Текст книги "В краю молчаливого эха"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Знаешь, что делают с пленными? – продолжил говорить Посвист.

– Догадываюсь…

– Мне повезло: не забрали на свой нихазов аллод… ха-ха… на Игш… Работал в джунглях… ха-ха… в джунглях…

Посвист облизался. Его лицо стало каким-то противным, мерзким. Тонике губы вытянулись в полосочку, глаза засветились «жирным» блеском.

Он кинул взгляд на скеггокс Первосвета. Бор проследил его и вдруг знаком показал гиганту, чтобы тот отдал топор ему.

– Всё время хотелось пить… пить… ха-ха… Одному сломали обе руки… поставили чашку с водой… ха-ха… бери, пей!.. ха-ха… А он, бедолага, ни взять, ни поднять… пальцы распухли…

Говорил Посвист это с каким-то удовольствием, что ли. Семён тут же поёжился. Мол, как так? О человеке же рассказывает, о своём товарище!

– А в яме никогда не сидели? По колено воды… ха-ха… ни сесть, ни лечь… одна чашка какой-то жратвы на всю ораву… Мы там и лес валили… н-да… и копали… полгода, где-то… ха-ха… Не все протянули…

– Только те, кто посильнее, да понаглее? – сощурился Бор, поигрывая древком скеггокса. – Знамо дело! Небось, у своих же отбирал и еду, и воду, а?

Лицо Посвиста опять нервно затряслось. Он сжал кулаки и насупился.

– А ты… а ты… а ты с моё посиди! Пусть бы и тебя палками по спинке «погладили»! Ха-ха-ха… Или свои, как ты говоришь… ха-ха… Я бы глянул, что запоёшь… Или нет! Когда всю ночь, весь день… ха-ха-ха… постоянно орут раненые… которые уже доходят… Когда ноют кости, жилы… когда над ухом беспрестанно зовут родных… мамку зовут… мол, она далече, не пожалеет, не погладит… А потом вдруг ругаются последними словами… ха-ха… снова орут… то им холодно, то им жарко… то жажда… А ты пытаешься помогать… пытаешься… действительно… ха-ха… А они тебя же… суки!..

Посвист нахмурился и вновь сжал кулаки.

– За месяц… за какой-то паршивый месяц… тридцать человек… тридцать с хвостиком… сдохло… ха-ха… как собаки подзаборные… И за что? Ответь?..

Разбойник как-то по-старчески затрусил головой. Семёну вдруг стало его жаль.

– Одни дураки говорили… ха-ха… вот дураки!.. Они говорили, будто если хорошо работать, нас отпустят… к своим отпустят… ха-ха-ха… А когда начался мор… н-да…

Глаза Посвиста стали совсем безумными. Они блуждали с предмета на предмет, как бешеные. Не могли остановиться.

– Ты бежал?

– Нет… ха-ха… не бежал… Меня потом обменяли… мне повезло… один человечек заметил, когда к хадаганцам приезжал… А ведь тех, кого забрали на Игш – уже не меняли. Они там уже тоже, наверное, сдохли! Ха-ха! Сдохли! – крикнул Посвист. – И ты… ни тебе… никому… Слышите? Среди вас нет никого, кто бы понял! И судить меня не надо! И жалеть тоже!

Ноздри Посвиста раскинулись в сторону, словно крылья птицы. Он сильно засопел:

– Кто… кто дал право подвергать людей таким испытаниям? Таким страшным испытаниям! И за что? Мне тридцать лет… с небольшим… Я… я… я…

Посвист тут же обмяк и скукожился.

– Знаком предмет? – вдруг спросил Бор, указывая на скеггокс.

– Да… знаком… Это мой… вернее, моего отца… и деда…

– Значит, это ты его продал?

Посвист перестал трястись и смело глянул в лицо Бора.

– Я тогда был не в себе… Если бы не Белый Витязь… ха-ха… я многому ему обязан… Никто не хотел заниматься пленными… а он дал денег, чтобы нас выкупили…

– Кто он, этот Белый Витязь?

– Человек. Хороший человек… не чета мне… а, может, и тебе, северянин!

Бор сощурился и вновь поиграл древком.

– Н-да, – ухмыльнулся северянин. – Наверное, это будет символично…

Семён удивлённо вскинул брови, не понимая про что говорит его старший товарищ. А тот вдруг сделал быстрый шаг вперёд и…

Дальше, будто во сне. Прутик увидел, как блеснуло лезвие скеггокса, как оно стремительно рассекло воздух и… Семён с ужасом стал взирать на странный овальный предмет, буквально только что бывший головой Посвиста.

Глаза разбойника были открыты. Они с каким-то то ли удивлением, то ли сожалением глядели именно на Семёна. Потом веки осторожно опустились книзу. Тут же изо рта вывалился язык… А на землю густыми толчками полилась тёмная кровь…

Все кругом молчали. Судя по лицам, никто Бора не осуждал. А некоторые явно желали оказаться на его месте.

– Боги давали тебе шанс! – громко проговорил северянин, обращаясь к мёртвому телу. – А ты его просрал!

Казалось, что мозг Семёна вроде работал чётко: мыслил, рассуждал… А вот тело. Оно вело себя странно. Вернее, странно себя вели кое какие его части: руки, ноги… Семёна трусило, словно в ознобе. Он пытался это всё остановить, повлиять, но тщетно.

На какое-то время вдруг пропала членораздельная речь. Прутик не мог выдавить из себя ни единого слова.

«Как так? – крутились в голове бешеные мысли. – Что же это? Почему?»

Действительно: что произошло? Почему Бор так поступил? Почему, к примеру, он не связал и не отвёл Посвиста в Старую слободку, а там не сдал властям? Того бы осудили…

Дикость! Варварство! И где? В сердце Кватоха?

Семён попятился назад, пока не упёрся спиной в одно из деревьев.

Бор вытер лезвие скеггокса о плащ Посвиста и протянул оружие Первосвету. Тот небрежно стряхнул невидимые капли крови с топора, и стал приторачивать тот к поясу.

– Ну вот и всё! – повторил свою коронную фразу Бор.

Он сурово глянул на Семёна и, развернувшись на месте, побрёл к обозам. Остальные тоже разошлись: кто к раненым, кто к телегам да лошадям.

– Надо бы всех тут похоронить, – подал голос Бочаров, глядя в спину Бору. – И своих, и чужих… Тоже ведь люди.

– Как хочешь, – бросил через плечо северянин. – Голову Посвиста захватите с собой. Покажем её людям.

Прутик пришёл в себя. Он резко двинулся вслед за Бором, а когда его догнал, бросил в спину:

– Почему ты так поступил?

– Что? – голос северянина поднялся, отчего Прутик даже отпрянул назад.

Бор вздёрнул голову вверх, глядя в небо. И тут Семён понял: у этого человека обострённое чувство справедливости. Да-да… так и есть… Этот церемониться не станет. Ему не жаль ни своей жизни, ни чужой. Только справедливость. И всё равно сколько сил на то будет положено.

И это ужасно!

Если быть честным с самим собой, ведь в сущности это Бор отрезал пути назад. Едва Григорий выстрелил, обозники заколебались. Можно было отступить, бросить товар, за то остальные остались бы живы. А северянин нанёс ответный удар. Намеренно нанёс!

Вот и голову он отрубил намеренно! И это… это уж слишком… дико! Это казнь! Без приговора, без суда… Почему он не стал пленить Посвиста? Отвёз бы в Старую слободку, так нет…Он явно намеренно это сделал! Ну, конечно! Ведь смотри: ни заколол, ни зарезал, а именно отрубил голову. Как бы отомстил… Теперь Посвисту возврат назад, в Сарнаут, заказан. Ведь его Искре, кроме как оставаться в чистилище, больше и некуда податься…

Ужасно! Действительно, это ужасно.

За кого он себя принимает? За орудие возмездия? Да он реально сошёл с ума! Реально!.. Ну, ничего, история нас рассудит. Покажет кто прав…

– История? – резким тоном переспросил Бор.

Семён удивился: неужто он мысли прочитал. А тот продолжил:

– История – женщина неблагодарная. Она, честно говоря, всех-то не помнит… кто её творил-то. Она знается только с единицами. Да и то, многие из них под вопросом…

– Неблагодарная? – Прутик сощурился.

Он никак не мог понять поток мыслей северянина.

– Конечно. Но когда ведь строят стену, кирпичикам имена не дают? Верно? А когда начнёшь их убирать… хотя бы один, то вся стена может рухнуть.

– Это верно… верно… Но историю «потребляют» целиком, а не по кирпичикам. Неужто вы считаете себя тем «камнем», без которого рухнет здание?

Бор странно улыбнулся.

– Не стоит злиться на то, на что повлиять не можешь, – его голос стал хрипловатым, неприятным. – Всё сделано так, как и должно быть. Других вариантов твоя история не предусматривала. И все мы тут находимся по праву! Уразумел?

Северянин сердито оскалился, а потом резко махнул головой и пошёл прочь…

15

Пока всех похоронили, перевязали раненных, связали пленных – наступил вечер. Разбили бивак, разожгли костры, распрягли лошадей. Всем командовал Бочаров. Сразу видно было, что он человек бывалый, военный.

Он направил в Погостовую Яму вестового. А когда утром прибыл Дормидонт Дюжев, в приказном порядке отобрал у того десяток воинов.

– Будут сопровождать нас до Старой Слободки! – тоном, не терпящим возражений, заявил он.

– А…

– Вот что, господин полковник, забирайте-ка раненных назад в город. Да и пленных прихватите.

Тут приблизился Бор. Он протянул Дюжеву окровавленный мешок.

– Можете похвастаться, – язвительно сказал северянин. – Вывесите его голову на шесте.

– Чью голову? – не понял Дормидонт, раскрывая мешок. – Тьфу ты… Это кто?

– Посвист Лютый. Тот самый, банда которого баловалась на Битом тракте.

Дюжев бросил острожный взгляд на Бора, но ничего более не сказал. Хотя даже слепому было видно, что он очень хотел.

Он сердито прикрикнул на своих людей, и вскоре уехал с ними в Погостовую Яму. При этом Дюжев всё же оставил несколько человек для сопровождения.

И вот обозы вновь тронулись дальше. Всю дорогу люди были в напряжении. Только когда вечером следующего дня добрались до Бранного моста, то многие позволили себя чуть успокоиться.

Бивак разбили всё ещё на этом берегу. Мост не пересекали. Так потребовал Бочаров. Он вообще взял на себя полное командование караваном. При этом, что удивительно, никто не возражал.

Прутик воспользовался моментом и пока все занимались лагерем, он специально отошёл в сторону, чтобы хоть и в угасающем вечернем свете, но всё же попытаться рассмотреть этот знаменитый Бранный мост, пожалуй, единственный сохранившийся с древних времён.

Это было восьмиарочное сооружение из камня, построенное, если верить летописям, ещё во времена правления Гурмира Сокола. Размах арок впечатлял. Он достигал двенадцати саженей. Над водой же мост вздымался на все двадцать.

Когда-то на восточном берегу Малиновки перед самым въездом стояла высокая сторожевая башня, сквозь которую и проходил тракт. Но сейчас об этом напоминали только едва видимые остатки фундамента. Никто уже не охранял ни мост, ни дорогу. С тех времён уже многое поменялось: и Орда больше не беспокоила своими сметающими набегами, да и людские кланы меж собой не враждовали.

Удивительно, что мост до сих пор сохранился. Прутик вспомнил, что где-то читал про его капитальный ремонт. Было это лет пятьдесят назад. А, может, и больше.

Темнело очень быстро. Люди кое-где уже зажгли костры и собрались вокруг них в небольшие группки.

Семён спустился к воде. Тут пахло свежестью. Вода тихо журчала, устремив свой бег на юг, к Взморью.

Прутик заворожено глядел на реку. Темное небо, матовое серебро одиноких только-только зажигающихся далёких звёзд, громадная яркая монета луны, восходящая из-за леса… и сонная Малиновка. Серебрится тонкая рябь. Она словно чешуйки на спине гигантской извивающейся змеи. Тишина… ни ветерка… ни окрика ночной птицы… ни рыка лесного зверя… тишина… Было во всём этом что-то завораживающее… отдающее вечностью… покоем…

Семён выпрямился и, бросив последний взгляд на реку, пошёл к лагерю. Первосвета и Бора он нашёл чуть в стороне от всех остальных. Они готовили нехитрый походный ужин.

– Откупорим сулею, – предложил гигант. – Пропадёт ведь…

– Ага, как же! – рассмеялся Бор. – Ладно, давай… Семён, а ты как? С нами?

Парнишка пожал плечами и тут же Первосвет вручил ему кружку.

– Не робей, брат! – забасил гигант.

Он живо разлил всем вина и, блаженно кряхтя, растянулся у костра.

Послышались тихие шаги. Огневолк, мирно дремлющий за спиной северянина, навострил уши. К костру неспешно приблизился Бочаров.

– Можно? – негромко испросил он разрешения.

– Прошу, – чуть привстал Бор. – Первосвет, угости нашего товарища…

– Сию минуту.

Гигант порылся в котомке и достал ещё одну кружку.

– Я так и не сказал вам спасибо, – проговорил Бочаров, принимая вино. Он обращался к именно к северянину, это было ясно. – Возможно, не все со мной согласятся, но благодаря вашим яростным действиям, нам удалось морально, а затем и физически разбить разбойников. В какой-то момент даже мне стало не по себе. А тут вы… и ваши стрелы… Магия?

– Есть немножко, – слегка приулыбнулся Бор.

– Н-да… это впечатляет. Да ещё ваша уверенность…

– Не уверенность… Я знал.

– Знал? – недопонял Платон.

– Конечно.

Бор сказал это с такой силой, что Бочаров тут же поверил. Он задумчиво отпил вина из своей чаши, а затем чуть сменил тему:

– Кстати, я вас знаю. Ваше прозвище Головорез, верно?

– Да. А откуда знаете?

– От гибберлингов… от Лока. Он был с вами на Безымянном острове.

– А, – северянин вспомнил и закивал головой.

– У меня с ним дружеские отношения. Да и не только с ним. Вы ведь, насколько я знаю, едите в Старую слободку, а там хотите найти Велеслава Капищева?

– Хочу. Он должен мне помочь в одном деле…

Бочаров улыбнулся. Судя по всему, он знал, что то за дело.

– В тёмное место едешь. Знаешь ли о том?

– Вы о Старой слободке?

– О ней… и о валирской обители.

Бор изменил положение своего тела и чуть приблизился к Платону.

– Может, поясните?

– Земля там проклятая, – ухмыльнулся Бочаров. – Кости старого князя не знают покоя…

– Да он сгинул давно! – вступил в разговор Первосвет.

– Эй! – сердито махнул рукой Бор. – Дай человека послушать…

– Да, верно ваш друг говорит: Адриан давно сгинул. Был проклят в собственном родовом замке…

– Адриан, значит… Это тот князь, последний из Валиров, которого какой-то эльфийский маг случайно… случайно… Там, кажется, ещё замешан Дом ди Дусер оказался… некий Арманд… верно?

– Да-да, тёмная история. Никто точно не знает, что там приключилось. Да и давненько то было. Одно ясно, что приключилось что-то недоброе… С тех самых пор земля Темноводья и стала порождать жутких тварей.

– Вы о ком? О лютоволке?

– Лютоволке? Гм! Не слыхал… Знаешь что, Велеслав, которого ты ищешь, тебе сам всё расскажет. Он давно здесь… ответы ищет…

– И нашёл?

– Сарн его знает. Ты ведь понимаешь, что не всё можно мечом решить.

– Раз я еду туда, значит без меча не обойтись.

Бочаров удивлённо вскинул брови.

– Вы так полагаете?.. Хотя… хотя, как говорится, по делу и мастер. Может, оно и так. Ладно, давайте отдыхать. Завтра к вечеру, думаю, уже доберёмся до Старой слободки. Там сами всё и увидите.

Бочаров встал и пошёл к своим людям.

– Странный человек, – проговорил Первосвет. – Чего приходил? Что хотел?

Бор не ответил. Он прилёг у костра и долго-долго глядел на пляшущие языки.

– Знаешь, Прутик, – вдруг обратился северянин к Семёну, – вот мы тут с тобой недавно повздорили… Надеюсь, ты не обиделся?

– Нет, – быстро ответил парень.

И вот этой своей быстротой с головой себя выдал.

– Не сердись, – продолжил северянин. – У каждого из нас свои правила жизни. Свои взгляды, устои… Я вижу, ты хороший добрый малый. Судьба не зря нас свела вместе.

– Вы так считаете?

– Угу…

Бор чуть помолчал. Он медленно поглаживал свою жёсткую бородку. Семён осторожно посмотрел на него и опять увидел рядом с ним всё те же черные тени.

– Не зря свела, – повторился северянин.

Он закрыл глаза и тут же тихо засопел.

Первосвет делал вид, что его ничего не касается. Он потихоньку цедил свою порцию вина. Прутик же оставил чашу и снова решил пройтись по лагерю, чтобы собраться мыслями.

Несколько минут он бесцельно бродил, потом добрался до моста и подошёл к его краю.

Внизу журчала Малиновка, где-то плескалась рыба. Свежий ветер теребил волосы, гладил юношеское лицо.

И тут что-то промелькнуло на противоположном берегу. Семён напряг зрение, вглядываясь в темноту. В сей момент из-за тучи выбралась луна. Она ярко осветила полуночный мир внизу. Прутик вновь присмотрелся к противоположному берегу.

Едва видимое движение слева от кустов и… на пригорок какой-то всадник.

– О, Тенсес! – само собой вырвалось изо рта. – Это же… это же Белый Витязь!..

Часть 2. Сталь, битая ржою

1

…В висок долбил малюсенький остроносый неугомонный дятел. Каждый его удар отдавался в ушах глухим звоном.

Прутик скривился и застонал. Проклятый зуб, надо же ему разболеться!

Семён сосредоточился на дороге, пытаясь хоть как-то утихомирить нарастающую боль. Он то закрывал глаза, то сжимал челюсти, то полоскал рот… На какие-то секунды, в крайнем случае – минуты, это притупляло приступ, но потом снова маленький злобный дятел бил точно в левый висок.

«Может, сало приложить? – вспомнил Прутик чьи-то наставления. И эта мысль показалась ему спасительной: – Точно! Это поможет!»

Семён вспомнил, что сало есть у Первосвета. Подъехал, попросил. Гигант удивлённо приподнял брови, но всё же полез в котомку, и вскоре протянул товарищу немаленький ломоть.

– Проголодался? – ухмыльнулся Первосвет. – К вечеру доберёмся до Старой слободки, а там…

Но Семён уже ничего не слышал. Он отрезал ломтик, живо откусил от него кусочек и языком примостил тот меж ноющим зубом и щекой.

Чуда не произошло. Но Семён утешал себя той мыслью, что надо чуток обождать. Сразу ведь боль и не отступит. Нужно какое-то время.

А с другой стороны, он клял и себя, и поход, и треклятый лес. Потом сетовал, что люди до сих пор не придумали какого-нибудь магического снадобья, чтобы излечивать зубную боль. Есть, что хочешь, а нужного…

Боль рождала глухое раздражение. Мысли в голове, как не крути, всё одно сводились к зубу, к дятлу на виске…

«Мать его так! И что делать? – Семён смотрел только вперёд. Он сильно сжал поводья и тяжело вздохнул. – Что делать-то?»

Один из возниц, проезжающих в телеге рядом с Прутиком, словно понял творящееся с пареньком. Он негромко спросил. А услышав натянутое пояснение, ободряющим тоном проговорил:

– Вот приедем в слободку, найди там Агнию.

– Это кто такая?

– Ведунья… Сама она из Чарова, но уже лет, эдак, пять живёт на окраине слободки…

– И что она? Поможет?

– А то! – улыбнулся в бороду возница. – К ней, конечно, люди с опаской ходят… Сам понимаешь: ведунья, она и есть ведунья… Но ты не теряйся.

– Угу, – выдавил из себя Прутик. – Долго ещё ехать-то?

– Надо потерпеть. Видишь, вон как дорогу размыло!

И точно: тракт превратился в сплошное месиво. Жирная коричневая земля чавкала под копытами лошадей, в ней вязли колёса телег.

С обеих сторон дороги растянулись беспросветные заросли шиповника. Его красные ветки с мелкими-мелкими листиками стояли густой стеной.

– Худое место, – сказал один из обозников.

Он грустно улыбнулся и вздохнул.

– Отчего? – поинтересовался Прутик.

– Да так… подумалось… Мне всё время кажется, что за нами кто-то смотрит.

Семён испугано охнул и стал оглядываться. Тут к Прутику подъехал Бор. Его огневолк недовольно обходил лужи и вообще старался держаться более сухих мест. От тела зверя исходил едва заметный пар.

– С тракта не сходи! – сердито проговорил Бор.

– Отчего?

– Оттого! – нахмурился северянин.

Семен, памятуя то странное, почти что звериное чутьё Бора к неприятностям, более не стал задавать вопросов. Северянин же добрался до Бочарова и, как понял Прутик, тоже предупредил того о своих каких-то подозрениях.

Погода портилась. Небо затянуло мрачными тучами, а после обеда посыпал мелкий противный дождь.

То ли благодаря салу, то ли ещё чему, но дятел стал беспокоить Прутика всё меньше, а вот челюсть-таки продолжала неприятно ныть.

Тракт пошёл под гору. Лошади с трудом взбирались по нему, а некоторые обозы приходилось толкать целой ватагой.

– Где, мать вашу, Свирид? – послышался обозлённый голос Бочарова.

Он смахнул с лица влагу и оскалился.

– Отошёл отлить, – прогнусавил кто-то справа.

– Вот приспичило… Когда? Куда?

– Да… да… да почитай…

Говоривший растерянно огляделся, а потом как-то удивлённо выдавил:

– Почитай уже полчаса прошло… Ну да! Где-то так!

– Мать его за ногу! Сказал же вам никуда не отлучаться! Где это было?

Все остановились и стали оглядываться.

– Хрен его знает… я за ним не следил, – развёл руками обозник.

За что получил от Бочарова крепкую оплеуху.

– Я съезжу, проверю, – вызвался Бор. – А вы продолжайте идти. И с дороги всё-таки не сходите.

Северянин лихо развернул огневолка и поскакал назад.

Прутик напрягся. Внизу живота стало твёрдо, неприятно. И сразу в голове пробудились недобрые мыслишки.

Было видно, что люди притомились. Но ни погода, ни местность не располагали к привалу. И это ещё больше всех напрягало. Лица людей были недовольными, кое-кто уже даже начинал жаловаться, но всё одно они продолжали движение вперёд.

Через полчаса обоз нагнал Бор. Он был один.

Бросив косой взгляд на Прутика, северянин подъехал к Бочарову и о чём-то с тем зашептался.

Лицо Платона было каменным. Нельзя было понять, какие эмоции сейчас тот переживает. Лишь лёгкое беганье глаз выдало в Бочарове волнение.

– Ты уверен? – услышал Прутик сдавленный голос обозника.

Бор утвердительно кивнул и вдруг направил огневолка к Первосвету.

– Поехали! – безо всякого пояснения, сказал северянин гиганту.

Тот кинул взгляд на товарища, но ничего не спросил. Через минуту они удалились в чащу.

Прутик заёрзался в седле и вдруг решил поехать за ними следом. Без всякой задней мысли, он осторожно пришпорил коня и незаметно скрылся с глаз обозников.

В лесу царил сумрак. Стоило только отъехать от тракта каких-то пару десятков шагов, как ты оказывался в полусонной дремучей чаще. Звуки разговоров, скрип телег, храп лошадей – всё это мигом стихло. И чем дальше отъезжал Прутик, тем сильнее в нём пробуждалось позабытое детское чувство – боязни темноты.

Под копытами лошади мягко пружинила истлевшая за зиму листва да хвоя. Пахло сыростью. И ещё грибами.

И всё же тишина была удивительной. Прутик огляделся, но нигде не увидел своих товарищей. Они слишком стремительно заехали в этот лес, растворившись в нём без остатка. А впереди маячила непроходимая чаща… буреломы… завалы… С листьев и веток деревьев падали крупные холодные капли. Кверху поднималась тончайшая шаль тумана.

Лошадь нервно похрапывала. Приходилось её пришпоривать, иначе она совершенно не желала двигаться вперёд.

– Вот же я балбес! – досадно прошептал Семён. – Надо убираться отсюда, не то вся недолга заблудиться.

Конь громко храпнул и вдруг встал на дыбы. В ту же секунду Прутик кубарем полетел на землю, чувствуя, как больно впивается в левый бок старый замшелый пень.

– Стой! Не шевелись! – послышался яростный окрик Первосвета.

Паренёк попытался встать. Голова закружилась, и лишь волевым усилием Семёну удалось взять свои чувства и тело под контроль.

Лошадь лежала в паре саженей позади и билась в странных судорогах. Что-то похожее на поросшую мхом толстую ветвь, вылезло над головой животного. А потом…

– О, Тенсес! – Прутик попятился назад, теряя самообладание.

– Стой же, твою мать! – гаркнул Первосвет. – Сзади!

Семён тут же обернулся: между двумя стволами кривых низкорослых сосен были натянуты какие-то покрытые пухом веревки.

Гигант соскочил со своего жеребца и выхватил скеггокс. Пару секунд и Первосвет стоял подле Прутика.

– Это… это… это… – зашептал пересохшими губами последний.

– Паук, – добавил Первосвет.

Огромное чудище вылезло на еле-еле вздымающийся бок лошади и уставилось на людей.

– С-с-сука! – процедил гигант.

– Откуда… откуда…

– Да заткнись ты! – огрызнулся Первосвет. – И прикрой мне спину.

– А? – Прутик испуганно обернулся, ожидая, что из-за кустов выскочит ещё одно мохнатое чудовище.

Но там, слава Тенсесу, никого не наблюдалось. Паутина слегка качнулась под порывом ветерка. И вот тут Семён увидел, что «пушистые верёвки», тянутся к ногам его лошади.

Видно, бедное животное зацепилось за липкую паутину. Отсюда, как следствие, тот яростный рывок, в результате которого Прутик полетел на землю.

Паук был размерами с доброго бычка. Он выставил вперёд две мохнатые лапы и медленно ими шевелил, словно колдовал.

Прутик почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Парень покосился на Первосвета: гигант занял привычную для него боевую стойку.

Тут, почти над самым ухом, раздался тихий свист, и в следующую секунду в толстое круглое тельце паука вонзилась какая-то палка. Потом был взрыв… Прутик едва успел прикрыть лицо руками, когда во все стороны полетела грязно-жёлтая слизь.

– С-с-сука! – недовольно ругался Первосвет, отплёвываясь и сердито топоча ногами.

Из-за кустов вышел Бор. Он накинул на плечо лук и вплотную подошёл к разорванному на части телу паука.

– Хватит ругаться! – бросил северянин своему товарищу. – Если бы эта тварь тебя укусила…

Бор не закончил свою речь. Он наклонился ниже и концом стрелы вытянул из нутра паука что-то ярко алое.

– Прошу любить и жаловать, – ухмыльнулся северянин. – Ядовитые железы…

– Что? – не понял Первосвет.

Он недовольно скривился, но приближаться не стал. Прутик же напротив: подошёл вплотную.

– Откуда вы знаете? – спросил он у Бора.

– Догадался, – процедил тот. Бор «воткнул» в паренька свой «драконий взгляд» и засопел. – С дороги не сходить! Я это тебе говорил? – резко бросил он. – Предупреждаю в последний раз.

– Но… но…

– Уходим отсюда! – недовольно сказал северянин. – Не думаю, что эта тварь тут одна.

Огневолк медленно приблизился к развороченному паучьему телу и принюхался. А потом также осторожно отошёл назад.

– Первосвет! А ну-ка отруби мне эту вот лапу, – приказал Бор.

– Что? Отрубить? Да я к этой гадине и на сто вёрст не подойду!

– Дай свой топор.

Северянин сердито выхватил оружие и затем ловким движением отсёк одну из мохнатых лап. Из раны потекла то слизь, то ли кровь… Нихаз его разберёт!

– Фу ты! – скривился Первосвет.

– Ну, ты и неженка! – Бор вернул скеггокс и взял отрубленную лапу.

Гигант брезгливо поморщился и так же брезгливо вытер лезвие топора о траву. А северянин оседлал огневолка и подъехал у Прутику.

– Собирай свои пожитки и давай за мной.

Лошадь Семёна ещё несколько раз всхрапнула и затихла. Из её рта повалила розовая пена.

– Фу ты… – вновь поморщился Первосвет.

Прутик с опаской приблизился, и некоторое время пытался собраться. Его руки дрожали, зубы стучали в нервном ознобе. А перед глазами всё стояла та жуткая картина паука, «колдовавшего» своими толстенными лапами. Попади он, Семён, на обед вместо лошади и… и…

Парня выкрутило наизнанку. Он согнулся по полам и вырвал прямо себе на штаны.

– Фу ты… итить твою налево! – вновь поморщился Первосвет. – Экий ты…

Он не закончил и пошёл садиться на своего жеребца.

– Ладно… со всяким бывает, – примирительно сказал Бор, оглядываясь по сторонам. – Себя вспомни…

Наконец, Прутику удалось забрать свои вещи, и он на негнущихся ногах поплёлся следом за огневолком.

Обоз нагнали через час. Бочаров тут же всё-таки приказал делать привал.

– Отойдём, – предложил Бор.

– Хорошо…

Северянин сжато поведал о случившимся.

– Думаю, Свирида тоже они… – многозначительно приподнял брови Бор. – Его следы оборвались шагах в ста от дороги.

– Пауки? – переспросил Бочаров, глядя на кусок мохнатой лапы. – Ни хрена себе! Это что же за тварь такая!

Взять лапу он не решился. На лице Платона промелькнула брезгливое выражение, сменившееся мрачной маской недовольства.

– Здесь никогда подобных тварей не было, – уверенно сказал Бочаров.

Он сурово взглянул на Бора, словно подозревал того в сумасшествии. Но северянин, казалось, даже не обратил на то внимания. Было видно, что он глубоко задумался.

– Это верно, – подал голос Первосвет. – В нашем крае отродясь такие паучищи не бегали.

– За то они бегают в иных местах, – процедил Бор. – Так ли, Прутик?

Семён вздрогнул и растерянно посмотрел на своих товарищей.

– Ну… ну… есть, конечно… Даже в Светолесье, как ехать в сторону Гадючьего плато…

– Вот-вот, – ухмыльнулся Бор. – Только не думаю, что эти твари через горы перебрались.

– Да? – приподнял брови Бочаров. – И откуда же они?

Бор вновь поглядел на Прутика, словно ждал от него какого-то признания.

– Ну-у… Нихаз его знает, – развёл руками Семён. – Если не через горы, то… то… Нет… нет-нет…

– Что? – напрягся Бор.

– Астрал ведь они тоже преодолеть не могли.

– Причём тут Астрал? – не понял Бочаров, а с ним и Первосвет.

– Ну, скажем, ещё я читал, что на Святой Земле обитают какие-то разновидности…

– На Святой Земле? – ухмыльнулся Платон. – Эка ты, парень, хватил! Как же они сюда забрели?

– Вот я и говорю, что никак.

Все, кроме Бора, улыбнулись. А северянин погладил бородку и вдруг смачно сплюнул на землю.

– Если бы да кабы… – проворчал он. – Не знаю, как вам, но мне ясно, что совсем ничего не ясно.

– Брат, ты что действительно считаешь, – улыбался Первосвет, – что они «прилетели» оттуда? Со Святой Земли? Или, может, их случайно торговцы завезли? Ха-ха!

– Случайно, – оскалился Бор. – Вот уж слово… так слово…

На этом обсуждение закончилось. Но у Семёна появилось твёрдое убеждение, что тут дело нечисто. И Бор, возможно, в чём-то прав.

«Но да поживём-увидим», – вздохнул Прутик.

– Угу… поживём, – кивнул Бор, чему-то ухмыляясь.