходной двери и выскользнул. Он спустился по лестнице в опустевший вестибюль и увидел Люнеса, который, как часовой, стоял у маленькой двери, врезанной в панель.

– Куда ведет эта дверь, Люнес?

– В личные апартаменты господина Круппа, сэр.

Люнес опасливо покосился на дверь.

– Никто из посторонних не мог проникнуть в библиотеку?

Гарви испытующе смотрел на Люнеса.

– Ни в коем случае, сэр. – Голос Люнеса звучал твердо.

– Отлично!

Гарви кивнул и той же неслышной походкой пошел дальше. Он снова появился в библиотеке, когда совещание было в разгаре.

Гюнтер Квандт волновался. В конце концов, думал он, промышленники жили в беспрерывной смене возникающих и погасающих надежд… Если бы воюющие стороны руководствовались нормальным здравым смыслом… Но Россия… с ней никогда нельзя быть спокойным!

– Насколько я понял, – сказал он, – Германия, независимо от исхода войны, должна снова превратиться в европейский арсенал?

– Вы правильно поняли, – Хейвуд одобрительно кивнул.

– Следовательно, уже сейчас мы должны не столько думать об окончании этой войны, сколько готовиться к будущей?

– Не будем забегать вперед! – Хейвуд не был склонен к излишней откровенности. – Найдутся люди, которые подумают об этом. Мы сейчас должны заняться своими скромными делами: побольше угля, стали, пушек, взрывчатых веществ и… прибылей.

Собравшиеся приветствовали эти слова аплодисментами.

Высокий лысый старик, сидевший по правую руку Круппа, внезапно поднялся и попросил слова.

– Хорошо! – старик беспрерывно кивал головой, как китайский болванчик. – Это заманчиво! Согласен! Но в таком случае позвольте задать один маленький вопрос.

– Пожалуйста… – Хейвуд вежливо повернулся к нему.

– Неделю тому назад, – старик возмущенно жестикулировал, – американские войска заняли Альтенберг, где находится одно из моих предприятий. Ровно через два дня представитель американского командования изъял все мои патенты. Всю секретную технологию производства. Это три с половиной миллиона марок!

Хейвуд высоко поднял брови.

– Господа, – предостерегающе улыбнулся он, – вы, кажется, забываете, что Германия эту войну проиграла? Все ваши патенты должны перейти на хранение к нам.

Все встревоженно переглянулись. Нервный господин в пенсне, который долго порывался что-то сказать, вскочил:

– Но это десятки миллиардов долларов! В таком случае нам выгоднее платить репарации! Это будет много дешевле!

– Возможно, – согласился Хейвуд.

– А что мы получим взамен наших патентов? – Нервный господин апеллировал ко всем окружающим.

Хейвуд ответил:

– Вы останетесь хозяевами своих предприятий.

– Я думаю, – веско сказал Крупп, – наш гость прав.

Толстый, апоплексического вида человек вскочил, как на пружинах:

– Господин Крупп, конечно, может рассуждать как ему угодно, ни одно из его предприятий серьезно не пострадало. А у меня, например, проклятая бомбежка уничтожила не далее как позавчера турбостроительный завод… – в голосе его прорывались визгливые интонации. – Турбостроительный… Вы понимаете, господа, что это значит для меня?!

Раздались негодующие возгласы:

– Садитесь, Шульц! Садитесь!

Крупп постучал карандашом по столу, призывая к порядку.

– Должен заметить, – в разговор вмешался Яльмар Шахт, он избрал себе роль миротворца и твердо держался этой роли, – должен заметить, что беспокойство господина Шульца имеет основание. Если англо-американская авиация будет бомбить нашу промышленность, то это, несомненно, отразится на будущем военном потенциале Германии.

– Не будем преувеличивать, господа! – Хейвуд поднял руку. – Военная промышленность Германии пострадала менее чем незначительно. Что же касается господина Шульца, то, к сожалению, часть его предприятий находится в зоне, которая отойдет к русским.

– Чем же виноват я? – кипятился Шульц.

– Печальная необходимость, – Хейвуд грустно покачал головой. – Я не хочу огорчать господина Шульца, но пока есть возможность, мы будем беспощадно бомбить промышленность восточной части Германии и всячески оберегать военную промышленность запада.

Шум одобрения, аплодисменты.

Поднялся маленький желчный старичок.

– Мои предприятия, – язвительно пропищал он, – находятся как раз на западе. И что же? Правда, я не прихожусь родственником господину Дюпону. Я просто скромный немецкий предприниматель.

– Не такой уж вы скромный, Людвиг! – сказал чей-то голос сзади.

– Прошу меня не перебивать… – старичок рассвирепел. – У меня маленькое химическое объединение.

– Не такое уж маленькое! – сказал тот же голос.

– Но я категорически протестую. – Поддразнивания разъярили старичка. – Почему господин Дюпон всю войну поддерживал «И. Г. Фарбениндустри», а меня игнорировал? Почему «Испано-Американское общество» ни разу не откликнулось на все мои мольбы? Я тоже давал возможность Гитлеру воевать. Я помогал великой Германии…

– При чем тут великая Германия? – прошипел Абс.

– Это наша великая родина! – старичку не хотелось слезать с пьедестала.

– Какая родина? – голос, прервавший его, был полон возмущения. – Ваша родина в Международном коммерческом банке…

– Не будем ссориться, господа, – вмешался на этот раз Крупп. – Мы с вами выше этого. Всем давно известно, – улыбаясь, добавил он, – что родина кончается там, где начинаются деньги.

«Миротворец» Яльмар Шахт решил, что пришло время умерить разбушевавшиеся страсти.

– Господа! – он плавно помахал рукой. – Мне кажется, я выражу общую мысль, если принесу глубокую благодарность нашему гостю за постоянную поддержку, которую он и его друзья оказывали нам, руководителям германской промышленности, во время этой войны. Благодаря этой поддержке мы могли спокойно продолжать нашу работу, получая марганец, никель, хром, вольфрам и даже каучук!

Речь Шахта в этом месте была прервана аплодисментами присутствующих.

Добродушное настроение начало возвращаться. Все улыбались.

– Приятно видеть такое единодушие, друзья мои! – продолжал Шахт. – Это позволяет мне надеяться, что мы с грустью, но твердо встретим неприятную часть нашего разговора… Я позволю себе заговорить о некотором участии американского капитала в наших предприятиях.

Благодушное настроение как ветром сдуло.

– Я понимаю, – продолжал Шахт, – кое-кого из вас пугает возможная потеря независимости, но, господа, лучше позволить состричь волосы, чем головы. Или, может быть, вы хотите революционной Германии? Русское наступление продолжается! Русские придут и уйдут. Это так! Но вы останетесь с глазу на глаз с толпой… И не будет гестапо, чтобы заступиться за вас, господа! Кто же тогда протянет вам руку помощи? Они! – Патетическим жестом Шахт указал на Хейвуда. – Только они, наши заокеанские друзья! Напоминаю: русское наступление продолжается!!

Москва. Кабинет. За письменным столом человек в штатском. Перед ним генерал-майор.

– Сообщение Н-11, – говорит генерал-майор.

– Что такое?

– Н-11 вчера присутствовала на секретном совещании американцев с Круппом и германскими промышленниками.

Иван Васильевич одобрительно улыбается:

– Ах, молодец! Какие подробности?

– Подробностей сообщить не успела, – отвечает генерал. – Будет передавать в ближайшее время.

Советские тяжелые бомбардировщики проходят над Германией. Ревут моторы. Курс – Берлин.

Сирены воздушной тревоги воют над Унтер ден Линден. Торопливо бегут в подвалы берлинцы.

Цветочный киоск. В нем очень мало живых цветов. Главным образом искусственные букетики, предусмотрительно обернутые черной траурной бумагой, и похоронные венки. Сейчас это самый ходовой товар.

Марта стоит у киоска. В руках у нее крохотный букетик бульденежей. Она расплачивается с продавщицей, которая торопится уходить.

Сирены воют над Унтер ден Линден. Рядом с Мартой останавливается Дементьев в форме майора «люфтваффе».

– Можно купить фиалки? – спрашивает он продавщицу.

Но цветочница не хочет задерживаться.

– Я тороплюсь в метро. Сейчас будут бомбить. Вам тоже советую не задерживаться.

Цветочница убегает. Дементьев подходит к Марте.

– Идемте. Через несколько минут наши начнут бомбить.

Они смешиваются с потоком берлинцев, направляющихся к подземке.

Метро. Толпа течет вниз по двум лестницам, постепенно заполняя все помещения подземки. Гул голосов, топот тысяч ног, плач детей. Наиболее предусмотрительные тащат с собой чемоданы, узлы, свертки.

Дементьев с Мартой выжидают, пока все пройдут вниз. Оставшись вдвоем, Дементьев поворачивается к Марте.

– Машенька! Москва благодарит вас! Очень благодарит!

– Правда? – радостно вспыхивает Марта.

Дементьев кивает головой и продолжает. В его голосе чувствуется встревоженность.

– А теперь вот что. По нашим сведениям, аппарат Кальтенбруннера начал заниматься вами. Вам предоставлено право решить: уходите вы или остаетесь. Погодите! Не отвечайте!.. Я могу перебросить вас через два дня… Погодите!.. Через два дня вы увидите Москву… Борьку… А, Машенька?..

Дементьев умолкает и смотрит в глаза Марты. Молчит и она.

– Вы знаете, Маша, – Дементьев старается убедить ее, – когда нами начинают интересоваться, это не просто опасно – это смертельно опасно. Мне не дано право приказывать вам, – продолжает он. – А жаль!

– Алексей Николаевич! – лицо Марты спокойно, хотя чувствуется, что она взволнована. – Осталось несколько дней. Американцы чувствуют себя все тревожнее. Они собираются уезжать. Завтра или послезавтра Гарви должен получить списки германских подпольных центров на Балканах.

– От кого? – быстро спрашивает Дементьев.

– От Шелленберга. Шелленберг уже вызвал сюда, в Берлин, своих главных резидентов. Может быть, их сейчас передают американцам. В суматохе последних дней я попытаюсь добраться до этих материалов. Большего для моей Родины я, вероятно, никогда сделать не смогу…

– Машенька, все-таки я очень тревожусь за вас.

– Ничего, Алексей Николаевич. Постараюсь вывернуться.

Она протягивает ему руку.

– Желаю успеха, – тихо говорит Дементьев.

– Спасибо.

Неожиданно взгляд Марты упал на листовку, наклеенную на стене. Дементьев и Марта читают первые строки и улыбаются.

«Немецкие матери и жены! Ваши мужья, сыновья и братья умирают за безнадежное дело…» В конце листовки подпись: «Германская коммунистическая партия».

Марта и Дементьев расходятся в разные стороны.

Принцальбрехтштрассе. Здание, заслужившее одну из самых страшных репутаций, – гестапо.

Кабинет начальника заграничной разведки Вальтера Шелленберга. На стенах портреты Гитлера, Бисмарка, географические карты.

За овальным письменным столом сидит Шелленберг. Против него – нацистский резидент в Албании Удет. В глубине кабинета, развалясь в кресле, сидит Гарви.

– Настало время нашей войны, войны в темноте. Запомните, Удет, сейчас можно сделать настоящую карьеру, – наклонясь вперед, говорит Шелленберг.

– Работа шпиона, господин группенфюрер, не мне вам это говорить, очень тяжелая работа. Особенно теперь. На Балканах будет чорт знает что. Все валюты летят кувырком. Людей не на что покупать… Чем платить? Марками?.. И, кроме того, господин группенфюрер, в чем будет выражаться моя скромная награда? В какой валюте мы будем получать?

– В долларах, конечно, – раздается из-за спины Шелленберга спокойный голос Гарви.

Удет поворачивается к Гарви, затем вопросительно смотрит на Шелленберга.

– Вас это устраивает? – брови Шелленберга иронически поднимаются.

– Безусловно… – радостно бормочет Удет.

– В Тиране с вами установит связь представитель американской миссии. Пароль: «Вы курите отечественные?» Отзыв: «Нет, предпочитаю «Честерфильд».

– «Честерфильд», – тихо повторяет Удет.

На диване сидят Шелленберг и человек в сутане. За ними стоит Гарви.

– При всем безмерном уважении к вам, монсиньор, должен сказать, что сделать вам удалось немного. Вы заверяли, что католическое крестьянство Венгрии не примет новых порядков.

Человек в сутане возмутился:

– Им начали раздавать помещичью землю, что я мог предложить взамен?

– Духовные идеи! – улыбнулся Шелленберг.

– Вы шутите, сын мой. Но поверьте, мне не до шуток. У меня был великолепный план… Если бы американцам удалось оккупировать Венгрию…

– Еще не все потеряно, – Шелленберг оглянулся на Гарви. – В Будапеште с вами установит связь представитель американской миссии. Пароль: «Вы курите отечественные?» Отзыв: «Нет, предпочитаю «Честерфильд».

– Неудобный пароль. Духовное лицо не должно курить.

– Духовное лицо не должно организовывать политические убийства. Но что поделаешь? Придется начинать именно с этого. – Шелленберг поднимается, давая понять, что разговор окончен. Человек в сутане уходит.

Перед Шелленбергом – высокий блондин с тонкими усиками. Это гитлеровский резидент в Болгарии.

– В Софии с вами установит связь представитель американской миссии, – говорит ему Шелленберг.

Его прерывает телефонный звонок. Шелленберг снимает трубку.

– Группенфюрер Шелленберг! – докладывает он и вдруг его голос начинает звучать елейно. – Да, господин обергруппенфюрер.

На противоположном конце провода у телефона находится Кальтенбруннер.

– Мне нужны списки руководителей наших агентурных групп на Балканах. Немедленно! – яростно кричит он.

– Я лишен этой возможности, господин обергруппенфюрер. – Поза Шелленберга выражает глубокое сожаление. – Очень сожалею. Все передано рейхсминистру Гиммлеру.

Кальтенбруннер швыряет трубку и кричит:

– Шарфюрер Берг!

Шелленберг спокойно положил трубку.

– Если тучи начнут сгущаться, перебирайтесь в Югославию. Адрес и пароль те же. Американская миссия в Белграде. Ранкович предупрежден, – заканчивает инструктаж Шелленберг.

Высокий блондин выходит из кабинета, почтительно пятясь спиной.

Осторожно ступая, в кабинет Шелленберга входит низенький полный человечек с обрюзгшим лицом и маленькими бегающими глазками. Это нацистский резидент в Югославии.

– Здравствуйте, Гаузе, садитесь, – говорит Шелленберг.

По мере разговора лицо Шелленберга становится все более хмурым.

– Передайте Ранковичу, – строго произносит он, – что ему помогли сделаться министром внутренних дел Югославии не для того, чтобы он держал наших людей в тени. Почему вам до сих пор не дали ответственного поста?

– Ранкович считает, что я слишком скомпрометирован, – кротко и бесстрастно отвечает Гаузе.

– Не его и не ваше дело рассуждать!

– Понимаю…

– А Ранковичу напомните, – Шелленберг, сощурившись, смотрит на Гаузе, – что некий подписанный им документ лежит у нас. – Он похлопывает рукой по лежащему перед ним на письменном столе портфелю. – Вы слишком трусливы, Гаузе.

– Я не люблю проявлять инициативу, – старается оправдаться Гаузе. – Я должен во-время получать точные инструкции.

– Это другое дело. В Белграде есть американская миссия. И вы и ваши партийные руководители будут получать инструкции оттуда.

– Очень хорошо.

Резидента в Югославии сменил резидент в Румынии. Опершись обеими руками о стол, Шелленберг наставлял шпиона:

– Железногвардейцы – это гнилой товар! Используйте их сегодня, но главное не в этом… В Румынии идут к власти коммунисты. Помните о них, старайтесь попасть к ним в партию.

– Это очень трудно! – вздохнул резидент.

Шелленберг усмехнулся:

– Сохранить шкуру в нынешние времена вообще нелегко. Лезьте, карабкайтесь.

Вслед за одним резидентом появлялся другой. Каждый из них получал подобные инструкции. Каждого из них Шелленберг поучал:

– Ваши люди должны проникнуть в министерства, в армии, в правительства Отечественного фронта, в руководящие органы коммунистов. Но не забывайте и второй задачи: поджоги, диверсии, саботаж… Организуйте террористические акты. Уничтожайте коммунистических лидеров. Убивайте рядовых коммунистов…

Шелленберг прощался с последним резидентом:

– Я верю в вас, дорогой мой. Я жму вашу честную руку.

Плотно притворив дверь за последним резидентом, Шелленберг вернулся к столу. Поглядывая на Гарви, неопределенно улыбаясь, он взял в руки желтый портфель, лежавший на столе, и поднес его американцу.

– Основное здесь, сэр! – произнес Шелленберг, держа перед собой портфель. – Рычаг, при помощи которого вы сможете опрокинуть Балканы. Динамит по сравнению с этим – игрушка…

По вялому лицу Гарви пробежала улыбка.

Открылась дверь кабинета, и в кабинет вошла Марта.

Шелленберг резко повернулся к ней:

– Что вам нужно?

– Вы приказали доложить, когда выйдет машина обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Она едет сюда, – Марта говорила с ленивым равнодушием.

Шелленберг сделал нетерпеливое движение:

– Задержите его внизу на несколько минут!

– Задержать обергруппенфюрера? Я маленький человек…

Шелленберг усмехнулся:

– Ну… донесите на кого-нибудь.

– На кого? Обыкновенный донос обергруппенфюрера не заинтересует!

– Делайте, что хотите.

Взгляд Марты устремлен на желтый портфель в руках Шелленберга.

– Разрешите донести на вас? – спросила она.

Гарви улыбнулся.

– Это очень мило.

– Хорошо. Донесите на меня, – сказал Шелленберг.

Марта повернулась и направилась к двери.

Но Шелленберг, видимо, передумал.

– Впрочем, нет! – крикнул он. – Донесите лучше на Гиммлера.

– Что прикажете донести? – равнодушным тоном спросила Марта.

– Скажите, что он вчера, – Шелленберг заговорщически посмотрел на Гарви, – да, вчера, передал американцам списки нашей агентуры на Балканах. Идите!

– Опасная игра! – тихо произнес Гарви.

– Ничего, пусть Кальтенбруннер проглотит эту пилюлю, – Шелленберг был явно доволен своей выдумкой. – Итак, дорогой сэр, я ввожу вас в права наследования.

– Надеюсь, мы не переплатили? – улыбнулся Гарви.

– Почти даром, – проговорил Шелленберг.

– Не вздумайте это продать кому-нибудь еще. Англичанам, например, – Гарви пристально посмотрел на Шелленберга.

– Дорогой коллега… – в голосе Шелленберга были нотки обиды. – Как вы могли?.. Это единственный экземпляр… Копий не существует.

Огромными шагами Кальтенбруннер несся по вестибюлю гестапо. Внезапно перед ним появилась Марта. Кальтенбруннер остановился.

– Что такое? – вопрос прозвучал, как рычание.

– Господин обергруппенфюрер! – Марта оглянулась на стоящего у дверей эсэсовца. – Я должна сообщить вам важную вещь!..

Одно мгновение Кальтенбруннер колебался: отшвырнуть ее с дороги или выслушать? Но тон Марты был настолько многозначителен, что Кальтенбруннер решил выслушать.

– Говорите! – рявкнул он.

– Здесь? Сейчас?

– Да, здесь!

– Это касается нашей агентуры на Балканах!..

Кальтенбруннер схватил Марту за руку и толкнул вперед.

– Что наша агентура на Балканах? – хрипло спросил он. – Что вы знаете о ней?

– Списки нашей агентуры переданы американцам…

– Когда?

– Вчера.

– Ложь! – Кальтенбруннер выкрикнул это с яростью, но одновременно и с сомнением. Он подозревал, что так именно и случится. – Кто передал?..

– Рейхсминистр Гиммлер.

– Вторая ложь! – Кальтенбруннер глазами сверлил Марту.

– Это так, господин обергруппенфюрер!

Марта спокойно глядела в налитые кровью глаза Кальтенбруннера.

– Может быть, и так! – Кальтенбруннер внезапно сдался. – Впрочем, если не так, вас ведь очень легко расстрелять. Не правда ли?

– Безусловно! – в ее голосе полное равнодушие.

– Я вижу, вы меня не боитесь, девочка?

– Нет!

– Вы считаете, что у вас чистая совесть?

– Да, чистая.

– Ах, вот как? – длинная рука Кальтенбруннера схватила Марту за отворот гестаповского мундира и притянула почти вплотную к себе. – Впрочем, мне приходилось расстреливать людей и с чистой совестью тоже… Мы скоро увидимся. – Он отшвырнул Марту в сторону и широкими шагами помчался па вестибюлю.

Марта на секунду задумалась. Закурила сигарету. На ее лице мелькнула усмешка.

Кальтенбруннер стремительно ворвался в кабинет Шелленберга. Шелленберг вскочил, изобразив на лице испуг и даже радость.

– Какая честь! – Шелленберг засуетился, придвигая кресло.

– Где вызванные вами люди? – рявкнул Кальтенбруннер.

– Я в отчаянии. Они все уехали вчера.

– Где списки нашей агентуры на Балканах?

– Единственный экземпляр находится в личном распоряжении рейхсминистра Гиммлера.

Кальтенбруннер медленно приблизился к Шелленбергу, поднял огромные руки, осторожно, как вазу, взял в обе ладони прилизанную голову Шелленберга и тихонько повернул ее направо и налево.

– Вы думаете, – Кальтенбруннер говорил почти шопотом, – что этот предмет крепко сидит у вас на плечах? Боюсь, вы ошибаетесь, милейший!..

Он отшвырнул от себя Шелленберга и, сжимая кулаки, выбежал из кабинета.

Вестибюль виллы в Ванзее.

По лестнице быстро взбегает Гарви, на ходу бросает шляпу. Сияющий, с желтым портфелем в руках, он входит в комнату сенатора:

– Сенатор, у меня сегодня торжественный день!

Хейвуд сердито оборвал его:

– Где вы шатаетесь, чорт подери?

Гарви с улыбкой похлопал рукой по портфелю:

– Вот здесь находится цель моих стремлений: немецкая агентура на Балканах.

– Господь всемогущий! – Хейвуд возмущенно потряс сжатыми кулаками над головой. – У меня летят кувырком уже налаженные переговоры, а этот человек занимается какой-то дребеденью.

– Дребеденью? – Гарви наклонился к Хейвуду: – Это Балканы, сенатор! Русские думают, что они вырвали Балканы из наших рук, а они находятся тут. – Он показал на портфель. – Русские будут помогать болгарам строить заводы, а эти заводы взлетят на воздух. Русские думают, что правители Югославии их друзья, но эти друзья также находятся вот тут… – Гарви на секунду остановился, затем произнес с расстановкой: – Начало новой войны, лежит вот в этом портфеле, сенатор.

Но Хейвуда не совсем убедили слова Гарви.

– Да кому понадобится ваш портфель, если мы не успеем проглотить Германию!, А мы не успеваем: русские опять наступают! У нас остались считанные дни. – Помолчав, он со злостью повторил: – Русские опять наступают..

Советские войска стремительно продвигались вперед, ломая бешеное сопротивление врага.

В марте советские войска, круша сопротивление гитлеровской армии на всем протяжении огромного фронта от Балтийского моря до Дуная, освободили Чехословакию, Венгрию, Польшу, вторглись в Австрию, стремительно продвигались по Германии.

На вилле в Ванзее беспорядок. Дрожащими руками Хейвуд втискивает в чемодан жилеты, галстуки, башмаки. Рядом с ним, стараясь привлечь к себе внимание, топчется пожилой господин в крахмальном воротничке. Это Артур Рехберг, один из главарей калийной промышленности Германии.

Отдаленные бомбовые удары заставляют обоих испуганно вздрагивать.

– Ужасно, – говорит Рехберг, – что я избрал такие минуты для серьезного разговора. Но где взять другое время? Вы уезжаете… Я понимаю вас!..

Хейвуду сейчас не до посетителей:

– Ближе, ближе к делу!..

– Только один вопрос… Являетесь ли вы сторонником полумер? – неожиданно спрашивает Рехберг.

Хейвуд обалдело смотрит на лежащие поверх чистого белья башмаки и перепутанные галстуки.

– Сторонником чего? – переспрашивает он.

– Полумер…

– Нет. Ни в коем случае, – зло отвечает Хейвуд.

– Мы так и думали. – Рехберг удовлетворен этим ответом. – Господин сенатор, я говорю от группы уважаемых лиц. Мы, германские промышленники, протягиваем к вам руки. Возьмите нас!

– Взять вас?

– Да!

Хейвуд раздражен:

– Простите, я сейчас в таком состоянии, что лучше выражаться яснее.

– Понимаю! Такой момент! – Рехберг прижимает руки к сердцу. – Я объясню! Нам надоели напрасные усилия. Нам надоели бессмысленные расходы на разные правительства. Вы поймите, у нас была империя, у нас была республика, у нас была опять империя. Хватит, хватит и хватит!.. Мы, немецкие промышленники и патриоты, пришли к твердому выводу: Германия должна стать американским доминионом…

Хейвуд выпрямился, отбросил в сторону скомканную пижаму и с интересом взглянул на собеседника.

– Доминионом?

– Если хотите, даже колонией! – решительно ответил Рехберг.

– Вот как? Это интересно!

Рехберг явно удовлетворен реакцией на свою речь.

– Мы знали, что вы заинтересуетесь! Нам не нужна единая Германия. Нам не нужна сильная Германия. Нам не нужна слабая Германия. Нам вообще ничего не нужно!

Рехберг говорил все решительнее, его слова заставили даже Хейвуда с сомнением почесать бровь.

– Знаете, – осторожно сказал он, – что-то все-таки должно быть.

– Абсолютно все равно, – твердо ответил Рехберг. – Можете назначить президента. Можете назначить уполномоченного. Можете вообще никого не назначать. Немцы – дисциплинированный народ…

Довольно близкий взрыв бомбы заставил обоих собеседников вздрогнуть. Рехберг в страхе схватился за спинку стула и посмотрел вверх. Они вздрогнули вторично, когда раздался голос Марты. Она очевидно находилась в кабинете уже несколько секунд.

– Советую вам спуститься в бомбоубежище. – Голос Марты, как всегда, звучал спокойно.

– Разве будут бомбить этот район? – сердито спросил Хейвуд.

Марта пожала плечами:

– Не знаю, стоит ли оставаться здесь для проверки.

– Отвратительная баба! – со злостью произнес Хейвуд.

– Да! – поспешил поддакнуть Рехберг, и оба быстро направились в бомбоубежище.

Марта спускает шторы и проходит в соседнюю комнату. Когда затихают шаги, она быстро подходит к столу и, найдя нужные бумаги, фотографирует их миниатюрным фотоаппаратом. Доносятся взрывы бомб. Марта прислушивается к каким-то звукам. Отбой. Воздушный налет окончен. Марта немедленно прекращает фотосъемку. Подождав несколько секунд, она входит в гостиную, подходит к стенной панели, приподнимает планку – под ней тайник – и прячет отснятую пленку.

Рассвет. Мгла и дым стоят над Берлином. Улицы завалены щебнем, битым стеклом, обломками. Опрокинутый троллейбус, наполовину соскользнувший в воронку, стоит посреди мостовой. Лавируя между препятствиями, черный «Майбах» мчится по исковерканным бомбежкой улицам. Рядом с Мартой сидит Гарви. На заднем сидении – сенатор и Шелленберг.

Первые лучи рассвета пробиваются сквозь быстро плывущие по небу кучевые облака.

Нужно торопиться. Улетать засветло рискованно. Эсэсовцы тащат чемоданы в самолет. В каждом движении Хейвуда и Гарви проглядывает торопливость.

Из утренней дымки внезапно выступает фигура Мартина Бормана, приехавшего провожать отлетающих американцев.

Борман молча здоровается с Хейвудом и Гарви.

Вдруг Борман и Шелленберг замечают приближающуюся к ним машину Кальтенбруннера.

– Машина Кальтенбруннера, – встревоженно говорит Шелленберг.

Кальтенбруннер выпрыгнул из машины и быстро направился к американцам. Марта тоже увидела приближение машины Кальтенбруннера. Поняла. Бросила сигарету и села за руль «Майбаха». Мотор тихо заворчал.

Хейвуд и Гарви поднимаются по лестнице самолета.

– До свидания, господа.

– Одну минуту, господин сенатор! – резко говорит подошедший Кальтенбруннер.

– Что такое? – Хейвуд недоумевающе смотрит на него.

– Что вы скажете, если ваша секретная миссия окажется не такой уж секретной?! – издевательски спрашивает Кальтенбруннер.

– Не понимаю… – Сенатор растерян.

– Сейчас все объясню. Шелленберг приставил к вам Марту Ширке. – Кальтенбруннер осклабился. – Вы считали ее немецким агентом. Ты – американским, – он кивнул в сторону Бормана. – Шелленберг – своим. – Кальтенбруннер презрительно улыбнулся. – Оказалось ни то, ни другое, ни третье. Я считаю, что она подослана русскими!..

Все посмотрели на стоявшую в отдалении машину Марты. Марта заметила и это. На всякий случай она включила скорость. Прочно ухватилась за руль.

– Это ложь! – после паузы вскрикнул Шелленберг, чувствуя, что у него из-под ног уходит почва.

– Не надо волноваться, – спокойно сказал Борман.

Кальтенбруннер засмеялся:

– Сейчас ее приволокут сюда, и правда из нее посыплется, как горох. Я только что допросил камердинера Круппа Люнеса. Шарфюрер Берг, тащите ее!