Текст книги "Белая Башня (Хроники Паэтты)"

Автор книги: Александр Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 71 страниц)

Глава 21. Война

Приятное путешествие последних дней было внезапно омрачено очередным припадком Мэйлинн. Её вновь крутило и било о пол и стенки фургона, она вновь стонала так, словно душа её рвалась наружу. И снова этот припадок был продолжительнее предыдущих, и вновь после него Мэйлинн была измучена и обессилена настолько, что несколько часов не могла подняться. Бину пришлось вновь пересесть в фургон и править им, пока лирра безучастно лежала, уткнувшись носом в стенку. Становилось очевидным, что Мэйлинн с каждым разом становилось всё хуже и хуже, и было совершенно неясно, что же будет дальше. Та короткая передышка, которая была у них после прошлого беспамятства, когда она боролась с Симмером, дала друзьям смутную надежду, что всё, быть может, понемногу налаживается. Однако, стало ясно, что это не так. Болезнь слегка отступила назад, чтобы взять лучший разгон.

К раздражению Бина скорость их передвижения замедлилась. Дороги в окрестностях Лоннэя оказались заполнены повозками, подводами, фургонами и телегами всех размеров и цветов. А также сотнями и сотнями людей. Все они брели с потухшим взором на север, и вокруг зловонием витало слово «война».

– В чём там дело? – ворчливо спрашивал Бин.

– Дорийцы снова нападают на приграничные области, – хмуро ответил Кол.

– Значит, идёт война? – встревожился Бин.

– Да тут, почитай, что ни год, то война, – отмахнулся Кол. – Повидал я уже этого. Дорийцы раз в год-два обязательно совершают набеги на Пунт. Обычно длятся они не более двух-трёх месяцев, после чего кочевники возвращаются обратно с награбленной добычей. И так – до следующего раза.

– А мы, значит, направляемся в самую гущу? – Бин беспокоился всё сильнее.

– Да не волнуйся, нас это, скорее всего, никак не коснётся. Эти их междоусобица. Да и война эта – так, одно название. Так что не волнуйся. Самое неприятное, что нас ждёт – забитые народом дороги.

– Ну этого тоже немало, – проворчал чуть успокоенный Бин, бросив через плечо взгляд на спящую Мэйлинн. – Нам бы уж поскорее добраться до твоего чародея. Да надеяться, что он чем-то поможет Мэйлинн.

– Доберёмся, – лаконично отозвался Кол. – Но сперва нам надо добраться до Лоннэя.

И они добрались. Правда, чуть позже, чем планировали. Наш фургончик въехал в ворота Лоннэя пятого дня месяца жатвы.

Мэйлинн слегка оправилась от очередного приступа, и сейчас она сама правила фургоном. Кол и Бин скакали впереди, постоянно окрикивая прохожих и требуя проезда. Столица королевства Пунт была некрупным городом с неширокими улицами и невысокими домами. Как и вся страна, она утопала в зелени. Наверное, прибудь путешественники в другое время, они были бы восхищены тишиной и уютом этого городка, больше похожего на какой-то провинциальный город, нежели на столицу. Но сейчас город был переполнен людьми, на улицах стоял постоянный шум, толкотня и беспорядок.

Кол когда-то раньше бывал в Лоннэе, но сейчас совершенно не узнавал города, поэтому правил лошадь в направлении центра, справедливо полагая, что там будет проще найти ночлег. Он раздражённо покрикивал на беженцев, заполонивших улицы. Мэйлинн постоянно делала ему замечания на этот счёт.

– Это несчастные люди, – говорила она. – Зачем умножать их несчастья своей бранью?

И Кол на время смирял себя, хотя было видно, что он имеет собственное мнение на этот счёт.

– Как ужасно, что такое славное государство постигла такая жестокая война! – приговаривала Мэйлинн.

– Да для них эта война – привычное дело! – откликнулся Кол. – Это уже, своего рода, традиционная забава в Пунте.

– Забава, во время которой гибнут люди, – жёстко осадила его Мэйлинн. – Как ты можешь такое говорить?

– Пойми, эта война – она словно игрушечная, – пытался отстоять свою точку зрения Кол. – Ну вот посмотри сама: что это за война, во время которой ни одна из враждующих армий не стремится захватить столицу своего врага? Что это за война, если государство, которое чуть ли не ежегодно подвергается нападению, не делает никаких попыток уничтожить логовище врагов? Пунтийцы прогоняют дорийцев за Дорон, а точнее даже дорийцы, награбив вдоволь, уходят сами. Но армия Пунта почти никогда не переходит реку. Да и что это за война, во время которой почти не жгут деревень, да и убивают лишь тогда, когда других средств уже не остаётся?!

– Тогда откуда здесь столько несчастных? – воскликнула лирра.

– Ну так никто не хочет испытывать судьбу. Как только становится известно, что орды дорийцев переходят реку, колоны из приграничья стараются уйти подальше, да унести побольше. Но помяни моё слово: большинство из них через месяц или два вернутся в родные края, и заживут в тех же хатах, в которых жили до этого.

– А тем, чьи хаты лошадники-таки сожгут, государство выплатит субвенцию, – неожиданно вмешался невысокий, лысоватый немолодой уже человек плотной комплекции, прислонившийся к стене у открытой двери и, видимо, слышавший разговор. – Поэтому эти бездельники в накладе не останутся, уж поверьте, сударыня!

– Мне кажется, вашего мнения никто не спрашивал, – холодно ответила Мэйлинн, бросив неприветливый взгляд на горожанина. Улица в этом месте была узкой, так что их разделяло всего каких-то три-четыре шага.

– Весьма невежливо незнакомцу вмешиваться в чужой разговор, любезнейший, – так же холодно процедил Кол, смерив человека взглядом. На разбойника тот, вроде, не походил, а там – поди разбери!

– Нижайше прошу прощения у многоуважаемых путешественников! – тут же раскланялся тип. – Позвольте представиться. Зовут меня мэтром Бабушем. Просто я заметил, что вы, должно быть, прибыли издалека, и подозреваю, что вы ищете, где бы остановиться на ночь.

– А если и так, то что с того? – всё так же неприветливо осведомился Кол.

– Так я мог бы предложить вам ночлег в своей гостинице! – воскликнул мэтр Бабуш, хлопая рукой по стене.

– Что-то как-то не тянет это на гостиницу, – недоверчиво протянул Бин.

– Ну так потому, что вы смотрите на неё со стороны чёрного хода! Ежели вы сейчас завернёте за угол, то окажетесь на нашей славной площади Урожая, и оттуда будет центральный вход в мою гостиницу! Одну из лучших, не побоюсь сказать! Гостиница «Песнь малиновки» – приличная гостиница! В ней вы не встретите всего этого сброда, понаехавшего сейчас из Приречья. Отличные номера, мягкие постели, добрый стол – всё, что только можно представить! У меня как раз есть свободные номера!

Кол вопросительно посмотрел на лирру. Он видел, что хозяин гостиницы произвёл на неё не лучшее впечатление, поэтому решать предстояло ей. Но Мэйлинн чувствовала себя неважно, поэтому ей очень хотелось поскорее прилечь, так что она не стала привередничать. Она молча кивнула Колу.

– Мы примем ваше предложение, любезнейший, – проговорил тот.

Хозяин при этих словах просиял:

– Позвольте, я провожу вас, уважаемые господа! – залебезил он, выбегая вперёд. – Вот, пожалуйте, прямо сюда.

И действительно, фургончик выкатился на небольшую площадь. Теперь друзья видели и вывеску и богато украшенный вход в гостиницу.

– Прошу вас, любезные господа! – кланялся мэтр Бабуш. – Пожалуйста, входите внутрь! Сейчас мои конюхи позаботятся о ваших лошадях! Они ни в чём не будут знать недостатка! Такие превосходные скакуны! С ними будут обращаться, точно с королевскими!

Кол спрыгнул с лошади и помог спуститься Мэйлинн. Бин тоже уже был тут как тут. Они направились ко входу в гостиницу, когда Мэйлинн обратила внимание на девочку, державшую на руках ребёнка. Девочке на вид было не больше двенадцати, а ребёнку – едва ли больше годика. Девочка была одета в поношенное платье, которое несмотря на всю заботу о нем, видимо, доживало последние денёчки: в нём было полно прорех. Темные волосы были сбиты в один давно нечёсаный и немытый колтун. Она сидела прямо на мостовой, глядя перед собой невидящим взглядом. Машинально она покачивала младенца. Тот не спал, но и не шевелился, и даже не плакал. Он также безучастно смотрел куда-то на стену позади девочки, держа во рту большой палец. Было видно, что девочку заметно потряхивает то ли от озноба, то ли от голода. Но поскольку в начале месяца жатвы в Лоннэе ещё вовсю властвовало лето, то Мэйлинн предположила именно второе.

– Бедное дитя! Что с тобой? – подходя к девочке, спросила лирра.

– О, не извольте беспокоиться, сударыня! – тут же встрял мэтр Бабуш. – Это всего лишь беженка из Заречья. Они – сироты, пришли в наш город и теперь ошиваются вблизи моей гостиницы. Попрошайничают, а то, может, и приворовывают. А ну пошла прочь! – рявкнул он нищенке. Та вздрогнула, словно очнувшись ото сна, с трудом сфокусировала взгляд на разгневанном хозяине гостиницы, и вяло дёрнулась, пытаясь подняться на ноги.

– Да как вы смеете! – воскликнула Мэйлинн. Её лицо вспыхнуло, заливаясь краской гнева, а глаза засверкали так, что несчастный мэтр Бабуш даже стушевался. – Как вы смеете так говорить? Вы разве не видите, что она умирает от голода?

– Понимаете ли, сударыня, – с трудом подбирая слова, замямлил трактирщик. – Эти беженцы все получают субвенции от государства в качестве возмещения ущерба. Эта девчонка получит вдвойне, раз её родители погибли. Поверьте, хотел бы я, чтобы мне кто-то вот так вот за здорово живёшь отсыпал денег! Я ей не раз говорил, чтобы она шла к магистрату и оформила там заявление на получение субвенции. Но она, как видите, тупа, словно пробка…

– А вы бесчувственны, словно чурбан! – казалось Мэйлинн сейчас вцепится в волосы почтенного мэтра. – У несчастных малюток умерли родители! А вы так цинично об этом рассуждаете! О каких деньгах и этих ваших субвенциях вообще может идти речь?! Да неужели нельзя было хотя бы просто покормить их? Пусть даже и объедками! Это бы вам ничего не стоило!

– Может, и не стоило бы, да и то – как сказать… Объедки-то я скармливаю домашней птице, которую затем подаю на стол постояльцам. Но дело даже не в этом. Если сегодня я задаром покормлю одну попрошайку, завтра у моих дверей их будет сидеть уже две. Потом – четыре. А потом всё проклятое Приречье при каждом удобном случае будет за дарма столоваться у глупого добряка Бабуша! Знаю я этих нищих!

– Я не хочу оставаться в этой гостинице ни секунды! – отчеканила Мэйлинн, прожигая Кола таким взглядом, будто лично он был виноват и в гибели родителей несчастной девочки, и в самой войне, и в том, что мэтр Бабуш – такой отъявленный негодяй. Тот нехотя кивнул и, обернувшись, перехватил поводья своей лошади из рук расторопного конюха, который уже пытался отвести лошадей в конюшню.

– Воля ваша, прекрасная госпожа, – изменившись в лице и явно обидевшись проговорил мэтр Бабуш. – Да только вряд ли вы найдёте такую же достойную гостиницу, как моя. Я вижу, вы весьма утомлены дорогой и, должно быть, голодны. А на моей кухне как раз готов великолепный обед. Да и ценами я вас не обижу. Спросите кого угодно в квартале, каждый скажет, что мэтр Бабуш – честный человек. А если вас так огорчает судьба этой нищенки, то – так и быть, я прикажу вынести ей поесть.

– По-моему, он прав, Мэйлинн, – тихонько проговорил Кол на ухо лирре. – Ты неважно выглядишь, и тебе нужно немного покоя. Сразу видно, что у него хорошая гостиница. А то что он сам – сволочь… То и тут бы я поспорил. Он – обычный человек, как и большинство других. Мало кто готов вытаскивать оборванцев из петли или городской клоаки. Большинству на них просто наплевать. Тем более, что его, как налогоплательщика, конечно задевает, что его деньги идут на выплаты несчастным, обездоленным войной.

– Вы совершенно правы, милостивый государь! – подобострастно кланяясь, подхватил мэтр Бабуш, расслышавший последние слова. – Если и есть что-то, что выводит меня из себя, так это политика нашего короля в отношении этих грязных кочевников. Мы сидим, прошу прощения, поджав хвосты, когда они приходят, а затем просто платим тем, кто от них пострадал, – достойный буржуа, похоже, оседлал любимого конька и сейчас гнал его всё быстрее. – Двойные убытки! И всё это – налоги, налоги и ещё раз налоги, которые платят такие люди, как я! Вы не представляете, какой уютный и красивый город Лоннэй! Но сейчас его заполоняют беженцы, которые не хотят работать, а целыми днями либо попрошайничают, либо творят ещё чего похуже. А затем они уйдут, получив от государства деньги, и оставив после себя кучи мусора, нечистот и вшей! И так – до следующего раза!

Мэтр Бабуш наконец-то остановился и перевёл дух. Его лицо раскраснелось так же, как недавно у Мэйлинн, кулаки были сжаты, волосы торчали клоками, лысина блестела от пота. И это почему-то выглядело так забавно, что гнев Мэйлинн как-то сам собой растворился. Уж что она умела делать прекрасно, так это ставить себя на место других. И сейчас она вдруг поняла этого человека. А понять – это уже почти значит простить.

– Хорошо, хозяин, – сохраняя холодный тон, проговорила она. – Мы останемся в вашей гостинице, хоть вы и крепко меня обидели, – просиявший было Бабуш вовремя сделал скорбное, кающееся лицо. – Но только при одном условии. Эта девочка и её братик пойдут с нами. Мы оплатим их стол и постель, – продолжила лирра, увидев потемневшее лицо трактирщика. – И они останутся здесь на столько, насколько им это потребуется.

– Если вы готовы за них платить, то я не против, – выдавил из себя мэтр Бабуш. Было видно, что он недоволен, но, с другой стороны – деньги есть деньги.

– Пойдём со мной, милая, – протянув руку девочке, нежно сказала Мэйлинн. Та же просто смотрела на лирру, не понимая, что происходит. Тогда Мэйлинн, засмеявшись, подошла и подняла её, обняв за плечи. – Пойдём. Пока хозяин будет готовить нам обед и комнаты, мы помоем тебя и твоего братика. Найдётся ли у вас горячая вода? – обратилась она к хозяину таким тоном, словно она была королевой, а перед ней стоял проштрафившийся подданный.

– На кухне мы постоянно кипятим воду! – с готовностью закивал головой Бабуш. – Уверен, что нам вполне хватит, чтобы наполнить лохань.

– Это хорошо, – кивнула Мэйлинн. – Кстати, чуть позже и я была бы не прочь принять горячую ванну.

– Всё сделаем, прекрасная госпожа! – низко кланяясь, ответил мэтр Бабуш.

– Ну вот и славно! Ведите! – и, взяв за руку до сих пор ничего не понимающую девочку, Мэйлинн двинулась вслед за трактирщиком.

***

После все ели за общим столом. Девочка-сирота, которая до сих пор не произнесла ни одного слова, выглядела совсем иначе: вымытая, расчёсанная, в новом платье, за которым Мэйлинн послала служанку в соседнюю лавку. Платье, правда, было великовато, но когда Мэйлинн предложила девочке его снять, чтобы заменить на что-нибудь другое, та вцепилась себе в плечи тонкими пальцами, прижимая скрещённые руки к груди, и лирра поняла, что платье она не снимет ни за что. Так что Мэйлинн и не стала настаивать.

Сейчас сиротка большой ложкой загребала в себя кашу, приправленную большим куском масла и сдобренную мёдом. Каша была обжигающе горяча, и в глазах девочки стояли слёзы, но, несмотря на все увещевания Мэйлинн, она продолжала есть, почти даже не жуя. Сама же Мэйлинн почти не притрагивалась к еде, хотя и была голодна. Она держала на коленях вымытого мальчика и давала ему размоченный в теплом молоке хлеб. Мальчик чмокал и давился, притягивал пальцы лирры, держащие хлеб, ко рту маленькими ручонками, и на глаза присутствующих наворачивались слёзы.

– И всё же я никак не могу понять – почему король Пунта не соберёт огромное войско, и не разгромит дорийцев? – глядя на девочку, доедающую вторую миску каши, тихо спросила Мэйлинн.

– А как их разгромить? – откликнулся Кол, как-то очень подозрительно прочистив горло перед этим, словно там стоял комок. – Дорийцы – кочевники. Их уклад жизни не похож на тот, к которому мы привыкли. Они практически не строят городов. По сути, у них есть лишь одно поселение, которое мы могли бы назвать городом – их столица Саин. Но и она мало общего имеет с любым другим городом на Паэтте. С импирия по месяц дождей¹³ этот город почти совсем безлюден, поскольку в это время его жители кочуют по дорийским степям, сбиваясь в орды-кланы. Да и выглядит он, скорее, как большая деревня. Там нет многоэтажных домов, в основном только одноэтажные глинобитные жилища. Даже великий хан Дории не живёт в Саине летом. В общем, идти большим войском в Дорию просто бессмысленно. Конные отряды кочевников будут просто разбегаться в стороны, подобно тому, как стая мальков рассыпается при виде щуки, чтобы собраться вновь, как только она уплывёт.

– Ну тогда – поставить кордоны и заслоны по всему левому берегу Дорона! – не сдавалась Мэйлинн.

– Да есть они – и заслоны есть, и кордоны. Да только толку большого нет.

– Это ещё почему? – недоумевала Мэйлинн.

– Хорошо. Хочешь знать моё мнение? Я ведь какое-то время пробыл в этих местах, и, мне кажется, кое-что понял. Так вот, по-моему, королей Пунта просто устраивает такое положение вещей.

– Как это? – теперь лирра просто опешила, даже не донеся кусочек хлеба до рта ребёнка.

– Знаешь, с недавнего времени в Латионе для богатых горожан, страдающих ожирением, появилась модная забава. Они ходят в так называемые атлетические залы, где специально обученные люди заставляют их много двигаться. Заниматься атлетикой, борьбой и тому подобным. И стоит это огромных денег, которых многие богачи не жалеют, стараясь сбросить лишний вес. Так вот, мне кажется, что Дория для Пунта – это как раз такой вот специально обученный человек, который не даёт ему разжиреть.

– Что за чушь? – возмутилась Мэйлинн. Мысль о том, что правители могут намеренно позволять своим подданным гибнуть, не укладывалась в голове.

– А ты послушай, не перебивая. Смотри – содержать большую армию, которая всё равно не может разгромить врага, это всё равно, что покупать очень-очень дорогое решето, чтобы носить в нём воду. Если дорийцев не злить, то они обычно довольствуются лишь грабежами, своего рода – взимают дань. Им ведь самим невыгодно палить поля и убивать людей, которые их кормят, – Кол слегка запнулся, взглянув на сидевшую неподалёку сиротку, но та была полностью поглощена поеданием сливового пирога. – Земля в Пунте – благословенная. Такая плодородная, что, как шутят сами пунтийцы, у них даже заборы весной цветут. Выращивается огромное количество зерна и других продуктов. Потребить всё это государство не в состоянии, продать столько тоже не могут. К чему это приведёт? К избытку, из-за которого упадут цены. Кому это выгодно? По большому счету, никому. А так – есть кому забирать излишки, сохраняя неизменно высоким спрос на пунтское продовольствие. А в этом году внешние цены и подавно поползут вверх, и этому будет вполне достоверное оправдание. Значит, торговцы останутся с барышами.

Видя, что лирра недовольно морщится от подобных циничных рассуждений, Кол продолжил:

– А главное – наличие внешнего врага сплачивает народ. Когда в государстве всё слишком хорошо, оно быстро жиреет и, в конечном счёте, умирает. Ты же знаешь историю лучше меня – помнишь, почему развалилась с таким ужасным грохотом Кидуанская империя? Потому что она стала такой огромной, такой мощной и величественной, что люди, населявшие её, позабыли все другие заботы, кроме плотских утех. И тогда пришли северные варвары, более злые, более голодные и более целеустремлённые, и от великой Кидуи остался лишь лоскуток на западе. Так вот я думаю, что мудрые правители Пунта надеются не допустить чего-то подобного у себя. Пусть жители государства всегда боятся и ненавидят своих диких соседей! Иметь внешнего врага удобно ещё и потому, что тогда граждане задают куда меньше вопросов правителю. Зачем нужны новые налоги? Чтобы выплачивать субвенции беженцам! Ты думаешь иначе, не согласен с нами? Значит, ты пособник лошадников! Значит, ты хочешь ослабить свою родину!

Голова Мэйлинн поникала всё ниже и ниже с каждой фразой. Почему-то всё сказанное выглядело вполне логичным. Ей хотелось придраться к чему-то, найти логическую ошибку, за которую можно было бы зацепиться, но ничего не получалось.

– Я надеюсь, что ты не прав, – в конце концов тихо сказала она, и по щеке её скатилась слеза. – Потому что иначе я не знаю, как мне смотреть в глаза этим детям…

***

Два дня пробыли друзья в Лоннэе. За это время Мэйлинн как будто бы полегчало. Всё своё время она уделяла двум сироткам. К её отчаянию, девочка так и не сказала ни одного слова. Мальчик же, напротив, довольно быстро начал улыбаться лирре, лопотать что-то. Он не отпускал её ни на миг, и у Мэйлинн разрывалось сердце от предстоящего расставания.

Мэтр Бабуш также оказался совсем не таким подлецом, как сначала думала лирра. Уже через день он собственноручно предлагал детишкам засахаренные фрукты и лишь молча махал рукой, когда Мэйлинн предлагала их оплатить. Он искренне переживал, что лирра и её друзья отправляются на юг, и не только потому, что не хотелось терять выгодных клиентов.

– Да куда же вы сейчас сунетесь? – восклицал он. – Там, на юге, видали, что делается? Всё Приречье полыхает. Давненько такого не было. Лошадники как с цепи сорвались! Переждите пару месяцев, а там всё уляжется, тогда и поедете! Я согласен вдвое сократить плату за постой!

Мэйлинн в избытке чувств даже чмокнула невысокого мэтра в лысую макушку, отчего тот аж зарделся.

– Нам всё же придётся уехать, любезный мэтр Бабуш, – проговорила она. – Мы должны как можно скорее добраться до пустыни Туум. Вы за нас не волнуйтесь!

– Да как же не волноваться! – возражал старый трактирщик. – Это ж надо – в Дорию идти! К этим дикарям! Да эти кочевники, если люди не врут, спят с кобылами, и потом у тех рождаются кентавры!

– Не говорите ерунды, дорогой мой мэтр! – фыркнула Мэйлинн. – Распорядитесь лучше, чтобы подали наших лошадей и фургон.

– Сию секунду, – затем он вдруг схватил лирру за рукав. – А насчёт деток не переживайте! Пусть живут у меня! По хозяйству помогут. И платы мне никакой не нужно! Мне, старику, всё ж веселее будет, коли уж своих не нажил!

Мэйлинн вновь не сдержалась и крепко обняла мэтра Бабуша.

Отъезд вышел довольно печальный. Безымянная девочка молча стояла и глядела вслед удаляющемуся фургону сухими глазами. Больше всего Мэйлинн боялась, что эти глаза уже никогда не наполнятся слезами. Зато малыш, разрываясь, плакал на руках у всхлипывающего мэтра Бабуша.

– Да уж, умеешь ты заводить друзей, – буркнул Кол, смотря куда-то в сторону. Бин же, да и сама Мэйлинн, не скрывали своих слёз.

***

Дальнейшее путешествие к пустыне прошло без особых происшествий. Через несколько часов друзья достигли моста через Дорон. На левом берегу их встретил конный разъезд пунтийцев, но особого внимания к ним не проявили. Кратко расспросив о цели путешествия, они пожелали спокойного пути и направились дальше. Так путешественники вступили на земли Дории.

На протяжении последующих двух часов они не встретили ни одного дорийца, пока не прибыли в Саин. Как и описывал Кол, во всём городе, который раскинулся довольно широко по окрестным холмам, сейчас проживало совсем немного людей. Путешественники проехали по его улицам, встретив едва пару десятков человек, в основном стариков или детей.

Ну а дальше были несколько дней пути по степям Дории. Пару раз они натыкались на кочевья той или иной орды, но дорийцы не выказывали никакой враждебности. Напротив, они с удовольствием предлагали на продажу вино (явно пунтское), хлебные лепёшки и странный очень солёный сыр, сделанный из кобыльего молока.

На четвёртый день пути с Мэйлинн вновь случился приступ. Он терзал её не меньше получаса, после чего измождённая лирра впала в беспамятство, из которого вышла лишь на следующий день. Она с трудом могла вставать, глаза глубоко запали. Она выглядела так, словно перенесла тяжёлую многомесячную болезнь.

– Завтра мы должны быть на месте! – сцепив зубы, проговорил Кол Бину. – Придётся подогнать наших лошадок. За своего Урагана я не волнуюсь, но вот насчёт тягловых лошадей… Однако, нам осталось совсем немного, главное сейчас – это добраться до места, а остальное уже неважно. Если потребуется – загоним лошадей.

Бин лишь мрачно кивнул и подстегнул лошадей, и так двигающихся быстрой рысью. Неизвестно, сколько они смогут держать подобный темп, но выбора не было. Бин боялся, что Мэйлинн умирает.