Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Я думаю, музы простят наше вторжение в обитель поэзии?

На ходу вытирая лицо полотенцем, Райнис спешит навстречу гостям.

– От тебя никуда не скроешься, Петерис.

– Безусловно. А что, в Иванов день нам поднесут здесь по кружке пива?

Райнис бросает полотенце на спинку стула и подходит ближе:

– Надеюсь, да… Но ты не один?

Райнис пристально смотрит на студента и порывисто его обнимает.

– Балашов!.. Сергей… Какими судьбами?

Сергей делает удивленное лицо:

– Какой Балашов? Я первый раз слышу эту фамилию… Разрешите представиться – донской казак Емельян Турчанинов.

– Ну да, конечно… Узнаю твой почерк. Помнишь, как ты учил нас конспирации в университете, в кружке?

– А ты сам помнишь?

– Не забыл… Но почему ты до сих пор в форме? Неужели ты стал вечным студентом?

Сергей застегивает тужурку:

– Почему вечным? Мы с тобой учились в Санкт-Петербургском, потом я перебрался в Одесский университет, затем в Казанский… наконец, в Томский. Не так много.

– Зачем же ты их менял?

– По настоятельной просьбе жандармского управления.

Райнис усаживает Сергея на диванчик и садится с ним рядом.

– Ты надолго в Риге?

– Надолго… До вечернего поезда.

Петерис подходит к ним ближе и тихо говорит Райнису:

– Товарищ Сергей привез нам директивы петербургского центра. И мы решили Лиго отпраздновать у тебя на даче. Будут все передовики.

Райнис оживляется.

– Отлично! А Дорочка?

– Будет.

– И Александров?

– Конечно.

Райнис вскакивает, проходит через комнату и поднимается по лестнице на второй этаж. На ходу он бросает:

– Я сейчас все устрою.

Петерис подходит к письменному столу и берет в руки какую-то рукопись.

– Послушайте, как он пишет…

 
Стань твердой, мысль!
Стань чуждым ржавчине клинком из стали,
Чтоб ты сверкала, камни стен дробя,
Чтоб цепи пред тобой и брони пали!
Стань острой, мысль!
Стань грозным, слово!..
 

Райнис появляется на верхней площадке лестницы с четырьмя стульями в руках, прислушивается и строго произносит:

– Петерис, положи рукопись на место!.. Это еще не закончено.

И он медленно спускается вниз.

К калитке дачи подъезжает извозчик. Из коляски выходит Аспазия в нарядном платье. На ее локте висит шляпа с лентами, в руках большой зеленый венок.

Поэтесса отпускает извозчика и бежит по дорожке к даче. Она останавливается у входа на веранду:

– Ян!

Комната Райниса. Он спускается с лестницы с четырьмя стульями в руках. Услышав голос Аспазии, бросает стулья и спешит к ней навстречу.

– Аспазия…

Поэтесса поднимает венок из дубовых листьев.

– Ян… Я решила сделать тебе сюрприз, Ян! Ты не ожидал? Ведь сегодня ты именинник… Поздравляю тебя от всего сердца!

Райнис опускается на колени. Аспазия надевает ему на голову венок.

Петерис и Сергей прислушиваются. До них доносится радостный возглас Райниса:

– Спасибо, дорогая… У меня сегодня действительно счастливый день.

Он поднимается и берет Аспазию под руку.

– Идем… Познакомься…

Аспазия подходит к столу.

– Здравствуйте, господа.

Сергей вежливо кланяется.

– Турчанинов.

Петерис с холодной любезностью добавляет:

– А мы с вами уже знакомы.

Аспазия не обращает внимания на его тон.

– Я очень рада… мы проведем праздник Лиго в хорошей компании! Где Аннушка? Она приготовила пиво?

– Кажется, да… – неуверенно отвечает Райнис. – Но я отпустил ее на гулянье.

– Тогда я сама. Я сейчас угощу вас пивом, господа.

Аспазия проходит в столовую.

Петерис смотрит ей вслед и тихо шепчет Райнису:

– Ян, ты должен что-нибудь придумать. Ты понимаешь?

Райнис растерянно смотрит на серьезные лица Петериса и Сергея.

– Да… а как же?

Из столовой доносится голос Аспазии:

– Ян, помоги мне!

Райнис вешает свой венок на гвоздь и спешит на ее зов.

Маленькая столовая. Аспазия в кружевном переднике стоит возле бочонка с четырьмя кружками в руках. Входит смущенный Райнис, торопливо наклоняет бочонок.

В кружки льется пиво, пенится, бежит через края.

Улучив момент, Райнис неуверенно говорит:

– Милая… я хотел тебе сказать…

Аспазия ласково его перебивает:

– Я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Ты хочешь сегодня объявить о нашей помолвке? Хорошо, пусть это будет в день Лиго.

Она целует растерянного Райниса и выходит из столовой с кружками пива в обеих руках, улыбающаяся и счастливая.

В комнате Райниса уже новые гости. Возле Петериса стоит Дора, в качалке полулежит, как всегда оживленный, Калниньш.

Аспазия радушно и приветливо обращается к ним:

– Здравствуйте, Калниньш. Как мило, что вы все пришли поздравить Яна. А вы – Дора. Я вас знаю. Будем знакомы.

Дора еле заметно кивает головой. Аспазия ставит кружки на стол и обводит взглядом присутствующих.

Петерис внимательно рассматривает щели на потолке. Сергей разбирает на полке книги. Калниньш встречается глазами с Аспазией. Он виновато вздыхает и отворачивается к окну.

На пороге появляется Райнис. Дора тут же его зовет:

– Ян, мне нужно с тобой поговорить. Простите, семейные дела.

Она отводит брата в сторону.

Аспазия резким движением ставит кружки на стол.

На веранде появляется богатырски сложенный человек – рабочий верфи Вимбы Приеде. С ним – высокий худощавый подпольщик Александров с завода «Проводник». Шествие замыкает молодой паренек с озорным веснушчатым лицом. На головах у пришедших красуются дубовые венки. Приеде держит подмышкой бочонок с пивом.

Приеде, откашлявшись, спрашивает:

– Скажите, здесь сдается дача с верандой?

Ему любезно отвечает Аспазия:

– Нет. Вы, наверное, ошиблись…

Ее перебивает спокойный голос Петериса:

– Да, да, здесь. Только на все лето.

Вошедшие снимают венки и вешают их на гвозди.

Аспазия раздраженно срывает с себя передник, швыряет его на стол и выходит в столовую. Вдогонку ей несется гул дружеских приветствий и веселый смех.

– Здравствуйте, друзья! Проходите сюда. Сергей, когда приехал? А что у вас там – пиво?

Столовая. Аспазия перед зеркалом поправляет шляпу. В комнату входит Райнис, приближается к ней.

– Аспазия, ты должна понять…

Поэтесса резко от него отстраняется.

– Я никогда этого не пойму! Ты все больше и больше уходишь в политику. Неужели ты хочешь быть таким, как они? Что их ждет? Тюрьмы… виселицы…

Райнис плотнее прикрывает дверь.

– Аспазия!

– Да, да, виселицы! А ты поэт, художник… Ты не имеешь права рисковать собой!

Лицо Райниса темнеет.

– Аспазия…

Но она уже не может остановиться.

– Ты же сам говорил, что поэт нужен народу, что народу нужны стихи и песни. Ты должен беречь себя для народа, о котором ты поешь!

Райнис возражает с горькой усмешкой:

– Петь из мышиной норки? Нет, дорогая… Я никогда ничего не напишу, если не буду с ними!

Из-за двери доносится незнакомый голос:

– Что, здесь сдается дача с верандой?

И снова в комнате Райниса раздается гул приветствий и дружный смех.

Аспазия оглядывается на дверь, глубоко вздыхает и подходит ближе к Райнису. Она кладет руки ему на плечи, заглядывает в глаза.

– Ян, я умоляю тебя… милый… любимый… Уйдем отсюда… Я хочу сегодня быть только с тобой…

Райнис медлит с ответом. Когда он начинает говорить, в его голосе звучат любовь, горечь, непреклонная решимость.

– Это мои друзья, Аспазия…

Аспазия отворачивается. Губы ее дрожат:

– Ну, хорошо… Но помни, Ян. Я больше никогда сюда не вернусь!

Она быстро проходит через кухню к двери. Райнис бросается за ней.

– Аспазия!..

Поэтесса останавливается на пороге, распахнув дверь в сад.

В столовую входит Петерис и громко зовет:

– Ян!

Райнис оглядывается на Петериса.

Хлопает дверь. Но от удара она вновь распахивается. В саду уже никого нет.

Духовой оркестр исполняет старинный вальс.

Гулянье на Рижском взморье. Вдоль берега моря, по пляжу, движутся разукрашенные цветами коляски с богатой публикой.

Через веселую толпу проезжают верхом молодые дамы в длинных амазонках. Их догоняют офицеры в парадной форме.

Все кругом весело смеются, поют.

Не обращая ни на кого внимания, по пляжу быстро идет Аспазия… мимо цветочных киосков… танцующих пар… будок с мороженым… подвыпивших компаний…

Студент с кружкой пива в руках громко восклицает:

– Аспазия!..

С разных сторон раздаются голоса:

– Аспазия… Аспазия!.. За ваше здоровье!

Поэтесса только ускоряет шаг.

По пляжу медленно едет открытая карета, запряженная парой великолепных белых лошадей. В карете сидит Вимба в сером цилиндре, с тростью на коленях.

Заметив Аспазию, он рукояткой трости трогает кучера за плечо.

Карета останавливается.

Вимба соскакивает и бежит вдогонку за поэтессой. Приподняв цилиндр, он обращается к ней:

– Аспазия!.. Вы здесь одна?.. Куда же вы торопитесь?

Аспазия продолжает итти так же быстро.

– Не знаю…

Вимба старается от нее не отставать.

– Я могу предложить вам прогулку в карете.

– Нет, Вимба…

– Может быть, яхту?

– Нет.

Вимба обиженно усмехается.

– Ах, так… вы лишаете меня возможности проявить к вам даже малейшее внимание…

Дорогу загораживает молоденькая продавщица цветов.

– Не угодно ли цветов для вашей дамы?

Вимба на ходу вежливо отказывает:

– Благодарю вас.

Аспазия молча идет вперед. Вимба пытается возобновить разговор уже другим, полным самоуверенности тоном:

– Ну, что ж. Я умею ждать. Я буду ждать долго… терпеливо.

Вдруг Аспазия останавливается и резко перебивает Вимбу:

– И напрасно!

Она сворачивает в сторону и скрывается в толпе. Вимба тяжело вздыхает и надевает цилиндр.

На гвоздях висят венки. Много венков лежит и на подоконнике, на который облокачивается Приеде, глядя через закрытое окно на дорогу.

У двери на веранду стоит молодой паренек с веснушками и наблюдает за садом.

Издали доносятся веселые песни Лиго.

Подпольное собрание на даче Райниса в полном разгаре. В центре за столом – Петерис и Дора, рядом с ними сидит Александров. Калниньш слегка покачивается в качалке. Райнис занимает стул в дальнем углу.

В комнате собралось человек двадцать. Здесь преобладают рабочие, но среди них есть и студенты политехникума и немолодой инженер с бородкой.

Сергей стоит возле стола, заваленного рукописями Райниса, и продолжает свое сообщение:

– …Два месяца тому назад я был в Сибири, в Шушенском, где отбывает ссылку товарищ Ленин… Вот что Владимир Ильич сказал мне на прощанье. Он сказал: «Русской социал-демократии становится уже тесно в том подполье… в котором ведут свою работу отдельные группы и разрозненные кружки… Ей пора выйти на дорогу открытой политической борьбы!…» И Ленин хочет знать, что об этом скажет рабочая Рига.

Петерис оглядывает собрание.

– Друзья! Что мы ответим товарищу Ленину? Ну-ка, Александров.

Александров встает, собирается с мыслями и неторопливо начинает говорить:

– Вы меня послали на завод «Проводник» еще в прошлом году… Товарищ Сергей, у нас на «Проводнике» в социал-демократическом кружке десятки участников… У тебя, Петерис, два кружка. Прибавьте сюда кружки Доры, Калниньша, Янсона, Райниса, Коваленко. Вот основа нашей организации. И разговор у нас будет короткий – мы все пойдем за Лениным!

Раздаются аплодисменты. Шум голосов:

– Правильно, Александров! Правильно! Только за Лениным!

Петерис удовлетворенно кивает головой.

– Теперь пусть скажет Приеде с верфи Вимбы.

Приеде выпрямляется во весь свой огромный рост.

– Я хочу знать, когда мы начнем эту борьбу? И кто будет нами руководить?

Петерис твердо произносит:

– Руководить будет партия.

Точно искры проскакивают по всему собранию. Кто-то из угла с волнением спрашивает:

– Какая партия?

Петерис встает. Его голос звучит громко и торжественно.

– В письме, которое привез товарищ Сергей, говорится о событии огромной важности. Предстоит организация Российской социал-демократической рабочей партии!

Сергей со своей стороны добавляет:

– И Владимир Ильич уже работает над ее программой.

Громкие аплодисменты. Многие встают со своих мест.

Петерис выжидает, пока стихнут аплодисменты.

– Ну, что об этом скажут товарищи… Калниньш!

Калниньш раскачивает качалку и затягивается папиросой.

– В принципе идея великолепная, но надо познакомиться с программой.

Петерис вопросительно переглядывается с Дорой и обращается к Райнису.

– Райнис!

Райнис выходит вперед. Он весь во власти своих, волнующих его мыслей.

– Если партия рабочего класса станет реальностью… я сочту за великую честь стать членом этой партии!

Ночь. Дюны, поросшие соснами. Сквозь деревья виднеются костры. Через них со смехом прыгают крестьянские парни и девушки.

Здесь заканчивается веселый праздник Лиго. Со всех сторон несутся музыка и народные песни.

По тропинке медленно спускаются Петерис, Дора и Райнис. Петерис смотрит на освещенное луной лицо Райниса и задушевно продолжает длинный и трудный разговор:

– …Я понимаю, что тебе тяжело, но так было правильно, дорогой друг. Слишком велик путь, на который мы вступили.

Дора кладет руку на плечо брата.

– И она никогда не пойдет рядом с тобой… Милый, зачем же тебе брать на себя и эту тяжесть?

Райнис отходит в сторону, останавливается и поворачивается к ним.

– Я люблю ее…

И он поспешно спускается к морю мимо веселых хороводов и горящих смоляных бочек.

На прибрежный песок набегают седые волны…

Пустынный берег. Обрыв над морем. На фоне неба видна одинокая сосна, в ее кроне шумит ветер… В тени сосны появляется Райнис.

Вступает музыка, – в ней звучит тема морского прибоя. Поэт прислушивается, смотрит на темное ночное море…

Вдохновенное лицо Райниса… И в шуме прибоя, в плеске волн, в ритмах музыки слышен его голос, читающий строки нового стихотворения.

 
…Нет, жить невозможно в тумане,
Где мучит ничтожное горе.
Открой мне величье страданий
Ты, море, великое море,
Пучина страданий…
 

Одними губами поэт повторяет последнюю строчку стихотворения…

 
Пучина страданий…
 

10

Официальное письмо на губернаторском бланке. Дата – 12 июля 1897 года.

ЕГО ВЫСОКОБЛАГОРОДИЮ ГОСПОДИНУ ПЛИЕКШАНУ

Милостивый государь!

Имею честь просить Вас безотлагательно прибыть в канцелярию Его Превосходительства Тайного Советника барона фон-Мейендорфа.

Управляющий канцелярией Ангелов

По широкой лестнице, устланной красной дорожкой, мимо готических окон, мимо статуй рыцарей в латах поднимается Райнис.

Впереди, показывая дорогу, мелкими шажками семенит похожий на гнома старичок. Это – управляющий канцелярией Ангелов.

Они подходят к массивной дубовой двери. Низко кланяясь, Ангелов распахивает перед Райнисом дверь в приемную.

Высокий мрачный кабинет. Вдоль стен висят темные портреты рыцарей в латах, панцырях, в расшитых золотом мантиях. Стеклянные книжные шкафы заполнены книгами в тисненых переплетах. В глубине стоит огромный письменный стол, покрытый синим сукном. Над столом висит портрет молодого царя – Николая II.

Мейендорф с сигарой в руках прогуливается по кабинету.

Навытяжку стоит перед ним красивый жандармский офицер, ротмистр Королев. Он заканчивает свой доклад, вынимая из папки все новые и новые бумаги.

– Вот, ваше превосходительство… ответ охранного отделения из Петербурга…

Мейендорф сосредоточенно смотрит на кольца табачного дыма.

– Да?..

Королев бесстрастным тоном читает выдержку из большой бумаги с императорским гербом.

– …Означенный Плиекшан, в бытность студентом Императорского Санкт-Петербургского университета, был замечен в числе участников марксистских рабочих кружков…

Затем ротмистр быстро достает вторую бумагу и тем же равнодушным тоном продолжает:

– …А впоследствии неоднократно присутствовал на нелегальных собраниях, где выступал сосланный ныне в Сибирь Владимир Ульянов… известный в подпольных политических кругах под именем Ленин…

Это сообщение производит на Мейендорфа большое впечатление. Он задумывается, бросает сигару в пепельницу.

– Ах, так…

Барон ходит взад и вперед по кабинету.

– Плиекшан был арестован?

Ротмистр быстро перелистывает бумаги.

– Никак нет. Не привлекался.

Мейендорф облегченно вздыхает и удовлетворенно кивает головой.

– Очень хорошо… Ступайте, Королев.

Ротмистр поворачивается на каблуках и выходит из кабинета.

Барон старается придать своему одутловатому лицу приветливое, любезное выражение, берет колокольчик, звонит.

Открывается резная дверь. В кабинет медленно входит Райнис. Мейендорф встречает его почти в дверях.

– Здравствуйте, господин Плиекшан. Рад познакомиться с вами… Прошу вас, садитесь.

Райнис опускается в глубокое кресло, Барон медленно прогуливается взад и вперед по кабинету.

– Итак, господин Плиекшан… или господин Райнис… как вам будет удобнее.

Райнис слегка вздрагивает, настораживается.

Какое-то подобие улыбки мелькает на тонких губах Мейендорфа.

– Я имел случай познакомиться со стихами, которые вы опубликовали за последний год… Часть из них, кажется, была запрещена цензурой? Ах, эта цензура!.. – Барон останавливается и продолжает: – Но, если я не ошибаюсь, вы напечатали их… кажется, в одной подпольной типографии?

Райнис внешне сохраняет полное спокойствие, напряженно прислушивается к каждому слову Мейендорфа.

– …Кроме того, по слухам, вы читали эти стихи на различного рода рабочих собраниях… на литературных вечерах и в доме поэтессы Аспазии.

Барон подходит ближе и с деланным интересом спрашивает:

– Да… если я не ошибаюсь, она ваша невеста?

– Что же дальше, ваше превосходительство?

После короткого смешка Мейендорф снова начинает прогуливаться.

– Дальше?.. Ну, что же дальше? Вы уже зрелый поэт, зрелый литератор, господин Райнис… и вам пора подумать о будущем.

Он подходит к письменному столу и усаживается в кресло.

– Итак, вскоре предстоит большой праздник, в Ригу прибудет наш молодой государь и нам нужна торжественная ода.

Мейендорф выдерживает большую паузу и заканчивает, глядя прямо в глаза своему собеседнику:

– …Я предлагаю написать эту оду… вам.

На лице Райниса отражается крайнее удивление. Затем, почти мгновенно, в нем вспыхивает чувство оскорбленного достоинства.

– Господин барон… вы обратились совершенно не по адресу!

Мейендорф дружелюбно смеется.

– Вы слишком скромны. Я верю, что вы можете написать такую оду.

Он встает, медленно подходит к книжному шкафу.

– Сейчас вы пишете стихи, которые размножаются на гектографе… и кто их читает? Смешно.

Барон открывает шкаф и достает с полки книгу в тисненом кожаном переплете.

– А я хочу сделать из вас большого поэта! Ваши книги займут место на полке рядом с Гете, которого вы переводили с такой любовью.

Мейендорф раскрывает книгу и перелистывает несколько страниц.

– …Перевод Фауста сделан почти на поэтическом уровне оригинала! А ведь Гете, как вам известно, был придворным поэтом и даже министром Веймарского герцога.

Райнис с большой горячностью перебивает барона:

– Но дух Гете был свободен, и он писал оды только человечеству!

Мейендорф протестующе взмахивает рукой.

– Ну, не только… Но не будем спорить о деталях.

Он кладет книгу на письменный стол и многозначительно добавляет:

– Я очень рекомендую вам обдумать мое предложение, господин Плиекшан.

Райнис встает и церемонно кланяется.

– Господин барон, я уже обдумал. Благодарю вас за лестное предложение, но я не имею чести претендовать на вакансию Гете при вашем дворе.

Мейендорф оглядывает Райниса с головы до ног и очень холодно прощается:

– Ну, что ж… Не смею вас больше задерживать.

И он протягивает руку к звонку.

При первом дребезжании колокольчика двери распахиваются.

Райнис еще раз кланяется и направляется к выходу.

Мейендорф смотрит ему вслед, пока за поэтом не захлопываются двери. Затем он негромко зовет:

– Королев.

Из маленькой боковой двери неслышными шагами выскальзывает ротмистр с новыми папками в руках.

– Где дело о подпольных кружках Петериса? – не глядя на него, спрашивает барон.

Королев быстро раскрывает папки.

– Здесь. Пожалуйста, ваше превосходительство.

Мейендорф надевает очки, берет в руки большой красный карандаш.

– Один такой поэт опаснее сотни агитаторов.

Барон молча начинает читать какую-то бумагу, но тут же кладет ее на место. Его мысли все еще заняты Райнисом.

– Ну, что ж, господин Райнис… Вы не желаете гнуться? Мы вас сломаем!

11

Огромный двор верфи «Вимба и компания». В отдалении виднеются каркасы строящихся судов. Справа – большие корпуса цехов. Слева – двухэтажный дом конторы.

В разных местах разбросаны штабеля бревен, досок, связки весел, бухты канатов, груды железных труб.

Резкий, пронзительный гудок…

С лестницы, прижатой к заводской трубе, мальчишка пускает по ветру пачку листовок…

Работница швыряет листовки из слухового окна…

Кто-то бросает большую пачку листовок с огромного штабеля досок…

Кружась на ветру, падают листовки, устилая широкий заводской двор.

Корпус недостроенного судна. Рабочие прекращают работу и бегут в сторону конторы, на ходу подбирая листовки, передавая их друг другу.

Из ворот цехов, из разных закоулков появляются рабочие и работницы верфи. У многих в руках листовки.

Из цеховой конторы выскакивает обер-мастер Зегель, рыжий-человечек маленького роста с надменным лицом. Он бросается навстречу толпе рабочих.

– Кто велел шабашить? Кто дал гудок? – надрываясь, кричит Зегель.

Из толпы выходит Приеде и выпрямляется во весь свой огромный рост.

– Я, господин обер-мастер.

Зегель, озираясь по сторонам, испуганно смотрит на падающие листовки.

– Ах, вот как! Ну что ж, хорошо… только как бы тебе не пришлось пожалеть, Приеде.

И вдруг обер-мастер замечает группу работниц, в центре которой стоит Абелите с листовкой в руках. Девушка медленно читает листовку.

– Хлеба! Свободы! Рабочие Риги!.. Мы живем хуже собак…

Зегель подбегает к Абелите и в бешенстве шипит:

– Ах ты, дрянь! Я взял тебя на работу вместо твоей умершей матери. А ты!..

Задыхаясь от злости, он ударяет Абелите по лицу. Подоспевший Никаноров хватает Зегеля за руки.

– Нехорошо драться, господин обер-мастер. Она у нас сирота.

Возле них тут же оказывается и Приеде.

– Так некрасиво, господин обер-мастер.

Зегель визгливо кричит:

– Не троньте меня! Как вы смеете?!

Приеде держит обер-мастера за плечи.

– Давайте покажем его народу… Пусть все смотрят!

Со всех сторон к Зегелю тянутся сильные руки рабочих. Его поднимают, подбрасывают, и он тут же оказывается на крыше маленького сарайчика.

Цепляясь руками за черепицу, Зегель с трудом поднимается на ноги.

– Это что же?… Бунт?.. Или что?..

Снизу ему отвечает спокойный голос Приеде:

– Стачка, господин Зегель!

Никаноров громко поддерживает Приеде.

– Понял, рыжий чорт? Забастовка! Во как…

Из толпы раздаются возбужденные выкрики:

– Попробуй сам за два с полтиной!..

– Поиздевался и хватит!..

– Штрафами замучил до полусмерти!..

Старая работница кричит громче всех:

– Десять! Работать десять часов!

И одновременно звучит с разных сторон:

– Хозяина сюда!!

Комната в конторе Вимбы. За окном слышится гул толпы.

За столом сидит трясущийся от страха служащий конторы с листовкой в руках. Из угла в угол большими шагами ходит Вимба.

Служащий, слегка заикаясь, читает листовку вслух:

– «…Мы живем хуже со-собак… Фабриканты безжалостно со-сут нашу кро-кровь…»

Вимба подходит к столу и вырывает листовку.

– Дайте сюда!.. «Работать десять часов, а не одиннадцать с половиной… повысить заработную плату…» Очень хорошо!

Вимба мнет листовку и бросает на пол.

– Они скоро потребуют, чтобы хозяин кормил их куриным бульоном!

Со двора, перекрывая шум толпы, доносятся отдельные выкрики:

– Десять часов!

– Хозяина сюда!

Вимба резко обращается к служащему:

– Чорт бы побрал этого ротмистра Королева!.. Он же обещал… Где его драгуны?

Заводской двор весь заполнен рабочими.

И вдруг толпа пятится назад, отступает в сторону.

В ворота медленно въезжает молодой драгунский офицер. Под ним пляшет породистая верховая лошадь на длинных ногах.

На рысях, следуя за своим офицером, врывается во двор большой отряд драгунов.

Офицер искоса оборачивается назад, чтобы убедиться, весь ли отряд на месте.

Огромная толпа замирает в ожидании. Офицер привычным тоном командует:

– Р-р-разойтись!

Стоящий впереди Приеде обращается к забастовщикам:

– Не бойтесь, товарищи! Они ничего с нами не посмеют сделать!

Из толпы выходит старая работница и извиняющимся тоном говорит офицеру:

– Мы хотим поговорить с хозяином… Только поговорить…

Никаноров с большой убежденностью добавляет:

– Мы в полном своем праве!

Офицер бесстрастно отвечает:

– Считаю до трех… Раз!.. Два!..

Неподвижно стоит толпа. Офицер немного медлит и громко выкрикивает:

– Три!!

Драгуны врезаются в толпу, бьют людей плетками, теснят лошадьми.

Громкие вскрики женщин… Свист плеток… Шум бегущей толпы… Топот коней…

В разные стороны разбегаются забастовщики. За ними гонятся драгуны.

Приеде пытается остановить бегущих:

– Бей их чем попало! Бей!

Он хватает железную полосу и бросает в ближайшего драгуна.

Зегель беснуется на крыше сарая, указывая на Приеде:

– Господин офицер! Господин офицер! Вон там главный зачинщик!.. Приеде!.. Хватайте его!.. Хватайте его…

Два драгуна подскакивают к Приеде. Он берет обеих лошадей под уздцы.

Взвиваются на дыбы кони. Драгуны сразмаху бьют плетями Приеде, но он продолжает кричать:

– Камни бросайте! Камни!.. И железо под ноги лошадям!..

Контора. Служащий конторы, наблюдая за ходом разгрома демонстрации, с восторгом комментирует события:

– Врезались!.. Молодцы!.. Ух, как бьют!..

Вимба отпивает из стакана несколько глотков воды.

– Вот до чего довели себя эти несчастные… Ужасно…

Служащий продолжает описывать происходящее за окном:

– Схватили Приеде!.. Давят лошадьми!

Вимба неожиданно оживляется и переспрашивает:

– Приеде?.. Какой это Приеде?.. – Он прислушивается к доносящимся со двора крикам и нервно добавляет: – Слушайте, да закройте же окно!..

Заводской двор. Драгуны разгоняют рабочих в разные стороны… Все происходит сразу – избиение… преследование… бегство… Зегель все еще мечется на крыше сарая. Размахивая руками, он вопит:

– Так их!.. Так!.. Покажите им, господин офицер!..

Группа рабочих, засев среди больших бухт канатов, швыряет в драгунов железные полосы, деревянные чурки, булыжники…

Никаноров целится и бросает в Зегеля кусок железной трубы. Она ударяет Зегеля по ноге, и тот падает на четвереньки.

Никаноров удовлетворенно прищелкивает языком:

– Во как!..

Булыжник попадает в голову одного из драгунов… тот медленно сползает с лошади.

Звенят разбитые окна, осыпая мостовую осколками.

Контора. Служащий попрежнему стоит у окна, но сейчас он преисполнен возмущения.

– Господин Вимба!.. Смотрите, они бросают камни… Разбили окно в котельной!..

Вимба поднимается с кресла и подходит к окну.

– Стекла?.. Этого еще нехватало… Пустите!..

Фабрикант резко отталкивает своего служащего.

В тот же момент в окно летит камень. Вдребезги разлетается зеркальное стекло.

Вимба в испуге отскакивает в сторону.

Второй камень разбивает модель судна… еще один сшибает чернильницу.

Хозяин отбегает в безопасное место и в бешенстве шипит:

– Загнать их в воду!.. Скажите, чтобы всех гнали в воду!..

По территории верфи, мимо недостроенных судов, бежит толпа рабочих. Их преследуют драгуны, загоняя людей в воду.

Снова на крыше сарая истошным голосом орет оправившийся Зегель:

– Господин офицер! Гоните их к пристани!..

Рабочие добегают до воды, передние на мгновение останавливаются, но их подталкивают бегущие сзади… И вся огромная толпа устремляется прямо в воду.

По пояс в воде молча стоят забастовщики. На берегу ровным строем выстроились драгуны.

Из-за лошадиных крупов, прихрамывая, вылезает Зегель и идет по дамбе вдоль стоящих в воде рабочих. Он с торжеством смотрит на мокрые лица забастовщиков и визгливо кричит:

– Ну, что?.. Хлебнули забастовочки?..

Обер-мастер вынимает из кармана несколько скомканных листовок и швыряет их вниз, в стоящую в воде толпу.

– Нате… читайте… Завтра всех вон из бараков!..

Листовки медленно плывут по воде… набухают… тонут…

12

Огромный деревянный барак для рабочих верфи Вимбы. Маленькие окна, перегороженные планками. Кое-где выбитые стекла закрыты фанерой, заткнуты тряпками.

У железной печки сушится платье, сапоги обитателей барака.

Вдоль стен тянутся в два яруса деревянные нары. На нарах сидят и лежат рабочие.

У многих на лицах видны кровоподтеки и синяки, у некоторых забинтованы головы.

Большая ситцевая занавеска отделяет вход в женский барак.

Абелите мочит тряпку в воде. Она настороженно, с суровым сражением на лице, прислушивается к разговорам.

Выжав тряпку, девушка идет по бараку.

Никаноров, набивая трубку, говорит, обращаясь неизвестно к кому:

– Говорят, в Ревеле сейчас на верфях набор…

– Да, да… только нас с тобой там и ждут… – возражает ему парень с забинтованной головой.

Сидящий в углу усатый рабочий сердито обращается к Никанорову:

– Ты лучше скажи, зачем стекла бил? Теперь с нас еще за стекла взыщут.

Сверху свесил голову бородатый старик:

– Замолчите! И без вас тошно!

К ним подходит Абелите и строго предупреждает:

– Тише, дедушка Юрис!.. Тише вы…

Она садится возле Приеде. Приеде лежит на нарах, укрытый полушубком. На его лбу кровавый шрам, волосы слиплись. Глаза Приеде закрыты – видимо, он в очень тяжелом состоянии.

Абелите меняет мокрую тряпку на голове Приеде и заботливо поправляет полушубок.

– Дядя Приеде, хочешь пить?

Он ничего не отвечает.

В глубине барака откидывается ситцевая занавеска и появляется несколько женщин.

На руках одной из них – грудной ребенок, за платье другой уцепилось двое маленьких детей. Сзади подходят все новые и новые обитательницы женского барака.

Старая работница начинает первой:

– Вот что… нас прислал женский барак. Чего вы тут решили?..

Ей никто не отвечает. Тогда женщина с ребенком на руках поддерживает старуху:

– Куда деваться?.. С детьми…

И несколько женщин сразу начинают голосить:

– Всем расчет…

– А что есть будем?..

– Сами завтра жрать запросите!..

– Зегель сказал, кто не выйдет на работу – вон из барака!

В двери, ведущие в сени, входит Райнис и останавливается, прислушиваясь к разговору. Его никто не замечает.

Усатый рабочий упрямо возражает:

– Тише, бабы… Не может Вимба всех рассчитать… У него заказ.

Старая работница безнадежно машет рукой.

– Других возьмут… В Ригу каждый день сотни приходят…

Никаноров с возмущением пыхтит трубкой.

– Оставь, мать!.. Чужие песни поешь… Эти слова мы десять раз от управляющего слыхали…

Абелите вскакивает на ноги. Ее глаза полны слез.

– Так неужели… итти прощения просить?

Женщина с ребенком одобрительно подхватывает:

– Правильно, Абелите… Возьмем детей и пойдем просить прощения… Всем бараком!..

Приеде приподнимает голову и, не открывая глаз, с трудом произносит:

– Опять захотели в хомут?.. Ну, что ж, мать… сходи поплачь у хозяйской двери…

Старуха испытующе смотрит на Приеде.

– А ты как думаешь?

Приеде, наконец, открывает глаза.

– Как я думаю?.. По-моему, и жить незачем, если не бороться за наши права.

Райнис подходит ближе и негромко говорит:

– А ведь Приеде прав. Здравствуйте, товарищи.

Все поворачиваются на голос Райниса и с изумлением его разглядывают.

Никаноров тихонько шепчет Абелите:

– Смотри, Абелите… Никак это наш знакомый человек – в одной карете в Ригу приехали…