355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Попов » Избранные киносценарии 1949—1950 гг. » Текст книги (страница 21)
Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:12

Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."


Автор книги: Александр Попов


Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Поэт присаживается на нарах возле Приеде, наклоняется к нему…

– Здравствуй, Приеде. Как ты себя чувствуешь, друг? Товарищи просили крепко пожать твою руку.

Приеде слабо пожимает руку Райниса.

– Спасибо… Райнис…

Абелите подбегает к нарам и становится у изголовья:

– Райнис? Так это вы – Райнис?

По бараку тихо проносится:

– Райнис… Райнис…

Поэт ласково улыбается Абелите.

– Абелите? А где же твоя красивая шаль?

Абелите вздрагивает… качает головой и ничего не отвечает.

Райнис случайно замечает в толпе Никанорова.

– Где твоя кровать, Никаноров?..

Никаноров усмехается и смущенно постукивает костяшками пальцев по нарам.

Старуха робким тоном обращается к Райнису:

– Как нам быть, господин Райнис?.. Натворили дел…

Райнис обнимает Абелите за плечи, обводит всех долгим взглядом.

– Есть два пути, мать… Один – встать на колени… но есть другой путь – он много труднее… Это путь борьбы!

Усатый рабочий мрачно возражает:

– А что мы можем сделать?.. Нас так мало…

Райнис с укоризной смотрит на говорящего.

– Мало?.. Нет!.. За вами встанет вся рабочая Рига. Такие же стачки начались в Петербурге и в Москве.

Старик снова свешивает с нар кудлатую голову.

– Что там в Петербурге или в Москве, нас не касается…

– Нет, отец, касается! Разве у рабочего, будь он русский или латыш, украинец или татарин, – не одни и те же цели?

Окружающие жадно прислушиваются к каждому слову Райниса.

– …Сегодня мы боремся за десять часов, за три с полтиной… но это только начало. А впереди великая цель… та цель – власть людей труда!

Женщина с ребенком на руках тяжело вздыхает.

– Разве это может быть, Райнис? И кто в силах этого добиться?

Райнис встает и с большой страстью произносит:

– Ты… и твой сын, когда он подрастет… и твои товарищи по бараку… Все, кто познал глубину несчастья. Надо только поверить в свои силы! Разве вы вчера не испытали счастья борьбы? Разве перед вами не мелькнул, пусть хоть на мгновенье, луч свободы?!

Лица слушателей светлеют. Со всех концов барака люди подходят ближе к Райнису.

Абелите взволнованно и неловко говорит поэту:

– Если бы вы написали об этом стихи… я бы их выучила наизусть!

– Я их написал, девочка.

Райнис на мгновенье задумывается и тихим голосом начинает читать:

 
Уже сверкнула прядь лучей.
К вам не она ль летит с приветом?..
Без пышных слов и без речей
Хочу дарить вас теплым светом…
 

Неподвижно застыв, слушают поэта обитатели барака.

 
…Вас приласкать, благословить,
Дать силу вам, смягчить страданье…
 

У старой работницы на глазах слезы…

Торжественно звучит голос Райниса:

 
…Поверьте, – дивно будет жить
Народ наш в солнечном сияньи!..
 

Никто не шелохнется. Только старая работница медленно приближается к Райнису.

Вдохновенно читает поэт:

 
…Пусть тот, кто сир, чья доля зла,
В приход Грядущего поверит,
Где солнце счастья и тепла
Иззябшим беднякам отмерит!..
 

Старуха обнимает Райниса и целует его в лоб.

– Спасибо тебе, сын мой…

13

Широкая улица Риги. По ней грозной стеной движется многолюдная рабочая демонстрация.

Победно звучит «Варшавянка».

 
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…
 

В первых шеренгах идут к площади рабочие верфи Вимбы. Впереди шагают Абелите, Райнис, Никаноров.

Абелите несет красное знамя, Никаноров – самодельный плакат с надписью: «Работать 10 часов!»

Над толпой вздымаются рукописные лозунги: «Хлеба!»… «Работы!»…

С другой стороны на площадь вступает колонна завода «Проводник». Ее возглавляют Александров и Петерис.

Обе колонны сливаются в мощный поток.

На пути демонстрации появляется открытая карета, запряженная парой великолепных белых лошадей. Кучер осаживает лошадей, круто поворачивает обратно.

В карете сидит перепуганный Вимба.

Все громче поют демонстранты:

 
…На бой кровавый,
Святой и правый…
 

На перекресток вступает новая колонна. Среди демонстрантов видны фигуры Доры и Калниньша.

Карета Вимбы несется по новой улице. Ей преграждает дорогу колонна Балтийского вагонного завода.

Кучер снова сворачивает в переулок. Навстречу движется еще одна колонна демонстрантов. Впереди рабочие несут плакат: «Завод Феникс».

Карета Вимбы мечется по узким переулкам…

Кучер все сильнее хлещет храпящих, загнанных лошадей.

Все быстрее мчится карета…

Все уже переулки на пути Вимбы…

Дворец Мейендорфа. Потерявший свою обычную респектабельность, Вимба вбегает наверх по лестнице и, запыхавшись, входит и приемную.

На пороге его встречает Ангелов и жестом показывает в сторону окна. У высокого окна, сдвинув брови, молча стоит барон фон Мейендорф и смотрит на мощную демонстрацию, проходящую по площади.

Сквозь закрытое окно ясно доносится громкое пение «Варшавянки».

Вимба подходит к Мейендорфу и растерянно спрашивает:

– Ваше превосходительство… господин барон… Что же это такое?.. Бунт?.. Или революция?..

Мейендорф невозмутимо спокоен.

– А… милейший Вимба!.. Нет, пока… это только прогулка на свежем воздухе… Это очень полезно, особенно для некоторых… кто гуляет в последний раз…

Вимба в изнеможении опускается в кресло.

Барон морщится и с кислой улыбкой говорит своему посетителю:

– Вимба… выпейте воды… У вас очень противная манера стучать зубами…

14

Комната для свиданий в рижской тюрьме. За проволочной сеткой стоят арестованные. На некотором расстоянии – вторая сетка, за которой видны пришедшие на свидание родственники и друзья.

Между сетками медленно прогуливается тюремный надзиратель.

Пожилая женщина, стараясь быть спокойной, громко шепчет, вцепившись руками в сетку:

– Береги себя, Мартин… О нас не беспокойся, как-нибудь проживем. И ни о чем не жалей!

Рядом быстро говорит молодая женщина в аккуратном клетчатом платочке.

Она пытается быть оживленной и бодрой:

– Мне уже обещали работу, может быть, на будущей неделе… А Велточку я отправлю к бабушке, на хутор… Так будет лучше.

Старик-рабочий со слезами на глазах молча смотрит на сына: он не в силах произнести ни одного слова.

Немного поодаль от старика к проволочной сетке прильнула женщина с грудным ребенком.

– Маленький теперь тихий, спокойный. А Васенька уже начал ходить… Если позволят, я в следующий раз возьму его с собой.

Медленно шагает между сетками надзиратель. Он совершенно спокоен – он привык.

Наконец за сеткой появляется Аспазия. Откинув вуаль, она кристально глядит на Райниса.

Райнис похудел, глаза его глубоко запали.

Аспазия следит за проходящим мимо надзирателем и торопливо передает:

– …В ту ночь, когда тебя взяли, были большие аресты… Арестованы Петерис, и Александров, и Калниньш… Только Дора успела уехать…

Райнис спокойно отвечает:

– Это я знаю.

Аспазия с горечью добавляет:

– Вот видишь – все случилось так, как я говорила… Но ты меня не слушал… Ну, ничего…

Она все пристальнее рассматривает Райниса.

– Ты похудел… у тебя очень усталые глаза… ты себя плохо чувствуешь?..

– Нет. Я себя отлично чувствую… Сначала я страшно тосковал, метался: три шага вперед, три шага назад… а потом начал работать над Лермонтовым… Ты знаешь, я почти закончил перевод «Демона»…

Аспазия одобрительно кивает головой.

– Да, это очень хорошо… Сейчас это может помочь…

Райнис с огромной нежностью смотрит на Аспазию.

– Я бесконечно счастлив, что ты пришла… что я тебя вижу…

– Да?.. Милый…

– Моя дорогая…

После паузы Райнис откидывает со лба спутанные волосы и закрывает глаза рукой…

– Меня одолевают мысли… Мне хочется писать и писать… Я задумал пьесу – я хочу рассказать о борьбе, которая не может окончиться, пока существует добро и зло!..

Мимо них проходит надзиратель. Аспазия пытается переменить разговор.

– Ян, у нас всего несколько минут… Нам нужно условиться…

Но Райнис ее не слушает.

– Подожди!.. В этой пьесе я хочу показать, что борьба Лачплесиса продолжается… Да, да, продолжается!.. Я, быть может, назову это «Огонь и ночь…» Как ты думаешь, дорогая?..

Аспазия еще более настойчиво твердит свое:

– Это хорошо… Но, Ян, послушай… не будем тратить на это время… Сейчас речь идет о твоей судьбе… Твое дело выделено, оно будет слушаться отдельно…

Райнис с удивлением перебивает:

– Отдельно?.. Почему отдельно?

– Мне удалось этого добиться – тебя будут судить одного… Как поэта… понимаешь?.. Я пригласила самого лучшего петербургского адвоката…

Райнис удивлен.

– Ничего не понимаю… Откуда у тебя такие деньги?

Он всматривается в лицо Аспазии и вдруг, поняв, ласково улыбается.

– А-а… ты продала свои серьги?

Аспазия машинально проводит рукой по щеке.

– Это пустяки… У тебя много друзей, Ян… Очень много друзей… Они собрали деньги…

Райнис неодобрительно говорит:

– Рабочие гроши? Для меня… Ну, зачем это?

Раздается звонок.

Старший надзиратель громким деревянным голосом распоряжается:

– Кончать разговоры. Время свидания истекло.

Аспазия впивается руками в решетку.

– Ян, дорогой, слушай меня внимательно… У нас очень мало времени… Запомни – тебя будут судить как поэта, только как поэта… Ты понимаешь, как ты должен вести себя на суде?.. Ты меня не слушаешь, Ян…

Райнис смотрит на Аспазию, как будто хочет надолго запомнить ее лицо.

– Я слушаю…

Посетители по одному направляются к выходу. Аспазия беспокойно оглядывается по сторонам и многозначительно переспрашивает:

– Ты меня понял?

Поэт улыбается трогательно и нежно:

– Я… понял…

15

Широкие коридоры и лестницы в здании Окружного суда, где происходит суд над Райнисом. Все кругом забито людьми. Люди стоят в кулуарах, заполняют все марши лестниц, площадки и вестибюль.

Они напряженно вслушиваются, стараясь уловить смысл речи адвоката, голос которого еле доносится из зала суда.

– Господа судьи! Сегодня вы судите не разбойника и не злодея… Мой подзащитный не выходил с кистенем на большую дорогу, не подделывал векселей и не посягал на жизнь и имущество своих ближних. Нет! Это человек с незапятнанной совестью, который готов положить душу свою за други своя. И не случайна он так упорно молчал здесь на суде! Что может сказать человек, который не чувствует за собой вины, – перед лицом столь несправедливых и ничем не доказанных, но тяжких обвинений?!.

Переполненный судебный зал. В первом ряду сидит Аспазия, рядом с ней – пожилая женщина, служанка Райниса Аннушка.

В зале мелькают студенческие тужурки, ситцевые платья работниц, сюртуки и блузы, жакеты и косоворотки…

Одна из групп – мастер Зегель и сотрудники конторы Вимбы. Другая группа, где-то позади, – Приеде, Абелите и Никаноров.

На скамье подсудимых Райнис сидит, почти не слушая речь адвоката.

Мысли обвиняемого витают где-то очень далеко.

На адвокатской кафедре солидный господин во фраке, с зачесанными назад седыми волосами. Он говорит холодно и строго, лишь временами переходя на патетические интонации.

– Господа судьи!.. О моем подзащитном наиболее полно высказался свидетель Калниньш, который своими показаниями сильно облегчил задачу следствия и суда…

Под большими портретами трех последних царей за судейским столом восседают три неподвижные фигуры в мундирах. Безразличны и равнодушны их лица, холодны и непроницаемы глаза.

– …Но и Калниньш не утверждает, что Райнис был организатором демонстрации!.. Прошу обратить внимание на том второй, листы дела сорок первый и сорок шестой…

Дряхлый председатель суда перелистывает один из толстых томов, лежащих на судейском столе…

Прокурор язвительно улыбается, вызывающе выкрикивает:

– А каким образом он оказался впереди демонстрации?!

Раздается резкий звонок председателя.

Адвокат, не теряясь, быстро парирует удар:

– Праздный вопрос, господин прокурор!.. Общеизвестно, что обвиняемый под влиянием своих родственников, воленс-ноленс оказался втянутым в демонстрацию. Поэтическое легкомыслие и не более!

Приеде и Никаноров недоуменно переглядываются.

Адвокат наполняет стакан и пьет.

– Господа судьи! Мой подзащитный – поэт, и я позволю себе говорить о нем на языке поэзии… Разрешите процитировать стихи обвиняемого, которые еще не фигурировали в деле…

Он быстрым профессиональным движением достает из портфе-л я необходимые бумаги.

– …Вот юношеские стихи поэта:

 
За годом год все глубже ты отметишь,
Как одинок ты… Отойдут друзья…
Лишь изредка в пути родного встретишь
Иль стебелек сорвет рука твоя…
 

Какую крамолу смог бы усмотреть в них господин прокурор?..

Председатель резко звонит и перебивает адвоката:

– Я попрошу защиту держаться ближе к существу дела…

Адвокат протестующе поднимает обе руки.

– Но, господин председатель, существом дела именно и является литературная деятельность моего подзащитного!.. Вот перевод «Бориса Годунова», сделанный Плиекшаном еще на гимназической скамье… Разве это не похвальное применение литературных способностей обвиняемого?..

Райнис хмуро отворачивается от адвоката, но тот не обращает на это ни малейшего внимания и с жаром продолжает:

– …Вот наброски будущих драматических произведений… Латышские народные сказки… Замысел пьесы о русском богатыре Илье Муромце… Прекрасный библейский сюжет об Иосифе и его братьях…

Прокурор вытаскивает из кипы своих бумаг листовку и, потрясая ею в воздухе, бросает реплику:

– А кто сочинил эту листовку?!

Его тут же прерывает звонок председателя.

Адвокат берет в руки большую кипу рукописей и невозмутимо отвечает:

– Увы, господин прокурор, это не установлено… Но зато не подлежит никакому сомнению, что все эти произведения сочинил именно мой подзащитный…

Аспазия с одобрением и надеждой смотрит на адвоката. Аннушка удовлетворенно улыбается.

Адвокат выпрямляется и привычным движением поправляет волосы. Видимо, он уже подходит к концу.

– …Пусть за подписью никогда не существовавшего Райниса появилось несколько стихов на скользкие темы, но это мимолетное увлечение поэта и не больше… Что перевесит на весах правосудия – вся эта груда искренних рукописей или несколько песен о призрачной свободе? И какой поэт не отдал дань увлечения красивым, но бесплодным мечтаниям о счастье всего человечества!..

Адвокат обращается к публике и с большим пафосом заканчивает:

– …Если Райнис и несет какую-то ничтожно малую часть вины, то безусловно заслуживает снисхождения! Господа судьи! Так дайте же ему возможность вырваться из плена невольных заблуждений! Верните поэта его тоскующим музам!.. Я кончил…

Бурные аплодисменты.

Аннушка шепчет Аспазии на ухо:

– Ну, теперь все будет хорошо…

На лице Аспазии волнение:

– Не знаю, Аннушка, не знаю…

Адвокат собирает бумаги. К нему подходят разные люди, пожимают руку.

Рядом с адвокатом оказывается Аспазия.

– Я не знаю как вас благодарить…

Адвокат отвечает с вежливой иронией:

– О-о… С тех пор, как финикияне изобрели деньги, этот вопрос перестал быть затруднительным…

Председатель суда звонит в колокольчик. Постепенно стихают шум и голоса в зале.

И в полной тишине раздается безразличный голос председателя:

– Суд предоставляет последнее слово обвиняемому.

Студенты, заполнившие проходы, усиленно напирают на цепь стражников.

Председатель обращается к Райнису.

– Напоминаю, что от вашей искренности и прямоты зависит ваша судьба.

Райнис встает, обводит глазами весь зал. Начинает говорить медленно и спокойно:

– Да, я скажу искренно и прямо… Моим последним словом будут стихи, которые господин адвокат не смог процитировать, так как они написаны мною недавно.

Возбужденное оживление в зале. Адвокат с беспокойством прислушивается к словам подзащитного.

И Райнис с подъемом читает свое стихотворение «День страшного суда»:

 
Горячих много
Замрет сердец,
И много смелых
Сразит свинец.
Задушит многих
Ночной кошмар,
Пока взовьется
Из искр пожар.
Немало крови
Прольет народ,
Пока исчезнут
И стон и гнет…
 

Публика взволнованно переговаривается… Многие поднимаются со своих мест.

Абелите сжимает руку Приеде. У того вырывается возглас:

– Вот это – наш Райнис!

 
…Погибнут сотни,
Но вместо них,
Немало тысяч
Придет других…
 

Аспазия, комкая платок, кричит:

– Ян!.. Ян!..

Все сильнее волнение в зале… Шум… Без конца трещит председательский звонок… Но все громче звучит голос поэта…

 
…Замолкнет голос,
Но в тот же миг
Другие десять
Подхватят крик.
Все загрохочет
И там и тут,
И вздрогнут зданья
И упадут!..
 

Председатель бросает колокольчик в сторону:

– Я лишаю вас слова!

К Райнису устремляются стражники.

Он, торопясь, продолжает читать…

 
…Вам скрыться где-то
Напрасный бред:
Твердынь надежных
Над вами нет!..
 

Председатель в бешенстве приказывает внезапно охрипшим голосом:

– Убрать подсудимого! Очистить зал!

Стражники схватывают Райниса, волокут к выходу.

Абелите вскакивает на скамью, опираясь на плечо Приеде.

Райнис, цепляясь руками за перила, успевает бросить в зал:

 
…Дворцов и башен
Вам не сберечь, —
Их сбросят скалы
С могучих плеч!..
 

Стражники грубо выталкивают поэта через узкую дверь. Его голос смолкает.

И вдруг Абелите взволнованно и гневно читает стихотворение как раз с того места, на котором оборвался голос Райниса:

 
…Вас не укроет
И глубь болот…
Черней вы черных
Стоячих вод!..
 

К Абелите проталкиваются стражники. Приеде стаскивает девушку со скамейки и укрывает в толпе. Смятение в зале. Стражники теснят публику к дверям. Давка и выкрики.

Никаноров кричит громче всех:

– Молодчина Райнис!..

Молодая работница возбужденно шепчет:

– Я его запомню на всю жизнь!..

В изнеможении облокачивается Аспазия на барьер скамьи подсудимых. Пустыми глазами смотрит она на дверь, в которую увели Райниса.

Большой лист бумаги с гербом Российской империи.

ПРИГОВОР
1 июня 1899 г.

По указу Его Императорского Величества, Рижский окружной суд в открытом судебном заседании, в котором присутствовали: председатель – В. М. Базилевский; члены суда – В. А. Чуланов, И. К. Иванов; секретарь – А. К. Константинов, при участии прокурора окружного суда – И. Е. Антонова, – заслушал дело Плиекшана, Яна (Ивана) Христофоровича, он же Райнис, обвиняемого в преступлениях, предусмотренных статьей 269 (части 1, 2, 3) Уложения о наказаниях,

и приговорил:

к ссылке сроком на пять лет.

16

Вступает музыка. В ней звучат мелодии русских народных песен.

Снега… кружит по бескрайним полям поземка…

Сугробы… Метели… Снега все сильнее заметают леса… перевески… редкие деревеньки…

Небольшой домик на окраине села Слободского – здесь Райнис отбывает ссылку. Все кругом завалено снегом и только маленькая протоптанная дорожка ведет к самому крыльцу.

Комната Райниса. Замерзшее оконце… Деревянная кровать в углу… Сундучок с книгами…

Посреди комнаты стоит грубо сколоченный стол… на нем бумаги, черновики, рукописи…

Маленький листочек бумаги. На нем строки стихотворения:

 
…Мы победим – день этот настанет!
Об этом мой голос звенеть не устанет!..
 
Р а й н и с
Слободское. 1902, ноябрь

На опушке заснеженного леса круто поднимается холм. На нем растет одинокая сосна. Вершина ее разбита молнией, но могучая крона неумолчно шумит в темной синеве неба. Внизу, на коре, надпись, вырезанная ножом: «Райнис. Латвия».

Возле сосны стоит Райнис в зимнем пальто и в валенках и, не отрываясь, глядит на дорогу…

В тусклом отблеске зимнего солнца темной лентой вьется далекая дорога мимо ветряка мельницы, заваленного сугробами села. В сизую мглу уходят бесконечные верстовые столбы.

Через перелесок бежит мальчик-подросток в шапке-ушанке и отцовских валенках. Еще издали он замечает Райниса и громко зовет:

– Дядя Райнис!

Поэт оживился… спешит навстречу мальчику. Мальчик с трудом переводит дух:

– Вас кличут!

Райнис спрашивает:

– Кто, Филька?

Мальчик подходит ближе и, озираясь по сторонам, сообщает:

– Велели притти к Харитону, ямщику…

Райнис настораживается… Тень внутреннего волнения пробегает по его лицу.

– Кто велел?

Филька опять оглядывается и таинственным шопотом отвечает:

– Человек один, прохожий…

Изба ямщика Харитона. Деревянный стол, табуреты, полки с горшками, русская печь… В углу висит большой киот, перед ним горит лампада.

Райнис стоит возле окна, крепко сжимая в объятиях человека в шерстяной фуфайке. Человек этот, в свою очередь, обнимает поэта.

Солнечные лучи, Падающие через оконце, освещают усталое, похудевшее лицо Александрова.

Райнис усаживает его на табурет.

– Вот это встреча!.. Александров, друг!.. Откуда ты?.. Как ты сюда попал?

Александров с улыбкой его перебивает:

– Погоди, Райнис… Все очень просто – ушел из Нерчинска, с каторги. И все.

Райнис замечает на столе миску дымящихся пельменей.

– Родной ты мой… Ты ешь, ешь…

В горницу входит пожилая крестьянка.

– Здравствуй, Иван Христофорович!

Подвигая к Александрову миску, Райнис отвечает на приветствие:

– Здравствуй, мать.

Гость торопливо глотает пельмени.

Райнис с огромной теплотой вглядывается в его лицо.

– Куда думаешь пробираться?

– В Ригу.

Поэт с беспокойством спрашивает:

– А как у тебя с паспортом?

– Уже в порядке.

– А деньги?

Александров перестает есть и кладет ложку.

– Деньги?.. А у тебя их много?

Райнис достает из кармана пачку кредиток.

– Рублей сорок.

Александров что-то прикидывает в уме.

– Ну, давай половину…

Поэт с горячностью его перебивает:

– Нет, нет… ты бери все…

И он вручает Александрову всю пачку.

Тот прячет деньги в потайной карман.

– Ладно… Ну, рассказывай, чем ты здесь жив?

– Ты ешь, пельмени стынут…

Александров снова принимается за пельмени. Райнис после паузы начинает рассказывать о себе:

– Чем я жив?.. Я здесь, в Слободском, работаю среди крестьян… кроме того, много читаю, перевожу… кое-что пишу… И думаю, думаю, думаю…

Распахивается дверь, входит плотный бородатый Харитон в дубленом полушубке и в валенках. В руках у него второй полушубок, меховая шапка и какой-то старый обтрепанный пиджачишко.

– Ну, одежду тебе достали…

– Вот ладно…

Александров натягивает полушубок.

Райнис тоже встает.

– Как?.. Уже едешь?

– Должен… Расскажи мне наскоро, что творится в мире.

Поэт быстро собирается с мыслями.

– В мире?.. Ну, окончилась англо-бурская война. Англичане, конечно, задушили буров…

– Это я слышал.

– Америка захватила Филиппины… Идет дикая драка за Китай… Вообще, в мире все сильнее пахнет порохом…

Александров подходит к столу и с особым интересом спрашивает:

– А правда, что в Питере снова бастуют?

Райнис с жаром начинает рассказывать:

– Не только в Питере!.. И в Ростове!.. И на Украине!.. Крупные стачки и демонстрации начались в Батуме… Об этих стачках Ленин писал в «Искре»…

У Александрова загораются глаза. Они блестят из-под меховой шапки.

– Помяни мое слово, Райнис… Мы вступаем в полосу борьбы, о которой заговорит весь мир!.. И мы все должны быть готовы к этой борьбе!..

В горнице неожиданно раздается сдержанный смешок. Это смеется ямщик Харитон.

Александров с удивлением спрашивает:

– Что ты, Харитон Степанович?

– Да ничего…

Райнис тоже не понимает в чем дело.

– Ты что смеешься?

Ямщик снова ухмыляется в рукав.

– Да как же не смеяться?.. Посмотреть на вас обоих, – один ссыльный, другой – беглый… а все промежду собой решили… и про войну, и про восстание, и про весь мир-Александров с задором отвечает:

– А ты что же думал?..

Через дверь просовывается голова Фильки.

– Коней запрягли.

Александров поспешно собирает узелок, затем протягивает руку Райнису.

– Ну, Райнис…

Поэт долго не выпускает его руку.

– Передай мой привет товарищам в Риге и… ты мог бы исполнить одну мою личную просьбу?

– Что за вопрос?.. Разумеется.

Райнис с неловкостью произносит:

– Уже несколько месяцев… я не имею писем от Аспазии… Узнай, что с ней?

Александров слегка настораживается.

– А в чем дело?

– Мне писали, что она куда-то уехала… по слухам, за границу…

Александров крепко обнимает друга.

– Не беспокойся, я тебе все сообщу… Дай только срок добраться до Риги…

Тихая музыка.

Ночь. Бледный свет луны освещает заснеженный лес.

Увязая в сугробах, бредет по лесу Райнис… Вот он выбирается на тропинку и быстрее шагает к своему домику.

Поэт открывает калитку. Навстречу с радостным лаем бросается дворовый пес.

Райнис входит в свою каморку. Здесь очень темно, только скупой лунный свет брезжит за окном.

Стараясь ничего не уронить, поэт пробирается к столу, нащупывает коробок и чиркает спичкой.

Он зажигает керосиновую лампу и вдруг замечает на столе женские перчатки и сумочку.

Райнис оглядывается на вешалку. Как удивлен он, увидев на ней дорожный женский бурнус и шляпу!

На полу стоит раскрытый чемодан. В полутьме комнаты на кровати дремлет, завернувшись в шаль, женщина.

Райнис в сильном волнении подбегает к кровати, опускается на колени.

– Аспазия… Дорогая моя, неужели это ты? – горячо шепчет он.

– Я… я… милый…

Она обнимает Райниса, целует его. Райнис садится рядом, не выпуская ее из своих объятий.

– Все-таки приехала… А ты надолго?

Аспазия с улыбкой отвечает:

– На всю жизнь… Ян, сними пальто.

Она встает с кровати, подбегает к чемодану.

– …Я привезла тебе уйму писем и книг… Дай сюда лампу.

Поэтесса достает из чемодана пачку писем и по одному передает их Райнису.

– Это от рижских друзей… Вот письмо Горького!.. Ты знаешь, он назвал тебя своим соратником… Это от Брюсова… он переводит твои стихи, обещает прислать гранки… Вот – Приеде… А это от Абелите…

Поэт держит письма, как драгоценность, жадно их просматривает.

Аспазия вынимает несколько книг.

– Вот новые книги… Недавно вышел роман графа Льва Толстого «Воскресение»… Новая пьеса Чехова «Три сестры»… о ней очень много говорят…

Райнис замечает на дне чемодана еще какую-то книгу и берет ее в руки.

– А это что за маленькая книжечка?

Поэтесса смущена.

– Это… это мой подарок тебе – мои новые стихи…

Райнис наугад раскрывает книжку.

 
…Душа больная вновь воспрянет,
Исчезнут сумрачные сны,
Когда мне голову украсят
Цветы весны твоей любви…
 

Аспазия отнимает у Райниса книжку.

– Нет, нет… не теперь!.. У тебя будет много времени!.. Иди сюда… Рассказывай, как ты тут жил все это время… Ты хоть немного писал?

Райнис улыбается и целует руку Аспазии.

– Так… Несколько строк…

Утренние лучи солнца искрятся на снежных полях, освещают сугробы у палисадника… голые ракиты… дальний перелесок на бугре…

Шумит ветер, осыпает снежной пылью стройные березки за окном…

Музыка. На столе, на полу, на кровати разбросаны целые горы рукописей, черновиков, записок…

У стола сидит Аспазия и жадно перебирает бумаги, исписанные конверты, обложки от тетрадей… И всюду – строчки стихов.

Поэт стоит возле окна с листочком в руках и читает вслух:

 
…Трудясь для мира, в яростной борьбе
Сам закаляйся, стань сильнее вдвое!
И вечные откроются тебе —
Источник сил и поле трудовое!..
 

Аспазия его прерывает:

– Погоди… Сначала вот это…

Она берет из рук Райниса листок и кладет сверху стопки… Затем она ищет какой-то обрывок бумаги.

– «Песня фабричной девушки…»

Райнис поясняет:

– А… это я написал, думая про Абелите…

Аспазия его не слушает, – она вся захвачена новым стихотворением.

 
Не пой так грустно, соловей,
Дай отдохнуть душе моей!
В слезах томилась я всю ночь
Тоску не в силах превозмочь…
 

Райнис вырывает у нее из рук черновик и размахивает в воздухе еще одним листком бумаги.

– Нет, раньше послушай вот это… «Сломанные сосны»…

 
Сломала буря, бешена и зла,
Высоких сосен стройные тела;
Они на дюнах берега стояли,
Кивая с них недостижимой дали.
И как бы ветры ни были сильны,
Не гнули сосны гордые спины.
Ты нас сломила, вражеская сила,
Но дух борьбы ты в нас не укротила!
Последний смертный вздох наш – о борьбе,
И каждой веткой мы грозим тебе…
 

Аспазия с восторгом слушает Райниса.

 
…Играет море пенными валами,
И сосны в море стали кораблями.
Гремит волна об их крутую грудь
И силится перевернуть.
Вздымай валы, упрямая стихия,
Ты не порвешь нам паруса тугие.
Рычи, свисти, вступая снова в бой,
Но мы достигнем дали голубой!
 

Поэтесса в волнении ходит по комнате.

– Замечательные стихи!.. Ты сам не понимаешь, Райнис, какую книгу ты написал!..

Райнис сразу как-то молодеет.

– Правда?.. Тебе нравится?

Аспазия берет его листок, перечитывает две строчки…

 
…Ты нас сломила, вражеская сила,
Но дух борьбы ты в нас не укротила!..
 

Она кладет рукопись в отобранную кучку черновиков.

– Это великолепно!.. Какие стихи!.. Книгу надо немедленно печатать!

Поэт недоуменно разводит руками.

– Да как же это сделать?.. Мне осталось еще два года ссылки…

Аспазия в раздумье шагает по комнате. Наконец она останавливается и упрямо говорит:

– Я знаю, как это сделать… В Ригу поеду я!

Райнис обнимает Аспазию за талию и кружит ее по комнате.

– Да ты с ума сошла!.. Я никуда тебя не отпущу…

Снова звучит музыка.

Возле одинокой сосны стоит Райнис и глядит на дорогу, затерянную в бесконечных снегах.

Вдалеке видны удаляющиеся дровни. На них с трудом можно различить закутанную в бурнус фигуру Аспазии.

Она несколько раз машет рукой на прощанье.

Райнис в ответ снимает шапку… медленно опускает руку…

Тихо шумит сломанная сосна над его головой.

17

Специальный, отпечатанный в типографии бланк. На нем поставлены чернилами – дата, имя, фамилия и название города.

ПУТЕВОЙ ВИД

Действителен по 1 сентября 1905 г.

Дан сей вид отбывшему срок наказания не имеющему чина ссыльному Плиекшану Яну (Ивану) Христофоровичу для следования в город Ригу к месту постоянного жительства.

Пом. полицмейстера Гусев

Выход из вокзала в Риге. Райнис в потрепанном пальто, с маленьким чемоданчиком и со связкой книг в руках выходит из больших дверей. Над его головой видна вывеска: «Зал для пассажиров третьего класса».

Вдруг поэт замечает, что развязалась веревочка, которой связаны книги. Он останавливается и делает тугой узел.

Из дверей выходят все новые и новые пассажиры…

Носильщики несут объемистые чемоданы, тюки, свертки…

Оживленный смех, поцелуи, приветствия… Встречающие обнимают родственников и друзей… Молодая девица в шляпке подносит букетик цветов почтенному господину.

Райнис оглядывается по сторонам, Его никто не встречает. Он берет вещи и спускается по ступеням вокзала. Солнце светит ему прямо в глаза.

И вдруг он слышит шум толпы, громкие выкрики:

– Райнис!.. Райнис!.. Да здравствует Райнис!.. У-р-ра!..

Вступает торжественная музыка. На ее фоне слышен нарастающий гул приветствий.

Поэт замирает, вглядывается, невольно закрывает глаза.

Большая привокзальная площадь сплошь заполнена народом. Здесь теснятся рабочие рижских заводов, крестьяне из окрестных сел, горожане среднего достатка.

Толпа шумит, бурлит. Люди приветственно машут шляпами, косынками, цветами.

Матери поднимают выше своих детей, чтобы они могли увидеть живого Райниса.

Он стоит на ступеньках вокзала, ослепленный горячим солнцем, растерянный и взволнованный. Он еще не понимает, что же собственно происходит.

Дора, Приеде, Петерис, Александров, Никаноров, Абелите и за ними многие другие прорываются сквозь цепь городовых навстречу поэту…

Его обнимают, целуют, забрасывают цветами.

Дружеские руки поднимают Райниса, несут через толпу к извозчичьей пролетке, ожидающей на краю площади.

Люди в толпе бросают в воздух шапки, все громче кричат:

– Наш Райнис!.v Да здравствует Райнис!..

В пролетке стоит Аспазия и, протянув вперед руки, ожидает Райниса.

Люди, несут его к пролетке и ставят на ступеньку. Прижимая к груди охапку цветов, Райнис оглядывается по сторонам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю