Текст книги "Белая Башня (Хроники Паэтты)"

Автор книги: Александр Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 71 страниц)

– Увы, – ответил Каладиус. – Конечно, вы будете ощущать какие-то вибрации возмущения, ибо вы – лирра, а лирры весьма чувствительны к этому. Но использовать возмущение вы не сможете.

– Да и хвала богам! – встрял Кол. – Не стоит об этом печалиться, подруга! Разве ты не убеждала нас, что никогда не хотела быть магиней? Вот, твоя детская мечта сбылась! Радуйся! А главное – ты теперь здорова!

– Согласен с моим другом Колом, – кивнул Каладиус. – Вы должны быть весьма благодарны, что мне удалось вам помочь. Не так много магов в нашем мире, способных на такое. Да и вообще – нам ещё повезло, что наш мир, скорее всего, находится довольно далеко от полюсов сферы, а иначе я мог бы оказаться бессилен.

– Как это? – глаза у Мэйлинн вновь загорелись, любознательность заглушила на время все остальные чувства. – Почему вы считаете, что наш мир находится далеко от полюсов? И почему в противном случае вы были бы бессильны?

– Ну, это, конечно, лишь мои мысли и рассуждения, но я почти уверен, что они верны, – охотно отозвался Каладиус. Было видно, что он истосковался по общению и возможности блеснуть своими знаниями. – Представьте себе – уж извините, я снова использую аналогию – два магнитных бруска. Если положить железную монетку рядом с одним из брусков, она притянется к нему, поскольку возмущение, создаваемое магнитом, в этой точке будет достаточно велико. Но если положить монетку строго посередине между двумя брусками, то она не сдвинется с места. На неё будут действовать одинаково две разнонаправленные силы, что, по сути, будет аналогично тому, как если бы на неё вовсе не действовала никакая сила. Этот мысленный эксперимент вполне может показать нам и то, как работает магия в нашей Сфере. Чем ближе мы будем приближаться к какому-то из полюсов, тем сильнее будет возмущение. И тем больше магии будет в мирах. Не удивлюсь, если в мирах, близких к полюсам, даже растения – и те способны распоряжаться магией. И уж конечно, в таких мирах пробудившаяся в вас сущность была бы куда как сильней, и справиться с нею у меня могло бы и не получиться. И, напротив, в мирах, близких к плоскости экватора Сферы, магии может не быть вовсе, или она будет в столь мизерных масштабах, что её невозможно будет использовать.

– Миры без магии? Разве такое возможно? – недоверчиво протянул Бин.

– Это вполне возможно, мой юный друг! – без малейшего высокомерия или превосходства, как равному, ответил маг Бину. – Более того, я твёрдо убеждён, что именно так оно и есть. В нашей Сфере есть множество миров, в которых напрочь отсутствует магия.

– И что же – там кто-то живёт? – всё так же недоверчиво спросил Бин.

– Конечно же, эти миры обитаемы. И, может быть, ровно в этот момент какой-нибудь молодой человек вроде вас, житель такого вот мира, безапелляционно заявляет своему более умудрённому собеседнику, что магии не существует в природе! – Каладиус усмехнулся.

– Как же они там живут, бедные? – пробормотала Мэйлинн.

– О, юная госпожа, я бы не стал их жалеть! – горячо воскликнул Каладиус. – Напротив, в чём-то им повезло куда больше, чем нам.

– Как это может быть? – теперь разговор задел за живое и Кола.

– Да очень просто. Вот наш мир полон магии, и многое можно получить, не прилагая никаких усилий. Казалось бы, это замечательно. Но посмотрите вокруг – разве мы увидим множество счастливых людей? Разве в нашем мире побеждена бедность, болезни, войны? Нет, нет и нет. Всё это имеется в избытке, несмотря на магию. Но, с другой стороны, магия и тормозит развитие нашего общества. Зачем выдумывать что-то новое, когда замечательно работает старое, а если нет – всегда можно наколдовать что-то. Наш мир похож на великовозрастного дитятю, которого держит на коленях, не отпуская, кормилица-магия. Мы припали губами к её сосцам, и никак не можем оторваться. Не можем сделать самостоятельно ни одного шага.

Я прожил на этом свете больше семисот лет. Как вы думаете, что изменилось в мире за это время? Ни-че-го! Возникло ли что-то новое? Ничуть не бывало! Да, изменилась мода, изменились государства, кареты теперь делают на рессорах… Но это всё – мелочи и ерунда. Другое дело – миры без магии. Они – словно беспризорники, промышляющие на городском рынке, чтобы не умереть с голоду. Они найдут десяток способов оставить вас без кошелька. Сильные, злые, голодные… Или вот: вспомните деревья, которые растут в моем оазисе. Мощные, зелёные, прекрасные. Но стоит любое из них пересадить в пустыню, оно тут же погибнет. Но вот те жуткие скрюченные акации, на которых шипов куда больше, чем листьев, они живут в самом огненном жерле пустыни, хоть это и кажется невероятным.

Так и миры без магии. Разумные существа, населяющие их, должны будут очень постараться, чтобы выжить. Ведь они не смогут развести огонь щелчком пальцев, или возвести двухсотфутовую башню всего за пару лет. Им придётся изобрести способы, которые помогут им строить не менее величественные здания, перемещаться по миру, быстро передавать сообщения. Наверное, это будут какие-то неведомые нам механизмы, которые по сути своей будут являться куда бо́льшим чудом, нежели любые магические экзерсисы, – довольно откидываясь на спинку дивана, Каладиус перевёл дух. Было видно, что он страшно любил говорить, и страшно любил себя слушать.

– Я никогда об этом не задумывалась, – задумчиво проговорила Мэйлинн. – Но мне кажется, что вы на самом деле правы. Но вот что не даёт мне покоя: а как же жители тех миров узнают о существовании бога, если они не в состоянии ощутить его присутствие?

– Наверное, действительно – никак, – чуть задумавшись, ответил Каладиус. – Действительно, им не дано почувствовать возмущение между полюсами Сферы, являющееся свидетельством божественного творения. Скорее всего, они просто изобретут собственных богов, ведь само их существование в какой-то мере является достаточным доказательством. И, может, придумав себе богов, они со временем превзойдут их.

– Общаться с вами – необыкновенное наслаждение, мессир Каладиус, – учтиво проговорила Мэйлинн, и старик расплылся в довольной улыбке.

– Вы тоже – отличный собеседник, прекрасная госпожа Мэйлинн, – промурлыкал он, словно кот, которого почесали за ушком.

– Мне очень интересно, откуда у вас столь обширные знания по различным вопросам. Особенно меня интересует, как вы смогли излечить меня, тогда как в Наэлирро лучшие преподаватели лишь пожимали плечами, когда я спрашивала, что со мной. Извините, но меня всегда учили, что человеческие маги – весьма ограниченны, поскольку их век несоизмеримо короче века магинь, – смущённо закончила Мэйлинн.

– Я ничуть не обижен на вас, моя дорогая, – благодушно ответил Каладиус. – А об этих… гм… рассуждениях достопочтенных магинь я, конечно же, наслышан. Но подумайте: а действительно ли более короткий век – это проклятие нашего рода?

– Конечно, – буркнул Бин, и вдруг замолчал, спрятав взгляд, сообразив, что сказал это вслух.

– Ну мне тоже кажется, что более длинная жизнь – это благо, – осторожно ответила Мэйлинн, надеясь, что никого этим не обидит.

– А я вот позволю себе с вами не согласиться, дорогие друзья, – улыбнулся Каладиус. – И не потому, что сам разменял восьмую сотню. В своё время я ведь не знал, что проживу так долго, ведь большинство моих коллег едва переваливает за две сотни лет. Но тем не менее, все вы слышали более или менее правдивые легенды о моих деяниях. Я совершил всё это, будучи довольно молодым магом – мне едва минуло сто лет. А знаете, почему я это сделал? – Каладиус обвёл присутствующих долгим взглядом. – Потому что боялся умереть. Боялся, что не успею сделать всё, что задумал и на что, как я считал, был способен. Именно этот страх толкал меня вперёд, заставлял действовать, не теряя ни года, ни часа, ни минуты. Именно поэтому раса людей заняла доминирующее положение в нашем мире. Мы – гиперактивны, потому что наш век недолог. А ещё мы – любопытны. В своё время общаясь с различными великими магами различных рас, я заметил одну особенность. Человеческие маги иногда задавали совершенно неуместные, странные, парадоксальные вопросы. И тогда волшебники других рас смотрели на них со смесью снисхождения и удивления, так, словно бы те громко пукнули в приличном обществе. Но со временем из этих нелепых вопросов развивались гениальные теории, менявшие представления о магии и мире. Ваш покорный слуга неоднократно бывал в подобном положении. Благодаря неуёмному любопытству, присущему нашей расе, я постиг многие сокровенные тайны. Вот, кстати говоря, милая, в вас я вижу то же любопытство, столь нехарактерное для ваших сородичей. Стань вы магиней, вы могли бы превзойти саму Дайтеллу, уж поверьте мне на слово!

– Ну, этого мы уже никогда не узнаем, – несколько помрачнела Мэйлинн. – И всё же, откуда вы знаете о магии лирр такие вещи, которые не знают сами лирры?

– Прежде всего, дорогая, позвольте мне усомниться в мнимом неведении ваших преподавателей по поводу вашей болезни. Да, многие из них, конечно же, были искренни. Но не все. Скажите, вы слышали когда-нибудь об Ордене Лианы?

– Нет, ничего такого ни разу не слышала, – подумав мгновение, отозвалась Мэйлинн.

– И неудивительно, – кивнул маг. – Это весьма таинственный лиррийский орден.

– Лиррийский? – изумилась Мэйлинн.

– Именно так. И этому ордену уже более семи тысяч лет. Он возник как раз в пору гонений на лирр, когда люди поклялись истребить ваше племя с лица земли. И тогда могущественные лиррийские вожди, воины и магини создали Орден Лианы, главная цель которого была в том, чтобы перехватить инициативу у людей и добиться доминирующего положения лирр на Паэтте. Примерно в то же время пришли вести о Драонне и его империи… Вы же знаете, кто такой Драонн, дорогая?

– Знаю, – буркнула Мэйлинн. – Чёрное пятно на совести всех лирр.

– Ну тогда вы знаете, что Драонн был аномалией – единственный пробудившийся из мужчин-лирр. Магистры Ордена Лианы сочли, что если бы Драонн находился на Паэтте, он коренным образом мог бы изменить положение лирр. Однако властелина чёрной империи было не достать, поэтому магистры решили, что им необходимо разыскать ещё одну аномалию. Кстати говоря, главным образом именно для этого и была создана знаменитая Школа Наэлирро. Магистры набрали туда отбитых у людей сироток-рабынь. Поскольку те носили рабские ошейники, и кожа на их шеях была обезображена этими ошейниками…

– Знаю, – перебила Мэйлинн. – Основатели Наэлирро нанесли первым воспитанницам татуировки в виде ошейников, сказав, что отныне это – единственные ошейники, которые станут носить лирры. Эту историю нам подробно рассказывали в Школе, хотя ни о каком Ордене Лианы там не говорилось.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Каладиус. – Позднее Орден тщательно вычистил из книг любые упоминания о себе. Так вот, тысячелетиями Орден проводил изыскания на предмет обнаружения аномалии и её воздействия на магические процессы. На эту тему было написано много трактатов, недоступных широкой публике.

– Тогда откуда вы всё это знаете?

– У меня были свои способы узнать, – хмыкнул маг. – Я же говорил вам, юная госпожа, что любопытство – один из главных моих пороков. Я видел многие из этих трактатов. Кое-что даже в оригинале, хотя большинство – в списках. И то, что происходило недавно с вами, там тоже было описано весьма подробно. Я даже зауважал невольно магистров Ордена – так точно предугадать симптомы, течение болезни, и главное – способы лечения. Так что, дорогая моя, должен вас огорчить: когда ваши так называемые преподаватели расписывались в собственной беспомощности, говоря, что не знают, что с вами и не могут помочь, они, мягко говоря, лукавили.

– То есть… – начала лирра.

– То есть, вы и есть та самая аномалия, которую Орден ждал целых семь тысяч лет. И магистры Ордена, работающие в Наэлирро (а там работали только лучшие из лучших, поверьте!) отслеживали каждое изменение, происходящее в вас, всё это записывали и анализировали. Им необходимо было убедиться в своей правоте, прежде чем раскрывать вам карты и начинать создавать из вас лиррийскую мессию.

– Но как же тогда они могли проворонить такую ценную пленницу? – воскликнул Кол.

– А вот тут, друзья мои, начинается самое неприятное. Поскольку я не могу утверждать наверняка, что бегство нашей юной знакомой было случайным. Вполне возможно, это была часть плана Ордена.

– И в чём этот план заключается? – неживым голосом осведомилась Мэйлинн.

– Хотел бы я знать! Но не знаю. А спекулировать на эту тему сейчас не хотелось бы. Тем более, что, может быть, это – не более чем мысли старого параноика.

– Но если бегство Мэйлинн было частью плана Ордена, значит ли это, что они и сейчас наблюдают за ней, или же ей в самом деле удалось от них скрыться? – почёсывая небритый подбородок, спросил Кол.

– Увы, но я снова хочу повторить, что мне не хотелось бы сейчас оперировать одними догадками. Подождём и посмотрим. Пока вы здесь – вы в безопасности.

– Как вы можете это утверждать наверняка? – вскинулась Мэйлинн. – Вы же сами говорили, что многого не знаете.

– Да, но того, что я знаю, пока вполне достаточно, – совершенно не обидевшись, ответил Каладиус. – Например, мне известно, что не так уж далеко отсюда находится человек, который идёт по вашему следу. Это – один из мастеров Теней, с которыми вы столкнулись на Симмерских болотах. Скорее всего, завтра он будет здесь.

Троица друзей ошарашенно раскрыли рты, глядя на волшебника.

– Но мы же, кажется… всех убили… – пробормотал Кол.

– Выходит, что нет, – усмехнулся маг.

– И он найдёт нас? – тихо спросила Мэйлинн.

– Уверен, что да. Наверняка Гильдия послала на это дело лучших из лучших.

– Так, может, тогда как-то сделать так, чтобы он… исчез? – дрожащими губами спросил Бин. Он сейчас очень ясно видел перед собой человека, которого он, как ему думалось, убил. Почему-то Бин ни на секунду не сомневался, что речь идёт именно об этом человеке.

– Напротив, – азартно сверкнул глазами мессир Каладиус. – Мне думается, что будет куда интереснее, если он всё-таки нас найдёт.

Глава 24. Ловушка

Варан гнал лошадь вперёд. Все эти дни он бо́льшую часть времени проводил в седле, давая себе на отдых ровно столько времени, сколько его требовалось лошади. А всё потому, что он буквально чувствовал, как быстро исчезает отведённое ему время. Он физически ощущал, как медленно, но методично разрушается наложенная Симмером руна, как истончается перегородка, отделяющая его от небытия. И это сводило с ума.

Поначалу он твердил себе, что это лишь выводит его из себя. Но сейчас он понимал, что просто боится. Причём долгие годы до этого Варан был твёрдо убеждён, что не боится смерти. Он не раз глядел в лицо опасности, и чаще всего даже не слишком волновался по этому поводу. Холодный, бесстрастный, бесстрашный. И куда только он теперь подевался, этот прежний Варан? Сейчас мысль о надвигающейся смерти всё больше заполняла его сознание. Она зудела, как укус комара. Варан никогда не считал страх смерти чем-то постыдным. Наоборот, он позволял сохранять трезвую голову, правильно оценивать ситуацию. Он помогал остаться в живых. Но этот, новый страх – он был иным. Он парализовывал волю, туманил сознание, заставлял фокусироваться лишь на себе.

Кусая губы, Варан пытался понять, как такое могло с ним произойти. И понял. Он понял, что раньше осознание смерти никогда не было неотвратимым. Даже в бою, даже в самой серьёзной переделке выживание всегда зависело от него – от его силы, реакции, ума. А себе Варан доверял всегда и во всём. Именно поэтому смерть оставалась чем-то абстрактным, ненастоящим. Теперь же он понимал, что смерть – вот она, прямо здесь, словно змея обвивает его шею холодными кольцами. И он почти ничего не может с этим поделать. Разве что ещё сильнее подгонять несчастного коня, пытаясь до минимума сократить расстояние до лирры.

Именно поэтому путь, который у Мэйлинн и её друзей занял одиннадцать дней, Варан преодолел за четыре. Никакой другой конь, кроме чистокровного саррассанца не был бы способен на такой подвиг. Да и Суховей уже, было видно, сдавал свои позиции. Варан понимал, что ещё несколько дней такой скачки, и бедное животное падёт. Однако он продолжал с маниакальной жестокостью загонять и себя, и своего коня, в надежде отыграть у судьбы хоть один лишний день.

Однако страх смерти не до конца отбил у мастера Теней желание и возможность «логично предполагать». Варан неотступно вертел в голове одну и ту же мысль: куда направляется лирра? Что за странный маршрут, который она избрала для себя? Может ли быть, чтобы ей зачем-то было нужно в этот занюханный Лоннэй, эту столицу козопасов и садоводов? Что может быть нужно там Мэйлинн и компании? Неужели просто затеряться в богами забытом месте? Но можно ли затеряться в Лоннэе, тем более – лирре? Варан весьма в этом сомневался.

Тогда – что? Двигаться по Дорону на восток, чтобы сесть на корабль в каком-либо порту? Чушь! Если бы так, то незачем было бы делать такой крюк. Вполне можно было бы от Танийского перевала двинуться сразу к Найру. Это и ближе, и кроме того, Найр – крупнейший порт Пунта. Оттуда можно отплыть куда угодно, хоть даже на сам Эллор.

Значит – двигаться дальше на юг? Куда? Уж ясно, что не к дорийцам. У тех искать вообще нечего. Тогда – Саррасса? Но вся загорская Саррасса – одна сплошная пустыня до самого побережья.

Вообще одна неприятная мысль вертелась на краешке сознания, но Варан, обычно такой рассудительный, сейчас упорно отгонял её, не давая ей возможности оформиться в нечто внятное. И всё же ему пришлось впустить эту мысль, потому что она очень многое объясняла. А уж то, что она не по нраву Варану, ещё не говорит о том, что она неверна.

Дело в том, что была одна безумная на первый взгляд ассоциация с пустыней Туум. В Гильдии поговаривали, что где-то там, на северной границе пустыни, свил себе гнездо знаменитый маг Каладиус, некогда – самый могущественный и влиятельный человек на всей Паэтте, а ныне – спрятавшийся от мира отшельник. И вот чутье охотника за головами, которому Варан безоговорочно доверял, сейчас говорило ему, что есть лишь одно разумное объяснение странному путешествию лирры. И объяснение это донельзя огорчало. Потому что если лирра действительно направилась к старому колдуну, то схватить её будет ох как непросто! Более того, так и напрашивалось слово «невозможно», хотя Варан отмахивался от него изо всех сил. Ибо если так, то тогда проще сразу перерезать себе глотку.

С такими мрачными мыслями Варан прибыл в Лоннэй. Город кишмя кишел беженцами, и это весьма усложняло задачу. Варан ожидал, что каждый встречный-поперечный тут же вспомнит, что да, дескать, видел тут одну лирру, отправилась туда-то. Однако в такой толчее, которая творилась на улицах города, спрашивать кого-то о чём-то было абсолютно бессмысленно.

Варан стал расспрашивать хозяев встречающихся гостиниц, но те, совершенно ошалевшие от суеты последних дней, лишь разводили руками. Более того, Варан сомневался, что лирра захочет остановиться в этих переполненных вонючих гостиницах. А значит надо искать где-нибудь ближе к центру города, где гостиницы дороже и, следовательно, менее доступны селянам из занятых войной районов.

Проверив около полудюжины гостиниц, и сочтя их все негодными для проживания лирры, Варан наконец оказался на площади Урожая, рядом с известной нам гостиницей «Песнь малиновки». Опять же, при виде неё у Варана слегка заныл, словно от мороза, висок, что было верным признаком того, что его знаменитое охотничье чутье что-то зацепило. Поэтому Варан с важным видом подъехал к гостинице и, привязав коня к открытой ставне, вошёл внутрь. Ему открылась общая столовая, где сейчас сидело с полтора десятка постояльцев. Комната была наполнена ароматами, заставившими желудок мастера Теней жалобно заурчать. Хорошо, что никто этого не услышал.

Цепким взглядом Варан охватил всё помещение. Лирры и её приятелей здесь не было. Почему-то Варан был в этом уверен, иначе не стал бы так открыто заявляться сюда. Но также он был почти уверен в том, что лирра всё-таки побывала здесь. Постояльцы не обратили на нового посетителя никакого внимания. Лишь девочка лет двенадцати, сидящая у лестницы, ведущей на второй этаж, и держащая в руках младенца с бутылочкой молока в руках, пристально уставилась на Варана.

Подскочил немолодой раскрасневшийся хозяин, держащий в обеих руках по подносу:

– Сию минуту, господин, – отдуваясь, проговорил он. – Сейчас вот только доставлю заказ, и буду здесь.

Действительно, ловко протиснувшись между столами, старик поставил подносы на стол, перекинувшись несколькими словами с людьми, сидящими за ним, и затем, утирая лицо и руки фартуком, ринулся навстречу Варану.

– Чего изволите, милостивый государь? – подходя, спросил он.

– Мне бы комнату получше, любезный хозяин, – Варан знал, как общаться с трактирщиками – начни задавать им вопросы в лоб, они просто прикинутся дурачками. Нет, сначала им нужно показать монету.

– Вы обратились по адресу, сударь! – ответил мэтр Бабуш (думаю, мы все уже узнали его). – Лучшие комнаты в этом городе – как раз в моей гостинице! На сколько же дней вам нужна комната, позвольте полюбопытствовать?

– Я ещё сам точно не знаю, уважаемый, – пожав плечами, сказал Варан. – Дело в том, что я должен встретиться тут со своим другом, но не знаю, когда он прибудет.

– Может быть, ваш друг уже здесь? – услужливо проговорил мэтр Бабуш. – Как зовут этого достопочтенного человека?

– Его зовут Сан Брос. Но он мог представиться просто Колом.

– Кол? – воскликнул трактирщик, просияв. – Ваш приятель – Кол? Тогда, господин, вынужден вас огорчить – вы разминулись с ним.

– Как разминулись? – Варану понадобилось всё его самообладание, чтобы изобразить разочарование.

– Да, – сокрушённо закивал мэтр Бабуш. – Были они здесь, действительно, пробыли дня три, но уехали, – старик, подняв глаза, зашамкал губами, загибая пальцы. – Да, уж шесть дней тому. Однако, Кол ни полусловом не обмолвился, что он собирался с кем-то встречаться здесь.

Варан заметил подозрение, мелькнувшее в глазах старика. Сейчас надо действовать осторожно, но наверняка. Необходимо расположить старика к себе. И Варан понял, что деньги тут не помогут. Он слышал ту теплоту, с какой трактирщик говорил о Сане Бросе, и понял, что они успели сдружиться. Так что надо действовать не столь грубо.

– Ох уж этот старый бродяга Кол! – рассмеялся Варан. – Я, наверное, даже знаю, в чём дело. Он ведь был с Мэйлинн, не так ли?

– Да, именно так, – при упоминании этого имени старик расцвёл, а сидевшая у стены девочка резко повернула голову, вглядываясь в Варана.

– Ну тогда всё ясно! – со смехом продолжил Варан. – Вы, должно быть, заметили, что он по уши влюблён, – Варан бил наугад, так как понятия не имел, какие отношения связывали Кола с Мэйлинн, однако был уверен, что всё получится – либо это окажется правдой, либо он просто продолжит свой блеф.

– Как не заметить! – отчески усмехнулся мэтр Бабуш. – Это было видно и слепому. И он, и Бин – они глаз с неё не сводили! Да и не удивительно! Будь мне годков на двадцать поменьше, я бы пел ей серенады под окнами каждую ночь!

– Ну я так и думал, что Мэйлинн настолько вскружит ему голову, что он забудет обо всём! – Варан подмешал к доброй насмешке некоторую долю огорчения, как раз такую, чтобы трактирщик почувствовал себя неловко.

– Да уж, нехорошо получилось, – кивая, проговорил старик. – Однако же, вы можете попытаться догнать их. Конь у вас добрый, хотя и несколько усталый, как я погляжу. А они станут двигаться небыстро, поскольку бедняжка Мэй немного прихворала. Кроме того, у них фургон. Но если хотите – можете остаться здесь. Друзья Кола и Мэйлинн – мои друзья. Вы ни в чём не будете испытывать нужды, уверяю вас!

– Благодарю, мой добрый хозяин, – поклонился Варан. – Но я всё-таки постарался бы догнать эту бестолочь-Кола, хотя бы затем, чтобы как следует хлопнуть его по лбу! Может это вобьёт немного ума в его старую голову! Вы не подскажете, куда они направились?

– Ну точного места они мне не называли, – огорчённо развёл руками мэтр Бабуш. – Однако я знаю, что их путь лежит куда-то к северным границам пустыни Туум. Может быть, вы лучше меня знаете, куда они направляются?

– Боюсь, что да, – пробормотал Варан, опуская голову. Значит, он был прав. Они едут к Каладиусу.

– Что вы сказали? – переспросил мэтр Бабуш.

– Я сказал, что действительно знаю, куда они едут, и постараюсь нагнать их там, – громко ответил Варан, направляясь к выходу. – И всенепременно передам им привет от вас, – губы охотника разошлись в широкой улыбке, и Бабуш увидел, что у него зияет дыра на месте передних зубов.

– Обязательно передайте, милостивый государь! – трактирщик, раскланиваясь, бросился вдогонку, проводя гостя до лошади.

Махнув мэтру Бабушу напоследок рукой, Варан пустил уставшего Суховея вскачь.

***

Суховей пал на следующий день. За это время Варан оставил позади бо́льшую часть дорийских степей. Как назло, поблизости не было видно ни одного дорийца, у которого можно было бы купить или отнять лошадь. Сцепив зубы, Варан пешком двинулся к югу. Он жестоко корил себя за то, что столь неосмотрительно загнал лошадь. Теперь эта стратегия – мчать, сломя голову, пока возможно – казалась довольно сомнительной. Проклятая жара, невыносимая даже для саррассанца, делала шансы ещё более призрачными. Варан невесело усмехнулся: может статься, что руна Симмера опоздает.

Несколько часов по изнуряющей жаре сделали своё дело: ноги мастера Теней стали заплетаться, а дыхание сбилось окончательно. Язык, казалось, распух и забил собою весь рот, но Варан экономил последнюю флягу с водой. Уже далеко, за несколько миль до сюда, в степи остались лежать плащ и другие не слишком нужные вещи. Но теперь и сапоги казались чересчур тяжёлыми, а главное – всё более неподъёмным казался меч, висящий за спиной. Но Варан твёрдо пообещал себе, что меч станет последней вещью, с которой он расстанется. Хотя нет – последней станет жизнь.

Несколько точек в облачке пыли показались вдали. Пошатывающийся Варан огляделся по сторонам – вокруг степь, ровная как стол. Спрятаться негде. Как назло, именно в этом месте не было даже чахлых кустиков. Да и бес с ними! Варан всё равно был рад этой встрече, поскольку она несла избавление от неопределённости. Вскоре охотник за головами либо получит лошадь, либо будет мёртв. В данный момент времени обе перспективы казались достаточно соблазнительными.

Не доставая меча, Варан стал ждать, пока приблизятся всадники. Их было семеро. Это были дорийцы. Увы, в отличие от тех же пунтийцев жители Дории не говорили на имперском. А дорийского Варан не знал. Но сейчас это и не имело значения.

Семеро приблизились и, сделав несколько кругов вокруг стоящего Варана, взяли его в кольцо. Один из них, видимо, старший, начал что-то резко и гортанно кричать, но Варан лишь пожал плечами и покачал головой. Затем он пальцем указал на лошадь под одним из всадников и для верности прохрипел:

– Лошадь, – затем ткнул пальцем себе в грудь.

Кочевники что-то залопотали между собой, затем тот, на чью лошадь указал мастер, что-то ответил с явной издёвкой в голосе. Варан сунул руку за пазуху и вынул кошель. Высыпал всё его содержимое на ладонь, протягивая её вперёд. Возможно, сейчас его просто убьют. Зачем кому-то обменивать лошадь на деньги, если эти деньги можно просто отнять?

Однако вид серебра и золота возымел действие. Двое кочевников соскочили с лошадей и сделали несколько шагов навстречу Варану. Один из них протянул руку, недвусмысленно предлагая отдать деньги ему.

– Лошадь, – замотав головой и сжимая ладонь в кулак выдохнул Варан. Он прижал руку с монетами к груди, глядя на кочевников воспалёнными глазами. Наступал момент истины. Мышцы напряглись, готовые выхватить меч. Отчего-то вдруг Варану захотелось продать свою жизнь подороже. Будь он в своей лучшей форме, эти семеро не стали бы серьёзной преградой. А сейчас…

Краем глаза Варан заметил движение. Резко повернувшись, он увидел, что ещё трое дорийцев соскочили с коней и движутся к нему, надеясь застать врасплох. В ту же секунду ладонь, держащая монеты, разжалась. Прежде, чем первый дор коснулся земли, меч уже занял привычное место в руках. Сейчас Варан держал его двумя руками.

И началось. Дорийцы выхватили кривые мечи и те трое, что нападали со спины, бросились на Варана. Неожиданно для него самого, Варан вдруг преобразился. Будто не было позади этих долгих жарких миль. Пелена перед глазами исчезла, мышцы налились пружинистой силой, мозг предугадывал каждое движение врага. Одно длинное, плавное движение, словно замысловатое па какого-то дикого танца – и двое врагов уже корчатся на земле. Один пытается пальцами стянуть края разошедшегося горла, второй ладонями зажимает окровавленное лицо. Прежде чем красный веер крови достигает земли, Варан, крутанувшись на сто восемьдесят градусов, не глядя, наносит колющий удар третьему кочевнику, находясь к нему спиной. Он не видит умирающего врага, он смотрит на приближающихся живых.

Лёгкое движение, и меч плавно выскальзывает из тела дорийца. Вовремя – ему приходится парировать сразу два нацеленных на него клинка. И снова – никаких проблем. Дорийцы плохо приспособлены к фехтованию, они всё больше на конях. Сделав шаг вперёд, Варан оказывается сразу между двух нападающих. Крутится волчком – у одного распорот живот, у другого рука повисает на каких-то недорезанных жилах. Не гася инерцию движения, Варан колющим ударом снизу вонзает клинок прямо под подбородок безрукого.

Теперь быстрый отскок в сторону. Рядом проносится лошадь. Возле самого уха слышится свист воздуха, рассекаемого сталью. Варан подседает и успевает ударить мечом по задней ноге лошади – сейчас не время для рыцарства и благородства. Дико заржав, лошадь проседает на задние ноги и дориец, не удержавшись, вылетает из седла вперёд спиной. Прямо под меч Варана. Глухой удар, упруго передавшийся по кисти в предплечье, и голова кочевника, кувыркаясь, летит вверх, извергая потоки алой крови. Шестеро готовы, на всё ушло едва ли больше половины минуты.

Варан быстро огляделся. Седьмой всадник, сделав широкую дугу, теперь мчался на него, вращая своим широким изогнутым мечом. Варан встал в верхнюю оборонительную стойку – клинок на уровне глаз. Он замер, ожидая приближающегося врага. Когда до лошади оставались считанные шаги, Варан неожиданно прыгнул в сторону. Но не от, а в сторону лошади. Разминувшись с конскими копытами не более, чем на фут, Варан оказался по другую сторону от вращающегося меча. Противник не успел среагировать так быстро. Варан же, не гася энергии прыжка, совершил резкий разворот, распоров бок животного, и заодно почти отрезав ногу врага. Конь и всадник, дико закричав, рухнули на жухлую траву. Лошадь била копытами, отчаянно пытаясь подняться, и подминала под себя седока, который, запутавшись в стремени, никак не мог выбраться.