Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

П а в л о в. А кто вас, милостивые государи, собственно говоря, уполномочил?

Никто не понимает этой его фразы, может быть, кроме Семенова. Павлов уже открыл глаза. Шепчет:

– Навязчивые идеи появились. Но почему?..

Он оглядывает стоящих перед ним студентов, точно ища причину своих видений, и находит ее:

– А-а, вихрастый!

Павлов удовлетворенно тычет рукой в одного из студентов. Тот смущенно пытается пригладить вихор.

П а в л о в (улыбнувшись). Ничего, ничего. Пусть торчит. Вы что же, медик?

Студент. Да, кончаю.

П а в л о в. Так вот… (Тяжело дышит.) У больного пневмония, а по-русски – воспаление легких. Двустороннее, ползучее. Очаги сливаются. Ну-с, каков критический момент?

Студенты молчат.

П а в л о в (сердито). Ну-с?

С т у д е н т (тихо). Коллапс.

Сейчас это не только абстрактный научный термин, но и приговор Павлову.

П а в л о в (оживившись). Вот, вот, верно. А как вы себе представляете коллапс? И физиологически, физиологически.

С т у д е н т. Вследствие наступающего паретического состояния сосудов становится недостаточным приток крови к сердцу. Пульс слаб, мягок, вял.

П а в л о в. Так, так. (Он щупает пульс на своей левой руке).

С т у д е н т. Исчезают обычно видимые вены.

Незаметно для других Павлов рассматривает свою руку.

С т у д е н т. Недостаток циркулирующей крови сказывается прежде всего на центральной нервной системе.

П а в л о в. Вот, вот. Молодец! (Семенову.) Будет толк.

Он лежит, закрыв глаза. Тишина. Тает снежок. Семенов провожает студентов к двери. Шепчет сестре:

– Дайте кислород!

Павлов вдруг делает какое-то странное движение рукой, точно ловит что-то. Открывает глаза. Удивленно рассматривает свою руку. Шепчет Семенову:

– Непроизвольные движения появились. Кора сдает. Начинается, видно, развал нервной системы. Пошлите-ка за Давиденковым.

Серафима Васильевна бросается к постели. Наклоняется к нему.

П а в л о в. Погоди, погоди…

Он закрывает глаза, он весь погружен в свой последний опыт.

П а в л о в (шопотом). Ах, вот что?.. Интересно, очень интересно. Надо записать…

Тает снежок.

Не реквием, нет! Ликующая, торжественная тема жизни звучит в оркестре.

Тает снежок…

Стремительно тает снег.

Весенние ручьи шумят в саду института.

Тает снег, обнажая черную, маслянистую землю.

Набухают и взрываются почки на деревьях, медленно выбрасывая еще сжатые первые листья.

Идет весенним садом Варвара Антоновна. Мелькнув, остаются позади мраморные бюсты.

Ренэ Декарт.

Чарльз Дарвин.

Иван Петрович Павлов. 1849—1936.

Остановившись, Варвара Антоновна долго смотрит на знакомые черты Павлова, застывшие в бронзе.

Слышится звонкий собачий лай.

Вдали Никодим ведет на поводу двух собак.

Собаки кидаются на него, играя.

Н и к о д и м (отмахивается). Да ну вас. Варвара Антоновна, пожалуйте.

Вместе с Никодимом и собаками Варвара Антоновна скрывается в подъезде института.

Надпись на цоколе:

«Наблюдательность, наблюдательность и наблюдательность».

И. Павлов.

Шумят деревья в саду…

В. Крепс, Ф. Рокпелнис
РАЙНИС

Фильм „Райнис“ в 1950 году удостоен Сталинской премии второй степени.

1

В звуки торжественной музыки вплетается отдаленный гул канонады…

Далекое эхо глухо повторяет разрывы крупных снарядов. Широкая аллея, ведущая к памятнику Райниса в Риге, заполнена бойцами Советской Армии.

Сосредоточенные и внимательные лица обращены к памятнику великому поэту. Бойцы стоят в боевом снаряжении. Их каски поцарапаны пулями, у некоторых перевязаны головы…

Вдали еще видны дымы пожаров, отблески орудийных залпов. Памятник Райнису на фоне облаков, дыма и искр пожарищ: огромная фигура гранитного юноши полулежит на постаменте, закинув к небу гордую голову.

У постамента, не шелохнувшись, выстроились в почетном карауле автоматчики.

На фоне музыки звучит негромкий голос диктора:

Еще мальчиками они читали стихи Райниса наизусть… С его песнями воины-латыши прошли по дорогам войны… В карманах шинелей они хранили томики его стихов…

Две пары рук кладут к подножью памятника огромный венок из зелени и цветов. К венку прикреплена широкая кумачовая лента: на ней рукописная надпись:

РАЙНИСУ В ЧЕСТЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ РИГИ.

1944 ГОД ОКТЯБРЬ.

Солдаты берут на караул.

Лицо гранитного юноши… Он как бы всматривается вдаль… Прислушивается.

Скупые лучи солнца освещают надпись на постаменте:

Р А Й Н И С

Постепенно стихает музыка.

2

Разрозненные листки из черновых записей Райниса. На одном из них видны строчки, бегло написанные карандашом:

 
…Я для терпенья не гожусь, —
Все это видеть – горькое мученье…
 

Ян Плиекшан. Латгалия. 1894.

По проселочной дороге идет человек с рюкзаком за плечами. Он взбирается на пригорок… любуется широким простором окрестных полей и лугов.

Яркое полуденное солнце освещает его задумчивый профиль с небольшой бородкой.

Снизу раздается хриплый, натуженный голос:

– Ну! Ну!

Плиекшан спешит вниз.

В гору карабкается необычная процессия. Высокий плечистый крестьянин, сгорбленный от неимоверной натуги, тащит телегу с гравием. На шее у него надет хомут, обе руки впились в постромки. Сзади телегу подталкивает молодая женщина с измученным, усталым лицом.

Крестьянин останавливается возле придорожного ручья, бросает постромки и, тяжело дыша, тянется к воде.

Плиекшан быстро подходит к телеге, с удивлением и участием рассматривает оробевшую молодую женщину и крестьянина, вытирающего лицо рукавом рубахи. Приветливо поклонившись, Плиекшан здоровается:

– Здравствуйте.

Женщина боязливо оглядывает незнакомца:

– Доброе утро.

– А где же ваш конь, друзья?

Крестьянин, угрюмо взглянув, молча отворачивается. За него извиняющимся тоном отвечает жена:

– Пал наш конь, господин… замучили его работой на барской земле.

Плиекшан окидывает взглядом необозримые ржаные поля.

– Вы арендаторы барона фон Мейендорфа?

Женщина низко склоняет голову.

– Да. Говорят, господин барон завтра приезжает, и велено починить дорогу.

Тишина… Ее нарушает только журчанье ручья.

Крестьянин возвращается к телеге и надевает хомут.

Взгляд Плиекшана задерживается на придорожном столбике, на котором прибита дощечка с надписью, сделанной дегтем: «Райнис».

– Это твой участок дороги?

С явной неохотой крестьянин вступает в разговор:

– Да, меня зовут Райнис… а что тебе надо, прохожий человек?

Плиекшан, отвернувшись, вынимает из внутреннего кармана пиджака деньги и протягивает их крестьянину.

– Вот, возьми… купи себе коня.

Крестьянин отстраняет его руку:

– Нет.

Женщина с отчаянием глядит на мужа. Плиекшан вновь торопливо предлагает:

– Я от всего сердца… пожалей свою жену и себя.

Крестьянин горько усмехается.

– Нет, господин. Не возьму я твоих денег… разве я один такой?.. А всем лошадей не купишь.

И, раскачав телегу, он снова двигает ее в гору. Жена подталкивает ее сзади.

Скрипит удаляющаяся телега… Плиекшан молча смотрит ей вслед.

3

Из-за холмов забрезжил рассвет, золотя густые прибрежные кусты. Тихо шелестит над водой утренний ветерок.

Широкая панорама Даугавы во время половодья. По реке плывут плоты. На них ютятся люди, нехитрый скарб, будки плотовщиков, костры…

Кто-то поет низким грудным голосом:

 
…И вот в оковы заключен
Я, барин Платер, ваш барон…
И не видать мне света дня,
Уже ведут на казнь меня…
Уже ведут на казнь меня…
 

Плиекшан на плоту; он шагает по бревнам на голос певца, мимо сидящих бесплатных пассажиров.

Двое батраков спят возле костра… Женщины стирают белье, качают детей.

В отдалении виднеются телеги, мешки, ящики, деревянная кровать.

На одной из телег сидит молодой парень в рубахе из мешковины. Это он поет про барона Платера.

 
…Никто не в силах мне помочь,
И наступает злая ночь…
 

К телеге подходит Плиекшан.

Привязанная к оглобле коза испуганно отскакивает от него.

– Послушай, парень, какой же ты барон?

Певец задорно улыбается.

– Эту песню я слыхал от своего деда. А новых еще не успел сочинить.

Сидящие кругом батраки весело смеются.

Горит костер. Возле него расположилась другая группа.

Человек средних лет, русский рабочий Никаноров, достает из костра головешку и раскуривает трубку.

Подходит Плиекшан и присаживается к огню.

Лежавший в отдалении старик с тревожным любопытством спрашивает:

– Почем в Риге платят за клепку?

Никаноров пыхтит трубкой.

– Цена известная: два с полтиной за сотню…

Его перебивает усатый батрак.

– А ты откуда знаешь?

– Я, милый человек, про верфь этого Вимбы много чего еще в Смоленске слыхал… Два с полтиной за сотню, бараки со стеклами и кипяток бесплатно!.. Во как…

К Плиекшану подходит болезненного вида женщина средних лет. Она робко обращается к нему:

– Господин, может, вы знаете… что там, в Риге, на работу женщин принимают?

Никаноров успокоительно качает головой.

– Э… не бойся, мать… женщин везде принимают, только платят поменьше.

Женщина зябко кутается в ветхий платок и садится у костра.

– Мне бы хоть какую-нибудь работу… у меня дочь.

Миловидная девушка лет шестнадцати подходит к матери и нежно обнимает ее за плечи.

– Мама… вот увидишь – в Ригу приедем, и я начну работать… мы станем богатыми и я куплю тебе красивую шелковую шаль… с узорами, мамочка!

Сдерживая улыбки, все окружающие ласково смотрят на девушку. Плиекшан обращается к ней:

– Как тебя зовут, девочка?

Мать крепче прижимает к себе девушку и отвечает за нее:

– Ее зовут Абелите, господин…

Никаноров подбрасывает в костер несколько сухих веток и с удивлением замечает:

– Абелите?.. Гм… Абелите… всю империю объездил, а такого имени не слыхал.

– Вот, ты говоришь, всю империю исколесил… а зачем? – обращается к Никанорову Плиекшан.

Никаноров опять раскуривает потухшую трубку.

– Гм… а я мечту имею – про светлую жизнь… я так думаю, что каждый человек имеет право спать на своей собственной кровати!

Плиекшан грустно усмехается:

– Значит, ты едешь в Ригу за кроватью?

– За счастьем еду, милый человек. Во как…

С другого конца плота доносится громкий выкрик:

– Стабураг!.. Вот Стабураг!

Возникает музыка – в ней звучит старинная латышская мелодия, воспевающая подвиги народных богатырей.

Мимо плывут холмистые берега… На фоне синего неба вырисовываются суровые очертания скалы Стабураг.

Люди на плоту бросают все свои дела. Они вскакивают с мест и бегут на край плота, чтобы взглянуть на легендарную скалу.

У костра остаются только двое – Никаноров и Плиекшан. Никаноров долго смотрит в сторону Стабурага и затем обращается к собеседнику.

– Смотри-ка… а что это за Стабураг такой?

– На этой скале народный герой Лачплесис повстречался с Черным Рыцарем – немцем, злейшим врагом нашим. Сражаясь, они оба скатились в бездну… но согласно легенде каждую ночь они продолжают здесь бороться, вот уже целых семьсот лет.

Никаноров встает и с интересом снова оглядывается на удаляющийся Стабураг.

– А скажи, милый человек, что означает эта сказка?

– Ну, что борьба за счастье народа все еще продолжается…

Никаноров показывает рукой на нищенский скарб, разбросанный по плоту.

– Счастье?.. Счастье… вот оно – это самое счастье, его видно… а где ж борьба?

Суровое, сосредоточенное лицо Плиекшана. Смолкает музыка.

4

На стеклянной двери надпись: «Редакция газеты «Диенас Лапа».

Из-за двери доносится взволнованный голос Плиекшана:

– Бороться, бороться и бороться!

Большая комната редакции «Диенас Лапа», редактором которой в то время был Плиекшан. Лестница, ведущая наверх к стеклянной двери, столы, конторки, заваленные ворохами рукописей и типографских гранок.

На заднем плане – открытая дверь в типографию, где работают наборщики.

Плиекшан большими шагами ходит по комнате.

За столом сидит его сестра Дора, нервно теребя в руках пенсне.

– …И борьбу нельзя откладывать, нельзя! Я обошел всю Латгалию и посмотрел, как живут люди. Я видел целый океан народного горя, безграничную нужду… И это теперь, в самом конце девятнадцатого века. Как же мы смеем молчать?!

Дора резко перебивает:

– Но мы и не молчим.

– Нет, молчим!

Сверху по лестнице спускается элегантно одетый молодой человек. Это – член редакции, журналист Калниньш. На ходу он с усмешкой бросает:

– Дора, конечно, спорит…

Плиекшан, не обращая внимания на Калниньша, продолжает с прежним жаром:

– Ты представляешь себе, что там творится?.. Там вдову с малыми ребятами сгоняют с хутора в день смерти мужа… А ты знаешь, что едят батраки и где они спят?.. Я сам видел людей, запоротых до смерти лишь за то, что они не целовали своим баронам руку… И мы должны сказать смело и открыто всем этим мейендорфам, паленам, вимбам: тот, кто посеет ветер, пожнет бурю!.. Об этом я и пишу в моей статье…

Калниньш, развалившись в кресле, поддерживает Плиекшана:

– Великолепно! Прекрасно!.. Из-за излишней осторожности твоей сестры мы не смеем гасить светоч истины!

Дора сердито пожимает плечами.

– Это вздор!.. Глупости!.. За подобную статью газету закроют, а тебя как главного редактора арестуют.

Плиекшан собирает свои бумаги и рассовывает их по карманам.

– Ну, тогда ищите себе другого редактора.

Он берет шляпу и направляется к двери. В этот момент из типографии выходит коренастый, плечистый Петерис, также один из членов редакции «Диенас Лапа». В руках у Петериса пачка свежих гранок.

Петерис с удивлением обводит взглядом всех присутствующих и коротко спрашивает:

– Что случилось?.. Дора?

Дора надевает пенсне и строго смотрит на стоящего у лестницы Плиекшана.

– Советую тебе спросить моего сумасшедшего брата!

Плиекшан отвечает ей в тон:

– Спроси лучше свою жену!

Калниньш подходит ближе к Петерису:

– Ян, погоди… Петерис, как ты находишь статью?

Петерис чуть медлит с ответом.

– А что?.. В ней есть марксистский анализ.

Плиекшан снова оживляется:

– Значит, ты за статью?

– Конечно!

Дора опять вспыхивает:

– Но нас закроют!

– Безусловно.

Калниньш с пафосом произносит:

– Если нужно, имей мужество взойти даже на эшафот!

Петерис поспешно соглашается с ним:

– Вот, правильно.

Плиекшан в полном недоумении.

– Я ничего не понимаю, Петерис… Что же ты предлагаешь?

С лукавой улыбкой Петерис отвечает:

– Статью надо напечатать, но под псевдонимом… гневные слова достигнут цели… Ну, а главный редактор отделается штрафом.

Все смеются, и громче всех сам главный редактор:

– Как это мне раньше не пришло в голову?

Дора подходит к Петерису и с благодарностью смотрит на него.

– Я всегда говорила, что у меня самый умный муж на свете.

Плиекшан у своей конторки. Он разглядывает гранки. Калниньш в это время что-то мучительно соображает.

– Псевдоним… псевдоним… А что если подписаться так – Непримиримый?.. Слушай, Ян… Непримиримый!

Петерис насмешливо глядит на Калниньша, и тот сразу замолкает.

Плиекшан в глубоком раздумье облокачивается на свою конторку.

– Нет, нет… на моей дороге я встретил человека, которого я никогда не смогу забыть. Я не видел никого беднее, но еще больше бедности была его гордость…

– Кто же этот человек? – с удивлением спрашивает Дора.

– Его зовут Райнис… и в статье я многое сказал от его имени… Решено! Я подписываюсь – «Райнис»…

Плиекшан берет перо и в первый раз размашисто расписывается на гранке – «Райнис».

5

Типографская машина старой конструкции выбрасывает экземпляры газеты «Диенас Лапа»…

Огромный заголовок статьи Райниса: «Кто сеет ветер – пожнет бурю!»… Другой заголовок: «Набат!»… Постепенно друг на друга наплывают все новые и новые заголовки: «Еще раз о нищете», «Что такое конституция?», «Миллионы господина Вимбы», «Работы и хлеба!»…

На фоне газетных листов мелькают одна за другой несколько коротких сцен.

Рабочие с верфи, собравшись в кружок, читают газету возле недостроенного судна.

Группа батраков вблизи мельницы жадно слушает пожилого человека, читающего вслух «Диенас Лапа».

Мальчики-газетчики бегут по улицам Риги, размахивая свежими газетами.

Господин в котелке с негодованием стучит по столику, привлекая внимание всех посетителей буржуазного кафе…

Быстро сменяются взволнованные, возмущенные, задумчивые лица…

И, закрывая все изображения, появляется новый заголовок очередной обличительной статьи: «Кто ваши хозяева, профессор Мюллер?»

6

Шум аплодисментов и рокот большого собрания.

Огромная аудитория Рижского политехникума. Она переполнена студентами, курсистками – интеллигенцией различного возраста, вплоть до почтенных старцев в сюртуках.

Публика резко делится на две группы – передовое студенчество и корпоранты, прогрессивно настроенные и «благомыслящие».

В президиуме – солидные, преуспевающие профессора.

Высокий худой профессор в золотых очках, облокотившись на кафедру, продолжает свое выступление:

– …Господа! Он не щадит даже святыни науки!.. И кто этот человек, который скрывается под псевдонимом Райнис?!.. Что он позволил себе написать о трудах нашего коллеги, почтенного доктора Мюллера?.. Мюллер блестяще доказал величайшую пользу помещичьих хозяйств для культуры земледелия… и вдруг, эта злобная и бездоказательная критика!

В президиуме обрюзгший Мюллер вытирает лысину платком. В зале поднимается шум. Потрясает колокольчиком председатель.

Пожилой инженер из первого ряда недоуменно спрашивает:

– Почему бездоказательная?

Профессор усмехается, нервно поправляет манжет:

– Почему? Хотя бы потому, что он не рискнул явиться на этот диспут!

Из середины зала поднимается Райнис.

– Райнис не смог притти… Он пишет очередную статью. На сей раз о ваших лекциях, профессор!

Раздаются аплодисменты и смех.

Профессор вздрагивает от неожиданности и нервно хихикает:

– Хи-хи… Как?.. О моих?..

Райнис продолжает говорить громко и отчетливо:

– Но я как главный редактор газеты, если разрешите, вам отвечу.

Со всех сторон возгласы:

– Просим… просим…

Недружелюбно переглядываются друг с другом сидящие в президиуме профессора.

Мюллер впивается глазами в Райниса.

Дора, сидящая рядом с братом, надевает пенсне и внимательно прислушивается к его речи.

– Мюллер изображает райскую жизнь нашего крестьянства… И это вы именуете наукой! Но кто здесь по существу опроверг слова Райниса о том, что наш народ находится под тройным гнетом?

Узколицый корпорант выкрикивает с другого конца зала:

– Какой еще тройной гнет?

Райнис с невозмутимой уверенностью продолжает:

– Да, тройной… Немецкие бароны, самодержавная империя и наша латышская буржуазия!

Половина зала дружно аплодирует.

Высокий худой профессор возмущенно шипит с кафедры:

– Но это… это поход против всех!

Русый студент отвечает ему из публики:

– Нет! Против таких, как вы!

В зале свист, шум голосов, аплодисменты. Корпоранты свистят и кричат изо всех сил, но нарастающий гул аплодисментов перекрывает их крики.

Часть собрания покидает зал. В одном из проходов дело доходит почти до драки между корпорантами и передовыми студентами.

Молодая курсистка вскочила на стол. Ее звонкий и задорный голос на мгновение привлекает общее внимание:

– Передайте привет нашему Райнису!..

7

Пустое театральное фойе. На большом зеркале приклеена афиша:

Рижский латышский театр

В среду 19 августа

В первый раз

ВАЙДЕЛОТЕ

Драма из древней жизни литовцев й 5 действиях,

писательницы  А с п а з и и

Из-за двери в зрительный зал доносится музыка. Высокий женский голос в отдалении поет арию Мирдзы.

 
…Любовь одна – мост золотой…
И люди, на него входя,
Богам подобны…
 

Через фойе поспешно идут Калниньш, Райнис и Петерис.

Калниньш первый добирается до двери зрительного зала и почти с отчаянием обращается к запыхавшемуся Петерису:

– Опоздать на такую премьеру! Чорт знает что!.. Скорее, скорее!

Петерис с трудом переводит дух.

– Я уже не мальчик, чтобы прыгать козлом из-за стишков Аспазии…

Райнис на ходу бросает Калниньшу:

– Аспазия, конечно, талантлива… и все-таки я не понимаю… откуда такой бешеный успех?

Калниньш открывает дверь в зрительный зал.

– Ты не понимаешь, потому что никогда ее ни видел…

Они пробираются через темный зал. Зрители в партере недовольно на них оглядываются.

В отдалении видна сцена и актеры, играющие Асю, Мирдзу и жреца.

Райнис, Петерис и Калниньш с трудом протискиваются мимо возмущенных зрителей и, наконец, садятся на свои места во втором ряду.

В тот же момент под заключительные аккорды музыки опускается занавес.

Вспыхивает полный свет. Зал дружно аплодирует.

На авансцену выходят актеры, кланяются публике и вместе с ней аплодируют, глядя в сторону боковой ложи.

Зрители поворачивают головы к этой ложе. Все сильнее звучат аплодисменты. Гул оваций заполняет театр.

Райнис и его друзья тоже смотрят в сторону ложи.

В ней стоит молодая красивая женщина, которая с достоинством кланяется зрителям и актерам. Это – Аспазия.

Из ложи Аспазии выглядывает миллионер Вимба. Он принимает все новые и новые букеты и с галантной улыбкой передает их поэтессе.

Райнис пристально глядит на Аспазию… и невольно для себя начинает вместе со всеми аплодировать.

Петерис ядовито усмехается.

– Ян… ты, кажется, просто в восторге… от первого действия?

Райнис перестает аплодировать и смущенно отворачивается в сторону.

Из большой роскошной ложи важно поднимается грузный сановник в расшитом золотом мундире с орденами и лентами. Это – тайный советник барон фон Мейендорф. Он разглядывает в бинокль ложу Аспазии.

В соседнем кресле ехидно улыбается баронесса – седая дама в наколке и бриллиантах. Наблюдая за мужем, она надменно и презрительно цедит сквозь зубы:

– Отто… мне кажется, что ты начинаешь входить во вкус… латышской поэзии… Зачем все это?.. Когда есть столько прекрасных немецких стихов и драм…

Мейендорф вздрагивает и опускает бинокль.

– О, конечно… Но пускай на здоровье пишут о древней жизни, о ручейках и даже о свободной любви.

– Но это безнравственно!.. И потом… взять себе псевдоним древнегреческой гетеры… Аспазия… При покойной императрис никогда бы этого не позволили!

Баронесса встает и, не дожидаясь ответа, направляется к выходу. Мейендорф следует за ней.

– Ах, Биби… Губернатор должен быть просвещенным и либеральным… Таково знамение века.

Антракт. В фойе играет струнный оркестр. Прогуливается нарядная публика.

В фойе появляется Аспазия. Ее со всех сторон приветствуют поклонники.

Когда поэтесса проходит мимо балюстрады, дорогу ей преграждает Калниньш.

– Аспазия…

– Господин Калниньш?.. Вот уж не ожидала встретить здесь представителя вашей газеты.

Калниньш целует руку поэтессы:

– Талант покоряет всех!

К ним приближаются Райнис и Петерис. Калниньш окликает их:

– Петерис! Плиекшан!

Затем он, явно наслаждаясь своей ролью, говорит Аспазии:

– Разрешите представить вам членов нашей редакции… господин Петерис… наш главный редактор господин Плиекшан.

Пожимая руку Райниса, Аспазия спрашивает:

– А где же ваш знаменитый бунтарь Райнис?

Члены редакции с мимолетной усмешкой переглядываются. После паузы Петерис отвечает с подчеркнутой серьезностью:

– Райнис… Он так робок и молчалив, что избегает появляться в обществе.

Аспазия недоверчиво улыбается.

– Вот как?.. Ну, я не спрашиваю вашего мнения, господа…

Калниньш не дает ей договорить.

– Мы разделяем общий восторг!

Петерис иронически оглядывает Калниньша.

– Я всегда удивлялся способности господина Калниньша сохранять юную восторженность гимназиста.

Аспазия пожимает плечами.

– А вы не способны на восторги, господин Петерис?

– Это зависит от повода, мадам.

Райнис, не отрываясь, смотрит на Аспазию.

Через фойе, мимо гуляющей публики, пробирается Вимба с большим букетом цветов. Он озирается по сторонам, разыскивая Аспазию.

Райнис и Аспазия идут по фойе. Возле колонны они останавливаются.

– …Я рад случаю, Аспазия, поблагодарить вас за чудесные латышские стихи, – продолжает разговор Райнис. – Они замечательны уже тем, что свободны от немецкого духа… Но не скрою от вас, я испытал и большую горечь.

Поэтесса весьма удивлена.

– Горечь? Почему же горечь?

– Потому что вы все свое прекрасное дарование размениваете на пустяки.

Аспазия окидывает ироническим взглядом своего собеседника.

– Вы считаете пустяками любовь? Ненависть?

– Конечно, нет! Но задача истинной поэзии воспевать любовь к свободе, которая окрыляет человека, воспевать ненависть, которая вооружает его для борьбы!..

– О-о!.. Вы, видимо, последователь господина Белинского?

Райнис спокойно возражает:

– Почему только Белинского?.. И Белинского, и Добролюбова, и Писарева, и Чернышевского…

– Вы избрали себе тернистый путь, господин Плиекшан… Белинского поэты боялись, но они его не любили.

– Вы полагаете? А вот стихи одного поэта, посвященные Белинскому:

 
…Не покупая у молвы
Постыдной лестью одобренья,
Он честно правду говорил
И многих в жизни рассердил…
Зато никто так не был страстно,
Так бескорыстно и прекрасно
Любим, как он…
 

– Кто это написал? – спрашивает Аспазия.

– Не более не менее как Некрасов!

– Ах, да…

Подходит Вимба, он учтиво кланяется Райнису.

– Простите…

И, повернувшись к поэтессе, добавляет:

– Аспазия, вас ждут за кулисами.

Аспазия берет под руку Вимбу и кивает головой Райнису.

– До свидания. Весьма сожалею, что вынуждена прервать наш разговор. Но я надеюсь, мы к нему еще вернемся, господин Плиекшан.

– Когда?

– Когда-нибудь.

Аспазия прощается с Райнисом и быстро удаляется с Вимбой.

8

Комната редакции «Диенас Лапа». Стоя у конторки, Райнис пишет. За ним с одобрительной улыбкой следит Петерис. Калниньш по своей привычке устраивается в кресле. Все трое без пиджаков.

Петерис берет за плечо Райниса.

– Я предлагаю назвать статью: «Не все то золото, что блестит».

Калниньш поднимается из кресла и тоже подходит к конторке.

– Ну, зачем же так резко? Все-таки она очаровательна.

Райнис наклоняется над рукописью и что-то в ней подчеркивает.

– Нужно сказать ей правду… ей и публике.

Петерис начинает рассуждать, как будто думая вслух:

– Если она настоящий человек, она поймет справедливость этих слов. Если же она самовлюбленная особа…

Его перебивает насмешливый голос Аспазии:

– Самовлюбленная особа пришла выслушать свой приговор.

Члены редакции в изумлении поворачиваются к двери.

Поэтесса стоит в сумраке лестницы.

Они торопливо надевают пиджаки и спешат к ней навстречу.

Аспазия в прекрасном настроении.

– Я стучала три раза, но вы были так увлечены… Странно… Мне казалось, что конспираторы прежде всего запирают двери.

– Наша политика – политика открытых дверей, – отвечает ей Петерис.

– Да? А я слышала, что у вас склад прокламаций и бомб.

Поэтесса скромно садится на стул у двери. Она насмешливо опускает глаза.

– Ну вот, господин Плиекшан. Подсудимая садится на скамью.

Райнис очень мягко обращается к гостье:

– Статья не готова, Аспазия… но в ней будет именно то, что я вам сказал сегодня в театре…

Петерис не может сдержать иронии:

– И то, что я не успел вам сказать.

Аспазия встает в шутливом страхе.

– Вы меня пугаете, господа.

Калниньш сокрушенно разводит руками.

– К сожалению, я остался в меньшинстве.

После большой паузы поэтесса медленно и серьезно говорит:

– Ну, что ж… Я вам благодарна, хотя бы за откровенность… Но каждый поет те песни, которые наполняют его сердце. Я служу красоте и свободе.

Калниньш разливает вино по бокалам.

– Вы правы! Это ваша миссия, и я предлагаю выпить за красоту и свободу!

Он раздает всем бокалы, высоко поднимает свой и с пафосом произносит:

– За красоту и свободу!

На лице Петериса скептическая улыбка.

Райнис берет свой бокал и обращается к Аспазии:

– Красота и свобода. Какие высокие слова… Ну, что ж, каждый понимает их по-своему.

Огромная столовая в особняке Вимбы, отделанная с аляповатой роскошью.

Богато накрытый стол, за которым сидят гости. При ярком свете фигурной люстры сверкают драгоценности женщин, ослепительные манишки мужчин и цветной хрусталь бокалов.

Рядом с Вимбой – пустое кресло.

Вимба встает с бокалом в руках.

– Дамы и господа! Простим маленький каприз красивой женщине и, тем более, поэтессе в день ее премьеры… Где бы она сейчас ни была, – она ищет вдохновения для новых прекрасных стихов. За Аспазию!

Мелодичный перезвон бокалов звучит в наступившей тишине.

По ночной Риге бродят Аспазия и Райнис. Они идут по улицам… Пересекают старинную площадь… Вот они минуют бульвар… Наконец, входят в подъезд дома Аспазии и останавливаются возле лестницы.

Аспазия поднимается на несколько ступенек и нагибается через перила.

– Ну, что же вы скажете мне на прощанье, дорогой Плиекшан?

– На прощанье?

– Ну, да…

– Я бы хотел вам прочитать одно стихотворение… – несколько смущенно отвечает Райнис.

– Стихи?

– Да.

– Некрасова? – понимающе усмехается Аспазия.

– Нет.

– Ну, прочтите.

Райнис начинает читать, сначала неуверенно, но постепенно он увлекается и голос его звучит с полной силой:

 
Вслед за собой ты сам разрушил мост,
Что мог вернуть домой после разлуки,
Где обняли б тебя, любимый гость,
Дыханьем теплым обогрели руки.
Но сломан мост, ладья в пучине тонет,
Навстречу падают лавины с гор,
Под ветром сосны кренятся и стонут…
Кровь на ладонях… Но сверкает взор!
Вперед! Там виден солнечный простор!
 

Аспазия долго и пристально глядит на Райниса.

– Чьи это стихи?

– Одного никому не известного поэта.

– Но это очень хорошие стихи!

Райнису приятно слышать ее похвалу.

– Вы думаете? – спрашивает он.

– Кто же автор? – настаивает Аспазия.

После колебания Райнис с трудом произносит:

– Автор… Райнис.

– Райнис?.. Все тот же Райнис… – задумчиво говорит Аспазия. – Чудесные стихи!

Она поднимается по ступенькам выше.

– Может быть, у нас в Латвии действительно родился настоящий большой поэт…

Аспазия склоняется над перилами лестницы и крепко, по-мужски, жмет руку Райниса.

– Прощайте, господин Плиекшан.

И поэтесса быстро поднимается выше по лестнице… Вдруг она останавливается на площадке, оглядывается назад и приветливо машет рукой.

– До свиданья… Райнис…

Аспазия исчезает за поворотом лестницы. Райнис взволнованно смотрит ей вслед.

В музыке ширится лирическая тема.

На письменном столе лежат разбросанные рукописи Райниса. Среди них выделяется стихотворный отрывок:

 
…Когда за окнами встает заря,
На грудь мою бросая луч свой первый, —
Я о тебе мечтаю…
 

Цветущие поля Латвии.

Райнис с рюкзаком за спиной быстро шагает по скошенному лугу. Проходит вдоль озера… по берегу реки… взбирается на холмы…

Яркое солнце освещает незабываемые пейзажи его родной страны. Кругом на разные голоса поют птицы, но Райнис слышит и другое пение – пение своего сердца, сердца поэта.

9

Издали доносится пение латышской народной песни, посвященной празднику Лиго.

Большая комната на даче Райниса на Рижском взморье. Облокотившись на стол, спит Райнис. Вокруг нагромождены рукописи, наброски, черновики.

Песня будит поэта. Он встает, подходит к окну и распахивает его настежь.

Слышнее становится песня. Мимо дачи Райниса проходит группа крестьян в праздничной одежде, с дубовыми венками на головах. Они машут ему руками, поздравляют с праздником.

Щурясь от яркого утреннего солнца, Райнис берет полотенце и идет умываться.

На стеклянную веранду входит Петерис в сопровождении высокого светлого блондина в студенческой тужурке. Он оглядывается по сторонам и громко говорит: