Текст книги "Мёртвая зыбь"

Автор книги: Александр Казанцев

Соавторы: Никита Казанцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Annotation

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами – не случайны. Этот роман – скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.

ВСЛЕД за Стивеном Кингом и Киром Булычевым (см. книги "Как писать книги" и "Как стать фантастом", изданные в 2001 г.) о своей нелегкой жизни поспешил поведать один из старейших писателей-фантастов планеты Александр Казанцев.

Литературная обработка воспоминаний за престарелыми старшими родственниками – вещь часто встречающаяся и давно практикуемая, но по здравом размышлении наличие соавтора не-соучастника событий предполагает либо вести повествование от второго-третьего лица, либо выводить "литсекретаря" с титульного листа за скобки. Отец и сын Казанцевы пошли другим путем – простым росчерком пера поменяли персонажу фамилию.

Так что, перефразируя классика, "читаем про Званцева – подразумеваем Казанцева".

Это отнюдь не мелкое обстоятельство позволило соавторам абстрагироваться от Казанцева реального и выгодно представить образ Званцева виртуального: самоучку-изобретателя без крепкого образования, ловеласа и семьянина в одном лице. Казанцев обожает плодить оксюмороны: то ли он не понимает семантические несуразицы типа "Клокочущая пустота" (название одной из последних его книг), то ли сама его жизнь доказала, что можно совмещать несовместимое как в литературе, так и в жизни.

Несколько разных жизней Казанцева предстают перед читателем. Безоблачное детство у папы за пазухой, когда любящий отец пони из Шотландии выписывает своим чадам, а жене – собаку из Швейцарии. Помните, как Фаина Раневская начала свою биографию? "Я – дочь небогатого нефтепромышленника┘" Но недолго музыка играла. Революция 1917-го, чешский мятеж 18-го┘ Папашу Званцева мобилизовали в армию Колчака, семья свернула дела и осталась на сухарях.

Первая книга мнемонического романа почти целиком посвящена описанию жизни сына купца-миллионера при советской власти: и из Томского технологического института выгоняли по классовому признаку, и на заводе за любую ошибку или чужое разгильдяйство спешили собак повесить именно на Казанцева.

После института Казанцев с молодой женой на тот самый злополучный завод и уезжает (где его, еще практиканта, чуть не обвинили во вредительстве), да только неустроенный быт надоедает супруге.

Казанцев рванул в Москву. К самому Тухачевскому пробрался, действующий макет электрической пушки показал. Маршал уши поразвесил, да и назначил Казанцева командовать экспериментальной лабораторией и создавать большую электропушку, практическая бессмысленность коей была в течение одного дня доказана консультантом-артиллеристом.

Следующий любопытный сюжет относится к Великой Отечественной. Перед мобилизацией Казанцев "на всякий случай" переправил водительские права на свое имя, но они почти и не понадобились: вскорости после призыва уже стал командовать рембазой автомобилей, причем исключительно для удобства снабжения перебазировал ее от Серпухова – в Перловку на Ярославское шоссе, поближе к собственной даче. Изобретает электротанкетки, одна из которых ни много ни мало помогла прорвать блокаду Ленинграда.

Никак не понятно, например, как Александр Петрович в течение десятилетий удерживал самозваный титул классика советской научной фантастики, нигде не упоминается о личной причастности к гонениям на молодых авторов, и лишь вскользь упоминается о сотрудничестве с КГБ.

Кое-что, конечно, проскальзывает. Например, каждому высокопоставленному функционеру, что-то значившему для Казанцева, он стремился подарить свою первую книжку "Пылающий остров" с непременной ремаркой типа "В газете французских коммунистов "Юманите" уже перевод сделали┘".

Совершенно авантюристски выглядит работа Казанцева в качестве уполномоченного ГКО (Государственного комитета обороны) на заводах Германа Геринга в Штирии, пугал австрийцев расстрелами и даже участвовал в пленении корпуса генерала Шкуро и казаков атамана Краснова, сражавшихся на стороне вермахта, но отказавшихся капитулировать. Англичанам в падлу было кормить 60 тысяч русских, вот и сдали их, как стеклотару, Красной Армии.

По возвращении в Союз Казанцева вызвали в органы для дознания на пример выяснения количества награбленного за время командировки. Велико же было изумление следователя, когда выяснилось, что Казанцев ничегошеньки себе из драгоценностей не привез.

Просто Казанцев, пройдя мытарства Гражданской войны, уже знал, что злато и брюлики не являются безусловным гарантом благополучия и уж тем более не спасают от ножа или пули. Чтобы выжить, хитрую голову на плечах надо иметь. (Умиляет, например, история о том, как Казанцев после войны лет десять везде "совершенно случайно" таскал с собой военный пропуск на автомобиль "с правом проезда полковника Званцева А.П. через все КП без предъявления документов").

Первый секретарь правления Союза писателей Александр Александрович Фадеев наставлял немолодого, прошедшего войну, но выпустившего пока еще только одну-единственную книжку Александра Казанцева: "Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только "били во что-то железное", но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом – были живыми людьми". Не выполнил Казанцев наказ старшего товарища по перу, и каждая новая книжка выходила у него все муторнее и многословнее, живых людей заменяли картонные дурилки, воплощавшие в жизнь технические идеи в духе Манилова (будь то подводный мост из США в СССР или строительство академгородка где-нибудь подо льдом). Зато с идеологической точки зрения подкопаться было невозможно: строительство всегда начинал миролюбивый Советский Союз, а злобные ястребы с Запада кидали подлянки. Если же в книге не планировалось строительства очередного мегаломанского сооружения, то добрые советские ученые с крепкими руками рубили в капусту на шахматной доске диверсантов из выдуманной страны Сшландии (романы типа "Льды возвращаются").

Жизнь, тем более девяностопятилетнюю, пересказывать подробно не имеет смысла. Приключения тем и интересны, что происходят не каждый день. Как беллетрист Казанцев и не стремился четко описать год за годом свою жизнь. Выхватывая самые значимые, самые запомнившиеся события, мемуарист выкидывает серые и скучные фрагменты, чтобы оставшиеся части картины заиграли ярче. Зияющие лакуны в повествовании при этом смущают только читателя, но никак не самовлюбленного автора.

Если в довоенной биографии все относительно четко и структурировано и даже можно восстанавливать хронологию жизни писателя с небольшими припусками в пару-тройку лет, то второй том представляется сплошным сумбуром, состоящим из старых фрагментов литературных записей, чужих историй и баек, "отступлений вперед" о судьбе некоторых персонажей и непременной путаницей в рассказе. То ли автор скрыть что-то хочет, то ли и вправду вся послевоенная жизнь представляется для него в виде гомогенной "Мертвой зыби".

Александр Казанцев, Никита Казанцев

КНИГА ВТОРАЯ МЕРТВАЯ ЗЫБЬ

Часть первая МЕЧТА ВЛЕКУЩАЯ

Глава первая УХАБЫ

Глава вторая. К стране подвига

Глава третья. В суровой Арктике чудес

Глава четвертая. Против ветра

Глава пятая. Остров Исчезающий

Глава шестая. На краю Земли

Глава седьмая НЫРЯЮЩИЙ ОСТРОВ

Глава восьмая. Прощание с Арктикой

Часть вторая. СЮЖЕТЫ

Глава первая. План ста городов

Глава вторая. Взрослая дочь

Глава третья. Последние жертвы

Глава четвертая. Реки вспять

Глава пятая. Дети

Глава шестая. Будапешт

Глава седьмая. Совпадения

Глава восьмая. От Луны к Венере

Часть третья. ЕВРОПА

Глава первая. Круиз

Глава вторая. 13-й подвиг

Глава третья. Потомок Гарибальди

Глава четвертая. Невозвращенец

Глава пятая. Пламенный Сирано

Глава шестая. На корабле через поля и веси

З А Г А Д О Ч Н А Я Р Е Л И К В И Я

Глава шестая. Сухой закон и памятники

Часть четвертая. ТОРЖЕСТВО МЕЧТЫ

Глава первая. Утрата

Глава вторая. Покушение на Солнце

Глава третья. Заговоры

Глава четвертая. Гости из Космоса

Глава пятая. Оттепель

Глава шестая. На Дальний восток

Глава седьмая. Без мостов

Глава восьмая. Золотая медаль

Часть пятая. БУРЯ И СОЛНЦЕ

Глава первая. Россыпь фантастики

Глава вторая. Издательские волны

Глава третья. Завещание Нильса Бора

Глава четвертая. Академия “безумных наук”

Глава пятая. Следы чужого разума

Часть шестая. Крылатое племя

Глава первая. Аноним

Глава вторая. Еврокон

Глава третья. Тореадор в кресле

Глава четвертая. Неистовый златоуст

Глава пятая. Пан-профессор

Глава шестая. Ноктюрн

Часть седьмая. ДЕРЗАНИЯ

Глава первая. Перекаты

Глава вторая. Купол надежды

Глава третья. Аэлита

Глава четвертая. Мним

Глава пятая. Переписка

Глава шестая. Генная память

Часть восьмая. МИРАЖИ

Глава первая. Правители

Глава вторая. Честь и коварство

Глава третья. Баррикады, кардиналы и президент.

Глава четвертая. "Космопоиск"

Глава шестая. Донкихоты Вселенной

Глава девятая. Возвращение в грядущее

Часть девятая. БРАТ

Глава первая. Прыжок

Глава вторая. Чудеса на сцене

Глава третья. Непреклонный

Глава четвертая. И слез Илья Муромец с печи…

Глава пятая. Все-таки полет!

Часть десятая. МНОГОМЕРНОСТЬ

Глава первая. Единомышленники

Глава вторая. Чур меня, чур!

Глава третья. Голос с неба

Глава четвертая. Звезда во лбу

Глава пятая. Слои Времени

Глава шестая. Пропавшая грамота

Глава седьмая. Жизнь ещё раз

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Александр Казанцев, Никита Казанцев 

ФАНТАСТ

Дилогия мнемонических романов

Все события в романе не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами не случайны

КНИГА ВТОРАЯ МЕРТВАЯ ЗЫБЬ

Волны незримые,

Волны глубинные

Опаснее волн штормовых… Весна Закатова

Часть первая МЕЧТА ВЛЕКУЩАЯ

Это может быть.

Это должно быть.

Это будет! А. Казанцев.

Глава первая УХАБЫ

Там за далью непогоды

Есть блаженная страна Н. М. Языков

Открыла обсуждение нового романа Званцева секретарь ЦК ВЛКСМ по пропаганде Мишакова, молодая интересная женщина. Всем своим видом она претендовала на этом собрании на ведущую роль:

– Выход книги Званцева “Арктический мост” в комсомольском издательстве не должен остаться незамеченным в наше острое в международном плане послевоенное время. Война грозит вернуться на атомном уровне, чем нас пытаются запугать. Но товарищ Сталин, вождь всех времен и народов, бдителен, и нам в области агитации и пропаганды надлежит быть такими же. В этой связи с рецензией романа Александра Званцева “Арктический мост” выступит наш уважаемый писатель, авторитет в области научно-художественной литературы Лев Иванович Гумилевский.

Автор и его редактор Кирилл Андреев сидели рядом в первом ряду, где, кроме них, никто мест не занял. Они встретились в соседнем доме на другой улице в Бюро пропусков, куда их погнала военизированная охрана выпрашивать по телефону не заказанные им пропуска. Комсомольские вожди, по примеру "Большого" ЦК, также отгородились от народа. По дороге сюда Андреев тихо сказал Званцеву:

– Беда в том, что ваш роман посвящен дружественным отношениям между нашей страной и Америкой, а она после атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки проводит дипломатию атомного шантажа, – тихо сказал Андреев. – Боюсь, что конъюнктура сегодняшнего дня заслонит ваш прогноз о выгоде деловых отношений с Америкой…

Званцеа промолчал. Он не знал, как ответить на неожиданную реплику своего редактора.

Тем временем Мишакова, стройная, собранная, уступила место пожилому человеку, вышедшему из зала.

Он прокашлялся и начал:

– Предваряя разбор произведения, я сразу должен сказать, что это не роман, а явление в нашей литературе.

– Это как же понять? – склонился к Званцеву Кирилл Андреев. – Звучит высшей похвалой. Не хитрит ли старик?

– Автор не останавливается перед переписыванием чужих строк, говоря, как его персонаж перемещается по Токио, старательно повторяя названия улиц и переулков, переписывая их из других книг.

– А как еще можно сказать о пути с Лубянки к Большому театру? – с сарказмом тихо произнес Андреев.

– Книга повторяет известный роман Келлермана “Тоннель” о создании железнодорожного сообщения между Европой и Америкой.

– А “Война и мир” повторяет “Слово о полку Игореве”? – съехидничал Андреев. – Лев Иванович упустил, что это новое решение проблемы – подводный плавающий тоннель подо льдами Арктики из СССР в Америку…

– Но, спрашивается, кому нужно такое наше сближение с враждебным соседом, грозящим нам атомной бомбой? – патетически провозгласил рецензент.

В этом духе было все его выступление. В заключение он сказал:

– Я сожалею, что подобный призыв в наше время находит свое выражение в литературной форме.

– Очень странная рецензия! Пожалуй, ее надо читать наоборот, – заключил Андреев.

Но комсомольские руководители заказывали разгромную рецензию, так ее и воспринимали. Их заказ был выполнен добросовестно.

Осиновый кол в “похороненную книгу” вбил сам первый секретарь ЦК Комсомола Н.А.Михайлов, говоря жестко и непримиримо:

– Это серое, политически незрелое произведение, выход которого в комсомольском издательстве говорит о притуплении там бдительности. Наша задача состоит в борьбе с идейным противником, а не лезть в подмастерья к нему. Мы должны гордиться своей идеологией коммунизма, а не опускаться до создания совместных с капитализмом сооружений, которые в принципе не могут существовать в силу своей уязвимости. Я думаю, что тираж книги слишком велик. Комсомольским организациям и библиотекам рабочих и крестьянских клубов нужно отказаться от ее приобретения. Издательству надо относиться более осторожно к произведениям незрелого автора. Мы ждем от Союза писателей солидарности с нами.

– Считайте себя, Александр Петрович, ступенькой лестницы для восхождения малых вождей вверх, – заключил Андреев.

Накануне обсуждения чуткий главный редактор журнала “Техника молодежи”, друг Званцева, Володя Орлов, метивший подняться выше, сказал, в присутствии других фантастов:

– Не думай, Саша, что мы заступимся за твой “Арктический мост”. Слезай, приятель, с телеги. Лишний груз.

Потопление “Арктического моста” в ЦК Комсомола закончились, но в Союзе писателей ожидаемый поддержки комсомольцы не нашли. Там просто прошли мимо этого. И спустя некоторое время “крамольный” роман вышел в независимом молодежном издательстве “Трудрезервиздат”, предназначенный для ребят новой рабочей смены.

Званцев понял, что значит конъюнктура в литературе. Твердо решил создавать образы и очертания светлого завтрашнего дня, а не скрывать уродства современности с ее фальшивой “конституцией” провозглашающей свободы, а на деле с репрессиями, лагерями и бесправием тружеников села, лишенных даже паспортов.

Еще до изничтожения “Арктического моста” без глубинных бомб его верстка представлена была вместе с “Пылающим островом” в приемную комиссию Союза писателей, и член Секретариата Константин Симонов сказал:

– Мы в долгу перед вами, товарищ Званцев. Еще до войны вам нужно уже было быть с нами.

И, полый новых замыслов, Саша с Таней отправился на юг.

Черное море. Кавказское побережье. Сухуми. Абхазия… Здесь начинающий писатель нашептывал лежащей на его коленях дочери главу за главой свой “Пылающий остров”. И вот снова эти заветные места. На этот раз Новый Афон с его легендами, пещерами, где жили монахи. Но это – высоко над морем, а ниже над приморским шоссе – корпуса санаториев. Саша с Таней приехали сюда, и поселились в одном номере, никто не спросил об их родственных отношениях, сдали паспорта… ходили купаться на пляж, покупали фрукты и транжирили деньги.

Издательство обещало перевести сюда аванс, но перевода все не было и не было. По убеждению Саши, бухгалтера – враги человеческие. Деньги кончались, но духом он не падал. В кармане у него была путевка Бюро пропаганды художественной литературы и ему ничего не стоит провести вечер в санатории и получить ставку 150 рублей. На обратные билеты хватит.

Они познакомились с абхазцем, директором совхоза, и Саша, чтобы не ходить в дирекцию санатория и не навязываться, показал абхазцу путевку. Тот с энтузиазмом согласился организовать в санатории писательский вечер и уладить все с дирекций.

Вечер проходил на открытом воздухе перед ракушкой, где иногда играл оркестр. Саша увлеченно рассказывал об Арктическом мосте, о прямом скоростном сообщении с Америкой через Северный полюс. Но не по воздуху, как летали герои-летчики Чкалов и Громов, а под водой в тоннеле, и не в прорытом под дном океана, а в плавающим подо льдами. Скорости поездов будут превышать 2000 километров в час.

– А нельзя ли в Черном море проложить Одесса-Сухуми или Севастополь-Сочи? – слышится вопрос.

– Нет. Лучше подумать, как Дальний восток приблизить, проложить трубу вдоль сибирского побережья Мурманск-Чукотка и вторую мыс Дежнева-Владивосток через Охотское море, – предлагал отдыхающий здесь полярник.

– У нас еще Камчатка есть. Опять же Сахалин. Обмозговать это надобно.

– Япония там рядом. Ей тоже захочется сухопутной державой стать. С железнодорожным сообщением на материк

– Очень интересные предложения, – отозвался Званцев, – но насколько я знаю, японцы приняли на вооружение “Арктический мост” и по его принципу сейчас там делается проект плавучего подводного тоннеля между островами Хонсю и Хоккайдо и этот проект будет конкурировать с другим, по которому тоннель прорывается под дном пролива, разделяющего эти острова.

Слушатели неохотно расходились. Кто-то вспомнил о тунгусском метеорите, и Званцева окружили на шоссе, засыпав вопросами.

Директор совхоза еле пробился к нему, чтобы вручить гонорар за проведенный вечер, передав по поручению директора санатория 80 рублей.

Званцев вспылил, чего с ним почти никогда не бывало.

– Это только полставки. Почему директор считает возможным менять утвержденную правительством ставку? Я не возьму этих денег и считаю, что встречался с отдыхающими в шефском порядке бесплатно.

– Вам придется самому пройти к директору санатория и вернуть ему деньги. В таком деле я не могу быть посредником. Я абхазец, он грузин и наши отношения, как у кота с чужим псом.

– Хорошо. Не откажите в любезности проводить меня к нему.

– С большой охотой. Ваша встреча с отдыхающими была очень интересной, особенно, если встанет вопрос о соединении Одессы с Сухуми.

Директор совхоза провел Званцева в отделанный с претензией на роскошь кабинет директора. Полный грузин, усатый, с лоснящимся сытым лицом, сидел за столом с несколькими аппаратами, хотя телефонная линия была всего одна.

– Вот, товарищ писатель принес вам гонорар за свое выступление обратно.

– Зачэм обратно? – возмутился грузин. – Вот путевка, на нэй моя резолюции. Платить 80 рублэй.

– Но это только полставки, утвержденной правительством РСФСР.

– Так то РСФСР. Здесь Грузия! Понимать надо. Я опрэделяю расходы. Санаторий ввэрен мнэ! Нэльзя бросать дэньги. За 80 рублэй люди недэлю корпят. За один час 150 содрать! Не Большой дорога, не дремучий лэс!

– За выступления у нас предусмотрены две ставки 150 рублей или ничего. И я возвращаю вам ваши деньги, считая, что провел встречу с читателями на общественных началах. Прошу вернуть мне путевку с вашей резолюцией.

И Званцев, положив деньги на стол грузина, взял лежавшую там путевку и разорвал ее в мелкие клочки, положив их на стол, повернулся и вышел из увешанного коврами кабинета. Его провожали испуганные лица служащих санатория, видевших эту сцену.

Как ни в чем ни бывало, с чувством выполненного долга Саша направился в корпус за Таней и через несколько минут они уже спускались к морю с полотенцами.

На шоссе их встретил абхазец, директор совхоза:

– Александр Петрович, я должен предупредить вас, что прокурором района дана санкция на ваш арест.

– Как? За что? – изумился Званцев.

– За избиение директора санатория.

– Что за нелепица? Вы же присутствовали при этом!

– Я только абхазец, а он грузин. Он оскорблен тем, что вы не только вернули выданные им деньги, но и порвали документ с его резолюцией. Составлен акт, что вы бросили обрывки ему в лицо, при этом ударив его. Акт подписали все присутствующие, кроме меня. И мне это еще зачтется.

– Это провокация, и суд установит истину!

– Едва ли. Судья – грузин и мое показание абхазца во внимание не примет.

Званцев привык все решать мгновенно:

– Таня, беги, получи свой паспорт и приходи сюда на шоссе, я буду ждать здесь с нашими вещичками.

Через десять минут они встретились на том же месте с чемоданчиком.

– Мне паспорт выдали, а твой велено задержать, – запыхавшись, говорила Таня.

– Важно в Гудаутах пересечь границу РСФСР, – говорил Саша, сигналя проносящимся машинам.

Одна из них, груженая бочками с горючим, остановилась.

– До Гудаут подбросите? Денег нет.

Из кабины высунулся шофер-грузин:

– Слуший, какие дэньги? Садис в кузов, там бочка грязный. Зачэм дэньги, эсли человэк хороший. Садис!

Машина тронулась. Званцев смотрел назад на фигуру предупредившего их абхазца, скрывшуюся за поворотом.

Но Званцев продолжал смотреть назад, ожидая погони. И милицейский виллис появился сзади. Там мог быть ордер прокурора.

Но милиционеры спешили по другим делам. Они быстро догнали грузовик с нефтяными бочками и перегнали его.

Еще несколько “подозрительных” машин догоняли нефтевоз и равнодушно исчезали впереди.

В Гудаутах уже была РСФСР и конечная станция железной дороги. Денег на билеты не было. Пришлось до Сочи ехать зайцами. Удача сопутствовала им. Контролер явился перед самыми Сочи. Но при виде Званцева, он не потребовал с него билета, а воскликнул:

– Товарищ полковник! Какая встреча! Отдыхали здесь?

– Да вот, просчитался, – ответил Званцев, узнав автомеханика, опрокинувшегося на автомашине-мастерской с моста в Трансильвании. – Возвращаемся пустыми. Едем зайцами.

– Да, зайца вы ловко сбили на альпийской дороге. Небось, жаркое было вкусное. Вы меня извините, разрешите продолжить проверку билетов?

– Рад был встретиться. Давай, проверяй, и не кувыркайся больше.

И тот ушел, не оглядываясь.

В Сочи в сквере перед вокзалом ночевали уезжающие курортники. Среди них Званцев обнаружил сотрудника своего института Сашу Констанцева, завтрашнего профессора, красивого крымского татарина с молодым лицом и седыми волосами.

– Очень удачно вы меня нашли, – сказал тот, помня как Званцев с Иосифьяном отстояли его от сталинской высылки в казахские степи вместе со всем крымским народом за общение кого-то с немцами. – Мне не удалось заблаговременно купить билет в мягкий вагон, и деньги остались. Я вам отдам на два жестких билета.

– А как же вы?

– Я с вашей помощью поеду на крыше.

– Как с нашей помощью? – не понял Званцев.

– Я буду спускаться к вам, и высыпаться на верхней полке.

Так они и ехали до самой Москвы. Саша Констанцев с приятелями, альпинистами, ехал на крыше, спускаясь в купе к Саше с Таней, чтобы выспаться. И, будучи талантливым ученым, нисколько не смущался от такого нарушения железнодорожных правил.

Через месяц, зайдя в Союз писателей, Званцев узнал, что его просят зайти в районное отделение МВД.

Это было недалеко, и вскоре Званцев сидел напротив пытливо разглядывающего его пожилого широколицего скуластого майора МВД, не похожего на допрашивавших его когда-то капитанов.

– Так значит, без паспорта и удрали? – с улыбкой спросил он.

– Я же знал, какая будет волокита и как охотно подчиненные оскорбившегося грузина лжесвидетельствуют.

– Это вы правильно сделали. Видите, у меня под рукой толстую папку? Это “ваше дело”, вам вслед, вместо соли на хвост, посланное. Нам бы много хлопот стоило вас выручить, если б они вас арестовали. Вот ваш паспорт. Они не имели права задержать этот документ. Будьте осторожнее в национальном вопросе, особенно в абхазо-грузинском.

Так закончился для Званцева 1946-й “ухабистый” год.

Глава вторая. К стране подвига

Не счесть сокровищ

В ледяных пещерах,

Суровой Арктики чудес…

Когда война кончалась, все ждали от Победы золотого века. Чтоб он наступил, надо восстановить страну. И новая волна энтузиазма подняла людей, как в дни первых пятилеток. И снова на ее гребне зловеще клокотала темная пена репрессий, бездушной несправедливости к людям, исстрадавшимся в гитлеровском плену, попадая из нацистских лагерей не домой, а снова в концлагеря “проверки”, где с них жестко спрашивали как могли они сдаться в плен?

Званцев, привыкнув кипеть в жизни, чувствовал себя в писательском “бездействии” неловко.

Он прекрасно понимал, что выдвинутая на первый план Арктика – отвлекающая от темных сторон жизни романтика. Он сам давно был в ее плену, создавая фантастические проекты. Осуществить их в суровых условиях – подвиг. И стремление к подвигу во льдах, полярной ночью, как на легендарных “Челюскине” или “Георгии Седове” привело его в приемную секретариата Союза писателей. Там было много народа. Писатели толпились перед кабинетом первого секретаря Правления Александра Александровича Фадеева.

Званцев стоял у окна во двор, где Лев Толстой увидел Наташу Ростову, распорядившуюся разгрузить обоз со скарбом графских покоев и погрузить раненых в Бородинском сражении и в том числе, к ее ужасу и радости, Андрея Болконского. Званцев живо представлял себе это, и почувствовал руку на своем плече.

– Ручаюсь, что он думает о Наташе Ростовой, – услышал он чей-то голос, обернулся и увидел словно вылепленное скульптором лицо, обрамленное седыми волосами.

– Вы угадали, Александр Александрович, – признался Званцев.

– Вы ко мне?

– Если это возможно, – ответил Саша, многозначительно взглянув на теснящихся в приемной писателей.

– С ними я всегда увижусь, а вас в первый раз встретил. Надо познакомиться. А то нехорошо, – и взяв Сашу за плечи, он провел его в свой кабинет, тесноватую комнату с красивым письменным столом и другим для заседаний в стороне, покрытым, как бильярд, серым сукном.

Фадеев сел за стол и усадил Сашу напротив.

– Ну, поведай, друг мой новый, чем живешь, о чем пишешь, а главное, о чем писать хочешь?

– Хочу писать о стране подвига.

– Так пиши о нашей стране. В ней жить – подвиг совершать. Войну где был?

– Пришел солдатом. Кончил полковником.

– Небось, корреспондентом фронтовой газеты? Там чины дают.

– Нет. Наместником Штирии, в Австрийских Альпах. Разграбленные заводы нашей стране возвращал.

– Святое дело совершал. И сейчас ищешь где силы приложить?

– Я знаю где, да вот как туда попасть?

– Это куда же?

– В Арктику, где что ни шаг, то подвиг, чего полярники и не замечают.

– Выбор правильный. Страна трудностей, страна чудес. Наш Борис Горбатов переполненным впечатлениями оттуда вернулся.

– У меня цель не только живописать с натуры, но увидеть завтрашний день края. Будущее Арктики не в героической эпопее Челюскина, не в дрейфующей станции “Северный полюс”, а в приближении отдаленных северных земель, таящих в себе нетронутые богатства.

– И как же их доступными сделать?

– Круглогодичной навигацией.

– Сверхмощные ледоколы видишь?

– Они не понадобятся, если отгородить сибирское побережье морей от северных льдов.

– Это ж целые поля от горизонта к горизонту!

– Поставить на их пути преграду. Защитить незамерзающую полынью вдоль сибирских берегов длиной в четыре тысячи километров.

Фадеев свистнул:

– Ну и размах, скажу я, у вас! Это сколько же материала такой защитный мол потребует!

– Привозить ничего не надо. Он на месте.

– Со дна его брать хотите?

– Нет, Александр Александрович. Материал – морская вода. Мол будет ледяным из замороженной на месте воды между двумя рядами спущенных ко дну труб. По ним пустить замораживающий раствор из холодильных установок. В действие их приведут не стихающие арктические ветры.

– Замысел инженерный с ног сшибает. Но, коль скоро, ты к нам пришел, то становишься инженером человеческих душ, и я боюсь чтобы ты эти души в холодильном растворе не утопил.

– Я не только инженер, но и поэт.

– Вот как? А ну, прочти-ка мне позагвозистее. Вспомнишь?

– Конечно. Вот сонет:

БОГИНЕ БУЙНЫХ ГРЁЗ

Когда ты входишь, солнце меркнет.

Вдохнешь – благоуханье роз.

Тебе молюсь в “Любовной церкви”,

Моя “богиня буйных грёз”!

Твой взгляд слепит сверканьем молний.

Твой ум – ключи Добра и Зла.

С тобой я – Парус, ветром полный.

Один я – лодка без весла.

Хочу в безумье быть счастливым,

И чтоб пожар век не затих.

Весенним, радостным разливом

Хочу бурлить у ног твоих.

Твое лишь имя назову

И весь дрожу, огнём горю!

– Ого! я вижу ты не только заморозить тысячекилометровый мол можешь, но и жаром своим расплавить его. Значит, с яйцами у тебя все в порядке!

– Не понял, Александр Александрович.

– Я имею в виду, что в штанах носишь ты величайшее сокровище тысячелетий и сотен грядущих поколений. И высокие чувства наши, которые ты так лихо воспеваешь, от этих яичек зависят, и больше ни от чего. Животных человек для удобства кастрирует (мул) и даже людей (евнухи, певцы-кастраты). Помнишь Толстого Алексея Константиновича?

“Взбунтовалися кастраты

Пришли в Папины палаты.

“Почему мы не женаты?

В чем мы виноваты?”

– Конечно, знаю. У меня отец цитировал про “эти”, когда поучал, как надо жить.

– Правильный у тебя батюшка. Так чему он тебя научил? С “этими”, я вижу, у тебя в порядке. Чего ж ты хочешь солдат-полковник? Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только “били во что-то железное”, но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом были живыми людьми со всеми их слабостями и мошонками. Это я тебе так, по дружбе говорю, все это прочувствовав. Но ко мне ты не за этим пришел. Чую, в Арктику просишься и как попасть туда не знаешь. Но я попробую это устроить. Кренкеля-радиста помнишь?

– Ну, еще бы! “Челюскин”, Северный полюс. Один из первых Героев Советского Союза.

– Так он теперь начальник всех полярных станций Главсевморпути и собирается в инспекционную поездку по своим объектам. Хочешь с ним?

– Но хочет ли он со мной?

– А это мы сейчас проверим, – и Фадеев просмотрел список телефонов рядом с красным аппаратом, стоявшим рядом со старинным темным. – Ага, “кремлевка” у него есть. Сподобился, – и он набрал номер. – Эрнест Теодорович? Фадеев из Союза писателей. Да, да! Сан Саныч. Спасибо, что запомнили. Говорят, в поход собираетесь? Мороз-воевода обходит владения свои. Я вам спутника навязать хочу. Нет, не Снегурочку. Из нашей братии, но инженера. Он ледяной мол вдоль сибирских берегов собирается построить, чтобы полынья незамерзающая осталась. Что? Такой вам даже очень нужен? Мол или автор? Оба? Но покуда речь идет только о фантасте. Когда ему прибыть? Куда? Ну, успеха вам, Эрнест Теодорович, и удачных посадок. Спасибо вам с ледяной мол величиной. Значит, Тушино.