Текст книги "В краю молчаливого эха"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

8

…Сидеть в засеке было немножко скучновато. Я осторожно наблюдал за бредущими по лесной тропе козлоногими. Рядом в кустах неподвижно расположился Велеслав со своим вечно дремлющим медведем, а чуть поодаль – Прутик. Мы не хотели, чтобы наши пути хоть как-то пересекались с варварами. Было решено обождать, пока козлоногие не скроются в чаще.

Забавно порой выходит, – думалось мне. Вспомнилась Сиверия с её жителями. Среди всей массы людей, там обитали и гоблины, и водяники, и орки… и великаны… И там, конечно, они играли немаловажную роль.

В Темноводье же… тут… границы миров обозначены «межниками», за которые никому из людей ходить не рекомендуют. Местными племенами диких существ пугают детишек. Не удивительно, что за пределам валирских земель нет ни одного поселения «жодинцев».

В Ружской пуще обитали козлоногие (или по-эльфийски – сатиры). В Берложьей чаще – медвеухие. А ещё говорят, что на севере, за Малиновкой, в лесу Тысячи Крыльев, есть некие авиаки… Это тоже эльфийское слово. Один из местные как-то назвал их «финистами».

Но эти племена вообще не заметны. Люди делают вид, что их нет. А они в свою очередь – не лезут в дела людей. Живут в своём маленьком мирке, даже не представляя какие глобальные изменения произошли в Сарнауте.

Забавно, правда? – вопрос адресовался мне самому. И в ответ я только усмехнулся.

Лёг на спину, гляжу ввысь, сквозь густую крону дерева. Нежно-голубые лоскутки неба радуют глаз. И ещё… и ещё они возвращают сознание к далёким (теперь уже далёким), но очень приятным воспоминаниям… К Зае. Да-да, к ней… к Корчаковой…У неё была вот рубаха вот точно такого же нежно-голубого оттенка.

Что-то внутри резануло. Было больно, я аж скривился и застонал.

О, боги, где мне взять силы, забыть её. Совсем забыть!

Легче всего было бы её возненавидеть. Заставить себя так сделать. Придумать тысячу оправданий этой самой ненависти… Но не могу. Не могу… не могу…

Неужели, я всё ещё её люблю? Или это ревность, что она ушла к другому? Пусть лучше ревность… О, да, пусть она!

Нихаз всё это подери! – мне хотелось закричать. Страшно захотелось. Но я останавливал себя, во-первых, хотя бы из-за чувства самосохранения. Козлоногие тут же кинутся в драку. За себя я не переживал, а вот мои спутники… Они могли пострадать.

А, во-вторых… А что во-вторых? – Ничего.

Эх, Бор, Бор! Ответь, как быть со Стояной? А? Молчишь?

Рядом закопошился Прутик. Я перевёл взгляд на него и тут же вспомнил, как стал невольным свидетелем сцены прощания меж ним и Агнией. Тогда меня это заставило улыбнуться. Было забавно наблюдать, как милуются двое влюблённых.

А сейчас… сейчас я завидовал. Может, зря уехал из Сккьёрфборха? Избежал бы всех этих… глупых страданий… и воспоминаний…

Надо забыть! Отрезать, как ненужное. И выбросить. Не надо себя жалеть! Слышишь, Бор?

Я камень… я холодный гранит… я лёд Нордхейма, которого никогда не касалось солнце… я… я… Дурак я! Глупый заяц, попавший в силки.

Вороны зашептались и сообщили мне, что козлоногие удалились. Можно двигаться дальше.

Я встал и подал знак товарищам, что всё в порядке. Никто из них не усомнился в моих словах. Безоговорочно поверили.

Первыми снова пошли Велеслав и его медведь. Следом засеменил Прутик.

Ему, кстати, явно было трудновато с нами. Он тяготился «недопониманием» (так я это мягко говоря, называл) возникшим между мной и Велеславом. Очутившись в своеобразной пропасти, Семён пытался её заполнить своими рассказами. Вернее, теми знаниями, которые он получил в университете. Хотел сблизить, наладить мосты между двумя «лагерями».

Помнится, как позавчера вечером он старался это сделать. Начал с того, что, не отрывая палочки от земли, единым росчерком нарисовал семиконечную звезду. Я, честно говоря, не был знаком с сим знаком, в отличие от встрепенувшегося друида. Тот тут же приблизился и, кивая головой на изображение, деловито спросил:

– Седмица?

– Она самая. Звезда магов, – улыбнулся Прутик. Потом он повернулся ко мне и вдруг спросил: – Знаете, отчего в неделе семь дней?

Я пожал плечами, но всё же тактично сделал вид, будто мне интересно.

– Вот… вот причина, – паренёк несколько раз ткнул палочкой в рисунок. – Это Седмица – Звезда магов. Или ещё Эльфийская звезда. Кстати, они её называют септаграммой.

– И что?

– Некогда было такое течение в Церкви Света… Его последователей называли «бесполыми». Они верили в то, что у богов нет ни мужских, ни женских начал.

Прутик улыбнулся, облизал губы. Его глаза заблестели, даже заискрились.

Н-да, – мелькнуло у меня в голове. – Не для него Посольский приказ. Не для него это паучье гнездо. Ему бы в свой университет… к книгам…

– Они также соотносили Сарна скорее со злом, чем с добром, – донёсся до меня, сквозь пелену размышлений, возбуждённый голос Семёна, продолжающего рассказывать о «бесполых». – За что и были преследуемы…

– Ты, кажется, отвлёкся, – заметил я. – Вот к чему эти ереси?

– Ну… Я хотел сказать, что….

– Ты хотел рассказать, почему в неделе семь дней.

– А, точно, – обрадовано проговорил Прутик. – Это по числу помощников богов. Первый из них – это солнце. Второй – луна. Третий помощник…

– И чему вас только в Новограде не учили! – усмехнулся я, ковыряя костёр.

– Во-первых, это не совсем бред, как вы подумали. А во-вторых, я это вычитал в книгах Клементиниума.

– Ясно. Удивительно, что измышлений еретиков приняли за основу недели…

– Гм! Не всё в рассуждениях «бесполых» было ересью. Я вообще вам много бы смог рассказать чего иного. Например, почему ночь и день насчитывают по двенадцать часов. А ещё – отчего в часе шестьдесят минут… Хотите? – и, не дожидаясь подтверждения, Семён тут же продолжил: – О, это интересная история. Она тянется от самих джун. Те полагали, что двенадцать Драконов за день совершают по шестьдесят шагов, – Прутик показал кулак с выставленным указательным пальцем. – И ночью, соответственно, тоже шестьдесят шагов. Как бы переносят на себе и передавая друг другу, солнце, а потом и луну. Итого, небесные светила меняют своего «хозяина» двенадцать раз днём и столько же раз ночью. Понимаете? – на лице Семёна расплылась дурацкая улыбка.

Я поднял руку и прекратил поток слов Прутика. Слушать этот бред мне не хотелось:

– Давай не сейчас…

– Двенадцать Драконов? – подал голос Велеслав. – Что за странное число?

– Почему странное? – возмутился Прутик.

– Потому что раса джун уничтожила восемь Великих Драконов. Разве не так?

Семён растерянно пожал плечами и пробормотал что-то про «упущенный момент».

– Я точно помню, что в книге Лорана ди Вевра было число двенадцать. Ну, конечно! Он же и объяснял математические знания джун. Говорил о системе счисления…

– Правильнее было бы сравнить это число с количеством Великомучеников, – заметил Велеслав. – Ты, парень, часом не перепутал?

– Нет! – уверенно сказал Прутик. – В те далёкие времена не было никаких Святых! Ни Капра, ни Ирсена, ни Арга… Все эти маги появились позже.

– Да и то со слов Скракана, – усмехнулся я.

Друид нахмурился.

– Рассказа, конечно, интересный… я бы сказал – забавный, но верится с трудом. Конечно, про Великих Драконов мы знаем мало, однако…

– Однако, – перебил я, – однако эльфам, написавших ту книжку, виднее, сколько было Драконов.

Сказал – отрезал. Мне хотелось прекратить бессмысленный спор.

Прутик расстроился. Но не из-за того, что ему не верили, а, скорее, поскольку винил себя в том, что «мостик» не наладился. Мы с Велеславом по-прежнему остались на разных берегах.

Вообще, странный разговор у нас в тот вечер вышел. Казалось бы, ну подумаешь, Прутику захотелось блеснуть знаниями. Я тоже мог бы много чего порассказать о своих приключениях, о всяких дивах дивных, которые мне встречались на пути. Думаю, и Велеславу есть чем похвастаться.

Но дело в другом. В чём-то ином… таком воздушном, незаметном… Вот засел в моей голове этот разговор, жалит, будто невытянутая заноза. И причина не ясна…

– Стой! – послышался негромкий окрик друида, шедшего во главе нашей группки.

Мы с Прутиком неспешно приблизились к Велеславу. Тот деловито осмотрелся, а потом с таким же деловитым видом сообщил нам, что мы покидаем земли сатиров.

– Вот как? – удивился я.

– Да, на мыс Туманный они не захаживают.

– Отчего?

– Поди, у них узнай…

Фраза прозвучала беззлобно, но она меня насторожила. Я пошептался с Воронами, и те вдруг сказали, что невдалеке есть небольшой отряд козлоногих. И что они даже знают о нас, но не преследуют.

Велеслав кивнул головой вперёд и я увидел за деревьями несколько шестов, на концах которых было установлено что-то типа трещоток. Сейчас ветер отсутствовал, но, вполне очевидно, что когда он поднимался, эти штуки начинали издавать те самые щёлкающие звуки, слышанные мной раннее.

– Они по всей границе с мысом стоят, – пояснил Велеслав. – Не спрашивайте об их назначении, я сего не ведаю. Может, нужны, чтобы отгонять непрошеных гостей, а, может, предупреждать о том, что это начало, или конец земли сатиров.

– Чего ж тогда подобных трещоток нет со стороны Удела Валиров? – вполне резонно заметил Прутик. – Это их «межники»?

Велеслав вновь пожал плечами и пошёл вперёд. И тут поднялся легкий ветерок и до слуха тут же донёсся противное стрекотание.

– Такое и мёртвого разбудит, – бросил я, оглядываясь назад.

К вечеру мы остановились на овальной поляне, где и разбили бивак. Я по обыкновению занялся костром. Потом мы стали располагаться к ужину. Прутик что-то рассказывал, я слушал вполуха, а Велеслав, казалось, и вовсе углубился в собственные мысли. Выглядел он мрачным и каким-то даже уставшим. Впрочем, я сам был не прочь отдохнуть. Чувствовалось, как за день вымоталось и тело, и разум.

А Прутик (вот что значит молодость), продолжал о чём-то болтать:

– Большей частью все цивилизованные народы так или иначе опираются на работу Великого эльфийского Мага Найана. На его «Летописи минувшего». В них он пытается описать наш мир от самого сотворения Сарном до…

– Пхе! – это восклицание «пробудило» меня.

Велеслав отложил в сторону свою флягу и недовольно скривился. Надо сказать, его поведение чуть-чуть настораживало.

Меня давно удивляло его тайное пристрастие к этой вот страной фляжечке. Он старался её не очень-то демонстрировать, и, мало того, никогда не делился тем, что содержалось в ней.

– Пхе! – повторил друид. – Нет веры этим эльфам.

– Но… но… – Прутик не мог найти слов для дальнейшего разговора.

Он растерянно поглядел на меня, потом снова на Велеслава.

– Они никогда нас, людей, не считали равными себе, – продолжил угрюмо говорить друид. – А мы за ними бегаем… подбираем «крохи»… и ещё тем наивно гордимся…

– Ты чего, брат? – вмешался я. – Устал? Или съел что-то не то?

Велеслав потёр виски, зажмурился и тяжко вздохнул.

– Вам сложно понять, – отмахнулся он. Жест получился точь-в-точь какой бывает у выпившего человека.

– Ну, то что эльфы тебе не нравятся, это мы поняли…

– Не нравятся! – фыркнул друид. – Они слишком заносчивы… много о себе эдакого думают…

– Ты их так хорошо знаешь, – иронизировал я.

– Достаточно хорошо. Они, между прочим, до сих пор нас всех считают существами второго сорта. Помню, как один из них рассказывал… даже хвастался, можно сказать… что древние эльфы целое собрание устроили между собой. Всё решали. Стоит ли людей, орков, гоблинов считать разумными! Во как!

Мы с Прутиком переглянулись. На лице парня читалось некоторое недопонимание. Я тут же подумал о том, что стоит как-то смягчить ситуацию.

– Мол, боги, если таковые вообще есть, создали всех остальных для того, чтобы «обслуживать» эльфов, – оскалился Велеслав.

– Ого, тебя занесло! – я пошевелил палочкой зачарованные стрелы в костре. – Сейчас начнёшь про высокие темы мыслить.

– И начну! Вот что я вам скажу, друзья: ни Сарна, ни Нихаза на самом деле нет. Эльфы нам голову морочат. Боги существуют только тут! – друид ткнул пальцем себе в лоб. – Тут! В голове… в разуме… И мы сами определяем кому служим, чью сторону избираем. Ведь согласись, что нет идеальных… святых личностей… Как, в прочем, и абсолютных злодеев. Всё тут!

Он снова ткнул себя в лоб.

– Но древние джуны, те же эльфы… да и люди… Их посещали и Нихаз, и Сарн! – возразил Прутик.

– Есть Свет. Есть Тьма, – отрезал друид.

– Ты устал, – сказал я, примирительно. – Ложись-ка, отдохни…

– Устал? – друид погладил по голове своего дремлющего медведя. Видно, собирался мыслями. – Нет… нет… Помнишь, мы говорили о «слезах единорога»?

– Было такое, – кивнул я, пока ещё не очень понимая, к чему склоняется тема разговора.

– Я искал не диаманты, а самих единорогов. Эти существа… эти великие существа… Эх! Вам не понять.

– Не понять? – усмехнулся я. – Странно… Вот уж не думал, что такой простенький вопрос окажется…

– Простенький? – пробурчал Велеслав. Он всё больше и больше распалялся. – Мы… мы всегда поступаем правильно… Мы все и всегда поступаем правильно, – чётко чеканя слова, говорил друид. – Всегда можем объяснить с разумной точки зрения любое собственное деяние. Верно? А единороги… эти «чистые» существа… они ведь не всякому являются…

Друид казался пьяным. Я придал своему тону и словам больше твёрдости и официальности:

– Велеслав, мне кажется, вы сегодня выкурили не табак, а что-то забористей. Какого хрена вы мелете?

– Я же предупреждал… вы не поймёте… никто не поймёт… Я не курил, а решился попить из «дикого источника».

С этими словами друид кивнул на флягу.

– Это вода… из того источника, который сторожат козлоногие? – поинтересовался я. – Или с Кудыкиной плеши?

– Это… отсюда… Это источник Жизни. Вот отчего его так старательно прячут и сторожат козлоногие. Всякого, кто отопьёт его вод… ожидает прозрение…

– Или сумасшествие! Видели бы вы себя со стороны.

– А что будет с вами, господин Бор? Когда вы отопьёте этой воды? – насупился друид.

– Скоро узнаем… И, надеюсь, что к тому времени, фляга не опустеет.

– Пхе! – недовольно тряхнул головой Велеслав.

– Или вам хочется занять моё место?

Друид открыл рот, чтобы сказать что-то колкое, но тут подключился Прутик.

– Из «дикого источника»? – удивлённо проговорил он. – Теперь понятно, отчего в слободке козлоногих прозывали… гм!

Парень спохватился, явно понимая, что едва не оскорбил словом «пьяница» друида. Но тот или не заметил, или сделал вид. Велеслав вновь сильно потёр виски и, зевая, умостился на медведе.

– Не понимаете… ничего не понимаете, – пробурчал он, закрывая глаза. – Не испытывали вас духи страстей… никого…

Мы переглянулись с Прутиком. Тот растерянно пожал плечами и вздохнул.

Хороший он парень. Честный, открытый. Вот кончим мы поход, завершим дела… куда ему податься? Возвращаться в Посольский приказ? Оставаться здесь, в Уделе Валиров со своей Агнией?

А кто я такой, чтобы решать за него? Да и вообще, уж коли Сарн с Нихазом послали мне такого человека на жизненном пути, значит так надо. Значит его книга уже написана, действия определены. Просто так ничего не бывает, и, думаю, Бор, ты в этом уже смог убедиться. Не один раз смог…

Вспомнилась та сцена с напавшим на паренька пауком. Боги явно к нему благоволили. Ведь даже кольчуга не пригодилась… И при этом я намеренно не пошёл его спасать. Проверял… Глядел, что будет дальше…

И вот оно как вышло, – я удовлетворённо вздохнул и прилёг на бок. Подложил под голову руку и закрыл глаза. Мысли в голове застывали на месте, словно остывающий кисель. Откуда-то издалека слышалось приятное урчание. Я незаметно для себя последовал за ним, будто веточка подхваченная потоком воды. И разум устало «зевал», засыпал… а сознание уносилось всё дальше, дальше… и дальше…

Ну, утро вечера мудренее, как говорят старики. Отдыхай, Бор. Завтра новые дела, новые свершения…

9

Нельзя было сказать, что Бор и Велеслав поладили друг с другом. Но и меж тем они не гавкались. У Прутика сложилось впечатление, что оба пришли к некоторому паритету. Один был нужен другому, чтобы выполнить некое поручение гибберлингов, то бишь найти загадочное Древо. А второй, связанный, скорее всего, обещанием помощи, не мог пока действовать иначе.

Семён написал о сём, зачеркнул, пожмакал бумагу… и снова написал, и снова порвал. В последнюю неделю он не выслал в Посольский приказ ни одного отчёта. Это грозило большим нагоняем… И это ещё мягкое выражение! Но Семён не мог себя пересилить, да и не хотел.

Путешествовать по Уделу Валиров было по-своему интересно. Путешествовать вообще было увлекательным делом. Хотя вот к вечеру Прутик сильно изматывался. Он едва-едва мог заставлять себя ужинать, а потом проваливался в сон без сновидений. И снова утро, снова в путь с новыми силами, впечатлениями…

Семён завёл странную привычку вести с самим собой молчаливый разговор по поводу увиденного. Делал он это в форме некого рассказа, представляя себя великим путешественником (вроде Гаспара ди Тристеса или Георга ди Грандера), которому вдруг взбрело в голову на старости лет надиктовывать своим помощникам мемуары. Сначала это было очень забавно, но со временем таким «беседы» превратились в своего рода ритуал. Это успокаивало, давало пищу к размышлениям, выводам. Мысли упорядочивались.

В свете костра чернила казались необычайно тёмными. И какими-то жирными. Перо медленно царапало бумагу, рука выводила буковки. А мысли были не здесь. Думалось об Агнии, о будущем.

А ещё вот уши «горели»…

«Наверное, меня кто-то вспоминает, – подумалось Прутику. Он поначалу улыбнулся сам себе: – Агния? Конечно, она… Или кто в Посольском приказе?»

Последнее слово вызвало приступ недовольства. Семён отложил письменные принадлежности и решил последовать примеру своих товарищей, которые уже давно крепко спали. Прутик быстро и практически механически пролепетал слова обычной молитвы и незаметно для себе задремал…

Наступило тихое утро. Прутик проснулся, потянулся. Густая небесная синева медленно меняла свой оттенок на нежно-голубой. На востоке зажигалась золотая заря. Весь мир вокруг был покрыт влажной сединой, густо-густо укутавшей листву и траву. Воздух был свеж и прозрачен.

Семён потянулся и сел. И тут же понял, что утро началось несколько необычно. Во-первых, парень проснулся раньше всех. Обычно, его товарищи в это время уже давным-давно бодрствовали, но на теперешний момент, они всё ещё спали. Семён раздул огонь побольше, повесил над ним котелок с водой и попытался разбудить Бора.

Тот еле-еле открыл глаза, глядя на своего сотоварища абсолютно бессмысленным взглядом. И не было в нём того «сверровского острия», пронзающего насквозь, а лишь какая-то безразличность.

– Чего тебе? – устало побормотал северянин.

Он зевнул, явно намереваясь снова прилечь.

– Так это… утро уже давно… глубокое…

– Н-да? – Бор огляделся и тяжко вздохнул. – Растолкай этого… Велеслава… А то он вчера здорово набрался той «дикой воды».

Друид тоже с трудом поднялся. Его медведь открыл левый глаз и сердито рыкнул.

– А ну тихо! – огрызнулся Велеслав своему сторожу. – Ну я… мы… и дали! Уже час, как должны были бы быть в пути.

Все трое плотно позавтракали. Разговаривали мало и всё не по существу.

– Далеко ещё? – устало спросил Бор.

– Я у того Древа и не был… Просто знаю, куда идти, – отвечал безразличным тоном Велеслав.

– Здорово! – недовольно воскликнул северянин.

Вскоре группа тронулась в путь. Снова впереди друид со своим медведем, за ним Прутик, тянущий в руке осточертевшую клетку с почтовыми птицами, а замыкал всё это Бор.

Утро было чудесным. На небе ни облачка; солнце весело щекочет лучиками, пробиваясь сквозь листву высоченных деревьев; по лесу погуливает свежий ветерок. Благодать…

Прутик улыбнулся, глядя ввысь. Тут сзади послышались сдавленные ругательства: Бор в очередной раз споткнулся и едва не упал на землю.

– Устал что-то, – лениво оправдался он. Что тоже, кстати, было удивительно. – Ноги не несут.

Велеслав остановился, хотел усмехнуться, но вышло так, будто он скривился.

– Можем свернуть в сторонку, – предложил он. – Тут верстах в двадцати, как идти на юг, есть эльфийская усадьба – Золотая Поляна.

– Да? – попытался изобразить удивление Бор. – Откуда она тут?

– Там издавна стоял джунский портал. Эльфы его присмотрели. Теперь… теперь считай, охраняют, поскольку портал-то действующий, – друид смачно зевнул и тряхнул головой. – С него на Тенебру легко попасть. А поморцы… вот ушлые ребята… привозят к усадьбе свои уловы. Там недалеко от неё, на бережку пролива, пристань сделали. Эльфийская называется… Слыхал?

– Нет, – отрицательно мотнул головой северянин.

– Поморцы торгуют с Тенеброй? – поинтересовался Прутик.

– Ну да. Что-то типа того… Эльфы любят кушать морскую рыбу, – друид улыбнулся. Его фраза явно носила какой-то дополнительный смысл, но Прутик не смог понять какой. – Да и янтарь… Мыс Туманный не жилой. Слава о нём бродит недобрая. Поморцы стороной обходят, а эльфам… не будь тут портала… вообще бы не приезжали.

– Неохота туда идти, – отмахнулся Бор. – Сначала вот найдём Древо… решим гибберлингские вопросы, а вот потом, может, и заглянем.

– Ну, как хотите. Древо, так Древо…

Друид сощурил один глаз и негромко пропел:

 
Вырастало одно дерево
Одно дерево дубовое.
Сколь высокое, столь красивое;
Корни его в земле,
Ветви его в солёном море,
Вершина его в синем небе.
 

Тут Велеслав вновь зевнул. А с ним широко разинул пасть и его мишка.

– Ого! Сейчас и меня вдвоём проглотите, – попытался пошутить Бор, сам зевая.

Снова тронулись в дорогу. Но теперь не только северянин спотыкался, а и друид. Прутик настороженно глядел на своих товарищей, не понимая, что происходит. Где-то в глубине мозга мелькнула мысль: «А не съели ли эти двое чего-то не того? Откуда такая сонливость? Или на пару «дикой воды» напились?»

Становилось жарко. Или так казалось. Прутик не мог определиться. Его уши отчего-то нестерпимо «горели». Если верить бабским приметам, то его, видно, действительно кто-то вспоминал.

– Всё, привал! – крикнул сзади Бор.

– Согласен, – ответил друид.

Оба устало опустились на землю. Медведь недовольно рыкнул и ткнул носом своего хозяина. Друид сердито отмахнулся и устало растянулся под кустом.

Прутик поставил клетку и только сейчас заметил, что оставшиеся две птицы лежат навзничь, словно мёртвые.

– Что за ерунда? – пробормотал он, открывая дверку и вытягивая одно из неподвижных телец.

Сердце парня сжалось в комок. Он испуганно огляделся и решительно подошёл к Бору.

– Тут это… вот… гляди…

Но северянин даже глаз не открыл.

«Что такое? – смутился Прутик. Он осторожно потряс Бора за плечо, но тот не двигался. – Э-э, что происходит?»

Семён подумал о страшном, и приложил своё ухо к груди северянина. Сердце того билось… медленно, но билось… Скорее всего, Бор спал. Так же, как спал и Велеслав, лёжа головой на боку своего медведя.

Но почему эти двое не хотели пробуждаться? Это сильно встревожило парня. Он вскочил на ноги и растерянно заходил взад-вперёд.

«Что делать? Что делать?» – одна и та же мысль жалила мозг.

Никаких разумных подсказок в голову не приходило. И тут раздалось громкое карканье.

Прутик вздрогнул, обернулся: возле тела северянина скакали три жирные здоровенные вороны.

– Пошли прочь! – шикнул на них Семён.

Но птицы не собирались улетать. Они чуть подскочили к пареньку и ещё громче заорали.

«Уже примчались, гадины! – рассердился Прутик, ища глазами, чем бы в этих ворон кинуть. – О, Сарн, неужели птицы что-то чувствуют?»

Семён старался отогнать недобрые мысли. Сам выломал ветку и стремительно подошёл к птицам.

– Пошли вон! – прикрикнул он на них, замахиваясь.

Вороны не испугались. Они заорали своими противными голосами, прямо-таки кидаясь на парня. Одна из птиц раскинула крылья и стремительно бросилась в лицо Прутика.

Тот испуганно взвизгнул и закрыл руками глаза. В следующую секунду он свалился навзничь.

– Вставай! – послышался властный женский голос.

Он доносился откуда-то издалека. В голове стоял странный туман, мысли сбились.

Когда Прутик открыл глаза, то с удивлением увидел, что стоит на четвереньках, а в ладони у него не выломанная ветка, а «кошкодёр».

«Когда я его успел схватить?» – мелькнула мыслишка.

– Вставай! – вновь послышался властный голос.

Прутик оглянулся – никого.

– Не теряй времени, охламон! – продолжала командовать женщина-невидимка. – Чеши во всю мочь к Древу!

– Кто здесь?

– Я, – и тут же смешок. – Что у тебя в руке?

– Меч…

– Держи меня крепче.

– Кого?

– Меч, твою мать! – яростно крикнул голос.

– С кем я говорю? – Прутик поднялся и огляделся.

Ворон уже не было. Зато, в глаза бросилась… ожившая змейка на руке Бора. Она бесстрастно глядела на Семёна своими красными глазами-рубинчиками. При этом изредка шипела, высовывая маленький язычок.

– Какого… Что тут происходит?

– О! Прозрел! – хихикнул голос. – Живо иди к Древу! Иначе эти двое – Бор с Велеславом, отправятся прямиком в чистилище.

– Да кто же это говорит?

– Ну, ты охламон! Меня зовут Лютой. Это я у тебя в руках. И буду с тобой, пока мои братья сторожат сон хозяина.

Первосвет с удивлением поглядел на «кошкодёр».

– А что с ним, с Бором-то? И друидом?

– Сон… беспробудный сон… Вы шли да спотыкались. Глядели обо что?

– Нет.

– О кости… человеческие… Мы сейчас в таком месте, куда даже звери и птицы не забредают.

И только сейчас Прутик понял, что кроме шума ветра, он ничего больше не слышит. Бабочки не порхали, цикады не стрекотали… А вот медведь бодрствовал. Он приоткрыл один глаз и недовольно глядел на парня.

– А где все? – Прутик огляделся.

– Умерли… Ха-ха! – Лютая рассмеялась. – Ты собираешься идти?

– Зачем мне к Древу? И где его искать?

– Поверни на юго-запад… вон к тому грабу. Шевелись!

Прутик подскочил и послушно пошёл в указанном направлении. В его голове по-прежнему шумело. Уши всё также «горели», но в целом он чувствовал себя нормально.

– Мы пытались предупредить хозяина, но он словно оглох, – сердито бурчала Лютая.

– А ты… человек? – осторожно поинтересовался Прутик. – Я хотел сказать… Искра?

– Нет. Я следствие эльфийской магии. И не только её… Смотри под ноги!

После этих слов Семён споткнулся. А когда поглядел обо что – обомлел. Из земли торчала часть человеческого черепа.

– О, Сарн! Спаси и сохрани!

Пройдя саженей двести, Прутик очутился на краю обрыва. Далеко-далеко внизу, наверное, в версте отсюда, виднелось огромное… Нет! Просто гигантское дерево. Оно весьма значительно торчало над всем лесом.

– Это оно? – спросил Прутик.

– Оно… оно… Будь осторожен, когда начнёшь спускаться. Тут многие голову свернули.

– Спасибо, – испугано прошептал Семён.

И он медленно стал спускаться. Земля под ногами в буквальном смысле хотела выскользнуть, так и норовя отправить человека кувырком к подножью пригорка. Каким-то чудом Прутик пару-тройку раз избежал возможного падения.

Внизу парило, как в бане. Стояла лёгкая туманная дымка. Прутик взмок до последней нитки. Дышать было трудно.

Здесь, как и предупреждала Лютая, виднелись чьи-то останки. Гнилые кости, обтянутые истлевшей тканью. Иногда ржавые доспехи и оружие.

– Вот он – мыс Туманный, – несколько весело проговорила Лютая. – Иди по тропке и не сворачивай в чащу.

– Почему?

– Там кое-какие твари завелись… плотоядные…

И снова смешок. Казалось, что Лютой доставляет удовольствие попугивать парня.

С каждым шагом туман становился гуще. Прутик даже не успел сообразить, когда тот поглотил и его, и лес, и тропу под ногами. Мир потускнел и словно куда-то исчез…

Семён встал, как вкопанный. Вокруг него медленно-медленно копошилась белёсая мгла. Стояла тишина. Не было ясно, ни откуда Прутик пришёл, ни куда идёт. Не было даже ясно день сейчас или ночь. Парень полностью потерял ориентацию в пространстве.

– Что-то это мне всё не нравится, – пролепетал он, обращаясь к Лютой, ища в ней поддержки.

Где-то громко треснула ветка. Потом что-то зачавкало. От этих звуков по спине пробежал неприятный холодок.

– Иди, не стой на месте! – сурово сказала Лютая.

Тон её «голоса» заметно поменялся. И это ещё больше встревожило Семёна.

Несколько шагов и нога вдруг вляпалась во что-то липкое. Широкая слизистая полоса пересекала тропу, уходя в копошащиеся струи белесого тумана. Масса была весьма клейкой. Прутик даже с некоторым трудом оторвал стопу.

– Фу! – он зажал пальцами нос. Воняло чем-то тухлым.

Лёгкое шуршание справа заставило парня напрячь зрение. Ему показалось, что кто-то движется в его сторону. Рука с «кошкодёром» сама собой выступила вперёд.

Шурх-х-х… шурх-х-х… потом лёгкий свист… треск веточек и снова шурх-х-х…

Из перетекающих друг в друга клубов, вынырнула сероватая масса. Через несколько секунд стало ясно, что она вовсе не серая – в том вина проклятого густого тумана. Она имела ярко-малиновый цвет и двигалась прямо по тропе в направлении стоящего на ней человека.

Шурх-х… свист… шелест опавшей листвы… шурх-х-х… шурх-х-х… тонкий свист, – это смачно причмокивающее нечто продолжало уверенно ползти вперёд.

Прутик сощурился, пытаясь различить хоть какие-то детали. А когда это, наконец, удалось, он почувствовал, как его волосы встали дыбом. Ведь к нему приближался исполинских размеров слизень цвета сочного куска свежего мяса.