Текст книги "Избранные киносценарии 1949—1950 гг."

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Лев Шейнин,Владимир Крепс,Борис Горбатов,Петр Павленко,Владимир Алексеев,Михаил Маклярский,Фрицис Рокпелнис,Константин Исаев,Михаил Чиаурели,Михаил Папава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Товарищ дежурный, разрешите доложить: пятая рота впереди!.. Да, да, прочно! Победа будет за нами!..

Он бросает трубку и снова подносит бинокль к глазам.

В это время «четверка», поднажав, обгоняет шлюпку пятой роты. Старшина с «четверки» посылает Коркину в ответ язвительную усмешку и принимается подбадривать своих разгорячившихся гребцов.

– Ну, что я говорил? – спрашивает у Марата паренек из четвертой роты. – Уже выдохлись?

– Рано веселишься! – отвечает ему помрачневший Марат. – Наши себя еще покажут!

– Все равно будете биты!

– Ах, так!– гневно восклицает Марат, готовый сцепиться с обидчиком.

– Не ссориться! – строго останавливает спорщиков девочка.

Нерасчетливо израсходовав свои силы, «четверка» начинает сдавать, и вперед снова выходит пятая рота. И в ту же секунду раздается взрыв аплодисментов. Зрители на берегу и на корабле горячо приветствуют «пятерку», уверенно идущую к финишу.

Неожиданно на дистанции появляется «Морской охотник». Степа Сковородкин гребет изо всех сил, тоже направляя свою утлую лодчонку к линии финиша. Вдогонку ему несутся с берега веселые возгласы мальчишек:

– Степка Сковородка!.. Темпу давай! Темпу давай!..

Внезапный порыв ветра срывает со Степы его новую капитанку и швыряет ее в море. Мальчик делает резкое движение за фуражкой – лодка переворачивается, и Степа оказывается в воде.

Не успевает еще Сковородкин окончательно вымокнуть, как бдительный Снежков, первый заметивший морское происшествие, поднимает тревогу.

– Человек за бортом! – кричит Снежков в телефон. – Степа тонет в открытом море! – и затем повторяет приказание дежурного: – Есть поднять сигнальный флаг «Человек за бортом!»

Над башней взвивается флаг «Человек за бортом».

Однако никто не замечает этого тревожного сигнала.

Гонки продолжаются, и взоры всех зрителей устремлены на «пятерку», сумевшую намного опередить своих соперников.

Вдруг Столицын увидел на башне сигнальный флаг, быстрым взглядом окинул море, и опытный глаз бывшего сигнальщика обнаружил вдали барахтающегося в воде Степу.

Сергей резко повернул руль, уверенно отдал нужную команду – и «пятерка», убрав флаг и тем самым показав, что она выходит из соревнования и уступает дорогу к финишу другим шлюпкам, круто развернулась и пошла на выручку к Степе.

В это время Сковородкин, выбиваясь из последних сил, упорно пытается взобраться на плавающего вверх дном «Морского охотника», но каждый раз лодка с громким бульканьем погружается к воду.

А намокшая, но все еще роскошная подаренная мамой капитанка уплывает все дальше и дальше…

Степа даже не заметил, как сзади подошла к нему «пятерка», а когда несколько рук нахимовцев подхватили его, он вдруг закричал не своим голосом:

– Фуражку! Фуражку спасайте!

Кто-то подцепил фуражку веслом, высоко поднял ее над водой и перебросил в шлюпку в тот самый момент, когда в нее втащили Степу. «Четверка» в это время была уже совсем близко от финиша, и ей доставалась в этом соревновании победа…

Степа вынул из фуражки раскисшую от воды тетрадь, раскрыл ее и ужаснулся.

– Все мои пятерки смыло, – сказал он чуть не плача. – А я хотел вашему командиру показать…

– Самого чуть не смыло… – сердито отозвался Дима. – Первое место из-за тебя потеряли…

И в ту же секунду раздались аплодисменты, крики «ура», звуки оркестра.

«Четверка» прошла линию финиша.

– Ну вот видишь, – хвастливо обращается к Марату паренек из четвертой роты, – наша четвертая рота второй год на первом месте!

– Степку благодарите, жертву морской стихии, – мрачно отвечает ему Марат.

– Степка тут не при чем.

– А по-моему, – говорит девочка, которая вместе с Маратом «болеет» за пятую роту, – сегодня на первом месте все-таки пятая рота!

Раздается новый взрыв аплодисментов. Зрители дружно приветствуют «пятерку», ведущую на буксире «Морского охотника» Степы Сковородкина.

На командном мостике эсминца контр-адмирал крепко пожимает руку Левашову.

– Молодцы ваши «севастопольцы»!

Поздние сумерки. «Адмирал Нахимов» стоит на якоре. Черная вода лижет корпус эсминца. По воде бегут блики сигнальных огней. Мигает яркий свет на клотике – дежурный сигнальщик переговаривается с «башней».

С корабля доносится бой склянок.

По палубе эсминца идет Левашов. Честь нести первую вахту на корабле досталось все-таки пятой роте.

Внимание Левашова привлекает задремавший у орудия воспитанник. Это Федя Снежков.

Офицер останавливается, долго глядит на мальчика и в его взгляде можно прочесть и отеческую нежность и озабоченность. Вероятно, не сразу приходит решение – как быть с этим маленьким «часовым», безмятежно похрапывающим у орудия.

Наконец, отвернувшись от Снежкова, Левашов начинает покашливать. Снежков просыпается и, живо стряхнув с себя сон, вытягивается перед офицером.

– Хорошая ночь, – говорит Левашов, любуясь небом, морем, далекими огоньками на берегу.

– Прелестная, товарищ капитан третьего ранга, – соглашается ободрившийся Снежков.

– Спать не хочется?

– Никак нет!

Левашов поворачивается к мальчику.

– Молодец, воспитанник Снежков! Спать на посту нельзя. За сон на посту строго наказывают! – Он снова смотрит на небо, на море, на далекие огоньки. – А ночь хороша!..

Идет дальше.

Левашов спускается в кубрик. Останавливается на пороге, прислушивается.

Главстаршина – старый моряк, соратник Алексея Петровича Лаврова – рассказывает нахимовцам о боевых делах родного корабля.

– …Немецкий караван с сильным конвоем пережидал туман. Боялись фашисты, как бы на свои же мины не напороться. А Алексею Петровичу этого только и надо было. Свалиться как снег на голову, драться на близкой дистанции – это было ему по душе…

Мальчики слушают старшину, затаив дыхание. Борис не спускает с него глаз, с глубоким волнением ловит каждое слово с своем отце.

– Пошли мы в тумане через минные поля, – продолжает моряк, – да подобрались к фашистам так – ближе нельзя. Они и с якоря сняться не успели, как потопили мы два транспорта. Опомнились фашисты – и ну, палить напропалую. А сами наутек! Мы за ними… И тут вражеский снаряд ударил в боевую рубку. Меня рвануло от штурвала, сбило с ног… Вскочил я, посмотрел на Алексея Петровича – он стоит, командует, только белый стал, как полотно. Ну, думаю, пронесло – жив наш командир… И вдруг он пошатнулся. Офицер подхватил его на руки. Прошла, наверно, минута – и снова услышал я голос Алексея Петровича. Это был его последний приказ…

– Какой приказ? – невольно вырвалось у Бориса.

Старшина взглянул на мальчика и, немного помолчав, тихо произнес слова приказа:

– О смерти командира личному составу не сообщать… Бой вести до полного разгрома противника…

Ребята с дружеским участием поглядывают на Бориса.

Сергей украдкой пожимает ему руку.

Звучит сигнал отбоя.

Ночь. Тишина. В кубрике, на матросских койках, спят свободные от вахты нахимовцы.

Не может заснуть только Борис. Взволнованный рассказом старшины, он думает об отце, о последних минутах его жизни. Неожиданно у него возникает какое-то решение.

Борис поднимается на своей койке, оглядывается и, убедившись, что все спят, проворно достает одежду и начинает одеваться…

Командирский мостик. Из темноты появляется фигура Бориса. Мальчик останавливается, напряженно всматривается вперед.

По мостику медленно прохаживается вахтенный воспитанник Сергей Столицын.

Выждав удобный момент, Борис осторожно двинулся вперед и незаметно проскользнул в боевую рубку.

И вот Борис стоит на том самом месте, где осколком вражеского снаряда был сражен его отец… Отсюда он управлял кораблем, отсюда руководил боем, здесь мужественно прозвучали его последние слова…

Вот рычаги, приборы, компас… К ним прикасались руки отца. Растроганный Борис внимательно вглядывается в эти вещи, осторожно притрагивается к ним.

Потом он поднимает лицо и замирает… Перед ним – в стальной рамке, навечно вделанной в стенку рубки, – портрет отца. Словно живые, умные добрые глаза офицера смотрят прямо на мальчика.

Внизу надпись:

«Капитан первого ранга Алексей Петрович Лавров – первый командир эскадренного миноносца «Адмирал Нахимов». Пал смертью храбрых в морском бою 18 октября 1941 года».

На глазах мальчика блестят слезы.

На стойке под портретом лежит «Исторический журнал» корабля. Борис берет журнал, начинает торопливо листать страницы.

Вот страница с записью от 18 октября 1941 года:

«14 часов 15 минут.

Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен. Его последний приказ: «О смерти командира личному составу не сообщать. Бой вести до полного разгрома противника».

Борис снова переводит взгляд на портрет отца. Руки медленно опускают раскрытый журнал на стойку.

Тяжелая книга ложится на рычаги сигналов – и в тот же миг на корабле раздается звон колоколов громкого боя. Боевая тревога!

Не поняв сразу, что он сам виновник тревоги, Борис срывается с места, выскакивает из рубки и вдруг догадывается, что случилось… Он готов броситься обратно к книге, но слышит чьи-то шаги и быстро прячется в тень.

В рубку вбегает Сергей.

По палубе бегут матросы.

Воспитанники вскакивают с коек. На ходу одеваясь, выбегают из кубрика.

Артиллеристы срывают с орудий чехлы.

Включаются механизмы.

Прижавшись к стенке переборки, стоит встревоженный Борис. Мимо него пробегают ребята.

Один из мальчиков, споткнувшись о бухту каната, падает и соскальзывает за борт.

И сразу же раздается громкий мужской голос:

– Человек за бортом!

Борис выскакивает из своего укрытия, чтобы броситься на помощь товарищу, но у самого фальшборта его останавливает Левашов.

– Куда?

Борис в смятении не может вымолвить ни слова.

– Шлюпку на воду! – громко командует офицер подбежавшим матросам.

В боевой рубке Сергей снимает с сигнальных рычагов книгу, и в ту же секунду звон колоколов прекращается.

Неожиданно за спиной мальчика раздается строгий окрик матроса:

– Ты что здесь делаешь?

Сергей не успевает ответить, – на пороге рубки появляется дежурный офицер в сопровождении нахимовца-связного.

– Кто объявил тревогу? – спрашивает офицер.

– Я застал здесь воспитанника, – отвечает матрос, указывая на Сергея.

– Никак нет, – говорит растерянный Сергей, все еще держа в руках раскрытую книгу. – Я тревоги не объявлял…

– Дать отбой! – приказывает офицер и поворачивается к связному. – Найдите командира роты.

Матрос и воспитанник-связной выходят.

Офицер забирает у Сергея журнал и начинает просматривать записи на раскрытых страницах.

Звучит сигнал отбоя.

На палубе выстроены воспитанники. Коркин смотрит на часы, затем опытным глазом оглядывает возбужденных ночным событием ребят, оценивает, как успели они одеться по сигналу боевой тревоги. Взгляд старшины скользит по ногам ребят: наспех надетые ботинки зашнурованы кое-как и только у Бориса они зашнурованы на все крючки.

Подходит Левашов.

– Смирно! – командует Коркин и рапортует офицеру: – Товарищ капитан третьего ранга, произвожу поверку. Свободные от вахты воспитанники все налицо. По боевой тревоге воспитанники построились в две минуты семнадцать секунд!..

– Молодцы! – похвалил офицер нахимовцев. – Вольно!

– Вольно! – повторяет Коркин.

Довольные похвалой мальчики оживились. Только Борис, опасаясь, что его оплошность может каждую минуту обнаружиться, стоит словно скованный, настороженным взором следит за Левашовым.

– Воспитанник Лавров! – обращается к нему офицер, заставляя мальчика насторожиться еще больше. – Объявляю вам благодарность за проявленную вами готовность помочь товарищу в опасную минуту. Так должен поступать каждый советский моряк…

Все мальчики с уважением и любопытством смотрят на Бориса.

– Спать! – приказывает Левашов старшине и уходит в темноту.

Из груди Бориса вырывается вздох облегчения. Лицо его светлеет. Вероятно, в эту минуту мальчику кажется, что конфликт исчерпан. Он не догадывается о том, какой оборот принимает происшествие в боевой рубке для Сергея Столицына.

Боевая рубка. Взволнованный Сергей стоит перед Левашовым.

– Это не я, – оправдывается мальчик.

Левашов хмурится.

– На мостике, кроме вас, никого не было. Кто же тогда, если не вы?

Сергей от обиды готов расплакаться.

– Не знаю… Только я тревоги не объявлял… Здесь лежала книга… она давила на рычаги сигнала… Я ее снял…

Левашов берет из рук дежурного офицера раскрытый журнал, бегло просматривает записи. Его внимание привлекает запись от 18 октября 1941 года:

«14 часов 15 минут.

Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен…»

На лице Левашова мелькнула какая-то догадка. Он закрыл журнал и положил его на стойку.

– Плохо несете службу, – говорит он Сергею. – Стоите на посту и не знаете, кто заходил в боевую рубку…

Сергей виновато опускает голову.

Левашов выходит из рубки.

– Сменить вахту! – приказывает он с порога дежурному офицеру.

Кубрик. Мальчики улеглись на свои койки. Кажется даже, что они уже спят. В тишине слышны только шаги Коркина – он проходит вдоль коек, заботливо поправляет на ребятах одеяла, выходит из кубрика. Как только старшина скрывается за дверью, мальчики сбрасывают с себя одеяла.

– Две минуты семнадцать секунд! – восторженно восклицает Дима. – Вот как умеет пятая рота!

В ответ раздаются веселые голоса:

– На то мы «севастопольцы»!

– Даже командиру понравилось!

– Пусть попробует так четвертая рота!

– Куда им!

– И Борису повезло, – говорит Дима. – На первой же вахте благодарность заработал!..

Борис словно не слышит этих слов – он лежит неподвижно, натянув на голову одеяло.

Неожиданно раздается предупреждающий возглас:

– Полундра!

Ребята мгновенно ныряют под одеяла.

Слышатся чьи-то шаги, затем в кубрик входит Снежков. Тревога оказалась напрасной, все поднимаются снова.

– Эх, вы, – обращается Федя к товарищам, – спите и ничего не знаете…

– А ты знаешь, как мы отличились? – спрашивает Дима.

– Отличились!.. За эту тревогу еще будет нам «благодарность»… – презрительно усмехнувшись, говорит Снежков.

Борис приоткрыл одеяло, взволнованно прислушивается к разговору.

– В чем дело? Что случилось? – спрашивают ребята.

– А то случилось, – огорченно сообщает Снежков, – что переполох устроил Столицын. Самовольно объявил боевую тревогу, а теперь отпирается…

– Столицын объявил тревогу? – удивился Марат. – Не болтай чепуху!.. Что он Степка Сковородкин, что ли?.. Да за такую глупость засмеют!..

– Ого! Еще как засмеют! – поддержали его ребята.

– Не верите? – Снежков махнул рукой и начал снимать фланелевку. – Из-за него всех ребят с вахты сняли…

– С вахты сняли? – испуганно восклицает Дима. – Ну, теперь нам четвертая рота прохода не даст!

Борис резким движением натягивает на голову одеяло.

Утро. В лучах солнца искрится широкий морской простор.

На палубе эсминца в ожидании отправки на берег выстроена пятая рота. Ее сменяет четвертая рота. Мальчики с грустью наблюдают, как на борт корабля поднимаются их старшие товарищи – бодрые, сияющие и, конечно же, уже прослышавшие про ночное происшествие на корабле.

Проходя мимо «потерпевшей крушение» роты, прибывшие задирают ребят язвительными вопросами:

– Отличились?

– Позабавились на почетной вахте?

– Бревно за мину приняли?

Дима, бросив на Сергея полный укора взгляд, молча грозит насмешникам кулаком.

Раздается команда Коркина:

– Пятая рота! По-взводно, по шлюпкам!..

Начинается посадка воспитанников на шлюпки.

Кабинет командира пятой роты.

– Есть у меня догадка, товарищ капитан третьего ранга, – докладывает Коркин. – Вот честное слово, можно вывести парня на чистую воду…

Левашов вопросительно посмотрел на возбужденного старшину.

– Это кого же?

– А вот слушайте. Случилась, значит, тревога – воспитанники построились. Заправиться как следует ребята не успели, оделись кое-как. А Лавров?.. Вот, думаю, молодец этот Лавров! У него даже ботинки…

– Зашнурованы?

– Вы тоже заметили?

– Нет, просто спрашиваю.

– Разрешите, я его допрошу, – просит старшина.

Левашов нахмурил брови.

– Не нужно.

– Прикажете к вам вызвать? – настойчиво продолжает Коркин.

– И вызывать не нужно…

Старшина в недоумении разводит руками.

– Как же быть? – тихо произносит он, не глядя на офицера, словно задает этот вопрос самому себе. – То ли дело четвертая рота – комсомольцы. Продраили бы парня на собрании – и все в порядке! А с этими малышами… И учи их, и требуй с них, – и все это, пожалуйста, по-деликатному… Просто ум за разум заходит!.. Что же делать?..

– Учить и требовать, – твердо отвечает старшине Левашов, – и все это – деликатно… А пока – молчать. И не подавать вида…

Он поднимается со своего кресла и, взяв со стола пачку каких-то билетов, протягивает ее Коркину.

– Молчать и не подавать вида, – повторяет старшина упавшим голосом и пожимает плечами. – Есть!..

Такелажная мастерская.

Воспитанники пятой роты занимаются практической работой – ремонтируют шлюпки.

На переднем плане у верстака работает Дима. Он строгает планку, но дело у него не ладится – не закрепленная дощечка все время выскакивает из-под рубанка.

К Диме подходит Сергей.

– Давай я тебе помогу, – предлагает он.

– Без тебя обойдусь! – сердито отвечает Дима. – Сработал уже одно дело!..

Обиженный Сергей возвращается на свое место.

В мастерскую вбегает Марат. Дежуря по училищу, он ухитряется забежать на минутку к товарищам.

– Внимание! Внимание! – громко объявляет Марат. – Последние известия!..

Его окружают нахимовцы.

– Опять что-нибудь случилось? – с тревогой спрашивает Снежков.

– Сегодня во Дворце пионеров бал для нахимовцев! – с волнением сообщает Марат.

– Прелестно! – обрадовался Снежков. – Значит, потанцуем?..

– Рано веселитесь! – угрюмо бросает Марат зашумевшим товарищам. – Танцевать не придется! Пойдут все, кроме нашей роты…

Козырнув ребятам, он исчезает за дверью.

– Понятно! – восклицает Дима и, взглянув в сторону Сергея, решительно направляется к его верстаку. – Слыхал последнюю новость?

– Слыхал.

– Вот и скажи теперь, почему из-за тебя должна страдать вся рота?..

– Отойди! – угрожающе бросает ему Сергей.

– Смотри, какой вояка! – насмешливо произносит Дима. – Медали повесил…

– Медали не трогай!

– А почему? Это же не кнопки сигналов!

Дима вызывающе хохочет.

И вдруг раздается раздраженный окрик Бориса:

– Мачта, оставь!..

– Не оставлю! – петушится Дима. – Пусть признается!..

В эту минуту за его спиной появляется старшина Коркин. Заметив его, ребята торопливо принимаются за свои дела.

– Что случилось, воспитанник Зайцев? – спрашивает Коркин.

– Сами знаете, товарищ старшина, – с неохотой отвечает Дима.

– Воспитанник Зайцев, научитесь докладывать старшему начальнику, – строго наставляет Коркин. – Говорите коротко, ясно. Докладывайте самое главное…

Дима подтягивается.

– Есть, самое главное!.. Из-за этой истории со Столицыным нас сегодня во Дворец пионеров не берут, а завтра…

Старшина перебивает его:

– Получите билет во Дворец пионеров!

И он начинает раздавать мальчикам билеты, которые вручил ему Левашов.

– А Столицыну билет будет? – робко спрашивает у старшины Борис.

– Столицыну билета нет, – сухо отвечает старшина и вдруг замечает, что у Бориса развязался шнурок. – А вы, воспитанник Лавров, лучше шнурок завяжите, а то как тревога, так у вас…

– Какая тревога? – испугался Борис.

Старшина вспомнил, видимо, наказ Левашова и заговорил другим, более «деликатным» тоном:

– Говорю, случится, допустим, тревога, наступите на шнурок – упадете…

Он продолжает раздавать билеты.

На глазах у Сергея блестят слезы.

Дворец пионеров. Огромный белоколонный зал. Нарядная толпа детей. Играет музыка.

Нахимовцы и школьницы танцуют полонез. Вокруг веселые, радостные лица зрителей.

Не весел только Борис. Он одиноко стоит у колонны и, занятый своими тревожными мыслями, не видит, как к нему подходит Левашов.

– А вы почему не танцуете? – спрашивает офицер.

Борис от неожиданности не знает, что ответить. Но Левашов словно не замечает его смущения.

– Я хотел поговорить с вами о Столицыне, – продолжает офицер. – Вы, кажется, друзья?.. Надо его поддержать, если он не виноват… А если виноват – надо помочь ему признаться…

В эту минуту к ним приближается веселая толпа малышей, во главе которой ковыляет белый медвежонок.

– Здравствуйте, товарищ капитан третьего ранга! – приветствует «медвежонок» офицера. – Не бойтесь – это я!..

Он проворно снял маску и на Левашова глянуло счастливое озорное лицо Степы Сковородкина.

– А, Степа! – приветливо улыбнулся офицер. – Как успехи?

– По арифметике пять получил!

– Молодец! Поздравляю.

– Теперь дело пойдет! – уверенно заявляет Сковородкин.

– Ну, держись, Степан Андреевич! – весело наказывает Левашов. – Слово моряка – закон!

Степа снова надевает маску, и компания малышей отправляется дальше.

– Вот и все, что я хотел вам сказать. Подумайте об этом, Лавров, – говорит Левашов, снова повернувшись к Борису.

Дружески кивнув мальчику, офицер уходит. Борис провожает его беспокойным взглядом и нетрудно понять, как тяжело ему сейчас.

…Полонез сменился вальсом. Танцующих становится все больше и больше.

Снежков тоже приглашает на танец одну из школьниц. И хотя Федя ей по плечо, держится он уверенно, с достоинством.

В соседней паре – паренек из четвертой роты. Он сразу же завладевает вниманием Фединой девочки.

– Посмотрите, как он замечательно танцует! – восхищенно шепчет она.

– Замечательно? – удивляется Федя. – Что вы! Лучше нашего Лаврова никто не танцует… Хотите познакомлю?

– Пожалуйста!

Снежков глазами ищет Бориса, не находит его. Сделав неожиданно крутой поворот, он выводит девочку из круга танцующих и исчезает с ней в толпе.

Гостиная Дворца пионеров. Из зала доносится мелодичная музыка вальса.

На стенде с фотографиями детей-участников Великой Отечественной войны – портрет Сергея Столицына. Около стенда толпятся ребята. Здесь же Марат и Дима.

– Скажите, Столицын у вас учится? – обращается к нахимовцам одна из девочек.

– К сожалению, даже в нашей роте, – отвечает Дима.

– Почему к сожалению?

Дима вздохнул.

– Не оправдал наших надежд…

– А это правда, что он герой?

– Герой! – иронически подтверждают нахимовцы.

– А почему он не пришел?

– Видите ли, – робко начал Дима, – с ним случилось…

– Ничего с ним не случилось! – перебивает его неожиданно появившийся Борис. – Столицын не виноват!

– А кто виноват? – в один голос спрашивают удивленные Марат и Дима.

И вдруг раздается голос:

– Борис Лавров!.. Лучший танцор нашего училища… Прошу познакомиться!

Испуганный Борис оборачивается.

Перед ним Снежков и танцовавшая с ним школьница.

Вечер. Кабинет начальника училища. Перед контр-адмиралом стоит навытяжку мичман Булат. Рапортует:

– Товарищ адмирал, мичман Булат прибыл в ваше распоряжение…

Начальник пожимает мичману руку:

– Очень рад, Иван Дмитриевич. Вот теперь у меня есть действительно прекрасный боцман!

Булат вздохнул:

– Да, видимо, мой совет вам пригодился…

– Замечательный совет, мичман! Очень вам благодарен.

Контр-адмирал рассмеялся. Смутившийся Булат улыбнулся тоже и поспешил переменить тему.

– Извините, товарищ адмирал, а как тут у вас мой Столицын?

– Да случилась тут одна история…

Булат встревожился:

– Натворил чего-нибудь? Так может я теперь тут ни к чему?

Сергея-то ведь я воспитывал…

– Садитесь, Иван Дмитриевич.

Контр-адмирал указывает Булату на кресло, сам садится против мичмана и протягивает ему открытый портсигар.

И вот Булат и Сергей встречаются.

С отеческой нежностью старый мичман обнимает своего любимца и пытливо заглядывает ему в глаза. Выдержка оставляет мальчика. Сергей пытается улыбнуться, но вместо улыбки получается какая-то жалкая гримаса, на глаза набегают слезы и, уткнувшись Булату в грудь, он плачет…

Булат утешает его:

– Ну, ладно, ладно. Верю тебе, Сережа. Успокойся – моряку плакать не положено…

Он ласково гладит мальчика по спине, а сам с опаской оглядывается – не видит ли кто эти невольные слезы его питомца. Но в большой, уютно обставленной комнате отдыха никого больше нет.

Булат вдруг вспоминает:

– Сережа! Да ведь я письмо тебе привез. Только ты уехал, а на базу пришло письмо. Ну-ка, прочитай…

Он усаживает Сергея на диван и, сев рядом с мальчиком, достает из кармана письмо.

На конверте адрес: «Северный Флот. Сергею Столицыну».

Сергей вытирает слезы.

– Ты не сердись, Сережа, что оно распечатано, – виновато говорит Булат. – У нас в дивизионе все его читали. Замечательно душевное письмо!..

На измятом листке – уже знакомые нам строчки:

«Дорогой Сережа! Сегодня мы прочитали о твоем подвиге. Гордимся тобой и поздравляем с наградой. Приезжай к нам учиться и просись в нашу 5-ю роту. Здесь тебя ждут настоящие друзья.

От имени роты  Б о р и с  Л а в р о в».

– Борис Лавров, – вслух произносит Сергей, и лицо его светлеет. – Лавров верит, что я не виноват… А вот другие…

– Ничего, Сережа, – успокаивает Булат, – и другие поверят. Ты только держись покрепче… – Он поворачивается на шум.

В комнату входят несколько воспитанников пятой роты, вернувшихся из Дворца пионеров. Снежков первый приветствует Булата.

– Опять кого-нибудь привезли? – любопытствует Федя.

– Да нет, – улыбается мичман, – теперь уж сам приехал.

– Учить нас будете? – спрашивает Дима.

– И вас учить, и сам учиться буду…

В эту минуту в дверях появляется Борис. Сергей устремляется ему навстречу.

– Спасибо, Боря! – с жаром произносит Сергей и крепко жмет руку товарищу.

Борис удивленно смотрит на него:

– За что?

– За письмо!

Сергей протягивает ему листок. Борис узнает свое письмо и вдруг замечает Булата. Старый мичман подходит к мальчику и кладет на плечо руку.

– Спасибо, сынок, – говорит Булат. – И за письмо спасибо, и за то, что веришь Сереже. Это и есть настоящая дружба…

Сгорая от стыда, Борис опускает голову.

Плакат:

Сегодня

ОТКРЫТОЕ КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ

Повестка дня:

Прием в члены ВЛКСМ воспитанника 5-й роты

СЕРГЕЯ СТОЛИЦЫНА

Аудитория, заполненная комсомольцами. У стола президиума – воспитанник старшей роты.

– Биография у Столицына хорошая, – говорит юноша. – Такой биографии любой комсомолец позавидует. Столицын воевал, смерти в глаза смотрел…

– В опасную минуту не растерялся! – громко добавляет с места Снежков.

– Все это верно, – продолжает комсомолец. – И все-таки, пока не выяснится история с тревогой – принимать Столицына в комсомол, по-моему, нельзя…

– Правильно! – поддерживает его Дима. – Пусть сначала признается!

– Я предлагаю вопрос отложить, – заканчивает оратор и садится на свое место.

В зале оживление, раздаются одобрительные возгласы. Звонит председательский колокольчик.

Взволнованный Сергей вскакивает со своей скамьи, хочет что-то сказать, но сидящий рядом с ним Булат спокойно берет его за локоть, усаживает на место.

Снежков поднимает руку – просит слова.

Борис растерянно оглядывается вокруг. Взгляд его задерживается на поникшем Сергее, потом на сидящем среди воспитанников Левашове, на поднявшем руку Снежкове. Короткое раздумье, и Борис тоже поднимает руку.

– Слово имеет воспитанник Снежков! – объявляет председатель.

Снежков выходит к столу президиума.

– Я, конечно, решающего голоса пока не имею, – смущаясь, начинает свою речь мальчик. – Не дорос еще – в комсомол меня будете принимать в будущем году. Но я хочу сказать, что принять Столицына в комсомол надо!..

– Это почему же? – недоумевает Дима.

– Почему… Столицын обманывать нас не будет. Он с флота пришел. У него биография…

– Биография! – насмешливо произносит Дима. – Смотри, какой защитник нашелся!

В зале шум. Председатель звонит.

– Если бы Столицын был виноват, – убежденно продолжает Снежков, – он бы признался… Я ему верю…

Снова шум. Голоса.

– Верить, Федя, мало!

– Надо доказать!

Снежков беспомощно разводит руками.

– Доказать, – повторяет он с отчаянием в голосе. – Не могу доказать…

– То-то и оно! – торжествует Дима. Он вскидывает руку: – Прошу слова.

Совсем уже упавшего духом Снежкова неожиданно осеняет новая мысль.

– А вот скажите, – горячо обращается он к товарищам, – кто из вас назовет Столицына трусом? – Он кивнул Сергею: – Встань, Сергей!

Взглянув на Булата, тот неохотно поднимается. И сразу же на него устремляются взгляды всего зала. Наступает тишина – никто, лаже раздосадованный Дима, не решается назвать Сергея трусом.

– Нет таких! – громко свидетельствует ободрившийся Снежков. – Садись, Столицын!

Сергей садится, и Снежков снова спрашивает у всех собравшихся:

– А как назвать того, кто совершил проступок и спрятался за спину товарища?

И весь зал – в один голос – отвечает взволнованно и гневно:

– Трус!

Борис срывается в места.

– Нет! – восклицает он с болью. – Нет, я не трус!.. Тревогу объявил я!.. Случайно…

По его лицу катятся слезы.

Поздний вечер. Берег моря. Далекие огни на рейде.

Медленно проходят Левашов и Борис.

– Почему же ты не сказал об этом сразу? – спокойно спрашивает Левашов. – Ты думал, что потеряешь уважение товарищей? Этого ты боялся?

Офицер останавливается, пристально, с участием глядит на мальчика.

– Они стали бы смеяться надо мной, – тихо отвечает Борис, склонив голову.

– Ну, и что же?.. Бывают испытания и потруднее. Тогда как?.. Ведь сегодня товарищи не смеялись над тобой, но разве тебе было легко?.. Знаю, не легко тебе было, Боря…

На секунду Левашов умолкает. Тронутый его последними словами, Борис поднимает голову. В глазах мальчика светится благодарность.

– Я очень рад, – продолжает Левашов, – что сегодня ты нашел в себе мужество сказать правду. Но я хочу предупредить тебя: еще не раз ложный стыд, вот это твое излишнее самолюбие, будут испытывать твое мужество. Не сдавайся, Борис!.. Докажи, что ты всегда готов с честью постоять за правду!

– Я докажу это, Виктор Васильевич! – горячо обещает Борис.

– Верю, – говорит Левашов и крепко пожимает ему руку.

– Спасибо, Виктор Васильевич, – отвечает радостно взволнованный мальчик.

Звучит сигнал отбоя, Левашов, взглянув на часы, снова обращается к Борису:

– Помни, Боря, об отце. Он был замечательный человек, правдивый, смелый, его все очень любили… Ну, пора спать! Иди.

Борис прикладывает руку к бескозырке:

– До свиданья, товарищ капитан третьего ранга!

– Спокойной ночи.

Левашов провожает мальчика долгим ласковым взглядом, достает портсигар, закуривает.

По аллее сада Борис направляется к зданию училища. Неожиданно кусты раздвигаются и на аллею выходит Сергей.

Мальчики молча останавливаются друг против друга. Не выдержав пристального взгляда Сергея, Борис опускает глаза. И в ту же секунду на лице Сергея вспыхивает добрая, приветливая улыбка. Он порывисто протягивает Борису руку и первый нарушает тягостное молчание.

– Мир! – сердечно предлагает он.

– И дружба! – так же искренно и пылко отвечает ему Борис.

Они обнимаются.

И словно выражая торжественность этой минуты, гремит радостная музыка.

На экране возникают боевые корабли – линкоры и крейсеры, миноносцы и подводные лодки, торпедные катера и морские охотники, идущие вперед, прекрасные в своем стремительном, неудержимом ходе, могучие, грозные – гордость Сталинского Военно-Морского Флота, которому с юных лет посвящают свою жизнь герои этого фильма.