Текст книги "Белая Башня (Хроники Паэтты)"

Автор книги: Александр Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 71 страниц)

Глава 61. Воссоединение

– Не терпится поскорее покинуть этот город… – ворчал Кол по дороге во дворец.

– Немного терпения, друг мой, – бледно улыбнулся Каладиус. – Завтра с рассветом мы уезжаем.

– А почему не сейчас? – Кол мало чем походил на капризного ребёнка, но в этот момент какие-то схожие нотки слышались в его голосе.

– Через час уже стемнеет.

– И что? – не унимался легионер. – Мы же поедем по Имперской дороге. Да по ней можно и в кромешной тьме ехать без проблем!

– Но всего через несколько часов придётся останавливаться на ночлег. Какой смысл?

– Не знаю, как вы, мессир, а я изо всех сил постараюсь сегодня не засыпать, – совершенно серьёзно проговорил Кол. – Боюсь, сегодняшний день обеспечил меня ночными кошмарами на несколько недель вперёд.

– Не думал, что вы столь впечатлительны, друг мой, – усмехнулся Каладиус.

– Я тоже не думал. Наверное, старею. Но это было… мерзко… – Кол скривился, будто в рот ему влетела жирная навозная муха.

– Нельзя не согласиться, – кивнул Каладиус. – В такие моменты как никогда разочаровываешься в человеческой природе. Так вы предлагаете выехать сейчас же, и ехать всю ночь?

– Если вам это не будет в тягость…

– Я проскакал из Дуондура в Шатёр меньше, чем за два дня, слезая с седла лишь на то время, которое требовалось, чтобы мне привели новую лошадь, – высокомерно ответил маг. – Меня не испугает ночной переход.

–Значит?.. – Кол с надеждой взглянул на Каладиуса.

– Значит, по возвращении во дворец мы нанесём прощальный визит его величеству, и тотчас же отправимся в путь, – Каладиус улыбнулся, увидев, как просветлело лицо друга.

– Благодарю, мессир! – воскликнул Кол и непроизвольно пришпорил коня, словно пытался быстрее оказаться во дворце. Однако, он тут же был вынужден умерить свой пыл, ибо остальная кавалькада двигалась неспешно.

Уже добравшись до дворца, Каладиус попросил у Малиллы срочной аудиенции. Император почему-то был в мрачном настроении, поэтому лишь хмуро кивнул в ответ. Поскольку точного времени для аудиенции назначено не было, Каладиус, едва сойдя с лошади и промочив горло стаканчиком вина, потащил Кола в кабинет императора.

Малилла, не сняв пыльных сапог, лежал на мягком диване. Левая рука его локтевым сгибом закрывала почти всё лицо. Услышав стук в дверь и мягкие шаги, император нехотя убрал руку с лица и повернулся к вошедшим.

– Вы не в духе, ваше величество? – осторожно спросил Каладиус.

– Признаться – да, мессир, – Малилла пытался сдержать раздражение, но получалось плохо.

– Весьма странно, – продолжал маг, будто не чувствуя накапливающейся досады во взгляде правителя. – Я думал, вы будете в отличном настроении, избавившись разом от такого количества своих врагов.

– Вы считаете меня кровожадным варваром, не так ли? – император резко сел, вперив взгляд в стоящих перед ним людей. – Я знаю, что из вежливости вы в этом не признаетесь, но думаете именно так. Думаете, что я наслаждался сегодня, глядя на эти мучения.

– Признаться, у меня возникало такое ощущение, – не опуская глаз, проговорил Каладиус.

– Благодарю за честность мессир, – в тоне императора не чувствовалось и толики благодарности. – Но я и так это знал. Думаете, я не видел, с какой брезгливостью вы и ваш друг взирали на происходящее? Вы смотрели на нас, словно на кучку дикарей. Так, господин Брос?

– Прошу прощения, государь, – прокашлявшись, выпалил Кол. – Но это действительно выглядело дико. В Латионе уже давным-давно нет ничего подобного.

– Да уж куда нам до вас, – злобно усмехнулся император. – Но вы ничего не знаете, и ничего не понимаете! Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на казни. Но это – мой долг!

Уж кто-кто, а Каладиус точно знал, что Малилла сейчас лукавил. Он знал, на какие муки император обрёк Паториуса, как он лично составлял сценарий для казней. Он знал, в какой культ возведены массовые казни здесь, в Саррассе, причём ещё задолго до нынешнего правителя. Так что Каладиус ясно осознавал, что Малилла в чём-то – почти маньяк. Но он понимал также, что император был продуктом той среды, в которой родился и вырос. Более того, маг вполне допускал, что сейчас император искренне верит в свои слова. Вполне характерная черта для многих маньяков – своеобразное раздвоение личности. Быть может, сейчас он даже жалеет этих несчастных. Но в какой-то миг демоны вновь одержат верх в его душе…

– Я не имею морального права судить вас, государь, – тихо проговорил Каладиус. – В своей жизни я убивал и мучил, и не всегда тех, кто этого заслуживал. Если ваши руки по локоть в крови, то у меня они в крови по самую макушку. Но если я и вынес из всего этого что-либо, так это лишь стыд и сожаление. Прошли сотни лет, но это по-прежнему гложет меня.

– Хвала богам, я не собираюсь жить так долго! – яростно воскликнул император. – Вы много сделали для меня, мессир, и я буду вечно вам благодарен за это, но я не потерплю нравоучений, пусть даже и от вас! Довольно об этом! Вы просили об аудиенции. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы хотите испросить разрешения уехать немедленно из этого грязного варварского города? Не так ли?

– Да, это так, – спокойно кивнул Каладиус. – Мои здешние дела окончились ещё вчера, а в Дуондуре меня ждут дела иные, и, как вы знаете, неотложные. Я, тем не менее, отложил их на время, потому что вашему величеству грозила опасность. Опасности больше нет, и я хотел бы вернуться к своей главной миссии.

Император стоял, стиснув кулаки. Глаза его яростно сверкали, а ноздри раздувались, словно у горячего скакуна. Желваки ходили под тонкой кожей щёк. Однако, поистине нечеловеческим усилием воли Малилла вдруг заставил себя успокоиться.

– Простите мне, друзья мои, – негромко проговорил он. – Сегодня был очень тяжёлый день, и он иссушил мне душу. Я проявил недостойные государя злобу и обиду. Хотя должен был бы обнять вас и пожаловать вам дворянство, земли и богатства за верную службу.

– Мне они ни к чему, государь, – улыбнулся Каладиус. – В моей жизни всего этого было в избытке. Единственное, в чём я всегда испытывал недостаток – это в спокойствии и чистой совести. Потому и был излишне резок с вами, так как отношусь к вам с любовью и уважением, и хотел бы, чтобы вас минула та чаша, из которой я каждодневно вынужден пить горькую желчь. Простите старика, ежели чем-то оскорбил вас.

– О мессир! Прося у меня прощения, вы заставляете меня чувствовать себя жалким неблагодарным червём! Но я, вероятно, это заслужил. А вы, мужественный Сан Брос? Может быть, ваши чаяния будут более земными, и я хоть вас смогу наградить тем, чем может наградить император?

– Ваша дружба будет для меня драгоценнее всех наград, государь, – слегка поклонился Кол. – Кроме того, вы одарили меня великолепным мечом, который, уверен, послужит мне на славу. Что же касается титулов, земель и золота… В дороге мне это ни к чему, а после… Я и сам не знаю, что будет после того, как мы найдём Белую Башню, но у меня предчувствие, что это полностью изменит мою жизнь.

– Станете таким же аскетом, как ваш друг? – усмехнулся Малилла.

– Не исключено, – совершенно серьёзно ответил Кол.

– Что ж, – император подошёл и протянул руку Колу. – Вот вам моя рука, как знак вечной дружбы, которую я питаю к вам. Вы всегда будете желанным гостем в моей стране. А вам, мессир, – Малилла пожал руку мага. – Я пожелаю удачи на вашем пути. И… Примириться с собой. Вы очень несправедливы к себе, друг мой. Поверьте – с вашим появлением мир стал лучше.

– Хотелось бы верить, – но в голосе Каладиуса звучало сомнение. – Что ж, спасибо вам за всё, государь. Может быть, когда-нибудь свидимся.

– Это будет самый счастливый день для меня, – поклонился Малилла.

Друзья вернули императору поклон, затем быстрым шагом вышли из дворца, повелев седлать им лучших лошадей. Не прошло и четверти часа, как они, дав шпоры коням, ускакали в сгущающуюся мглу.

***

Они действительно скакали всю ночь и бо́льшую часть утра, остановившись в придорожном трактире лишь когда солнце уже придвинулось к полудню. За всё это время друзья едва обмолвились несколькими фразами. Разговаривать совершенно не хотелось: любые темы, которые заводил тот или другой, казались какими-то натянутыми, неуместными и ненужными. В конце концов, со взаимного молчаливого согласия лошади были пущены почти в галоп, насколько это позволяла ночная темнота. За ночь путешественники уже дважды поменяли лошадей на почтовых станциях. Каладиус показывал смотрителям бумагу с большой имперской печатью, и лошади находились незамедлительно, причём лошади отменные – из императорской почты.

Большой нужды спешить не было, поэтому маг, на счастье благородных животных, не прибегал к зачарованию. Теперешний галоп был попыткой убежать от нагоняющих чёрных мыслей. Однако, судя по мрачным лицам, скрытым темнотой, ни тому, ни другому этот побег не удался.

Дневное солнце и умиротворяющий равнинный пейзаж вокруг постепенно сделали своё дело, равно как и несколько бокалов отличного саррассанского вина, опрокинутых в трактире. Языки всадников понемногу развязались. Наконец-то Каладиус подробно рассказал о битве у Врат Блантура, а затем поведал со слов Мэйлинн то, что случилось в Дуондуре.

Кол с огромным интересом слушал рассказ мага. Иногда он одобрительно кивал, соглашаясь с действиями, предпринятыми Каладиусом во время сражения. С простодушным восторгом выслушал историю с демоном, несколько раз перебивая мага заверениями, что уж он бы в этой ситуации точно навалил в штаны. Конечно же Каладиус ни на секунду не поверил в эту клевету на самого себя, поскольку знал Кола, как облупленного.

Саму схватку с некромантами Каладиус помнил очень плохо, поскольку находился тогда почти на грани обморока. Так что здесь его рассказ был довольно скуден, и даже, быть может, оставил у Кола несколько превратное представление о том, что произошло. Со слов Каладиуса выходило, что они просто пришли, увидели, победили.

Отдушиной для Каладиуса стал разговор о том, что случилось в подвале гномьей крепости. До сих пор он держал это в себе – рассказать эту историю Мэйлинн маг считал невозможным, всё равно что позвать младенца на скотобойню. Да и Варан, при всём уважении, которое Каладиус к нему испытывал, не казался тем человеком, которому можно излить душу. При общении с мастером Теней всякий раз создавалось впечатление, что в каждой его фразе есть какой-то второй, а то и третий смысл. Для утешителя такой собеседник явно не годился. А вот добродушный и прямолинейный Кол подходил как нельзя лучше.

Каладиус не утаил ничего. С почти эксгибиционистским наслаждением он вскрыл самые тайные мысли и ощущения, которые испытал в тот момент. Пожалуй, маг даже излишне самобичевал себя, но от этого неожиданно становилось легче.

– В этом нет вашей вины, мессир, – резюмировал Кол, когда маг завершил рассказ на отсечении голов пленников. – Это была необходимость.

– Вы никогда не задумывались, друг мой, что нет более разрушительного и страшного слова, чем необходимость? – спросил Каладиус. – Это слово удивительным образом оправдывает и защищает любые, самые кровавые дела. И разбойник, сажающий на нож припозднившегося путника в подворотне, и палач, вырывающий язык раскалёнными щипцами, и самый кровожадный тиран, подвергающий гонениям своих подданных – все они несут это скользкое слово, словно щит пред собою. Никто ни в чём не виноват, поскольку то, что они делали, они делали по необходимости. В том не было их свободной воли – они подчинялись слепому року, толкавшему их делать так, а не иначе. Не унижайте меня подобными словами. То, что было сделано, было сделано мной, а не какой-то там пресловутой необходимостью.

– Знаете, мессир, – Кол, чуть сощурившись, поглядел на мага. – Ни за что не пожелал бы прожить такое безумное количество лет, снедаемый подобными мыслями. Вы же словно сами казните себя каждый день!

– За двести лет отшельничества я, было, почти сумел примириться с собой, – горько усмехнулся Каладиус.

– Жалеете, что отправились в путь?

– Ничуть не бывало! – возразил Каладиус. – Сейчас мне кажется, что лучше быть терзаемым совестью живым, чем упокоенной бледной тенью самого себя.

– Отличные слова, мессир! – белозубо улыбнулся Кол.

Дальше разговор пошёл о том, что случилось в Дуондуре. Кол с гордостью и восторгом восклицал, когда маг поведал о решении Мэйлинн ловить ассассинов на живца:

– Вот уж совсем не благородная девица, не находите, мессир?

– Это точно, – с деланой ворчливостью отвечал Каладиус. – Сумасбродная девчонка, вот кто она!

– За это мы её и любим! – рассмеялся Кол. – Я думаю, мессир, что она – одна такая на свете. Таких больше нет, не было, и не будет. И дело не в том, что она – какая-то там аномальная лирра. Просто она… – Кол лишь раскрыл рот, но так и не смог выразить свою мысль. В конце концов он изобразил рукой какой-то неопределённый жест и вновь рассмеялся.

– Я полностью с вами согласен, друг мой, – так же смеясь, отвечал Каладиус. – Она – именно такая, как вы сказали. Другой и не удастся сделать то, что сделает она.

– Вы думаете, что мы найдём эту самую Башню? – посерьёзнел Кол.

– Я убеждён в этом, – не колеблясь, ответил Каладиус.

– Я тоже.

***

Путь до Врат Блантура занял немногим меньше недели. Безумный бег коней постепенно смирялся их всадниками, по мере того, как из памяти изглаживались события недавних дней, так что последние дни пути всё больше походили на увеселительную прогулку. Однако быстрая езда будоражила кровь, поэтому саррассанские скакуны шли достаточно быстрым аллюром, благо почтовые станции попадались постоянно и периодично, так что сменные лошади не были проблемой.

Гномская дорога не слишком изменилась с тех пор, как Каладиус ехал по ней в последний раз – она была всё так же пуста и покинута. Лишь раз всадники обогнали подводу, направляющуюся в сторону Дуондура. Может быть, это и не было связано с недавними событиями, а просто зима – не лучшее время для торговых вояжей, но скорее всего торговцы, напуганные нападением некромантов на гномов, решили переждать смутные времена подальше от Дак Анбура.

– Вот будет номер, если нас снова встретят каменным ядром! – полушутя воскликнул Каладиус, когда перед ними уже предстал во всём своём великолепии крепостной массив.

– Не думаю, мессир. Насколько я могу видеть, ворота открыты.

– И верно, – несколько погодя согласился маг. – Врата Блантура снова распахнуты для гостей.

– Не терпится всех увидеть, – Кол улыбался, не стесняясь признаться себе, что более всего он жаждет увидеть именно Мэйлинн.

– Немного терпения, друг мой, – понимающе улыбнулся Каладиус.

Через некоторое время два всадника, смирив бег своих коней, въехали в распахнутые ворота. Первым, кого они увидели, был скучающий гном, вырезающий ножом какие-то дудочки, или свистульки. Заслышав цокот копыт, он неспешно отложил недорезанную деревяшку и степенно поднялся на ноги.

– Ах, это вы, мессир Каладиус! – воскликнул он, вглядевшись в гостей. – Значит, вернулись наконец!

– Да, друг мой, – спешиваясь, ответил Каладиус. – Вернулся. Всё ли спокойно?

Этот гном был совершенно незнаком магу, но Каладиус вёл себя так, словно они действительно были добрыми друзьями. Было видно, что привратнику это польстило.

– Хвала богам, теперь всё спокойно! – улыбаясь, гном подошёл к всадникам. – Вы, должно быть, очень спешите в город. Позвольте, я поставлю руны вам и вашему другу. Без них вы активируете наше защитное заклятие, – словно оправдываясь, проворчал он.

– Конечно, друг мой! – маг сам протянул правую руку тыльной стороной ладони вверх. – Мне радостно видеть, что безопасность города, а, следовательно, и безопасность моих друзей значительно возросли. Не было ли попыток прорваться в Дуондур тайком?

– Никак нет, мессир, – ответил гном. – Да у нас тут сейчас не сказать, чтобы не было отбою от гостей. За всё время, что Врата вновь открыты, не больше полудюжины купцов лишь и пожаловало. Перепугались людишки.

– Ничего, скоро всё наладится, – пообещал Каладиус. – Заговор некромантов рухнул, заговорщики понесли заслуженную кару. Вскоре купцы вернуться. Мир долго не проживёт без гномьей стали!

– Всё, мессир, можете идти! – гном несколькими росчерками нарисовал довольно небрежную руну на руке мага, но на мгновение по коже пробежали колючие мурашки – мысленно произнесённое стражем слово наделило руну волшебной силой. Та же процедура была проведена и с рукой Кола, но тот, конечно же, ничего не ощутил. – Сейчас я выделю вам провожатых. Эй, Бочка, Тарбур! Тащите сюда свои ленивые задницы и проводите мессира Каладиуса в город! – от громового голоса привратника, казалось, загудело само основание крепости.

Почти тут же из караулки выскочили два гнома, оправляясь на ходу.

– С возвращением, мессир! – воскликнул один. – Рады видеть! А я всё хотел сказать вам спасибо, ещё с того дня. Ведь кабы не вы, тот демонюка уходил бы меня в два счета!

– Я рад, что помог вам, друг мой, – улыбнулся Каладиус, но тут же заметно поморщился от боли, так как его узкая ладонь утонула в лапище то ли Бочки, то ли Тарбура.

– Куда давишь, дурачина? – заметив это, рявкнул привратник. – Не хватало ещё, чтобы ты своей заскорузлой лапой руку мессиру сломал!

– Простите, мессир… – перепугался гном, резко бросая руку мага.

– Ничего, друг мой, – против воли Каладиус потёр помятую правую руку левой, восстанавливая кровообращение.

– Веди уже гостей в город, недотёпа, – проворчал привратник. – Да постарайся не отдавить им ноги по дороге! И гляди, не заблудись в тоннеле! – с усмешкой закончил он.

Последняя фраза была тяжким оскорблением для любого гнома, так что Бочка (или Тарбур) моментально стал пунцовым, а борода аж затряслась от гнева.

– Пойдёмте, друг мой, – видя назревающий конфликт, вмешался Каладиус. – Расскажете мне по дороге, какие новости у вас тут случились после моего отъезда.

– Пойдёмте, мессир, – гном шумно выдохнул, будто кузнечный мех, и презрительно повернулся спиной к обидчику. – Не хватало ещё время терять на всяких пустозвонов!

– А на гномов сторожевое заклятие не распространяется? – через некоторое время поинтересовался Каладиус, обратив внимание, что у его провожатых нигде не видно начертанных рун.

– Нет, мессир, – охотно отозвался всё тот же гном, спасённый магом во время битвы с некромантами. – Оно отзывается только на иноплеменников.

– Понимаю, – кивнул Каладиус. – За пределами Дак Анбура во всей Паэтте живёт едва ли сотня гномов.

– И того меньше, мессир. Чуть больше пяти дюжин. Никогда их не понимал: разве уютно ходить, когда над тобою всегда – бездонное небо? То ли дело наш Дуондур с его крепким сводом и стенами. Тут чувствуешь себя в безопасности и покое.

– Каждому своё, друг мой, – философски заметил Каладиус. – Ну, расскажите-ка, какие новости у вас тут произошли в моё отсутствие?

***

Кол вертел головой во все стороны, не жалея шеи. Дуондур произвёл на него не меньшее впечатление, чем ранее на Бина и Мэйлинн.

– Нет, вот куда перееду жить в старости! – восклицал он, с почти детским восторгом оглядывая искусную работу гномов.

Каладиус добродушно посмеивался в ответ. Сам он бывал в Дуондуре ранее, но это было так давно, что память о чудесном городе порядком потускнела. Так что сейчас он был впечатлён немногим менее Кола.

Каждый встречный гном почитал своим долгом снять головной убор и низко поклониться проходящему магу. Почти никто не вступал в разговоры, в редком случае ограничиваясь простым приветствием, но Кол заметил, что почти каждый встречный какое-то время провожал их взглядами. Кажется, все без исключения жители подгорного города знали, кто перед ними, и чем они ему обязаны.

Никто не чинил путешественникам никаких препятствий. Дворцовая стража лишь взяла на караул, отсалютовав особыми алебардами, которыми вооружалась лишь личная охрана подгорного короля. В такой атмосфере почтительности маг и легионер добрались до тронной залы.

Броко Молоторукий вновь сидел на странном величественном троне гномов, окружённый двумя десятками своих подданных. Однако среди этой низкорослой бородатой толпы сразу бросились в глаза четверо людей (точнее, трое людей и одна лирра), стоящие подле трона. Было видно, что они вели какую-то беседу с предводителем гномов, которая прервалась при появлении новых лиц.

– Кол! – прозвенел в древней зале чистый, исполненный радостью голос Мэйлинн, и юная лирра, не стесняясь почтенного сообщества, бросилась навстречу другу.

Быстро пробежав ту сотню футов, что отделяла её от Кола, Мэйлинн с ходу бросилась ему на шею, крепко обвив её руками. К счастью, рана Кола затянулась настолько, что даже такое испытание не причинило ему боли. Бывший центурион так крепко сжал в объятиях хрупкую худенькую фигурку, словно собирался переломить её пополам. Лирра что-то щебетала ему в ухо, заливаясь счастливым смехом, но он не понимал ни единого слова. Он просто был счастлив от того, что она снова была рядом. Минувшие три недели, прошедшие с тех пор, как они расстались, теперь казались ему вечностью. Он соскучился так, словно прошло не двадцать дней, а двадцать лет.

Следом подошли остальные. Мэйлинн наконец удалось отлепить от Кола, и он смог поприветствовать остальных друзей. Крепкие объятия от Бина. А в нём что-то изменилось, вскользь отметил Кол. Он словно бы повзрослел, или, скорее, возмужал. Долгое твёрдое рукопожатие Варана. Сейчас Кол относился к нему так же, как и к любому другому участнику их похода (исключая Мэйлинн, конечно же). И ему было чертовски приятно видеть своего былого недруга.

Пашшану Кол всего лишь кивнул, но не потому, что тот был слугой. Просто оба понимали, что именно так и надо. И Пашшан вернул ему такой же лаконичный кивок, так что Кол понял, насколько баинин рад его видеть.

Каладиуса приветствовали, конечно, более уважительно и сдержанно. Краткие объятья Мэйлинн и рукопожатия остальных, за исключением Пашшана. Баинину и его хозяину не понадобилось даже кивков, чтобы выразить взаимную радость встречи. Затем все направились к чёрному трону, где их поджидал гномий король.