Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Вспотевшие, задыхающиеся танцоры расходятся по сторонам, устало опускаются на скамьи и кресла.

Хилл и Шервуд, окончив танцевать, направляются в бар.

В баре, оборудованном среди средневековых стен замка и музейных ценностей, атмосфера кабака.

Масса пьяных веселящихся американских офицеров с немецкими девушками.

На первом плане – группа пьяных офицеров.

Появляются Хилл и Шервуд. Их приветствуют, стреляют в воздух. К Хиллу пробирается группа уже знакомых нам журналистов.

В у д д. Майор, где же ваш сосед?

Л л о й д. Ставлю сто долларов против одного – он не явится. Он будет целый год согласовывать вопрос с самим Молотовым. Все русские дьявольски замкнуты и необщительны. Я заметил это еще в Москве.

К э м б л. Может быть, им просто было неинтересно с вами беседовать, мистер Ллойд!

Л л о й д. А вот увидите, что он не придет. Ему не разрешат.

Хилл и журналисты направляются в более тихий угол, где в креслах ждет их сенатор Вудд.

Хилл разливает коктейль.

К э м б л. Нельзя недооценивать силы русских противников.

В у д д (улыбаясь). Вы, кажется, оговорились. Это не противник, а союзник!

К э м б л. Пока союзник!

X и л л. Это нечестно так говорить об отважных русских ребятах!

В у д д (внимательно поглядев на Хилла). Следует сожалеть, что боевые успехи русских вызвали у некоторых американцев чрезмерные симпатии к России. Я склонен рассматривать это как одно из самых тяжелых последствий войны. Я думаю, господа, важно было разгромить Германию руками России, а теперь надо готовиться к тому, чтобы разгромить Россию руками Германии. (Смотрит на часы.) Этот майор из русской зоны уже опаздывает?

П е р е б е й н о г а (войдя в офицерский бар). Майор Кузьмин!

Общее оживление. Хилл идет навстречу Кузьмину.

К у з ь м и н. Добрый вечер, майор! Извините за небольшое опоздание.

X и л л. Урэй! Очень рад, что вы приехали, Никита Иванович. Джентльмены, знакомьтесь!

Все встают. Кузьмин по очереди здоровается со всеми.

X и л л. Это – мои гости! Мистер Вудд – сенатор, мистер Кэмбл, мистер Ллойд, мистер Энчмэн – журналисты.

К у з ь м и н. Мы знакомы. Добрый вечер!

Подходит Шервуд.

К у з ь м и н. Миссис Шервуд, а я думал, что вы уже далеко… что я вас больше не увижу.

Шервуд кокетничает.

X и л л. Прошу вас, господа! Мой любимый коктейль.

П е р е б е й н о г а (подойдя к Хиллу). Господин майор, подарок господина коменданта.

Передает Хиллу бутылку.

X и л л. Урэй, господа! Мы получили в подарок нечто особенное. Господин комендант угощает нас сибирской водкой.

Распаковывает бутылку, читает надпись:

– «Зверобой»!

Передает бутылку Перебейноге, который направляется к официанту, чтобы откупорить ее и разлить по рюмкам.

X и л л. Господа, я предлагаю выпить за дружбу Америки й России.

Торжественно чокается с Кузьминым.

Все присутствующие, слегка кивнув головой в сторону Кузьмина, пьют «Зверобой».

Сенатор, захлебнувшись, с трудом переводит дыхание.

Ллойд судорожно хватает ртом воздух.

В у д д. Это пламя! Жидкое пламя!

Энчмэн, опрокинув в рот всю рюмку, стонет и выплевывает водку в огонь камина. Водка вспыхивает, озаряя всю комнату большим пламенем.

Кузьмин спокойно выпивает свою рюмку.

К э м б л. У меня такое ощущение, как будто мне выстрелили в желудок!

Ллойд, кашляя, подходит к Кузьмину:

– Почему вы не возьмете патент на эту водку как на величайшее национальное открытие, от которого теряют головы?

К у з ь м и н (внимательно посмотрев на Ллойда). А это зависит от головы.

X и л л. Один – ноль в пользу Москвы!

Шервуд наливает из сифона воду и запивает «Зверобой».

Ш е р в у д (Кузьмину). Майор, пригласите меня танцевать!

К у з ь м и н. Извините, я не танцую.

Ш е р в у д (кокетничая). Вы задержались, я уже начала беспокоиться.

К у з ь м и н. У вас есть основания для беспокойства.

Ш е р в у д. Может быть, мы выйдем на воздух и вы объясните мне, что случилось?

К у з ь м и н. Мистер Хилл, миссис Шервуд приглашает подышать воздухом. Вы не составите нам компанию?

X и л л. С удовольствием!

Шервуд, кокетничая, берет под руки Хилла и Кузьмина и ведет их на веранду.

На веранде.

Шервуд, Кузьмин и Хилл остановились у каменного барьера. Кузьмин сразу стал серьезным.

X и л л. Что случилось, господа?

К у з ь м и н. Случилась большая неприятность.

Ш е р в у д. Я не люблю неприятностей. Предоставляю вам заниматься ими. (Хочет уйти.)

Кузьмин преграждает ей путь и говорит Хиллу.

К у з ь м и н (официальным тоном). Господин майор, передаю вам американскую гражданку Шервуд, изобличенную в преступных действиях.

Ш е р в у д. Что за вздор!

X и л л. Майор шутит, мадам!

К у з ь м и н. Я не шучу. Эта дама официально заявила, что ее отец…

X и л л. Господин Краус!

К у з ь м и н. Но он не Краус, а Шранк, во-первых.

Шервуд, как ни в чем не бывало, наивно слушает Кузьмина.

Г о л о с  К у з ь м и н а. А во-вторых, он такой же отец госпожи Шервуд, как вы мой дядя… А главное – он крупнейший нацист, глава концерна, гестаповец, военный и уголовный преступник!

Шервуд невозмутимо слушает. Хилл взволнован.

К у з ь м и н. За три месяца до капитуляции Германии Шранка под фамилией Краус посадили в тюрьму, чтобы потом легализовать. Госпожа Шервуд все это отлично знает. Она имела задание обманным путем вывезти этого негодяя в Америку.

X и л л. Зачем он нужен Америке?

К у з ь м и н. Этот вопрос лучше задать самой Америке или, по крайней мере, некоторым ее гражданам. Поскольку госпожа Шервуд американская подданная, я официально заявляю вам о ее преступной деятельности.

X и л л. Чорт возьми! Я выполнял приказ генерала Мак-Дермота. (Серьезно Шервуд.) Вы подтверждаете, что все это правда?

Ш е р в у д. Я не считаю вас вправе допрашивать меня, тем более в присутствии посторонних лиц иностранного происхождения.

К у з ь м и н. А я не претендую на участие в этом сомнительном удовольствии. До свидания. (Уходит.)

Офицерский бар. Сенатор, журналисты и военные допивают бутылку «Зверобоя».

Входит Кузьмин.

Вудд, Кэмбл, Ллойд и Энчмэн окружают его.

В у д д. Скажите, мистер Кузьмин, как идут дела в вашей зоне? У нас об этом много разговоров!

К у з ь м и н. Дела понемногу идут… Ну, а что касается разговоров, то это уж ваша зона, господин сенатор!

Журналисты смеются.

На веранде.

X и л л (с возмущением). Вы меня обманули!

Ш е р в у д. Тише, тише, мистер Хилл! Перестаньте кричать! Я не выношу шума.

X и л л. Здесь я представитель армии Соединенных Штатов. Извольте объяснить, зачем вам понадобился этот нацист?

Ш е р в у д. Зачем он мне понадобился – это дело не вашей компетенции.

X и л л. Я посажу вас в тюрьму!

Ш е р в у д. Меня, в тюрьму?! Смотрите, как бы вы сами туда не попали!

Хилл свистит. Появляется Перебейнога.

X и л л. Гарри, возьмите эту особу и передайте лейтенанту Додд. Пусть посадит ее на первый самолет, отходящий в Штаты и возьмет расписку у пилота. Все объяснения я радирую вслед.

Ш е р в у д. Господин майор, распорядитесь, чтобы самолет был комфортабельный.

X и л л. Скажите Додду, чтобы отправил ее грузовым самолетом!

Перебейнога вынимает из кобуры пистолет.

Шервуд уходит, хлопнув дверью. Перебейнога бежит следом за ней. Хилл возвращается в бар.

Бар. Вудд продолжает беседу с Кузьминым.

В у д д. Вы часто говорите, что хотите единой Германии. Но ведь немцы ваши враги, зачем же вам их единство?

К у з ь м и н. Мы воевали не с немецким народом, а с фашизмом: если бы какой-нибудь негодяй, господин сенатор, вновь захотел навязать нам войну, мы вовсе не считали бы, что этого хочет его народ.

Дрожа от негодования, подходит Хилл.

X и л л. Господа, стоит ли говорить о войне. Ни американские, ни немецкие, ни русские солдаты не хотят воевать.

В у д д. Разве солдаты воюют потому, что они хотят воевать? Солдаты воюют потому, что они солдаты, а хотят они этого или не хотят, это никого не интересует!

X и л л (выпив). Вы не оригинальны в этом утверждении, господин сенатор. У вас уж был предшественник, который утверждал то же самое.

В у д д. Кто это?

X и л л. Адольф Гитлер!

Журналисты посмеиваются.

В у д д. Ну, что же, я не претендую на оригинальность в этом вопросе, но а все-таки, если война будет?..

К у з ь м и н. Тех, кто ее начнет, постигнет судьба Гитлера.

В у д д. Да, но Гитлер не владел тайной атомной бомбы.

К у з ь м и н. Тайна имеет то свойство, что она всегда раскрывается.

В у д д. Вы хотите сказать, что вы владеете бомбой?

К у з ь м и н. Нет, я хочу сказать, что мы тоже владеем тайной.

Все смеются.

X и л л. Браво, браво, два – ноль в пользу Москвы.

За столом Кузьмин и сенатор, сзади Хилл.

В у д д (смеясь). Вы мне нравитесь, мистер Кузьмин. Будем откровенны, вы уверены, что мы ненавидим Россию?

К у з ь м и н. Прежде всего я уверен, что вы не любите Америку.

В у д д. По вашему тону можно подумать, что вы ее любите?

К у з ь м и н. Да! Мы любим Америку, мы любим эту страну смелых и честных людей, страну Джека Лондона, Марка Твена, Уитмена, Эдисона, Рузвельта.

Сидящие в баре прислушиваются к словам Кузьмина.

К у з ь м и н. Мы никогда не забудем ваших храбрых солдат, с которыми мы встретились на Эльбе. Мы любим и уважаем народ Америки, тот народ, который не любите вы, господин сенатор.

В бар врывается пьяный Кимбро, преследующий спасающихся от него двух немок.

Немки с криком пробегают, расталкивая журналистов.

Кимбро, споткнувшись, падает на пол.

Кузьмин, сенатор и журналисты вскакивают.

Официанты-негры помогают Кимбро встать.

Кимбро еле стоит на ногах, не понимает, где он и что с ним происходит.

Хилл подходит к Кимбро, презрительно рассматривает его.

Звучит «Буги-Буги». Толкотня. Плотная, потная, дико веселящаяся толпа, бессмысленно прыгающая на одном месте.

Аэродром в американской зоне.

По дорожке идет Джанет Шервуд в теплом пальто. Голова закутана платком.

Ее догоняет Хилл.

X и л л (на ходу). Я решил лично сдать вас под расписку командиру корабля.

Ш е р в у д. Вы очень любезны майор, но я не так уж тороплюсь.

Подходит к трапу грузового самолета.

X и л л. Меня не интересует, торопитесь вы или нет.

Шервуд, не останавливаясь, проходит мимо трапа под брюхом грузового самолета.

Хилл удивленно смотрит ей вслед и видит…

…За грузовым самолетом стоит большая четырехмоторная машина специального назначения.

У лесенки – группа военных, генерал Мак-Дермот и его жена.

Пораженный Хилл пытается понять, что происходит.

Мак-Дермот любезно помогает Шервуд войти в самолет.

Два солдата вносят в дверцы самолета упакованную раму и отдельно упакованную в прозрачный целлофан картину «Похищение Европы».

Ш е р в у д. О! «Похищение Европы»!

М а к-Д е р м о т. Позвоните Джону, он пришлет за моим подарком. (Усмехаясь.) Мне кажется, что мотив этой картины придется ему по сердцу.

Шервуд, остановившись в дверях воздушного корабля, сбрасывает пальто и платок на руки авиабоя.

Она оказывается в форме офицера «ФБР» (федерального бюро расследования) Соединенных Штатов Америки, на груди – ленточки американских, английских, французских, турецких орденов. Одевает форменную фуражку.

Ш е р в у д. Советую вам, генерал, не забывать, что за дисциплину наших офицеров в этой зоне оккупации отвечаете вы. Не забывайте, что наше положение в Европе гораздо серьезнее, чем вам кажется. Майор, подойдите сюда!

Хилл подходит к самолету.

Ш е р в у д. Вы болван, мистер Хилл, и плохой политик! Вам давно надо было понять, кому и зачем понадобился Шранк, понять, что это дело не вашей компетенции. Вам дорого обойдется ваша несообразительность и особенно ваша дружба с этим русским офицером. Кстати, я даже уважаю этого большевика Кузьмина. Он хороший дипломат и настоящий мужчина. А вы?! Но я позабочусь о том, чтобы из вас сделали стопроцентного американца! Мне жаль вас, мистер Хилл! Можете итти. Господь, благослови президента, Америку и нас.

Отвернувшись от Хилла, она отдает честь офицерам и военной походкой входит в самолет.

Слышен гул запускаемых моторов. Ветер от винтов самолета срывает с Хилла фуражку, треплет его волосы. Рев моторов отлетающего самолета как бы выражает смятение чувств, бушующих в его душе.

Башня ратуши. Звон курантов.

Плакаты с лозунгами: «День Первого мая – день смотра боевых сил демократии мира!», «Единство рабочего класса обеспечит мир во всем мире!»

Площадь. На трибуну входят руководители СЕПГ.

Куранты бьют два часа.

На трибуне появляется Дитрих.

Д и т р и х (выходя вперед). Граждане Альтенштадта! В этот час мы торжественно празднуем восстановление нашего города, восстановление жизни, восстановление единства всех прогрессивных сил, восстановление памятника великому ученому, поэту Генриху Гейне!

Дитрих дергает шнур.

С памятника падает брезент, открывая статую поэта. Гейне стоит, сжимая книгу в руке. На книге написано: «Германия».

Слышны восторженные крики толпы: «Хох! Хох! Хох!»

Оркестр играет отрывок из оперы «Фиделио» Бетховена. Дирижирует знакомый еще по регистрации счастливый дирижер.

На постаменте памятника золотые буквы, сияющие на солнце::

 
«Как часовой на рубеже свободы,
Лицом к врагу стоял я тридцать лет,
Не зная, вернусь ли под родные своды…»
 

Площадь, заполненная массой народа.

Голос Дитриха дрожит от волнения.

Затихшая площадь молча слушает бургомистра.

Тихо играет оркестр музыку Бетховена.

Д и т р и х (продолжая). И мы будем укреплять честь нашего народа и его культуру.

Группа немцев, слушающих речь Дитриха, громко приветствует его.

На трибуне появляется старый Рилле:

– Я пользуюсь случаем, чтобы выразить русской администрации благодарность за то великодушие, с которым она разрешила нам нашу организационную самостоятельность и нашу политическую деятельность во всех областях; за то, что она терпеливо отнеслась к нашим собственным воззрениям. То же самое я должен сказать относительно коммунистической партии. Нет оснований сомневаться в нашем сотрудничестве, если оно основано на взаимном доверии…

Овации, гул аплодисментов. Крики:

– Браво!

– Спасибо России!

– Да здравствует Сталин!

– Спасибо майору Кузьмину!

– Хох! Хох! Хох!

Во время речи Рилле Энчмэн с видом искреннего доброжелателя подталкивает Кузьмина вперед, к краю трибуны, как бы желая выдвинуть его навстречу восторгу толпы.

Из толпы появляется подручный Фишера Эберт, он подбегает к трибуне и бросает камень.

Увидев летящий камень, Кузьмин инстинктивно отводит голову. Камень попадает в лицо Энчмэну, который вскрикивает от боли и испуга.

Егоркин хватает Эберта. Ему помогают советские бойцы и немцы.

Крики: «Безобразие! Держите его!»

Суматоха.

К у з ь м и н (поднимая камень). Спокойно! (Поворачивается к толпе.) Спокойствие!

Толпа на площади затихает, покорно повинуясь голосу Кузьмина.

К у з ь м и н (улыбаясь). Повидимому, этот «подарок» был адресован мне. Я весьма сожалею, что при этом пострадал наш уважаемый гость, господин американский журналист.

Энчмэн держится за пораненный глаз. На лице его огромный кровоподтек.

К у з ь м и н. Граждане, бросивший этот камень рассчитывал сорвать наш праздник, спровоцировать конфликт между немецким населением и советскими оккупационными властями. Но конфликта не будет! Конфликта между русскими и новой, демократической Германией не будет!

Восторг толпы. Новые овации.

К у з ь м и н (подходя к Энчмэну). Мистер Энчмэн, весьма сожалею о случившемся. Как американец вы, наверное, любите собирать сувениры! (Протягивает ему камень.) Разрешите преподнести его вам на память.

Э н ч м э н. Вы очень любезны, полковник, но я не люблю сувениров!

Машинально берет камень и бросает через плечо.

Камень летит через трибуну и падает на голову стоящему внизу Фишеру.

Вальтер с группой мальчиков взбирается на постамент по специально приготовленной лесенке.

Оркестр играет финал из «Фиделио» Бетховена.

Вальтер читает.

 
Как чистая дева в кудрях золотых,
Восходит дневное светило.
Убийц озарив, чья жестокая спесь
Германию жизни лишила…
 

Группа слушающих. Среди них мать Вальтера – Эльза.

Американские журналисты записывают в блокноты.

Вальтер продолжает:

 
Пусть в замках гранитных, укрывшись, дрожат
Бесчестные наглые трусы…
От смертных объятий они не уйдут,
Я солнцем расплатой клянуся…
 

Дитрих со слезами на глазах слушает Вальтера. Толпа восторженно аплодирует.

Р и л л е (подымая руку). Граждане! (Аплодисменты стихают.) Будем бороться вместе за единую Германию!

Протягивает руку Курту. Крепкое рукопожатие.

Масса людей пожимают друг другу руки.

На здании ратуши символ СЕПГ – две слитые в рукопожатии руки.

Слышно, как хор студентов запевает революционную песню «Братья, к солнцу и свободе!»

Курт, взобравшись на памятник, дирижирует песней.

Дитрих подходит к Кузьмину.

Д и т р и х. Вы видите, вы видите, господин полковник!

К у з ь м и н. Мне хочется вас порадовать, господин Дитрих, именно в такую минуту.

Берет Дитриха под руку, подводит к своей машине.

Майор Берендей передает Кузьмину портфель с патентами.

К у з ь м и н (Дитриху). Вот ваши патенты!

Дитрих едва удерживается на ногах от изумления.

Д и т р и х (шепчет). Мои патенты! Господи! Кто же их украл?

К у з ь м и н. Господин Шметау!

Д и т р и х. Эрнст!

К у з ь м и н. К сожалению! Он был агентом того берега, он работал вместе с Шранком, бывшим хозяином вашего концерна.

Дитрих берет портфель, прижимает его к себе, в его глазах слезы, которые он старается скрыть.

Слышится песня, которую поет народ на площади.

Дитрих медленно поднимает голову и молча возвращает портфель Кузьмину.

Д и т р и х. Два мира встретились на Эльбе, на двух берегах. Германия не может оставаться между ними. Наступил час сделать выбор. Я никогда не забуду, что вы, русские, первые сказали об единстве нашего отечества и нашего народа. И я сделал свой выбор. Я навсегда остаюсь на этом берегу. На берегу, где рождается новая, миролюбивая, единая демократическая Германия.

Звучит песня «Братья, к солнцу и свободе!»…

В лучах заходящего солнца – знакомый пейзаж реки Эльбы. Тот же мост, что мы видели вначале.

Мертвенно и неподвижно застыли причудливые развалины старинного немецкого городка.

Нет никакого движения и только с двух берегов, то с одного, то с другого, в зависимости от того, как меняется ветер, доносятся различные мелодии: плавная и широкая, могучая и душевная русская песня или спазматическая, рваная мелодия американского джаза.

Посреди разводного моста стоят Кузьмин и Хилл.

Поодаль от них – Егоркин и Перебейнога.

Кузьмин предлагает Хиллу закурить папиросу.

Хилл закуривает, на его костюме нет знаков военного различия. Сорваны также гербы и с фуражки. Кузьмин в новой форме полковника.

X и л л. Прощайте, Никита Иванович! Завтра меня отправляют в Штаты. Я разжалован и уволен из армии. Теперь меня вызывают в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Меня обвиняют в симпатиях к вам, Никита Иванович. Что происходит в мире? Почему из-за какого-то фашиста Шранка надо разжаловать американского майора Хилла, который честно воевал всю войну…

Слышна резкая музыка, гудки машины Кимбро.

Собеседники поворачивают головы в американскую сторону.

По американскому берегу проносится машина капитана Кимбро.

X и л л (повернувшись к Кузьмину). Вместо меня комендантом назначено это животное, стопроцентный американец, капитан Кимбро. Я был последним из тех боевых солдат… Их всех отправили в Америку. На их место прислали этих тупых свиней.

Пауза.

Мост через Эльбу.

X и л л (куря папиросу). Я часто буду вспоминать о наших встречах, и слова, произнесенные в нашей «курилке», не растворились вместе с дымом.

К у з ь м и н. В таком случае я не жалею, что начал курить.

X и л л. Скажите, полковник, нет ли у вас доллара, который я вам подарил?

К у з ь м и н. Кажется, есть. Пожалуйста.

Передает Хиллу доллар.

Хилл зачеркивает старую надпись и пишет новую.

Будка управления разводного моста.

В будку врывается пьяный капитан Кимбро, обрушивается на дежурного механика, немца.

К и м б р о. Почему не разведен мост? Почему не выполняете распоряжения коменданта?

Механик. На мосту разговаривают офицеры.

К и м б р о. Что значит – разговаривают? Выполняйте приказ! (Ударяет механика стеком.) Развести все мосты!

Собеседники на мосту.

Хилл возвращает Кузьмину доллар с новой надписью.

К у з ь м и н (читает). «В мире есть правда, которая сильнее доллара».

Кузьмин протягивает Хиллу руку.

Хилл сердечно пожимает ее.

Поодаль прощаются Перебейнога и Егоркин.

В этот момент мост вздрагивает от толчка.

Ревут моторы разводного механизма.

Между Кузьминым и Хиллом появляется трещина.

Американская половина начинает отходить от советской части моста.

Хилл отпускает руку Кузьмина.

– Что такое?

Медленно удаляющийся от Кузьмина Хилл смотрит на американский берег, оглядывается на Кузьмина.

Трещина все шире.

X и л л. Прощайте сосед!

Кузьмин на неподвижной части моста.

К у з ь м и н. До свидания, Хилл! Мы встретились с вами как союзники, жили как соседи, расстаемся как друзья. Так сделайте все, чтобы мы в будущем не встретились с вами как враги. И помните, Джемс, что дружба народов России и Америки – самый важный вопрос, стоящий сейчас перед человечеством.

Разводится мост.

Кузьмин стоит неподвижно на своей части моста.

Хилл, махнув рукой, быстро идет по движущейся части моста к американскому берегу.

По реке проходят несколько барж, груженных штабелями свежесрубленного леса. На кормах развеваются американские флаги.

Под мостом проходит катер, увозящий немцев, возвращающихся с праздника.

Там знакомые нам крестьяне и рабочие, Дитрих и Вальтер, Рилле и Курт и много других жителей Альтенштадта.

Все они вопросительно смотрят наверх.

Через проходящий с людьми катер видна все увеличивающаяся расщелина между двумя половинами моста.

Пустынный пейзаж Эльбы с полу разведенным мостом.

Медленно струится вода Эльбы.

По воде плывут клочки разорванных газет с обрывками текста:

«Потсдам…ские согла…шения…»