Текст книги "В краю молчаливого эха"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

2

В самой столице было до жуткого грязно. На мостовой валялись клоки потемневшего сена, «яблоки» конского навоза, какие-то помои, кожура, ботва. Такое ощущение, что находишься на городской свалке. А ещё добавь слякоть, грязь, кое-где не растаявший лёд и снег, сырые каменные стены, поросшие тёмным мхом, угрюмые лица прохожих – всё смешалось в одну картину, приобрело один скучный серый оттенок.

Три дня Первосвет добирался из Сиверии до столичного порта. Корабль слегка потрепало, он попал в небольшую астральную бурю, но всё обошлось.

Гигант полчаса назад миновал ворота и сейчас стоял у фонарного столба, разглядывая разношёрстную толпу. Весеннее солнце слепило глаза и те болезненно слезились. После Сиверии, такая картина была весьма непривычна. Первосвет никого не искал, просто не знал, чем заняться. Дело в том, что его вызвали к самому Избору Иверскому по какому-то тайному «секретному делу», да такому, что командор зачитал эти последние слова из послания с торжественным шёпотом. Также там говорилось, что надо явиться в башню Айденуса к вечеру сегодняшнего числа. Корабль же прибыл в полуденный час. Так что времени до аудиенции было хоть отбавляй.

И всё же гиганта волновал этот странный неожиданный вызов, и не просто в столицу, а к самому Избору Иверскому… Почему? Зачем? Неужто переводят? Тогда отчего вызывает сам глава Защитников Лиги? Зачем секретность?

В животе жалобно заурчало.

– Да-да, надо бы подкрепиться, – пробормотал сам себе под нос Первосвет.

В его котомке было уже пусто. Денег в кошельке тоже не ахти как много. А добрыми знакомыми наш гигант толком тут и не обзавёлся.

Можно было бы прошвырнуться по рынку. И это было неплохой идеей.

Через полчаса блуждания по унылым новоградским улочкам, Первосвет добрался до лоточников и купил у одной молодухи несколько пирожков. Пока ел, слушал речь в немногочисленной толпе сутулого длинноногого глашатая, который совершенно бесцветным голосом рассказывал о новостях в Кватохе, о состоявшемся суде над каким-то Сенькой Путником. А в конце объявил об утерянных вещах, которые хранились в Городском приказе. Закончив свою речь, этот шустрый малый живо отправился к ближайшей таверне, где стал зазывать посетителей. Сразу было видно, что сие дело ему ближе, нежели монотонное зачитывание наизусть указов или распоряжений.

Городские власти сквозь пальцы смотрели на подобные подработки глашатаев. Мало того, они даже не пытались им воспрепятствовать. Поэтому эти ребятки больше занимались набиванием собственного кармана такими делами, как объявление о продаже в кабаке или таверне вина по определённой цене, другие бегали на публичные аукционы и там кричали о торгах с молотка. Некоторые зазывали посетить купеческие лавки, где продавались ткани, пряности, украшения, да мало ли чего ещё. Понятно, что всё это делалось не по доброте душевной, а за неплохое вознаграждение.

А с другой стороны, те же городские власти запрещали торговцам самим выкрикивать о товарах, которые они собирались продавать, грозя им немалыми штрафами. Аргументировалось это тем, что горожане, мол, жаловались на создаваемый теми шум. Выходило, что власти как бы подталкивали торговцев к использованию в подобных целях глашатаев. (Будто они своими выкриками создавали меньше шума.)

Сие противоречие Первосвет сам для себя оправдывал только тем, что официальным «крикунам» Городской приказ платил скудно. А чтобы глашатаи не разбежались, тот давал им своего рода привилегии в виде «подработки» зазывалами.

Набежавшие было тучи, развеялись и, снова, выглянуло весеннее солнце. А вместе с ним потеплело и на душе.

Первосвет приговорил пирожки и довольно погладил себя по брюху.

– Работёнку ищешь? – послышался хриплый гнусавый голос сзади.

Наш гигант обернулся и несколько удивлённо поглядел на щуплого доходягу, опирающегося на длинный костыль. Одна его нога – левая – была замотана у ступни грязнющими кусками ткани. И вообще, от этого давно не мывшегося человека, несло как от прокисших щей.

– Есть что предложить? – просто так спросил Первосвет, вытирая жирные ладони о свою куртку.

– Могу свести с кем надо, – оскалился незнакомец. – Ге-э…

Его рот был полон гнилых зубов. Меж ними сильным контрастом проглядывался красный язык, очень смахивающий на кусок свежего мяса.

Первосвет сощурился и ещё раз окинул взглядом человека перед собой. Ну, жулик жуликом, а костыль это лишь подтверждает. С таким пойдёшь и в тихой улочке схлопочешь дубиной по башке. Оберут, ограбят и кинут под стену.

– Я подумаю, – недовольно бросил Первосвет.

– Так я не понял: работа нужна? Али как? – нагловато просипел незнакомец.

Тут из-за угла показались несколько стражников. Они весело болтали друг с другом, а заметив калеку, тут же сменили направление своего пути.

– Ба! Какие всё лица! – загоготал один из них, который, судя по пластине висящей на шее, был старшим в этой компании караульных.

Остальные стражи подступились к Первосвету и с вызовом уставились на него.

– А ты что за гусь? – судя по всему, они посчитали гиганта сподручным этого столичного жулика.

– Я? Прохожий, – насупился Первосвет.

– Из Темноводья?

– А что-то не так?

Стражи переглянулись меж собой и стали поближе. Первосвет увидел, как ловко улепётывает калека. Он воспользовался ситуацией и решил уносить отсюда ноги, пока городская охрана «обрабатывает» столичного гостя-лопушка.

– Чего делаешь, прохожий, в Новограде? – спросил старший.

– Гуляю.

Стражники вновь загоготали. Судя по всему, их смешил говор гиганта.

– В чём дело, ребятки? – послышался грубый оклик слева.

Все обернулись на него. Первосвет тут же узнал говорившего. Это был Бор.

За тот год, пока они не виделись, лицо северянина стало «острее». Хотя он по-прежнему брил виски, носил всё те же одежды грубого пошива. На ногах были торбазы, на поясе фальшион, «кошкодёр» и сакс…

Да, это всё тот же Бор, – внутренне заулыбался Первосвет. Он был очень рад видеть старого товарища.

На удивление спесь со стражников мигом слетела. Старший заблеял что-то невразумительное, а едва Бор приблизился, и вовсе замолчал. Все уставились на блестящий жетон, который нагло выглядывал из-под незапахнутой куртки. То была небольшая бронзовая пластина овальной формы, висевшая на тонкой цепи вокруг шеи, и на которой был выдавлен орёл, взирающий вниз в поисках добычи. Его крылья были чуть приподняты, будто он уже увидел врага, и готовился кинуться на него.

Сыскной приказ. Да, это был их жетон. Тут ни с чем не спутаешь.

Всем показалось, что от северянина тут же потянуло чем-то… чем-то… властным, и от того страшным… ужасным… Первосвет даже и сам чуток трухнул.

Бор буквально вонзил свой взгляд в стражника. И будь он физически ощутимым, вроде меча, то прошил бы солдата насквозь.

– Нам сказали… приглядываться к тем… к тем, кто из Темноводья… вы же знаете…

Голос стражника дрогнул. Остальные его товарищи потупили взоры и смотрели в землю.

– Я надеюсь, что всё в порядке? – от голос Бора по спине побежали «мурашки».

– Да… да… в порядке…

Городская охрана тут же постаралась быстро смотаться с этого места.

– Знаю таких, – ухмыльнулся Бор. – Они храбры, пока чувствуют собственную силу. Стоит посеять в их душах сомнения… то этих «храбрецов» будто ветром сдувает. Уж больно собственной шкурой дорожат. А что до чужой…

Едва солдаты удалились на солидное расстояние, Бор и Первосвет обнялись.

– Давно же мы не виделись! – заулыбался гигант. – Не знал, что ты здесь, в Новограде. Давно?

– Да уж неделю. Кстати, я тоже не думал, что ты уже вернулся.

– Да вот… вызвали к самому Избору Иверскому, главе Защитников Лиги.

Бор заулыбался:

– Быстро же они… Ясненько… Уже сходил к нему?

– Мне на вечер назначили. А что?

– Ты где остановился?

– Да пока нигде.

– А я у эльфов. Выделили приличную комнатушку… Думаю, на двоих как раз сойдёт.

Бор хлопнул товарища по плечу.

– Айда прогуляемся! – бодро предложил он. – Мне тут к гибберлингам надо заглянуть. Ну что, со мной?

Первосвет кивнул головой.

У входа в гибберлингский квартал было много стражников. Они праздно стояли друг подле друга, о чём-то переговаривались, но едва заметили две приближающиеся вооружённые фигуры, тут же выступили вперёд.

– Стой! – рявкнул десятник, вскидывая руку вверх. – Кто такие? Куда с оружием?

Бор и Первосвет переглянулись. Жетон Сыскного приказа, судя по всему, на стражу не действовал также магически, как на их предыдущих товарищей.

– Вы что же не слышали объявление Городского приказа? – продолжал десятник. – В этот квартал теперь не войдёт ни один человек… или эльф, или гибберлинг у которого будет оружие. Метка есть?

– Какая? – не понял Бор.

– Разрешительная… Значит нет. Тогда снимайте свои цацки.

– Почему? – спросил Первосвет.

– Во избежание столкновений между гибберлингами и иными расами…

– Мы не так давно приехали в столицу. Давно ли такие нововведения? – проговорил Бор. – Что, собственно, случилось?

– Дней десять назад какие-то молодчики ворвались на местный рынок и побили немало торговцев да покупателей. Слава Тенсесу, никто из них не погиб, но всё же есть тяжко пострадавшие. Кое-кому выбили глаз, другому сломали руки… Ну, и прочее в том же духе.

– И кто же те молодчики?

– Кто? Да знамо кто! – воскликнул один из стражей.

Но увидев недовольный взгляд десятника, он тут же умолк.

– Хотите пройти – сдавайте свои цацки! – строго повторил глава стражников.

Бор напрягся, а Первосвет тут же скинул свой скеггокс, а затем снял с пояса и меч. Северянин некоторое время мешкал, о чём-то раздумывая, а потом тоже аккуратно снял клинки.

Стражники живо приняли оружие и унесли его вглубь небольшой комнатушки, находящейся в надвратной башне.

– Можете проходить, – хмуро бросил десятник, протягивая бирки и отступая в сторону.

В квартале было многолюдно. Местная обстановка весьма разительно отличалась от остальной части города. Складывалось ощущение, что ты и не в Новограде, а в каком-то гибберлингском поселении. Конечно, здесь тоже не всё было, так сказать, в «классическом» стиле этого народца, однако колорит ощущался.

Первосвета тут всё удивляло. Честно признаться, не смотря на то, что гигант прожил какое-то время в столице, в этом квартале он был всего лишь во второй раз. Правда, и первый можно тоже не особо считать за «ознакомление». Ведь, Первосвет тогда был изрядно пьян, и если бы не вмешательство Бора, то… Ну. В общем, все могло кончится скандалом. Н-да-а!

Северянин довольно ловко двигался между снующих мохнатых фигурок. С некоторыми из гибберлингов он даже заговаривал на их языке. Те ему дружественно отвечали.

Первосвет прямо-таки не узнавал своего товарища. Что-то в нём было иным. Даже походка и та казалась странной… Он двигался очень быстро, какими-то рывками, и Первосвет при всём старании никак не мог догнать Бора.

Через пару десятков минут показался дом послов Сивых.

– Нам туда, – кивнул Бор и чуть улыбнулся.

– Зачем?

– Ну… скажу так: для моего будущего дельца надо бы во всём разобраться самому. Не стоит полагаться только на мнение других. Кватохскую кашу не расхлебать, если не понять сути происходящего.

Первосвет ничего не понял, но вопросов задавать более не стал.

Послы Сивые – Асгерд, Торвар и Стейн – радостно встретили гостей и тут же проводили их в свой дом.

– Нам приходило письмо от Старейшины, – говорил старший из «ростка». – Если вам необходима какая-либо помощь, можете смело…

– Пакка пфер, пакклат… Спасибо, благодарен! – улыбнулся Бор лишь уголками губ. – Я здесь с визитом вежливости. Кстати, мы слышали, что у вас в квартале произошло какое-то кровавое столкновение, верно?

Сивые недовольно хмыкнули и переглянулись.

– Столкновение! Можно и так сказать, – Асгерд дал знак своим братьям, и те стали живо накрывать на стол. – Всё дело в том, что недавно Городской приказ разрешил увеличить нам число ремесленников.

Бор нахмурился и попросил пояснить.

– Примерно лет, эдак, десять назад Цеховой совет Новограда принял вынужденное решение о регулировании количества ремесленников для каждой, так сказать, расы. Они тогда говорили, что это благостно повлияет на конкуренцию, качество продукции… Что таким образом все буду уравнены в возможностях. В общем, мы, гибберлинги, согласились и спокойно выкупили свои места, то есть получили право на работы от Городского приказа. Сейчас у нас в квартале есть с десяток кузниц, сколько-то там кожевенных мастерских, оружейных… портняжных… Здесь же обитают главы горняков, варят свои зелья травники, знахари… Тут много ещё кого помельче и попроще. Всех перечислять – язык устанет.

– И что случилось?

– Население растёт, а с ним и спрос! – продолжил Асгерд. – Сначала мы добились разрешения на увеличение числа подмастерий, но… но этого уже сейчас оказывается недостаточно. Вот сам посуди: большая часть заказов приходит к нам. А почему? Цена, качество… сроки… Да и не всё можно получить в иных кварталах. И вот на последнем собрании нам удалось повлиять на Городской совет, и мы договорились о разрешении на увеличение количества самих ремесленных мастерских. Объясняли всем, что сейчас наша столица строится, растёт благосостояние её жителей. Им всем требуется качественный товар… А где его взять? Закупать на иных аллодах?

– Я так понял, что вы всех убедили?

– Ну, да! А тут ещё нашим умельцам удалось выхватить заказы на снабжение гарнизона. Тут и провиант, и оружие… Жирный заказ. Да ещё договариваемся о снабжении солдат на Святой Земле. Надеемся, что дело выгорит…

– Ясно… Кому-то это не сильно понравилось, верно?

– Да… верно… В наш квартал в самый разгар дня ворвались какие-то вооружённые люди. Они прятали свои лица. Пытались устроить пожар… Пока кинулись их прогонять, многие пострадали.

– Но дело даже не в этом, – вставил своё слово Торвар. – Ты, брат, скажи, как к нам, к гибберлингам, что живут в столице, стали относиться местные жители.

Асгерд поднял руку кверху в знак тишины.

– При чём тут местные жители? Не путайте грешное со святым!

– Не путайте? – насупились братья.

– Новоград – это своего рода зеркало, – спокойно продолжал посол. – В нём отражается всё, что происходит в Кватохе… А вообще, горожанам… большей их части, нравится и наш рынок, и то, как справляются с заказами наши ремесленные мастерские. И дело в другом! Конкуренция… если честно, то «стычки», так сказать, были всегда, – стал как бы оправдываться Асгерд. – Просто сейчас их число стало больше. А…

– Побольше! – фыркнули и Торвар, и Стейн. – Ежжа пфу сагзир! (Ну, ты и сказал!)

– Не слушай их, Бор, – отмахнулся Асгерд. – Они сами не понимают о чём говорят. Я не позволю подогревать в нашем сообществе эти… эти… гнусные настроения. Люди, гибберлинги, эльфы – суть одна сила. И нечего противопоставлять одну расу другой, мол…

– Противопоставлять? – недовольно забурчали братья. – Это не мы бегаем с призывами гнать из столицы «зверьё». А ночные марши с именем этого на устах… как его?.. Белого Витязя! Ты вспомни, как…

– Всё это зло имеет свои корни, – отвечал им старший брат. – Оно ползёт, как паук, из Темноводья, из самого сердца земель Валиров.

Первосвет тут же напрягся. Его лицо покрылось красными пятнами. Оно и понятно: кому приятно слушать гадости про свой родной край.

– Я бы попросил быть… – начал он сердито.

Но тут голос подал Бор:

– А кому это всё выгодно? Вы знаете?

Сивые умолкли. Послы некоторое время о чём-то думали.

– Возможно, это какой-то сговор, – сказал Асгерд. – Мы обращались к Жуге Исаеву, но пока безрезультатно. Понимаешь, Бор, сейчас никому не легко. К примеру, даже торговцы из числа канийцев, и те боятся отправляться караваны в Темноводье.

– Да, сколько уже было нападений на их караваны на Битом тракте! – вторили братья Сивые. – Эх!

Наконец, стол был накрыт и все расселись вокруг него. Гибберлинги открыли бочку с пивом и протянули Бору с Первосветом по громадной кружке пенного напитка.

– Вы ведь, мой друг, тоже желаете отправиться в Темноводье? – вдруг спросил Асгерд. – Старейшина о том писал.

– Фара. Ог хваз? (Собираюсь. А что?) – Бор скинул брови.

– Будете в Старой слободке, той что недалеко от Замка Валиров, найдите там семейку Ушлых. Они уж давно обосновались в тех местах. Торговлей промышляют… да и вообще… Я отошлю им письмо совиной почтой, предупрежу. Попрошу помочь.

– Буду благодарен, – и Бор, подняв кружку, сделал несколько мощных глотков. – Хорошая штука… душистая. Попробуй, брат. И не дуйся на хозяев. Они правду говорят.

– А вы из тех краёв? – удивлёно спрашивали Сивые. – Простите, коли обидели.

– Да, ничего, – гигант насупился и махнул рукой.

Он тоже взял свою кружку и тут же осушил её до самого дна.

– Да-а-а, – хмыкнул Первосвет. – Согласен, хорошее пиво…

– Что вы решили предпринять после того нападения? – перебил Бор, вдруг деловито интересуясь у послов.

– А что тут предпринимать? Городской приказ наконец-то решился на кое-какие меры… Сами видите, что обстановка в столице напряжённая. Тут ещё сказываются дела на Новой Земле, – тут Асгерд подмигнул Бору, мол, ты понимаешь о чём я. – В общем, как мы поняли сам Айденус взялся наладить в Новограде мир.

Посол резко замолчал и нахмурился.

– И как это сделать? – решился на вопрос Первосвет.

– Как? Через несколько дней будет повод: День Основания нашей славной столицы. На Совете приняли решение о народных гуляньях аж целую неделю!

– Неделю! – гигант присвистнул.

– Да… Сначала отбудем День Основания. А потом, Айденус предлагает отметить и Час Пробуждения… Это эльфийский праздник. По преданиям, 11 дня месячника Святого Рокоита, дух которого твёрд, аки…

Бор тут же скорчил недовольную мину.

– А поближе к существу можно?

– В этот день первый изменённый эльф открыл свои глаза и увидел красоту этого мира. Как-то так, – пожал плечами посол. – Великий Маг полагает, что подобные всеобщие празднества помогут объединить народы, проживающие в столице.

– Ну, дай-то Сарн! – улыбнулся Первосвет.

А Бор только нахмурился.

Дальнейший обед прошёл в полупустой болтовне о том, да о сём. Окончив его, Первосвет и Бор откланялись, и пошли назад.

На выходе из квартала им вернули оружие и только после этого северянин позволил себе чуть улыбнуться.

– Пойдём, я покажу тебе, где остановился, – сказал он товарищу. – А ты, как закончишь с Иверским, приходи ко мне ночевать.

– Это если отпустят, а то мало ли чего…

– Отпустят, – усмехнулся Бор. – Вот сам увидишь.

Смысл этих слов Первосвет понял лишь после аудиенции. Но она, правда, прошла не с Избором, а с одним из его заместителей.

– Так это ты! – «негодовал» Гигант, вернувшись вечером в эльфийский квартал и войдя в комнату Бора. – Значит, это ты приложил руку к моему возвращению в столицу?

– Конечно, – улыбнулся товарищ. – Я снова служу в Сыскном приказе. Как ты понял, меня отправляют в Темноводье, твой родной край. Вот мне и подумалось, что неплохо бы взять туда помощника.

– Меня?

– Ежжа йя! (Ну да!) Я настоял и Исаев каким-то образом добился твоего перевода.

– А что нам делать в Темноводье?

– Разгребать «кватохскую кашу». Кажется, я тебе об этом уже говорил.

– Когда же мы отправляемся?

– У меня ещё тут несколько дел, – сообщил Бор. – Закончим с ними и в путь.

Он подмигнул и показал Первосвету на его кровать…

3

Раз… два… три… Семён перескакивал через ступени, стремительно поднимаясь по лестнице.

Вот нужный коридор, шагов пятьдесят и та самая дверь. Внутри комнаты сидел Погорелов. Он с некоторой долей недоумения глядел на запыхавшегося ученика.

– Вас выгоняют? – тяжело дыша, Прутик подскочил прямо к историку. – Почему же?

– Говорю много лишнего, – ухмыльнулся тот.

Семён закусил губу и хмуро потупил взор. Погорелов отложил книгу и неспешно поднялся. Ему не очень хотелось рассказывать о вчерашних «посиделках» с ректором. «Раны» были слишком глубокими. Досадно, что университет начинал стремительно скатываться к… к… чему-то невразумительному, пугающему…

– Чего вы добиваетесь? – не выдержал Погорелов монотонного тона ректора, рассказывающего о грядущих «нововведениях». – Хотите превратить школу в какое-то посмешище?

– Что-о?

Встрепенулись и остальные преподаватели.

– В кого превращаете учеников? – разошёлся Погорелов, не обращая внимания на пыхтящего от злобы ректора. – В собственное подобие?

– Я… мы… э-э…

– Да вы белены объелись, господин учитель истории! – вступился за ректора один из деканов.

Погорелов смело вышел вперёд.

– Я объелся? – прохрипел он. – Да вы жульничаете! Перевираете… Неугодных, имеющих своё мнение, гоните прочь. Видно боитесь, что в старости вдруг обнаружите себя в окружении инакомыслящих воспитанников. А, следовательно, вы боитесь, что…

Ректор резко поднялся и громогласно заявил:

– Любая школа призвана формировать нацию!

– Согласен. Но вот вопрос: какую? Кого вы видите под этим понятием?

– Кого? – вместо ректора вновь заговорили деканы. – Всех, кто…

Но закончить им не дал сам ректор:

– Знаете что… мы… да, именно мы – преподаватели – должны нести своим ученикам представления о добре и о зле, рассказывать о том, что твориться в мире…

– Конечно! – ехидно бросил Погорелов. – Нести представление… своё представление… навязанное… Вы «прижимаете» всех, кто пытается вступить в дискуссию. Взамен порождаете себе подобных…

– Мы – учителя! – ректор неожиданно взвизгнул.

– Позволю себе сейчас привести слова великого Тенсеса, о том, что только умные любят учиться, а вот дураки – учить…

– Вон! Пошёл вон!..

Этот крик до сих пор звучал в ушах Погорелова.

– Это хорошо, что ты пришёл, – он приблизился к Семёну. – Я, конечно, сам хотел тебя разыскать, а ты, вот прибежал… Это хорошо.

– Почему?

– Вот что, братец: я имею кое-какие связи в Посольском приказе. Тебя туда возьмут.

– Что? Куда? Зачем?

Погорелов по-доброму рассмеялся.

– Говорю, что договорился о твоём будущем…

– Посольский приказ… А как же учёба? Я ведь не закончил…

– В общем, тут такое дело… через несколько дней многих учеников отчислят из университета.

– Отчислят? Почему? Они плохо занимаются?

– Они, скажем так, не из благополучных семей… Университет становится более… закрытым, что ли. Наш новый ректор считает, что надо его «облагородить».

– Но моя семья же заплатила деньги…

– Деньги! Чудак ты человек! Для них твои деньги – пыль. А повод для отчисления всегда найдётся. Так что отправляйся завтра в Посольский приказ. Там найдёшь старика Остапа. Скажешь ему, кто ты такой. Он всё устроит.

Семён по-прежнему не мог понять, что происходит. Сначала его огорошили новостью о том, что из университета выгоняют Погорелова, а теперь тот сам говорит, будто на очереди и Прутик.

– Это… это… А, может, подождать? Может, обойдётся? – клипал глазами Семён.

– Не обойдётся. Я видел списки. Там значишься и ты.

Семён вмиг погрустнел и осунулся.

– Ну! – дёрнул за нос паренька Погорелов. – Знаешь поговорку: «Всё что не делается…»

– Знаю, – вздохнул Прутик. – Просто… просто…

– Всё наладится. Я точно в том уверен.

– А вы куда?

– На Святую Землю. Нашёл там, у Храма Тенсеса, себе местечко. Коли что, может, и тебя туда вызову. Ещё, братец, увидимся! Ты верь в лучшее.

Погорелов вытянул несколько серебряных монет и протянул их своему ученику.

– Это тебе, – твёрдо сказал он, всовывая деньги в маленькую дохлую ладошку Прутика. – И не спорь, и не возражай.

На глазах Семёна выступили слезинки. В этот самый миг ему казалось, что рушится весь мир. Таких «страшных событий» он даже себе вообразить не мог.

Подавленный, сильно огорчённый парнишка вышел в коридор и медленно поплёлся куда глаза глядят.

– О, Сарн! Да за что же ты меня так? – от горечи Прутик был готов завыть. – Это не справедливо!

И словно в насмешку из памяти всплыли слова из святых писаний: «Пути богов выше путей людских, и мысли их выше мыслей тварных…»

Взглянув на монеты в своём кулаке, он тихо шмыгнул носом, и потопал дальше.

На занятиях Семён сегодня так и не появился. Всё отсиживался в сарае Овсова. С наступлением ночи на душе мальчишки стало ещё тоскливее. Сон как назло не шёл. Мысли будто заведённые крутились лишь вокруг слов Погорелова об исключении.

А ещё подумалось о родителях, о родной деревушке, самой красивой, самой весёлой в округе.

Сердце больно защемило и на глаза сами собой выступили слёзы.

«Вот ты, Семён, хотел же вернуться домой? – злорадствовала вредная частичка сознания Прутика. – Скоро и вернёшься… Потешишь своих родных».

Стало вновь обидно от подобного замечания… Всё от бессилия… несправедливости… Ведь сколько сил отдали отец и мать, чтобы отправить своего сына на обучение, да и не куда-нибудь в мастерскую, а в Лигийский университет. А он, такой-сякой, не оправдал…

К горлу подступил ком. Семён тяжело засопел и крепко стиснул зубы. Он чувствовал собственную слабость. Но главное, что ничего… абсолютно ничего не мог поделать. Тут вот такого человека, как Погорелов, выгнали, что уж говорить о каком-то засранце из Заячьего!

С этими недобрыми мыслями пришёл и сон. А утром, спустившись вниз, Прутик неторопливо натянул нехитрую обувку, и, не смотря на урчащий от голода живот, направился в университет. В его душе ещё теплилась надежда, что всё обойдётся…

То, что сегодня произойдёт нечто важное, стало ясно, едва Семён вышел к зданию Клементиниума. Кругом стояло множество разновозрастных учеников, которые что-то живо обсуждали. Из обрывков фраз стало ясно, что все ожидают всеобщее собрание.

– Прутик, здоров! – крикнул кто-то из однокашников. – Не слыхал, что сегодня будет?

Семён отмахнулся и скорчил кислую мину.

– Ты чего? Не выспался? – хохотнул приятель.

«Вот его точно оставят, – вздохнул Прутик. – Его родители – люди знатные да богатые».

Через полчаса перед учениками появился ректор. Некоторое время он гневно всех без исключения обличал в нерадивости, строптивости, лени и прочих грехах, присущих слушателям университета.

– Вчера мы специально прошлись, чтобы самим убедиться в верности жалоб учителей, – продолжал ректор. – И что же мы увидели? Меньше половины послушно ходят и занимаются, а остальные… Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! В общем, собрав совет, мы приняли следующее решение: преподаватели подадут списки тех, кто не проявляет рвения к учебе. Их вызовут и проэкзаменуют. И вот по результатам сего мы и сделаем заключение о том, достоин ли ученик находиться в этих стенах. И уж не взыщите, коли что будет не так, – ученики тут же загудели, словно пчелиный рой. Декану пришлось повысить голос до крика: – Сами виноваты. Нечего пенять!

Уже после обеда начались вызовы. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, кто попал под разнос. Тех, кто сильно возмущался, университетская стража буквально выкидывала на порог университета.

Прутику сегодня повезло – не тронули. Но уже утром следующего дня, паренька забрали прямо с урока грамматики.

За столом огромного дубового стола сидело четыре человека: ректор и три преподавателя. Семёна подтянули в середину комнаты и толкнули в спину.

– Так, это кто у нас? – спросил один из сидевших учителей. – Назовись.

– Се-е… Семён…

– А! – злорадно усмехнулся ректор. – Вспомнил тебя! Это ты как-то поучал преподавателя языков? Эй, ребятки! – обратился он к стражникам. – А ну-ка приведите Богумила!

И вот тут сердце Семёна ушло в пятки. Он закусил губу и попытался взять себя в руки. Чтобы хоть как-то успокоиться, Прутик уставился на витраж за спиной ректора, изображавший ехавшего на белом коне Святого Тенсеса. Ему уже не раз приходилось выслушивать нотации от преподавателей, и лучшей защиты, нежели молчаливое согласие, он не находил. Так удавалось избегать куда более серьёзного наказания.

И вот стоишь, стараясь не особо вникать в сказанное учителем, а для сего отводишь взгляд в попытке заинтересовать его чем-то более приятным. Сам мыслями уносишься далеко-далеко…

Дверь противно скрипнула и внутрь грузно ввалился Богумил. Судя по запаху, сегодняшнюю ночь он опять провёл как обычно в пьянке.

– Так-с! – затянул ректор. – Скажи-ка, братец, этот ученик лазил в запретных секциях?

– Угу, – испугано закивал толстяк.

– Поведай-ка нам, как это было, – приказал один из совета учителей.

– Ну, значит… было это так… значит… Прихожу я… значит… и вижу, мол, нету Прутика…

– Кого?

– Ну, его, – Богумил ткнул кривым пальцем в сторону Семёна.

Тот как не старался отвлечься и ничего не слушать, всё не получалось. Каждое слово отдавало в мозгу, будто удар молотом по наковальне.

– Вот… гляжу, значит, а он, Прутик-то… значит… шастает среди запрещённых книжек… Я ему как крикну… значит, что, мол, тут шастаешь… чего не работаешь… вот… так…

Несколько минут Богумил пытался донести до совета свои мысли, в которых одновременно и оправдывался, мол, не виноват, ибо отлучился, а во-вторых, стал говорить всякие гадости и на Семёна, что тот, вишь, нерадив да ленив, что толку от него нет, а также поносил и Погорелова.

– Я-то поведал ему… учителю истории… значит…

– И что тот? – насупился ректор.

– Ну… значит… говорил, что разберётся… вот…

– Так-с! – ректор резко встал и подошёл к Семёну. – И что ты делал в тех запрещённых секциях?

Прутик уставился в пол и по-прежнему молчал.

– Угу… Итак, рассказ Богумила в купе с жалобами учителей, – менторским тоном заговорил ректор, уже обращаясь к совету, – показывает нам истинную сущность этого… этого… Прутика. Гм! Непослушание и прочие «прелести»… Да и преподаватели оценивают его, как бесперспективного ученика.

– На исключение! – безапелляционно заявил секретарь, сидевшие слева от совета.

– Да, верно. Таким в Лигийском университете не место!

Семёну показалось, что после этих слов пол ушёл у него из-под ног. Он даже не помнил, как очутился на улице.

– Попёрли? – гаркнул над самым ухом всё тот же «перспективный» однокашник. – Н-да, брат! Что ж ты так?

Семён резко развернулся и неожиданно даже для самого себя врезал костлявым кулаком в ухмыляющуюся рожу товарища. Удар не был сильным, но достаточно точным. Кровь брызнула во все стороны и однокашник жалобно заскулил, закрывая ладонями лицо.

В следующий момент, подскочившие на крик стражники, наваляли Прутику по-полной. Он свалился на мостовую. Без вопля, стона, лежал, закрывая руками голову. Глухие удары длились пару минут.

– Хватит, думаю, с него, – тяжело дыша, прорычал один из стражников.

– Вали отсюда! – гаркнул второй. – А то ноги переломаем!

Семён, тяжело шатаясь, поднялся на ноги и медленно захромал в сторону ворот…