Текст книги "В краю молчаливого эха"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

6

Путь к подножию гор занял без малого шесть дней. Благо погода стояла пригожая, тёплая. Отряд проехал несколько больших посёлков, жители которых в основном были лесорубами, пару хуторов, и вот очутился у местечка Деревянцы. Это был последний населённый пункт Светолесья. Стоило проехать тоннель, и отряд уже оказался бы в древних землях Валиров.

На въезде в посёлок стояла будка сборщиков подорожных податей. Один из солдат лениво поглядел на грамоту, протянутую Бором, и дал знак к поднятию стойки, препятствующей проезду. Лица служак были скучны, очевидно, как следствие их нудной работы.

– Проезжай! – обыденно бросил старший заставы, зевая во весь рот.

Остановиться на ночлег было решено у старосты, крепкого жилистого мужичка средних лет. Он довольно радушно принял гостей в своём доме.

– Тут завсегда полно прохожих да путешественников, – весело тараторил он. – А оно по-иному быть и не может, ведь Янтарный тракт – единая дорога, проходящая через горы.

Семён глянул на отвесную стену темных неприступных скал, тянущуюся едва заметной дугой с юга на север. Ему казалось, что эта стена вздымалась до самого неба.

– А ну поди одолей! – усмехался староста, махнув рукой в сторону хребта. – Живо себе шею свернёшь.

– А вы ходили? – поинтересовался Бор.

– Ну, бывало, пробовал… по юности лет… Однако скажу, что тут даже горные козлы не рискуют лазить. Только через тоннель!

– Кто же его делал? – снова спросил северянин.

Прутик вдруг хмыкнул, но увидев недовольное лицо Бора, тут же затих. Конечно, тот не учился во всяких там университетах, не читал умных книжек, поэтому, имел право чего-то не знать.

– Да он сам собой образовался, – говорил староста.

Гости вошли в дом, там хорошо перекусили и легли отдыхать. А поутру расплатившись с хозяином, стали вновь собираться в дорогу.

– Вы вот что, – затараторил староста, – сами тем тоннелем не ходите… Заблудиться, конечно, не заблудитесь, но мало ли чего. Лучше идти группой… большим отрядом…

– Это же кого-то поджидать придётся, – возразил Первосвет. – Эдак мы неделю тут проторчим.

– Чего неделю! – всплеснул руками староста. – Я вам точно говорю, что коли поспешите, то нагоните караван. Он, наверное, уже внутри… Кстати, как доберётесь до Погостовой Ямы, попадёте на зарец.

– Куда? – напрягся Бор.

– Зарец – это праздник такой, – рассмеялся Первосвет. Он выглядел очень довольным. – Ух ты! А ведь точно… ведь какой сегодня день… как я забыл про это…

Северянин сощурился, при этом не обратив внимания, что перешёл на гибберлингский язык (кстати, Семён заметил, что подобное у Бора раз от разу проскакивает):

– Хфаз ер пфас?

– Чего? – не понял Первосвет.

– Что это такое? Вы вообще о чём говорите? – хмуро вопрошал северянин, видно всё ещё подозревающий какие-то неприятности.

– Ну… не знаю, как у зуреньцев, а у нас это праздник – зарождающегося весеннего солнца. Принято в это время вырезать деревянных коньков, красить их красным цветом… Да, и коньки эти – двухголовые. Одна башка смотрит назад, другая – вперёд… Фигурки смешные такие… забавные… Да и сам этот праздник очень веселый. А вечером мы разводили костры…

– Ладно, разберёмся! – оборвал рассказ товарища Бор.

Через полчаса тронулись дальше. Огневолк ехал впереди, следом на жеребце Первосвет, а потом уж и Семён.

К полудню подобрались к тоннелю. Возле входа в него были следы чьего-то недавнего лагеря.

– Нагоним? – спросил Первосвет.

Бор пожал плечами, а потом заявил:

– Бояться нам нечего… Это я точно знаю. Потому поедем сами. А уж коли кого догоним… и то будет хорошо.

Факелы зажигать не понадобилось. Вдоль всего пути следования были выложены огромные светящиеся глыбы, внешне напоминающие куски янтаря. Семёну вдруг вспомнилось как кто-то говорил, что это магия эльфов. Это они, мол, предложили создать подобные «светильники».

Отряд неспешно въехал в тоннель. Кони боязливо ступили внутрь, но, на удивление, довольно быстро пришли в себя. Гулкий цокот копыт уносился по широкому освещённому коридору, многократно отражаясь от гладких стен. Было такое ощущение, что всё тут было рукотворным.

Здесь было достаточно просторно, и телеги меж собой могли запросто разъехаться. А места даже ещё бы на одну хватило.

– Мне моя бабка рассказывала, – подал голос Первосвет, – что этот проход создал громадный червь, живший до Катаклизма. Мол, он прогрыз дыру в горах, пытаясь выбраться на другую сторону.

– Сказки! – махнул рукой Бор.

И словно вторя ему, рыкнул его огневолк.

– Наверное, – пожал плечами гигант. – Однако же сколько чудес в Сарнауте! Не перестаю удивляться.

– То ли нас ещё ждёт впереди, – ухмыльнулся северянин. – Про твой родной край столько страшных баек ходит…

– В основном врут, – улыбнулся Первосвет. И они чуток посмеялись.

Семён же, ехавший позади, выглядел испуганной мышкой.

В тоннеле было прохладно. Не смотря на то, что все ехали верхом, дорога сквозь горы заняла несколько часов. И уже даже стало казаться, будто отряд едет целый день. А конца-края и не видно.

Сначала все хоть немного да переговаривались друг с другом. Но чем дольше ехали, тем молчаливее становились.

На очередном повороте, Семён ощутил, как в лицо дохнуло свежим воздухом.

– Скоро выход, – обрадовано проговорил Первосвет.

Ему тоже уже надоела угнетающая обстановка подземелья. Один лишь Бор выглядел бесстрастным.

Пару десятков минут и отряд очутился у выхода из тоннеля. Впереди, в какой-то версте книзу, раскинулся уютный городок. Это и была Погостовая Яма. Дорога широкой лентой вилась между пригорками, упираясь в высокие распахнутые настежь ворота.

Солнце медленно шло на отдых, окрашивая небо в малиновый оттенок.

– Вот мы и в Темноводье, – широко заулыбался Первосвет.

Он с силой втянул носом воздух родного края и пришпорил коня.

Ласковый ветерок игрался многочисленными знамёнами ультрамаринового цвета, развевающимися на стенах и на шпилях башенок. Подъехав поближе, всадники разглядели изображённое на стягах золотое солнце, хмурый лик которого сурово глядел на гостей.

У ворот отряд остановил караул. Скорее, это произошло из-за «лошади» северянина. Ратники были весьма напряжены, но не напуганы. Впрочем, надо не забывать, что огневолк произвёл фурор даже в Новограде.

Бор живо показал подорожную и свой жетон. Ратники бегло оглядели гостей и расступились.

– Ребятки, – обратился к ним северянин, пытаясь улыбнуться, – а не подскажите, где найти вашего полковника Дюжева?

Высокий темноволосый стражник, одетый в длинную чешуйчатую кольчугу, довольно доходчиво разъяснил дорогу. Пока он рассказывал, Бор пристально разглядывал солдат. Первосвет тут же насторожился и, едва отряд отъехал, спросил:

– Что-то не так?

– Они тут хорошо снаряжены. Ты заметил? Добротные шлемы, каргаллаские клинки… все стражники крепкие… рослые… Даже в столице не все так выглядят. Видно, богатый городок.

– Богатый, – согласился Первосвет, кидая взгляд на отстающего Семёна.

Тот чуток замешкался у ворот. И теперь пытался догнать своих товарищей.

Поначалу Погостовая Яма Прутика не поразила. В старых летописях она была совсем не такой. Почему-то представлялось, что дороги этого городка должны были сплошь умощены брусчаткой, а вдоль них высятся огромные дома. А местные жители рисовались крупными и толстыми, да ещё с чёрными, как ночь глазами. У всех мужчин должны были быть длинные усы, как у лесных тараканов, а у женщин не менее длинные косы…

Но реальность, как выяснилось, была верна лишь отчасти.

Прутик частенько остановился, внимательно осматриваясь.

В своём большинстве дома здесь были каменными, но не высокими, а весьма широкими. Наверху – покатые черепичные крыши, местами поросшие зеленоватым мхом. Везде торчат, будто обрубки, кирпичные трубы, из которых тянулись белые клубы дыма. Возле стен заборов, либо домов обязательно уложены поленницы. Всё чисто, аккуратно, деловито.

Главные улицы Погостовой Ямы были сложены крупными тесаными брусьями. Да такими ровными и гладкими, что Семён даже соскочил с коня и присел пощупать. В слободках Новограда дороги делали куда хуже. Постоянно у телег колёса ломались, а тут, прям, идеальные.

В каждом дворе Прутик заметил по несколько дубовых бочек, скорее всего пустых… Это и не удивительно, ведь местные жители были весьма славными виноделами. Да и многое к тому способствовало: тут и климат, и земля, и солнце в достатке. Весь восточный склон лесистых гор был засажен ровными рядами винограда. Семён вдруг вспомнил, что в книжках упоминался особый его сорт, выращиваемый только тут – «лазурный».

Население Погостовой Ямы по внешнему виду было весьма схоже с зуреньцами. Но это и закономерно, поскольку они являлись их ветвью. Местные жители были достаточно плотного и крепкого телосложения. Носили густые черные, как смоль, волосы. Основной их одеждой являлись долгие суконные куртки, перевязанные в талии яркими цветастыми поясами: красными, синими, желтыми.

Некоторое время попетляв по чистым улочкам Погостовой Ямы, отряд, наконец, добрался к дому Дормидонта Дюжева – главе местных Защитников Лиги.

Во дворе толпилось с десяток ратников. Они с каким-то напряжением уставились на гостей.

– Полковник здесь? – проговорил северянин, сходя с огневолка.

– Здесь, – ответил кто-то из воинов. – А кто его спрашивает?

Бор вновь продемонстрировал свой нагрудный жетон:

– Сыскной приказ.

– Ясно… сейчас кликнем, – недовольно сказал всё тот же воин и направился в дом.

Ждать пришлось недолго. Через несколько минут вышел и сам хозяин дома.

Несмотря на то, что Дормидонт внешне был весьма хорош собой, было в нём что-то отталкивающее. Семён по привычке избегал глядеть собеседнику в глаза, но тайком уже «облапал» Дюжева.

Высокий, крепко сбитый, глаза с ясным пронзительным взглядом… Казалось бы вот истинный портрет мужественного воина. Но… но вот нервозность его губ, которые порой складывались в язвительную ухмылку, да дёргающееся веко, резкая походка и движения – всё это перечеркивало «благость» внешнего вида. А ещё та фраза, сказанная в контексте: «Мы – стоящие тут по праву»… Кажется, именно из-за неё Бор на Дормидонта и взъелся.

«Что тот имел в виду? – напрягся Прутик. – Стоящие по праву… На что намекает?»

Лицо северянина вмиг напряглось, едва Дюжев сказал ту фразу. Но то было чуть позднее, а сейчас Бор протянул ему какие-то бумаги. Дормидонт бегло пробежался по строчкам и самодовольно оскалился. А потом вдруг сообщил, что он занят, что у него вечерний обход постов.

– Так что, если есть о чём поговорить, то прошу следовать за мной. Я человек занятой…

И вот тут он сказал что-то про тех, кто «стоит тут по праву». А потом двинулся вон за ворота, сопровождаемый кучей солдат.

«Н-да… скользкий тип, не смотря на всю «праведную» показушность», – напрягся Семён.

Бор же нахмурился и отдал поводья огневолка Первосвету. Несколько секунд северянин о чём-то раздумывал, а потом весьма вежливо попросил товарища обождать тут. Прутик испугано посмотрел на Бора: подобная вежливость пугала куда больше, чем крик.

– Валяй! – бросил Первосвет. – Присмотрю за твоим барахлом.

Бор кинул косой взгляд на Семёна и молча двинулся вслед за Дюжевым и его ратниками. Прутик заискивающе заулыбался и засеменил за северянином.

Он невольно стал сравнивать обоих: и Бора, и Дормидонта. Если первый был воплощением эдакой первобытной силы, присущей древним воинам, о которых так любят рассказывать детям, то Дюжев являлся его цивилизованной противоположностью. Он явно выделялся и статью, и стилем разговора, и своим поведением, одеждой, доспехами… Всем!

Кстати, на амуниции Семён задержался отдельно. Его очень впечатлила ладность доспехов.

Кольчуга – колечко к колечку, блестящая сталь, ни ржавчины, ни черноты. Нагрудник в виде золотого солнца. Всё, как литое, как по Дормидонту делано. Хотя… хотя, почему «как»? Наверное, Дюжев немало деньжат выложил за амуницию.

На голове красовался весьма интересный шлем, доходящий сзади аж до плеч. Сверху торчал конский хвост. Всё это визуально увеличивало и не без того рослого Дормидонта. Бор рядом с ним выглядел гораздо ниже и мельче.

Но самым интересным был двуручный меч. Удивительно, как Дюжев умудрялся его таскать на поясе. Да эта вещица уже по внешнему виду весила пуд-полтора.

На Бора, казалось, вид главы Защитников не произвёл никакого впечатления. Его даже не впечатлили доспехи. Северянин мельком прошёлся по ним и уставился своим гнетущим «драконьим взглядом» в фигуру Дюжева. Не прошло и минуты, как тот заметно напрягся, явно не выдерживая подобного наскока.

Семён вдруг поймал себя на том, что доволен произведённым эффектом. Пусть этот красавчик покрутится-повертится, аки угорь на сковороде. А то, ишь как, нос задрал.

– Здесь у нас верст на десять – тишь да благодать, – поведал Дюжев Бору. – А что там дальше, в Клыкастом лесу – мне посрать. Не наша земля, не наша задача.

– На десять вёрст? Не густо! – буркнул северянин. – Вы, гляжу, отсюда и носа боитесь показать…

– Да ты… да…

Глава Защитников Лиги запетушился, надулся, затопал на месте. Бор цыкнул сквозь зубы.

Дорога привела в северо-восточную часть городка, к длинной, явно рукотворной, возвышенности, у подножия которой вздымалась крепкая стена. Тут и остановились. Дюжев показал знаком ратникам, сопровождающих его, отойти в сторону. Он явно намеревался что-то сказать, но присутствие Семёна его немного смущало.

Бор сделал вид, что не заметил его потуг. Он пристально стал глядеть за ограду, где раскинулся болотистый лужок. С одной стороны тот ограничивали отвесные скалы, с другой – тёмный старый лес.

Семён смутился и сам принял решение отойти. Он тоже стал глядеть вдаль, делая вид, будто ему интересен пейзаж за стеной.

Висел весьма тяжёлый тусклый густой воздух… Наверху растянулось малиновое небо… плыли хмурые лиловые облака… Впереди, на болотистом лужке, торчали обрубки старых кривых древесных стволов… Справа выглядывал лес, полный мрачных елей, с их мохнатыми «когтистыми» лапами…

Нет, природа Темноводья Семёну не понравилась. Уж слишком там, за оградой, мрачно и гнетуще. Недобрый край этот удел Валиров… весьма недобрый… То ли дело в Светолесье: весёлые берёзки, а не этот гнилой сосняк; цветущие полянки, а не болотца с корягами; и ещё солнце… птички порхают, щебечут. Летом полно бабочек, разных жучков…

Прутик прикрыл глаза. И вновь понеслись, и вновь проявились мутнеющие со временем воспоминания детства: и летний жар, и духота… и аромат луговых трав, вперемешку с запахом пекущегося хлеба… жаворонки в небе… лопухи вдоль канав… бархатные шмели, густым басом жужжащие над полной, тяжёлой шапкой клевера… далёкие поросшие орешником буераки… а за околицей колосится рожь… и вон – сердитый жучок, пробирающийся сквозь заросли жёсткой травы… а где-то там слышатся веселые песенки овсянки… вспомнился и старый покосившийся амбар с потемневшей соломенной крышей… сизые брёвна избы… и тихий голос бабушки, прядущей у окна: «За тридевять земель…»

«Н-да! Вот я и за «тридевять земель». И что?» – Семён вздохнул.

Не было уже того детского восторженного желания отправится в далёкие края… Хотелось вернуться назад, в Заячье…

– Валирский тракт? – послышался голос Бора. Он кивал головой на извилистую грязную ленту дороги, выходящую из грузных ворот.

– Битый тракт, – поправил Дормидонт, всё ещё недовольно хрустя зубами. – Вон то (он указал на густой ельник) – уже Клыкастый лес. Он по всему западному берегу Малиновки тянется… аж до Поморья.

– И это всё не ваша земля?

– Мы храним склоны этих гор и путь через тоннель. Лихих людей не пускаем в Светолесье.

– А чьи дальше владения?

– Сразу за Вороньим Камнем, – принялся вновь пояснять Дормидонт, – начинается так званый – Удел Валиров. Чистецкий Выпас – вот этот луг, что за оградой, это ещё наши… владения. А дальше…

– Дальше я уже понял – тебе посрать.

Дормидонт вновь вспыхнул, но тут Бор опять повернулся к нему и воткнул свой «драконий взгляд». Дюжев потупил взор, хотя всё ещё возмущался.

– Что говорят купцы? – поинтересовался северянин.

– В каком смысле?

– Безопасен ли Битый тракт?

– Гм! – Дюжев снял шлем и поправил волосы. – Было тихо… раньше… Да вот, как-то, столичный обоз ехал… Я предлагал своих людей дать. А они, мол, у нас своя охрана добрая, а ваших людишек нам кормить без надобности.

– И что?

– Вышел за околицу – поминай, как звали! – с какой-то радостью в голосе проговорил Дормидонт. – Добрыня Никитов из Старой слободки – командир тамошнего гарнизона, тоже в чине полковника – отписался, что напали в дороге на обозников разбойники. Много товара унесли. Кого-то и прибили… кажется… Как-то так.

– Замечательно, – процедил сквозь зубы Бор. – А едет ли кто сейчас в Старую слободку?

– Ну… собирался кто-то… не помню… Теперь же как дела обстоят: обозы из Светолесья только сюда, в Погостовую Яму, заходят. Дальше – ни-ни.

– Боятся?

– Не хотят рисковать. Ждут здесь…

– Что ждут?

– К нам в городок приходят обозы с Поморья… или от жодинцев. Тут друг с другом мену и делают. Торгуют…

– Тут? В Погостовой Яме? – оскалился Бор. – Теперь ясно, чего разбойников не гоняете? Резона нет. Ведь большая часть денег у местных остаётся. Верно? Уж нет ли в том сговора с разбойниками, что шалят на Битом тракте?

– Ну, ты знай… ты…

Дормидонт вновь затоптался на месте. Его глаза недобро вспыхнули.

– А мне чего-то именно так и кажется! – хмыкнул Бор.

Семен кожей ощутил, насколько стала напряжённая обстановка, как «накалился» сам воздух вокруг. Ему даже подумалось, будто Дормидонт, лицо которого покрылось пунцовыми пятнами, сейчас кинется на Бора в драку.

– Так собирается ли кто ехать в Старую слободку? – будто ничего не замечая спрашивал северянин.

Дюжев кинул косой взгляд на своих солдат и сквозь зубы процедил:

– Если вам так туда надо, то пойдите, найдите мастера Бузу. Он вроде ехать собирался. Вести свою посуду…

– Хорошо… А подскажи-ка нам ещё, приятель, где тут отдохнуть да перекусить можно?

– За кузней трактирчик есть, – пробурчал Дормидонт. – Там найдёте себе и комнату…

Он посчитал разговор оконченным, потому развернулся и пошёл прочь. Бор строго глянул на Семёна и отчего-то вздохнул.

– Вишь, как оно, – пробормотал он не ясно о чём. – Ладно, пойдём за Первосветом.

7

«Винарську избу» – так по-местному прозывали трактирчик, искали долго. Отряд блуждал по тёмным вечерним улочкам Погостовой Ямы. Случайные прохожие шарахались в сторону, едва видели пышущую жаром тварь, на которой восседал Бор. И северянину, судя по всему, подобная ситуация доставляла удовольствие. Наверное, он, поэтому, и решился ехать не на лошади, чтобы с помощью огневолка выявлять слабых духом. Взять того же Дормидонта Дюжева. Распомаженный, разодетый, весь такой бравурный, а и тот «сдулся», словно проколотый пузырь.

Дзынь-да-да! Дзынь-да-да! – донеслось слева.

Это была кузня. Через распахнутые настежь ворота просматривалась раскалённая печь. Рядом с ней у наковальни трудились несколько крепких мужчин. В свете огня их полуголые тела блестели, словно были чем-то намазаны.

– Где-то тут должен быть и трактир, – проговорил уставший Семён, вспоминая указания Дюжева.

– Угу, – отвечал Бор.

Он чуть задержался у ворот, глядя на кузнецов, а потом пришпорил огневолка и двинулся вслед за Первосветом.

– Какие тёмные тут вечера, – заметил северянин.

– И ночи, – согласился его товарищ. – Самые тёмные…

Он по-доброму захихикал.

– Сейчас бы выпить, – вдруг заявил Первосвет. – Очень хочется… Прутик, ты как на это смотришь?

– Я? – встрепенулся Семён.

В вине по младости свои лет он не особо разбирался. Но ему вдруг тоже захотелось попробовать. Отчего бы и нет!

И вот вошли в «винарську избу». Здесь пахло жильём, пахло дымом, и ещё хлебом да какими-то пряными травами. Сели ужинать. Первосвет, безо всякого стеснения и оглядки на возраст, наполнил одну из больших глиняных кружек тёмной пахучей жидкостью, бутыль которой приволок хозяин трактира, и протянул Прутику.

– Это «Червин мелнишка», – проговорил гигант, делая сильное ударение во втором слове на звук «и». – У него особый вкус… Такого вина даже у эльфов не найдёшь. Пусть сами пьют свою кислятину…

– «Красный мельник»? – деловито перевёл с зуреньского Семён.

Он сделал осторожный глоток. Напиток имел ярко выраженный бархатный, но терпковатый вкус с примесью… с примесью… с примесью чего-то жгучего…

Семён проглотил вино и тут же сильно закашлялся. Первосвет громко расхохотался и хлопнул парня по плечу:

– Э-ка ты даёшь!

Бор лишь слегка улыбнулся. Маска какой-то непонятной напряжённости не сходила с его лица.

Принесли жареное мясо, обильно приправленное местными специями, молодой сыр и какой-то острый соус. Все с жадностью накинулись на еду.

Когда чуть насытились, снова Первосвет разлил вина и проговорил:

– Ну, будем?

Семён опять поперхнулся и закашлялся. От вина его тут же кинуло в жар. В голове слегка помутилось, язык стал тяжелее.

– Стоящие по праву! – не понятно о чём пробормотал Бор, отпивая из своей кружки. Теперь только Семён обратил внимание, что северянин выглядел весьма задумчивым. И даже, кажется, чем-то недовольным. – Этот засранец даже не понимает, о чём говорит…

– Ты про кого? – глупо заулыбался охмелевший Первосвет.

Гиганта, конечно, сейчас больше интересовала еда и питьё, нежели болтовня товарища. Но он сделал участливый вид.

– Про Дюжева, Нихаз его подери! – отвечал Бор, после того, как слегка прочистил горло.

– А-а… мне тоже этот хлыщ не понравился. Слишком надменный… и слащавый…

– С таким ухо надо держать востро! – северянин нахмурился и вновь пригубил вино.

Семёну вдруг в этот момент подумалось, что Бор пошёл на конфликт с Дюжевым не просто так. Скорее, намеренно. А вот зачем?

– А ты что скажешь, соглядатай? – резким тоном спрашивал северянин, словно «прочитавший» мысли паренька.

– Про что? – испуганно пробормотал Прутик.

Бор медленно прошёлся по его лицу, и задал несколько неожиданный вопрос:

– Играл когда-нибудь в девью-бата? Это эльфийская выдумка…

– Я знаком с этой игрой, – сообщил начинающий пьянеть Семён. Но тут же спохватился, ощущая на подсознательном уровне какой-то подвох.

Опять, наверное, сейчас Бора «понесёт», – мелькнула мысль в голове парнишки. – Точно, точно. Странный он вообще… очень странный…

И от понимания этого Семёну стало вновь страшно.

– Хорошо, хорошо, – вкрадчиво прошептал северянин. – А вот я не знаком со всеми правилами сей игры, но суть… суть уловил, – Бор сейчас походил на готовящегося к прыжку хищника. Глаза горят, сосредоточен, собран. Секунда, вот-вот должен быть бросок. – У каждой фигуры есть цель, – чуть откашлявшись продолжил северянин, глядя немигающим взглядом прямо перед собой куда-то вдаль, сквозь Семёна, сквозь Первосвета. – Обычно, она, фигура, полагает, что эта цель – её же желания. И куда бы ни заносила, куда бы ни бросала нас жизнь…

– Нас? – не расслышал Прутик.

– Да, нас… фигуры… Вся наша жизнь подчинена лишь некой цели, заданной тем, кто передвигает фигуры по доске… Вот мы: приехали в сие место, а значит именно тут должна быть водворена воля игрока, на стороне которого мы и выступаем.

– То есть мы здесь, потому что так кому-то надо? Кому? Сыскному приказу? – Семён перестал понимать суть разговора.

Бор не ответил. Казалось, что вообще не услышал реплик Прутика.

– Стоящие по праву, – северянин вновь повторил эту странную фразу, очевидно, так сильно запавшую ему в душу. – Н-да! А ведь, друзья мои, может статься так, что мы и не заметим, как наш очередной «ход» окажется тем самым моментом, после которого приходиться уходить… в небытие… Уходить навсегда…

– Или до следующей партии? – чуток улыбнулся Прутик, пытаясь смягчить, «умилостивить» северянина.

Тот замер и перевёл свой взгляд на паренька.

– Все мы разные. Хотя… хотя одни в чём-то схожи меж собой, а в основном – мы разные. Порой играем на противоположных сторонах… Но меж тем – все стоим на игровой доске по праву. Все мы стоим по праву! Нет таких, которые пришли в сей мир просто так…

– Что? – Прутик принаклонился вперёд, вдруг явно ощущая, что вот-вот схватит какую-то важную мысль, мелькнувшую в разговоре.

– Когда фигура перестаёт приносить пользу своему хозяину, то вывод один: она дошла до своей цели и больше не нужна.

– Почему? Неужто мы не свободны в своих действиях? – возмутился Прутик. – А если… а если мы понимаем, что «не дошли»? Что если стоим у порога, или того хуже – далеко от неё, от этой вашей «хозяйской» цели? А нас берут и убирают. Как быть тогда?

Семён повысил голос. Он не заметил, как перестал себя контролировать. Откуда-то изнутри полезло такое… что и в словах не описать.

– Нельзя прыгнуть выше головы, – не понятно про что сказал Бор.

– То есть… то есть вы хотите сказать… хотите сказать…

– Я хотел сказать только одно, – выпрямился Бор: – что в таком случае наступает конец.

– Конец? А как же те фигуры… Тьфу ты!.. Люди, да-да – люди! Как же быть с теми, кто толком и не пожил? Какую такую «пользу» они принесли своему «хозяину»?

– Все мы находимся тут по праву! – резко отчеканил Бор. – В Сарнауте нет никого… повторяю – никого, кто очутился здесь просто так! Нет и таких, кто «ушёл», не закончив своей маленькой… или большой задачи.

Первосвет, молча попивающий вино и просто от скуки наблюдавший за непонятной (да что там греха таить – неинтересной) тематикой беседы, тут же напрягся, заметив, как сверкнули глаза его старшего товарища. Гигант осторожно пнул Прутика.

– Ты, говорят, учился в университете? – спросил он, пытаясь увести разговор в иное русло.

Первосвет осушил очередную кружку и стал наливать себе по новой.

– Ну, да… учился…

– Я так понял, ты не закончил? Чего?

– Так вышло…

Прутик яростно закусил губу. Разговаривать про это ему не захотелось. Тем более понимая на что пошла семья, чтобы «запихнуть» Семёна в столичный университет.

В поветской школе Прутика считали способным и прилежным учеником, заметно выделяя среди иных. Очевидно, это и повлияло на решение отца. Да и в конце концов, Семён ведь был единственным его сыном…

«Остался единственным», – поправил сам себя Прутик. И эта «поправка» больно резанула по душе.

Отец желал Семёну совершенно иной судьбы, отличной от своей, отличной от судьбы его родственников, проживающих не только в Заячьем, но и в близлежащих деревнях. Ему хотелось видеть сына не просто образованным (для того достаточно было и обычного посещения поветской школы). Замечая у того завидное старание да сильную тягу к знаниям, он и решился на этот шаг, и, весьма удачно продав урожай да часть своего земельного надела, отвёз Прутика в Новоград…

– Поздно уже! – разорвал ткань воспоминаний голос Бора.

Он громко хлопнул своей кружкой и резко поднялся.

– Я спать! – бросил северянин своим товарищам и тут же пошёл прочь.

– Чего-то он сегодня опять не в духе, – пробормотал полупьяный Первосвет.

– А вы с ним давно знакомы?

– Да так… пару лет… А ты чего с ним так сцепился? Он болтает, а ты знай себе, молчи да слушай! Доиграешься, что получишь…

– Разве я не имею права на свои мысли? Всего лишь высказал собственное виденье…

– Вот именно! Наверное, тебя за подобные выходки из университета и турнули!

Семён молча проглотил «укол» гиганта и, после того, как допил свою порцию вина, тоже решил идти отдыхать. Первосвет проводил его взглядом, а потом подал знак хозяину трактира принести ещё выпивки…

Поутру опустился густой туман. Он медленно двигался с гор, поглощая городок.

Семён проснулся первым. Он глянул в слюдяное окошечко и потянулся. Потом осмотрелся и вышел наружу.

Прутик настороженно прислушался к царившему безмолвию. Казалось, что всё вокруг вымерло… Паренёк неуверенно ущипнул себя за кисть, вдруг решив, что всё ещё спит.

И тут вдруг: «Бом-м-м! Бом-м-м!»

Это колокол… Да, колокол… В таком немаленьком городе ведь должна быть церковь, и, значит, этот густой медный «голосок» идёт с её башни.

В тумане тут же образовались прорехи. Он словно испугался громкого звука и стал трусливо рассеиваться.

Прутик тряхнул головой, сбрасывая сонную муть вчерашнего хмеля, и пошёл по тихим уютным улочкам. Во дворах ожила скотина, закудахтали куры, проснулись собаки. Полчаса, и вот Семён увидел высокий шпиль местной церкви.

Колокол тут же замолчал. Но в ушах до сих пор стоял его густой бас.

Парнишка обошёл колодец и приблизился к ажурной арке железных ворот, за которыми и начиналась территория местной церквушки. Её здание было по-своему интересно, необычно. Оно полностью было сложено из местного «розоватого» камня. В центре вздымалась восьмигранная башенка. На самом её верху, под медной остроконечной крышей, сквозь узенькие просветы крутобоких ниш, и проглядывался тот самый колокол.

Семён с интересом разглядывал резные барельефы на гладких полированных стенах церкви. Это ж какой умелец такое мог сотворить! Суровые образы Тенсеса перемежевывались с картинами из святых писаний. Всё это облачалось в чудный растительный орнамент с элементами виноградной лозы.

Прутик так увлёкся просмотром, что ничего вокруг не замечал. Он не увидел, как отворились резные двери, как на порог вышла высокая эльфийка, облачённая в ярко-красный шёлковый подризник, отороченный снизу золотым кантом. На плечах служительницы Света развевался характерный для ранга протодьякона бледно-сиреневый орарь, с вышитыми на нём символами церкви.

– Го-о-о… з-з-з… у-у… – щурясь, пытался прочитать Семён одну из надписей под очередным барельефом.

– Там написано, – мягко проговорила эльфийка, приближаясь к вздрогнувшему Прутику: «Познающий самого себе, познаёт весь мир».

Семён втянул голову в плечи, и потупил взор.

– Кто ты? Не местный ведь? – поинтересовалась служительница Света.

– Пу-у… путешественник, – пробормотал Прутик.

– Пришёл на утреню?

– Я? Ну-у… гулял… я…

Эльфийка тихо рассмеялась.

– Умеешь читать? – в её голосе послышались странные колокольчики.

– Умею… умею, – Семён рискнул поднять взгляд и быстро посмотрел на женщину.

«Красивая… безусловно, красивая», – промелькнуло в голове.

В воздухе разлилось тихое жужжание воздушных стрекозиных крыльев. Эльфийка чуть оторвалась от земли и приблизилась к Прутику почти вплотную.

– Меня зовут Амели ди Дазирэ, – чуть улыбнулась эльфийка, и на её щеках появились милые ямочки. – А тебя?

– Семён… – в горле Прутика тут же пересохло.

– Знаешь, что это за надпись?

– Кх… конечно. Это слова принадлежат Незебу.

Лицо Амели стало удивлённым.

– О-о… откуда ты это знаешь?

– Читал, – Семён тут же испугался сказанного. А потом спохватился и успокоил себя той мыслью, что за знакомство с текстами запрещённых книг, его уже ниоткуда не выгонят. – Как-то Великий Маг Скракан, одно время будучи учителем Тенсеса и Незеба, спросил у них, что по их мнению лучше для людей.