Текст книги "Набат-3"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
– Песок, видите ли, ему понадобился из Мертвого моря, – сказал один таможенник.
– Красиво жить не запретишь, – сказал другой без зависти. Чтобы приблизиться к красивой жизни, надо быть послушным. Беречь собственное здоровье, например, не лезть куда не просят.
Напарник Геннадия, приятный гихушник средних лет, дослужил до майора в органах, откуда ушел без сожалений в начале девяностых годов. Его готовили для особых заданий, обучали ивриту, хотя он и близко не имел еврейских родственников.
Когда страну залихорадила перестроечная пора, его знания очень понадобились не органам, а многочисленной братии коммерсантов. Не раздумывая долго, Сергей Сергеевич Студеникин, как звали майора, уволился, с легким сердцем повесил мундир в шкаф, а партбилет положил в шкатулку до лучших времен и новую жизнь начал с частных уроков желающим соприкоснуться с землей обетованной. К середине девяностых желающих связать свою жизнь с государством Израиль поубавилось, поубавились и заработки бывшего майора Студен и ки на до самой встречи с Геннадием Глебовичем. Чем-то он приглянулся ему. Может быть, за умение уговаривать еврейских коммерсантов добровольно расставаться с некоторыми суммами в обмен на спокойную жизнь в России. А дейст вовал он посредником, вроде бы никогда и в глаза не видывал никаких крокодилов. Поминая тяжкую долю вечно гонимого народа, он уговаривал согласиться на «крышу», возвращался с наличными к хозяину, имея своих пять процент ов от сделки. С несговорчивыми беседовал сам Гена Крокодил со товарищи, поэтому Сгуденикин старался уговорить клиента в одну ходку расстаться с нужной суммой ради спокойствия.
Информация о наглых вымогательствах оседала в милицейских протоколах, в компьютерных данных РУОПа, и все знали, чьих рук дело, но стражи порядка не спешили оборонять пострадавших от вымогательства, ссылаясь на то, что брать преступников надо с поличным, а получать за помощь наличными. На том и разошлись. Фемиде потуже затянули повязку на глазах, стражи порядка и законности ремни на брюках, а честные коммерсанты обзавелись «крышами», повысив на товар цены.
За перелет в Израиль и обратно Геннадий положил бывшему майору хороший гонорар, и было за что: Студе– иикин управлялся с клиентами с оружием и без оружия столь же красиво, как с ивритом. Даже слеза, которую он пускал по поводу бедственной участи избранного народа, имела подлинный вкус еврейской соли.
«Если бы не образование, – сделал как-то вывод Крокодил, – был бы мой майор из бывших рядовым вымогателем, знания сделали из него винджеммера».
Итак, частный самолет с пассажирами на борту взлетел из аэропорта Шереметъево-2, достиг Израиля, в аэропорту Бсп-Гурион пассажиров встретили и без промедчений повезли в окрестности города Семь Колодцев, где водился кристально чистый песок для медицинских целей.
Открытый армейский джип катился но чистому асфальту трассы с обилием зеленых насаждений по сторонам, и не верилось, что где-то рядом существует пустыня.
– Есть, есть! – уисрял водитель. – Любой кибуц – истинный оазис, вам очень понравится. Вы надолго в Израиль? Как получится? Тогда советую осмот реться. Понравится – живите. Я постоянно буду при вас и покажу любое место. Я служил в армии. А вашему товарищу нравится? – спросил водитель, кивая па Геннадия.
Студеникин перевел вопрос.
– Нравится, – хмыкнул Крокодил. – Как в России, на каждом шагу евреи.
– Товарищ сказал, – перевел Студеникин, – здесь ему все родное.
– Пусть переселяется, – кивнул водитель удовлетворенно. – Не важно, что не еврей. Главное, чтобы не бедный. Он богатый?
Студеникин перевел.
– Скажи ему, если за пару дней не разбогатею на кругленькую сумму, сделаю себе обрезание.
Перевод на иврит:
– Товарищ ответил, что еше немножко разбогатеет и сделает себе обрезание.
– Правильно, – снова удовлетворился водитель. – Без денег обрезаться нечего, своих хватает.
Геннадий перевода не потребовал, занятый своими мыслями и наблюдениями.
– Ты сям с ним беседуй, не отвлекай меня.
– Мой шеф мыслитель, – добросовестно перевел на иврит Студеникин. Любит без посторонних наслаждаться окружающим и прикидывает, где какой бизнес расположить.
– Нужный ход! – серьезно отвечал водитель. – А осмотр достопримечательностей бесплатно!
А Гена Крокодил просчитывал заново свои возможности в чужой стране с правом одного выстрела. В Израиле ему не дадут отстреливать мишени многократно, это не российская беспределыцииа. То, что Яша Зельцман драпанул сюда насовсем, проверено. Хотя с такими деньгами можно лететь куда угодно. Он мог выправить себе новые документы, и весь мир перед ним, ищи потом ветра в поле...
Почему именно Геннадия толкнуло искать Яшку в пустыне? Трудно сказать, интуиция... А интуиция на опыте. На первых порах Яшке надо осмотреться в родном месте, откуда его не так просто извлечь, дома и степы помогают.
О Якове Зельцмане Геннадий постарался получить самую Обширную информацию. В президентскую команду его протащил Свинцов из Нижнего Новгорода в благодарность за показания против Андрея Клементьева, несостоявшегося мэра. Вместо гонорара, так сказать, за услужливость. Гена Крокодил не пожалел денег за информацию и взял след – украденные казацкие денежки стоили того: родители Свинцова и Зельцмана были когда-то соседями, дружили семьями. Первые остались в России. Зельцманы уехали в Израиль. Это и побудило Геннадия направить свои стопы к городу Семь Колодцев. Он был уверен: почитающий родителей Яша Зельцман должен посетить родной дом и только потом исчезнуть.
«Чего я задергался? возмутился на себя Геннадий. – Попал, не попал в точку, а родину Христа посетил, мать его так! Все на свете знать желательно...»
Он успокоился, окружающее приобрело цвет и запах, а размышления покой.
«А не побывать ли мне в Яшкиной шкуре? – сам себе предложил Геннадий. – Как бы я поступил с поправкой на неопытность стяжателя?»
Покойный папа Зельцман учил сына, когда ему при спела пора становиться на ноги: «Яша, если поймаешь птицу счастья, не обломай ей хвост. Вслед за удачей всегда идет хорошая неудача. В такой момент надо остановиться и оглянуться».
Так он сказал, когда Яша решил всрнугься в Россию на заработки вслед за соплеменниками. До отъезда семья Зельцманов жила в местечке под Ставрополем. При Горбачеве открылись границы, семья бросилась па родину предков. Яков к этому времени окончил пединститут и получил распределение на Камчатку, в рыбачий поселок Тиличики. Какие Тиличики? Какой уважающий себя еврей поедет туда, где довить нечего? Так рассуждал отец. Истинно сказано: в месте с таким названием птица счастья не гнездится. Яков не поехал в Тиличики, к черту на куличики, и вместе с родителями уехал к дальним родственникам. Там было тепло и росли грейпфруты.
В Израиле, как выяснилось сразу, птица счастья не водилась тоже. Сыны Сиона и дщери Израиля трудились в кибуцах и обязательно служили в армии. В цахал Яшу не взяли из-за несворачиваемости крови, зато и работы он найти не мог. Три года несносной жизни вылились па странички письма к более удачливому родственнику в России, Сереже Тристенко, Кацмаиу по матери. С фамилии отца начиналась удача, он вполне стояще устроился в Москве. Дальний родственник не отказал в сочувствии и поддержке, дал совет сменить фамилию и возвращаться назад. Места всем хватит. Стал Яша Триетспкой и поехал в Москву.
В середине девяностых происходило в России такое, чего самый изворотливый еврей не придумает нарочно: в стране от Москвы до Тиличиков никто рыбу не ловил, штанов пе шил, но занимались коммерцией поголовно. Шили силки и ловили птицу счастья. Кому как повезет, кто знал маршрут полетов. «Сирожа» Тристенко пристроил Яшу Тристенко к Свиппову, где он не трудился в ноте лица, но служил благодетелю преданно, получая приличное довольствие. Такое не было нонсенсом, нонсенсом была сама сиюминутность, и умный Свиниов поучал: бери, пока дают. Потом сгал набирать скандал с делом Клементьева, Свинцов начал терять самоуверенность. Однако его востребовал в Москву Гуртовой, а далее Свинцов перетянул Яшу в столицу. «Союз рыжих» держался уверенно, и Яков на первых порах диву давался, как уверенно и весело врут его погодки, как хорошо устроились учителя начальных классов, выпускники медучилищ и химтсхнику– мов, какие деньги зарабатывают. Обо всем этом он написал отцу в Израиль. «Яша, тикай! – ответил отец. – Это кончится плохо». И Яша был не против, и Лившиц уже подал в отставку, во всеуслышание назвав президента вел и ким человеком на прощание, и голову пеплом посыпал, каясь за трясину, в какую он, Лившиц, помог завести страну. Значит, откладывать нечего, пора сматывать удочки, ловить больше нечего. Только ведь птицу счастья так и не поймал! А вот прежние сокурсники, его соплеменники, свое взяли сполна, могли украшать главу перьями этой птицы и умно вывезли их в страну обетованную. На потом, на всякий случай.
Гут и Яша влет подстрелил птицу счастья на восемьсот тысяч долларов живого веса и очень быстро дал тягу, не предупредив товарищей.
А вот туг и началось. У-у-у, казачки – увальни, но догонят, вставными зубами не отделаешься. Это Яков выучил еще на Ставропольшипе, а па Израилыциие самое место ему спрятаться. На Ставропольшипе всего лишь местечко.
Но зуд в руках остался, едва он брал в руки чемоданчик с долларами. Не случайно папа учил: украсть и дурак сможет, смоги спрятать.
Жена, выросшая в здешнем кибуце, не нашла трагедии в Яшиных метаниях. Половину денег надо положить в банк, жить на проценты, а на другую половину перестроить дом и купить все .необходимое. Женщинам что сто долларов, что сто тысяч – пристроят их спокойно и все сразу. Тем более не шекели.
– Циля, – ужаснулся Яков, – за такие деньги меня из-под земли вытащат!
– Это еще неизвестно, – спокойно возражала она. – Зато наши дети будут славить твое имя. Я уже снова беременна. и мине твои заботы не интересны. Я на втором месяце.
Яше бы порадоваться, а он принялся размышлять, был ли у него акт но таким расчетам? Определенно не случался, постился он третий месяц.
– Ах, изменщица! Ах, Иезавель! – возгневался он. – Это кто меня славить будет?
– Будут славить все, – уверила Циля. – И Сирожа 1 ристенко обязательно.
И, не последовав совету отца о хорошей неудаче, Яков помчался в Тель-Авив, взяв у мамы папину адашину, сга– реиький «жиан», па котором напа никогда не ездил. А помчался потому, что or такой женщины надо немедченно спрятать большие деньги. Это русским телкам они мутят голову, еврейки же сразу думают трезво о детях и многочисленной^ родне. Яков торопился, и мамины слова напутствия слушал вполуха, что машина иранская и ездить на такой опасно. Ерунда! Машина завелась со второй попытки, и Яков не мешкая выкатил на трассу в сторону Тель-Авива.
Чемоданчик с деньгами он положил па сиденье рядом с собой, а под деньгами лежана еще и драгоценная дискета...
– Сколько дорог ведут в Семь Колодцев? – спросил вдруг Геннадий у С ту Деникина. – Узнай у водителя.
– Единственная. Через пару километров будет поворот – и дорога на Семь колодцев, – ответил водитель и привлек внимание своих пассажиров к машине на противоположной стороне: – Глядите, какой-то поц на иранской машине. Точно, кто-то ему шипы проткнул, у нас не любят этого.
Проезжая мимо, Геннадий и Студеникин проводили взглядом старый драндулет. Обычная история: выставив красный треугольник, неудачливый хозяин возился с колесом под палящим солнцем.
Геннадий встрепенулся: вытирал пот с липа и провожал взглядом их открытый джип, несомненно, Яшка Зельцман, он же Гольдман, он же похититель казацкой мошны, ибо другого такого глупого везунчика не водилось на всей планете. Для Гены Крокодила он являлся самым желанным евреем, ошибиться он не мог.
Первым желанием Геннадия было крикнуть водителю: «Стой!» – а со вторым желанием тотчас кинуться к драндулету. Он сдержатся так сильно, что засосало под ложечкой. Не в Москве, нечего светиться.
– Сергей, спроси водителя, кто на таких машинах разъезжает? – слегка толкнул он в бок Студеникииа.
– Эмигранты, – перевел ответ Студеникин. – Свои считают позором иметь иранский и вообще арабский автомобиль.
Джип тем временем открутил уже метров триста от «жиана».
– Тормозни! – крикнул Геннадий, и водитель недоуменно уставился на Студеникина.
– Шеф просит остановить, – сказал он водителю, сам ничего не поняв.
Джип подъехал к обочине.
– Что случилось?
– Сдается мне, это наш конкурент, может опередить пас. Поговорить надо, – прищурившись, ответил Геннадий. – Переведи.
– Ух! – обрадовался водитель. – Беседуйте. Я ничего не вижу. Подъехать к нему?
Он по-своему и кстати понял, что значит «поговорить с конкурентом»: в Израиле выскочек не любят.
– Не стоит, – рассчитал ситуацию Геннадий: он подойдет к «жиану» под прикрытием деревьев и не привлечет внимание Яшки. – Оставайтесь здесь...
И шагнул в пекло.
Яков качал ножной насос, часто отдыхал и не увидел человека, подошедшего с обратной стороны. Шипел насос, пыхтел Яша, драгоценный чемоданчик лежал на сиденье.
Геннадий простил Якова. Открыв чемоданчик и убедившись в сохранности искомого, он закрыл его и потопал не спеша в обратную сторону. Ну ничего не свершилось в мире за это время, ничегошеньки!
Вот и драгоценный чистейший песок. – указал он на чемоданчик в левой руке. – Договорились мирно, поворачивайте назад, командировка закончилась раньше времени.
Водитель удовл створен но кивнул и развернулся на пустой трассе. Его дело маленькое.
Когда джип поравнялся с «жианом», Гена Крокодил встал во весь рост, поднял над головой чемоданчик и крикнул ликующе, как делают это поймавшие птицу счастья:
– Придет, Яшка!
И расхохотался во всю ширь объемистых легких. Еше хотелось станцевать, не отхоля от кассы.
Яков от дикой жары мало что понял, но подкралось нехорошее чувство, как тошнота, и он заглянул внутрь «жи– ана». Понял все. Сердце сжалось до проколотого колеса. Ехать стало некуда.
Ибо в Талмуде сказано: если колесо спустило – несчастье, значит, хорошее несчастье впереди.
Песок для богатого пациента брали по пути из аэропорта Шереметьсво-2. На причале Москвы-реки с правой стороны всегда большие горы, словно специально по случаю.
Повеселевший Гена Крокодил не поленился ради хохмы преодолеть препятствия на пути к такой горе. Молодым козликом он скакнул через канаву, левой ступней угодил на камешек, прокатился на нем. как на ролике, и, потеряв равновесие, упал. Левым виском ударился о выступ железной балки.
Когда выяснились обстоятельства трагедии, огохались знавшие Гену молодым и жизнерадостным, а друзья скинулись на шикарный памятник, бывший майор Студеникин уехал отдыхать на курорт у Мертвого моря, подлечить здоровье. Отдыхал он степенно и без шума, как человек, который о птице счастья помалкивает.
Генерал Лебедь в очередной раз оказался в финансовом тупике, в очередной раз обозвал Судских треплом и просил не попадаться ему на глаза.
Как всегда, хорошим несчастьем распоряжался хитро– мудрый сатана, дурача людей запутанными тропами..
3-12
Середина лета щедро потчевала землю всеми своими прелестями, и если бы не в таком буйном разгуле и неумеренном количестве – жить бы и радоваться. Африке – сады,
Чукотке – лето, тишину Огненной Земле, и вообще благодать всей планете. И хижинам мир, и дворцам покой. Но Китай тонул в обильной воде, в Европе горели от яростной жары злаки, сотрясало американский материк, а в безмятежной Австралии неизвестный вирус поедал поедом без разбору живность.
Что случилось в небесной канцелярии?
А кому из атеистов или служивших Мамоне до этого дело? Были заботы поважнее: мировой финансовый кризис, глумливее серо-зеленых водорослей, медленно и уверенно забивал поры живого организма планеты, и организм этот начинал задыхаться.
Кавардак в России касался всей планеты. Те. кто создал его искусственно, все еше не хотели сознаться себе, что посеявшим ветер бури не миновать и на самом распрекрасном унитазе не отсидишься.
Сатана готовился к балу.
Со смертью Геннадия для Судских расширилась полоса неудач и скитаний. Первым вестником явился один из подручных хозяина и пробурчал, пряча глаза, что квартира будет продаваться и надо бы съехать побыстрее. Хорошо хоть навестил добродушный Луцевич и простецки предложил перебраться к нему, пока жена с догиней Дуськой на даче. Этого не сделаешь: вычислят, тогда невольно принесешь хорошему человеку неприятности. А неудача с поездкой Геннадия в Израиль напрочь лишила его возможности посетить приглашавшего до того Лебедя. К своим сослуживцам Судских не обращался из-за принципа, чтобы не гнать волну раздора между милицией и УСИ в смутную пору. Он общайся только с Григорием Лаптевым и только в чрезвычайных случаях.
Честное слово, как сирота! Изгой... На люди не выйти, друзьям не позвонить. Откушенный срок оставления квартиры заканчивайся через два дня: это он Крокодилу был нужен, а крокодильчикам до него дела нет. Из оставленных на пропитание денег оставалось около пятисот рублей... И до того не хочется возвращаться к Буйнову! Не по нему их раскладки, куда придут националы, он знал, и эту кашу его силком не затянешь. Вчера Буйнов звонил и уже настойчиво приглашал перебираться. Судских выпросил пару деньков на сборы. Вот они, два дня – суббота и воскресенье... А дальше – как у Высоцкого: «...и пошла она к нему, как в тюрьму». Не пойдет Судских в подчинение Буйнову.
И куда тогда?
Самая глупая изначальная мысль позже становится умной: не податься ли к красноярскому губернатору?
Родилась она после беседы с Лаптевым: Гришу приглашали в Красноярск проверить некоторые расчеты; Гриша – ладно, а Судских тут с какою боку?
Это с какого боку посмотреть. Во-первых, худо-бедно, а Фонд ветеранов-афганцев помог генералу заткнуть кое– какие дыры и на Судских ему фыркать нечего, во-вторых, оба оказались в патовой ситуации, пусть и каждый по-своему, но бодливых метят одной меткой: не влезай, убьет.
Поэтичность образов не была свойственна бравому вояке и матерщиннику. Мыслил он здраво и жил, сообразуясь со здравым смыслом, и наивным не был. Он неплохо различал полутона и едва ощутимые колебания наверху, и наверху понимали, что это далеко не простой парень и до блеска начищенный сапог из него не сделаешь.
И где-то он уже переиграл мнящих себя столпами общества, олигархами и сильными мира сего...
Когда любители поучать опомнились, бравый генерал уже выбрачея из патовой ситуации. Поматерился. но вышел. Пока стратеги размышляли, сгодится ли на ближайшее будущее патовый вариант, он подготовил шаг. Шаг был хорошим и неожиданным, но делать его сейчас, в середине сатанинского года, преждевременно и – тсс... Черт не дремлет, а Бог заливает планету водой, тренируя земных засранцев перед грядущим потопом.
Путает?
Пугать по-всякому можно. Сказывают, мужику в Саратовской губернии яички молнией опалило и после лого у него детишек не случалось, зато мужик заговорил по– китайски, на иврите и живаго великорусского познал классно, а подкову стал сгибать двумя пальцами, вот re крест!
Л губернатору свалилось с неба триста штук условных единиц, и забастовку учителей и врачей отменили. Губернатор и так и эдак разглядывал банковскую платежку и в голову не мог взять, с чего вдруг разбогатели афганцы, еше и расщедрились. Правда, Судских обещал помочь. И дважды обещания не выполнил. Петли здесь истины?
Губернатор вызвал к себе начальника охраны, верного и проверенного сослуживца, показал платежку и спросил:
– Судских работа?
– Сомневаюсь, не согласился тот. – Судских нынче в опале, а УСИ ликвидировали. Никто не знает даже, где скрывается Судских.
– Поищи. Найдешь – пусть на связь выйдет. Я тут ругнул его, он, наверное, обиделся, – честно признался губернатор.
Если милиция не может найти человека, значит, старательно ищет на освещенном пятачке. Начальник охраны губернатора искал Судских в другом месте. Созвонился с Лаптевым и передал просьбу хозяина. Через двадцать минут Гриша связался с Судских:
– Игорь Петрович, в Красноярск не хотите прогуляться?
– Причина? – насторожился Судских. Вопрос застал его врасплох, хотя втайне он желал этого. Как раз за губернатора его покарал Всевышний, отправил в прошлое без звания и пособия. Выходит, дьявольские штучки?
– Я понял, – отвечал Гриша, – он желает видеть вас у себя, а мне приглашение официальное.
– Можно поехать, – честно обрадовался такому завершению своей неустроенности Судских. – А ты, видать. в чести у больших людей? – улыбался он.
– Об этом не скажу, но губернатор желает вырваться из петли Березовского. Понимать стал, что страну спасут не бсрезовские, а буйновы. Обязан ему помочь.
«Дай-то Бог не на войне встретиться нам голика через два», – тоскливо подумал Судских, а вслух сказал:
– Не гони быстро. Гриша. Сам я пока в генерале не разобрался. В его идеологию здравого смысла верю, что Россию подымет, верю, но какой пеной, не знаю.
– А я знаю. Игорь Петрович, дорогой. Русскому мужику скажешь – бесплатно, не поверит, а пену заломишь, материться станет, по расплачиваться за беспечно прожитые годы будет. Как Сталин поступил? Рот залепил кляпом, кандалы на ноги навесил, но светлое будущее посулил. А нынешние вожди-штафирки сразу с вранья начали, их никто и не уважал в народе. Так что мы еше долго крепостными будем. И как бы па это ни ставил красноярский губернатор.
– Этим народ и пугают, Гриша. Знать его души не могу, но на свидание поеду.
– А где вы познакомились? – спросил Лаптев.
– В Приднестровье, – без особой охоты отвечал Судских.
– И?.. – не унимался Лаптев.
Судских ответил кратко настырному Лаптеву:
– УСИ тогда поручили разработку прекращения межнациональных конфликтов. Генерал провел операцию классно. а я получил первую генеральскую звездочку. В то время еще шарлатаны голову президенту не заморочили. Как бы у губернатора не одинаковая болезнь. Едем, Гриша.
– А я помню, – кивнул Лаптев. – Я вам тогда впервые втолковал теорию линейной зависимости. Слушайте, – сменил тему Григорий, – покойный Геннадий Глебович говорил, что вы – только не обижайтесь – во сне говорите.
– Бредил, наверное, – пробормотал Судских.
– Нет, не в бреду, – настаивал Лаптев. – Вы уже из транса вышли. Вам кто-нибудь говорил, что вы спите с открытыми глазами и во сне блуждаете?
Судских онемел. Здрасьте, он еше и лунатиком стал. Надо ж Гришке ковырять эту тему...
– Никто не говорил, – буркнул Судских.
– А с вами в этот момент разговаривать можно. Только ответа не понять, не на русском отвечаете. Геннадий проверил. Он вас спросил: куда идете? А вы в ответ: ю са. Тогда он одного полиглота озадачил, а тот удивился. Это, говорит, сленг, наречие на японском острове Кюсю – в баню, мол, иду. Вы жили на Кюсю? Многие японцы такого не знают.
– Да не был я в Японии вообще! – нахмурился Судских, Язык волей-неволей прикусил. Как же: был в семнадцатом веке, в пору восстания христианской общины, и когда сегун францисканцу голову рубил, присутствовал, и Навину Иисусу в глаза смотрел. Этого не скажешь, это лишь на Канатчиковой даче поймут. – Хватит, Гриша, болтовни. Когда летим в Красноярск?
Вылетели первым же рейсом. Отправился в путь Суд ских по подложному паспорту, как Ильич прямо. Только за Ильичем германская разведка стояла, а Судских своя милиция пасла.
Принимали гостей сдержанно и уважительно. Губернатор распорядился поселить их в своей резиденции «Сосны» в разных коггеджах. Хозяин – барин. В крас шла гражданская война севера и юга: норильский никель воевал с красноярским алюминием, безденежный губернатор их ни на чьи посулы пе купился, а без денег и покупать нечего. День губернатор продержался, осталось ночь выстоять. Край сидел на голодном пайке.
Генералы встретились в тот же вечер.
Прямолинейный губернатор сразу спросил, с чем связана отставка Судских.
– Связь прежняя, – отвечал Судских. – Развалить все, что еще можно. УСИ оставалось единственной мобильной единицей, способной помешать закабалению России. У нас была исчерпывающая информация обо всем и
всех плюс боевые формирования. Воливач хоть и коммуняка, а зрил в корень, но стал неугоден Степашке Бара– башкину. Грязная работа.
– Понимаю, – кивнул губернатор. – Чтобы элитное ворье вовремя унесло ноги прочь. Что делать будем, Игорь Петрович? – спросил он, будто совсем недавно не обзывал его треплом.
– А я что? – не помнил зла Судских. – Меня от дел отвели и возвращать, судя по всему, не собираются.
Постов не предлагаю, но помочь могу. Как, если вам в Думу баллотироваться?
– Ой, нет-пет! – обеими руками замахал Судских. – В этом клоповнике делать нечего. «Чтоб ты в Думу пошел», как выражался один мой знакомый.
– Надо, Игорь Петрович, – настаивал губернатор.
– Генерал, – решил показать характер Судских, – это не моя профессия, и я у вас не на службе.
– Зря вы в штыки принимаете мое предложение, Игорь Петрович, не спешил с извинениями iy6cpnaiop. По старой привычке он всех считал солдатами и лишь себя генералом. В гражданской одежде привычка служила ему плохой службой. Перед ним, как и он. сидел двухзвезд– иый генерал, человек далеко не последний в стране, а его нынешнее положение лучше всего говорило о высоком потенциале. Боятся значит, уважают. Как раз поэтому «рыжая команда» спихнула ретивого генерала в Сибирь па всякий пожарный случай. – Поймите меня правильно, – гнул свою линию пберпатор. Вы патриот, и я всей душой уважаю вас. Прошу извинить за прямолинейность. Мне очень бы хотелось видеть вас союзником. Мое движение собирает истинных патриотов, а вы на три головы выше ныне известных.
161
«Вот та самая черта, которая насторожила меня еще в другом измерении. Мой аппарат, мое движение... Тянут ь одеяло на себя и в теплой комнате неприлично, а страна не казарма».
6 Зак. 304S
Я хотел как лучше, – завершил уговоры губернатор, понимая, что ничего не добился.
Судских сразу возразил:
– Л получится как всегда. Гениальная фраза дьявольского времени. Разве за этот перл можно простить Черномырдину прегрешения перед страной? Это не литературный диспут.
– Еше и вымачивается, – поддакнул губернатор, снимая неловкость. – В единственные спасители России метит...
«Это уже ревность», – отметил Судских.
– Генерал. – сказал он, – я прибыл подругой причине. Меня спасать не надо, это решается в другой канцелярии, а вам я готов помочь. Давайте поговорим о насущных проблемах.
– Ну что ж, давайте, – с некоторым снисхождением согласился губернатор. С вашей номощыо поступили деньги?
– С помощью моего товарища, – ответил Судских. – Только не такими методами можно решить ваши затруднения. Григорий Лаптев, мой ближайший помощник и великолепный программист, подсказал интересную мысль, которая может стат ь перспективным планом выхода из кризиса. Обсудим?
– Готов, – согласился губернатор. С Судских приходилось считаться, он не вилял, не заискивал, как многие.
– Денег даром никто не даст, просить кредиты у МВФ – зряшное дело. Это петля. Фарисеи надевают ее под видом сочувствия и дружеской помощи и затягивают ее туго процент– ]ними обязательствами.
– Это мы проходили, – выказал нетерпение губернатор. – Что именно хотите предложить вы?
– Договориться с японцами.
А они торопятся дать нам деньги? – насмешливо спросил губернатор.
– Да, торопятся, – не уступил Судских. – Возможности японской финансовой помощи мы с Лаптевым просчитали еще с год назад. Красноярский край очень лакомый кусок и прекрасное иоле для инвестиций.
– Я слушаю, слушаю. – с ехидцей подбодрил губернатор. – Никак очередная секретная программа?
– Секрет прост: возьми, Боже» что нам не гоже. Топляк и отходы тяжелых металлов.
– Игорь Петрович, все ото давным-давно просчитали. – раздраженно молвил губернатор. Терпеливостью он не славился. – Нечестно работать я не могу-, а если честно торговать отходами, налогообложение почти 120 процентов. Коммерсант Тарасов Артем опробовал свои вариант в обход и схлопотал по рукам. Да меня каждый день подбивают поиграть с государством в кошки-мышки! Не выйдет.
– А я не предлагаю торговать отходами. Я предлагаю вывозить их как мусор, отдавать даром.
– Не понял...
– Дать японцам возможность вывозить отходы даром, твердо повторил Судских. Согласно всемирным экологическим программам. Зато для обеспечения прог раммы экологического оздоровления края можно получить от японцев обеспечение социальной части. Строительство жилья в крае, заработки тем, кто этот топляк будет вылавливать, подъем фермерского хозяйства...
Губернатор молчал, ожидая продолжения. На результат не надеялся, прожектами он сыт но горло, его только вечным двигателем не смущали. Он просто дожидался того момента, когда короткой, как очередь, фразой пришлепнуть очередного утописта. Беседа потеряла для пего интерес.
– А делается это так. Сначала заявляется филиал Всемирного экологического фонда в край, спонсировать программу которого предлагается Японии, и она, как добрый и бескорыстный сосед, вывозит гадост ь с енисейского дна и залежи вокруг красноярских заводов. Для провоза этой гадости привлекают китайцев, а они с японцами договорятся насчет прибылей.
«Какие прибыли!» – хотел было возмутиться губернатор, но Судских продолжал развивать тему:
– Топляк – ценная древесина, выстоянная, мореная. Лес для мебели специально выдерживают под водой. Разумеется, оплачивается труд тех, кто работает на подъеме топляка и вывозке. Поскольку программа международная, и заработки, как принято в цивилизованных странах, до тридцати долларов на человека за смену. Работать станут жители тех мест, откуда топляк вывозится. Работа посменная: часть работает на топляке, другая часть в поле, чтобы фермерские хозяйства не хирели.
Вот вам и отстрел одним выстрелом двух зайцев. Кстати, приспособления для подъема затонувших предметов со дна разработаны в Министерстве обороны давно и действуют. Вы уже убедились, что Красноярский край – Россия в уменьшенном виде, с прекрасной водной артерией через всю территорию. И если к Енисейскому пароходству присоединить Мурманское, тогда навигацию можно продлить на три месяца. А это ачинский мазут хоть до Роттердама и сибирский уголек. К тому же «Онэксим-банк», владелец контрольного пакета акций Мурманского пароходства, желает с ним расстаться. А Мурманское пароходство – сплошь балкеры, фрахт обеспечен надолго, – наставительно и даже язвительно выговаривал Судских, не заботясь о губернаторских возражениях. Закончил он, что называется, во здравие: – Если оживить край от истоков Енисея до северных морей, тогда можно говорить уверенно, что Россия станет произрастать Сибирью.
Понравилось губернатору или нет высказанное Судских, виду он не подал, только ответил без энтузиазма:
